Поэт и кот

Дмитрий Ромашевский
  Жил-был старый поэт. Зиму он проводил в городе на 17-м этаже серого небоскрёба и выходил из дома, только чтобы купить себе что-нибудь поесть. Грустно ли ему было? Да нет, хоть и ждал он с нетерпением лета, когда сможет опять поехать к себе на дачу - в маленький ветхий домик у края леса, окружённый яблоневыми деревьями. Часто, когда смотрел он из окна на огромный город, светящийся огнями, непонятно откуда прилетали к нему стихи, и их надо было только записывать.
  И вот, наконец,  наступила весна. Он собрал свой рюкзак, куда положил пару банок консервов, пластиковую бутылку с водой и стопку школьных тетрадок и отправился на дачу.

    Молодая листва в его саду только показалась на деревьях и была ещё желтоватой и  беззащитно-нежной, а на земле уже выстрелили в небо  тюльпаны, открыли свои ясные глаза нарциссы, а там, где не было осенью вскопано, появился зелёно-синий ковёр фиалок. «Господи, как хорошо!  - сказал он мысленно и тут же добавил:  - Да, я говорю это тебе, Господи, с Тобой здесь мне никогда не бывает одиноко».
  Он открыл окна, вымел из дома прошлогодний мусор и сел на крыльцо с куском хлеба и открытой  банкой консервов.
  Вдруг перед ним появилась кошка, безобразная,  худая, какого-то непонятного грязно-жёлтого цвета. Она стояла неподалёку и смотрела на него прозрачными, водянистыми глазами. Он топнул ногой, и она стремглав бросилась прочь.
  Когда, полежав после еды, он вышел в сад, то опять увидел этого зверя. Он вылизывал консервную банку, опрокинув мусорное ведро. Какое-то тревожное, непонятное чувство, похожее на жалость и стыд, шевельнулось в груди старика.
- Ты же поел, а ему тоже нужна пища.
Сказал ли он это сам, или Господь, которого, как ему казалось, он иногда чувствовал и к которому  часто обращался  своими мыслями, он не знал.  Достав вторую банку консервов и открыв её, старик, отковырнул  небольшой кусок мяса в желе и бросил его на землю. Кот сначала метнулся в сторону, но остановился, охваченный волнующим запахом,  и осторожно подошёл к еде. Через мгновение её не стало. Поэт шевельнулся, и незваный гость исчез.
- Натерпелся же ты! - сказал поэт уже громко и, взяв лопату, стал окапывать деревья. «Поздно, поздно я приезжаю, -  думал он. -  А как иначе? Печки же нет,  нет и денег, чтобы её поставить, да и нельзя, наверное, дом-то такой ветхий». Оглянувшись, он опять увидел кота: ждущие, горящие жёлтые глаза неприятно смотрели на него из-за куста смородины.

  На следующее утро он отправился в деревенский магазин и, увидев там консервы для кошек в жестяных банках, купил одну.
   Кот появился в саду снова. Он не верил поэту и даже не подошёл к нему, когда тот, открыв банку, вывалил половину её содержимого на пластиковую тарелку, но потом,  подойдя к еде,  быстро её уничтожил и долго пил воду   из старого корыта перед краном садового водопровода. Услышав шаги хозяина дачи, он скрылся в дырке забора. «Ну, вот! Ни спасибо, ни до свиданья», - усмехнувшись, сказал старик.
  Кот стал приходить «столоваться», как с усмешкой при его появлении говорил хозяин, но он никогда не прикасался к нему - городской житель, он был брезглив.
  Со временем отношения их стали спокойнее, но не ближе. Прошёл июнь, в июле отцвёл жасмин, напоминающий поэту фортепьянную музыку. Стали падать зелёные, недозревшие яблоки. В августе распустились флоксы, распространяющие по саду свой травянистый аромат и лёгкое сиреневое свечение. По ночам на небе всё ярче светили звёзды, и лес за садом тихо шумел от лёгкого ветра. Поэт слушал и что-то писал в своих тетрадках, и общался только с деревьями и цветами, и, когда соседи крикливо разговаривали на своём участке, уходил в дом, закрывая за собой дверь.
  Кот давно перестал его бояться. Он отъелся, бока его округлились; но какие-то тёмные вкрапления на шерсти не исчезли. В дом кот не заходил - поест и уйдёт.

  Наступила осень. Как любил старик время бабьего лета! Чувствовал себя бодрее, чем в жаркие дни, с удовольствием копал землю и по мере сил своих готовил свой маленький сад к зиме. Приближалось время отъезда. Нет, он не собирался брать с собой кота! Но, когда за ним приехал приятель на старом «жигулёнке», не для того чтобы перевезти его, а для того, чтобы привезти себе багажник яблок, которых в том году уродилось много, неожиданно произошла перемена в его одинокой жизни.
  Вот уже загрузили они машину, так что она осела  под тяжестью багажа, вот уже хозяин закрыл ставни и даже прихватил их несколькими гвоздями, чтобы ворам было не так легко проникнуть в дом. Вот уже герой наш бросил на свои пенаты последний взгляд  с затаённой мыслью: «не в последний ли раз?...» и стал садиться в машину, как увидел перед задним сиденьем прижавшегося к полу кота, испуганно смотревшего на него своими жёлтыми глазами.
- Да, Бог с ним! - сказал приятель. - Убежит  по дороге.
На всякий случай поставили перед котом коробку с песком, и машина тяжело тронувшись, двинулась по ухабам деревенской дороги. Через некоторое время кот справил нужду и тщательно порыл в коробке,  потом прыгнул на сиденье и лёг на постеленную на всякий случай тряпку.
  Ехать надо было  долго. Проезжая небольшой город, поэт сказал:
- Остановись-ка,  видишь, вон ветклиника. 
Остановились, он взял кота и скрылся за дверью лечебницы. Приятель ждал. Наконец-то  он появился, но вместе с котом.
- Что, нет лишая? - спросил приятель.
- Нет, это не лишай, клещ какой-то подкожный,.. человеку неопасный.
Поехали дальше.

-  Через пять часов они были в Москве.
- Жив он там? - спросил приятель, остановившись возле дома.
- Жив, - ответил поэт, засовывая кота в корзину, из которой  высыпал свои яблоки.

  А потом началось долгое лечении кота, которого назвали Леопольдом. Прививки ему делать врачи не стали, считая организм его ослабленным. Врачей он боялся, дико кричал и царапался, когда его осматривали и чистили ему уши.
    Сейчас они живут вместе. Имя Леопольд осталось только на бумаге, поэт зовёт его коротко - Лёпа. Прошлое голодание и бездомная жизнь не прошли бесследно, и поэт продолжает заниматься его здоровьем; но, если заболевает сам хозяин, сильное беспокойство   охватывает кота! Он лежит рядом и тревожно смотрит  хозяину в глаза. Стал он как будто больше, ярко-медового цвета, и глаза приобрели приятный зелёный оттенок.
- Тигр мой, - часто говорит хозяин и гладит его по шикарной жёлто-персиковой шерсти.