1
Сомово
Орловская область. Едешь по ней, и взору открываются безграничные дали, теряющиеся за голубой полоской горизонта. Взгляд свободно гуляет по бесконечным просторам: то он плавно скользит по ровной поверхности, изредка останавливаясь перед полосой деревьев, то мягко ныряет в лабиринты оврагов, карабкаясь потом вверх по склонам холмов, то пересекает морщинистые глубокие долины рек, петляя по руслу вместе с течением воды. Невольно возникает вопрос – что это так изрезало землю? Оказывается, это древние ледники бороздили почву, вычерчивая на ней только им понятные изображения. Для чего они это делали? Может, для того, чтобы показать, в каких непостижимых переплетениях порой приходится побывать человеку на своем жизненном пути? До чего извилистой иногда эта дорога бывает, временами зависимая только от чьей-то власти и злой воли!
В условиях такой неровной поверхности расположилось много деревень, в том числе и село Сомово Шаблыкинского района.
Село раскинулось с левой стороны реки Навля, берега которой густо заросли кустарником. Левый берег реки по сравнению с правым более высокий. Стоишь на нем, и открываются взгляду обширные просторы: спереди, слева и справа раскинулись луга, и только далеко-далеко, где-то почти у горизонта, виднеется линия деревьев. На поверхности луга есть и впадины, и небольшие холмы. Впадины заливаются водой и зарастают прибрежными и водными растениями, из-за чего в них образуются небольшие озерца и болотца.
В небольших ямках на луговой земле можно найти гнезда жаворонков. Жаворонок такой же бурый и маленький, как воробей, только выглядит изящнее. А как он поет в полете! Иногда, когда самого певца не видно, кажется, что переливы и пересвисты раздаются, словно из воздуха. Поклонники жаворонка считают его пение лучше трелей соловья.
2
Замужество
Моя бабушка Киселева Анна Федоровна появилась на свет 11 февраля 1911 года в селе Сомово Шаблыкинского района Орловской области в семье мельника Киселева Федора.
Из четырех дочерей Аннушка была самой младшей дочкой в семье. Была Анна работящей, так как уход нужен был крестьянскому хозяйству: кроме мельницы и огорода были в нем куры, гуси, поросята, корова с теленком, овечки, лошади. Все это имущество требовало постоянной заботы. Тяжелая работа на мельнице наложила свой отпечаток на характер отца – его считали суровым, а ее маму называли «добрейшим человеком». Похоже, что Анна Федоровна наследовала характер своей матушки Ефросиньи: была такой же доброй и покладистой и никогда не перечила отцу, только, бывало, посмотрит на батюшку синими глазами, словно спрашивая: «Что я неверно сделала? Из-за чего ты сердишься?». Федор только крякнет, отведет взгляд, и все недовольство как рукой снимет: младшая дочка была самой любимой.
Дверь мельницы открылась, впустив внутрь молодого парня, который нес на спине тяжелый мешок с зерном. Поставив ношу около мельничных жерновов, он отправился к телеге за следующим мешком. Федор и стоящий рядом с ним немолодой крестьянин наблюдали, как ловко парень управляется с нелегким грузом. Они видели, как мелькнула и пропала на улице девичья фигурка. Заметили и взгляд, каким парень проводил девушку.
– Я смотрю, у тебя дочка на выданье, – нарушил молчание гость.
Мельник неопределенно хмыкнул. Не дождавшись ответа, визитер продолжил:
– Сосватали ее али как?
– Пока нет.
– Дочка у тебя что надо – скромная, работящая. А у меня сын Петька, оженить бы его надо. – Гость кивнул в сторону таскающего мешки парня. – Так может, породнимся?
Федор задумался. Хозяйство у Алексея крепкое, и парень у него вроде спокойный, ничего плохого про него не было слышно. Да и дочь пора уже выдать замуж, пока не осталась старой девой.
– Засылай сватов! – Они ударили друг друга по рукам.
День клонился к закату. Мельница, устав от дневной работы, отдыхала, перестав крутить своими двенадцатиметровыми крыльями. В семье Киселевых ужинали. Мельник сидел за столом, его жена расставляла тарелки и нарезала хлеб, а Аннушка хлопотала около печи. Она открыла заслонку, взяла в руку длинную палку с металлической рогаткой на конце, подцепила ухватом огромный чугун и вытащила его к краю печи. Федор смотрел на легкие движения дочери, и думал о том, какая она хорошая хозяйка. «Славная жена будет, все умеет делать – и готовить, и прясть, и вязать, и с огородом управляться. Скотина за ней, как за мамкой бегает. И характером покладиста. Жалко девку замуж отдавать!» – подумал Федор, а вслух произнес:
– Анна, я нашел тебе жениха. Савков Петр Алексеевич желает на тебе жениться.
Анна вскинула брови: в ее глазах сквозило удивление. Она вспомнила невысокого чернявого парня, которого видела сегодня на мельнице. Он еще смотрел на нее таким взглядом, что девушка поспешила скорее скрыться из его глаз. Так вот о чем батюшка говорил с его отцом! Нет, Анна совершенно не могла представить этого парня в качестве своего мужа!
– Батюшка, я не выйду замуж за Петра!
– Выйдешь!
– Не выйду! Какой из него муж – он же младше меня!
Федор блеснул глазами и ударил тяжелой рукой по столу:
– А я сказал – выйдешь, значит, выйдешь! И так уже в девках засиделась, еще немного, и останешься старой девой!
Синие глаза Анны сделались темными и глубокими от набежавших слез. Ничего она больше не сказала отцу, только повернулась и выскочила из хаты. Федор вздохнул: и дочку было жалко, и боялся, что Анна так и не выйдет замуж – ни один из сватавшихся ей не нравился.
Анна прибежала в хлев, прижалась щекой к бархатной шее коровы и дала волю слезам. Здесь ее и нашла Ефросинья. Она подошла к девушке и стала гладить ее шершавой рукой по голове:
– Доченька, не противься воле отца, он же тебе добра хочет! С Петром тебе даст благословение, а иначе, и проклясть может, и не будет тогда тебе счастья в жизни…
– Ой, мамонька, пропаду я с ним! Ой, не нравится он мне, не смогу я с ним!
– Поголоси, поголоси, доченька, глядишь, и легче станет! Ничего, привыкнешь и полюбишь его! Меня тоже замуж без моего согласия выдали. Главное, что Петр из крепкой семьи, уважаемой.
Мать смотрела на свою дочь, и внутри у нее разрастался тугой комок, но ничем помочь она не могла. Так же, как и Аннушка, она ни в чем не перечила Федору.
Анна тихо плакала и никак не могла успокоиться, словно чувствовала, что не будет ей семейного счастья с Петром. Она подчинилась воле отца и, хоть и со слезами на глазах, но вышла замуж за Петра, поменяв фамилию из Киселевой на Савкову.
В январе 1935г. у них родилась дочка, которую назвали Зоей, через 2 года, 15 июня 1937 года – сын Ваня (в будущем мой папа), снова через два – 1 мая 1939 года Алла, 15 июля 1941г. еще один сын Леша.
3
Прощание
Осень 1941 года… Сердце замирает, когда не слышишь ничего утешительного – наши войска отступают, не останавливаясь.
– Родненькие, куда же вы? Неужели оставите нас на разор врагу?
Хмурые небритые мужики молчали, покидая село Сомово. Вместе с ними уходил и муж Анны Петр Алексеевич.
Бабы, старики и дети стояли, провожая своих мужей, сыновей и отцов. Ребятишки не понимали, почему их мамки и бабушки плачут?
Анна, прикусив кончик платка, сдерживала рвущиеся наружу слезы. С Петром они попрощались скупо: муж, поцеловав детей, взъерошил волосы Ванюшки и Леши и ласково погладил по головкам дочерей Зою и Аллу. Посмотрел на Анну – она стояла, напряженно смотря на него. Петр вздохнул, притянул ее к себе:
– Детей береги! Слышишь? Чтобы все были живы и здоровы! – Петр повысил голос – Все! – и уже тише, – и ты тоже…
Анна разлепила склеившиеся губы:
– Петр, куда же ты идешь? Где жить будешь – впереди зима и немцы везде…?
– Лес-батюшка и скроет, и накормит.
Еще раз, окинув взглядом семью и родную хату, Петр развернулся и удалился крупными шагами в сторону Брянского леса.
4
Оккупация
Страшно, очень страшно – кругом слышится чужая речь, чужие люди живут в родной хате, разрешив разместиться Анне с ребятишками и немолодой матерью в хлеву.
– Матка, яйки, млеко! – немец около сорока лет стоял перед Анной.
– Сейчас, сейчас! – Анна согласно кивнула головой, показывая, что поняла. Главное – не перечить, чтобы не тронули пожилую мать и ребятишек.
Она положила яйца в тарелку, налила в крынку молока и поставила все это на стол.
– Komm hier! – тот же немец сделал приглашающий жест рукой. Анна стояла, испуганно наблюдая за ним.
– Ich heise Husteel!
«Что он говорит? – думала Анна, - что за «Ком хир» и «Ихь хайса Густель»? Гусей ему надо, что ли?»
Немец приложил руку к груди и снова повторил:
– Husteel!
Потом направил руку к Анне:
– Wie hei;en Sie?
Перепуганная женщина никак не могла понять, что значит «Густель» или «Ви хайсэн зи».
Немец терпеливо повторял, направляя руку то к себе, то к Анне. Рядом находился немолодой немец. Не вмешиваясь, он наблюдал за ними. Наконец Аннушка догадалась:
– Анна!
Густель-немец сразу повеселел, достал из кармана кителя фотокарточку и показал крестьянке. С фотографии, улыбаясь, на Анну смотрели сам Густель в штатской одежде, миловидная светловолосая женщина и два тщательно причесанных мальчика примерно семи и двенадцати лет.
«Семья! И что же тебя погнало так далече от родной сторонушки?» – пожалела крестьянка. – Видать, там простому солдату тоже несладко – куда приказали, туда и пошел».
Постепенно Анна научилась понимать многие немецкие слова: «йа» – значит да, «найн» – нет, «ихь» – я. «Гут» обозначало хороший, «битте» – пожалуйста, «данке» – спасибо, «киндер» – дети, и другие. Она уже не пугалась так, как раньше. И их постояльцы, хоть и были врагами, но бывших хозяев этой хаты не обижали.
Было видно, что Густель скучал по своей семье. Очень часто он доставал губную гармошку и играл на ней. Ребятишки с любопытством таращились на плоскую коробочку, из которой исходили мелодичные звуки. Иногда Густель угощал детей шоколадом.
Все изменилось летом 1943 года.
Густель перестал выходить на крыльцо и играть на губной гармошке. Все чаще он и второй немец покидали хату и куда-то уходили, а когда приходили, то выглядели озабоченными и растерянными.
Однажды, в июле 1943-го, откуда-то сверху стали слышаться звуки стрельбы и взрывов – это происходило сражение между немецкими и советскими самолетами. Анна с надеждой наблюдала за развернувшимся сражением. Но бой быстро прекратился – один наш самолет был сбит. Он упал на луг приблизительно в трех-пяти километрах от села Сомово. От падающего самолета отделилась точка, которая превратилась в парашют. Издалека было видно, как парашютист коснулся земли, а затем далекая фигура скрылась в лесу. Фронт приближался.
Деревенские мальчишки почти сразу побежали к упавшему самолету. Вместе с ними увязался и шестилетний Ванюшка. Женщина хватилась сына, когда ребята уже подбегали к искореженной машине.
– Зоя, где Ванюшка?
– Он вместе с ребятами убежал к самолету.
– Зоя, я же тебе наказывала приглядывать за младшими!
Девчонка стояла, опустив глаза вниз. Ну что с нее спросишь, самой только восемь лет! И тут со стороны луга раздался сильный хлопок. В голове осколками рванулись мысли: «Ванюшка! Ванечка! Только бы ничего не случилось! Только бы живой! Ва-а-нечка-а-а!». Анна во весь дух бросилась к реке. Ей казалось, что она кричит, не переставая. Машинально женщина отметила бегущих рядом с ней людей. Издалека она увидела маленькие детские фигурки, брызнувшие в стороны от горящей груды железа. Две темные точки неподвижно остались лежать на земле. Застилавшие взгляд слезы мешали ей определить, кто бежал навстречу, пока в ноги ей не уткнулась темная головка, и срывающийся голос не запричитал:
– Мамонька, мамонька!
– Ванечка! – Выдохнула Анна. – Живой!
А в голове дума – кто там? Что с ними? Один девятилетний мальчишка больше никогда уже не встал и не увидел солнца, а другому оторвало несколько пальцев на руке.
Анна видела, что вокруг происходит что-то непонятное. Немцы стали злее, и было лучше не попадаться им на глаза. Лучше бы совсем куда-нибудь спрятаться! Но куда?
В начале августа 1943 года всех жителей села вместе с детьми немцы собрали на улице и погнали прочь от деревни. Никто не знал, куда их направляют и что с ними будет. Анна несла на руках маленького Лешу, а за юбку цеплялся шестилетний Ванюшка. Восьмилетняя Зоя семенила рядом, а четырехлетнюю Аллу держала за руку Аннушкина мама. Повсюду слышались плач детей и женские причитания.
«Неужели на расстрел? – подумала Анна. – Неужто конец жизни? Господи, но дети, дети-то, в чем виноваты? Господи, прости меня, моих детушек и всех нас за грехи наши, прости и помоги!» – Слезы беззвучно катились по щекам крестьянки, а рука бессознательно прижалась к серебряной цепочке с крестиком на груди, но ничего изменить женщина не могла.
Сколько уже они шли? Час или два, а показалось, что целую вечность! Плач детей и женщин поутих, лишь изредка слышались отдельные всхлипывания. И тут послышался шепот:
– Это нас не на расстрел, а в Херманию гонют!
5
Возвращение
Анне и ее семье просто повезло, что, вопреки всему, они выжили в чужой Германии! Это просто чудо! Чудо, что в августе 1945 года, когда американские войска бомбили город Бремен, возле которого жила Анна в трудовом лагере, ни одна бомба и ни одна пуля не задели их. Чудо и то, что рядом с ней ее мама и все четверо детишек живы и невредимы! И, наконец, чудо, что они возвращаются в родное село. Некоторые из сельчан везут с собой из Германии много добра: ковры, одежду, те же губные гармошки. Один привез аккордеон. Но для Аннушки самым ценным богатством были ее четверо детей и мама. Вшестером они шли по когда-то знакомой, а сейчас с трудом узнаваемой дороге – кругом воронки от взрывов, разрушенные деревни. Луга, на которых когда-то паслись стада коров и гуляли стаи гусей, выглядели пустыми и безжизненными. И все же это была родная земля!
Анна с удовольствием вдыхала удивительно пахнущий воздух и внимательно прислушивалась ко всем звукам, раздававшимся вокруг. Вот и знакомые края! Но что это? Радость на душе сменилась тяжестью: на месте любимого села – следы пожарища. С замиранием сердца приблизилась к месту, где когда-то стояла своя хата. Ни стен, ни крыши она не увидела, только полуразрушенная печка с возвышающейся над ней трубой. Везде вокруг было то же самое. Притихшие ребятишки стояли рядом, растерянно разглядывая непонятную картину. Пелена грусти заполнила глаза, скрыв от взора печальное зрелище. Где жить? Вдруг она услышала негромкий мужской голос:
– Анна! – это муж приближался к ним.
– Живой! – И только сейчас слезы потекли по бледным Аниным щекам.
6
Фигура из трех углов
Анна спит, изредка просыпаясь и вздрагивая во сне. Опять мужа нет дома. Когда это закончится и закончится ли? Казалось бы, все худшее позади – война в прошлом, все в семье живы и невредимы. Только Петру Великая Отечественная навсегда оставила отметину – пулю в плече.
Анна не любила вспоминать время, проведенное в плену. Болью отзывались в душе и воспоминания о том, как в первую зиму после войны жили в землянке три семьи. Только через год стали строить хату: стены делали из переплетенных между собой веток, которые обмазывали глиной. Крышу покрыли соломой – дерева не было.
Говорят, что беда не приходит одна. Рядом по соседству жила с двумя малолетними сыновьями Савченкова Дарья. Муж у нее пропал без вести в самом начале войны. Только другие такие же солдатки знают, сколько ей пришлось пережить, ожидая мужа домой! Пропал без вести: это еще не конец, нет, есть надежда, что живой – просто попал в плен. Придет победа, и он вернется домой! Дарья жила надеждой. Но закончилась война, прошел год, два, три, четыре, а мужа все не было. Наконец она осознала – Иван не вернется домой, никогда.
Когда Анна поняла, что у Петра что-то есть с Дарьей? Уж конечно, не в самом начале, когда он отправлялся спать в стогу сена. Анна заподозрила неладное, когда муж все чаще стал смотреть в сторону Савченковой хаты, а утром, приходя домой, все чаще бывал недовольным, и мысленно где-то далеко. И как она это проглядела? Наверное, потому, что пятая беременность и рождение сына Коленьки 17 мая 1950 года закрыли ей глаза на многое, кроме зарождающейся новой жизни внутри женщины. Еще через какое-то время у Анны не осталось сомнений – у нее с Дарьей один муж на двоих. Как разорвать этот круг, Анна не знала – Петр не уходил, а дети души в отце не чаяли. Сам Петр чувствовал себя виноватым перед женой. Однажды он решил прекратить отношения с Дарьей. Прошел день, неделя, две. Муж спокойно занимался хозяйством – чинил сбрую для лошади, чистил хлев. На лице Анны начала появляться робкая улыбка – Петр больше не был недовольным и спать на улицу не уходил.
Ранним утром Анна встала и начала одеваться. Она посмотрела на Петра, не разбудила ли, но дыхание его было спокойным – он спал. Она отправилась в хлев, подоила корову и вывела ее на дорогу. Мимо уже проходило деревенское стадо. Впереди важно вышагивал бык, следом за ним вереницей тянулись остальные: сначала коровы, старшие по возрасту, за ними – более молодые. В конце стада скачками передвигались телки. Бык и некоторые буренки призывно мычали. Корова, которую Анна ласково называла Любкой, вытянула вперед голову. Она ответила им, выпустив изо рта вместе с паром звук, похожий на трубное гудение. Рогатая не торопилась присоединиться к шествию. Тогда Анна шлепнула корову по спине: «Пошла!». Любка, уворачиваясь от следующего прикосновения, резко повернулась и вклинилась в массу коров. Смешавшись со стадом, она вместе с ними отправилась пастись на луг. Анна взяла подойник и вошла в хату. Петр уже встал. Попив воды, он вышел на улицу.
Анна поставила подойник на табуретку, достала банки и стала разливать в них молоко. Молоко было теплым и пенилось. Будет чем кормить ребятишек! Анна налила в ведро воды и тщательно вымыла подойник. Взгляд ее упал в окно. Женщина увидела, как Петр вывел на улицу коня, и тут же заметила, что к нему направляется Дарья. Выглядела Дарья нарядной – светлая кофточка с рюшами и белый платок, несомненно, шли ей. Соседка подошла к Петру и что-то сказала ему. Петр ей ответил. Видимо, его ответ не понравился Дарье, потому что глаза ее сузились, и она снова ему что-то проговорила. В ответ Петр покачал головой. Затем, оглянувшись назад, Петр взял женщину за плечи и стал выпроваживать ее со двора. Тут Анна услышала пронзительный крик соседки.
– Ах, чума тебя забери! Насмехаешься надо мной! Если не придешь, я вашу хату спалю! А той все космы повыдираю! Ишь, приворожила! Припадочная!
Соседи вышли из своих домов и следили за странной парой, посмеиваясь: будет, что обсуждать сегодня со своими сельчанами. Петр тоже заметил слушающих соседей, что-то вполголоса сказал Дарье, отчего она успокоилась и, замолчав, ушла. Муж вошел в хату, виновато посмотрел на жену, молча поел и отправился во двор. Вечером он снова ушел ночевать в стог сена.
В сентябре 1952 года Анна родила дочку Татьяну. Чуть позже Дарья тоже родила дочку. Назвала она ее Валентиной. С тех пор Петр больше не пытался расстаться с Дарьей, но и от жены тоже не уходил. Так и жил на два дома.
Все в селе знали об этом любовном треугольнике. Кто-то осуждал, а кто-то только пожимал плечами. А всему виной – война! Если бы не она! Скольких женщин она оставила вдовами – и молодых, и не очень. Мужчин не хватало, а природа – она уже не звала, она требовала. Так хотелось прислониться к мужскому плечу, вдохнуть терпкий запах и очутиться в крепких объятиях! Кто-то плакал, закусив зубами угол подушки, кто-то с тоской наблюдал за посторонним счастьем. А кто-то пытался увести чужого мужа.
Петр прожил 63 года и умер 20 марта 1977 года. Со временем смерть Петра примирила двух соседок – делить больше было нечего, и бывшие противницы даже подружились. Они ходили, друг к другу в гости, делились рецептами, выручали, если требовалась помощь, и просто общались. На всю жизнь я запомнила рецепт приготовления желе из смородины от Дарьи: «Трехлитровый бидончик ягод очистить от мусора, промыть. Всыпать в посуду для варки семь стаканов сахара, добавить ягоды и кипятить 15-20 минут. Затем добавить еще 7 стаканов сахара и размешивать до полного его растворения. Снять с огня, и горячим разложить по банкам».
И до сих пор передо мной эта картина, как две бабушки варят желе в яблоневом саду у Дарьи. По небу ползут легкие ажурные облака, иногда на мгновение, закрывая собой жаркое солнце. Утомившийся ветер временами лениво шевелит листьями, как бы напоминая о себе. Дарья в легком ситцевом платье и светлом платочке. Голубые глаза ее смотрят улыбчиво. Моя бабушка одета в одежду более темных тонов – на ней синяя ситцевая в белый мелкий цветочек кофта, темная юбка, на голове тоже синенький платочек. Она вопросительно поглядывает на Дарью синими глазами – все ли правильно она делает? А Дарья согласно кивает головой, подтверждая: «Да, да, все верно!». А я, тринадцатилетняя девчонка, стою рядом и с нетерпением жду, когда же варенье будет готово. Мне так хочется его попробовать!
И было у меня ощущение, что никогда между Дарьей и Анной не было никаких раздоров, что через всю жизнь они прошли рядом в дружбе и согласии. Время все может стереть. И любовь, и тоску. И ненависть тоже.
7
Солнышко лучами играет!
Осень 1989 года принесла небывалый урожай на тыквы. По-местному эту бахчевую культуру называли просто гАрбузами. В сентябре в отпуск приехал сын Ваня со своей женой Лидой. На следующее утро они отправились убирать тыквы. Было тогда Анне Федоровне 78 лет, но она отправилась на огород вместе со всеми. Лида остановила свою свекровь:
– Мама, ты куда? Мы сами уберем все тыквы! Смотри, какие они огромные, разве тебе под силу? Иди, отдохни!
Анна растерянно посмотрела на сына, сноху, свою дочь Зою, которая постоянно жила с ней. Старые натруженные руки нервно теребили юбку.
– Да как же я? Неужто буду сидеть? Да как же это? – в глазах пожилой женщины застыло непонимание. – Как это я буду отдыхать, словно какая-то барыня!
Она постояла еще какое-то время, глядя, с каким трудом огромные гарбузы катят к дому, и тоже стала толкать их. Анна Федоровна уже не мыслила себя без работы! Сын Иван только вздохнул и пробормотал: «Попробуй, останови ее!». Он перехватывал у матери огромный шар, но она сразу бралась за другую тыкву. Также не обошлось без Анны и при сборе моркови, картофеля, свеклы, капусты.
После сбора урожая и отъезда сына с женой к себе на Урал Анне Федоровне что-то занедужилось. Стали ее беспокоить боли в голове и с левой стороны груди. Двадцатого октября дочь Алла отправилась с матерью в медицинский пункт. Фельдшерица поставила Анне Федоровне укол для поддержки работы сердца. Но лучше Анне не стало.
Она сидела на кушетке и смотрела в окно. Но видела она там не серое небо с мокрыми тучами, а картины из своей сложной жизни. Словно со стороны, увидела она своих родителей и сестер, свадьбу с нелюбимым человеком, увидела, как пытался муж подарить ей свою любовь, а она не ответила ему тем же. Туманными картинами встали в памяти годы войны и оккупации, угон в Германию, и тяжелая работа там. Затем изображения сменились разрушенным родным домом. Снова она увидела мужа Петра, уходящего к Дарье. С тоской подумала, что ее наполовину расколотая семья не научила семейному счастью детей: из трех дочерей и трех сыновей только дочь Алла и сын Ваня создали семью и родили детей. Промелькнуло в памяти и то, что всю жизнь работала она с раннего утра до вечера: огород, сено, торф, скотина. Скотина…. Нужно же ее кормить! Надо встать. Анна сделала попытку подняться, но тело не повиновалось ей. Кто же будет кормить животных? По щеке скатилась одинокая слеза.
Затем Аннушка увидела себя девчонкой, увидела, как бегут они с соседским мальчишкой босоногими по прохладной росной траве и кричат: «Солнышко лучами играет!». Стоящее рядом стадо коров с любопытством наблюдает за ними. А они убегают от него все дальше и дальше, с каждым шагом становясь все легче и легче. Последней ее мыслью было, кто же теперь будет доить Малинку?