Карнэ Пьера Безухова.Пиит
карнэ (от фр. carnet — записная книжка)
Пьер Безухов и Пиит.
''Ядый Мою Плоть и пиий Мою Кровь имать живот вечный''.
***
Князь Пьер украдкою зевнул прикрывшись ладошкою, дабы не показать, насколько бал сей ему наскучил своею добротелию да благопристойностию.
Друг Ржевский тож безрадостию мучился и словно конь застоявшийся копытом бил... сиречь сапогом начищенным.
-Да стой ты спокойнее, друг любезный! – упрекнул его Пьер. – Шуму на всю залу... оглядываются уж!
Ржевский еще раз пристукнул каблуком об белый лаконисский мрамор.
-Да я ж понимаешь – прям перед входом... вот незадача... в конскую лепеху наступил... вот теперь чищусь как могу! А то неприлично как-то!
Безухов, осторожно скосив глаза вниз, убедился в том, что поручику удалось избавиться от большей части навоза на сапогах. Отведя глаза он украдкой оглянулся.
-Перейдем-ка, брат, подалее! – предложил он. – Как-то здесь не по – благородному стало... амбре, да и вид не лестный. Как бы граф не осерчал!
Ржевский послушно отошел вместе с ним к колонне с огромаднейшей вазой какой-то египетской, которую, по слухам, граф Ростов из самой Александрии выписал... говорили будто в ней фараон какой-то, али другой какой большой чин старинный покоился с миром пока его, значит, из небытия в мир светский вместе с вазой и не продали.
Меж тем к куче растоптанного навоза сбежались лакеи.
-Кто ж наклал то так! – стало доноситься оттуда. – Ах, охальник!!! Ну, прям, как конь! Перфилий, а ну ко по следам сходи... ты ж у нас к охотничьему делу привыкший... ща мы срамника этово мигом по следам найдем и его сиятельству все и докладаем! А уж он то!!!
Безухов со Ржевским спешно сделали круг по залу, по привычке путая след, до тех самых пор пока тот совсем уж, совершеннейшим образом, не истончился. Ржевский еще, по памяти своей партизанской, для верности и вытер сапоги о ковер хорасанский, что у ломберного стола лежал.
Лакеи – гончие долго шли по следу, а когда тот прервался, стали принюхиваться, и уже по запаху по обшибке вышли на барона Оппенгеймера, что как раз в тот момент горький, наплясавшись мазурки, сел отдышаться на диванчик, что у столика игрального располагался
-Ну, хоть какое развлечение! – заметил Ржевский глядя вместе с Безуховым, как лакеи бьют, а затем и выносят на воздух свежий тело барона сапогами вперед.
-Прав ты, друже Ржевский! – согласился Пьер и снова украдкой зевнул. – Поскудился граф наш Ростов на угощение да на затейства разные... ни маскараду, ни попойки... а ведь как раньше то до войны было!
-Да! – Ржевский мечтательно закатил глаза. – Как вспомнишь... осетров одних... и вдовушек!!!
-Осетров и вдов и сейчас найти можно... пару – тройку вон доедают за фуршетным столом. А вот остальное... хорошо хоть медвежатина удалась!
-Согласен. Спору нет – медвежатинка знатная... с чего бы это? Отродясь такой косолапой дичи не пробовал.
Безухов, прочистив платком стекла очков, поглядел как пары дам и кавалеров нудно и монотонно сходятся, да расходятся посередь зала... ответил не спеша и рассудительно.
-Так это ж войны отголоски... наследие, так сказать. Эхо войны одним словом!
-Как это?
Ну... вот охотники сказывали... жалуются - на комаров у них большая обида...
-С чего это?
-Так лягух да жаб на болотах совсем ж не осталось. Вот комары и...
-А куда ж они? Я ж помню...были... квакуши.
-Так это французишки, какие от Буонапарта своего отбились, да от плена спаслись... стали малиной – земляникой с голоду питаться, а потом, как малина кончилась, так за старое принялись – лягух сжирать по обычаю своему европейскому... вот отсюда и комариная рать без квакунов этих духом воспряла да размножилась.
-Понятное дело... лягухи для комаров первейший враг, все равно как партизаны для Наполеонишки! Только не пойму я - к чему ты это? С какого боку это к медведям-то?
-Так они же, лягушатники эти... поначалу все грибы, да малину поели в лесу... медведю еды не хватило... он в лес по грибы, глядь – а нет ничего... одни французишки бегають... и комары жрут Вот он значить...
-Чего ''значить''? - спросил Ржевский, прекратив обгрызать медвежье ребрышко.
-Того и ''значить''! – ответил Безухов и глянув на Ржевского вздохнул – Селяви как говорится!
-Ах, чтоб тебя! – воскликнул Ржевский и, поискав глазами, бросил кость в подвернувшуюся под руку фараоновскую вазу.
Из утробы сосуда сего египетского послышался звук недовольный и мрачный, быдто черту под хвост свеча церковная попала.
Безухов громко икнул, а Ржевский аж присел... но не от испуга конечно, а так... для безопасности и предосторожности ради.
-Чего это?!! – тихо спросил он шаря рукой пистоль. Но не было пистоли... отобрали на входе в имение.
-Ты ж помнишь, друже, что нам граф про сосуд сей сказывал, - напомнил Безухов. – Я точно не помню, но кажись в сосуде сем фараон упокоился в свои времена.
-Помню только чтой то про тьму египетскую! – признался Ржевский. – Еще про мать помню... тож кажись египетскую.
Он с опаской приблизился.
-Осторожней, друже! – предупредил его Пьер. – А вдруг душа это фараоновская... сила египетская из мрака восстала и теперь жертву ищет.
Только как поручик совсем уж решился в вазон сей глянуть, как оттуда прямо к нему навстречу голова вынырнула аки из проруби... глянула глазами голубыми на лике темном, мотнула волосьями курчавыми и опять спряталась в глубинах.
-Ох ты! – воскликнул Ржевский. – Эфиёп!!!
Проходившая неподалеку с дочерью и воспитанницами графиня Завойская глянула строго в их сторону и громко языком прицокнула от возмущения.
-В смысле – арап! – поправился Ржевский откланиваясь мадамам и мамзелям. – Пардон. Acceptez mes excuses les plus sincres!
Завойская хмыкнула... за ней хмыкнули воспитанницы... все взмахнули веерами и прошествовали далее.
-Арап... – задумчиво сказал Безухов. – Точно такой же как мы тогда под Лимпопо встречали. Может он по нашу душу сюда проник... с целью мести, так сказать.
-Может быть... может быть! – не стал спорить Ржевский и вздев сжатый кулак наизготовку вновь приблизился к вазе.
-Молодой человек! Можно вас на секундочку!
-Да что? – голова снова вынырнула и увидев занесенный кулак снова нырнула внутрь сосуда. – Я бы вас, сударь, попросил все ж! С какой это стати?!! Итак уж и замусорили меня, так еще и рукоприкладство учинить желаете.
-Ты... вы кто? – прокашлявшись спросил Пьер.
Глухой голос раскатисто словно из бочки ответил ему.
-Я Александр Сергеевич Пушкин... поэт – лицеист... вернее лицеист – поэт... а хрен с ним... я лицеист и притом поэт!
-Какой же вы Александр Сергеевич? – удивился Ржевский. – Или вы с маскараду прямиком на бал пришли?
-Я внук Ганнибала! – был ответ.
-Ну, тем более! – пожал плечами поручик. – Вылезайте... не бойтесь... мы ж не римляне... не Сципионы какие-нибудь.
-А причем тут римляне? – донеслось из чрева вазы. – Я их вроде и не трогал.
-Это не вы, молодой человек, - наставительным тоном пояснил Безухов. – Это ваш дед их трогал.
-А я тут тогда причем?
Безухов тяжко вздохнул.
-Господи! Да чему вас в лицее вашем учат-то?!!
-Всему понемножку, - Пушкин высунул голову и оглянулся. – Правда мы больше по другим делам... обчества разные создаем, стихи пишем... горничные опять же... вдовушки... мадамы замужние.
-Мерзавец! – прошипел Ржевский. – Вспомнил я его... школяра энтого. Ошивается в обчествах разных в ''Арзамасах''... да в ''Беседе любителей''...
-Чего ''любителей''?
-Да уж не знаю чего, - Ржевский мрачно глядел на вазу, в которой опять исчез Александр. – Я как услышал про Светлану Жуковского у них, так до конца и не выслушал.
-Позволь, - Безухов потер лоб и снял очки. – Ошибся ты вроде, друже. Раз ''Светлана''... тогда ''Жуковская'', стало быть.
-Ан нет! – воскликнул Ржевский. – У них там Светлана, именно что, Жуковский... Сверчки разные опять же.
Безухов перекрестился.
-И у меня желание узнать поболе исчезло. – сообщил он. – Такое обчество надобно всех под арест... в яму... или вообче в ружье и...
-Послушай, брат Безухов! – Пушкин высунулся из вазы.
-Не брат ты мне! – строго сказал Пьер. – Тебя вообче нужно в солдаты забрить и на Кавказ!
-Чего я там не видел! – возмутился Пушкин. – А насчет обчеств и Светланы... так это мы играем так.
-Тьфу!!! – с омерзением сплюнул Ржевский.
-Что вы тут в вазе делаете? – наконец решил спросить Безухов. – Тоже играете? Вы там вообще один? Или Светлана тоже с вами?
-Нет, - ответил голос. – Только Гезель.
-Персиянка что ль? – полюбопытствовал Ржевский с искренним интересом. – Вдвоем с восточной красой в вазе! Браво, лицеист! Не пробовал пока!
-Да нет же! Гезель это Кюхля!
-Вас там трое што ли? Как же вы туда уместились?
-Какой же вы тупой, поручик! Бекеркюхель!!!
-А вот за это я вам, молодой человек, мигом сейчас рыло-то и начищу! Уж не знаю, что слово сие значит, но начищу! Пьер, друг, поясни мне.
Безухов всем своим видом изобразил недоумение.
-Бекеркюхель это друг мой лицейский... Кюхельбекер! – застонал от их непонятливости Пушкин. – Просто мы его так зовем... то Кюхлей, то Гезелью. Играем мы так.
-Понятно, - скривился Ржевский. – А теперь вы, значится, играете там в вазе?
-Да нет же! Кюхля где-то там... наверное в другой вазе... или еще где! Мы из лицея сбежали на бал... Трико по дороге потеряли, чтоб значит не мешал нам.
-В клоунов штоль приоделись для машкераду?
-С чего вы так решили?
-Ну, говорите же – трико потеряли.
-Так это имя... Трико!
-А Трико это кто? Тося... али Дуся?
-Нет... ''Тося'' это Дельвиг.
-Женщина? – с надеждой спросил Ржевский, пытаясь заглянуть в вазу.
-Нет! – последовал краткий ответ и кто-то плюнул в поручика из глубины вазы.
-Ах ты! – заскрипел зубами Ржевский и хотел пнуть сосуд сапогом, но Безухов вовремя остановил его.
-И не только друг, а еще и пиит!
-Что ''пи''?
-Пиит... самый натуральный и сокровеннейший пиит. Вот я ему стих посвятил...
Одна свобода мой кумир,
Но все люблю, мои поэты,
Счастливый голос ваших лир.
Так точно, позабыв сегодня
Проказы младости своей,
Глядит с улыбкой ваша сводня
На шашни молодых бл...
-Прекратите, молодой человек! – процедил Безухов. – Да как же вам не стыдно! Гнать вас надо из Лицея. Вот ужо я директору и напишу.
-Да ничего он мне не сделает! – уверенно сказал голос поэта. – У меня дяди знаете кто?
-Кто? – несколько ошарашено переспросил Безухов. Он никак не мог свыкнуться с тем что ему... партизанскому командиру, воспетому в молве и прозе, перечит какой-то арап – лицеист.
- Сергей да Василь Львовичи! – ответил за Пушкина Ржевский. – Тоже бумагомараки... из вяземской али карамзинской группировки... кажись из карамзинской.
-Ну, тогда я буду жаловаться лично императору! – тонким отчаявшимся голосом вскричал Безухов.
Пушкин высунул голову и насмешливо хыкнул.
-Да ничего он мне не сделает... тоже мне... жаловаться! Я между прочим им на всю жизнь покореженный... он меня конем травмировал... чуть не убил, сатрап!
-Как это? – опешил Безухов.
-Было – было такое! – подтвердил хмурый Ржевский. – Году этак в 1803ем... император на прогулку выехал и тут ему под коня няня вот ентого и подбросила... чистая подстава... али деньжат хотела по-легкому срубить, али от подлеца ентого избавиться.
-Это он сам на меня наехал! – возмутился Пушкин.
-Ну да, ну да! – покачал головой поручик. – Агромаднейший город... гуляй не хочу... тут император наш Александр... все врозь да с почтением и поклонами, а бабка с ребятенком под коня бегом да впривпрыжку! Ха-ха! Знамо дело... видели такое... у трактиров так мужики под барские кареты ложатся, чтобы, значит, опохмелиться. Знаем – знаем приемы ваши лимпоповские.
-Какие? – нахмурил брови Пушкин.
-А вот такие! – с чувством сказал Ржевский и замахнулся. Поэт снова спрятался.
-Помянет еще меня император – царь – батюшка! – плаксивым голосом сообщил Пушкин. - Друг Чаадаев, верь –взойдет она – звезда пленительного счастья и на обломках самовластья... помянете нас... соберемся вот где-нить на Царицыном Лугу...
-На Болоте что ли? – удивился Безухов.
-Да... на Болотной... на Царицыном Лугу и тогда уж непоздоровится вам всем... вашим сиятельствам да высокоблагородиям.
-А чего на Болоте? Вы сразу на Сенатской собирайтесь!
-Надо будет и на Сенатской соберемся.
-А что за Чаадаева он зовет? – тихо спросил Безухов. – Демон что ль какой? Имя нерусское.
-Не, - отмахнулся Ржевский. – Писателишка сумасшедший... а и не имя это а фамилие такое. Сказывают из Орды его предок приехал на службу. А предка вроде Чагатаем звали... храбрым значить.
-Ну ладно! – примирительно сказал Безухов... чем-то ему этот разговор про императора не понравился. – Скажите – почему вы в вазе? Что за надобность у вас сидеть там и прятаться?
-Ищут меня! – признался Пушкин.
-За что?
-Ну, кто за что! Одни за дочек, другие за внучек, третьи за жен... один за бабку свою. Дундуков вон грозится убить да распять!
-За бабку?!! – поразился Безухов.
-Не! За стихи... очень кстати удачные стихи получились...
В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что жопа есть.
Ржевский с Пьером переглянулись.
-Экий ты мерзавец! – с чувством сказал Ржевский. – Взять тебя сейчас и выпороть!
-Э-э! – с опаской съежился Пушкин и нырнул для безопасности опять в свой сосуд и уже оттуда донеслось.
-Князь с поручиком друзья,
Кабан с ослиной головою,
Ржет топая ногою,
Да безухоочковая свинья...
-Вот я тебя щас! – Ржевский сунул обе руки в вазу пытаясь схватить стихоплета лицеиста, но Пьер остановил его, показав взглядом на насторожившегося Ростова и исподтишка вылил фужер мадеры в сосуд.
-Не шевелись! – предупредил он. – Граф тебя, видать, ищет! Терпи... ащеул!
-Да какой он ащеул?!! – возмутился Ржеский. – Баламошка... болдырь!
Из вазы послышался стон ненависти и отчаяния.
-Давай чего-нить пристойного да возвышенного насочиняй! – потребовал Ржевский.
-"Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей", - послышалось почти незамедлительно.
-Вот ведь неугомонный! – поразился Ржевский. – Вот помяни мое слово, друг Пьер – этого мерзавца поймают ведь в конце – концов и пристрелят... на дуэли... это в лучшем случае! Двадцать раз может и не поймают, а на двадцать первый точно пристрелят!!!
В вазе некоторое время было тихо... потом донеслось.
-"Слыхал я истину бывало:
Хоть лоб широк, да мозгу мало!"
-Братец, налей-ка винца! – подозвал Ржевский лакея с подносом.
-И мне! – присоединился Безухов... оглянувшись на вазу добавил. – Три сразу наливай! У нас тут третий друг есть.
Лакей с некоторым подозрением налил требуемое и пятясь отошел.
Ржевский с Безуховым выпили за счастие государства и процветание... потом вылили третий бокал в вазу.
-Аааа! –шепотом закричал лицеист. – Ну, все... вы пресекли порог моего терпения!
Вперед! Всю вашу сволочь буду
Я мучить казнию стыда,
Но, если же кого забуду,
Прошу напомнить, господа!
О сколько лиц бесстыдно-бледных,
О, сколько лбов широко-медных
Готовы от меня принять
Неизгладимую печать!
-Мил человек! – Ржевский и Безухов опять стали звать лакея с подносом. – Налей-ка нам сразу пять... нет шесть... а впрочем оставь-ка поднос здеся!
-Сволочи! – прошипел Пушкин и, на секунду высунувшись, ойкнул.
-Ух ты! Никак Татьяна... моя Танечка здесь... а я здесь в вазе!
Тоскливо и нараспев он стал жалким голосом отчаявшегося человека читать свои вирши
Сосок чернеет сквозь рубашку,
Наружу титька - милый вид!
Татьяна мнёт в руке бумажку,
Зане живот у ней болит:
Она затем поутру встала
При бледных месяца лучах
И на подтирку изорвала
Конечно "Невский альманах".
-Что ж ты за человечишко такой мерзкий?!! – с гадливостью произнес Ржевский. – Как же ж можно такое думать, писать, да еще потом всем и пересказывать?
-Не останавливай меня! – пальцем предупредил Безухова поручик... затем разбежался и с размаху треснул по вазону носком сапога.
Вдрызг – вбрызг полетели во все стороны кости, пепел трубочный, бумажки какие-то и опрометью метнулся прочь черный человек... весь в грязи. Оставляя за собою мокрые следы, он стремглав добежал до окна и, распахнув его, всем телом бросил себя в сад.
-Черт! Черт!!! Диавол!!! – закричали все и стали креститься и падать в обморок.
P.S.
Ащеул – пересмешник, зубоскал.
Баламошка – дурачок, полоумный.
Болдырь – пузырь, надутый.