- Дорогая, зачем ты перемешала сухое молоко с солью?
- Будто не знаешь. Твоя капризуля и бесстыдница Суханоро ежедневно тайком от нас ест сухое молоко.
- Не будь жестокой. Я прошу тебя, не насыпай соль. Сегодня я утром приготовил завтрак. Я не знал об этом, и поэтому ширчай получился очень солёный...
- Хорошо, я больше не буду. А ты будешь покупать по утрам нам натуральное молоко?
- Конечно.
- Говоришь таким тоном, будто ты арабский шайх.
- Я духовно богатый человек в отличие от твоих любимых арабов-кочевников.
- А мне нужен муж материально богатый. И пусть он будет невежественный кочевник со смолистой кожей, тюрбаном на голове, в безразмерных бедуинских шароварах и рубашке до пят.
- О, Боже! Я уж сыт по горло твоими раздражительными намёками.
- Но я не виновата, что мы недоедаем на твою жалкую режиссерскую зарплату.
- Зазналась! Твоя зарплата медсестры не больше моей.
- Зато я в свободное от дежурства время торгую на рынке. И не забудь, пожалуйста, что добытчик в семье муж, а не жена!
- О, Аллах, когда все это кончится?!
Погас свет в торшере. Маленькое по размеру помещение, служащее им в качестве спальни, мгновенно погрузилось в пещерную темноту. Жена теперь не лежала лицом к мужу. Муж всё еще обнимал жену за талию, но, вспомнив женины упреки, резко убрал руку. Спустя десять минут послышалось ровное дыхание жены, а через полчаса в спальне гремел храп мужа.
... - Папа, я больше не буду кушать сухое молоко. Оно солёное.
- Правильно делаешь, доченька. Оно вредное. Понимаешь, доченька... Вот ты постоянно облизываешь сухое молоко. Оно забивает кишечник, и ты будешь страдать от запоров.
- Но я сначала растворяю его в воде.
- Во всяком случае, оно противопоказано детскому организму, и ты будешь болеть.
- Хорошо, папа. Больше не буду.
Но купленные матерью полкило сухого молока не продержались и неделю. Мать огорчилась, отец негодовал. Он повел дочку к врачу в детскую городскую поликлинику.
Опытный и известный всему городу врач-педиатр Нигина Шоназаровна радостно приняла обоих. После беседы и долгого обследования она велела Суханоро подождать отца в коридоре.
- Послушайте, у вашей дочки наблюдается отставание в росте и весе. Ножки у неё немного кривые и зубы кариозные. Она, случайно, рахитом не болела?
- Болела.
- А сколько времени она питалась материнским молоком?
- Если не ошибаюсь, до девяти месяцев.
- А точнее?
- Это верно, доктор. Я точно помню, как будто это было вчера. Супруга моя кормила дочку грудным молоком до девяти месяцев, а потом она поехала за товаром в Бишкек.
- Понятно. Вы не сердитесь, пожалуйста, но если бы Суханоро питалась материнским молоком хотя бы до двух лет, она точно не заболела бы рахитом.
- Что же мы должны делать, доктор?
- Вашей дочке нужно полноценное питание. Кормите её больше молочными продуктами, рыбой, овощами и фруктами. Пища должна быть калорийной и богата минеральными веществами.
- Спасибо, доктор.
- Выздоравливайте.
Пайшанбе молча ходил из одного угла театральной сцены в другой. Сцена была не убрана, да и уборщица в такую рань никогда на работу не приходила. Через толстые стекла очков его взгляд будто искал что-то новое. Он грезил мыслями о постановке новой премьеры «Любовь пэри». Она станет самой дорогой для него и самой любимой для публики премьерой. Скоро ему на пенсию. «Любовь пэри» будет его последняя постановка на сцене областного театра. Эта премьера - такая же долгожданная и поздняя, как и его любимая дочка Суханоро.
Старший его сын Чоршанбе учился в Астане на экономиста, дочка Савсаноро - в художественном училище в Душанбе. Суханоро появилась на свет, когда ему было за пятьдесят, а жене - за сорок пять.
- Поздние дети обычно бывают необыкновенно умны и красивы. Но и бывают дети поздние со своими причудами, - сказала акушерка Пайшанбе, когда он забрал их из роддома домой.
Суханоро была умная, милая девочка, но плаксивая и боязливая с детства. Рисовала хорошо и танцевала. Родители безмерно любили ее.
Однажды коллега Пайшанбе - Парпишо побывал у них в гостях. Понаблюдав, с какой любовью и нежностью они относятся к дочери, он с любопытством спросил:
- Пайшанбе, а сколько лет вашей дочери?
- Десять скоро.
- Вы так внимательны к её просьбам.
- Я обожаю её.
- Пайшанбе, вы старше меня, и я не имею права учить вас. Только хочу рассказать один случай из собственной жизни. Помните нашего первого наставника и режиссёра Смирнова Валерия Петровича?
- А как же?! Прекрасно помню.
- Так вот, Смирнов был влюблен в танцовщицу Карину. Потом они поженились. При каждом удобном случае он превозносил Карину перед коллегами и с умилением говорил: « Я обожаю свою Карину». А потом случилось непоправимое: Карина убежала с молодым актёром Мазхабшо. Смирнов не потерпел измены и повесился.
- И что же ты хочешь этим сказать?
- Никого не ставь выше Бога, Пайшанбе, и не употребляй слово «обожание» в своем лексиконе. Не надо обожествлять любимого человека.
…В июне в пригороде начались военные учения. Ходили слухи, что на этот раз правительство окончательно покончит с оппозицией. Обвинив группу из четырех бывших полевых командиров в наркотрафике и незаконном сбыте драгоценных камней, войска правительства в один несчастный день окружили город Хайрабад со всех сторон.
Пайшанбе мало волновала накалившаяся обстановка в городе, и он со спокойной душой рассказывал жене политические анекдоты.
- Пусть разберутся друг с другом. Провинившиеся - люди денежные, не то, что мы. И потом они мне не родственники и не знакомые. Я на стороне правительства, потому что свою мизерную зарплату получаю из казны государства, а не из карманов богачей-наркобаронов.
- Как ты смеешь говорить такое? Хайрабад – небольшой город, и все горожане имеют между собой какие–то родственные связи, - возмутилась жена.
- По крайней мере, у меня с ними нет ничего общего.
- Зато у меня есть. Моя племянница замужем за сына Гавхаршо, сына которого обвиняют в убийстве генерала Абдусаломова.
- Пусть ответит по всей строгости закона. Это твой родственник - сын Гавхаршо.
- Люди выходят на митинг, а ты тут потеешь от работы над своим спектаклем.
- У меня будет отличный спектакль, в отличие от митингующих.
Ровно в пять часов утра в осажденном правительственными войсками городе раздались первые выстрелы. Пайшанбе бережно взял спящую дочку из ее комнаты и уложил её на диване в спальне. Одиночные выстрелы раздавались то тут, то там. Через полчаса звуки от непрекращающейся стрельбы стали громче и ближе. От громких звуков проснулась Суханоро. Она испуганно смотрела своими большими глазами на папу.
- Не бойся, доченька. Это ученье.
- А это что такое, папа?
- Ну, это... когда солдаты тренируются. Стреляют в воздух.
- А громкие звуки - это выстрелы?
- Нет, доченька, это в небо салюты пускают.
- Ааа.
- Спи, доченька.
- Не хочется. Я боюсь.
- Не бойся, доченька. Мама сейчас на кухне заваривает чай, и мы все будем завтракать.
- Папа, а потом я на улицу выйду?
- Пока не стихнет стрельба, никуда ты не пойдешь.
Вдруг раздался страшный гул, и в окнах задребезжали стекла.
- Это, наверное, бомбят махаллу Ношинбог.
- Не паникуй, пожалуйста. Дочку пугаешь. Это не бомбят, а танки стреляют по противнику, - шепотом сказал он жене.
Послышались громкие одиночные, затем бесконечные автоматные выстрелы. Суханоро умоляюще смотрела на маму.
- Что тебе, доченька?
- В туалет хочется.
- Иди с папой.
Маленький дворик семьи Киматшоевых был в центре города. В углу небольшого дворика находились баня с туалетом. Пайшанбе бегом на руках донес дочку до туалета и сказал ей на ухо:
- Умойся и быстренько в дом.
Рассветало. Хайрабадцы не спали. Облокотившись о стену бани, Пайшанбе испуганно озирался по сторонам. Запах пороха ощущался везде. До него доносились слова соседа Толибшо и его жены Гулдавлат.
- Пайшанбе, ты дома?
- Заходи, дядя Толибшо, - открыв ворота двора, сказал Пайшанбе. - Дядя, какова обстановка в городе?
- Плохо. Пока идут бои между правительственными войсками и боевиками в микрорайоне Хлебозавод. Вчера мой брат Саидшо, бывший сотрудник КГБ, сказал, что люди не должны выходить из дома. Мало ли что.
…Ровно в два часа дня с соседней горы, с микрорайона Хуфак, спустилась толпа митингующих женщин. У них в руках были белые флаги и плакаты: «Мир», «Сулх», «Прекратите стрельбу». Они шли прямо к зданию КГБ. Старики с каменными лицами, мужчины и парни с озлобленными глазами следовали за женщинами. Вооружённые солдаты и бойцы ОМОНа стреляли в воздух, но даже эти предупреждающие выстрелы не сломили духа митингующих. В порыве затишья слышались разговоры и шушуканье митингующих:
- В микрорайоне Бизмич от пуль погибли семеро мирных жителей. Причем, двое из них - подростки, они искали своих старших братьев!
- А среди правительственных войск потерь больше.
- О, Худо! Конец света близок, - дрожащим голосом сказал старик Алиберди.
- Раньше шугнанец при ходьбе всегда смотрел себе под ноги, чтобы случайно не задавить муравья. Нынче брат брата убивает, - вступил в разговор дядя Шовали.
…В квартире Киматшоевых царила гробовая тишина. Пайшанбе, погладив дочку по голове, тихо сказал:
- Хорошо, что Чоршанбе и Савсаноро на каникулы не приехали к нам из Астаны и Душанбе. Я так рад, что они остались там, благодаря курсам по-английскому.
- Соседка сказала, что женщины города и интеллигенция вышли на митинг, - произнесла жена.
- И ты тоже туда пойдешь?
- Пойду. Ты посиди с дочкой.
- Никуда ты не пойдешь!
- Ещё как пойду.
- Дура. Мне мирных жителей жалко. А не тех, которые заварили эту кашу. Выйди из дома и посмотри из-за угла нашего двора на ту сторону реки. Там горит здание интерната. Скоро этот огонь погаснет и не перекинется на другие микрорайоны, если люди перестанут ходить на этих бессмысленные митинги и всячески помогать бородатым вооруженным пустоголовам.
- В любом городе есть и элита общества, и криминал. Я не защищаю криминал. Но у меня иссякло терпение, и я не в силах слушать больше эту стрельбу. В Тирчиде погибают люди. Пойду с остальными женщинами с белыми флагами, будем сидеть у здания хукумата. Ночевать тоже там буду.
Не выдержав давления и напора, Пайшанбе выругался нецензурной бранью, а потом ударил ее по голове. Но придя в себя: «Астагфуриллох», он насильно усадил бледную, дрожащую жену на диван рядом с плачущей дочкой.
Гул танков и негромкие звуки стрельбы раздавались где–то далеко в Бар – Хороге.
Только на третий день после вывода войск и сдачи оружия мирная жизнь начала возвращаться в город. Правда, еще не были убраны баррикады, наспех построенные молодёжью из памирских тополей, пустые гильзы ещё градом лежали на тротуарах, и двери коммерческих магазинов были наглухо заперты.
А потом заболела маленькая Суханоро. Через месяц, когда ей стало хуже, родители поехали с ней в Душанбе. Приговор врачей был страшным.
- Лейкемия, - тихо сказала пожилая врач-онколог Чилла Давлатшоева.
- Наша дочка была такая подвижная, шустрая. Ничем не болела, за исключением рахита в детстве. Что же нам делать, доктор? - умоляюще спросила у доктора Чаманоро.
- Только химиотерапия. Кстати, когда она начала жаловаться на здоровье?
- После этих проклятых событий у нас в городе. Ну, войну я имею в виду.
- Понимаю. Мне дочь рассказывала, что происходило у вас там. Ведь я тоже оттуда, с Памира. Поправив свои седые волосы под чепчиком, она грустным голосом сказала:
- Все болезни и неурядицы в жизни от стрессов.
Облучение и интенсивное лечение, по мнению докторов, могло продлить жизнь Суханоро только на несколько месяцев. Она сгорала, как свечка, на глазах родителей.
Однажды Суханоро пришли навестить её классная руководительница Гулбахор Махмадбековна вместе с одноклассниками. Учительница заранее договорилась с ребятами, что они будут вести себя достойно и, подобно взрослым,только успокаивать свою одноклассницу. Но, увидев тощую, обезображенную Суханоро и её мучения, девочки тайком начали вытирать слёзы.
Почувствовав близость смерти любимой внучки, отец Пайшанбе - дядя Джумабек днем и ночью дежурил у постели девочки. Иногда дежурил у постели Суханоро халифа(священнослужитель)махаллы Саидёсин.
Суханоро ужасно мучилась в последние дни. В полдень внезапно ей стало лучше. Она жестом позвала отца к себе. Тихо что-то пробормотав на ухо отцу, она вздохнула тяжело и закрыла глаза. Через две минуты Пайшанбе ворвался в дом. В руке он держал пиалку, наполненную до краев белой жидкостью. Маленькие, нерастворённые комочки сухого молока плавали на поверхности. Бережно подняв голову дочери, Пайшанбе осторожно поднес пиалку к ее губам. Суханоро с трудом глотнула жидкость. Затем она умоляющими глазами посмотрела на родителей. Почувствовав тревогу, они смиренно подошли к ней. Пайшанбе, поборов страх, поцеловал дочку в глаза.(Поцелуй в глаза - знак прощания, древний ритуал памирских народов). Чаманоро, последовав примеру мужа, хотела поцеловать дочку в глаза, но, не найдя в себе сил, холодными губами прикоснулась к синим губам дочери. Суханоро улыбнулась и закрыла глаза.
Громкие возгласы Чаманоро, которая, убиваясь, причитала:" Пурармон ризиники му лакчуд"("Рано ушедшая дочка оставила меня"), "Хишру ризиник аз му хез тойд" (красавица дочка покинула меня"), "нозиён ризиник ту нане-е-е" ("горе мне, о моя любимая дочка"), "биихтият , цаликик ризиник , кашшае-е-е"(" будь твое место в раю, моя младшая", всей своей силой подавили звонкий голос Саидёсина, читавшего у изголовья покойной молитву за упокой души, чередующим с сурой "Фотеха" из Умм-ул-Китаб.