"... не долго дождик будет лить,
весна прийдет еще не раз..."
Когда Зоя Михайловна и Борис Михайлович Цайхензоны, вселялись на второй этаж семиэтажного дома, в котором на балконы падали лучи южного солнца, а противоположная сторона дома ощущала холод северных ветров, ничто не предвещало беды. Конечно же бедой, так уж категорично, это назвать нельзя, потому что люди , не признаваясь себе в этом, до сих пор не могут сформулировать постулат настоящей беды человеческого рода. Например, если брать происшествия от описанных ребенком пеленок до всемирного потопа, то можно потерять голову от бесплодных раздумий, опираясь на «худшее». Казалось бы, хуже не бывает, если за стеной с утра до вечера стучит по клавишам фортепьяно , по мнению мамы, вундеркинд, не попадающий на нужную клавишу с первого раза и несмотря на лист нотированных элементов музыкальной речи перед глазами, безбожно калечит ритм и эта его исполнительская «интерпретация» мелодии становится невыносима для слуха. Однако…
Однако с этой проблемой Зоя Михайловна готова была мириться, потому что за стеной в музыкальных потугах дитяти прорезАлась всеми любимая мелодия «Семь сорок». Меня, если я слышу эту мелодию в исполнении настоящих музыкантов, разбирает радостный смех, настолько эта мелодия жива и зажигательна. Это высшая фаза еврейского музыкального фольклора . Поэтому!..
Поэтому нанятый учитель музыки , увидев, что дитя родилось, вопреки маминому утверждению, весьма отдаленным от мира мелодий и музыкального слуха , кое-как старается научить дитя выстукивать мелодию «Семь сорок». Потому что еврейская мама, услышав , что ребенок на третьем занятии уже «умеет» играть, и не что ни будь, а «Семь сорок», будет страшно рада и это даст учителю уверенный шанс продержаться в этой семье еще какое-то время, принимая всякий раз после урока, без зазрения совести, гонорар.
На третий или четвертый день, когда в квартире было все , менее более, прибито, приклеено, установлено и повешено, чета Цайхензонов , около восьми вечера, решила отдохнуть на небольшом балконе, а заодно посмотреть, где это примостится на ночь в новом для них районе августовское солнце.
Выйдя на балкон со стулом первой, Зоя Михайловна ощутила не очень приятный запах.
-Боря! – тихонько позвала она,- чем это пахнет?
Борис Михайлович, втянув в себя небольшую порцию местного пространства, объявил:
- Курят, Зоечка, курят внизу.
- Так надо с ними поговорить,- прошептала Зоя Михайловна, тут же слегка засомневавшись в своей идее.
- Они на своем балконе, Зоя, - возразил здравомыслящий Борис Михайлович, - мы не можем им запретить там пить чай, выкуривая сигарету или даже сигару после чашки кофе. Это проблема.
-Номер два! – уточнила Зоя Михайловна.
Стул вернули в зал и начали оба безрезультатно решать задачку из проблемы номер два. Решение с ответом не сходилось. Ответом задачи являлось выражение: чистый воздух на балконе.
Где село солнце в этот вечер Цайхензоны так и не узнали.
Не узнали новоселы на следующее утро и где солнце встало. Потому что оно вставало с левого торца дома и жители под и над Цайхензонами могли видеть восход разве что с крыши. Однако, как говорят, попытка не пытка, и Борис Михайлович, которому не спалось по утрам и на новом месте , около шести вышел на балкон.
Воздух был еще свежим. Небо чистым. Дышалось легко и Борис Михайлович опустил голову, что бы посмотреть, где поставить стул, который он сейчас принесет.
Поставить стул было негде. Пол балкона, выкрашенный в приятный светлозеленый цвет, теперь имел какой-то серый оттенок. Вперемежку , по центру и краям, шевелились небольшие перышки , когда-то неосмотрительно пробившие наволочку чьей-то подушки. Так же на сером фоне явно выделялись черные волоски длиной по нескольку сантиметров. Спирально закрученные , балкона они касались микроскопическими дужками и как будто находились в невесомости.
Натренированный женой , Борис Михайлович, оставив домашние туфли на балконе, шагнул в зал босиком.
Высунувшееся наполовину из под земли и вспыхнувшее в окнах дома напротив солнце, принесло в дом Цайхензонов проблему номер три: соседи сверху выбивают мусор из половиков и одеял прямо за перила своего балкона. Проблема эта на первый взгляд была решаема. Опасность была лишь в том, что бы «не нажить врагов».
Врожденная деликатность и нравственность интеллигентов приводили наших новоселов только к вежливому обращению с соседями. Однако, находятся и соседи, которые высокоморальные поступки людей принимают за поведение дураков. Но верный своим принципам Борис Михайлович знал, что вечером он оденется достойно и попросит соседей сверху, что «если им не трудно, если это не составит особых осложнений, он бы попросил, не всегда …» и т.д.
Дай только Бог, что бы не попались соседи, которые примут его поведение…
К проблеме номер три можно только добавить, что у Зои Михайловны в этот день на глазах выступили слезы.
Слезы были отнюдь не результатом каприза или , упаси Бог, нервного стресса. Зоя Михайловна была образованной и воспитанной женщиной ровного характера, поэтому эти искренние слезы отозвались болью в душе Бориса Михайловича. И , кажется, он догадывался о причине: за стеной справа намечалась четвертая проблема.
Равномерный стук молоточка за правой , по отношению к балкону, стеной зала раздавался уже давно. Супруги чувствовали, что им что-то мешает , но сразу не могли (или боялись) осознать, что за стеной работает чеканщик.
-Тук-тук-тук,- говорил молоточек и делал паузу,- тук-тук-тук,- проводила стена чистый звук метала сквозь себя.
Говорят: человек сам кузнец своего счастья. В квартире, на втором этаже семиэтажного дома, эта мудрость наблюдалась, вернее , не обманывала слух.
И опять же человеческое стремление «поговорить с соседями» в этом случае не действовало. Соседи имели право колотить по жестянке с 8.00 до 20.00, если не позже. Хобби, оно, как говорится, и в Африке…
Уснули супруги в этот вечер в двенадцатом часу, погоревав о своих проблемах. Но не зря говорят…
Да! Не зря говорят, что утро вечера мудренее. Потому что проснувшись с первыми петухами от возникшей в сознании радостной идеи, Зоя Михайловна сразу же растормошила спящего Бориса Михайловича и вернула его сознание в чертоги спальни:
-- Боренька! – торжественно заявила Зоя Михайловна,-- мы с тобой в этой квартире обрели свободу действий! Ты теперь не будешь играть на пианино при минимальной громкости. Хобби так хобби, "чиёрт поберрьи"!
После уборки посуды от завтрака, Зоя Михайловна , взяв под руку Бориса Михайловича, повела его в зал, где вчера еще жить было не возможно. Благоговейно было открыто пианино и, после вступительного аккорда , Зоя Михайловна запела:
-- В том саду, где мы, с вами встретились…
Улыбкой светились их помолодевшие глаза и романс , исполняющийся вдохновенно и восторженно, не могли удержать стены зала. Потому что чеканщик перестал чеканить свою жестянку, а юное дитя за другой стеной, вероятно, было просто удивлено.
Через несколько дней Зоя Михайловна предложила, как всегда, будучи уверенной в исполнении своей идеи:
- Послушай , мой дорогой! А не познакомиться ли нам с этим, по всей слышимости, юным музыкантом за левой стеной, который не очень удачно, но так... настырно вбивает клавиши в душу фортепиано?
- Черенки, привитые молодому саженцу, дают иногда хорошие результаты, ты хочешь, Зоенька, сказать. А "настырность"- это большой шанс.
Жизнь не потеряла смысл. Жить стоило! А гладкий пол балкона, протертый влажной материей, засиял зеленью, как весенняя травка при восходе солнца. И солнцу тоже хотелось жить и оно каждое утро медленно вставало и выглядывало из-за левого торца дома, словно спрашивая, можно ли уже светить.
-Можно! –отвечал Борис Михайлович, который в свои годы уже вставал раньше солнца и радовался началу дня, в котором прибавлялись многообещающие хлопоты.
P.S. В семь – сорок на перроне
Встречали тетю Соню
Вся Молдаванка, Пересыпь, привоз.
Й-эх!!
Здравствуй, Одесса-мама!
Здравствуйте Еся, Зяма!
Катится в горочку паровоз.
Азохн –вей – семь сорок….
F i n
©