"…где чистота этих веток живых..."
На вечеринках перед выходными, в праздники , на не частых пикничках мы, т.е. наша компания сослуживцев, любили петь , как у нас называлось ,«многоголосьем с подвыванием». Однако этим выражением мы слегка набивали себе цену, т.к. мы, любители вокала, были очень даже не без таланта.
Особенной и искренней любовью в нашем коллективе пользовались наши дуэты с Верой Никитичной. Ее мягкое контральто нежилось возле моего баритона, «съезжающего иногда в басы». Так говорили наши слушатели. Романсы, старинные песни , украинские мелодии не имели конца. А «Ночку луговую» мы исполняли за встречу несколько раз. Перед расставанием мы с Верой Никитичной становились в прихожей несколько в сторонке и произносили громким шепотом:
Начинаются дни золотые
Молодой беззаветной любви.
В мгновенье обрывались речи на полусловах, которых всегда бывало много при прощаниях, как будто расставались навсегда, и хор продолжал на разные голоса, кто какие придумывал, вторя соседу:
Эх вы кони мои вороные,
Черны вороны кони мои.
Эти «дни золотые» начались … Да нет, нельзя сказать, что они начались такого-то числа и месяца, как нельзя провести линию разграничения между , например, синим и фиолетовым цветом радуги. А виною всему стал новый в нашем репертуаре романс «Белой акации гроздья душистые». Эти удивительные по красоте мелодии гроздья душистые , которые вывели из равновесия даже такую, строгую в отношениях ко всему , Веру Никитичну. Веру Никитичну, необычайно красивую женщину, красивую в движениях, в том, как она подавала к столу, в обращении к чужим , незнакомым людям, к близким, друзьям, к детям. Кстати, дети смотрели на Веру Никитичну всегда во все глаза, как будто с ними заговорила Снежная Королева. Сама Вера Никитична не замечала своих манер, так как в них не было ни капельки наигранности или показного шарма. Все эти качества были с неописуемой щедростью подарены ей природой, как и стройность её фигуры , каждая «деталька» которой располагалась в неподвластной самому великому ваятелю пропорции , а стройные ноги, вернее всего, заимствованы были из тех «трех пар» женских ног, о которых писал, большой знаток прекрасного, Александр Сергеевич. И еще волшебное очарование имели руки Веры Никитичны. Когда ее длинные пальцы касались какого либо предмета, их движения были настолько нежны и, в то же время уверенны, что казалось вот-вот из под этих пальцев раздадутся звуки доселе неизвестного инструмента, величественного, как орган. Это была аристократка в самом высокопарном смысле этого слова. Перед ней всегда хотелось снять головной убор, всегда стоять и быть слугой. Её улыбка величественная и добрая располагала окружающих. Этой женщине всегда хотелось сказать нечто хвалебное, однако найти нужные слова было не возможно. Страх высказать банальность разрушал мысль.
"Белой акации гроздья душистые...". А может быть и не в этом прекрасном творении была причина. Может быть, на сегодняшний, уже холодный, разум, эти душистые гроздья только "подлили масла в огонь". А огонь полыхал со всею силою еще молодого сердца и очень было трудно удерживать его в груди.
По началу ,после таких время провождений, звуки мелодий долго отзывались в окружающем меня пространстве. Но с какого-то, не замеченного ,мгновенья в душе моей зазвучал только божественный по тембру голос Веры Никитичны. Временами я не хотел его слышать и боялся его исчезновения. При новых встречах в улыбке Веры Никитичны, обращенной ко мне,я видел грусть, какую-то светлую печаль. Она теперь могла оборвать песню на половине, сославшись на «что-то не поется». И только про душистые гроздья белых акаций она вспоминала повсюду. То мелодия звучала у нее тихонечко , то она переходила на речитатив. А когда я вступал так же, подстраиваясь под ее тихий голос, она вскидывала на меня глаза и этот грустный , печальный взгляд рвал мне сердце.
Прошло около полугода. Проект, над которым работала наша группа , подходил к концу и нас всех ждал отпуск. Что бы отпраздновать , или, вернее, устроить прощальный вечер, мы заказали столы в чайной , на окраине небольшого местечка, не далеко от города и не далеко от полустанка, где каждые два часа проходил пригородный поезд. Обслуживающий персонал был приглашен в нашу компанию «на равных» , поэтому мы принесли с собой десятилитровый бутыль вина из крымского винограда . Водка почти никогда не «украшала» наши столы, но для меня всегда находилась двадцатиграммовая рюмочка, не больше, т.к. я не переносил хмельного дурмана. Вино же было мне противопоказано, особенно собственного приготовления , насыщенное всеми атрибутами, соответствующими содержанию этого благородного напитка.
На наш прощальный вечер был приглашен ГИП из Московского проектного института, который приехал на утверждение нашего проекта. В полночь он уезжал в Москву.
Вечер проходил в громких разговорах, воспоминаний было не перечесть и «за что выпить» было в достатке. Мужчины гурьбой , с довольно краткими перерывами, уходили в подсобку цедить через промокашку вино из бутыли в бутылки. Это занятие всех веселило и вызывало массу всяческих острот. Дамы наши сгрудились в уголке , где моя жена с нашим дизайнером , привычно рисовали карикатуры либо портреты гостей , как мы говорили, «в два карандаша», подобно тому, как играют на фортепиано в четыре руки.
Вера Никитична была задумчива и улыбка ее, казалось, была направлена внутрь, словно она чему-то удивлялась. Это была не та, всегдашняя улыбка «хозяйки бала», которая радовала и привлекала каждого гостя.Эта улыбка принадлежала только ей самой, без тени грусти, наоборот, она светилась умиротворенностью и покоем.
Незаметно настал вечер и пришло время нашему московскому гостю собираться в путь. Получилось так, что провожать нашего гостя пошли я, Вера Никитична и молодой специалист, Владимир Петрович. Мужчины обращались к нему по имени и отчеству, и на «ты».Женщины же наоборот, говорили ему :
-Володенька, подойдите , пожалуйста…
Этот Володенька был молчаливым молодым человеком, умным , вдумчивым и наблюдательным. Прошел год его работы в нашем коллективе, а мы уже не представляли себе наш отдел без него.
Поезд двинулся, наш гость взмахнул нам рукой из тамбура и поезд поплыл в сторону единственного светильника на краю перрона . В это время этот наш Владимир Петрович, коснувшись моего плеча сказал:
-Красивый вечер и свежий воздух. Я пойду вперед, помечтаю. Простите!
И ушел.
Мы с Верой Никитичной остались стоять как стояли. Я, опустив голову, смотрел себе под ноги, Вера Никитична рядом тоже стояла молча, не решаясь ни двинуться , ни заговорить. И вдруг я почувствовал прикосновение ее руки к моей. Медленно, боясь остановить этот жест, я поднес ее руку к своим губам.
- Вера Никитична! – произнес я , но Вера Никитична прикрыла мои губы другой ладонью и сказала:
-Милый Иван Сергеич! Послушайте меня. Милый Ванечка, я тоже вас люблю! Очень! Но сегодня, на этом полустанке, мы должны попрощаться с нашей любовью. Попрощаться с этими мучениями, глупыми и счастливыми. Ванечка! Ты теперь обязан просто поверить и убедить себя в том, что это был счастливый сон. У нас будет с тобой тайна, которая должна со временем померкнуть и забытся. Я очень сейчас тебя люблю, но мы…
-Верочка!... – только и мог сказать я и слезы потекли по моим щекам.
-Ваня, милый, мы будем благоразумны. Пусть это будет еще одним нашим огромным счастьем , которое мы спрячем под семью замками. Мы не вправе сделать несчастными наших родных и любимых. Я же вижу, как ты замаливаешь свою вину еще большей нежностью к своей Леночке.
Пусть видит Бог, что нет на нас греха. Пусть будущее наше будет светлым и беспечальным! Милый мой, благородный, Иван Сергеич! У нас не должно быть больше встречи на этой станции нашей любви. Здесь мы простимся с нашим чувством болезненным и сладким.Постарайся, ради меня, вернуть все к тем первым веселым и счастливым дням, когда мы стали настоящими друзьями.
С этими словами Вера Никитична притянула к себе мою голову и , обтерев своей ладонью мои щеки от слез, поцеловала мои губы легко и нежно.
- Пойдемте, Иван Сергеич! Долгие проводы – долгие слезы. На этой станции мы попрощались с нашими мечтами , мыслями и тоской.
Что я мог еще сказать. Даже , если бы я попытался, это было бы … Нет. Хотелось молчать и еще немножечко побыть рядом с этой удивительной женщиной и этим сладким, еще пылающем в душе, чувством, которому суждено растаять...
Не доходя метров сто до чайной, мы увидели возникшего из ниоткуда Володю, нашего умного, вдумчивого и наблюдательного Владимира Петровича.
«…В час, когда ветер бушует неистовый
С новою силою чувствую я
Белой акации гроздья душистые
Невозвратимы, как юность моя»…
* * *