Чёрная бисеринка. Ба, да они двуногие! Головки с у

Алексей Падалко
ЧЁРНАЯ БИСЕРИНКА

 Оказавшись, наконец, дома, Кузнецов сразу прошёл в свой кабинет  и позвонил  Тарасову:
– Анатолий Фёдорович, надо встретиться.
– Когда, Роман Романович?
– А прямо сейчас.
– Что-то  неотложное?
– Есть кое-что…

 Минут через пять-семь  мужчины сидели  друг против друга, и академик  показывал чекисту чёрный  блестящий шарик, похожий на  те,  которым прилепляют  глаза игрушечным животным:
– Вот, Анатолий Фёдорович, такая бисеринка. Будучи на симпозиуме, я нашёл её  в кармане своего пиджака. Была приклеена ко дну  кармана.
Полковник повертел шарик между пальцами:
– А как он к вам попал?
– Кабы ж я знал.
–  Но хоть можете предположить, в Швейцарии или здесь у нас?
– Убейте, не знаю.
– Роман Романович, буквально перед вашим  прилётом от нашего  агента из Германии пришёл факс. Желаете ознакомиться?
– Ну, покажите. Постойте, включу компьютер.
 На отрывках не очень чёткого  изображения  был сам академик и доктор Коломиец у стола с искусственной плацентой. Очень чётко  прослушивался разговор обоих учёных:

"– Ну, как ведёт себя  плацента? Есть  приживание?
– Одно, Роман Романович. Одно из восьмидесяти.
– Так чего же ты молчишь, язви тебя! "Одно". Это ж победа, Серёжа! Наша искусственная плацента приняла "ваньку". Слились  две гаметы: животная и растительная!.."

– Откуда это у вас? – округлил глаза академик.
– Из Германии. Не кажется ли вам, уважаемый Роман Романович, что в Швейцарию вы поехали уже с этим шариком? Я хочу сказать, что его  вам подбросили не там, а дома.
– Кто? Зачем? Да вы что!
– Роман Романович, по нашим сведениям, за всеми работами, которые ведутся в Институте, а кое-кому известно, что в нём производят не только экологически чистую воду, охотятся ваши конкуренты… с помощью как раз этих шариков.  Скажу больше, в ФСБ их скопилось тысячи. И  все они японского производства. Японцам удалось впечатать в них – разумеется, на наноуровне –  сотни, если не  тысячи мегабайт информации. Чёрные шарики – это и телекамера, и  магнитофон, и диктофон, и ещё десятки всего  в одном, так сказать, лице. Короче это – чудо шпионской техники! Не удивлюсь, что этот шарик – не первый, обнаруженный вами.

– Не первый. Те я находил и просто выбрасывал… тут, дома. А там меня как током полоснуло. Что-то, думаю, не то. Откуда они берутся? А вдруг это шпионский аппарат?!
– Хорошо, что вы сразу сообщили мне. Будем искать, кто с вами так  нехорошо шутит. Вы-то сами кого подозреваете?
– Никого. Тем более Коломийца. Ну, Степаныч… человек проверенный.
– За Степаныча головой ручаюсь. Наш кадр. А вот баба Кшыся или повариха? Кто там ещё из прислуги… А, может, гости?
– Ну, гости у нас нечасто бывают. А полуслепая Кшыся, да и Фёдоровна с нами давно работают. Ни в чём замешаны не были…
– Как сказать… как сказать… – хитро прищурился полковник. – Может, вы и правы…

 БА, ДА ОНИ ДВУНОГИЕ!

 Коломиец позвонил среди ночи:
– Роман Романович,  а зародышито наши  рубахи-парни!
– Что? Что?! Повтори!
– Зародыши, говорю, страшно живучи! Вы б только  видели, как  бешено пульсируют микроскопические тельца. Ну, не тельца ещё… масса.
– Еду, еду, Серёжа!

 Наскоро натянув на себя одежды, академик брякнул  по сотовому Степанычу:
– Поднимайся и быстро гони ко мне!
– Слушаюсь, – бодрым голосом по-военному ответствовал полусонный водитель. – Десять минут у меня есть?
– Пять!..
 Выходя из подъезда, Кузнецов глянул на часы. Без шести три. Глухая-преглухая ночь…

 Лицо Коломийца выражало  все радости на свете. Одухотворённый, он не шёл, а летел к столу, показывая рукой:
– Вы только посмотрите, что они там вытворяют!
 Академик искренне удивился, увидев то поднимающуюся, то опускающуюся  серо-зелёную массу. Ну, как тесто на опаре!
– Чёрт-те что! Это же… это же… Серёжа, победа!!! Не сегодня-завтра будут отпочковываться из этого месива живые особи. Это победа, Серёжа. – Уже спокойнее сказал Роман Романович. – Дал бы тебе сейчас недельку, а то и месячишко, чтоб  с жёнушкой куда-нибудь на Канары смотался, да нельзя ни на секунду отлучаться от этих ребят. Ты почему своих кандидатов не используешь?
– Они гольными днями  здесь. Помощники что надо! А вот на ночь боюсь их оставлять. Опыты слишком ответственные.
– Смотри сам… Ну-ка попшикай на них ускорителем.
– Уже пшикал.
– Когда?
– Перед вашим приходом.
– Молодец! Больше не надо. Звони через каждые полчаса. Как начнут  отделяться, сразу звони.
– Хорошо, Роман Романович.
– Поеду досыпать… Ты хоть сам-то спишь?
– Приходится.
– Что значит "приходится"?
– Урывками.
– Ничего, ничего, Серёжа. Как только закончим эти эксперименты, обещаю – отоспишься на всю катушку.

 Степаныч повёз академика  досыпать. Не успел тот  как следует  размундириться, как зазвонил телефон:
– Роман  Романович, они разделяются! Опара пришла в  невероятное  движение. Их уже десятки… нет, сотни!.. Как паучата, один  на другом. Но такие маленькие! С просяное зёрнышко.
– Еду!
 И снова Степаныч, только что заглянувший к себе  домой, вёз академика в Институт…

– Ну, что там, Серёжа, показывай! – еле сдерживая радость, как можно  спокойнее спросил шеф. И когда увидел копошащуюся массу, попросил лупу. – Ба, да они двуногие! И ручки… тонюсенькие… как волосинки. – И глянув на склонившегося над столом доктора, положил  ему руку на плечо, с гордостью произнёс. – Вот оно, Серёжа, племя, которое будет бороздить  просторы Вселенной, открывать неведомые миры!

– Мне бы вашу уверенность, Роман Романович. Если они даже  и вырастут, ну, скажем, до размеров авторучки, будет ли их мозг работать настолько хорошо, чтобы решать  всевозможные проблемы, связанные с дальними  полётами.
– А ты подожди, подожди. Мы ещё не знаем, что вырастет из этих  просяных зёрнышек. Тебе главное надо сейчас поддерживать  правильный микроклимат в плаценте. Вот этим и занимайся. Да,  ускоритель отмени совсем. Боюсь как бы они  себя не переросли и мгновенно не постарели и перемёрли.
Как только будут с горошину, звони…

ГОЛОВКИ С УШАМИ

 Прошло четверо суток, а "просяные зёрнышки" нисколько не увеличились в размерах. Ухаживающий за ними Коломиец стал терять терпение и уже взял в руки пшикалку с ускорителем,  как вдруг прямо  на его глазах "зёрнышки" начали одно за другим  лопаться, увеличиваясь в размерах сначала до горошины, а через десять-пятнадцать минут – и до боба.

 Изумлённый необычным перевоплощением доктор бросился к сотику:
– Роман Романович, началось! Они стремительно растут. Уже без  увеличилки различаю ручки, ножки, головки… головки с ушами!
– Повтори, что ты сказал! "С ушами"?! Еду!..

 Восхищённый увиденным академик приблизил к стеклу лупу:
– А я что говорил! Они! Они, Серёжа, будут  открывать неведомые миры! – И наблюдая за копошением зелёных гомункулусов, вдруг предложил. – А давай-ка вытащим одного.
– Погибнет, Роман Романович.
- Знаю, что погибнет. Не терпится посмотреть, как они устроены… Приготовь микроскоп.
– Резать будете? Роман Романович, а вдруг он разумный?
– Давай, давай микроскоп! Какой "разумный". До разума ещё… – академик положил на стол  разделочную дощечку, взял в руки скальпель. – Ну, вытаскивай.

 Коломиец надел резиновую перчатку, открыл крышку и вынул из плаценты трепыхающегося гомункулуса.
– Приклей ему  ручки и ножки скотчем.
И когда доктор выполнил приказание, острое лезвие зависло над крошечным животиком. Ещё миг и… В это мгновение копошение в плаценте резко прекратилось и всё её многочисленное содержимое  облепило стекло изнутри.
– Они соображают! Роман Романович, они думают!
– Да вижу, вижу, –  академик  опустил руку со скальпелем.

– Надо посадить его обратно.
– И заразить всех?.. Этот должен  умереть… во имя науки. Ладно, пусть пока живёт. Интересно, сколько  он может продюжить отдельно от собратьев… Потом вскроем.
– Через час-другой это племя запросит еду. Чем кормить будем? – тревожно спросил доктор.
– А ничем.
– Как "ничем"?
– Скажи,  для чего мы внедрили в них "ваньку"?
– Вы хотите сказать, они будут кормить сами себя?
– Вот именно. Наши зелёные  малышата, а зелёные потому, что их кожа напичкана хлорофиллом – от "ваньки", – днём будут  потреблять двуокись углерода, а ночью выделять  кислород. В общем, сейчас, Серёжа, надо организовать  разделение их на группы и расселение  по разным аквариумам. Заложим дюжину экспериментов, в которых создадим различные условия. Мы должны определить  оптимальные условия для их  существования.

– Гляньте, Роман Романович, на них выступает роса! Вы считаете, это сахарный сироп?
– Да, как у "ваньки мокрого". Скоро он высохнет и превратится в сахар. Для чего у тебя  телекамера?!  Почему не снимаешь?!
– Снимаю. Всё – с самого начала.
– А это?
– У нас кинокамера всё фиксирует. А телекамеру из головы выпустил… События развиваются так стремительно.
– Подключай телекамеру. Серёжа, смотри! Смотри, что они творят! – академик головой подался к плаценте. – Видишь, они уже  слизывают сахаринки  друг с друга! Видишь?!
– Да!
– Быстрей снимай. Пока мы тут с тобой болтологией занимаемся, они ещё на сантиметр подросли. Заметил?
– Да!
– Быстро отсаживай и – лампы, лампы над каждым аквариумом! Давай помогу!..

– Роман Романович, когда вы позвонили, они сразу попритихли. Слышат, черти!
– А ты что думал! Все остальные опыты с начала их закладки будем проводить под классическую музыку. Будем воздействовать на них ультразвуком, током, температурой, давлением…
– Жалко бедолаг. Представляю, скольких мы лишим  жизни.
– Не забывай, жизни во имя науки! Во имя человечества… Я вот что думаю, Серёжа. Мой сын Русий родился сразу взрослым эрудированным человеком. Не потому ли, что мы с женой  часто прослушивали музыку и спорили по разным, в том числе и научным, вопросам?..