Полет над временем очерк

               
    Стихотворение было всего из четырех строчек, но такое красивое! Женя запомнил его с первого раза:
    Из далекого я Узбекистана,
    Страны арыков, хлопка и цветов,
    Зеленых пашен, шубных караванов.
    Богатых фруктами садов.
    Полосатый халат и тюбетейка очень шли его смуглому личику, обрамленному пышными каштановыми кудрями. В карих глазах – сияние ослепительного восторга! И вдруг его заметили бдительные очи. Подошла воспитательница и, ничего не объяснив, сорвала тюбетейку, халат и надела на другого мальчика, который потом, на новогоднем утреннике, не зная слов, простоял молча.
     А Женя сидел одиноко в стороне и плакал навзрыд от обрушившегося на него нового горя. Оно уже было не первым в его детской жизни.
    Барнаул. 31 декабря 1940  года. Юрий Григорьевич кладет  «авоську»  в карман шинели и, весело посматривая на только что наряженную елку, прощается на час.  Трое маленьких сыновей – Дима, Женя, Володя и его жена Любовь Андреевна, беременная четвертым ребенком, следующий раз увидят его через четырнадцать лет.
    Так семья ответственного работника Алтайского края в одночасье стала  семьей «врага народа» и вместе с новым статусом получила соответствующие «льготы». Канули в безвозвратное прошлое персональный транспорт, большая новая квартира в престижном доме, куда еще не успели въехать, спецобеспечение и другие
привилегии. Женю перевели в другой детсад, за пять километров, куда надо было ходить пешком в жуткий мороз.
    Началась война. Двадцативосьмилетняя медсестра Любовь Логвинова явилась на призывной пункт. Никакие мольбы о том, что дома - четверо детей, один из которых - грудной, и больная мать, не помогли. Ее отправили на фронт. А что дети? В детдом!
    И все же нашлись умные и сердечные командиры – вернули с дороги многодетную мать для работы в госпитале, который срочно начали формировать в Барнауле.
     Жестокая действительность испытывала детей ежедневно. Семьи фронтовиков получали финансовую помощь, дрова зимой. Семье «врага народа» - ничего. От холода окоченела восьмимесячная сестренка Людочка. От голода умерла бабушка Евгения Архиповна. Ходили на угольные свалки с хлебозаводов, куда рабочие заранее закладывали куски хлеба, помогая нуждающимся. Встречаясь на улице,  над мальчиком издевалась соседка:»Твой отец – враг народа!».
     И даже сейчас, по прошествии нескольких десятилетий, Евгению Юрьевичу непонятно, за что арестовали отца по  58-ой статье без права переписки.  Он вернулся в 1954 году, реабилитированный за отсутствием состава преступления.
    Учительница Ксения Ивановна уговаривала Любовь Андреевну разрешить ей усыновить Женю, чтобы дать ему образование и всю нерастраченную ласку материнского сердца. Ей пришла «похоронка» о гибели на фронте единственного сына Глеба. Незадолго до этого был расстрелян ее репрессированный муж. Любовь Андреевна не согласилась.

    - На ринг вызывается мастер спорта СССР Евгений Логвинов! - прозвучало в репродукторе.
      Женя не верил своим ушам. Еще минуту назад он собирался уходить, но друзья уговорили посмотреть бой последней пары. С заднего ряда Женя буквально летел, расстегиваясь на  ходу, срывая ремень, шинель, гимнастерку. Зал притих, ошеломленный. Противник облачен по всем правилам и на ногах – «боксерки», Женя – босой. Грянули аплодисменты.

    - Логвинов! Скорей сюда! – кричал офицер, потрясая телеграммой. Нужно послать на окружные трех сильнейших боксеров, трех штангистов и трех борцов. Будь готов!
    - Не поеду!
    - Что?!
    - Не поеду и все! На такой уровень нельзя хотя бы без месячной подготовки. А вы не давали ни одного часа позаниматься, хотя знали об этих соревнованиях! Соглашусь в одном случае: записывайте меня вторым или третьим разрядом!
    Этот диалог состоялся в воинской части отдельного радиотехнического полка связи в городе Троицке Челябинской области, где служил Женя.
    Окружные соревнования проходили в Свердловске. Два боя – две убедительные победы. Женя купил билет на поезд.
    Проходя мимо Дворца спорта, услышал: «Логвинов, стой!»
    Удивился, кто же может позвать в чужом городе?
    Это оказался Белов,  главный судья соревнований, мастер спорта СССР, чемпион Вооруженных Сил страны  и теперь главный тренер сборной Уральского военного округа.
   - Оставляю тебя на сборы, поедешь на чемпионат Вооруженных Сил СССР!
     Женя промолчал, что уезжает. В его планы не входило задерживаться. Не хотелось оставлять надолго клуб. Он был киномехаником, фотографом, художником, конферансье на солдатских вечерах, почтальоном и спортивным тренером.
    Месяца через три  в Троицке,  на празднике в воинской части авиационно-истребительной дивизии, к Жене подошел незнакомый солдат:
    - Ну, что, Логвинов, струсил? Уехал из Свердловска?
    - Как струсил?
    - Ты же испугался драться со мной! Ввиду неявки  противника мне присудили победу. Теперь я – чемпион Уральского военного округа!
    - Клянусь, вижу тебя впервые! И объявления о нашем с тобой поединке тоже не видел! Я же выступал, как второразрядник, и был убежден, что с мастером спорта меня не поставят. Давай хоть сегодня выясним, кто на самом деле чемпион!
    Солдат согласился и исчез, пообещав встречу на ринге.
    Весь день шли бои, однако в списке участников фамилии Логвинова не было. Пропал куда-то и ожидаемый противник. И вот только сейчас, когда соревнования заканчивались, прозвучало:»На ринг вызывается…».
    Ему, просидевшему весь день в духоте, расслабившемуся, предстояло в одну секунду собраться и мобилизоваться для боя.
    Как это бывало много раз, неведомо откуда появились силы, их становилось все больше. Не благодаря ли этому феномену за девять лет в боксе Евгений не знал ни одного поражения, если не считать того единственного боя, когда он по очкам уступил чемпиону Новосибирской области.
    Конечно, подарок судьбы был заработан.
    Когда в детстве он и его младший брат Володя  только начали заниматься боксом, дома устроили самодельный ринг, проводили в день по двадцать раундов, нещадно колотили «грушу», после чего два обязательных раунда в секции казались легкой разминкой.
    За плечами - приличный опыт тренерской работы. Команда абаканских боксеров, воспитанная Евгением Логвиновым, стала лучшей в Красноярском крае. Братья Логвиновы из Барнаула стали мастерами спорта СССР, завоевав титулы победителей первенств Алтайского и Красноярского краев, Сибири и Дальнего Востока.
    С этими достижениями и приехал  Женя в армию и, естественно, сразу стал тренером по боксу.
   … Судьба боя была предрешена уже в первом раунде. На удивление, кумир части оказался намного слабее, чем  ожидалось. Женя победил ввиду явного преимущества. Восторженные зрители  овациями приветствовали босоногого победителя, неофициального  чемпиона Уральского военного округа.
    Победить – значит,  выжить.
    С этой суровой формулой Женя познакомился раньше, чем научился читать и писать.
    Стены  -  под толстенной ледяной коркой. На улице – минус сорок. Стоило чуть-чуть подтопить «буржуйку», как водные струи, сбегая змейками, заливали пол.
    Уже давно нечего есть. Вечером простыни кажутся обжигающими металлическими листами с торчащими иголками.                Пришла мама, положила на язык каждому по щепотке соли, легла рядом: »Наверное, мы уже не проснемся». А утром Женя открыл глаза: «Мама, я – живой!».
     Люди, жалея молодую мать, советовали сдать детей в  детский дом. В ответ она сверкала огромными черными глазами: «Останемся живы или умрем,  но только  - вместе!»
     Невысокая женщина с роскошными, вьющимися почти до колен длинными  волосами, поражала не только красотой. Природой в ней был заложен мощный заряд духовной энергии, силы воли и потрясающей стойкости перед лицом тяжелейших испытаний, выпавших на ее долю, который явил для всех окружающих пример необычайного мужества  и подвижничества во имя самого святого, что есть у женщины – ее детей.
    Когда через много лет я познакомилась с Любовью Андреевной, то четко ощутила в ней присутствие как бы невидимого источника, постоянно генерирующего сердечное тепло, согревая им всех, кто оказывался рядом. В ее голосе – столько доброты, подлинного сострадания и стремления помочь, что возникало ощущение желанного душевного комфорта. Энергичная речь, пересыпанная к  месту вставленными в нее  веселыми прибаутками и поговорками, непременно придавала всем оптимизма. После общения с ней прибавлялись силы, возрождалась уверенность в себе, и все проблемы казались такой ерундой! Они, конечно, были ничто по сравнению с тем, что перенесла она..
    Любовь Андреевна когда-то была бригадиром свекловодов в деревне Ракиты Топчихинского района. Оттуда и привез ее в город, взяв в жены, молодой заведующий избой-читальней Юрий Логвинов.
    И вот теперь, изнемогая в неравной схватке с голодом, она навестила деревенских родственников –Мурушкиных, Рыжковых, Молоствовых. Те, узнав о беде в семье Логвиновых, стали впоследствии помогать, как могли. А пока в обратный путь дали мешок картошки.
    Зима. Мороз, по-сибирски суровый. В вагоне люди - битком, мест нет. Пришлось ехать два часа снаружи на подножках, прижавшись всем телом и держась за поручни руками. А чтобы мешок не упал, Любовь Андреевна сверху вцепилась в холщовую ткань зубами. Потом люди помогали разжать их…
    Любовь Андреевна сутками пропадала в госпитале, куда нескончаемым потоком везли и везли раненых. К детям она не могла отлучиться ни на минуту. По законам военного времени сурово каралось любое нарушение.
    Предоставленные сами себе, дети постигали азбуку выживания в невыносимых условиях. Евгений Юрьевич вспоминает:
    «В Барнаул прибыл эшелон с эвакуированными из фронтовой зоны. Люди размещались по квартирам. К нам поселили беженцев из Варшавы – семью польских евреев Минцер. Помню всех их по именам: тетя Нюра, дядя Иосиф, девочки Геня, Сара, Хана. Моя бабушка Евгения Архиповна Лаевская знала польский язык и общалась с ними на их родном языке. За постой не платили, но нас, голодных детей, подкармливали. Однажды Геня сказала:»Пусть Женя идет на рынок. Он прокормит всех». А мне было пять лет. Она надела на меня белое жабо с черным бантиком, шортики с лямками и дала в руки зеленый эмалированный чайник: «Будешь продавать воду. Кричи: »На рубль - досыта!».  Я был кудрявым, нарядным и резко выделялся среди детей рынка, которые торговали пустыми папиросными гильзами, водкой, подсолнечным маслом и еще чем-то, одетые в неряшливое рванье. Ко мне подходили скорее из любопытства, чем от жажды. Конечно, никому больше одного стакана воды не было нужно.  Домой я возвращался счастливый, так как нес карамельные подушечки, пряники и любимое – шоколадные батончики. Потом стал соображать сам: разбавлял воду сладким сиропом. Морс стоил уже дороже.
    Рынок находился рядом, он стал для нас вторым домом. Мы  никого не боялись: нас оберегал старший брат, второклассник Дима, со своими друзьями. Как сказали бы сейчас, это была наша «крыша». С Володей мы носили рыбу на продажу, которую сами же ловили на Оби. Рыба стала нашей основной пищей. В реках ее тогда было видимо-невидимо. Мы налавливали такое большое количество, что огромные корзины помогали тащить нам, крохам, сжалившиеся прохожие. Потом научились добывать дрова для продажи. Из Горного Алтая по Катуни и Бии на Обь приплывали плоты. В Бийске их укрупняли, связывали и сплавляли дальше вниз по Оби в Барнаул. Здесь плоты расформировывались, складывались на берегу «табором», как это называлось, и уже отсюда распределялись по организациям. Бревна, как сырье, шли для строек и спичечной фабрики, которая тогда делала спички для полстраны. Отходы производства становились топливом населению.  Мы выросли среди плотов, рыбачили в прогалинке между бревнами. Сидя с удочками спозаранку и, услышав гудок, определяли, какой приближается пароход – «Октябренок», «Ост», «Вест» или «Совет».
    Запахи мокнущих бревен, стружки, опилок, сырого ила, прибрежной травы, камыша до сих пор волнуют меня, напоминая о далеком детстве. Не знаю почему, но плоты по дороге теряли бревна – то ли на большой волне, то ли во время большой бури или катер зацепит – иногда до десятка бревен плыли отдельно. Мы с братом Володей, а  он был еще совсем маленьким, садились в лодку, брали трос, к кончику пристраивали скобу с металлическими остриями и на бревно обухом – бах-бах. Прикреплялись и ехали: один гребет веслами, другой держит добычу. На берегу распиливали. Иногда попадалось очень толстое бревно. Люди удивлялись: «Неужели справитесь?». Справлялись. Мы складывали поленницу прямо на берегу, частями носили дрова на рынок.  У нас даже появился  «оптовый» клиент – директор одной из школ. Правда, он ставил условие: возьмет все, но доставить ему по адресу. И мы пыхтели, толкая груженную доверху тележку».
    Это были первые послевоенные годы, когда в городе царил хаос вдруг наступившего долгожданного мира. В стремлении добыть серебро вагонами сжигали трофейные киноленты. Пронырливые пацаны соображали из них  взрывные устройства. За свое любопытство Женя поплатился крепко: устройство, взорвавшись в печи, обожгло глаза. Он ослеп на несколько месяцев.
        На предприятия хлынул поток американских подарков. Люди разгуливали в обновках. Впервые не обошли вниманием семью Логвиновых. Среди прочих вещей братья нашли бежевые комбинезоны на замочках и кнопочках.. Они подошли к зеркалу и ахнули: оттуда на них смотрели два незнакомых пацана, как бы сошедшие с экрана американских фильмов, которые тогда наводнили страну.
    По дорогам бегали «студебеккеры», «виллисы». В домах появились невиданные доселе предметы. С Сахалина приехал в форме капитана брат мамы, дядя Костя с женой Мотей. Отныне исстрадавшаяся семья  постоянно чувствовала их поддержку.
    Это было время, которое можно обозначить одним словом: начало. Оно сулило манящие перспективы, и завтрашний день теперь можно было планировать.
    Двухэтажный деревянный дом стоял через дорогу. Изящные старинные вещи, которые  невозможно было встретить где-либо еще, будили воображение, рисуя картины еще недавнего прошлого этой семьи, полного роскоши и таинственных историй. Особенно интересовал загадочный прибор, через два окуляра которого поворотом ручки  можно было рассматривать цветные стереоизображения -  натюрморты, пейзажи, виды известных столиц мира – Рима, Парижа, Нью-Йорка.
    Илья жил вдвоем с матерью. Он говорил, что все это – наследство от его деда и отца, которых расстреляли по политической статье. Илья держался особняком. Бывать у них дома его мама разрешала почему-то только Жене.
    Каждое воскресенье Илья посещал спектакли драмтеатра. Своей страстью он заразил друзей. Ребята дружной ватагой  ходили в школу, гоняли футбольный мяч, озорничали и даже хулиганили. Бегали в кино и по нескольку раз смотрели в театре один и тот же спектакль. В театральном буфете можно было без всяких карточек купить конфеты, ситро, бутерброды и другие лакомства.
    Поход в театр превращался в настоящий праздник. Деньги копились всю неделю и потом складывались в общую кучу.
    В мальчишеских душах, еще не отогревшихся от заморозков военного времени, рождалась неистребимая тяга к прекрасному.
    Ситуация в городе требовала быть бдительными и готовыми  в любую минуту  отразить нападение. У каждого мальчишки для самообороны  было что-нибудь спрятано: кастет, цепочка или свинчатка. Не дай бог появиться где-нибудь одному или вдвоем: вывернут карманы, изобьют. Дрались «улица на улицу».
     Как-то посмотрели фильм об американском мальчике-боксере, потом – «Первую перчатку» о нашем Крутикове. Всей компанией прочли книгу о двенадцатилетнем чемпионе мира по боксу – итальянце Джордже Карпантье. Это был период, когда на Алтае возрождался бокс и чемпионы страны, Европы и мира Николай Королев, Валентин Чернов и другие спортсмены, один за другим приезжали в Барнаул, чтобы воспитать себе смену.
    Вся ватага с огромным удовольствием сменила театр на боксерский ринг, который для Жени стал отдельной страницей биографии, длиной в девять лет.
    Однажды пришел Валька Ветров, держа в руках немецкий фотоаппарат, который привез с фронта раненый отец, и предложил обмен. Его маме давно приглянулись у соседей портновские ножницы. Вот так Женя впервые увидел то, что с той минуты стало пределом всех его мечтаний.
    Камера оказалась не в комплекте.  Кассет не было. Снимать нельзя. Но то, что он увидел через матовое стекло, мало сказать потрясло.
    Дело в том, что еще недавно У Жени было одно увлечение. Он любил наблюдать, как через крошечную, с горошину, дырочку оконной шторы на стену в затемненной комнате проецировалась живая картина – красное кирпичное здание  больницы водников, что стояло напротив дома, и проходившие мимо машины, люди, кони, проезжавшие велосипедисты, бежавшие собаки. Но почему-то все они были вниз головой. И вдруг он снова встречается с загадкой перевернутого мира, но уже на матовом стекле.
    Отныне мир для Жени распался на два: один – наполненный многообразием будничной суеты, и другой  - мир остановленного неповторимого мгновения жизни, волнующего и притягивающего музыкой красок, форм и движений. Достаточно только нажать на спусковой затвор – и волшебный миг пойман.  Цель обозначилась четко – обзавестись полноценным фотоаппаратом.
    Своей мечтой Женя поделился с Ильей. Идея другу очень понравилась и захватила настолько, что вскоре у Ильи появился  немецкий фотоаппарат «Цейс».
   Друзья соорудили  фотолабораторию у Жени дома, под столом, накрыв его несколькими одеялами. Экспонировали на солнечном свете, на секунду-две открывая штору. Фонарь заменили квадратиком красного стекла, приклеенного к уголку оконной рамы. Немецкие проявители, пленка и бумага фирмы «Агфа» выдавали изумительное качество изображения на отпечатках.
    Женя только что окончил четвертый класс и, зная, что учебники – в дефиците, продал их на рынке. Надо было копить деньги на личную аппаратуру. Тем же летом первая отечественная широкопленочная фотокамера «Комсомолец», форматом шесть на шесть, висела на груди  счастливого владельца.  Потом появился подарок мамы – «Цейс» на деревянном штативе со множеством кассет.
    Илья купил велосипед. Началась жизнь, полная открытий.  Друзья брали фотокамеры и отправлялись путешествовать. Все интересное становилось объектом съемки. Пошли первые заработки.
    Снега было много. Он падал с неба серебристой крупой, отбеливая крыши домов, деревья, садясь на плечи людей, их воротники и шапки. Зрелище фантастически красивое. Как будто невидимый художник откуда-то сверху писал картину.
   Съемку вели трое. Их объект – симпатичная девушка в шубке и меховой шапке казалась пришедшей из сказки. Снежное кружево на плечах и сверкающая корона на шапке делали ее похожей на королеву. Женя достал фотокамеру и начал снимать эту сцену.  Так он познакомился с фотохудожником Юрием Варламовым.
Проявить пленку и отпечатать снимки новые знакомые пригласили в свою лабораторию, в артель «Фотообъединение». Фотографии, сделанные Женей немецким фотоаппаратом «Цейс» с немецкой пленки и отпечатанные контактным способом, были вне конкуренции.
    Как оказалось потом, это была знаковая встреча, одна из тех,  которые есть у каждого в жизни и с которых начинается отсчет нового времени.
    Женю пригласили в артель работать. Свободных ставок не было, и ему предложили стать  пока учеником без зарплаты. Он с радостью согласился и в тот же день забрал документы из педучилища, где был первокурсником физкультурного отделения.
    Новый знакомый, начальник цеха, оказался тоже боксером и занимался у того же тренера Виктора Кудрявцева, что и  Женя когда-то. Учитель и ученик сразу же стали друзьями.
    Профессия называлась художник-ретушер.  Рисовать Женя любил и умел. Еще в детстве он оформлял детсад и больницу, где работала мама, полностью делал школьную стенгазету.
    Однажды в класс пришел  на месяц преподавать рисование учитель-немец по фамилии Розе из школы для одаренных детей. Среди натюрмортов он тут же отметил выполненный Женей и предложил ему перейти в спецшколу. Женя отказался , хотя в классе он давно слыл художником и почти каждому однокласснику сделал карандашный портрет.
    В мастерской художников-портретистов оказалось тесно, еще один мольберт поставить было некуда. Женя попросился в смежную комнату, в фотосалон, за занавеску, где стояли сменные задники.
    Именно здесь, осваивая приемы ретушерского мастерства, он оказался в святая святых фотомастеров – месте, где раскрывались их профессиональные секреты.
    Это была эпоха расцвета черно-белой фотографии.
    Интерес людей к этому виду искусства был огромен. Многие семьи хотели сохранить для своих потомков образы тех, кто погиб на войне, и потом, как естественная потребность дня,  появилась традиция запечатлевать в фотографиях сегодняшний мирный день со всеми его нюансами – будни и праздники, достижения, интересные явления, случайные встречи, мгновения прекрасного.
    Из Германии приехал Виктор Черный, привез методы немецких мастеров. Он знал технику контрового света, приемы освещения анфас, в профиль, при крупном, среднем и мелком планах. Он научил, как в один кадр трижды поместить одного и того же человека в разных позах, и многому другому.
    Женя был счастлив, осознавая, что попал в свою, творческую среду. То, что не было зарплаты, становилось менее важным. Он жадно учился. Было у кого.  Здесь работали лучшие портретисты края – Юрий Варламов, Владимир Мастерихин, Виктор Мухачев.
   Все восхищало Женю в этом старинном деревянном здании, которое было построено еще в царское время специально для фотографов. Павильон, где шли съемки, был наполовину стеклянным, включая крышу.  Внутри – разостланные по всему полу ковры, бутафорские скамейки, парапеты. , тумбочки, большие задники – пейзажные картины на холстах, имитировавшие юг, море, здравницу. Стояли старинные резные мольберты, которые регулировались поворотом рукоятки.Запомнилась массивная стойка в стиле барокко под фотоаппарат, на ней – вращающаяся  «плавающая»  столешница с функциями наклона и подъема. На столешницу ставился громадный деревянный фотоаппарат с пластинками различных форматов. У каждого аппарата был набор своих объективов. Фотографам приходилось двигать всю тележку со столом, приближаясь или удаляясь от объекта съемки, чтобы получить нужный план или композицию, при  этом меняя объективы.
    После проявки негативы попадали к ретушерам. В те времена работали мастера высочайшего класса, знавшие свое дело еще при царе. Это были утонченные дамы, изысканно одетые, с благородными манерами, являвшие собой образцы подлинной интеллигентности.
    Ретуши придавалось огромное значение. Негативы покрывали раствором канифоли и скипидара, работали карандашом «кохинор». Дефекты эмульсионного слоя ликвидировались с помощью кармина, специальной красной краски. Белые пятна на фотоотпечатках, оставленные кармином или пылинками, заделывались тушью с помощью колонковой кисточки.
    Женя видел, как работают профессионалы. Для него это была настоящая школа.
    Пролетели учебные месяцы. Наступил день, когда квалификационная комиссия должна была оценить представленные Логвиновым работы и присвоить разряд.
Внимательно посмотрев на один из портретов, самый строгий член жюри воскликнул, негодуя: "Да это же Варламов сделал! Я его руку знаю!" Женя возразил. Тогда ему дали такой же фотоотпечаток, закрыли в салоне на ключ. Когда открыли дверь, чтобы принять работу, комиссия возмутилась:"Зачем ты показываешь то же самое?" Каково же было удивление членов комиссии, когда Женя достал первый снимок и поставил рядом: оба портрета были одного исполнительского уровня. Единогласно приняли решение: ученику присвоить высший разряд. До этого он был только у Варламова.
    Вчерашнего ученика общим голосованием коллектива избрали начальником фотопортретного цеха. Женя принял нестандартное решение – работай хоть ночь, но если утром сдашь сто тридцать процентов плана, свободен весь день. Людям понравилось.  Цех быстро вышел в лидеры. Выпустили плакат о передовом опыте коллектива с фотографией Евгения Логвинова. Правда, поначалу доставалось начальнику цеха  от руководства за отсутствие людей на рабочих местах. Но сто восемьдесят процентов ежемесячного плана переубедили.
     Прошли годы. Уже в Казани произошла удивительная встреча. В консерватории был установлен орган. Евгений Юрьевич, тогда собственный корреспондент  Фотохроники ТАСС, пришел делать об этом материал.
    И вдруг на глазах изумленных окружающих он и настройщик органа крепко обнялись, узнав друг друга. Когда-то, в ту далекую пору своего ученичества в Барнауле, Женя работал в цехе рядом с этим немцем, мастером по ремонту музыкальных инструментов. Михаил Михайлович Дерфлер, его жена Мария Филипповна и их дети на праздничных вечерах предприятия всегда выступали семейным ансамблем с музыкальными номерами, доставляя зрителям истинное наслаждение.
    А дальше события жизни напоминают кадры увлекательного фильма.
    Службу в армии Евгений проходил в части, известной на весь мир тем, что она участвовала  в ликвидации в нашем небе самолета-разведчика, пилотируемого американским летчиком Пауэрсом.
    Умение обращаться с фотоаппаратом очень пригодилось. Женя выпускал стенд «Фотохроника части». Его фотоальбом занял второе место на конкурсе в Уральском военном округе. Здесь он впервые увидел свою фамилию, напечатанной на газетной странице. В окружной газете «Красный боец» публиковались материалы военкора Евгения Логвинова о буднях армейской жизни, фоторепортажи с учебных боев. Завотделом пропаганды газеты, майор Шунин, предлагал Жене поехать на учебу, чтобы стать профессиональным военным журналистом. 
(Через несколько лет именно майор Шунин даст Евгению Логвинову рекомендацию для вступления в Союз журналистов СССР) Но в тот момент судьба фоторепортера казалась Жене заманчивей.
    Вернувшись из армии, он решил действовать по собственному плану. Однако было одно большое «но». Когда-то нужда заставила уйти из школы после седьмого класса. Мальчик поступил учеником прессовщика на хлебозавод, постигал технологию выпечки булочной мелочи в то время, когда его сверстники предавались безмятежному времяпровождению.
    Курс на новый скачок требовал в сжатые сроки получить аттестат зрелости и стать студентом университета. Идея почти фантастическая. Но именно это очень устраивало Женю. Реализовывалось его главное жизненное правило: жить со скоростью, при которой препятствия берутся с ходу. В успехе задуманного Женя не сомневался. Он знал, что за этим стоит и как не отступить. Только вперед!
    Еще в его доармейской жизни, целиком заполненной спортивной работой, был эпизод, которым он гордится всю жизнь.
    1954-ый год. Тренер Евгений Логвинов везет своих боксеров поездом на соревнования в город Енисейск Красноярского края. В Ачинске - пересадка. Времени достаточно.  Еще на вокзале в Абакане он ужаснулся виду своей команды: не спортсмены, а какие-то оборванцы с допотопными деревянными чемоданами, заплечными мешками, на ногах – немыслимые обутки.
    Зашли в местный магазин, и он, раздав «продуктовые» деньги, решительно объявил:» Всем переодеться и переобуться!» Деревянные чемоданы выбросить, сменить на кожаные «балетки»! (Так назывались маленькие изящные спортивные чемоданчики) Через час команда боксеров, разодетых  в нарядные светлые рубашки с короткими рукавами и галстуки, которые многие надели впервые в жизни, преобразилась.
    Подтянувшись внешне, ребята старались поддержать марку настоящих спортсменов во всем. И хотя пришла телеграмма, что соревнования откладываются на две недели, они только обрадовались. Расположившись в гостинице, каждый день упорно тренировались, готовясь к предстоящим схваткам.
    Будущие соперники, забросив свои занятия, с почтением и опаской наблюдали, как работает абаканская команда, которая являла собой пример высокой самодисциплины, повышенного чувства ответственности и истинной дружбы в коллективе.
    Команда Евгения Логвинова заняла первое место в Красноярском крае. Потом, встречаясь, благодарные ребята говорили Жене, что впечатления той поездки – на всю жизнь и были одной из самых ярких страниц юности..
    И вот теперь надо было срочно решить уравнение, в котором – несколько неизвестных. Женя пошел в заочную школу и сел за парту рядом с юнцами-восьмиклассниками. Вечерами читая школьные учебники, днем работал фотокорреспондентом краевой газеты «Алтайская правда», куда его пригласили, специально «выбив» ставку в Москве. Редакция не хотела потерять способного и очень активного внештатного автора. За полгода у Логвинова было тридцать две командировки. Больше, чем у всех сотрудников газеты, вместе взятых.
    Сидеть три года в школе – это явно не согласовывалось с его замечательным замыслом. После восьмого класса Женя придумал оригинальную комбинацию: продолжать учиться в девятом классе заочной школы и готовиться к  сдаче экзаменов за десятый класс экстерном в вечерней. Друзья приглашали на танцы, на прогулки с девушками, в кино – бесполезно. Женя самозабвенно учился в двух школах одновременно.
    1963-ий год принес долгожданные плоды. Получив аттестат зрелости и почти не веря случившемуся, Женя садится вечером в поезд «Барнаул-Алма-Ата». Там, в столице Казахстана, послезавтра – вступительные экзамены в университет на отделение журналистики.
    Вот здесь мы и встретились. Он появился в группе со своим приятелем Колей. Оба – в китайских габардиновых плащах, черных цилиндрах. Не хватало каких-то деталей – то ли тросточек, то ли пистолетов, чтобы соединить их образы с модными тогда детективными киногероями.
  Учиться на спецкурсе фоторепортажа ему было нечему. Он уже многое знал и умел, имея за плечами семь лет практической работы в газетах. Вместе с документами Женя привез целую подшивку газет со своими публикациями.
    Среди них были съемки встречи на Алтае только что вернувшегося из космоса космонавта Германа Титова,снимки печатались во многих центральных и зарубежных газетах. Были интересные репортажи о концертах и творческих встречах со зрителями Любови Орловой, материал о киносьемках студента ВГИКа Василия Шукшина и его однокурсниках, фотоочерки о героях-целинниках хлебного Алтая и многое другое.
    Моему изумлению не было предела, когда я познакомилась с Женей поближе. При почти полном отсутствии теоретической подготовки он смело брался за решение задач, от которых отказался бы и более сведущий человек. И, что самое поразительное, справлялся.. Он стал печататься в университетской многотиражке, устроился в газету домостроительного комбината. Его взяли литературным сотрудником в штат отдела промышленности областной газеты «Огни Алатау», добившись для него свободного посещения лекций, так как с первого курса мы уже были вместе и я могла конспектировать для него все лекции.
    Женя участвовал в работе научной студенческой конференции. Летом после первого курса в составе археологической экспедиции Академии наук Казахстана он работал фотографом, и ему посчастливилось быть на раскопе андроновской культуры и сфотографировать самые древние в мире коньки.
    Мы снимали квартиру с телефоном, на оплату которой уходила одна стипендия. Из разных библиотек приносили пачками книги и ночами читали вслух.
    Даже сегодня, спустя более сорока лет,  для меня загадка, как мы, люди совершенно разных темпоритмов, жизненных опытов, контрастных характеров и почти диаметрально противоположных подходов к решению  жизненных задач, остались вместе. Меня все еще не покидает ощущение, что нахожусь в центрифуге с огромной центробежной силой.
    В университете нас стали называть «сиамскими близнецами». Конечно, никто не догадывался, что определение очень близко к истине. Дело в том, что Женя родился «в сорочке», весом всего один килограмм и девятьсот граммов, «двойняшкой». Его брат задохнулся при рождении. Наверное, именно эта физиологическая потребность в присутствии рядом второго объясняет некоторые его привычки.
     Свою дипломную работу он назвал «Пером и объективом». Она получила высший балл. На предложение остаться в университете преподавателем по спецкурсу «Фоторепортаж» отказался.
     Август 1967-го года. Крым. Выпускнику  Казахского государственного университета Евгению Логвинову предложили работу собственного корреспондента «Крымской правды» по Феодосийскому району. Настроение отличное. На душе празднично от причастности отныне  к этому великолепному краю, к горячему южному солнцу, красотам черноморского побережья. Женя отправился выполнять первое редакционное здание. И вдруг – звонок из Барнаула!
    На проводе  - заведующий отделом иллюстраций газеты «Алтайская правда» Александр Петрович Урюпин:» Женюша! Срочно возвращайся! Тебя здесь очень ждут! Разыскивает фотокорреспондент ТАСС, сам Эммануил Ноевич Евзерихин! Он сейчас тебе позвонит! Не вздумай отказаться от того, что предложит! Такой шанс бывает только раз в жизни!»
    Ждать звонка долго не пришлось. Всемирно известный ветеран-«тассовец» говорил очень убедительно, рисуя перспективы работы собкором Фотохроники ТАСС по Алтаю. Уже через несколько часов Женя ехал в купе поезда по направлению в Барнаул.
    Начались пять удивительных лет в родном краю, вместивших в себя весь спектр человеческих переживаний. Женя побывал у землепашцев и животноводов, у оленеводов и овцеводов, в цехах промышленных предприятий, забирался на высокие кручи Горного Алтая, снимал деятелей литературы и искусства.
    Красота знаменитых горных мест широко известна. Женя упивался ею и практически все время проводил там, в горных долинах, на Телецком озере, привозя домой коробки отснятых пленок, где почти в каждом кадре сверкало изумительное горно-алтайское солнце, сиявшее искрами на склонах, поросших величавыми кедрами, пихтами, лиственницами, березами, в струях стремительных водопадов и рек. Он восхищался неисчерпаемой добротой встречавшихся там людей, их первозданной непосредственностью в общении. Там он и сделал знаменитый снимок «Многодетная мать», отмеченный дипломом на международной фотовыставке в Германии.
    Как будто напившись живой воды, Женя вносил в дом поток оптимизма, радостного восприятия жизни, доброй энергетики, который питал бодростью и нас. Его бесконечные рассказы о встречах на репортерской тропе были интереснее всяких киносюжетов.
    Однажды Женя поехал к геологам в Курай, на границу с Монголией. Увидев знакомых вертолетчиков, попросил на часок забросить его к подножию знаменитой Белухи, на озеро Шавло, где он уже побывал зимой и, плененный сказочной красотой места, дал себе слово приехать летом. Прощаясь, летчики стрельнули из ракетницы и случайно попали в лопасть. Вертолет начало трясти, он как-то странно наклонился и исчез за хребтом. Лететь больше не мог. Летчики пешком добирались до населенного пункта. Только через несколько суток за репортером пришли туристы, ведя на поводу лошадь.
    За это время он оброс бородой, питался ягодами, травами, ловил в реке хариусов – в общем, набрался экзотики. Переходя реку вброд, увидел медведя, усердно занятого чем-то на берегу. Оказалось, выкапыванием «золотого корня». Женя по плечи погрузился в воду. Одежда и кофр с аппаратурой – на голове. Медведь не торопился уходить. Тогда Женя решил сменить онемевшую руку. Испуганный всплеском, косолапый дал деру, оставив на песке длинную дорожку зеленоватого цвета.
    Туристы посадили Женю  на лошадь. В одном месте нужно было прыгнуть через широкую расщелину над пропастью. Проводник сказал:»Не бойтесь. Лошадь опытная. Здесь проходила много раз.. Намотайте волосы гривы на руку, прижмитесь всем телом. Она сама прыгнет». И действительно, лошадь подобрала ноги: передние – назад, задние – вперед. Прыжок и  они – на той стороне.
    Женя снимал открытие в Горном Алтае первого  конного туристского маршрута в стране. Он дважды ходил с альпинистами покорять вершины Тянь-Шаня. За взятие пиков «Комсомол» и «Пионер» его удостоили звания «Альпинист СССР». С высоты четыреста метров прыгал с парашютом. За снимок «Групповой прыжок» он получил в Гааге диплом и медаль международной  выставки «Уорлдпрессфото».
    Этот период жизни я помню отчетливо. Нам обоим пришло приглашение на международную выставку в Амстердам. Меньше месяца оставалось до рождения нашего сына Геры. Женя даже не колебался – поездку отменил.
    Уже с двухмесячного возраста сын колесил с нами по Чуйскому тракту в сибирские холода. Перепеленывали прямо в салоне машины. Может, поэтому наш сын не знал никаких простуд. А когда в трехлетнем возрасте он появился в Казани, то соседские мамы говорили своим детям:»Видите, Гера надел курточку, надевайте шубку».
    Интересная деталь. После командировок ребенок долго не мог уснуть вечерами,  пока мы не выносили его в машину и не включали двигатель. Действовало лучше всякой колыбельной.
    Евгений Логвинов быстро вошел в десятку сильнейших репортеров Фотохроники ТАСС и, с легкой руки старшего редактора В.В.Худякова,  его стали называть «королем «мягкой» информации». Недавно, поздравляя Евгения Юрьевича с семидесятилетним юбилеем, Валерий Владимирович написал такие слова:» С благодарностью вспоминаю совместно проработанные годы, твою, доходящую до самоотверженности преданность делу, твое стремление "одушевить", смягчить жесткий по тем временам стиль тассовской фотоинформации.»
    Начало 1970-ых годов. В стране – эпоха всесоюзных строек. Среди них – КамАЗ, «Нижнекамскнефтехим», «Оргсинтез» в Татарии. Требовалось оперативное освещение в центральной и зарубежной печати  пусковых моментов всех очередей автогиганта на Каме и других объектов Татарской республики. Кандидатура молодого, энергичного алтайского собкора вполне подходила для этой ответственной задачи.
    Вот так в январе 1973 года мы оказались в Казани. 
    … Мужчина курил, стоя у окна и выпуская колечки дыма в форточку. Женя взглянул на него мельком, прошел дальше.
Вдруг услышал за спиной:
    - Логвинов, это же ты! Я узнал тебя  по походке!
    - Не может быть! Ильгизар!- они обнялись.
    Мужчина в окне оказался Ильгизаром Хисматуллиным, с которым Женя шестнадцать лет назад служил на Урале и был тогда с ним в большой дружбе.
    Ильгизар был сапожником в части. Офицеры считали особым шиком носить сшитые им сапоги.
    Когда мы переехали в Казань, квартира, единственная пустовавшая в новом доме, была не готова для жилья:вода и газ не подключены, а балконная дверь не закрывалась, и под ней пушилась снежная полоска. Поэтому первые дни  мы провели с Ильгизаром, Альфией и их детьми – Анваром и Гузелью. Потом их гостеприимство переросло в продолжительное теплое общение с нами. Их друзья, Шакировы и Галимовы, стали нашими тоже.
    Когда пришел контейнер с вещами, мы отмечали новоселье на ящиках. Удивленные соседи целый день слышали из нашей квартиры татарские песни.
    Вечером пошли провожать своих гостей. В последний момент решили  проехать немного с ними, вскочили в переднюю дверь. Народу – полный вагон. И вдруг я услышала, как Женя громко закричал:»Да что же вы смотрите! Они убьют его!» - и стал продираться через людей к задней площадке. Там трое, при полном молчании пассажиров, избивали парня. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не остановка. Возмущенный возглас все-таки подействовал. Хулиганы выскочили. Парень, еле живой, сошел на следующей остановке.
   Этому эпизоду не удивилась, наверное, только я. Такое поведение Жени естественно для него. Когда-то, еще будучи подростком, он сидел на крыше и любовался открывшимся видом пейзажа за Обью. И вдруг из-за угла выскочил пьяный мужчина с веслом и, размахивая им, начал быстро приближаться к спокойно шедшей и ничего не подозревавшей девушке. Подброшенный неведомой силой, Женя мигом соскользнул по лестнице на землю и успел оказаться между нею и оторопевшим мужиком, который, испугавшись неожиданности, бросил весло и убежал. Через несколько лет на улице к Жене подошла незнакомая девушка и сказала:»Я узнала вас. Это вы спасли меня тогда».
    В январе 1973 года зима была бесснежная и на редкость суровая.
К тому же было время талонов на продукты, и даже на картошку. Мы, еще не прошедшие всех формальностей по прописке, их не имели и единственный, теперь драгоценный рюкзак с алтайской картошкой растягивали, как могли. В то нелегкое время помогали нам москвичи, молодые редакторы Валерий Худяков и Зинаида Лифшиц. Поездом мы встречали посылку – гуся, колбасу и еще что-то. В тот период все население республики привозило продукты из столицы.
   Было много знаков того, что в нашей жизни открыта страница испытаний. Новый регион, перенасыщенный событиями первостепенной важности для прессы, требовал оперативных съемок, причем зачастую в разных местах одновременно. Дом не был телефонизирован. Собкору ТАСС нельзя без связи – пришлось тянуть «воздушку». Из лексикона, внедрившись, не исчезали слова – КамАЗ, Нижнекамск, Бегишево, нефть, газ, этилен, пуск, переправа. Наша квартира стала напоминать штаб, куда стекалась информация отовсюду и где, обработанная нами, в виде пакетов с грифом «Правительственный», уходила в Москву почтой, самолетом, поездом. Весь остальной мир со всеми  его каждодневными реалиями стал вторичным. Мне стало ясно, что придется забыть о собственной отдельной журналистской карьере. Только объединившись, мы могли рассчитывать на успех.
   Срочная информация передавалась по бильдаппарату. Фототелеграф был только в Казани. Съемка- на том берегу Камы,через которую еще не было моста, и в Набережные Челны можно было попасть только в окружную, через переправу на Сорочьих Горах, где тогда творилось невообразимое.
    Машины стояли длиннющими очередями. Паром вмещал немного. Удостоверение корреспондента ТАСС действовало не всегда. Разъяренные водители были готовы сбросить в реку всякого с его машиной, кто пытался пробиться без очереди.
    Тогда к КамАЗу  было приковано внимание  всей мировой общественности. Представители зарубежных газет и журналов, потрясая своими «корочками», прорывались и летели самолетами.
    Собкору Фотохроники ТАСС по Татарии  требовалось  проявить всю свою настойчивость и изобретательность, чтобы убедить транспортников и вовремя оказаться на месте события. Его статус обязывал опередить с информацией все издания.
    Женя написал Эммануилу Евзерихину:»…считаю ошибкой свой переезд в Казань». Тот ответил:» Алтай – это, конечно,  сказочный край, но Казань – это Европа. Скоро ты сам поймешь, что не ошибся. Нужно пережить адаптацию…»
    Дом наш никогда не был домом в обычном понимании еще на Алтае. Газеты, снимки, негативы, бумаги  вперемешку с ползунками, игрушками, книгами и прочими предметами домашнего быта. Все подчинено ритму тассовской жизни.
    На окнах висели сохнувшие фотопленки, в ванне промывались фотоотпечатки. Ночами не смолкала пишущая машинка.
    Наученный с детства не падать духом ни при каких предложенных жизнью обстоятельствах, Женя, следуя своему нравственному правилу - как можно лучше выполнять возложенную на него миссию, совершал, на мой взгляд, героические поступки, свидетелями которых были только мы с сыном. Иногда он отправлялся на съемки простуженным, с температурой. При этом было неважно, что работать придется на ветру или при морозе. Надо,  так надо. В Москве даже не догадывались, какой ценой доставался тот или иной материал. Жаловаться он не привык. Наградой были «щедрые« гонорары – три-пять рублей за снимок. А если к этому прибавить оклад в сто тридцать рублей, то, как говорят, комментарии излишни. По смете на  командировочные выдавалось шестьдесят рублей в месяц. Поездок по заданию редакции было много, а этих денег хватало только на одну-две. К этому следует добавить расходы, связанные с приключениями на дорогах и ремонтом машины.
    25 декабря 1975 года. Уже два месяца Женя  в Набережных Челнах. Вместе с ним в гостинице много журналистов, наших и зарубежных,  ждущих пуска первой очереди КамАЗа, который должен состояться 16 февраля 1976 года. Но я помню, что сегодня исполняется сорок лет моему мужу. По телефону мы договариваемся, что я прилечу  в Бегишево  самолетом, а он на «уазике» меня встретит, и мы  отметим эту дату вместе. Но как только он увидел меня, сказал:» Я так соскучился по дому, по Герочке!» Решение приняли  мгновенно и, не обращая внимания на сгущавшуюся  темноту и крепкий мороз, взяли курс на Казань. По пути заехали в Елабугу, купили в дорогу готовых бифштексов. Около Мамадыша в темноте нечаянно свернули с трассы, следуя за фонарями, освещавшими путь к строившемуся заводу. Что-то с коробкой передач – заклинило третью скорость. В кромешной тьме Женя нашел монтировку и попытался вслепую восстановить скорость. Бесполезно. Только прибавилось хлопот. Кончик монтировки отломился и застрял в шестеренках. Помощи ждать неоткуда: мы - не на трассе. Машина стала замерзать, и мы  вместе с ней. Но вдруг нас осветили фарами. Четыре «Москвича», перегонявшиеся из Ижевска в Казань, тоже заблудились. С их помощью мы добрались домой,  В час ночи открыли дверь своей квартиры. Заледеневшие бифштексы звякнули, стукнувшись о чугунную сковородку. Я поздравила мужа:» С юбилеем тебя и вторым рождением, дорогой!»
    Только теперь, спустя много лет, осмысливая пережитое, осознаешь ценность сделанного когда-то рядовыми армии фоторепортеров. Они оставили в эмульсионном слое черно-белой и цветной пленки историю страны, недавно единой и теперь распавшейся.  Фотоснимки  впечатляют больше, чем избирательно сохраненные очевидцами  впечатления в пространных текстах документальной и художественной литературы, в достоверности которых иногда приходится сомневаться. Тут застывшее мгновение давно исчезнувшей жизни. Мы жадно вглядываемся в каждую деталь фотосюжета.  Наше воображение дополняет штрихи многочисленными оттенками, сообщая всему существующему на кусочке фотобумаги большую содержательность и звучность.
    Да, тогда, в докомпьютерный период, когда в кадре было так, как было, фотография служила документом, иногда единственным свидетельством, доказательством подлинности того или иного события. И даже постановочная съемка  при всей изобретательности автора не могла скрыть реальностей эпохи, главных приоритетов в жизни людей, их духовных запросов.
    Территориально Татария намного меньше Алтая, а по насыщенности событий, важных для печати, несоизмеримо больше. Научиться жить и работать в предложенных обстоятельствах означало многое.  Задания приходили из Москвы по телефону и телеграммами, иногда по нескольку сразу, за секунду сметая намеченные планы. Нередко надо было срочно  определиться – какое событие важнее и куда мчаться в первую очередь, за Каму или в Йошкар-Олу. Марийскую республику тоже закрепили за Женей. Там начала осуществляться программа по преобразованию Нечерноземья.
   Нужно было полностью уйти от того, что называется «жизнь души». Женя стал репортером конвейера поточной информации, где на первое место выходила скорость. Важно было успеть оказаться на месте события, успеть добраться до Казани, проявить, отпечатать, сделать текст и в тот же день передать материал по «бильду» в Москву.
    Скорость, скорость и только скорость определяла отныне весь уклад нашей жизни. Мы быстро отвыкли от праздников в обычном понимании. И даже сейчас при слове «праздник» в душу вползает откуда-то  противной струйкой свинцовая усталость. В то время, когда другие несли домой цветы и всякие лакомства в ожидании гостей, мы знали, что у нас будет напряженный трудовой день. Будет «бильд», например,  о том,  как прошла праздничная демонстрация в автограде. А это означало, что в четыре часа утра мы садимся в машину и мчимся за Каму, чтобы через час съемки на демонстрации возвратиться назад и сегодня же успеть передать в Москву эту важную информацию.
    Много лет Закамье оставалось объектом номер один. Там к магистральному нефтепроводу «Дружба» прокладывалась и подключалась трасса из Сибири, возводились Камский автомобильный гигант, Нижнекамский нефтехимический комплекс заводов, Нижнекамская ГЭС, строился мост через Каму, шла интенсивная добыча нефти, сооружалось Нижнекамское водохранилище с архипелагом островов, на которых работали нефтяные скважины, набирала обороты Заинская ГРЭС.
    По комсомольским путевкам и по зову сердца туда съехались тысячи юношей и девушек, которых влекла романтика участия в осуществлении грандиозных замыслов. Их впечатления и настроения  потом отразятся в стихах поэтов-рабочих, членов литературного объединения «Орфей». Поддержать  высокий душевный настрой молодых энтузиастов, воспеть их трудовые подвиги языком фотографии  входило в одну из задач репортера.
    Снимками Евгения Логвинова с изображениями героев-_строителей города и автогиганта  были оформлены в Москве сувенирные обложки грампластинок-великанов с записью  поэтических творений челнинцев. Отечественные и зарубежные книги, газеты  и журналы тех лет были насыщены фотоснимками собкора Фотохроники ТАСС из Казани. Фотоинформация из Татарии передавалась по каналам ТАСС печатным изданиям в более чем сто стран мира.
    Число важных строек росло. Это новые производства «Оргсинтеза», прокладка газопровода «Уренгой-Помары-Ужгород», «Уренгой-Центр», «Уренгой-Медвежье», строительство атомной электростанции в Камских Полянах, Елабужского автозавода.
    Пафос великих строек должен был найти отражение в фоторепортажах. Придумывание надписей – отдельная сторона творчества.  Женя их сочинял по ходу съемки. Например, когда перекрывали Каму для плотины Нижнекамской ГЭС, колонна самосвалов  сбрасывала огромные каменные глыбы в воду. На каждой из них было написано по его задумке крупными буквами «Покорись, Кама!» и дата штурма. Герои его снимков позировали на фоне текстов; «Даешь КамАЗ!», «Новый «КамАЗ» - новогодний подарок Родине, «Принимай, Родина, нижнекамский полиэтилен!» Снимок Евгения Логвинова с надписью «Нефть Сибири пришла в Европу» был использован в художественном фильме о нефтяниках.
    За серию снимков о КамАЗе Евгений Логвинов награжден бронзовой медалью ВДНХ СССР. Ему также присвоено звание «Ударник строительства КамАЗа». Он – дипломант и участник многих отечественных и международных выставок «Интерпрессфото» и «Уорлдпрессфото» в Берлине, Праге, Будапеште, Амстердаме, Бухаресте, Монреале, Ханое, Улан-Удэ и других городах.
    Немало снимков Евгения Логвинова можно найти в буклетах, альбомах и книгах, изданных Татарским книжным издательством на татарском и русском языках. Выставки его работ экспонировались в Нижнекамске, Набережных Челнах, в Госмузее республики, Доме техники профтехобразования, Молодежном центре, в Марийской республике.
    Сельскому хозяйству в Татарстане давно уделяется особое внимание. Использование новых технологий в сельскохозяйственном производстве, самоотверженная работа тружеников земли были отражены в фотовыставках Евгения Логвинова, вошелших в постоянную экспозицию Буинского, Апастовского, Тетюшского и Кайбицкого районов.
    25 декабря 1985 года. На полувековой юбилей Евгения Юрьевича пришли Герой Советского Союза Михаил Петрович Девятаев и его супруга Фаузия Файзрахмановна. Девятаев пригласил  фотожурналиста поехать с ним в город Горький (ныне Нижний Новгород) , в гости к другу Кривоногову, с которым когда-то осуществил дерзкий побег десяти заключенных из концлагеря на острове Узедом, угнав фашистский самолет «Хейнкель-111».
    В поезде, возвращаясь в Казань, Женя поделился с Девятаевым своими тревогами о том, что не в радость теперь почему-то ни работа, ни жизнь. Надоели однообразные задания, гостиничные номера, утомительные дороги, постоянная гонка и полное отсутствие личного времени. Если  бы это компенсировалось хотя бы материально….
    Михаил Петрович сказал на это: «Да, принадлежать самому себе очень важно. Старайся, чтобы твоей судьбой не управляли другие. А грусть отгони. Радуйся жизни каждый день. Я, бывало,  в концлагере утром открою глаза, увижу солнце и счастлив. Терпел, искал и нашел выход, как ты знаешь». И подарил свою только что изданную книгу «Побег из ада», заголовок которой показался Евгению  символичным. Настроение стало легким, так как он уже знал, что в очередном пакете в Москву будет лежать не репортаж, а заявление об уходе.
    Получив в свое распоряжение свободу и время,  мы отправились в марийские леса, отдыхать в новом санатории «Кленовая гора».
    Годы, отданные иссушающей душу газетной информации, сделали свое дело. Нам понадобилось время, чтобы прочувствовать сполна врачующее действие природы и вернуть в души покой, когда можно остановиться на лесной тропе, любуясь деревьями, небом, травинками столько времени,  сколько захочется, никуда не спеша.
    И тут открылась новая грань творческих возможностей Евгения.
     Он взялся оформлять большими картинами школы, здравницы, интерьеры предприятий, театры, Дома культуры. Как будто кто-то невидимый повернул регулятор, и в Жене забил фонтан энергии такой мощи, что мне показалось, будто вновь вернулась пора студенчества, когда, одержимый жаждой познания, он практически не спал, глотая книгу за книгой.
    В доме запахло масляными красками, растворителями, появились этюдники, кисти, тюбики с красками. Пачками приносилась литература по технике живописи.
    Началось десятилетие художничества. Мы снова месяцами были в командировках. Но каких! Сейчас они кажутся нереальностью, почти сном.  Но есть шестнадцать адресов в двух республиках, где можно еще кое-где увидеть наши работы, созданные в то упоительное время. Это в Марийской республике  - восемь этажей санатория «Кленовая гора», санаторий «Кичиер»,  дом отдыха «Яльчик», база отдыха «Ромашка», школы в Волжске, Звенигове, Красногорске, музыкально-драматический театр в Йошкар-Оле, предприятие в Шелангере, сельский Дом культуры в Звениговском районе… В Татарстане мы оформили музей и интерьеры здания управления стройфирмы-2 «Татстроя», училища и техникумы в Казани и Раифе.
    Здесь тоже было много съемок, но это были пейзажи на Волге, на Каме, на лесных озерах, сюжеты красивого отдыха.
    Мы переносили на большие форматы портреты писателей, ученых, деятелей искусства, сюжеты народных сказок, создавали коллажи на заданные темы, соединяли в одно возможности фотографии и живописи. Такая творческая работа  вдохновляла на поиски более выразительных решений. Мы чувствовали необыкновенный прилив физических и творческих сил.
    К тому времени вырос наш сын. Гера окончил художественно-строительное училище, получил диплом художника-оформителя и резчика по дереву. После работы в Худфонде служил в армии в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) художником части. А когда демобилизовался, включился в общую семейную программу. Отец и сын объединились для работы по-новому. Гера делал подрамники, обтягивал их холстами, грунтовал, наносил карандашный рисунок, и уж вместе они выполняли живописную часть работы. Пейзажи, натюрморты, предложенные худсовету выставочного салона, были приняты к реализации. Нам приходилось только удивляться. Картины уходили, что называется, «с колес». Некоторые даже поехали в Турцию и Югославию.
    В 1994 году перевернули и эту страницу.
    Поступило заманчивое предложение от Ханифа Мубаракзяновича Муртазина, тогда председателя Госкомспорта Республики Татарстан создать фотовидеостудию, которая будет освещать в печати и на телевидении спортивную жизнь республики. Отец и сын охотно согласились. Это был период, когда уже хотелось обновления..
    Делать видеофильмы учились в Москве. В спортивных программах республиканского телевидения регулярно стали появляться видеоинформации Германа Логвинова, тогда уже студента Казанской академии культуры и искусств. Имя Евгения Логвинова снова появилось на  страницах газет и журналов.
    Спорт занял в их жизни важное место. Одиннадцать с половиной лет отец и сын вместе снимают на соревнованиях бокс, самбо, футбол, хоккей, плавание, борьбу, штангистов, гиревиков, гимнастов и других спортсменов.  В коллекции фотомастеров Логвиновых – Наиля Гилязова, Светлана Демина, Денис Капустин, Николай и Настя Колесниковы, братья Мадьяровы, Алиса Галлямова, Рустам Минниханов, Айрат и Радик Шаймиевы, Рафаэль Яппаров, Айрат Гилаев…
    При горячей поддержке министра по делам молодежи, спорту и туризму Республики Татарстан М.М.Бариева для пропаганды здорового образа жизни были созданы  фотовыставки Евгения и Германа Логвиновых «Первая спартакиада учащихся России» и «Спортивный Татарстан». Они экспонировались в Москве, во Всероссийском Выставочном центре, в столице Татарстана – в «Пирамиде», Баскет-холле, Дворце спорта, Молодежном центре, на Центральном стадионе.
    В юбилейный год столицы Татарстана в Национальном культурном центре «Казань» открылся Музей тысячелетия Казани. Одним  из центральных экспонатов стала первая и пока единственная в России фотокомпозиция на холсте, размером сорок четыре квадратных метра, выполненная  с применением компьютерной графики. Авторы этой уникальной работы – тоже  Евгений и Герман Логвиновы.
    При создании этого многосюжетного фотопанно «Казань и казанцы конца 19-го и начала 20-го веков»  совместно с научными сотрудниками музея  было исследовано более пятисот старинных фотографий, гравюр, фотопластинок, собранных в фондах казанских музеев и в частных коллекциях. Проведена большая реставрационная работа оригиналов.
    В  экспозицию включены портреты выдающихся личностей и горожан разных сословий. Она отразила характерные приметы эпохи – становление и развитие производств, архитектурных стилей, детали быта, гужевой, автомобильный, водный и воздушный виды  транспорта и многое другое.
    Недавно Евгений Юрьевич отметил свое семидесятилетие.
    Его поздравляли друзья и коллеги из Казани, Москвы, Барнаула, Владимира, Крыма, Марийской республики и Казахстана. Есть интересные деловые предложения о совместном сотрудничестве.
    Сейчас Евгений Юрьевич и Герман Логвиновы работают над новыми интересными творческими проектами, которые не могут не взволновать души и сердца людей, открытые прекрасному.
  На снимке: Евгений Юрьевич ЛОГВИНОВ. Фото Светланы КИМ.


           Ким Светлана Алексеевна,
          Член Союза журналистов России.
           (журнал «Казань», 2006г., №1)