Ирья все-таки была дальновидной женщиной – каждое утро газеты приносили новую пакость. После смерти барона Беккенбауэра они словно с цепи сорвались: постоянно кричали о неквалифицированном лечении и новых жертвах ведьм. Казалось, будто кто-то старательно собирает всю грязь и размазывает ее по поверхности.
– Неспроста это… Ох, неспроста, - приговаривала Ирья всякий раз, мрачнея при виде очередного заголовка. – Можно подумать, у нас других проблем нет. В стране война идет, а они все ведьм обсасывают!
Три дня назад Касаблас провожал первых призывников. Молодые парни, знакомые всем с детства, покидали свои дома, чтобы добыть великую славу. Утро было солнечным, ярким, множество людей толпилось на рыночной площади, которую убрали цветами сообразно случаю.
Мими и Лия тоже были там, они толкались, прощались со знакомыми ребятами, дарили им на память платочки. Играл духовой оркестр, и звонкие мелодии улетали в небо вместе с солнечными бликами на золотых боках труб. Возле башни с часами устроили помост, отодвинув в сторону зеленщиков с их прилавками, и с этого помоста господин районный управитель Касабласа произнес пламенную речь о патриотизме, долге и славе. Каждый молодой доброволец выходил на помост, где лично получал из рук главы района золотой септим и стакан сливянки.
Даже прыщавый Никандр, старший сын госпожи Паливец, взял отцовское ружье и встал в строй. Вместе со всеми он получил свою порцию выпивки, молодецки хлопнул ее прямо на помосте, а потом, спустившись, раскрыл объятия и бросился целовать Мими. Лия хохотала до слез, Мими плевалась и ругалась, как сапожница.
- Что ты бесишься? У парня будет воспоминание на всю жизнь, как он с баронессой целовался. Вот состарится и будет внукам рассказывать: «Целуюсь я, значит, с баронессой Ферро…»
- Заткнись, дура!
- Но-но, полегче! – Лия делала страшные глаза, - не забывай, с кем разговариваешь.
- Ой-ой-ой, и как же мне теперь к тебе обращаться? Ваша дурость? Ой, смотри, военные!
И точно – под звуки бравурного марша на площади появились настоящие военные, одетые в форму, с мечами и копьями. Предводительствовал ими рыцарь, граф Хусави – на вороном жеребце, в золоченых доспехах, выглядел он сногсшибательно.
- А-ах, - прокатился по площади вздох. Молодой граф был еще и красавец хоть куда, и пусть он был слегка раздосадован тем, что его отправили в ремесленный пригород встречать увальней-новобранцев, но внимание было ему приятно. Он даже улыбнулся, но почти сразу снова нахмурился.
- Стройся! В колонну по двое, шагом марш!
Новобранцы заметались, загалдели, кто-то пытался отцепить повисшую на шее мать, кто-то наспех обнимал свою девушку. Шум и гам поднялся такой, что Лия не сразу расслышала слова подруги, очевидно, о молодом Хусави:
- Я его знаю. Болван редкостный.
- У тебя все болваны, куда ни плюнь. Давай лучше зайдем в кофейню и посмотрим из окна, а то тут нас раздавят за здорово живешь.
- Так вот в чем дело! Ты только и думала, чтобы зайти в кофейню, полюбоваться на эту мымру, поэтому и вытащила меня сюда! – Мими сразу ощетинилась, любое напоминание о кофейне «Подожди немного» вызывало у нее неадекватную реакцию.
- Вообще-то это ты меня вытащила… - немного растерялась Лия, - ну пойдем тогда в распивочную, куда угодно, лишь бы нас не затоптали.
Стоя за круглым замызганным столиком вместе с местными алкашами, девчонки смотрели, как колонна новобранцев приняла наконец пристойный вид, потопталась на месте, а потом, окруженная солдатами в малиновых мундирах, медленно двинулась вверх по Пискаревской. Несколько минут – и оркестр замолк в отдалении, шаги стихли, а народ начал расходиться. Только родные ушедших все стояли и махали колонне, давно исчезнувшей в тесных лабиринтах улицы. Праздник закончился мгновенно.
- Милочка, водку любишь? Можно с тобой познакомиться?
На следующее утро, когда еще даже петухи дремали, Лия поднялась и начала собираться. В половину шестого придет пролетка, которая отвезет ее до Яблонивки, а там ее встретит Бедный Рыцарь, чтобы доставить папочке прямо в лапы. Это была ее первая поездка домой после того, как она узнала правду. Лия не знала, как она сможет посмотреть в глаза Змею, что сказать ему, да и вообще… Она присела на кровати, зачем-то перекладывая с места на место три пары носков. Мими, которую обычно пушкой не поднимешь, вдруг подняла голову и уставилась на нее абсолютно ясным взглядом, без тени сонливости.
- Скажи мне, что ты теперь собираешься делать? В смысле вообще… Ты же все-таки законная принцесса.
- Откуда я знаю? – Лия вздохнула. – Мне бы как-нибудь эти выходные пережить, а там будет видно.
Мими закуталась в одеяло и села на кровати.
- Вот поверь мне – выходные пройдут, а виднее тебе не станет, если у тебя нет плана.
- Какой еще план? Что я, по-твоему, должна революцию устраивать? Спала бы уж, раз ничего путного сказать не можешь.
Лия психанула, покидала носки в сумку, и двинулась вниз - хоть чаю попить перед дорогой.
Утро выдалось холодным, девочка порядочно замерзла, пока ленивая лошадь неторопливо трусила по Великому тракту. Поэтому, когда они свернули на проселочную дорогу, и на горизонте замаячили линялые крыши Яблонивки, Лия сердечно обрадовалась. Там ждет Рыцарь, у него всегда с собой теплая Василисина кофта, да и чаю можно попить у деревенского старосты.
Солнце уже полностью взошло, но утренняя хмарь не торопилась рассеиваться - рваные клочья тумана лепились по закоулкам, когда Лия въехала на деревенскую площадь. Она расплатилась с кучером и осталась одна, людей не было видно совсем, словно все вымерли или попрятались от какой-то беды.
Рыцарь еще не приехал, значит, надо постучать в дом старосты, и хотя бы чаю попросить, а то совсем неуютно. Она двинулась через площадь, но чья-то рука из тумана резко схватила ее за плечо. Лия чуть не закричала от страха.
- Ты чего, моя дорогая, это же я. Мы тут с Сивкой стоим в сторонке, тебя ждем.
Фу-ты, по спине прокатился холодок.
- Напугал же ты меня! Чуть не обкакалась… - и она радостно обняла еще больше похудевшего Рыцаря, ощутив щекой влажную от тумана бархатную куртку. – А кофта у тебя с собой?
- А как же, садись, я тебя устрою.
Лия залезла в повозку, с огромным удовольствием напялила пахнущую нафталином кофту, а Рыцарь достал одеяло и укутал ей ноги.
- Так будет лучше, а то уж больно холодно сегодня. – Он посмотрел на девочку, - замерзла, да? Губы у тебя синие. Вот что: хлебни-ка из моей фляжки, все согреешься. Тебе можно, большая уже.
Он отцепил от пояса плоскую фляжку, в которой плескалась рябиновая настойка, и протянул Лие. Тут уж она не растерялась, и отхлебнула так щедро, что чуть не подавилась – из глаз потели слезы, дыхание перехватило, зато тепло сразу заструилось по жилам, согревая даже ногти на ногах.
Сивка ровно и мощно покатил повозку. Был он уже старый, но Рыцарь предпочитал не запрягать Роланда, зная его дурь и леность. Роланд четко знал про себя, что он – Белый Конь Рыцаря, поэтому всю домашнюю работу исполнял трудолюбивый и смирный Сивка, не имевший таких проблем с самоопределением.
Было около половины десятого, когда они покинули Яблонивку и углубились в поле. Небо было серо-синим, с тяжелыми, набухшими облаками, солнце светило словно откуда-то снизу, подкрашивая золотистые колосья на полях, но само не показываясь. Дорога кончилась, и теперь они ехали наугад, положившись на инстинкт Сивки, прекрасно знавшему дорогу к знаменитому камню на развилке: «Направо пойдешь…»
- Дождь будет, что ли… - предположил Рыцарь, - смотри, какое небо. Хоть бы Василиса догадалась белье с веревки убрать.
- Догадается поди, не первый день замужем, - подмигнула Лия. – Как у вас там, тихо? У нас вчера новобранцев на войну провожали.
Рыцарь вздохнул.
- Скажи, только честно, ты бы хотел на войну пойти? Если бы тети Василисы не было, и ты был помоложе?
- Да что я, дурак, что ли? – он наподдал вожжами, - я был дураком довольно долго, но вроде поумнел под старость лет. Никогда, и ни за какие коврижки я не соглашусь пойти на войну.
- Ишь ты! А если за правое дело?
- Ну какое еще правое дело? Правое дело – это жену любить, детей рожать, работать в удовольствие и с пользой для людей, радоваться жизни. А все остальное – какие-то чужие идеи, за которые я умирать не собираюсь.
Они уже миновали камень, и теперь на горизонте зловеще зачернели острые пики елей Дремучего леса. Лия подсела поближе, стараясь как можно плотнее укутаться в одеяло. Над головами их громко каркали невесть откуда взявшиеся жирные вороны, и Рыцарь для острастки пару раз залихватски крутанул хлыстом в воздухе. Лия вспомнила Неф-Лакот, таких же блестящих и черных птиц с острыми клювами, и ей стало нехорошо.
- Слушай, а ты помнишь, как короля убили?
Рыцарь обернулся и проницательно посмотрел на Лию:
- Вот что: ты при папке этого не говори. Он тебя любит больше жизни, поэтому лучше прижмись и промолчи, не надо его расстраивать.
Темно-зеленые ветки угрюмо колыхались им вслед, словно махали на прощание. Вороны отстали, но здесь, в лесу, и без них было мрачно. Пасмурный день еще более сгущал краски, укутывая сумерками темные углы, в которых, казалось, блестят чьи-то бессонные глаза. Вдруг крупная капля упала Лие на лоб, а потом еще одна, и еще.
- Началось… - сказал Рыцарь, и тут понеслось: хляби небесные разверзлись, выплеснув на них настоящий водопад. Еще и минуты не прошло, как они все были мокрые до нитки, ни одного сухого местечка не осталось. Стемнело, как ночью, грохотал гром, и молнии чиркали беспорядочно – то там, то тут. Лия затаила дыхание, здесь, в лесу так явственно чувствовалась вся слабость человеческого существа перед миром природы. Рыцарь щелкал кнутом в кромешной тьме, время от времени разрываемой вспышками.
Бац! Молния ударила в молодую сосенку совсем рядом с ними. Раздался сухой треск, и деревце буквально разлетелось в щепки. Лия ощутила какое-то жжение в левом плече, но думать об этом было некогда – испуганный Сивка с утроенным усердием заспешил вперед, чудовищным усилием вытягивая повозку из глубоких луж, мгновенно образовавшихся под ногами.
При свете молний они миновали башню, в которой ни одно окно не светилось. Рыцарь проорал, как будто услышал немой вопрос Лии:
- Мы сразу в берлогу едем! Василиса там уже!
Дождь словно сорвался с цепи – сплошная стена воды падала на них с небес, под колесами повозки уже пузырился широкий поток, Сивка с огромным трудом находил дорогу, которая и при хорошей погоде была не очень-то видна. Мокрые лапы елей, раскачивающиеся от ураганного ветра, норовили хлестануть по лицу, приходилось прикрывать голову. Природа бушевала от всей души.
Вдруг все стихло, кроме дождя. Воспользовавшись этим моментом, Рыцарь натянул вожжи и поспешил проскочить Черное озеро, по поверхности которого пробегала подозрительная рябь. Нырнув в густой ельник, путники обнаружили, что тьма сгустилась. Видимость исчезла совсем – они ехали наугад в кромешной ночи, хотя по всем признакам сейчас должен был быть день, даже утро.
Лия вытянула вперед руку и не увидела ее. Прикосновения мокрых еловых лап казались ей холодными, липкими объятиями утопленницы, сердце противно заныло от страха. Она всмотрелась в темноту, и ей показалось, что она видит хрупкий серый силуэт в отдалении. Он двигался, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
- Это она грозу наслала! Она здесь, она пришла за мной! А-а-а-а-а-а!!!
И тут как шарахнуло! Сначала затряслась земля, потом раздался гул и следом жуткий удар, словно взорвался пороховой склад. Повозку даже подбросило, и Лия схватилась за Рыцаря, чтоб не вывалиться. Но в последовавшей вспышке молнии она увидела, что серый силуэт, который она приняла за утопленницу, был всего лишь старым папиным скелетом, сто лет стоявшим на шесте возле главного входа. Рыцарь натянул вожжи и что-то закричал в пространство. Сквозь шум дождя раздался скрип – знаменитые Змеевы ворота, украшенные чудовищной резьбой и покрытые кровью, разъехались в стороны. Дом, милый дом.
В берлоге пылал камин, горел огонь в печи, и пирожки с разнообразными начинками подрумянивались в ожидании дорогих гостей. Весело трещали свечи, придавая помещению тепло и уют, особенно необходимый в такую погоду.
Змей выбежал их встречать, открыл и закрыл ворота, отвел повозку под навес, сыпанул овса коню и радостно подхватил свою насквозь мокрую дочурку. Лия почему-то засмущалась. Обняв его, она ощутила горький комок в горле, и испугалась, что невпопад расплачется.
- Ну ладно, ладно, - поспешила она вывернуться из объятий ящера, - давай лучше в тепле пообнимаемся.
Внутри суетилась на кухне Василиса. Лицо ее раскраснелось от печного жара, седеющие волосы выбились из-под косынки, но глаза остались прежними – прозрачно-зеленоватыми, как речная вода.
- Ты ж моя радость приехала! Иди-ка, я тебя поцелую! Нет, ну какая же она стала красавица, просто глаз не оторвать…
Она вертела Лию и так и сяк, рассматривая, как коня на ярмарке.
- Вся в тебя, - добавил Рыцарь совершенно искренне.
- Думай, что говоришь, - негромко заметил Змей, поставив Лиину сумку на сушилку для обуви. – Надо разобрать, тут все мокрое.
- Пап, поставь, я сама разберу. Там ничего и нет особенно: пижама, тетрадки да теплые носки. Ой, тетрадки!
Лия кинулась разбирать сумку, спасая от воды свои записи, которые планировала еще разочек проштудировать за время визита. Разложив и развесив все перед огнем, она переоделась в сухое и теперь помогала Василисе накрывать большой стол прямо в Каминном зале.
За окном вроде немного разъяснилось и стало снова напоминать день. Пусть дождливый и пасмурный, но все же день. Однако никто и не собирался гасить свечи, с ними было намного уютнее. Накрыв на стол, они расселись и принялись за вкуснющие Василисины пироги с чаем. Змей сгонял в погреб за самодельным винишком, которым он увлекся в последние годы.
- Вот, попробуйте, это розовое, это белое, а это наливочка из кислых яблок.
- Змей, ты что, нас споить решил?
- Нет, я просто хвастаюсь, и кроме того, хочу отметить приезд моей доченьки. Никто не заставляет тебя пить стаканами, можешь просто попробовать.
Они сидели за столом, пили, если, потом снова пили и снова ели. День на самом еле успел превратиться в вечер, когда Василиса, наконец, поднялась и спросила:
- Чайку?
- А мы не лопнем? – у Лии внутри плавало целое озеро чая и штук десять пирожков. Ну как тут было удержаться, когда Василиса наготовила их с капустой, картошкой, ливером и щавелем!
- Мы – нет. Из нас всех только тебе надо блюсти фигуру, так что ты воздерживаешься.
Она убрала из под носа у Лии блюдце и чашку. Змей тут же возмутился:
- Пусть ест, сколько хочет! Ребенок домой приехал, а не к тетке чужой! Это в городе ее впроголодь держат, а тут папка накормит!
- Пап, да я правда не хочу. Не могу больше…
Она откинулась на спинку стула и стала слушать, как взрослые обсуждают политику и последние новости. Теперь она и сама была взрослая, но ей нравилось забывать об этом, положив ноги на каминную решетку и ощущая блаженное тепло родного дома всем своим существом.
- …а я тебе говорю, эта война долго не продлится. Наш правитель, Орландо, прохвост еще тот – и раз он сунулся в такое дело, значит, у него не один козырь в рукаве припасен.
- Змей, ты не представляешь, о чем говоришь! Ты когда-нибудь видел Драгунату? Нет? Тогда помалкивай.
- Почему это я должен помалкивать? Даже если я там не был, я прекрасно представляю себе, что это такое. Высота 4200 метров над уровнем моря, скалистый рельеф, перепады высоты. Вон, почитай в любом справочнике.
- Какой на хрен справочник? Я там был, и ты знаешь, что это такое? Отвесные скалы, на которых негде встать и не за что зацепиться, мороз минус тридцать, шквальный ветер. Там слова замерзают, не успев изо рта вылететь. Я не представляю, как можно воевать в таких условиях.
- Тем более. Значит, есть другой план, которого мы пока не знаем. Может, эта война и вовсе для отвода глаз, а на деле Орландо задумал что-то совсем другое.
Рыцарь махнул рукой.
- Вот только сколько хороших парней поляжет просто так, для отвода глаз… - Он взял стакан и, после краткого раздумья, наполнил его розовым вином. – Об этом почему-то никто не думает.
- Розовое мне лучше удалось, правда?
Змей серьезно относился к своему хобби, читал много литературы и все просил Рыцаря привезти из города какую-то чудо-давилку для ягод, которая якобы выжимала восемь десятин сока.
- А мне понравилось белое, - вдруг подала голос Лия, разомлевшая в тепле, и решившая воспользоваться возможностью выпить, как взрослая. – Налей мне тоже.
- И всех волнуют только собственные огороды да наливочки! – Рыцарь подал ей стакан, не обратив внимания на предостерегающий жест Василисы, - а ведь там твои женихи погибают…
Все изумленно повернулись к Рыцарю.
- А что вы на меня смотрите? Парни ее поколения, один из которых мог бы стать ее любимым мужем, сейчас лезут в гору и погибают от холода и вражеских копий.
- Ну, знаешь ли… - пробормотал Змей, - рано ей еще о женихах думать.
- А по-моему, вполне пора, - вмешалась Василиса, - Лия, деточка, не вздумай брать с меня пример, выходи замуж, пока молодая.
- Тут как получится, как встретит суженого, так и выйдет.
- Ага, ждать вас по пол-жизни, суженые хреновы! Выходи замуж и не забивай себе голову, не понравится муж – разведешься.
- Что ж ты тогда замуж не сходила, а все меня ждала до сорока двух лет?
- А с чего ты решил, что я тебя ждала? Много ты знаешь... - Василиса весело подмигнула Лие и замолчала на самом интересном месте. Рыцарь поперхнулся и побагровел, сквозь редеющие рыжие волосы засверкала взмокшая макушка.
- Это нехорошо с твоей стороны – так шутить.
Он прокашлялся и надулся. Василиса допила свою наливку и грузно поднялась со стула.
- Хорошо тут с вами, но пора и честь знать. Нам еще до дому добираться, а дорогу-то всю развезло. Лиечка, солнышко, помоги-ка мне убраться, пока муж коня запряжет.
Лия покорно встала, чувствуя праздничный звон в голове и сильную потребность высказаться тете Василисе о предмете разговора.
- А я вообще замуж не пойду. Не хочу.
- Пошто так? – Василиса плюхнула на печь огромную кастрюлю с водой, чтобы перемыть посуду, пока нагрузившийся Змей медленно собирал чашки со стола.
- Я сама хочу что-нибудь сделать, пока живая. Не хочу дома сидеть, борщи варить да носки стирать.
- Кто ж заставляет-то? Живи как хочется, да только любимый человек рядом еще никому не помешал. Когда есть кому обнять тебя вечером, да слово ласковое сказать, это знаешь как сил придает! Горы свернуть можно.
Лия тихонько икнула и призадумалась над Василисиными словами.
Повозка укатила в башню, увозя с собой ощущение большой компании, и тут Лия осознала, что боится оставаться со Змеем один на один, слишком тягостно ей было. Она не знала, как себя вести: как раньше – уже не могла, как по-другому – еще не придумала. Мучительно раздумывая целый день, она так и не поняла, чего же хочет от ящера. Чтобы он не скрывал правду? Вряд ли… Чтобы он что? Она и сама не знала, наверное боялась, что он не любит ее как любил бы родную дочь, зеленую и с хвостом…
- Хвост… Этот чертов хвост… - вздохнула Лия, поставив последнюю чашку на место. Все, можно идти спать, но ведь отец не отпустит ее просто так – он соскучился и желал непременно поговорить по душам. Если бы он только знал, что происходит в этой самой душе…
Проснулась она засветло. В приоткрытое окно задувало холодом, ловушка для снов тихонько позвякивала, раскачиваясь на ветру. Сев на кровати, она не сразу сообразила, где находится: во рту стоял противный привкус, а в душе саднило от чрезвычайно неприятного сна. Ей снилось, как будто кто-то, кто должен был ее любить, уходит от нее, теряясь в серой мгле, и погибает где-то в темном ущелье. Она отчетливо помнила сгорбленную спину в грязной шинели и голос, зовущий ее по имени.
Невероятная тоска навалилась на нее, чувство одиночества и ужасной потери перехватило горло. Она помотала головой, раскрутила ловушку, чтобы забыть гадкий сон, и встала с постели.
Берлогу сотрясал могучий храп – налакавшийся наливочки Змей спал как убитый. Лия подумала, что было бы хорошо поухаживать за ним и приготовить завтрак к его пробуждению, поэтому накинула халатик и тихонько проскочила на кухню. Там она заметила остатки вина в стакане и мысли ее приняли другое направление.
- Вино у папы и правду удалось, вот если бы этого вина с собой взять, да потом выпить с Мими!
Она представила себе, как они вечером дождутся, когда Ирья уснет, достанут заранее припасенную закуску и будут пировать. Дух захватило от такой перспективы.
Лия выглянула в окошко: двор был покрыт лужами, но основная масса воды впиталась за ночь в песчаную почву. Где он прячет вино? Скорее всего в кладовке, там, где варенья. Раньше, когда Лия была маленькая, Змей носил ключ при себе, но теперь наверняка где-то оставляет. Она прихватила с вешалки кофту, сухую и теплую, всунула ноги в калоши и тихонько вышла во двор.
Холодный ветер сразу стал кусать ее на ноги, попытался забраться под кофту, но девочка только запахнулась посильнее. Посмотрев на старом колышке, осмотрев двери в сарай и кладовую, ключа она не обнаружила. Интересно. Зато нашла хорошую бутыль, в которую можно перелить вино и спрятать в сумке. Бутыль была грязная и заплесневелая, видимо пролежала в бурьяне несколько лет. Оценив ее на свет, Лия поняла, что все же придется вернуться в кухню.
Как же тепло и хорошо было в берлоге! И вода в кастрюле еще теплая, как раз чтобы хорошо помыть находку, и ершик есть. Лия старательно вымыла бутыль, подобрала к ней пробку в ящике кухонного стола и задумалась. Где Змей прячет ключи? Осторожно ступая по теплым плитам пола, она вошла в залу, где спал Змей, посмотрела на каминной полке и этажерках – нет ничего. Посмотрела, не носит ли отец ключи на шее – тоже нет. Странно. Положение становилось затруднительным.
Лия решила пойти во двор и еще раз там все осмотреть, где-то же должны быть эти чертовы ключи! Снова выскочив на холод, она быстренько прошлепала к сараю и стала осматривать дверные наличники – пусто. Налетевший порыв ветра заставил старую деревянную дверь заскрипеть и немного отъехать в сторону, и Лия остолбенела. Дверь была не заперта! Не веря своим глазам, она схватилась за грубую деревянную ручку, потянула на себя, и скрипучая дверь сарая покорно отъехала в сторону.
- Вот это да! Похоже, он и правда стареет…
Внутри, в полумраке, таилось главное Змеево сокровище – самодельная винокурня. Маленькие тусклые окошки пропускали ровно столько света, чтобы трубки и рычаги таинственной машины казались волшебными. В большом баке в углу помещения что-то тревожно ухало. Лия с опаской подошла поближе и заглянула под крышку. В нос ударил резкий запах брожения, похоже, это были новые папкины заготовки.
Готовое вино стояло в больших стеклянных бутылях с узким горлом. Как Змей их наполнял, было известно только ему. И, похоже, только ему было известно, как он их опорожнял. Теоретически Лия могла представить, как Змей поднимает эту махину и переворачивает ее над кувшинчиком, но вот практически… Она долго стояла, задумчиво глядя на мерцающие стеклянные бока, и уже решила отказаться от своей затеи, как вдруг увидела висящий на колышке длинный тонкий шланг. Точно!
Чтобы не бегать десять раз, Лия схватила одну из банок, сушившихся на лавке, засунула шланг в первую попавшуюся бутыль, взяла другой конец в рот и потянула. Не сразу, но на языке приятно защипало.
- Розовое… Пойдет.
Она сделала выдох, потянула жидкость еще сильнее и опустила шланг. Тоненькой струйкой драгоценная влага заструилась по стенкам, медленно наполняя банку. Вот тут, похоже, белое вино, а вот в этой фляге зеленого стекла – наливочка. Эх, жаль, что нельзя все сразу взять!
Лия изрядно понервничала, пока вино лилось в банку, время было уже семь часов утра, и Змей должен был вот-вот проснуться, а ей очень не хотелось объяснять ему, что она тут делает. Когда последние капли упали в банку, она мигом выдернула шланг, вытряхнула остатки вина и забросила его на место.
Подхватив банку, она сначала посмотрела в щель между досками: спит или встал уже? Вроде было тихо. Прикрыв банку кофтой, она выскользнула из сарая и козой проскочила через двор. У входной двери она снова прислушалась – храпа не было слышно. Неужели встал и теперь недоумевает на кухне, что же там делает чистая бутылка с пробкой?
Делать нечего, надо было рисковать. Лия осторожно отворила входную дверь и скользнула внутрь. Тишина. Она поставила банку на обувную полку и прикрыла дождевиком на всякий случай, а сама подкралась и заглянула в залу. Змей еще спал, но уже начинал беспокойно ворочаться, надо было торопиться.
На кухне она схватила железную воронку, вставила в бутылку и, замирая от страха, слушала, как жидкость журчит, переливаясь, а в зале уже зевает и почесывается ящер. Змей, видимо, уже проснулся, просто ленился встать, и это сыграло Лие на руку. Она заткнула бутылку, наскоро сполоснула банку и воронку, все спрятала и стала разжигать печь. Папа встанет, а я тут чай ставлю.
Змей все-таки поднялся и зашлепал лапами в детскую комнату, проверить дочку. Не обнаружив там искомого, он очень удивился и поплелся в кухню, где Лия уже поставила чайник и теперь крутилась, собирая вчерашние пирожки на завтрак.
- Доброе утро, папа! – и тут только сообразила, что от нее пахнет вином.
- Доброе. А что это ты подскочила в такую рань? – Змей бесцельно прошелся по кухне, заглянул в пару горшков, потом заметил на столе стакан с вчерашним вином и с наслаждением его выпил. – Охххх, башка трещит… Набрался я вчера.
- Угу, - не открывая рта кивнула Лия. Стоило Змею отвернуться, она схватила из шкафчика лавровый лист и засунула себе в рот. Противно было – слов нет, но она храбро жевала эту гадость, чтобы перебить запах.
Похмелившись, Змей почувствовал себя лучше, и тут же устыдился:
- Что это я дрыхну, а мой ребенок тут хозяйничает. Иди-ка, умывайся, одевайся, а я завтрак приготовлю.
Лия не заставила себя упрашивать.
После операции по краже вина ей немного полегчало, она словно вспомнила, что Змей ее папа, что берлога ее дом, и, в сущности, ничего не изменилось. Под сердцем еще саднила боль, но уже не такая яркая. Лия стала смеяться и подшучивать над папкой. Весь день она помогала ему по хозяйству, вернее толкалась рядом, пока он занимался привычными делами. Змей был счастлив.
Вместе они вытрясли плюшевые портьеры и повесили их на место, перемыли кухонные шкафы и проинвентаризировали банки в кладовой. Змей показал ей свою винокурню, а Лия качала головой и цокала языком – ай-ай-ай, чудеса! Она обошла весь двор, вспомнила все свои любимые места и закоулки.
- Пап, а Шушеры нет уже?
- Конечно нет, крысы не живут долго. Зато у меня полный амбар ее правнуков, ты бы мне хоть котеночка какого-нибудь привезла из города – у вас же есть кошка.
Лия вздохнула:
- Брынза умерла, папа. У нас теперь никого нет – Ирья не разрешила брать котенка, сказала, что кошка должна прийти сама. Вот, ждем уже третий месяц, но что-то никто к нам не хочет.
- Глупости. Пройди по соседям да возьми кого-нибудь. Все равно котят топят, так хоть доброе дело сделаешь, и мне возьми заодно. Хочу кошечку серенькую, чтобы с полосками была, как тигра – такие очень до мышей злы.
Змей принес картошки и собирался варить обед, а Лия пошла пройтись на улицу. К обеду немного потеплело, но все равно кофту лучше было не снимать. Ветер унялся, на воротах весело чирикали воробьи, обсуждавшие свои насущные дела, в амбаре скреблись крысы. Интересно, в папкином подвале так и лежат старые сокровища, ржавеют? Наверняка лежат, вряд ли он изменил своим привычкам.
Возле задней калитки Лия присела на выступающее бревнышко, сорвала лопух и расчистила щель между бревнами. Здесь когда-то был для нее вход в страну подземных жителей, она их караулила часами, искренне веря, что у них можно попросить исполнения своего самого заветного желания. Какое у нее тогда было желание? Хвост, конечно же хвост! Со вздохом Лия поняла, что ничего не изменилось – если бы из этой норки сейчас вышел подземный житель и спросил, чего же она хочет, она бы попросила, чтобы последней недели не было, и она была бы просто дочкой Змея.
Удивительное дело, но этот крохотный уголок отцовской усадьбы вмещал в себя огромный мир. Здесь она играла, мечтала, скучала – и всегда была счастлива, даже когда грустила. Лия подошла к калитке и проверила старый засов – он был почищен и аккуратно смазан. Змей не изменял себе, хоть и не пользовался этой калиткой много лет. Толкнув дверь, девочка увидела знакомый туман, караулящий ее за порогом, и ей почему-то вспомнился тот день, когда она шагнула вперед и словно покинула мир живых.
- Надо же, как я тогда угадала. Если подумать по сути, то я ведь мертва, уже пятнадцать лет как мертва. Непонятно зачем затесалась среди живых.
На душе стало неуютно, она захлопнула калитку, тщательно закрыла засов и побрела в берлогу, где уже вкусно пахло Змеевой стряпней.
Они пообедали, поговорили о том, о сем, и, конечно же, стали пересчитывать золото, когда день склонился к вечеру. Змей был чрезвычайно серьезен, когда делал отметки в замусоленной тетрадке, складывая монетки в столбики, а Лие хотелось расхохотаться.
- Что такое? – он посмотрел на нее поверх толстых роговых очков, плотно сидящих на носу, - ты можешь веселиться, сколько тебе вздумается, но только учет и порядок обеспечивают успех в финансовых делах. Вот посмотри, сколько тебе достанется, а я ведь и пятой части этого не получил от бабушки. Я сумел сохранить и приумножить, а все потому, что к деньгам всегда относился серьезно.
- Угу, - хрюкнула Лия, пряча лицо.
Нет, толку с нее не будет, если уж он сам – бракованный ящер, то его дочь и подавно. К тому же она и не ящер вовсе… Змей нахмурился, поджал губы и продолжил свою работу.
Лие очень хотелось с ним поговорить. Ей необходимо было поделиться хоть с кем-нибудь, спросить совета, и отец был для нее самым любимым и родным существом, но едва она набирала в легкие воздуха, как рот ее сам собой захлопывался. Не могла она сказать ему о своих мыслях и планах, не могла. Пусть он лучше остается таким, как сейчас, пусть суетится по хозяйству и с идиотски серьезным видом считает свои монеты, пусть думает, что все хорошо, и его дочь любит его по-прежнему. А разве не любит? Любит, и еще как любит, даже больше, чем прежде.
Она вздохнула и решила, что попробует завтра поговорить с Рыцарем, когда он повезет ее обратно в город. То, что она оказалась принцессой, не могло лежать просто так, нужно было что-то с этим делать, но она не знала что.
Утром она простилась с отцом с некоторым облегчением – вставшая между ними стена сделала общение напряженным и тяжелым для обоих. Когда повозка с Лией и Рыцарем исчезла из виду, Змей почувствовал тревогу и тяжесть. Что-то было не так в эти два дня. Он ходил взад-вперед по ограде, вспоминал все до последней мелочи, но не мог понять, что случилось.
Промучившись около часа, он закрыл ворота и пошел через лес к Василисе. Та кипятила белье в огромном тазу, помешивая деревянной палкой.
- Доброго утречка. Рано ты сегодня, или случилось что?
Змей плюхнулся на землю и вывалил на нее весь ворох своих терзаний и подозрений. Василиса слушала его молча, отвечала скупо и уклончиво. В конце концов, он взвился и заорал, что здесь все его игнорируют. Но Василиса и тут не завелась, а посоветовала ему не делать из мухи слона, потому что у девочки, очевидно, переходный возраст.
Когда Лия вернулась на Черемуховую улицу, полдень уже миновал. Она осторожно подняла свою сумку, в которой лежала аккуратно укутанная в пижаму бутылка и постучала в дверь. Открыла ей Мими, зыркнула тревожным взглядом, буркнула «Привет» и исчезла на кухне. Ирьи тоже не было видно, мрачная, тяжелая туча словно накрыла ведьмин дом.
Лия отнесла наверх свою сумку, перепрятала бутыль, переоделась и спустилась вниз – неплохо было бы и пообедать. В гостиной Ирья молча перебирала свои бумаги с таким видом, словно кто-то умер. Лия даже растерялась:
- Здравствуйте… Как-то мрачно у нас, что-то случилось?
Не отвечая, Ирья кинула на стол свежую газету, подхватила свои бумажки и закрылась в кабинете. Лицо ее было черным и окаменевшим. Лия не без робости взяла воскресный номер «Герольда Амаранты» и развернула его – во всю передовицу чернели невероятные по своей глупости слова: «Больше никаких ведьм! Страна Вечной Осени свободна от убийц!»
- Мими!!!
- Что орешь? А-а-ааа… ну ты почитай, почитай… - высунувшись из кухни, злобно усмехнулась баронесса Ферро.
Лия присела на ручку кресла и стала читать новый декрет правителя Орландо о том, что отныне и во веки веков ведьмам законодательно запрещается лечить людей. Пару раз ее подмывало вскочить и заорать, но она держала себя в руках, пока не дочитала до конца.
- Что за…. Мими, как такое возможно? Это же бред – кто будет лечить людей, если не ведьмы?
- А ты третью страницу почитай, - посоветовала Мими, - будут обучать «лекарей» - болванов без всяких способностей, которым просто выдадут рецепты на все случаи жизни. Уже и школы открыли, народ набирают. Все гениальное просто.
- Как можно доверить лечение тому, у кого нет способностей? Такой человек даже не способен поставить диагноз…
- Не скажи, не скажи… Вот прыщ, например, выскочил – чем тебе не диагноз? Берем дегтярное мыло и моем рыло до тех пор, пока кожа не слезет. Подумаешь, печень шалит, главное, чтобы прыщей на морде не было.
Лия кинула газету.
- Так о чем и речь! Когда болезнь можно диагностировать с помощью внешних проявлений, уже поздно пить Боржоми. В том и состоит искусство врачевания, чтобы вылечивать болезнь на ранней стадии, когда она еще не успела развалить организм.
- Это ты мне рассказываешь? – Мими подняла бровь. В ее нарочито-издевательском тоне сквозила злость и растерянность. – От этого декрета пострадаю я, а не ты.
- Почему это только ты?
- Потому что у тебя еще много фокусов в рукаве: покойники всякие, прошлое, будущее, да и лечить ты все равно не умеешь. А я вот… училась, училась десять лет, а потом какой-то дядя, бывший лакей, кстати, решил, что мне необязательно работать по специальности и прикрыл лавочку. Удавила бы его собственными руками! – внезапно сорвалась девочка, шваркнув тряпкой по кухонному столу. – А Ирья? Она всю жизнь проработала, столько добра людям сделала! У нее колоссальный опыт, ее можно в музее за деньги показывать, и что теперь? Все. Не нужна никому. Придут лекари с рецептами от прыщей, будут лечить честных горожан, а она – помирай с голоду!
Разволновавшись и начисто забыв про обед, Лия присела на краешек стула. Масштаб случившейся беды придавил ее, парализовал мысли. Еще вчера она всерьез переживала по поводу своих отношений с отцом, а теперь случилась настоящая беда, и голова закружилась от обилия эмоций.
- Послушай, но ведь этот закон грозит уничтожить сословие ведьм, ибо отнимает у них основной источник дохода. Я не понимаю кому, зачем и почему это нужно?
- А кому и зачем нужна война? – парировала Мими, с большим значением посмотрев на Лию. – Пока правительство машет шашками, честные люди расстаются со своими шкурами под барабанный бой. Не ты ли разглагольствовала, что это война за правое дело, раз король Драгомил оказался таким подлецом?
- Я просто хотела сказать, что иногда цель оправдывает средства.
- Ой ли? Поверь мне, мои предки уже семнадцать колен возле трона подъедаются, все короли и правители – сволочи, ни одного хорошего человека среди них не было, нет и не будет. Профессия такая. Вот только я не пойму, почему за одну или даже двух сволочей люди должны умирать?
Лия разозлилась – ей не понравилась агрессивность, с которой Мими на нее набросилась, и, кроме того, все то же самое ей трындел по дороге Рыцарь, когда она попыталась изложить ему свои взгляды на свою роль в истории.
- С чего вдруг такой антивоенный пафос? – сказала она холодно. – Ведь ты все знала, знаешь и теперь, наверное, чем все это кончится. И про запрет на ведьм тоже знала? Просто помалкивала, чтоб не баламутить нас, убогих?
Она поднялась и ушла к себе, наверх, сильно хлопнув дверью. Мими осталась на кухне наедине с кастрюлей щей.
- Нормально, нет? – пробормотала она, рассеянно вытирая со стола, - разошлись по углам, надулись, как мышь на крупу, а я виновата.
Вечером они в первый раз в жизни напились. Думала Лия, что это будет весело, но получилось совсем наоборот: придавленные плохими новостями, девчонки хлебали Змеево розовое вино, не чувствуя вкуса. Пили и пьянели, мрачно глядя в стену осоловелыми глазами, чтобы утром прятать бледные и отекшие лица от проницательного взгляда ведьмы.
И, тем не менее, жизнь продолжалась. Все так же шумел рынок, все так же грохотали колеса подвод, груженых мукой и отрубями по переулкам Касабласа. Но были и другие колеса, обитые резиной, со смазанными рессорами и неподкованными лошадьми, они приезжали по ночам, бесшумно, останавливаясь возле спящих домов. В таких каретах окна были закрыты черными шторами, а возница укутан в плащ по самые брови. Они приезжали к домам тех, кто никак не мог совладать со своим языком, ведь давно известно, что из болтливых граждан получаются самые лучшие солдаты для лобовых атак. Тайная полиция, возглавляемая министром внутренних дел бароном фон Тузендорфом, работала как часы: четко, тихо, без опозданий, поэтому уровень патриотизма в стране держался на должном уровне.
Однажды днем девочки увидели, что Ирья снесла в огород некоторые книги, бумаги, ингредиенты и сложила в большую кучу. Лия с изумлением выудила оттуда шкурку ухорюка:
- Что вы хотите с этим делать?
- Сжечь, - просто ответила ведьма, поливая кучу керосином.
- Да вы что?! Это же все нужное!
- Кому это нужное? Я больше не имею права работать по профессии, и не хочу дополнительных неприятностей на случай обыска. С меня хватит.
- Но… это все не может быть правдой! Рано или поздно этот уродский закон отменят!
- Возможно, но я до этого вряд ли доживу. Идите, погуляйте, не мешайте мне расставаться с прошлым.
Горькая складка залегла у губ Ирьи. За последнее время она похудела и словно состарилась на десять лет. Ранее едва заметная седина в ее черных волосах теперь серебрилась яркой прядью. Каждый день она ходила на базар, послушать последние новости, потому что совершенно перестала верить газетам, и каждый день приносил все новые огорчения. Сейчас ее беспокоил слух о том, что в Ферсанге сожгли ведьму за то, что отравила стадо коров. Дальновидная женщина понимала, к чему это все ведет – ведь если запретят еще и животных пользовать, то жить станет совсем не на что. И, кроме того, в отношении ведьм началась прямая агрессия, а это было по-настоящему страшно.
Хорошенько полив кучу, она чиркнула спичкой, но долго не решалась ее кинуть. Огонь уже начал покусывать ее за пальцы, когда она, наконец, очнулась и выпустила маленькую пылающую бабочку. Взметнулось пламя, и в нем ведьма видела, как горят ее годы, ее труды и мысли, уже не нужные никому на свете.
Теперь свободного времени у нее стало слишком много, но ее это совсем не радовало. Редкие посетители, приходящие по старой памяти, старались появляться в сумерках, чтобы никто их не видел, и уходили задворками, крадучись. Доход снизился настолько, что можно было существовать только впроголодь. Она пока жила на своих старых запасах, но понимала, что это не может длиться вечно. Именно сейчас она часто вспоминала слова Мими о том, что не следовало отказываться от родительского наследства. Ирья не обращалась к брату за помощью, но она нанесла ему визит. Обычный визит в последнее воскресенье месяца, который она делала уже тридцать лет, и вышла оттуда с болью в сердце. Ее родной брат, краснея и бледнея, дал ей понять, что само ее существование грозит ему и его семье неприятностями, не говоря уже о регулярном общении.
- Где мне взять сил, чтобы пережить это все… Но я должна, у меня две девчонки, и они должны видеть, как достойный человек ведет себя в несчастье.
Она поворошила кучу, следя, чтобы все хорошо прогорало, и нахмурилась, прислушиваясь к шуму, доносящемуся с улицы. Уже вечерело, сизые сумерки накрыли Касаблас, и, со стороны Тележного переулка раздавались какие-то крики.
Ирья забеспокоилась, теперь она стала всерьез бояться за девчонок, потому что две маленькие ведьмочки могли легко спровоцировать какого-нибудь урода, и попасть в беду. Затушив костер, она накинула шаль и поспешила на шум.
Вниз по улице толпились люди. Ирья подошла поближе и поняла, что здесь был почти весь Касаблас. Люди охали, теребили шапки и платки, испуганно молчали или, наоборот, тараторили без умолку, но из речей их нельзя было понять, что случилось. Протолкавшись немного, ведьма увидела белобрысую головку Лии в паре метров от себя, и от сердца у нее отлегло. Живы, здоровы – что еще нужно?
Причиной столпотворения послужил первый обоз с убитыми, прибывший в столицу. Траурная процессия, черной гусеницей ползущая по Великому тракту, вступив в пределы Амаранты, рассыпалась на отдельные повозки, несущие горе в разные районы города. Еще все было впервые, еще все было прилично: черная ткань и зашитые в казенные мешки тела с бирками. При каждой телеге писарь с документами, который выдавал родным свидетельство о смерти и по пять септимов наградных из казны, «за смерть героя».
Телега остановилась возле дома бакалейщика Киршнера, чей старший сын ушел воевать в числе первых новобранцев, нарядный и слегка пьяный. И вот он вернулся домой, тихий и молчаливый, скромно лежащий в черном мешке с пришитой биркой.
- Киршнер… Киршнер… Ага, Адольф Киршнер, номер 00452. Смотри внимательно, отец, я за каждого покойничка отвечаю, - суетился усатый писарь, перелистывая свои бумажки.
Бледный как смерть бакалейщик стоял возле ворот, держась за жердочки забора, чтоб не упасть. Два его брата подошли к телеге и робко заглянули внутрь – писарь лазил сверху, рассматривая номера на бирках. Откатив ногой пару мешков, он радостно воскликнул:
- Вот он, красавец! 00452! Забирай, ребята…
Два дюжих мужика протянули было руки и отшатнулись.
- Что такое? – писарь повел носом, - Ааааа, ну извиняйте, он не вчера помер, а погода теплая. Я-то принюхался уже.
Ирья осторожно протиснулась сквозь толпу, и положила Лие руку на плечо:
- Пойдемте домой, нечего нам тут делать.
Куда там! Девочка только зыркнула глазами и снова затерялась в толпе, влекомая своей неугомонной подружкой. Братья Киршнеры взяли все-таки тело Адольфа и, как мешок с картошкой, занесли его в дом. Стоило им переступить порог, как в воздухе повис и закачался тонкий, неприятный звук – бакалейщица не плакала, она почему-то выла. И ее вой резанул по душе как бритвой, разогнав часть любопытствующих. Писарь поморщился, но дело, видимо, было привычное. Он отсчитал монеты, сунул их в руку онемевшего Киршнера и затарахтел:
- Вот здесь распишитесь, сударь, дескать, денежки получены. А то я человек подневольный, за каждую полушку отвечаю. Это при короле, мир его косточкам, можно было пофокусничать, а господин Орландо за такое быстро голову открутит… Вот здесь, где галочка… Вот спасибо, сударь, здоровьечка вам и вашим дет…кам… - он осекся, поймав безумный взгляд бакалейщика. Тот протянул руку и посмотрел в ладонь – пять тяжелых монет тускло поблескивали в сумерках.
- Сына верни… - просипел он, - возьми деньги, не надо мне. Верни сына…
Писарь испуганно оглянулся, вскочил в повозку и дал знак вознице трогать. Кто их знает, этих людишек, помутится в голове от горя, и наделают чего попало. Лучше держаться подале, целее будешь.
Лия с Мими крутились около ворот, подстрекаемые тем жгучим детским любопытством, которое заставляет даже самых пугливых ребятишек вставать на цыпочки, чтобы заглянуть в лицо покойнику. Великая тайна смерти притягивала их, хоть они и были уже вполне взрослыми девушками.
Повсюду толпился народ, так что им даже не пришлось проситься в дом. Все двери были открыты, разные люди сновали туда-сюда, и на них никто не обратил внимания. Осторожно, стараясь никого не задевать, они проскочили полутемную прихожую и зашли в гостиную, ярко освещенную множеством свечей. Лия чувствовала себя неловко – они не были так уж дружны с Киршнерами, и праздное любопытство в такой тяжелый час выглядело неприлично, но Мими упорно тянула ее за руку.
Похоже, в гостиной бакалейщика было много таких сочувствующих – девочки едва протиснулись внутрь. От пламени свечей становилось жарко, а окно никто открыть не догадался. Тонкий сладковатый запах с каждой минутой чувствовался все сильнее. Лия зажала нос, но не помогло – запах ощущался всей кожей, в комнате просто отвратительно воняло смертью.
- Пойдем отсюда, а… - шепнула она Мими.
- Да подожди ты…
Они прижались к стене гостиной и наблюдали широко открытыми глазами, как посреди комнаты выдвинули большой обеденный стол и уложили мертвеца. Бледный как смерть, хозяин топтался с ножом в руке вокруг тела, он хотел разрезать мешковину, но не решался.
- Не могу я… не могу… - с лысины несчастного Киршнера лился пот, его жена навзрыд плакала, забившись в угол, а братья стояли столбом, не решаясь подойти. Выручил бакалейщика старый друг, колесник Званидзе, который распорол плотную ткань от головы до пояса.
- Держись, брат, - рука колесного мастера нерешительно откинула мешковину в сторону. Отвратительный запах тления ударил в нос так сильно, что некоторые любопытствующие бросились вон из дома. Раздался звон стекол – кто-то поспешил выставить раму. Взвыла госпожа Киршнер, бакалейщик охнул и начал оседать прямо на руки своего старого товарища.
Девчонки устояли. Вытянув шеи, они с замиранием сердца всмотрелись и увидели страшное зрелище - обезображенное ранением и тлением лицо мертвеца, которое выкинуло их из комнаты лучше любого подзатыльника.
Домой они шли молча. Увиденное произвело на них впечатление сродни удару топором по голове: Адольфа они знали с детства, а теперь он… вот какой. Людской гомон таял в сумерках, но крик бакалейщицы почему-то не желал отступать, звучал в ушах все так же громко. Лию тошнило. Она вырвала свою руку из горячих ладоней Мими и прислонилась к каменной стене чужого дома. Прохлада пролилась по взмокшему лбу, немного успокоив взбунтовавшееся тело, онемевшие пальцы рук сжались в кулак, разгоняя кровь. Мими заныла, заламывая руки:
- Мне страшно! Я боюсь идти одна, мне везде мерещится эта рожа.
- Мими, меня сейчас стошнит…
Та благоразумно отошла на пару шагов и снова затянула:
- Как я спать буду? Лия, он такой страшный…
И вдруг она заплакала. Наперекор своим вздорным словам, заплакала тихо и осмысленно. От неожиданности Лия даже забыла про свою тошноту, обняла подругу за плечи и повела ее домой, не спеша, как человека, с которым случилось большое горе.
Ночь они не спали. Лия пыталась заснуть, но духота не давала сомкнуть глаз, и в каждом углу мерещился мертвый Адольф. Она хотела было сосредоточиться и проверить, не шляется ли где-нибудь поблизости его дух, но потом подумала о том, как он может выглядеть, и передумала. Рядом на кровати так же мучилась Мими. Она-то не могла убедиться в том, что комната пуста, и с ужасом таращилась в темноту, ожидая, что сейчас дверь скрипнет и отворится, и в комнату войдет сине-зеленый мертвец с вытекшим глазом. Когда наконец в огородах прокричал первый петух, они с огромным облегчением соскочили с кроватей и понеслись умываться.
Спустившись вниз за водой, Лия, к своему удивлению обнаружила, что дом пуст. Кровать Ирьи была аккуратно заправлена, а сама ведьма отсутствовала по невыясненным причинам. Если бы это случилось пару месяцев назад, до выхода Декрета, можно было бы предположить, что она ушла на срочный вызов, но теперь…
- Странно… странно все это.
Хмурые и помятые, они спустились вниз. Мими решила напечь блинов, ибо в кухонном шкафу не обнаружилось ничего съестного. Она надела фартук, закатала рукава и принялась готовить тесто, пока Лия разжигала печь и кипятила воду, чтобы помыть посуду, оставшуюся в раковине с ужина.
Блины получились отменные, во всяком случае для баронессы. Когда-то давно Мими устраивала скандал из-за мытья чашек, а теперь она сама готова была проесть плешь кому угодно из-за недостаточно чистой скатерти. И больше всех страдала от нее Лия, которая по причине мечтательности не очень-то замечала, что вокруг творится. Но сегодня Мими была тише воды, ниже травы – только подкидывала блины на тарелку.
Лия смазывала каждый новый блин сливочным маслом, в ожидании, когда же тесто, наконец, кончится, и Мими сядет за стол, чтобы уже всласть позавтракать. Стукнула входная дверь, и спустя минуту, в кухне появилась хмурая ведьма.
- Классно пахнет, - она обежала глазами обстановку, - а кофе сварили? Хочу кофе, сил нет, глаза просто закрываются.
- Сварили. Мойте руки и садитесь завтракать. – Мими сняла со сковородки последний блин и отнесла посуду в раковину. – Опять мыть… Почему эта посуда никогда не кончается?
- Садись уже, я потом вымою, - Лия была голодна. – А где вы были с утра пораньше? Я проснулась с первым петухом, спускаюсь вниз, а вас уже нет.
- А что это ты так рано подскочила? – Ирья налила себе кофе и подхватила жирный, горячий блин.
- Да я вообще ночь не спала, всякие ужасы мерещились…
- Вот-вот, - подхватила Мими, - глаза закрою, а мне лицо Адольфа мерещится. Открою и кажется, что он вот-вот в комнату войдет, насилу дождалась рассвета.
- А нечего глаза свои любопытные таращить, куда не следует. Я вам говорила пошли домой, почему не послушались? Теперь не жалуйтесь.
- Да мы не жалуемся, просто рассказываем. А где вы были-то?
- Там и была. Представьте себе, если вам так нехорошо, то каково Киршнерам. Бэлла за ночь поседела полностью, белая совсем стала, как древняя старушка.
Лия привстала и заглянула в гостиную. На столе стоял оставленный ведьмой саквояж, с которым она всегда ходила на вызовы. В его глубинах таились загадочные инструменты, приспособления и бесконечное число пузырьков и скляночек, которые в детстве казались девчонкам совершенно волшебными. Теперь они знали назначение этих вещей, но флер магии за ведьминым саквояжем сохранился.
- А…. это не противозаконно? – осторожно спросила она. Ирья взвилась:
- Иди ты знаешь, куда! Будут мне тут всякие сопли указывать, что законно, а что нет! Для меня есть только один закон – моя собственная совесть, которая велит мне помогать тому, кому плохо. И я плевать хотела на все декреты в мире!
- Да ладно, ладно, извините… Я не хотела вас обидеть…
Лия надулась. А ведьма перевела дух, закусила блином и похлопала ее по руке.
- Ты тоже меня извини, я зря сорвалась. Нервишки у меня стали пошаливать, насмотрелась на Киршнеров сегодня, и такое зло меня взяло – ну вот что произошло? Что случилось с этой страной? Мы много лет жили спокойно, занимались своим делом, рождались и умирали, и вот на тебе: родители хоронят детей, а ведьма не имеет права налить им валерьянки. Что за…
В кухне воцарилось тягостное молчание.
- А он ведь правда страшный? – робко вставила Мими, которую Адольф поразил до глубины души.
- А чего ты хотела? Ему полголовы снесло палашом, да и разлагаться он уже давно начал. Ты не бери это в голову, - Ирья наклонилась к ней. – Там, в мешке не Адольф, там лежит тело, которое естественным путем распадается. Ничего страшного в нем нет, его просто нужно предать земле. Адольф был красивым и веселым парнем, вот и помни его таким, он ничуть не изменился.
Сложно сказать, поверила ли ей Мими, но на эту тему она больше не высказывалась. Ирья тоже молчала, словно не решаясь что-то высказать, но потом все-таки передумала.
- На Черемуховой улице в три дома эта подвода заезжала: к Киршнерам, Савойским и Мравичам. А на Огоньковой в целых пять. Вот, милые мои, война выглядит именно так – как лицо Адольфа. Я их уговорила завтра же хоронить, не церемониться, черт знает, сколько времени тела пролежали, недалеко и до заразы.
Ирья встала, собрала со стола грязную посуду и отвернулась к раковине, чтобы помыть. Лия смотрела на ее высокую, статную фигуру, нисколько не растерявшую с годами царственной осанки княжеской дочери, и думала, что никакие декреты в мире не способны заставить ее перестать быть ведьмой, знаменитой Ирьей из Касабласа, самой сильной и могущественной.
На следующее утро они собирались на похороны, старательно выискивая в своем гардеробе вещи потемнее.
- Черт побери, у меня нет ничего черного! – красивые и модные платья Мими были исключительно жизнерадостных расцветок.
- У меня тоже не густо. Вот, коричневое платье есть, как думаешь, пойдет? Я платочек черный накину на голову.
- А платочек у тебя откуда?
- Нет никакого платочка, но есть старый шелковый мешочек для белья, который мне Василиса сшила, можно его распороть.
Мими скептически посмотрела на черную застиранную тряпочку.
- Мда… Ладно, половину мне отдашь, будем как две дуры с подштанниками на головах.
Он вышли из дома в половину первого, чтобы не торопясь добраться до Слизково. Как ручьи, впадающие в речку, из переулков подтягивались люди, вливаясь в один большой поток, направляющийся вверх по Тележному переулку. Ирья шла немного впереди, а девчонки семенили вслед за ней, и Лия отметила про себя, что что-то изменилось: не было больше презрительно-издевательского тона последних месяцев, люди раскланивались с ведьмой так же серьезно и уважительно, как и в старые добрые времена.
- Видать, мозги-то продуло народу нашему…
Мими кивнула. Выглядела она до ужаса нелепо: в клетчатом затрапезном платье, которое оказалось у нее самым темным, знаменитой василисиной кофте и с половинкой черной шелковой наволочки на голове. Впрочем, Лия от нее недалеко ушла, одна Ирья была одета прилично и сообразно случаю. Однако никто на них не смотрел, на лицах жителей Касабласа читалось изумление и страх, каждый был погружен в себя, задавая мысленно один и тот же вопрос: кто следующий?
Восемь свежих могил в разных частях кладбища ожидали своих постояльцев. На входе образовался небольшой затор, но после ворот толпа растекалась в разные стороны. Кто-то целенаправленно шел к друзьям и близким, а кто-то просто курсировал от могилы к могиле, пытаясь успеть везде. Ирья направилась к Киршнерам.
Увидев ее, бакалейщик подхватил под руку жену, еле державшуюся на ногах, и отвел ее в сторону, освобождая место для ведьмы. Толпа последовала его примеру, а Ирья прошла прямо к гробу, благоразумно закрытому и стала читать путеводную, как всегда делала над покойником, чтобы он не задерживался и не шлялся попусту среди живых.
Мими вытянула шею, стараясь рассмотреть гроб во всех подробностях. Лия готова была об заклад побиться, что она хотела бы взглянуть, что там внутри! И тут она расслышала свое имя:
- Лия… Лия… Тссс… - обернувшись назад, девочка чуть не упала. Ноги стали ватными, а сердце плюхнулось куда-то в пятки. Прямо за ее спиной стоял Адольф Киршнер, живой и здоровый. Он поднес палец к губам, делая ей знак, чтобы не суетилась.
- Мамке скажи, чтобы не рыдала, сил нет на нее смотреть. Пусть не плачет, все нормально будет. – Он воровато огляделся, словно боялся, что его заметят, - Верона, сеструха моя, уже с неделю как живот нагуляла со своим хахалем. Пацан у нее родится, пусть назовут в мою честь, мне так хочется. И ты это… скажи им… ну, все нормально будет… люблю я их… все будет нормально. Нормально будет!
Адольф поднял кулак, словно желая делом доказать, что все действительно будет нормально, и в его глазах блеснули непрошеные слезы. Ошалевшая Лия повернулась к могиле и увидела, как братья бакалейщика просовывают под гроб веревки, чтобы уже опустить его в землю. То ли Адольф ее подтолкнул, то ли сама она сделала несколько шагов вперед и встала дурнем перед рыдающей женщиной. Все уставились на нее, а она только смотрела и вдруг выпалила:
- Госпожа Киршнер, Адольф просит вас не плакать, ему неприятно. Он… он сказал, что Верона беременна и у нее родится мальчик. Просил, чтобы назвали в его честь. И еще он сказал, что любит вас и что все будет нормально…
А-ах! Пронеслось единым вздохом по кладбищу. Ирья бросилась к Лие, Мими бросилась к Лие, остальные отпрянули в сторону.
- Ты что несешь! Кто тебе такое сказал?
- Адольф и сказал. Он здесь. – Лия повернулась в ту сторону, где видела молодого Киршнера, но там уже никого не было. – Ушел… Но я не вру, это правда.
Мадам Киршнер протянула к Лие трясущиеся руки:
- Он правда здесь? Он так сказал? Мой мальчик… - и, взвыв белугой, она рухнула на всеми позабытый гроб. Адольф беспомощно махнул рукой и затерялся среди людей. Покрасневшая от стыда Верона размахивала руками и кричала:
- Она сумасшедшая, что она там несет?! Я честная девушка!
Ирья подхватила Лию под руки и вывела с кладбища.
- Ты что там устроила? Что это за балаган на похоронах?
- Да я правду сказала, я видела Адольфа! Это он меня попросил передать матери…
Мими задумчиво потирала подбородок:
- Верона – потаскушка та еще, так что я Лие верю. А как выглядел Адольф?
- Нормально, как и всегда, но я все равно чуть не обделалась со страху. И вы еще тут… Чего вы на меня накинулись? Я виновата, что ли? Уж извините, но в такой просьбе я не могла ему отказать.
- Нет, ты правильно поступила, - наконец подала голос Ирья, - только надо было не так в лоб, поделикатнее, что ли. И желательно после похорон, чтобы не устраивать представление. Ведь он про Верону сказал не для того, чтобы ее публично опозорить, правда?
Лия покраснела – и как она сама до этого не додумалась!
- Черт, стыдно-то как… Надо, наверное, извиниться перед ней?
- Теперь поздно. Слово не воробей – вылетит, не поймаешь. Ладно, все это суета, пройдет и забудется. Как совершенно справедливо сказал Адольф, все будет нормально. Пойдем домой.
Черемуховая улица словно вымерла – они ушли с кладбища в числе первых. Только Муха, большая черная собака Янушей встретила их, приветливо махая хвостом. Была эта псинка добра до чрезвычайности, норовила каждого облизать и подставить под руку большую лохматую голову. Лия радостно обняла ее, нисколько не печалясь об испачканном платье, на котором остались следы пыльных собачьих лап.
- Ты моя хорошая! Ты моя умница! – Муха благодарно лизнула ее в физиономию, вызвав у Мими брезгливую гримасу.
- Пока не вымоешься с мылом, даже не подходи ко мне!
- Не беспокойся, целоваться с тобой я не собираюсь.
- Вот это ее и беспокоит, - усмехнулась ведьма, пристально вглядываясь в просвет улицы, - никак у нас гости? Мими, твои приехали, что ли?
Действительно, возле домика ведьмы стояли аж две щегольские кареты, какие нечасто встретишь в Касабласе. Сомнений не было, барон Ферро собственной персоной решил навестить свою дочь. Но почему в такое неподходящее время?
Возле дома они застали целую свиту, похоже было, что барон приехал с половиной своей обслуги.
- Добрый день, любезнейшая, вы заставляете меня ждать!
Господину барону было тогда около пятидесяти лет, но он держался молодцом. Есть категория мужчин, которые стареют красиво, исполняясь какого-то особого достоинства и мужественности – и барон был одним из них. У Мими несомненно были очень хорошие гены.
- Привет, пап!
- Что это такое? Ты даже здороваться разучилась как следует.
- Ах, простите-извините! Здравствуйте, дражайший папенька, я бесконечно рада вас видеть. Как маменька поживает?
- К чему это шутовство, Мими? Я приехал по серьезному делу, мне необходимо поговорить с госпожой Ирьей.
Ирья нахмурилась.
- Что ж, раз надо – давайте поговорим. Пойдемте в кабинет, господин барон, не сердитесь на Мими, мы с похорон идем. Нервы, нервы…
Они скрылись в кабинете. Лия и Мими остались в гостиной, недоумевая, зачем барон привез с собой так много людей. Все они толпились снаружи, гомонили, чирикали как канарейки.
- Может, им чаю предложить?
- Обалдела, что ли? Какого чаю? Это же слуги. – Мими вздернула нос и стала похожа на самую настоящую баронессу.
- И что, слуги не люди, что ли?
- При чем здесь это? Просто в общении со слугами надо соблюдать субординацию. О-бя-за-тель-но! Так лучше для всех, я тебе потом объясню…
Дверь кабинета скрипнула, и в гостиную выкатился покрасневший и раздраженный барон, а следом за ним бледная и растерянная Ирья:
- Господин барон, подумайте еще раз, я вас умоляю. Ей осталось всего ничего до экзамена.
- Это я вас умоляю, какого еще экзамена?! Ведьмы в стране запрещены законом! Увы, госпожа Ирья, но при всем моем почтении к вам лично, это больше не уважаемая профессия!
Барон затормозил посреди комнаты, глядя на свою дочь, смирненько сидевшую на диване в клетчатом платье, бордовой вытянутой кофте, воняющей нафталином, и с наволочкой на голове.
- Кошмар, в кого ты превратилась! Собирайся, живо, ты едешь домой.
Мими даже не шевельнулась, только подняла бровь:
- С чего бы это? Мое обучение еще не закончено.
- Теперь закончено!
Барон заорал:
- Быстро собирайся, я не намерен ждать! Ты больше здесь не учишься. Ты сейчас же едешь домой и выбрасываешь из головы всю эту противозаконную ересь!
Мими откинулась на диване и скрестила руки на груди.
- Я училась этой ереси десять лет, и не собираюсь останавливаться за месяц до экзамена. Не ты ли, папочка, гордился и всем рассказывал, когда я подлечила твой ревматизм? Или память отшибло?
Ирья нахмурилась и вышла в кабинет, очевидно, не желая присутствовать при семейной сцене. Лия решила последовать ее примеру, но она сидела на диване рядом с Мими, и, стоило ей сделать движение, как маленькая, но сильная рука схватила ее за плечо и усадила обратно.
- Сидеть. Итак, господин барон, вы можете забирать свою гоп-компанию и валить домой, а я остаюсь здесь. Это мое последнее слово.
- Ах, вот оно что! У нас голос прорезался? Да ты посмотри на себя, ты стала похожа на огородное пугало! – при этих словах Мими спешно сдернула наволочку с головы. – Тебя стыдно людям показать! Я старался, нашел тебе хорошего жениха, и что я ему предъявлю?
Барон схватил Мими чуть повыше локтя и подтащил к зеркалу:
- Посмотри на себя хорошенько. Ты стала похожа на подавальщицу в дешевой пивнушке, и внешне и внутренне. Нет, мама права, тебя нужно срочно забирать отсюда! Собирай свои вещи, мы едем немедленно!
Мими вырвалась, отставила ногу, скрестила руки на груди и вздернула нос – фамильный характер показал себя во всей красе.
- Вот оно что, жениха ты мне нашел… - карие глаза ее метали молнии. - Значит так: бери мамочку, бери этого жениха, и катитесь отсюда все!
- Как ты разговариваешь с отцом!
- А я еще и не так могу, я же у тебя подавальщица! Давайте, господин барон, выметайтесь отсюда, вам не по чину здесь находиться. А я останусь – это мой дом, и я сама решу с кем я хочу быть! Давайте, сударь, адью!
Она махнула рукой, как это и правда делают подавальщицы, выгоняя назойливых клиентов. Лия вжалась в диван, смущенная и испуганная такой неприличной сценой. И правда, лучше было бы как Ирье – улизнуть в самом начале, чтобы не присутствовать на семейных разборках, да еще и в таком тоне.
Барон побагровел:
- Ты что же это, отца родного не слушаешься?!! – Голос его загрохотал на всю Черемуховую улицу, - так я с тобой церемониться не стану!!! Милфорд, Ноймар, Томита, живо сюда!
В гостиную вбежали слуги, и она окончательно превратилась в цирк.
- Берите молодую госпожу и несите в карету! – Барон разозлился не на шутку, - а будет кусаться, заткните ей рот! Мадам Жижкова, соберите ее вещи, они в комнате наверху!
- АААААААААААААААААААА!!!!! – пронзительный вопль Мими взлетел над суетой, как пущенная стрела, но тут же оборвался. Два дюжих лакея схватили ее, скрутили, как умалишенную, и затолкали в карету. Мадам Жижкова, гувернантка Мими, женщина желчная и неприятная, поднялась наверх и стала рыться в их с Лией шкафу. Она принесла большой чемодан, куда покидала одежду, листки с рисунками и надписями, прикрепленные над ее кроватью, забрала даже мокрое белье с веревки.
Лия выбежала вслед за ней, схватилась за ручку кареты:
- Мими! Отпустите ее! – но лакей с запяток грубо оттолкнул ее и карета тронулась. Лия побежала рядом, но лошади барона Ферро были куда быстрее. Карета сначала опередила ее, а потом и вовсе исчезла за поворотом. Стоя посреди дороги, задыхаясь, и совсем не чувствуя биения своего сердца, Лия хотела закричать. Закричать так, чтобы горы Таг-Тимира услышали и почувствовали ее боль, но сил не было – она просто стояла и смотрела молча, пока мягкая рука Ирьи не легла ей на плечо.
- Пойдем домой, не нужно здесь стоять. Пойдем…
Лия не трогалась с места. Ведьме пришлось приложить усилие, чтобы увести ее. В этот час люди стали возвращаться с кладбища, и девочка с ведьмой медленно шли против течения, разрезая траурный поток на две части. Встретивший их дом казался совсем осиротевшим – тишина царила в нем, мертвая и пустая: не скрипели половицы под осторожными шагами кошки, не звенел голос Мими. Даже у Ирьи сердце сжалось, когда они вступили под каменные своды гостиной.
Лия была бледна настолько, что ведьма почла за благо проводить ее наверх. Пустая мансарда выглядела разоренной: на полу валялись обрывки упаковочной бумаги, открытый шкаф скрипел дверью, постель была в беспорядке – мадам Жижкова забрала даже простыни. На скошенной стене мансарды выделялись светлые прямоугольники: там Мими развешивала листки с Лииными рисунками, своими любимыми изречениями и прочей благоглупостью, которая так нравится подросткам. Теперь все это исчезло.
Девочка добрела до кровати и повалилась на нее лицом вниз. Ирья погладила ее по голове:
- Не горюй, это все равно должно было случиться – не сейчас, так через месяц. Да и вообще: все живы и здоровы, это главное. Непоправима только смерть.
Несколько следующих дней прошли как во сне: Лия вставала, завтракала, не чувствуя вкуса пищи, помогала ведьме по хозяйству, читала свои учебники, сидела на бревне в огороде. Она двигалась как механическая кукла, ожидая, когда же кончится завод. Ирья была молчалива, что-то обдумывала, поэтому когда она позвала девочку в кабинет для разговора, та даже не удивилась.
- Нам надо серьезно поговорить с тобой. Барон Ферро, сам того не зная, высказал очевидную истину, которую я по своей глупости не хотела замечать. К сожалению, он прав – ведьма больше не уважаемая профессия.
Ей было нелегко говорить такие вещи, Лия видела как резко обозначились морщины на лице ведьмы.
– Поэтому экзамен сдавать тебе не придется. Не будет больше никаких комиссий, никаких вопросов и заданий. Считай, что тебе повезло…
- Ничего себе повезло! Мы десять лет учились ремеслу и получили от ворот поворот за месяц до экзамена!
Ведьма перекладывала предметы на своем столе с места на место, пытаясь скрыть волнение и печаль.
- Лучше сейчас, Лия, у тебя еще вся жизнь впереди, а вот у меня уже нет.
- Но ведь это бред! Это все бред, что происходит кругом! – Лия вскочила и стукнула кулаком по столу. – Людей убивают, ведьм запрещают! И все это происходит в нашей стране! Я вам говорила, еще тогда говорила! Помните красные подштанники?
Ирья, кажется, поняла, куда она клонит, и поспешила усадить ее на место.
- Тихо, тихо…. Успокойся. Я собственно, хотела поговорить вот о чем: учитывая сложившуюся ситуацию, я считаю, что тебе лучше вернуться к отцу в лес. Лия, там ты будешь в безопасности. Видишь, какое неспокойное время настало, народ уже тихо дуреет, а дальше будет только хуже. Я не хочу рисковать тобой.
- Что может со мной случиться? Кому я нужна?
- Случиться может все, что угодно. Ты читала газету про ведьму в Ферсанге, которую сожгли? Людям тяжело жить, они становятся злыми и агрессивными, а кто-то умело направляет эту злость на ведьм. Представь себе добропорядочного гражданина, который пострадал от войны, и не знает на ком зло сорвать. И вот он случайно встретившегочает в темном переулке маленькую ведьмочку. Даже самые тихие и благополучные люди могут стать зверями, Лия, если к этому будет возможность. Не надо дразнить гусей.
Лия плюхнулась на стул, глядя прямо перед собой:
- Я не поеду. Делайте, что хотите, а я останусь здесь. Если выгоните из дома, стану бродягой, но в лес не вернусь.
- Ты что это удумала? Ну-ка посмотри на меня.
- Не хочу. – Лия отвернулась к противоположной стене, внимательно разглядывая книжки. Ирья попыталась надавить:
- Поговори мне тут. Быстро повернулась и посмотрела на меня!
- Не буду! Я не вещь и не хочу, чтобы в моей голове ковырялись! – это был прямой бунт, но, вопреки ожиданиям, ведьма не стала давить его в зародыше, а грустно опустила голову.
- Лия, деточка, я же боюсь за тебя. То, что ты знаешь о себе – опасное оружие, и направлено оно в твою грудь. Сейчас тебе нельзя делать резких движений, ты еще не готова к серьезным делам.
- То есть я должна просто сидеть и смотреть, как привозят трупы молодых парней, с которыми я в детстве в ножички играла. Смотреть, как у вас отнимают дело всей жизни, смотреть и ждать? Чего?
- А чего ты хочешь? Вот представь себе, придешь ты во дворец, наденешь корону, а дальше-то что? Что ты будешь делать?
- Остановлю войну.
- Похвально. То есть махнешь платочком, и война остановится? Послушай меня внимательно и запомни каждое слово, даже если сейчас не поверишь. – Ирья перегнулась к девочке через стол, - ни один человек в мире не рождается для трона. Ни один.
- А для чего же я родилась принцессой?
- Для того чтобы прожить свою жизнь. И все. Точка. В этой жизни может случиться и трон, и все, что угодно, но самое главное – это прожить жизнь, а не пытаться положить ее на какой-нибудь алтарь, как тебе сейчас очень сильно хочется. Поэтому возвращайся в свой лес, живи, взрослей, набирайся опыта, и если суждено тебе стать королевой, ты от короны не отвертишься. Все, что ты можешь сделать здесь и сейчас – это красиво убиться об стену, но я этого не хочу, ты мне слишком дорога.
Последние слова, сказанные Ирьей, прозвучали так неожиданно из уст этой совсем не сентиментальной женщины, что сердце Лии сжалось. Повинуясь внезапному порыву, Лия встала, обошла стол и в первый раз за всю жизнь крепко обняла Ирью.
- Ну ладно, ладно, - бормотала растроганная ведьма, поглаживая девочку по голове, - все образуется… Ладно, если хочешь остаться – оставайся, только пообещай мне ни во что не вмешиваться.
- Обещаю!
- Вот и чудно…
В темноте все кошки серы, и все дома в округе Ла-Уньон похожи друг на друга, хотя бы их и строили лучшие архитекторы. Каждый дом – крепость в глубине сада, обнесенного высоким забором. Лия уже второй раз проходила по Гиацинтовому переулку, отсчитывая здания, но почему-то никак не была уверена, что посчитала правильно.
- три… четыре… пять… Должен быть вот этот дом.
Она подняла глаза: за витой чугунной оградой прятался изящный трехэтажный особняк, в котором барон Ферро проводил большую часть года, когда не выезжал в свое поместье в Плериэле. Темные вершины деревьев заслоняли дом от любопытных взоров, но сквозь листву были видны теплые окна, светящиеся желтым. Интересно, в каком же из них Мими?
Когда она исчезла, все сразу отступило на второй план: война, закон против ведьм, тайна рождения. Все стало неважно. А ведь Лия даже мечтала, что станет королевой – великой и могущественной, и Мими будет гордиться ей. Она почти видела ее в роскошных платьях, суетящуюся во дворце, командующую стадом фрейлин, и видела ее на торжественных приемах в Тронном зале – по правую руку от себя. Это были кусочки большой мечты, которая разлетелась вдребезги от простых слов барона Ферро: «Ты едешь домой».
- Теперь я больше ей не нужна… - от такой мысли Лие захотелось завыть на весь мир. Тоска пригнала ее сюда, к дому барона, она топталась тут в безумной надежде еще хотя бы раз увидеть Мими, но сумерки хранили молчание. Только кусты предостерегающе зашевелились – из них показалась крепкая, мордастая собака, внимательно посмотревшая на Лию маленькими злобными глазками. Лия сделала шаг вперед и ее пальцы сомкнулись на холодной чугунной решетке. Пес предостерегающе зарычал. Она вдохнула и отошла на два шага назад, а потом и вовсе бросилась бежать.
Прочь отсюда! Бежать, бежать, пока есть силы, чтобы не чувствовать боль потери! Лия бежала, пока окончательно не выдохлась – сердце бешено колотилось, пот струился по лицу, скрывая слезы, ноги подгибались. Она добежала до холма Стражников, откуда жители любили смотреть на центр города, видный, как на ладони, и остановилась, обессиленная.
Внизу закатившееся солнце подкрашивало облака и воду в рубиновый цвет, которым полыхали и крыши Университетского квартала. В Халидаде уже зажгли огни, и он горел мелкой россыпью золотистых фонарей, словно лесные феи в период полетов. Небо над городом было красным, постепенно темнея и превращаясь в густо-чернильное, бархатное. Красота была повсюду – уже в который раз Лия замечала, что этот мир потрясающе красив, и в который раз эта красота не могла ее утешить.