1. Ваенга. Губа Окольная. (Североморск. 1.2.1962 – 1.11.1967)
Крутой вираж в службе связан с переходом в столицу Северного флота – Североморск, выросший на месте посёлка, носившего до 1951 года название Ваенга. О причинах этого виража подробно рассказано в предыдущей главе 2.2. Хлопоты с перебазированием даже и хлопотами назвать было бы преувеличением, т.к. семья находилась в Ленинграде, а вещами еще не успели зарасти. Перебрался в общежитие ракетной базы – большую комнату в той же казарме, где жили матросы, и размещался штаб воинской части. Добротное трёхэтажное кирпичное здание казармы находилось в восточной части города на высоком месте, где соседствовало с аналогичными зданиями учебного отряда флота и, видимо, ранее ему принадлежало.
В шестидесятые годы начиналась эпоха бурного развития ракетного оружия и ракетного флота, который интенсивно строился и осваивался военно-морским флотом. На это освоение страна денег не жалела, в том числе и на строительство современных береговых баз. На одной из таких крупных баз (арсеналов) мне и предстояло продолжать службу. Надо сказать, что к этому времени офицеров – специалистов по морскому ракетному оружию было подготовлено не мало, но всё же недостаточно. К тому же, для обеспечения нормальной работы базы требовались не только специалисты-ракетчики, но и офицеры широкого профиля, к которым нас с Харькиным, видимо, и отнесли. Для окончательного решения вопроса о переводе в новую часть мы были приглашены на собеседование к командиру часть. Сведения о времени и месте встречи мне сообщил однокашник по нахимовскому училищу Молочников, служивший в этой части с 1958 года. Нас с Вадимом Харькиным любезно принял высокого роста подполковник с выцветшими чуть навыкате холодными голубыми глазами, судя по отличительным знакам на погонах ранее служивший в береговой артиллерии (частях береговой обороны). Владимир Михайлович Модин являлся одним из основателей этой части и пользовался уважением у личного состава и командования флотом.
Полковник В.М.Модин (фото перед текстом).
При беседе присутствовал и главный инженер части капитан 2 ранга Евгеньев Витольд Михайлович, который почему-то сидел на стуле, подвернув под себя одну ногу (т.е. сидел на своём ботинке, который был на стуле?) Беседа была краткой и деловой, в результате которой нам предложили должности инженеров цеха с очень скромным окладом, кажется 110 рублей. С учётом полуторного оклада (за полярным кругом) это посчитали приемлемым, т.к. на военной службе бешеных денег никому не платили. Важнее было то, что должность инженера цеха позволяла получить очередное воинское звание.
Эта воинская часть считалась инженерной и первоначально её структура в отличие от строевых военных организаций была цеховой, т.е. вместо рот, взводов были номерные цеха и лаборатории, по которым был расписан личный состав. Во главе цеха стоял начальник цеха, штатная категория которого капитан 3 ранга. В его небольшой аппарат входили по штату старший инженер цеха и два инженера цеха. Эти два штата инженеров цеха № 1, которые были вакантными, мы с Харькиным и заполнили. Должность старшего инженера цеха на протяжении ряда лет бессменно и исправно исполнял капитан-лейтенант Вержбовский Элеварий Петрович, по аналогии с корабельным уставом неофициально именовавшийся старпомом. Он был настоящим хозяином цеха, человеком на своём месте. Впоследствии вынужден был уйти на другую должность (в отдел хранения), где получил очередное воинское звание - капитан 3 ранга. С его уходом цех потерял опытного, исключительно ответственного и дисциплинированного офицера.
Начальником цеха был упомянутый выше капитан-лейтенант А.А.Молочников, но в этот период он сдавал дела и готовился поступать в военно-морскую академию.
После него непродолжительное время цехом командовал инженер-капитан-лейтенант Гаврилов Юрий Фёдорович, всегда исключительно подтянутый, серьёзный и толковый офицер. Он вскоре ушел учиться в академию, после успешного окончания которой остался в Ленинграде преподавателем военно-морского училища имени М.В.Фрунзе, защитил кандидатскую диссертацию и более 10 лет руководил кафедрой. После увольнения в запас в звании капитана 1 ранга остался в училище начальником кафедры, кажется, корабельной электротехники.
Ракетная часть занимала большую территорию и размещалась на нескольких площадках, удалённых друг от друга на значительном расстоянии. Административная территория (штаб части и казарма) находилась в городе. Техническая территория и причал для заправки ракет топливом и подачи на корабли-носители – в губе Окольной. Часть состояла из нескольких цехов, которые размещались на технической территории в специально построенных помещениях арочного типа, засыпанных сверху землёй, заросшей естественной растительностью, что обеспечивало их маскировку от самолётов.
Единственный цех, которому был присвоен номер один, имел прямоугольное бетонное наземное сооружение без окон, но с высокими двустворчатыми воротами с торцовых частей здания. Между помещениями цехов петляла узкая бетонная дорога, позволявшая в любую погоду перевозить и перемещать «изделия». Изделиями назывались все многочисленные разновидности ракетной техники, хранившейся на этой базе. Каждое изделие имело присвоенный ей секретный и открытый индекс, состоящий из букв и цифр.
Для начала офицерам, пришедшим с флота, всё было ново. Прежде всего, непривычная цеховая структура воинской части. Ранее вообще с технической воинской частью мне соприкасаться не приходилось, кроме, может, единственного посещения минно-торпедных мастерских в Балтийске. После общего знакомства со структурой части и цеха были конкретизированы и распределены обязанности инженеров цеха № 1. Мне поручили участок по эксплуатации электрооборудования помещения цеха, Вадим получил в заведывание техническое имущество и ЗИП к изделиям. Я выполнял функции энергетика цеха и имел в своём подчинении двух матросов-электриков, в задачу которых входило обеспечение электропитанием разнообразного оборудования и эксплуатация передвижного цехового портального крана грузоподъёмностью 10 тонн. Электрики цеха были неплохо подготовленные и дисциплинированные молодые люди и ранее обходились без опеки имеемого по штату инженера. Поэтому была возможность не спеша заниматься изучением техники. Энергооборудование цеха включало различные генераторы и преобразователи, электрооборудование крана и общее освещение цеха. Практического опыта в этой области у меня не было, да и теоретическая подготовка недостаточна. В высшем военно-морском училище изучался (точнее, читался) курс высшей физики по учебнику под редакцией Фриша – заумный и далёкий от прикладного значения теоретический материал. Теперь на практике убедился в своей несостоятельности и необходимости набираться знаний - форсировать программу гражданского института, в который мне удалось поступить на заочное отделение.
Я ранее не упоминал, что четырёхгодичный курс высшего военно-морского училища не давал инженерного диплома, хотя некоторый минимум инженерных дисциплин изучался. Впоследствии, правда, выпускники ВВМУ за пятилетний срок обучения получали общесоюзный диплом инженера-электрика (по своему виду вооружения). Ранее из корабельных офицеров дипломированными инженерами были только механики и некоторые офицеры радиотехнической службы. Они имели флотское звание с добавкой «инженер». Первоначально это слово писалось перед званием, например, «инженер-капитан-лейтенант». Затем, наоборот: «капитан-лейтенант-инженер». И, наконец, позднее вычеркнули это слово вовсе. Скорее всего, это результат непродуманных изменений мудрецов из аппарата устройства службы, которым надо отрабатывать свой хлеб.
В наши годы, флотскому офицеру получить диплом инженера можно, только окончив ещё какой-либо инженерный институт. Причём, чтобы учиться официально, надо получить разрешение флотского командования. Плавая на кораблях, офицер командного профиля такое разрешение получить не мог. Обычно отвечали: незачем. Поэтому пришлось пойти другим путём. Поступил в Ленинградский институт инженеров водного транспорта нелегально. В этом помогла мама, которая работала в этом институте много лет в аппарате заочного отделения. Меня приняли в этот институт на 2 курс заочного отделения электромеханического факультета. Проректор института по заочному отделению разрешил принять меня с условием, что необходимую справку могу представить позже, когда появится такая возможность. Меня это устраивало, т.к. в случае успешного прохождения четырёх курсов, командование такую справку дать обязано. А вообще-то следовал известному принципу: цель достигнута, а там будет видно. Использовал для занятий многочисленные вечера и ночи бодрствования в различных дежурствах. Для сдачи экзаменов использовал часть своих ежегодных отпусков и немногочисленные командировки. Некоторые зачёты и экзамены по общетехническим дисциплинам сдал в ближайшем вузе – Мурманском высшем мореходном училище. Дело, однако, двигалось медленно. Я не укладывался в годовые учебные программы. Правда, меня особенно и не торопили, т.к. в институте давно смирились с тем, что заочники обычно не укладываются в плановые сроки. Короче, к моменту моего перехода в Североморск я закончил только третий курс, т.е. на освоение 2 и 3 курса потребовалось три года.
Новая часть считалась инженерной, и её командование поощряло обучение своих офицеров в технических вузах. Поэтому, как только я освоился с должностными обязанностями, поставил в известность начальника цеха, что учусь заочно в институте, и по его ходатайству получил официальное разрешение на учебу и, следовательно, на учебные отпуска (по вызову института на экзаменационные сессии). Учебные дела сразу пошли веселее. К тому же, в береговой части более пунктуально соблюдался распорядок дня, появились выходные дни и свободные вечера, часть из которых использовал для занятий.
Несмотря на интенсивное строительство жилья, получить квартиру в Североморске было ещё труднее, чем в других местах, где мне суждено было служить. Сначала жил в общежитии в казарме, затем общежитие перевели в другой дом по-соседству, кажется на улицу Сивко. Через несколько месяцев предложили маленькую комнатку на верхнем этаже двухэтажного деревянного щитового дома с удобствами во дворе, куда и перевёз немногочисленные вещи из Полярного. Дом был ветхий, и жить в нём зимой было нельзя. Я продолжал пребывать в общежитии, а жена с дочкой находились в Ленинграде, где Аля заканчивала после академического отпуска Музыкальное училище, и приезжала ко мне только на каникулах. Временное жильё удавалось находить у знакомых офицеров (отпускников или находившихся в командировке).
2. Встреча Н.С.Хрущева с «дважды дорогими» мурманчанами.
Во второй половине 1962 года после сдачи зачёта на допуск к самостоятельной работе по своей должности на меня было написано представление к очередному воинскому званию «капитан-лейтенант», которое вскоре было присвоено приказом командующего флотом.
Памятны солнечные июльские дни жаркого лета 1962 года, связанные с посещением Н.С.Хрущевым Мурманска и Северного флота. Вначале глава правительства знакомился с гражданскими объектами Мурманской области и выступил на городском стадионе перед собравшимися мурманчанами. Я слышал трансляцию этого выступления, которое закончилось скандалом. Не доверяя своей памяти, я обратился к мемуарам некоторых свидетелей. Например, в книге Н.Мормуля и др. («Атомная подводная эпопея». М.,Боргес, 1994.) можно прочесть: «Здравствуйте, дважды дорогие мурманчане! Я говорю «дважды дорогие», потому что вы дороги мне, и стране обходитесь недёшево. Мы в Москве такого солнца не видим, а вам здесь за это выплачивают полярную надбавку». Народ на севере не из пугливых, и главу государства немедленно освистали. Трансляция митинга была прекращена после того, как толпа прорвала оцепление и направилась к трибуне с криками и требованиями улучшить снабжение северян, в частности, мужскими носками, которые почему-то были в большом дефиците. Трансляцию прервали на моменте, когда оратор начал размахивать кулаками и что-то гневно произносить. Что именно он говорил неизвестно, т.к. сначала выключили микрофон, а затем отвели телекамеру. Негативное впечатление от первых встреч пришлось заглаживать военным морякам, которые сумели отлично провести показательное учение с последующим банкетом в североморском Доме офицеров. Позднее в интернете появились некоторые подробности этого визита Н.С.Хрущева в Североморск.(Опубликованы в «Мурманском вестнике», 15.10.2011 г)
Вечером 18 июля, когда тысячи и тысячи мурманчан собрались на Центральном стадионе (тогда он назывался «Труд») на торжественный митинг, эти слова (т.е. дважды дорогие) были повторены. Но не в начале, как иной раз указывается в литературе, посвященной тому визиту, а в середине речи Хрущева. «Я уже говорил сегодня рыбакам, - указано в стенограмме его выступления, - что когда мы говорим «дорогие» наши товарищи», то вы дважды нам самые дорогие».
Между тем выступление лидера страны на митинге, ставшем центральным событием посещения им Мурманска, посвященное в целом насущным вопросам развития страны и Кольского полуострова, сопровождалось недовольными выкриками слушавших его мурманчан. Но по окончании его выступления, собравшиеся на митинг по-прежнему пытались донести до первого лица страны свои чаяния. «Среди толпы - шум, крики, - отмечено в стенограмме. - Женщина, которая хотела передать записку, что-то кричит». Митинг закончился, как водится, бурными овациями…
19 июля 1962 года Хрущев уже был в Североморске. Сопровождали его министр обороны маршал Родион Малиновский, главком ВМФ адмирал флота Сергей Горшков, начальник главного политуправления армии и флота генерал армии Алексей Епишев и недавно назначенный командующий Северным флотом адмирал Владимир Касатонов.
21-го числа руководитель государства со свитой с борта флагмана Северного флота крейсера «Адмирал Ушаков» наблюдал за учениями. Здесь, на Севере, он впервые своими глазами увидел атомные подводные лодки. Самые первые, вооруженные торпедами и только начавшие осваивать еще совсем недавно практически недоступные рубежи у берегов США.
Никита Сергеевич Хрущев и Родион Яковлевич Малиновский, - вспоминал заместитель главкома ВМФ по кораблестроению и вооружению адмирал Николай Исаченков, - сидели в креслах, установленных на палубе в кормовой части корабля. Мы с главкомом и другие министры стояли около них, переговаривались между собой, а также отвечали на вопросы. Информация о подготовке к пускам и комментарии в их ходе давались по корабельной громкоговорящей сети. При этом назывались корабль или лодка, тип и характеристики стартующих ракет, генеральные конструкторы как кораблей, так и соответствующих комплексов. Когда после успешного пуска баллистической ракеты была названа фамилия ее главного конструктора - Макеева, Хрущев оживился и, обращаясь к Малиновскому, произнес: «Когда мы его назначали - это же был комсомолец, совсем молодой человек. Смотри, как развернулся. Какой молодец!»
Действительно, создатель отечественной школы морского ракетостроения Виктор Петрович Макеев принимал поздравления. Его детище - ракета, выпущенная субмариной, успешно поразила цель. Старт из-под воды, еще недавно казавшийся фантастикой, обрел реальность.
22 июля учения продолжались. Наступила очередь крылатых ракет. Эскадренный миноносец «Грозный», представлявший новую серию ударных кораблей, способных поражать противника на немыслимой раньше дальности 250 километров, на полном ходу обошел флагманский крейсер. На носу и корме эсминца вместо традиционных пушек возвышались громоздкие четырехтрубные сооружения, отдаленно напоминающие торпедные аппараты. Только глядели они не в воду, а вверх, в небо. Трубы развернулись поперек борта, открылись выпуклые крышки, послышался пронзительный свист, перешедший в мощный рев. Ракета вышла из трубы, в момент раскрыв крылышки, и унеслась за горизонт. Торжествующий голос диктора объявил, что цель поражена.
Теперь поздравляли Владимира Николаевича Челомея - одного из создателей советского «ядерного щита». Поздравил и Хрущев. И тогда Челомей решил воспользоваться случаем и «замолвить словечко» за корабли, подобные «Грозному». Дело в том, что поначалу их планировалось построить много, но затем решили достроить уже заложенные на верфях четыре головных и этим ограничиться. Никита Сергеевич однако не спешил соглашаться с доводами генерального конструктора знаменитого ОКБ-52.
Н.С.Хрущев (в центре с букетом) и сопровождавшие его руководители армии и флота с артистами Ансамбля Северного флота. Слева от Хрущева С.Г.Горшков, справа - маршал Малиновский и командующий СФ адмирал Касатонов. Начальник ансамбля Б.Победимский во втором ряду за спиной Касатонова. Североморск. 1962 г.
Другой авторитетный автор - И.Касатонов. («Флот выходит в океан».1995.) не обходит молчанием этот же эпизод, но не упоминает о посещении 19 июля 1962 года нашей части высокими гостями, которое имело большое значение для развития морского ракетного оружия. Я свидетель этого мероприятия, и к нему тщательно готовились около двух месяцев не только сотни офицеров и матросов ракетной базы, но и, в первую очередь, главные конструкторы и изготовители этого перспективного оружия в почтовых ящиках страны. Мы чистили и мыли цехи и лаборатории, дороги и причалы. Всё, что было на виду, красили и перекрашивали, даже пожелтевшую от засухи хвою декоративных ёлочек, высаженных у въезда на техническую территорию. Лавры незабвенного Потёмкина кое-кому не давали покоя. Хрущева сопровождала солидная свита из министров и военачальников, среди них и Главком ВМФ адмирал флота С.Г.Горшков. Гостям показали техническую территорию части и провели по четырём ангарам, где была развёрнута обширная выставка достижений развития ракетного оружия флота, в основном, двух конкурирующих фирм – Чаломея и Макеева. Первая занималась созданием крылатых, вторая – баллистических ракет (БР) морского базирования.
Промышленность готовилась к выставке, конечно, загодя. Особое усердие проявили создатели крылатых ракет, которые заняли под экспонаты два самых вместительных ангара, демонстрируя множество тщательно выполненных красочных схем и действующих макетов. Третий ангар был занят довольно громоздким комплексом «Д-4» для стрельбы баллистическими ракетами из-под воды и корабельными зенитными комплексами. В четвёртом ангаре размещалась вся остальная наземная техника.
Как и следовало ожидать, на Н.С.Хрущева большее впечатление произвело эффектное и красочное оформление техники фирмой Чаломея, и он дал зелёный свет его разработкам. Развитие баллистических ракет было приторможено, хотя американцы в это время разработали БР на твёрдом топливе с дальностью стрельбы превосходившую дальность полёта наших ракет.
В своё время я задавал себе и сослуживцам вопрос, почему мы принимаем на вооружение подводных лодок только жидкостные ракеты, а американцы – только на твёрдом топливе? И внятного ответа не получил, что не удивительно, т.к. информация по этой тематике была под замком секретности. Только через тридцать лет корифеи-создатели этого оружия слегка приоткрыли свои рты и сейфы. Так, академик Е.А.Сиволодский, специалист по ракетному топливу, ответил на поставленный вопрос следующим образом. Если раньше говорили, что это связано с технологическими трудностями контроля состояния порохов во время эксплуатации ракет, то ответ специалиста другой. Оказывается, причины кроются в невозможности безопасной перевозки снаряжённых ракет по нашенским дорогам. Американцы же для этих целей используют водный транспорт, т.к. их военно-морские базы и заводы расположены на побережье обоих океанов.
Может быть это и так, но были и другие причины. Они кроются в истории создания этого оружия и технологических трудностях. Один из разработчиков оружия Б.Е.Черток недавно отметил в статье газеты «Известия» от 11.03.1992, что у советских ракетных триумфов было немецкое начало.
Раньше и это было большим секретом. Теперь это можно прочесть не только в газете, но и в мемуарах упомянутого выше автора. («Ракеты и люди. М.1999). Наша первая БР Р-1 была копией немецкой ФАУ-2, разработанной под руководством Вернера фон-Брауна в Германии. Она работала на жидком топливе, состоявшем на 75 % из этилового спирта и 25 % керосина. («Ленинградская правда» от 30.03.1991). В 1946 году И.В.Сталин поручил наркому вооружения Д.Ф.Устинову заняться ракетным вооружением. С.П.Королеву было дано задание разобраться с трофейными ракетами А-4 (ФАУ-2), и научиться пускать их, одновременно начать производство подобного оружия. (Я.Голованов. «Королев и Сталин». Литературная газета от 8.05.1991). В 1948 году состоялись первые пуски ракеты Р-1, которые показали, что при дальности полёта 260 км разброс по точности попадания в цель составляет 4 и более км. В дальнейшем под руководством С.П.Королева в Подлипках под Москвой в короткие сроки были созданы и приняты на вооружение ракеты Р-2, Р-5, Р-11 и Р-11 ФМ. (М.Ребров. Город Королева./Российская газета от 22.09.1992.) Причём уже в первых усовершенствованных отечественных ракетах Р-2 и Р-5 по предложению В.П.Глушко этиловый спирт и вода были заменены смесью изопропилового и метилового спиртов. Это повысило дальность полёта ракет, но, полагаю, огорчило немалочисленных поклонников Бахуса. Одновременно начались работы по созданию нового класса самовоспламеняющихся топлив на основе азотной кислоты и окиси азота. Горючим для этих окислителей служили смеси органических жидкостей, которые у немцев имели кодовое название «тонка». Что оно значит, упомянутый ранее академик Сиволодский не знает. Одна из разновидностей трофейного топлива – «тонка-250 – была воспроизведена в отечественных лабораторных, а затем и в промышленных масштабах под шифром ТГ-02. (Топливо ГИПХ-02./Ленинградская правда от 30.03.1991).
Продолжаю начатый экскурс в историю развития ракетостроения в нашей стране. Читатель, которому эти бывшие секретные сведения покажутся скучноватыми, может пропустить приведенные технические подробности, ставшие известными мне только в последние годы. 4 мая 1954 года ЦК КПСС и СМ СССР приняли закрытое постановление о создании межконтинентальной баллистической ракеты (МБР), получившей обозначение Р-7 («семерка»). Через три года в 1957 году начались её лётные испытания. 27 августа 1957 года ТАСС сообщило, что произведены успешные испытания МБР. Полученные результаты показали, что имеется возможность пуска ракет в любой район земного шара (что звучало, как явная угроза потенциальному противнику за океаном). В этом же году произведен ряд взрывов ядерного и термоядерного оружия на большой высоте.
16 сентября 1955 года (я учился на последнем курсе Калининградского ВВМУ) в белом море произведен пуск БР-11 ФМ с подводной лодки «Б-67» проекта В-611. (А.А.Запольский. Ракеты стартуют с моря. СПб.1994). Начало воплощения в жизнь идеи вооружения ПЛ управляемыми БР относится к 1952 году. 26 января 1954 года выходит постановление правительства «О проведении работ по исследованию возможности старта БР с ПЛ, а также первых пяти боевых ПЛ (АВ-611), вооружённых БР в морском исполнении типа Р-11 ФМ (модификация сухопутной ракеты Р-11). Руководителями темы «Волна» назначены главный конструктор ЦКБ-16 Н.Н.Исанин и главный конструктор ОКБ-1 НИИ-88 С.П.Королев. Для проведения первых испытаний на сухопутном полигоне в Капустном Яру соорудили качающийся стенд, а под Архангельском приступили к оборудованию вновь организованного морского полигона.
В ракете Р-11 в качестве окислителя была применена азотная кислота, а в качестве горючего – тонка (ТГ-02). Применявшаяся ранее пара: жидкий кислород (низкокипящий окислитель) и спирт требовали после заправки ракеты до самого старта обеспечивать постоянный дренаж и подкачку бака испаряющегося окислителя. Совершенно очевидно, что в условиях ПЛ это сделать невозможно. Азотная кислота, представляющая собой высококипящий окислитель, не испарялась и после заправки ракеты могла оставаться в состоянии боеготовности длительное время. По сравнению с Р-1, Р-11 казалась малюткой, которую разработчики называли «карандашом». Её длина 10 м, максимальный диаметр 0,88 м, размах стабилизаторов 1,8 м, стартовый вес 5 т, дальность полёта 150 км, вес полезной нагрузки 71 кг.
В мемуарах В.Н.Чернавина (Морской сборник. 1991 № 8) можно познакомиться с некоторыми подробностями освоения ракеты Р-11 ФМ на флоте. «Корабль (ПЛ проекта АВ-611) был оснащен двумя ракетами для надводного пуска. Дальность стрельбы в несколько сот километров тогда для флота считалась стратегической. Шахты лодки тоже ещё не годились для подводных пусков. В них ракеты устанавливались на специальном столе. При загрузке шахты стол поднимался в верхнее положение, на него краном устанавливалась ракета, полузахваты обнимали её, подсоединялись штекерные устройства кабелей от бортового питания и корабельных приборов. После осмотра и выверки по корабельным приборам ракета опускалась в шахту на нижние упоры. Погрузка ракеты осуществлялась в ночное время (для соблюдения режима секретности). Перед стрельбой стол с ракетой поднимался на верхние упоры. Запускался двигатель ракеты, и когда он набирал необходимую тягу, захваты автоматически отводились…» Ракета отрывалась от стола и начинала автономный полёт по заданной программе. 16 августа 1956 г прошли успешные транспортные испытания в Арктике – первый дальний поход ПЛ АВ-611 с ракетами на борту. Лодка под командованием И.И.Гуляева прошла более 10 тыс. миль в Белом Баренцевом и Карском морях. Периодически выходил в море и руководил всеми опытными пусками ракет генеральный конструктор С.П.Королев. Этот ракетный комплекс был принят на вооружение флота в феврале 1959 года.
Интересные подробности о принятии на вооружения этого первенца морских баллистических ракет можно прочитать в статье непосредственного участника испытаний этой ракеты - Ильинского Клима Константиновича. (Простые истории из жизни офицеров – инженеров оружия. - СПб. 2005)
Ракетная гонка набирала оборот. В октябре 1960 года был принят на вооружение следующий комплекс Д-2, состоящий из ракеты Р-13, которая имела значительно большую дальность полёта, чем Р-11 ФМ, и специально построенных подводных лодок проектов 629 и 658 (атомная). Одноступенчатая ракета Р-13 имела длину 11,8 м, диаметр 1,3 м, стартовый вес 13,7 т, дальность стрельбы 650 км с точностью стрельбы (круговое вероятное отклонение) 4,0 км. Головная часть могла нести ядерный заряд, равный 1 мегатонну.
В мае 1963 года принят на вооружение первый комплекс с подводным стартом Д-4 с дальностью стрельбы 1400 км. Ракета Р-21 была аналогична Р-13, но имела большие массогабаритные характеристики. Длина ракеты 12,9 м, диаметр 1,4 м, стартовый вес 16,6 т. Все упомянутые ракеты имели инерциальную систему управления и не отличались большой точностью попадания.
Автору этих заметок в период службы в в/ч 63976 с 1962 по 1967 г пришлось иметь дело именно с этими типами ракет. Все цифровые характеристики ракет взяты из ограниченного круга информационных изданий периода 90-х годов. Впоследствии появились многочисленные справочники и мемуары на эту закрытую ранее тему.
3. Кубинская заваруха
Грозовые тучи над Кубой начали сгущаться в 1961 году, когда отряд кубинских контрреволюционеров высадился на Плайя-Хирон. Советский Союз решил взять Кубу под своё покровительство. Н.С.Хрущев, авторитет которого в этот период достиг апогея, принял решение разместить на этом острове ядерные ракеты. Операция проводилась в глубокой тайне, особенно от своего народа, поскольку ставила страну на грань ядерной войны, в которой победителя не будет. Войска и техника начали поступать на Кубу с середины июля 1962 года. К моменту обнаружения американцами наших ракет (14 октября) на Кубе уже находилось 42 ракеты и 40 тысяч советских военнослужащих под командованием генерала армии И.А.Плиева. (Аргументы и факты, 1989, № 10).
В эту операцию внесла свою лепту и наша ракетная часть. На её базе в срочном порядке была сформирована передвижная техническая позиция, способная готовить и выдавать ракеты Р-11 ФМ на подводные лодки с любого причала. Организационно эта передвижная техническая позиция считалась отдельной воинской частью. Возглавить это формирование было поручено А.А.Молочникову. Думаю, что выбор был правильным, поскольку Арон был не только опытным специалистом, но и блестящим организатором. Исключительное трудолюбие и пунктуальность позволили ему собрать работоспособную команду и благополучно добраться до столь далёкого острова. Подробности их деятельности на острове Свободы мне не известны, т.к. это мероприятие было покрыто туманом тайны, а интересоваться не касающимися тебя военными тайнами было не принято, да и не безопасно.
Через 30 лет начинают появляться публикации, которые приоткрывают завесу секретности. Один из участников этой операции рассказал в газете «Час пик» от 13.05.1991, как Хрущев запускал американцам «ежа в штаны». «Меня отозвали из отпуска и направили в Одесский порт на флагман сухогрузного флота СССР паротурбоход «Ленинский комсомол». Судно срочно дооборудовалось под десантный корабль. Экипажу было объявлено, что он приступает к выполнению специального задания особо секретного характера. Все приказы следует выполнять по законам военного времени. Любая переписка с родными и близкими исключалась на неопределённый срок. 23 августа мы вышли в открытое море, закрасили название судна, опознавательные знаки на надстройках и спасательных средствах. Вечером того же дня ошвартовались в порту Феодосии.… Ночью последовала команда погрузить сельскохозяйственную технику. Когда подошли составы, стало ясно, что под чехлами – вооружение. Необычное, какого мы ещё не видели. …Мы с лихостью стали закидывать груз в трюм. Наблюдавшие за работой офицеры ракетных войск …были вынуждены сообщить, что грузим … ракеты стратегического назначения. Погрузку продолжали с величайшей предосторожностью. (Позднее узнали, что это ракеты Р-12 и Р-14 с дальностью полёта 2-4 км).
Ближе к утру прибыли и «специалисты-аграрники». Их приветствовал Маршал Советского Союза (фамилия не указана). Военнослужащие по одному поднимались на судно и отдавали честь маршалу. 600 военнослужащих были переодеты в гражданское платье. Судно отправилось в рейс. Босфор, Дарданеллы, Средиземное море проходили без опознавательных знаков. Естественно, наш «летучий голландец» вызывал к себе повышенный интерес. Базировавшиеся в Средиземном море суда шестого военно-морского флота США подходили к нам чуть ли не вплотную и требовали предъявить груз. Находившийся на борту генерал в штатском приказывал капитану не останавливаться и отказывать в осмотре груза под любым предлогом. …При выходе из Средиземного моря судно стали облетать разведывательные самолёты Испании, Англии, Франции. В Атлантическом океане мы видели всплывающие подводные лодки. Никаких сигналов они не подавали, но по очертаниям было видно, что лодки наши…».
Видимо, примерно так же везли и нашу технику из Североморска вместе с обслуживающим персоналом.
Ныне хорошо известно, что, к счастью, у политиков хватило мудрости не довести дело до катастрофы. Вскоре наши войска и техника были возвращены в Союз. За кубинскую эпопею Молочников был награждён орденом боевого Красного Знамени. В дальнейшем он успешно окончил Военно-морскую академию и до ухода на пенсию служил в 24 институте ВМФ.
В связи с Кубой. Помню о прибытии Фиделя Кастро в СССР. 27 апреля 1963 года Фидель после беспересадочного 15-часового полета на ТУ-114 оказался в Мурманске. Его приветствовала толпа горожан на местном стадионе, где он изображен на фото в зимней шапке – ушанке. На аэродроме его фициально встречали заместитель председателя СМ СССР А.И.Микоян, С.Г.Горшков, Г.Я.Денисов – первый секретарь Мурманского обкома. В местной флотской газете он сфотографирован на мостике крупного корабля.
Эту легендарную личность не забывали средства массовой информации и в последующие годы. Кратко о его подвиге можно прочесть в иллюстрированном сборнике «Биография» № 2 2004 г. «Революционеры приплыли на Кубу 2 декабря 1956 года. Возглавил их молодой адвокат Фидель Кастро, на свои деньги купивший яхту со смешным именем «Гранма» - «Бабушка». Теперь это несерьезное название носит главная газета Кубы. Всего на борту яхты был 81 человек, но почти все они вскоре были убиты или попали в плен. Только 12 человек сумели укрыться в горах Сьерра-Маэстра. Сре них были Фидель Кастро, его брат Рауль, и Че Гевара. Они начали партизанскую войну против режима диктатора Батисты., армия которого насчитывала тридцать тысяч солдат. Однако уже 1 января 1959 года Батиста бежал с острова, и в Гавану триумфально вошла повстанческая армия».
Подводная охота долгое время была главным хобби Кастро. Зная об этом, американцы несколько раз пытались организовать покушение на Фиделя под водой. Об этом можно прочесть в упомянутом выше сборнике № 5 2007 года.
4.Защита инженерного диплома.
Летом 1963 года вместе с семьёй отправились на отдых в Севастополь. Вернее, вначале уехала Аля с трёхлетней Машей, а затем на подготовленный плацдарм присоединился и я. В поезде двое молодых попутчиков подсказали Але, где удобнее и дешевле снять жильё. Совет пригодился, и комната была снята в частном домике на Северной стороне, вблизи обширного загородного пляжа Учкуевка. В поезде Маша оставила свою соломенную шляпку, которую подобрали попутчики по купе и принесли на пляж.
Севастополь понравился порядком и чистотой, здоровым климатом, вместительными без толкучки пляжами и неплохо организованным общепитом. Впоследствии Аля неоднократно посещала этот город, предпочитая его остальным курортным местам Крыма.
Аля (слева) и Маша (сидит) в компании с попутчиками из
Ленинграда на пляже Учкуевка в Севастополе.
В конце 1963 года в нашем цехе произошли некоторые кадровые перестановки по следующей цепочке: Ю.Ф.Гаврилов поступил в Военно-морскую академию, на его место начальником цеха был назначен Акура Генрих Львович, чьё место начальника лаборатории № 2 занял Туроверов Николай Александрович, поднявшись на одну ступеньку вверх. Освободившуюся должность старшего инженера лаборатории № 2 предложили мне. Это была очень ответственная и чисто инженерная работа, требовавшая предельной внимательности и осторожности. Эта лаборатория проводила автономную (без привязки к борту ракеты) проверку гироприборов, которыми комплектуется ракета для управляемого полёта.
Начал, как всегда, с изучения новой специальности – гироскописта. Нужно было изучить ряд технических описаний новой для меня техники, набраться практики по проверке этих сложных и хрупких приборов и быстро включиться в рабочий коллектив. Это была самая малочисленная лаборатория, и каждый человек был полностью загружен. Особенность заключалась в том, что я не прошел в ней путь рядового инженера, а сразу перешагнул на вторую ступеньку служебной лестницы. К сожалению, работа в этом царстве приборов оказалась непродолжительной, но приятельские отношения с офицерами этой лаборатории сохранились надолго. Впоследствии с Туроверовым и Лысковичем, который после меня занял должность старшего инженера лаборатории №2, встречались в Риге в 1980 году. Лыскович Алексей Ефимович окончил военную академию, кажется, радиотехнического профиля и возглавлял военную приёмку на местном радиозаводе ВЭФ. Там же в военной приёмке работал после увольнения в запас и Туроверов. Я отдыхал в санатории Майори под Ригой и был в гостях дома и на даче у Николая Александровича. По приглашению бывших сослуживцев совершил экскурсию по упомянутому заводу, который был широко известен по популярному радиоприёмнику. Прямо на заводе купил этот малогабаритный транзистор последнего выпуска – ВЭФ-206, который исправно служит до настоящего времени.
1963 год принёс не только перемены в служебном положении, но и, наконец-то, получил комнату в современном доме. Стоило это больших усилий, среди которых решающей была беседа на эту тему с командующим Северным флотом адмиралом В.А.Касатоновым. Во всяком случае, даже небольшая комната была для меня верхом удачи, поскольку снимала проблему жилья для семьи. Конечно, это была обыкновенная коммуналка, в которой жили ещё две семьи офицеров, но расположенная в «сталинском» доме в центре города (улица Сафонова 23 квартира 10). Эта комната площадью 15,5 кв.м перешла ко мне по наследству от офицера нашего цеха Антонова Владимира Алексеевича, который убыл к новому месту службы.
Улица Сафонова с видом на приморскую площадь. Справа - (сталинский» пятиэтажный дом, рядом с которым (однотипным) я получил комнату.
Аля окончил к этому времени Музыкальное училище, один год проработала в Капелле Ленинграда и вместе с Машей приехала в Североморск, где начала обустройство нашего семейного гнезда. И вскоре поступила на работу солисткой Ансамбля песни и пляски Северного флота.
В 1964 году я в основном завершил программу обучения в институте и получил официальный вызов для написания и защиты дипломного проекта. Без всяких возражений оформил учебный отпуск на три месяца, который оплачивался очень скромно – 100 рублей в месяц, и отправился на поезде в Ленинград. Уехал я не один, а вместе с четырёхлетней дочерью. Дело в том, что специфика работы жены в ансамбле связана с постоянными разъездами и командировками по ближним и дальним гарнизонам и городам, поэтому нередко мы с Машей оставались одни. Мест в детском саду катастрофически не хватало, и мы отводили дочь, как теперь бы сказали, в «частный» детсад – к одной многодетной матери, которая согласилась за плату накормить обедом и присмотреть за нашим ребёнком. Надо признать, что этот вариант оказался ненадёжным: у этой женщины своих детей было несколько и времени на приходящего ребёнка не оставалось. Был случай, когда однажды после службы, я искал Машу по всему городу. Хорошо ещё, что город сравнительно небольшой и в те годы не был перегружен транспортом. На семейном совете в связи с моей командировкой обсудили ситуацию и решили, что я забираю дочь с собой в Ленинград на попечение бабушек, и устрою её в детский сад на три месяца. Аля осталась в Североморске.
В начале октября 1964 года в Ленинградском институте водного транспорта на Двинской улице собралась группа заочников из 15 человек, приехавших из разных уголков страны, завершивших установленную программу обучения и вышедших на защиту дипломного проекта.. Первые две недели, традиционно, проходили установочные лекции по дисциплинам, введённым дополнительно в последние годы – математические машины и программирование, экономика водного транспорта, трудовое право, по которым выставлялся зачёт. Затем было предложено выбрать темы дипломных проектов, которые предстояло разработать за два месяца и защитить. Кто-то из преподавателей ведущей кафедры принёс перечень рекомендуемых тем. Вся группа молодых людей, работавших на предприятиях водного транспорта от Архангельска на севере до Херсона на юге, набросилась на этот листочек с тем, чтобы успеть выбрать близкую к практической специальности и, следовательно, наиболее знакомую тему. Я не спешил, поскольку близкой по моей военной практике темы в списке быть не могло. Поэтому пришлось взять последнюю оставшуюся тему, так как количество предложенных тем было равно количеству присутствующих дипломантов. Она походила, скорее, на тему кандидатской диссертации по проектированию электрооборудования оригинального ледокола, оснащённого мощным акустическим вибратором для взламывания льда. Так показалось не только мне, но и назначенному руководителю моего дипломного проекта. Опытный инженер-проектировщик из смежного с институтом СКБ прочитал тему, покачал головой, усмехнулся и ничтоже сумнявшеся заменил эту фантастическую тему на более приземлённую. Насколько мне известно, такие ледоколы не созданы до сих пор.
Новая тема была связана с необходимостью разработки (точнее, выбором) электрооборудования судна небольшого водоизмещения для плавания в верховьях Енисея. Сразу же я выяснил, что проект такого судна разработан и находится в архиве СКБ. Надо его разыскать, выбрать из вороха чертежей размеры судна и его помещений, предлагаемый перечень электрооборудования, произвести недостающие расчёты и оформить в виде дипломного проекта.
Структура дипломной работы по имеемой в институте методике включала: введение, пояснения и расчёты к выбранному электрооборудованию судна, выводы и комплект примерно из 10 чертежей. Причём, расчёты должны составлять не менее 70% 200-250 страничного текста. Общим научным руководителем и куратором нашей группы был заведующий кафедрой электрооборудования портов, автор учебников по электрооборудованию кранов и других портовых сооружений профессор Рейнгольд.
Вся группа дипломантов дружно приступила к работе в одной большой аудитории института. Кровь из носа, надо было уложиться в эти сжатые сроки. Освоены все теоретические дисциплины, в т.ч. теоретические основы электротехники, электрооборудование судов и портов, теория колебаний, выполнены десятки курсовых проектов по этим и смежным предметам, но практических навыков недостаточно. Электрооборудование судов видел своими глазами только на военных кораблях и при кратковременном посещении судов на выставке «Инрыбпром» в Гавани Ленинграда. Разработка дипломной работы сродни научной и проектной работе. Опыта ни той, ни другой у меня не было. В военно-морском училище не было даже курсовых работ. В институте водного транспорта курсовых работ по специальным предметам было немало, но заочники имели возможность пользоваться образцами, выполненными предшественниками. Поэтому для меня были новыми не только сама тема, но и технология разработки проекта. Предстояло за короткий срок познакомиться с тем и другим, а на защите сделать вид, что электрооборудованием судов занимаюсь всю сознательную жизнь.
Первый этап – сбор информации – был самым трудоёмким. Нужно было переписать (и переварить) множество сведений о судне и вручную снять кальки с нескольких десятков чертежей, которые входили в проект. Причём на этом этапе мне было ещё не ясно, что выбрать для своего дипломного проекта. Но в целом этот этап был самым полезным, позволившим пополнить информационный багаж и получить представление о составе документации, входившей в проект судна. Кое в чём мне помогли более сведущие сокурсники, с большинством из которых я ранее не встречался. В дальнейшем, особенно при выполнении теоретических расчетов, больше спрашивали у меня, т.е. происходил нормальный взаимный обмен знаниями и практическими навыками. Сильной стороной большинства дипломантов была практика, у меня – теоретический багаж двух вузов. В итоге дипломная работа была написана вовремя и прошла формальное рецензирование. Кроме написания рецензии назначенный руководитель в мою работу не вмешивался и не интересовался её ходом. За несколько дней до защиты дипломные работы просматривал профессор Рейнгольд. Не знаю, как у остальных дипломников, но в моей работе он прочёл только введение, одобрил его, перелистал остальные страницы, чтобы убедиться в наличии установленного объема расчетного материала, и поставил свою подпись. Предварительной защиты на кафедре не было, и эта подпись разрешала выйти на защиту дипломного проекта перед государственной комиссией. Все остальные члены нашей группы кроме одного неудачника также получили допуск к защите. А этот неудачник был самым старшим по возрасту, работал станочником на одном из промышленных предприятий. Способностями он, видимо, не блистал, что можно было заметить на его челе. Все остальные, в основном, молодые мужчины, были очень толковые и знающие люди. Была и одна приятная супружеская пара из Херсона по фамилии Савченко, причём она была на сносях.
Случай с неудачником показал силу и возможности коллектива. Прочитав отрицательный отзыв на работу этого парня группа решила ему помочь. Что-то исправлять в его дипломе было не возможно: проще написать заново. Тут же работу распределили между добровольцами и к защите успели создать новый документ. Неудачник защитился вместе со всеми.
Накануне защиты меня чуть не свалила ангина с высокой температурой. Вечером позвонил Наталье (родственница, врач), которая порекомендовала варварский способ снять воспалительный процесс в горле в кратчайший срок: можно прополоскать горло концентрированным раствором соли с йодом. Это кратковременно помогло: утром температура снизилась, горло перестало жечь, восстановился хоть какой-то голос. В таком состоянии пришел на защиту. Переносить защиту нежелательно по нескольким причинам: во-первых, теряется ещё один год, во-вторых, в части могут не дать повторного трёхмесячного отпуска. Могут возникнуть и другие трудности технического и организационного характера, как в институте, так и в части. Немалое значение имела и финансовая сторона вопроса, о чём упомянуто выше.
На защите дипломного проекта без запинки выпалил заранее подготовленный на 10 минут текст и ответил на немногочисленные вопросы. На один из вопросов ответил только после наводящей косвенной подсказки одного из членов государственной комиссии. Вопрос касался принципа работы одного из судовых приборов. Я начал объяснять устройство этого прибора, но был остановлен другим вопросом: что такое резонанс токов? Только тут я понял, что от меня хотят, и ответил, что знаю не только, что такое резонанс токов, но и то, что на этом основан принцип работы прибора. В результате я получил оценку «хорошо». Какого то значения эта оценка не имела, важно, чтобы она была положительной.
Через несколько дней проректор института по заочному обучению поздравил нашу группу с окончанием института и вручил дипломы и значки общесоюзного образца. Вкладыш к диплому, официально называемый выпиской из зачётной ведомости, свидетельствовал, что с 1958 по 1965 гг были сданы зачёты и экзамены по 41 дисциплине (!) и защитил дипломный проект на тему: Электрооборудование грузового теплохода грузоподъемностью 200 тонн для Верхнего Енисея».
Диплом У № 776152, подписанный 11 января 1965 года, свидетельствовал, что я успешно окончил электромеханический факультет Ленинградского института водного транспорта, получил квалификацию инженера-электромеханика по специальности «Электропривод и автоматизация промышленных предприятий».
В этот период наш домашний поэт Семён Спутников не смог не откликнуться на два знаменательных события в стране и в семье – 7 и 15 ноября 1964 года.
Я не могу молчать сейчас,
Когда страна ликует снова:
Есть демократия у нас (смена власти без репрессии)
И есть мука – основ основа.
И поступь наша всё звончей,
Я нахожусь в большом экстазе:
И мысль о новом Ильиче (Брежневе)
Из головы мне не вылазит.
Пускай ведёт нас к коммунизму,
Туда, куда так рвёмся рьяно,
Куда, как учит ленинизм,
Придём мы поздно или рано (?).
Нам пустозвонство не идёт,
Мы лишнего не намечаем.
Страна опять идёт вперёд,
И стих на этом я кончаю.
Мы шестилетье ваше нынче отмечаем
В те дни, когда народ поёт,
Ест пироги, их запивая чаем,
И к коммунизму доблестно идёт.
А вы, как все от счастья пламенея,
Победно смотрите вперёд,
Преграды все преодолевая
Любовь вас к подвигам ведёт.
Хоть жили вы в разлуке тяжкой,
Не помешало это вам,
Обзавестись малюткой Машкой
На страх врагам, на радость нам.
Теперь вы оба в Заполярье,
Куда послала вас страна.
Жена поёт в ансамбле арии,
Муж – мирный труд наш охраняя.
Об этом мы не забываем,
И в сердце образ ваш храня,
Успехов новых вам желаем
В труде, быту, любви….Уря!
5. Лаборатория номер три.
После получения диплома вернулся в Североморск в середине января 1965 г, где меня ждала очередная новость: назначен начальником лаборатории № 3. Возвратился один. Машу оставил в Ленинграде на попечение прабабушки – Марии Георгиевны. Ребёнка устроили в детский сад, который находился на улице Петра Лаврова, а затем перевели в другой, ближе к дому, на набережной Невы, где Маше нравилось больше. Устроить ребёнка в детский сад и здесь было не просто, поэтому пришлось воспользоваться блатом через знакомую по имени Мира.
Этот период связан не только со значительными кадровыми переменами в цехе – они происходили постоянно, но и с изменением напряжённости работы. Ракетная гонка продолжалась и нарастала с калейдоскопической быстротой. Чуть ли не ежегодно поступали на вооружение флота новые ракеты. Каждый новый комплекс был совершеннее предыдущего и требовал меньшего времени на проверку и обслуживание за счет автоматизации и сокращения регламентных работ. Ракеты устаревшего образца Р-11 ФМ и Р-13 заменялись новыми и становились лишь объектами хранения. Первая баллистическая ракета с подводным стартом Р-21 оказалась слишком громоздкой для подводных лодок и широкого распространения не получила, а использовалась как опытная. Новые ракеты комплекса Д-5 к нам не поступали, а шли транзитом на побережье, где были созданы свои ракетные базы, правда, меньшего размера. Наша часть стала выполнять функции центральной базы-склада. Дочерние базы на побережье взяли на себя основную нагрузку по обеспечению подводных лодок ракетным оружием.
Решение создать такие базы было, безусловно, правильным, т.к. склады оружия были приближены к местам базирования кораблей и подводных лодок, и обеспечивалась большая скрытность работ. Несмотря на принимаемые меры по маскировке, погрузо-разгрузочные работы у причала в Окольной хорошо просматривались с любого судна, проходящего по Кольскому заливу в Мурманск и обратно.
Основной нагрузкой нашего цеха стало проведение регламентных работ на большом количестве скопившихся здесь ракет устаревшего образца.
Лаборатория № 3 была самым сложным и напряженно работающим подразделением цеха. Здесь проводились комплексные проверки системы управления ракеты в цехе, наблюдение за заключительными операциями, которые проводились личным составом другой лаборатории, и сдача ракеты на подводную лодку на причале. Перед установкой в шахту подводной лодки ракета на причале в горизонтальном положении заправлялась компонентами топлива, которой занимались специалисты другого цеха. Затем, после пристыковки к корпусу ракеты головной части представителями соседней воинской части, ракета краном переводилась в вертикальное положение и устанавливалась в шахту подводной лодки. Перед опусканием ракеты в шахту на борту подводной лодки проводилась т.н. юстировка. Погруженная в шахту ракета проходила повторные комплексные испытания с бортовых пультов управления. Их проводили специалисты подводной лодки в присутствии представителя нашей лаборатории на случай возникновения каких-либо неполадок. При необходимости требовалось срочно разобраться в причине неполадки, определить неисправный прибор или блок и заменить его из ЗИПа. Наиболее частые неприятности доставляли гироскопические приборы, которые заранее проверялись в лаборатории № 2, затем при комплексных испытаниях в лаборатории № 3. И всё же гироприборы отказывали при проверке ракеты в чреве подводной лодки и заменялись другими. В составе лаборатории была также немногочисленная групп, проводившая юстировку (выставку) ракеты в нужной плоскости.
Ещё несколько лет назад, в период интенсивного проведения перечисленных работ офицеры лаборатории № 3 всегда были перегружены: и в цехе и на причале, и днём, и ночью, когда, как правило, проходила подача оружия на корабли и подводные лодки. Исходя из объёма работ, лаборатория была самой многочисленной, в том числе и по офицерскому составу.
Почти семь лет лабораторией бессменно руководил Олег Верчеба, имевший соответствующую подготовку по ракетной специальности. Он был один из аборигенов части, возглавивший лабораторию в звании лейтенанта, видимо, сразу после окончания училища. В декабре 1964 года Верчеба был переведен в Москву.
Групповой снимок из домашнего альбома Молочникова. Справа налево. Сидят: Верчеба, Х, Чурилин, Андреев. За ними: Акура и Рита Молочникова. Североморск, 1963 ? год.
Большой опыт работы имел и старший инженер лаборатории Малиновский, который, по праву, должен был заменить Верчебу. И он, естественно, претендовал на эту вакансию. Остальные офицеры тоже имели достаточный опыт работы, но почему-то не рассматривались потенциальными претендентами на должность начальника лаборатории, в том числе Ильичёв Вадим Викторович, мой однокашник по нахимовскому училищу, окончивший Черноморское ВВМУ по ракетной специальности, Ивентьев Евгений, Стрюк Василий и др.
Почему выбор пал на меня? Не знаю. Мои первичные дилетантские знания в области ракетного оружия базировались на нескольких лекциях по трофейному оружию при окончании Калининградского ВВМУ в 1956 году. Видимо, когда этот вопрос обсуждался, основную скрипку сыграло мнение начальника цеха Г.Л.Акуры, который, отверг Малиновского, возможно, за элементы высокомерия или по каким-то иным причинам.
Я понимал, какая ответственность ложится на мои плечи, но не отказался от этой должности, которая позволяла получить в срок очередное воинское звание.
Должен заметить, что по сложившейся традиции цеха, начальник лаборатории был в первую очередь самым активным участником при подготовке и сдаче ракет на боевые подводные лодки, и в последнюю очередь – начальником. Это, видимо, сложилось исторически, у истоков лабораторий стояли лейтенанты-однокашники, один из которых волею судьбы становился начальником. В связи с новизной оружия и повышенной ответственностью за небезопасную работу всю технологическую цепочку при подготовке ракет в цехе возглавлял начальник цеха, а на причале – главный инженер или командир части. Когда проводилась операция по обеспечению кораблей ракетным оружием эти руководители вместе с офицерами лаборатории дневали и ночевали в цеху и на причале.
После моего возвращения в Североморск я уже не застал в лаборатории ни Верчебу, ни Малиновского, который, возможно, в знак протеста, перевёлся в соседнюю часть на перспективную должность, т.е. дела принимать было не у кого. Моё вступление в новую должность совпало со сменой поколений, т.к. постепенно стали уходить и другие опытные офицеры первой волны. Это нормальное явление, когда происходит передвижение по службе в связи с необходимостью получить очередное воинское звание. В.Стрюк, например, переквалифицировался в политработники, хотя был в лаборатории единственным дипломированным инженером с молоточками на погонах. На смену старожилам начали поступать молодые офицеры, имеющие специальное ракетное образование, которые постепенно набирались опыта.
После вступления в должность начальник цеха дал мне два месяца для изучения специфики новой лаборатории и сдачи на допуск к работе. Я стал штудировать технические описания ракет и заводские инструкции по их эксплуатации. Для комплексной проверки системы управления ракета на стенде в цехе с помощью нескольких многоштырьковых кабелей подключалась к пульту управления, смонтированном в кунге (закрытом кузове) специального автомобиля. На передней панели пульта размещалось большое количество транспарантов, пакетников и кнопок. Проверка системы управления первых типов ракет проводилась офицером-оператором вручную по многостраничной заводской инструкции и занимала несколько часов. Такая проверка требовала предельной внимательности и навыка, примерно, как работа лётчика в кабине самолёта.
В конце 1963 года цех № 1 переехал в новое помещение, точнее комплекс помещений, вырубленных в скале. Вход в комплекс, выполненный в противоатомном исполнении, закрывался массивными бетонными воротами, которые стояли колёсами на рельсах и открывались перемещением вбок. В передней части штольни размещался большой операционный зал для проверки и подготовки ракет, оборудованный десятитонным портальным рельсовым краном. В глубине штольни размещалось вместительные хранилище для ракет и ЗИПа, а также ряд других служебных помещений.
По истечении двух месяцев была собрана комиссия для приёма у меня экзамена на допуск к самостоятельной работе. В неё входили начальник цеха, начальники других лабораторий и представитель вышестоящего четвёртого управления флота. Как и всякий экзамен он проходил в искусственно созданной торжественной обстановке местного масштаба и был вынужденной формальностью. Дело в том, что среди членов комиссии не было специалистов по системе управления ракетами. Каждый из начальников лабораторий был хорошим специалистом в своей узкой области и в условиях строгой секретности об остальных узлах ракеты имел только общее представление. По неизвестным мне причинам не появился и представитель вышестоящего управления, который был единственным специалистом по профилю моей лаборатории. В итоге, экзамен превратился в двухчасовую лекцию по составу, устройству и принципу работы блоков системы управления одной из корабельных баллистических ракет первого поколения. Вопросы задавались, но не с целью проверки моих знаний, а для пополнения своих, т.к. известно, что лишние знания не помешают. Акт о допуске к исполнению обязанностей был подписан, насколько помню, банкета по этому поводу не было. Лабораторий № 3 я руководил ровно три года до перевода в Ленинград в 1967 году. Этот период службы и работы считаю самым плодотворным и интересным в своей служебной карьере. Участок работы был не только технически сложным и ответственным, но полезным для проверки собственных способностей. На первых порах не набил себе шишек, думаю, только потому, что не было такой интенсивной работы цеха, как в первые годы освоения ракетного оружия. В целом моя служба в в/ч 63976 была оценена положительно, о чём свидетельствуют грамоты от командования разного уровня, одна из которых представлена ниже.
Вскоре моей основной заботой стала подготовка молодых офицеров, которые пришли на смену прежним опытным кадрам. Помещение, предназначенное в штольне для личного состава лаборатории, я пытался превратить в учебный класс – тренажер, где начал монтаж аппаратуры для проверки системы управления ракеты Р-13. Работу до конца, т.е. до действующей модели, довести не удалось, да и не имело смысла в связи быстрым устареванием техники.
Офицерский инженерно-технический состав части
поголовно участвовал в рационализации, которая
была непременным пунктом индивидуальных и
коллективных социалистических обязательств.
Остались в памяти и некоторые негативные моменты службы в этой отличной части. Пожалуй, единственное гнетущее впечатление от этого периода оставили дни, занятые дежурством, особенно дежурством по части. Техническая воинская часть, разбросанная в нескольких частях города, была сложно организованным и управляемым организмом. Дежурный был её диспетчером, который держал бразды правления в своих руках и днём и, особенно, ночью, когда нередко работали многие подразделения. В ходу была меткая фраза, что ночью работают только воры и ракетчики. Заступив на дежурство, приходилось «крутиться» без перерывов круглые сутки, находясь в тесной прокуренной коморке, расположенной в проходной казармы и оборудованной обычными для того периода средствами связи. Наличие большого числа собственных транспортных средств сопровождалось значительным количеством аварий, иногда с гибелью людей, что требовало принятия экстренных мер. Кроме дежурства по части было не мало и других видов дежурства, как внутри части, так и в гарнизоне. Полагаю, что это способствовало привитию вкуса к службе у многочисленного офицерского состава. Молодые офицеры несли патрульную службу и дежурства внутри части, в частности, начальником караула, который охранял территорию «технички». В состав части входила отдельная караульная рота, численностью более 200 человек, разместившаяся в отдельной казарме в устье речки Ваенги. Солдаты этой роты несли службу на вышках, расположенных по периметру технической территории («технички»). В казарме этой роты было отведено крохотное помещение для дежурного по караулам. В этой душной комнатке мне пришлось провести не один десяток дней. В задачу дежурного входило дважды в сутки (ночью и днём) посетить караульное помещение и проверить несение караульной службы. Остальное время, если не было происшествий, можно было заниматься своими делами (читать, писать и т.д.). Когда впервые заступил на дежурство, получил мудрый совет опытного предшественника: не проявлять чрезмерной инициативы и не мешать отработанной годами организации караульной службы. Кормили дежурного по караулам в солдатской столовой, находящейся рядом с казармой, причём качество приготовления пищи было на хорошем уровне за счёт своего подсобного хозяйства и внимания к этому вопросу со стороны командира роты. По сравнению с дежурством по части этот вид дежурства считался лёгким. Уставал только от казарменной обстановки и от постоянного нахождения в полном обмундировании со снаряжением к пистолету. Спать разрешалось, но не раздеваясь. Последние годы службы на севере нёс службу оперативным дежурным по части. Это был ответственный, но не всегда тяжёлый вид дежурства. Домик оперативного находился на склоне гранитной скалы, у причала в Окольной, где швартовались корабли для приёма ракетного оружия. Особенно спокойно проходило дежурство, когда на причале не было работ. Были и беспокойные сутки, когда проходили учения или боевая работа, или встречали вышестоящих начальников или гостей.
6. Западная Лица.
Не часто, но иногда приходилось посещать периферийные ракетные базы для оказания технической помощи коллегам на побережье. Ранее упоминалось, что наша часть играла роль центральной перевалочной базы, где проводились первичные приёмные и регламентные работы. Большая часть ракет затем передавалась на другие базы. Были случаи, когда ракеты, проверенные и принятые нашей базой, отказывали в работе при проверках в дочерних базах. Один из таких случаев запомнился. Нежданно-негаданно поступила команда на поездку в Западную Лицу на местную техническую позицию.
Кроме меня туда направились самые опытные и нужные для возможной работы начальники цехов и лабораторий, в том числе В.В.Анциферов, Н.А.Дорватовский, всего четыре человека. На катере прибыли на причал, где стояла подводная лодка, на которую грузили ракеты. Одна из ракет при проверке на борту лодки не показывала нужных параметров. Тут колдовала целая группа специалистов своей базы и представитель четвёртого управления из Росты. Около десятка человек буквально ползали на коленях по электрическим схемам, развёрнутым прямо на паёлах палубы ПЛ, и искали возможную причину неисправности. Когда я подключился к этой работе, уже большинству участников было понятно, что, скорее всего, забарахливший элемент надо искать не в схеме ракеты, а в бортовой корабельной аппаратуре. Найти этот неисправный элемент было не просто, т.к. специалисты технической позиции плохо знают корабельную аппаратуру, а офицеры ПЛ ещё хуже знают схему ракеты. В случае возникновения неисправности подводники обвиняют представителей технической позиции, последние, в свою очередь, - подводников, которые плохо изучают и следят за своей техникой. Арбитром обычно был опытный офицер из четвёртого управления, представители которого, как правило, присутствовали при подготовке и проведении стрельб ракетами. Мои знания и опыт тоже не позволяли со 100 процентной уверенностью утверждать, что подвела в данном случае корабельная аппаратура. Этот эпизод, кстати, дал повод позже на каком-то совещании в Росте, где я не присутствовал, упрекнуть меня в беспомощности в данной ситуации. Остальные мои попутчики вообще не потребовались, т.к. в конечном итоге неисправный блок в корабельной системе был обнаружен и заменён, и дальнейшие манипуляции (слив топлива, транспортировка) не потребовались. С небольшой задержкой лодка вышла в море.
После окончания работы на несколько дней застряли в Западной Лице из-за ухудшения погоды и получения штормового предупреждения. Поселились в казарме части, где нам отвели комнату с четырьмя кроватями. Кто-то запасливо прихватил с собой карты, которые пригодились. Играли днём и ночью, спали урывками. Я не специалист по преферансу, но был увлечён энтузиазмом остальных партнёров. Погода не улучшалась, поэтому через два дня нас подбросили на машине до Мурманска. Кто-то предложил завершить командировку в ресторане «Арктика». Заняли отдельный столик, и выпили, полагаю, за успешно завершенное дело. Едва не опоздали на последний автобус в Североморск, т.к. Коля Дорватовский не рассчитал свои силы и чуть не попал в лапы коменданта. Как-то сумели выпутаться и уехать домой, закончив командировку без происшествий.
В Западной Лице приходилось бывать и раньше. Поверхностно был знаком с её небольшим городком, знал, что это база подводных лодок. И, конечно, не имел представления об истории этой базы. Много позже, читая выхолощенную цензурой мемуарную литературу о войне, встретил упоминание о базе «Норд» в Западной Лице. Заинтересовался этим вопросом и в журнале «Молодая гвардия» 1990 г № 6 впервые прочитал краткую историю создания этой базы. Оказывается, по одному из пунктов секретного соглашения с немцами 1939 года СССР обязался предоставить в Западной Лице место для строительства вмб. В конце 1939 года там закипела работа: немецкое военно-морское ведомство строило там причалы, склады и мастерские. Секретный порт получил название «База Норд». Он создавался в расчёте на крейсера, оперирующие в Атлантике. Вот откуда «растут ноги» нашей базы подводных лодок. База выбрана очень удачно: глубокий и широкий фиорд, прикрытый от северных ветров полуостровом Рыбачий, обеспечивает свободный проход крупнотоннажных судов.
Обстоятельства сложились так, что по-настоящему немцы не воспользовались этой базой. В апреле 1940 года гитлеровские войска высадились в Норвегии, где получили более удобные для организации базирования кораблей места. За аренду губы Западная Лица немцы рассчитались недостроенным тяжёлым крейсером «Лютцов». 31 марта 1940 года его привели в Ленинград и переименовали в «Петропавловск». Достроить корабль не удалось. В годы войны он использовался как плавучая батарея. В сентябре 1941 г при обстреле города крейсер затонул, спустя год эпроновцы его подняли, и он продолжал защищать город. В море корабль так и не вышел, впоследствии был разрезан на металлолом. Чтобы скрыть сделку, немцы срочно переименовали в «Лютцов» другой тяжёлый крейсер «Дейчланд», который в 1942-1943 годах участвовал в операциях против союзных конвоев.
7.Good byе, Заполярье.
Дни, занятые службой, летели быстро, складывались в месяцы и годы. В части менялись не только ракетные комплексы, но и люди. Вместо видного В.М.Модина правое кресло командирского газика занял небогатырского роста полковник Агапов Николай Степанович, похоже, тоже представитель морской артиллерии. Опытных дипломированных ракетчиков, по возрасту подходящих для командования такой частью, просто ещё не существовало. После энергичного Евгеньева в качестве главного инженера части неважно смотрелся болезненный капитан второго ранга Морозов. Вскоре его сменил умница и демократ Юрий Иванович Якушев. С командованием встречался еженедельно на подведении итогов и дежурствах по части, когда, утром по - уставу, надо было встречать командира части, подавать во дворе команду «смирно» (даже если там никого не было) и рапортовать, остальным начальникам – представляться. Начальником штаба, должность которого была введена сравнительно недавно, был назначен капитан 2 ранга Злотников Владимир Давыдович – толковый, требовательный и в то же время заботливый офицер. За короткий срок он сумел наладить хромавшую организацию не только в штабе, но и во всех сферах деятельности части. Стало значительно легче и дежурной службе, т.к. часть контрольных функций он взял на себя. Не будет преувеличением сказать, что организация службы этой сложной части длительное время держалась на нём. Впоследствии он был назначен с повышением и успешно командовал отдельной воинской частью на острове Кильдин.
Офицерский состав в/ч 63976. Слева направо.
1 ряд (нижний). Зайдман Борис, Бакунин Евгений, Плисс Алексей, Х, Х, Геннадиев Валерий, Романов Виктор, Матушкин, Андреев Николай Александрович,
2 ряд. Х, Бобкин Иван, Иванов, Х, Х (нач.4 цеха), Понамарчук (зам по МТО), Гуськов Николай Михайлович (замполит), Модин Владимир Михайлович (командир части), Злотников Владимир Давыдович (начальник штаба), Артемьев, Х, Толмачев (главный .механик),Х.
3 ряд. Козлов Альгерд Иванович, Х, Дорватовский Николай Александрович, Медников, Иваха Александр Федорович (по технике безопасности), Никитин Александр (начальник хранения), Носков, Малиновский Вячеслав, Витковский Олег Константинович, Х,Х,Х,Х, Анцыферов Валерьян Васильевич, Чеканов.
4 ряд. Туркин Геннадий, Харькин Владлен Павлович,Х,Х,Х, Лыскович Алексей Ефимович, Х,Х, Луньков Виктор Николаевич, Марусенко Александр Александрович, Ершов Лев, Ильин Александр(м-н, старшина роты), Х, Х, Слобожан (мичман, завхоз),Х.
5 ряд. Ипатов Лев, Х,Х,Х, Ганженко Геннадий, Х.
6 ряд. Зайцев Василий Иванович, Баранов Николай, Дуюнов Евгений, Х,Х, Ильичев Вадим Викторович, Подобаев (мичман),Х, Щербатенко, Х, Кобелев, Красов, Грибов Владимир Дмитриевич, Х.
7 ряд. Сергиенко, Вержбовский Элеварий Петрович.
Североморск 1964 г.
Офицерский состав лаборатории обновился полностью, а меня уже считали старожилом части. Старшим инженером лаборатории был назначен представитель молодого поколения дипломированных ракетчиков старший лейтенант Очкуренко Анатолий Алексеевич. В конце 1966 года приказом Главкома ВМФ мне было присвоено звание инженер-капитан третьего ранга, что свидетельствовало о пополнении рядов старших офицеров.
Фотография для личного дела (в парадной тужурке) после
присвоения звания инженер-капитан 3 ранга.
Североморск 1966 год.
В лаборатории я остался единственным офицером, кто знает и может подготовить для стрельбы родоначальницу флотских баллистических ракет с индексом Р-11 ФМ. Она ещё оставалась на вооружении и хранилась только на нашей базе. Плавали ещё несколько подводных лодок, имевших этот явно устаревший ракетный комплекс. Я не припоминаю, чтобы еще продолжались стрельбы этими ракетами, но действующие макеты в цехе изредка готовились и выдавали на ПЛ для использования в учебных целях.
Вспоминается один случай. Ранним воскресным утром за мной домой прислали зелёный командирский газик с приказанием срочно прибыть к оперативному дежурному. С трудом оторвался от подушки и с тяжёлой головой после какой-то официальной пьянки был доставлен на причал в Окольную. Там стояла подводная лодка, только что вышедшая из длительного капитального ремонта, на которой проводилась проверка и настройка бортовой системы для стрельбы ракетами Р-11ФМ. Накануне подхода лодки я подготовил для неё действующий макет, которым служит не заправленная топливом серийная боевая ракета с учебной головной частью. Подготовка такого макета в цехе почти ничем не отличается от подготовки боевой ракеты. Лодка пришвартовалась ночью накануне выходного дня и загрузила эту учебную ракету в свою шахту.
На корабле меня уже ждали, в том числе и дежурный представитель нашей лаборатории (молодой лейтенант), который доложил, что комплексные испытания «не идут» и, скорее всего, неисправен макет, который надо заменить. Прошел на пост управления ракетной стрельбой, который на этом типе лодок доверен старшине срочной службы. Включил питание на пульт и убедился, что горят транспаранты, свидетельствующие о наличии неисправности. По большому количеству горящих красных транспарантов сразу же понял, что ракета неправильно пристыкована к бортовой сети лодки. Сразу же залез в шахту и убедился в правильности диагноза. Дело в том, что в этой ракете было несколько идентичных разъёмов с одинаковыми цифрами, но с разными буквенными индексами. Например, были разъемы с номерами 76 и 76 А, которые в потёмках шахты немудрено и перепутать при отсутствии т.н. поправки «на дурака». Вместе с матросом из БЧ-2, который меня сопровождал с переносной лампой, перестыковали два многоштырьковых разъёма. На пульте управления загорелись нужные зелёные транспаранты. Оператор на боевом посту продолжил свою работу. Доложив обстановку оперативному дежурному, я уехал домой досыпать.
Жили хотя и в коммунальной квартире, но без всяких конфликтов с соседями. Наоборот, по возможности помогали друг другу, иногда проявляя трогательную заботу, которая заканчивалась казусом. В квартире была отличная ванная комната, но горячая вода подавалась по расписанию и выключалась на ночь. Аля любила поблаженствовать в горячей воде, но это не всегда удавалось в связи с характером работы и поздним возвращением домой после концертов. Зная это, один из соседей решил проявить заботу и набрать ванну горячей водой заранее. Открыл кран и ушёл к себе в комнату, занявшись каким-то увлекательным делом. Мы с женой возвращались с концерта как обычно после 24 часов и с удивлением обнаружили, что на лестницу из-под нашей двери просачивается вода. Коридор квартиры оказался залит горячей водой, а сосед Лёня сидел на полу своей комнаты и ничего не подозревал, т.к. в его комнате был порожек, и вода не затекала. В результате вместо приёма ванны занимались авральной работой, а затем ремонтом ниже расположенной квартиры.
Аля работала в ансамбле песни и пляски Северного флота, руководимого красивым стройным брюнетом с артистическими манерами дирижирования оркестром ансамбля Борисом Победимским. Ансамбль много гастролировал по стране и, особенно, по обширной Мурманской области, обслуживая многочисленные городки и посёлки, пограничные заставы и дальние гарнизоны. Нередко выступали и с продолжительными концертами в большом зале Североморского дома офицеров.
В мае 1965 года Северный флот посетила творческая бригада из Москвы. Композитор А.Н.Пахмутова и поэт Н.Добронравов побывали с концертами не только в Североморске, но и в некоторых отдалённых базах, выходили в море на корабле и подводной лодке. Аля участвовала в этих походах и концертах, исполняя песни этой талантливой супружеской пары. Об этом свидетельствует и представленная ниже грамота. После этой поездки родилось творческое дитя – ныне популярная песня Пахмутовой на слова Добронравова «Когда усталая подлодка…».
29 ноября 1965 года состоялся концерт в честь 25-летнего юбилея ансамбля. Была показана вокально-танцевальная композиция «25 лет с Краснознамённым Северным флотом». Аля пела песню А.Билаша «Калина во ржи». Концерты проходили с большим успехом. На меня сильное впечатление произвело мастерское исполнение «Туркменского танца» танцевальной группой ансамбля в постановке В.Бычкова.
Кроме концертов были и другие памятные события. Одно из них – комсомольская свадьба одной симпатичной танцевальной пары из ансамбля. Вино лилось рекой. Поздно вечером я встречал Алю у Дома офицеров и сопровождал домой, поддерживая неуверенную поступь жены, которая периодически останавливалась с предложением: «брось меня». Других случаев «перебора» за столом не припоминаю, хотя обильных застолий проходило немало, где иногда и я был небезгрешен. Этому способствовали дружеские отношения со многими сослуживцами и знакомыми, не говоря уже о соседях.
Город был наполнен в основном молодыми здоровыми людьми, которые поддерживали контакты со своими сверстниками и в праздники, и в будни. Нашу квартиру на 5 этаже «сталинского» дома постоянно посещали гости, в том числе и знакомые по прежним местам службы в Гранитном и Полярном. Место было бойкое. Через Североморск лежал путь на побережье. А дом находился на центральной улице, вблизи пассажирского причала.
Летом город пустел: женщины с детьми старались перебраться ближе к солнцу и теплу. Зато зимой жизнь била ключом. Успевали не только работать, но и отдыхать. Особенно весело отмечались Масленица (официально – праздник весны) и Новый год. Улицы украшались не только стандартными лозунгами, строились торговые ряды, ледяные горы, временные сооружения изо льда и снега.
Особенно оживлённо становилось на улицах под Новый год. В 12 часов, с боем Кремлёвских курантов, поднимали бокалы с шампанским за своим столом. Затем семьями и компаниями выходили на улицы, и начиналось «броуновское движение» по городу с заходом для поздравлений в дома приятелей и знакомых, а иногда, случайно, и незнакомых – везде двери были открыты. В Масленицу катались с ледяных гор на санках и пробовали блины всех фасонов. Март месяц, как правило, солнечный, с лёгким морозцем – лучшая пора для лыжных прогулок. Сотни людей выходили на живописные трассы загородного парка семьями.
Я с Алей на лыжной прогулке в загородном парке Североморска,
Слева направо. Володя Бунчук, Аля, Коля Андреев с женой Ниной.
Холин Александр Михайлович с дочерью и Аля с Машей у Белого медведя в загородном парке. Североморск. 1966 ? год.
В конце лета и осенью бывали и в лесу, где собирали грибы и ягоды, которых было в изобилии. Всё это сближало людей, многие из которых остались в памяти, с другими – поддерживаем отношения и ныне.
Летом 1966 года вместе с семьёй отдыхали в Феодосии. Мой бывший сослуживец по Полярному Гена Поцелуев после расформирования дивизиона сторожевых катеров был переведен на Черное море и, когда получил квартиру, пригласил к себе на лето. Это было весьма кстати. Дело в том, что шестилетняя Маша начала слегка заикаться. Известный в Ленинграде врач-гомеопат Тайц помимо лекарств настойчиво рекомендовал полоскание горла и купание в солёной морской воде.
Небольшой городок в восточной части Крыма оживает с началом летнего купального сезона. Хотя и не является модным курортом, как Ялта, но пользуется популярностью. Территория города раскинулась широким амфитеатром вдоль обширного Феодосийского залива. В сезон галечные пляжи города забиты неорганизованными отдыхающими. Плотность человеческого сообщества сродни тюленьему лежбищу на дальних северных островах. Приходилось вставать пораньше, чтобы занять заветное место под солнцем. Изредка ездили на теплоходе на дальний песчаный «Золотой пляж». Приходилось мужчинам вставать и ночью, чтобы запастись водой, которая здесь в большом дефиците. Хоте в доме существует водопровод, но он бездействует. Вода подаётся в районы города по графику, летом, в основном, ночью, причём только на водоразборные колонки. В 2-3 часа ночи берём с Поцелуевым вёдра и совершаем марш-броски от дома до колонки и обратно, пока не заполним водой ванну и другие ёмкости.
Дом одноэтажный из кирпича, построен т.н. хозспособом для военнослужащих. Такие домики строились во всех гарнизонах и базах страны, о чём упоминал ранее в рассказе о житухе в Полярном и Гранитном. Домик рассчитан на две семьи и для условий юга вполне приемлем. С другой стороны дома вход в квартиру семьи моего однокашника по Калининградскому ВВМУ Леши Клименко.
Пикник на природе в горах Феодосии. Правее меня Эмма Поцелуева, затем Лёша Клименко и его жена. 1966 год.
С утра уходили на пляж, выполняя предписание врача, и возвращались к обеду домой. В пасмурную погоду дышали чистым морским воздухом, гуляя вдоль моря по бульварам на набережной
Феодосия – это город Айвазовского, где он родился, жил и творил, здесь же и нашёл свой последний приют. Именно здесь он наблюдал за поведением морской стихии, запоминал её причуды и изображал на полотне с помощью красок.
В доме, построенном по своему проекту, он создал сотни гениальных полотен-марин – всего около 6 тысяч. Часть его картин составляет обширную экспозицию местной картинной галереи, которую он основал в своём доме и подарил городу.
В конце лета вернулись в Североморск. Постоянные разъезды ансамбля (значит, отсутствие дома) вынудили Алю покинуть этот динамичный коллектив и перейти в местную музыкальную школу. Это позволило больше уделять внимания своему ребёнку, который требовал ежедневного внимания и ухода. Музыкальная школа была единственным учреждением такого рода в городе, и потому блатным учебным заведением с чисто женским коллективом. Попытки мужчин внедриться в него обычно заканчивались неудачей. Знаю о внутренних нравах школы только по рассказам очевидцев, поэтому подробности раскрывать не считаю возможным. Сам же был неоднократным свидетелем, как бурно приветствуют колонну школы и, особенно её директрису Г.К.Брильц, трибуны и зрители на ежегодных парадах-демонстрациях на центральной площади города. Как большой белый лебедь гордо проплывала дородная директриса и за ней – послушная толпа сородичей.
Перед началом майского парада североморского гарнизона на улице Сафонова. На фоне тягача с зенитной ракетой капитан 3 ранга В.Дмитраж (слева), начальник цеха зенитных ракет, затем, майор Н.Дорватовский и я . Все в парадных шинелях с кортиками и в белых перчатках.
Город Североморск, 1 мая 1967 года.
Существовали и другие причины. Одна из них связана с необходимостью думать не только о своем здоровье, но и о здоровье семьи. Пока были молоды, влияние природного фактора под названием «север» не ощущался. Судя по записям в медицинской книжке, к врачам в этот период, практически, не обращался, за исключением болезни гриппом. Однако отрицательные факторы влияния севера существуют. Медицинские справочники отмечают повышенную солнечную активность летом и ультрафиолетовое голодание зимой, сухой с недостатком кислорода воздух, резкие перепады давления и низкую минерализацию питьевой воды. Эти и другие аномалии медленно и не заметно ослабляют защитные функции организма, способствуют появлению некоторых болезней.
Родители и близкие оставались в Ленинграде, с возрастом всё чаще болели и требовали нашего непосредственного присутствия и внимания. Частые поездки по семейным обстоятельствам не поощрялись командованием и были разорительны в экономическом отношении, и не решали проблемы.
Хотя Аля и не рвалась с севера, я всё же начал искать пути возвращения к родным пенатам. Это оказалось делом не простым. В своё время существовала система плановых переводов с флота на флот. Я уже этого сказочного периода офицерской службы не застал. Всё зависело от личной инициативы и связей. Отдел кадров флота мог отправить на Новую Землю по своей инициативе, а в Ленинград – нет вакансий. Обязательным условием перевода в город на Неве являлось наличие там жилья. Точнее, само жильё, как таковое, никого в серьёз не интересовало – нужно было представить справку о наличии жилья. В этой игре с кадровыми службами у нас был козырь, т.к. такую справку без труда могла взять жена. Сам же я – вряд ли, по крайней мере, без больших хлопот. Феномен заключался в том, что у меня никогда не было паспорта и, следовательно, штампа о прописке. Я вырос в казарме и обходился без общегражданских документов. В Ленинграде я, может быть, и был прописан до войны на Моховой улице, где жил с родителями до 1941 года. После войны вернулись в Ленинград, но в нашей квартире жили другие люди, а наша семья какое-то время мыкалась по углам у родственников и билась в судах. С 1946 года я учился в разных военных училищах и вопросами прописки не интересовался. Конкретными вопросами о переводе начал заниматься в 1966 году. Находясь в отпуске, посетил отделы кадров ряда училищ и военных институтов. Нигде не отказывали, но и не ждали с распростёртыми объятьями. Помог, как часто бывает, его величество случай. В техническом отделе нашей ракетной части какое-то время работал выпускник Военно-морской академии Яковлев Станислав Михайлович. Служил и работал добросовестно, но чувствовалось, что его потенциальные возможности значительно выше. Работа в этом отделе явно не требовала академических знаний. Вскоре, правда, ему предложили место преподавателя в академии. Провожая его, я без особой надежды сказал, чтобы он подыскал мне место службы в Ленинграде. Он же, оказывается, воспринял мою просьбу вполне серьёзно.
Волокита в кадровых службах заняла по времени около года, в результате в конце 1967 года я вместе с семьёй перебрался в Ленинград.