Невозможно забыть, невозможно простить

Раннее утро. Точнее даже не утро, а то прекрасное для меня время суток, когда только-только начинает светать. Было около 5 часов утра или что-то вроде того. Я сидел на кухне в ожидании свиста чайника на плите, ибо жажда теплого кофе была сильнее меня. Я открыл жалюзи, присел рядом и зажег сигарету. Неосознанно, я начал впадать в состояние небытия, падать все дальше и дальше в пространстве, как это обычно бывает, когда сидишь в спокойствии и одиночестве, и царящую вокруг тишину нарушает лишь звук горящей папиросы и закипающей воды. Чайник закипел, я заварил кофе, и снова вернулся в исходное положение. Это смешение запаха крепкого кофе, горькое послевкусие сигареты, и царящий вокруг терпкий запах дыма было для меня как фимиам, и я опять начал погружаться в собственные мысли. Я вспомнил ее, свою первую любовь, не подростковую и глупую, а ту уже полную смысла и отверженности, животную и в то же время высокую и чистую. Я помню ее аромат, этот сложный запах, который я узнаю из сотни тысяч других и не спутаю ни с чем никогда. Горечь, запах дерева, теплой амбры и жасмина, мягкая кожа и кориандр, одним словом дорого и женственно. Каждое ее движение было пропитано этим дурманящим ароматом. Я не видел ее очень давно, почти не помню ее голоса, однако эти глаза я не смогу забыть никогда. Нечто мягкое и одновременно сильное было в ее взгляде, теплое и манящее, прекрасный бархат цвета горького шоколада. Она была подобно дорогому вину, которое нужно пить маленькими глотками, смакуя и ощущая каждую каплю, тем самым пытаясь продлить наслаждение. Она была обладательницей той тонкой красоты, ничем не выделяющиеся на первый взгляд черты, но когда распробуешь как то самое вино, которое тоже ничем на первый взгляд не отличается от любого другого, ты уловишь эти ноты, которые зацепят тебя на всю жизнь. Ее лицо было поистине произведением искусства: тонкий, на редкость правильный нос, необычная форма лица, похожее на кукольное, белая кожа и множество маленьких родинок, будто кто-то брызнул краской на ее лицо. Но самое прекрасное в ней – это руки, мягкие полные женственности руки, длинные пальцы пианистки, сплетение фиолетовых и синих вен, огибающие в некоторых местах ее пальцы подобно кольцам, розовая кожа на косточках, белые, будто прозрачные кисти. Я каждый день целовал ее руки и мог любоваться ими часами. Странно как в одной девушке сочеталось так много: она была очень глубокой и сложной, с характером похожим на восточные специи, очень ранимой, но вместе с тем безумно сильной. В ней было что-то таинственное, темное, притягивающее, и пугающее одновременно, что-то, что всегда мне хотелось узнать, и именно за это я полюбил ее. Она будто играла со мной, манила и отталкивала, разжигала тем самым все большее желание во мне. В ней сочеталась та парадоксальная квинтэссенция огня и воды, противоборствующих стихий, жгучий коктейль. Первые лучи света вернули меня обратно в реальность, за окном уже во всю пылал рассвет. Я снова в своей квартире, за своим столом, только теперь уже в одиночестве и без нее. Жестокая реальность снова напомнила мне, что я потерял ту, которую так любил, она не вернется никогда, ибо слишком горда и никогда меня не простит, как бы сильно ей этого не хотелось. Я уже никогда не буду любить, так сильно, как ее, если вообще смогу найти сил полюбить кого-то другого. Она навсегда останется для меня тем вином, которое наполняло меня, она горький запах сигарет и сладкий запах миндаля. Она – искусство из плоти крови.