Статья
В ноябре этого года исполняется сто лет Великой Октябрьской социалистической революции, как называли её при Советской власти. Оппоненты именовали это событие более скромно: «Октябрьское восстание», а то и «Большевистский переворот». Споры об её значении не утихают и по сей день, стороны до сих пор не примирились, и гражданская война, начавшаяся в стране сразу после революции, по-видимому, ещё не закончилась. Во всяком случае – в умах! Но разговор пойдёт не о политике – о литературе. Как же встретили Октябрьскую революцию российские писатели? В каких произведениях она отразилась и какие оценки получила?
Увы, писатели того времени тоже разбились на два непримиримых, враждебных лагеря. Безоговорочно приняли революцию, поддержали новую власть, и в той или иной мере сотрудничали с большевиками-ленинцами поэты-символисты Брюсов, Блок, Городецкий, Белый, футуристы Маяковский, Хлебников, Асеев, крестьянские поэты Есенин, Клычков, Орешин, прозаики Горький, Серафимович, Фадеев, Фурманов, Вересаев, Бабель, Эренбург, Весёлый, Платонов, Зощенко, вернувшийся из эмиграции Алексей Толстой и многие другие. После Гражданской войны в советскую литературу влилась целая плеяда молодых писателей, самым ярким и талантливым среди которых был, несомненно, Михаил Шолохов.
Никому до этого не известный молодой прозаик из станицы Вёшенской неожиданно прогремел на весь Советский Союз! Четыре тома романа-эпопеи «Тихий Дон», которые он создал, можно с уверенностью поставить в один ряд с великой эпопеей Льва Толстого «Война и мир». Не покривив душой, без всякой рапповской пропаганды, Шолохов нарисовал подлинную картину Гражданской войны на Дону. Причём, с позиции казака-середняка, бывшего фронтового офицера Григория Мелехова, как бы представлявшего в своём лице основную массу донского казачества, умышленно втянутого в бессмысленную братоубийственную бойню.
Михаил Шолохов работал над своим детищем 15 лет. Первая, вторая и третья книги эпопеи написаны в период с 1925 по 1932 годы, опубликованы в журнале «Октябрь» в 1928 – 1932 гг. Четвёртый, заключительный том закончен в 1940 году, опубликован в журнале «Новый мир» в 1937 – 1940 годах.
Конечно, не всё гладко было и у Шолохова. Молодому писателю часто приходилось сталкиваться с предвзятыми и необоснованными мнениями о своём романе. Даже А. Фадеев, выступая в «Литературной газете», высказывал в адрес Михаила Шолохова ряд серьёзных, ничем не подтверждённых упрёков в «областничестве», «бытописательстве». Классик соцреализма писал: «Изучение «Тихого Дона», «Поднятой целины» может показать, как крепнет в этом писателе тенденция социалистического реализма, освобождаясь от элементов ползучести, неосмысленного бытописательства, областничества».
Пролетарская критика восприняла первые книги романа, мягко говоря, прохладно. Некоторые недоброжелатели и клеветники называли роман «белогвардейским», а самого писателя – чуть ли не «контрреволюционером». Кое-кто даже пытался обвинить Шолохова в плагиате. Публикация третьей книги (части шестой) «Тихого Дона» встретила значительные трудности. Особые нарекания цензуры и руководства РАППа (Российской ассоциации пролетарских писателей) вызвали главы, в которых говорилось о Верхнедонском восстании казаков 1919 года. Публикация шестой части, начатая в первых номерах журнала «Октябрь» в 1929 году, была приостановлена. Третий том вышел только в 1932 году; от Шолохова потребовали значительной переработки текста. Да и остальные книги выходили с некоторыми купюрами.
В конце концов, местные, ростовские чекисты по сфальсифицированному обвинению попытались арестовать Шолохова, и лишь высочайшее вмешательство самого Сталина спасло писателю жизнь. И это при всём том, что Шолохов не был пассивным наблюдателем бесчинств, творимых на Дону большевиками. Он неоднократно писал Сталину обо всех несправедливостях, которым подвергались казаки в годы коллективизации, заступался за репрессированных земляков, выступал в печати. Казалось, – писатель ходил по лезвию ножа, многие поплатились бы за это жизнью. Но, видимо, слишком высок был писательский и общественный авторитет Шолохова, и Сталин не решился поднять на него руку.
С Шолоховым в чём-то схож Михаил Булгаков, создавший роман «Белая гвардия», пьесу «Дни Турбиных» на его основе и пьесу «Бег». Он также писал то, что думал, к чему лежала душа, стараясь ни в чём не отходить от правды. Он никогда не скрывал своих симпатий к безвозвратно ушедшему прошлому и антипатий ко всему, что принесли с собой большевики. Наглядным примером тому служит его повесть «Собачье сердце», где Булгаков в сатирической форме, с большой долей сарказма критикует явно утопическую установку большевиков на воспитание пресловутого «нового» человека. Прообразами этого советского человека «счастливого» социалистического будущего служат пьяница Клим Чугункин и бездомный пёс Шарик.
Булгаков опубликовал некоторые свои произведения в газете «Накануне», выходившей в Берлине, а когда его перестали печатать на родине, написал Сталину письмо с просьбой отпустить за границу. Булгаков понимал, чем ему могло грозить подобное письмо, но всё-таки нашёл мужество пойти на этот отчаянный шаг. По сути, в те времена такое письмо можно было сравнить разве что с самоубийством. Мандельштаму стоило свободы одно лишь стихотворение о Сталине. Думаю, многие помнят: «Мы живем, под собою не чуя страны, / Наши речи за десять шагов не слышны, / А где хватит на полразговорца, / Там припомнят кремлёвского горца»…
Но вождь в отношении некоторых талантливых писателей вёл двойную игру. Он дал указание принять Булгакова на работу в МХАТ в качестве режиссёра-ассистента, разрешил ставить его пьесы. Пристрастные пролетарские критики обвиняли Булгакова в мещанском и буржуазном настроении, пропаганде белого движения. Утверждали, что в пьесах «Дни Турбиных» и «Бег» Булгаков якобы идеализирует белогвардейцев, – герои его пьес храбры, честны, благородны. Но Сталин не изменил своего отношения к творчеству писателя. В письме к драматургу В. Билль-Белоцерковскому он признавался, что пьеса «Дни Турбиных» нравится ему потому, что в ней показано полное поражение белых: «Что касается… пьесы «Дни Турбиных», то она не так уж плоха, ибо она даёт больше пользы, чем вреда. Не забудьте, что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы, есть впечатление, благоприятное для большевиков: если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав своё дело окончательно проигранным, – значит, большевики непобедимы, с ними… ничего не поделаешь, «Дни Турбиных» есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма».
В результате, чтобы как-то отблагодарить «хозяина», Булгаков совершает едва ли не единственную ошибку в жизни, – пишет хвалебную пьесу «Батум», в которой главный герой – молодой революционер Сталин. «Хозяин» посмотрел пьесу и запретил её постановку. Даже его покоробила такая грубая лесть.
В дальнейшем Булгаков больше не писал подобных опусов. Венцом его творчества стал знаменитый роман «Мастер и Маргарита», который писатель переписывал четыре раза, два раза сжигал и вновь восстанавливал, но, к сожалению, так и не увидел в печати. Посмертное завещание «мастера» выполнила его супруга, опубликовав роман со значительными купюрами во время хрущёвской оттепели. В настоящее время изданы даже черновики романа под названием «Великий канцлер» (первоначальное название произведения), по которым можно с интересом проследить за кропотливой работой Булгакова над этой самой лучшей его вещью.
Прозаик Андрей Платонов, за исключением раннего периода творчества, работал на будущее. Как и Булгаков, он не увидел напечатанными своих лучших произведений: «Ювенальное море», «Котлован», «Счастливая Москва», «Чевенгур», в которых писатель остроумно и образно обличает издержки, так называемого социалистического строительства.
Чисто плебейскую неприязнь большевиков к интеллигенции, к образованным и культурным слоям российского общества А. Платонов наглядно иллюстрирует в своём социально-философском романе «Чевенгур»: «Он (Дванов – П. М.) в душе любил неведение больше культуры: невежество – чистое поле, где ещё может вырасти растение всякого знания, но культура – уже заросшее поле, где соли почвы взяты растениями и где ничего больше не вырастет. Поэтому Дванов был доволен, что в России революция выполола начисто те редкие места зарослей, где была культура, а народ как был, так и остался чистым полем – не нивой, а порожним плодородным местом».
А вот как, например, А. Платонов описывает отношение российского крестьянства к Октябрьской революции в том же романе: «...землю отдали, а хлеб до последнего зерна отбираете; да подавись ты сам такой землёй! Мужику от земли один горизонт остаётся. Кого вы обманываете-то?» – говорят коммунисту Дванову в деревне. А в ответ на объяснение, что продразвёрстка нужна для революции, крестьянин резонно отвечает: «Дурень ты, народ весь умирает – кому ж твоя революция останется?»
Роман «Чевенгур» так и не был при жизни автора напечатан в полном объёме. В 1928 году журнал «Красная новь» (№ 6) опубликовал отрывок из романа под названием «Потомок рыбака»; журнал «Новый мир» – рассказ «Приключение» (№ 6). Повесть «Происхождение мастера» – в художественном плане, быть может, самая совершенная часть романа – вышла в 1929 году в одноименном авторском сборнике…
В стол, вероятно, писал свой роман «Доктор Живаго» и Борис Пастернак. В нём писатель с критической точки зрения оценивал Октябрьскую революцию и годы Гражданской войны. Роман был опубликован в Италии, и в 1958 году Пастернаку присуждена Нобелевская премия. На родинe разразилась буря. Все поголовно осуждали роман Пастернака (хоть и признавались, что его не читали). В том же 1958 году Пастернака исключили из Союза писателей. Двери редакций перед ним закрылись…
Иначе сложилась литературная судьба Дмитрия Фурманова. Его талант берёт истоки в военной и политической деятельности писателя. Ведя дневник, делая поспешные записи между боями, Фурманов выработал свой необычный писательский стиль, который основан на реальных фактах. Но стиль не документальный, не газетный, а – поднятый до больших художественных обобщений, хотя не чуждый и хроникальных подробностей. Поэтому, многими историками, географами и военными события, описанные в произведениях Фурманова, воспринимались как подлинные (известные романы «Чапаев», «Мятеж»).
В 1921 г. Фурманов стал секретарём Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП). Интересны его отзывы о коллегах-писателях, молодых и маститых. Фурманов едва ли не первым заявил об огромном таланте и значении поэта Владимира Маяковского (поэмы «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!»), дал высокую политическую и творческую оценку произведениям Сергея Есенина: «Годы молодые», «Русь Советская», «На родине», «Персидские мотивы», «Анна Снегина». Роман «Железный поток» Александра Серафимовича Фурманов назвал героической эпопеей и предрёк, что ею «будет гордиться пролетарская литература». Алексей Толстой, создавший трилогию «Хождение по мукам», для Фурманова был вовсе не «попутчик», как определяли рапповцы, а «наследник наших классиков». В начинающем Леониде Леонове он увидел «отличного, большого в будущем писателя», в романе «Цемент» Фёдора Гладкова – «явление в наши дни примечательное», в «Городах и годах» Константина Федина – «созвучие современности» и «свежесть языка», в повести «Виренея» Лидии Сейфуллиной – открытие типа «женщины-бунтарки».
Патриарх советской литературы, основоположник соцреализма Алексей Максимович Горький так высказывался о Фурманове в 1925 году, в Италии: «Это огромный писатель, который не сочиняет, а у него сама жизнь рвётся… отовсюду, удержаться нельзя. О, это будет великий писатель, увидите!»…
Среди пролетарских поэтов выделялся Демьян Бедный (настоящие имя и фамилия Ефим Придворов). В то время, – в годы Гражданской войны и в первое десятилетие после, – по славе и популярности ему не было равных. Общий тираж его книг в 1920-е годы превысил два миллиона экземпляров. Нарком культуры А.В. Луначарский оценил его как великого писателя, равного Максиму Горькому, и в апреле 1923 года ВЦИК наградил Демьяна Бедного орденом Красного Знамени. Приведём здесь строки, наверное, самого популярного произведения Д. Бедного, ставшего общенародной песней, это, конечно же, «Проводы»: «Как родная мать меня / Провожала, / Как тут вся моя родня / Набежала…». Однако, не менее известна и стихотворная, пренебрежительная оценка его творчества Сергеем Есениным в стихотворении 1924 года «Стансы»: «Я вам не кенар! / Я поэт! / И не чета каким-то там Демьянам…»
Из принявших Октябрьскую революцию поэтов хочется отметить и Велимира Хлебникова. И хоть он вообще был человеком вне времени, – у него промелькнуло несколько революционных, патриотических стихов. А, в общем, он не только не замечал какая за окном эпоха, но – есть ли у него под головой подушка или нет. По рассказам очевидцев, он спал на своих рукописях, набитых в наволочку. После возвращения из Персии, в феврале 1922 года Хлебников создаёт программное стихотворение «Не шалить!». В нём поэт выразил своё недовольство Москвой времён НЭПа, которая разочаровала его – революционера по убеждениям. Произведение опубликовано при содействии Владимира Маяковского в газете «Известия» – вместе с его известным сатирическим стихотворением «Прозаседавшиеся». Это была одна из немногих публикаций Хлебникова в конце его жизни: «Эй, молодчики-купчики, / Ветерок в голове! / В пугачёвском тулупчике / Я иду по Москве»…
Не устраивало рапповскую критику творчество поэтессы Анны Ахматовой. Первый её муж, поэт-акмеист Николай Гумилёв расстрелян в 1921 году. Впоследствии её судьбу усугубили репрессии против близких. В результате на голову строптивой вольнодумки обрушились преследования в виде правительственных постановлений, убийственной критики, вычеркивания книг из издательских планов. Затем – долгое молчание, вернее, замалчивание. Сама Ахматова в заметке «Коротко о себе» в 1965 году писала:
«С середины 20-х годов мои новые стихи почти перестали печатать, а старые – перепечатывать». Лишь в 1987 году в журналах «Октябрь» № 3 и «Нева» № 6 вышла, долго не печатавшаяся, одна из лучших поэм Ахматовой – «Реквием»…
Однако, многие российские писатели того времени не приняли революцию и власть Советов. Из-за разногласий с большевиками им пришлось покинуть Россию. Впоследствии этот «исход» был назван «первой волной эмиграции». Уехали Мережковский, Гиппиус, Набоков, Бунин, Зайцев, Бальмонт, Саша Чёрный, Ходасевич, Куприн, Цветаева и многие другие. Из оставшихся – некоторые были репрессированы. Погибли в лагерях поэты Борис Корнилов, Осип Мандельштам, Павел Васильев и другие.
Отдельно упомянем о писателях «белого» лагеря: поэтах Николае Туроверове и Арсении Несмелове, прозаиках Фёдоре Крюкове и Петре Краснове, – это наиболее известные имена. Итог жизни и творчества троих из них – печален: Крюков умер в 1920 году на Кубани во время отступления к Новороссийску Добровольческой армии, Несмелов и Краснов погибли в застенках НКВД после Великой Отечественной. Николай Туроверов избежал подобной участи, умер он своей смертью, в Париже в 1972 году. Хочется привести здесь начало его известного стихотворения «Крым»: «Уходили мы из Крыма / Среди дыма и огня. / Я с кормы, всё время мимо, / В своего стрелял коня».
Впоследствии этот образ был использован режиссёром Евгением Кареловым в художественном фильме «Служили два товарища». Подобно Туроверову, поручик Брусенцов, которого блестяще сыграл Владимир Высоцкий, отплывает на корабле от севастопольской пристани. Его верный конь Абрек бросается в воду и плывёт за судном. Выдержать этого Брусенцов не в состоянии. Он стреляет в себя и падает за борт…
Как видим, многие писатели той бурной революционной эпохи были по-настоящему талантливы, любили родину, невзирая на то, какая в государстве власть и какую политику проводит, и создали значительные художественные произведения, дошедшие до наших дней. И, смею утверждать, – актуальные и сейчас. А что касается оценки тех кровавых событий, кропотливого поиска истины, чем до сих пор занимаются историки, политики и всякого рода исследователи, – те же писатели и журналисты, – она, мне кажется – где-то посередине. Однозначного ответа на извечный российский, почти гамлетовский вопрос: «Кто виноват?», который бы всё расставил по своим местам, – нет. Всё это уже – наша история, и относиться к ней нужно бережно, не впадая в крайности, избегая истерики и негативных эмоций. Никого больше не свергая и ничего не разрушая «до основанья…» Пора, наконец-то, научиться извлекать полезные уроки из прошлого и перестать бесконечно наступать на всё те же грабли.
Январь - февраль 2017 г.