Каракат

…Есть на море мерзкий гад
    Под названьем Каракат…


Жане смотрела на дверь так, словно пыталась открыть ее одним только взглядом. Белоснежные перья на ее роскошном хвосте складывались и раскладывались словно дорогой испанский веер. Воздух от напряженного ожидания был густ.
Густ и мангуст, дуст и индус…
- Постучи еще разок! – раздраженно сказала Жане и хлопнула Яна крылом по боку, отвлекая его от горьких мыслей и приятных воспоминаний. От удара в пыльный воздух прихожей взлетело крохотное перо. То ли из хвоста Жане, то ли из бока Яна, перо и само не знало, чье оно… Перо покружилось немного в грустном одиноком вальсе и обреченно упало на отскобленные до блеска половицы. Какой печальный конец!
Ян вздрогнул, зачем то прочистил горло, словно перед долгой ответственной речью и машинально потянулся к чугунной колотушке в виде веселой пятничной стрекозы.
- Но, милая, - сказал он вдруг, отдернув руку на полпути, - Я уже стучал семь раз и довольно громко.
- Точно! – подтвердила пробегающая мимо ящерка, покачала неодобрительно головой и молниеносно скрылась в завешенном темно вишневой парчой углу. Колотушка в виде стрекозы молчаливо с ней согласилась и слегка перевела дух.
- Фуф! – фыркнула Жане и развела крылья в стороны, слегка царапнув правым по стене, - Дорогой, но я ведь слышала там шорох! Сам посуди, если ее нет дома, тогда кто же там за дверью? – Жане сделала эффектную паузу, - Привидение?
Ян тщательно задумался сквозь завесу набегающих на глаза слез. Он был как никогда близок к нервному срыву, хотя утро, напротив, обещало приятный денек. Подумать только, нервный срыв у Яна! Это ж как надо было довести такого мужественного и ответственного голубя! Просто обидно. Когда реальность так сильно расходится с ожиданиями, впору волком выть… - Эх, утро, утро…, - подумал он с ноткой горькой обиды. Совсем по-другому Ян его себе представлял. Весна, цветы каштанов, дружеская беседа за чашкой горячего шоколада… Что ж, однако надо брать себя в руки. Он ведь не сизарь какой-нибудь!  Ян вспомнил, как это обычно делает Мышь, напрягся и у него тут же получилось. Взял себя в руки и сразу же полегчало. Он надул щеки и, громко выдохнув, сказал: - Может соседей поспрашиваем?
- Вот ты тут разглагольствуешь, - ответила в сердцах Жане, - а Мышь может быть там при смерти… Пытается до двери доползти. Прямо сейчас, пока ты здесь  рассусоливаешь… Жане представила, как за дверью ползает Мышь и совершенно расстроилась. Смахнула набежавшую слезинку и та разбилась об пол совсем недалеко от сиротливого перышка. Какая ирония! 
Яну же напротив с каждой минутой становилось все лучше. Он расправил плечи, улыбнулся и в восьмой раз постучал в дверь. На этот раз без помощи колотушки, собственным кулаком. Получилось, однако, громко. Хоть и немного нервно.
Оба голубя затаили дыхание и прислушались. 
– Шшшш! - прошипели они пробегающей мимо с деловым видом ящерке. Та остановилась и тоже прислушалась.
За дверью было тихо. Снаружи тоже. Через три секунды тишину довольно бесцеремонно прервал зевок. Это зевала ящерка. Она так широко при этом открывала свой рот, что если подсветить фонариком можно было бы увидеть много забавного и поучительного. Фонарика не было ни у Яна, ни у Жане. У ящерки фонаря тоже не было. Да и зачем фонарик ящерке? Бред какой-то!
- Они уже два дня не выходют, - сказала ящерка между зеваниями.
- Кто они? – удивилась Жане.
- Мышь, - ответила ящерка и зевнула еще раз, - Я тут с вами совсем раззява стала, - добавила она ни к кому конкретно не обращаясь, - Побегу я, пожалуй.
- Минутку, - остановил ее Ян, - Нас не представили. Меня зовут Ян, а это, - он указал на всхлипывающую Жане, - Моя супруга Жане. Мы друзья Мыши.
- Видела я вас тут… - сказала ящерка, силясь подавить очередной зевок, - Я – Абели и мне пора бежать. Она дернула хвостом и юркнула бы прочь, но Ян молниеносно загородил проход крылом.
- У меня к вам просьба, уважаемая Абели, - стараясь выглядеть как можно более доброжелательным, сказал Ян.
- Ну! – сказала Абели, нервно поглядывая по сторонам.
- Поскольку Вы такая проворная и изящная я хотел бы попросить вас…
- Мы хотели бы попросить вас, - добавила Жане и укоризненно посмотрела на Яна.
- Да, - поспешил заверить Ян, - Мы хотели бы попросить вас…
- Ну! – прервала его Абели и сделала безуспешную попытку просочиться между крылом и стеной.
-  Мы очень переживаем из-за Мыши, - сказала Жане, - Она, в сущности, еще так молода… Слезы снова навернулись ей на глаза и Жане беззвучно зарыдала.
- Дорогая, позволь мне, - мягко сказал Жане и еще плотнее прижал крыло к стене, лишая ящерицы минимальной возможности улизнуть, - Итак, мы хотим, чтобы Вы нам помогли. Полагаю, что при вашей стройной комплекции вы могли бы с легкостью проникнуть вон в  ту щель, - Ян кивнул головой в сторону двери. Заинтригованная Жане вмиг перестала рыдать и вместе с Абели уставилась в указанное место. Щель была! Их нее бил тонкий лучик света. Он просачивался из квартиры Мыши в сумрак коридора. Видимо хотел осветить тут все получше, но сил не очень то хватало.
- Прекрасная идея, дорогой! – воскликнула Жане.
- Я только что оттуда, - зевая, ответила Абели.
- Как! – хором крикнули голуби.
- Очень просто, - ответила Абели, - Я здесь всегда дорогу срезаю…
- Ну и что там?
- Вы видели Мышь?
- Она жива?
- Эка невидаль, Мышь… - равнодушно сказала Абели, - Я ее за последние два часа уже раз шесть видела. Или семь… Что теперь, вы мне считать прикажете? – внезапно разозлилась Абели и снова попыталась проскочить мимо Яна, - Да пропустите же Вы меня, наконец!
- Послушайте, - взмолился Ян, - Подождите еще немного! Ведь это дело жизни и смерти!
- Жизни и смерти… - тихо повторила за ним Жане. 
- Как она? – спросил Ян, - Что с ней?
- Мне то откуда знать? - теряя терпение, прошипела Абели, - Бегу по делам, никого не трогаю… 
- Но Вы же сами только что сказали, что видели ее!
- Видела, - сказала Абели и сделала почти невозможное – одновременно зевнула,  закатила глаза и потрясла головой, показывая этим свое крайнее недоумение и нежелание верить в происходящее.
- Ну и что она там делает? – спросил Ян.
- Ничего она не делает! – крикнула Абели, - Лежит на полу в куче бумаг… Вот так! И Абели показала, как именно лежит Мышь.
Ян побледнел, Жане вскрикнула и потеряла сознание.   
- Извините, - сказала Абели, - язык у меня непроизвольно высунулся. Кажется у нее  язык изо рта не торчал …
- Боже мой, - прошептал Ян и сел на пол, обхватив крыльями голову.
- Мерси, - сказала ящерка и юркнула мимо него, - Ишь, нежные какие! – буркнула она на ходу, - Чуть что, сознание теряют… А может она спит?!
Это была свежая мысль.
- Может спит? – не открывая глаз, пробормотала Жане.
- Конечно спит! – воскликнул Ян и заколотил в дверь. На этот раз колотушкой, чтобы громче получилось. Получилось просто феерически громко! Бух! Ба-бах!
Жане вмиг очнулась, прониклась идеей и громогласно запищала: - Мышь! Открой! Просыпайся! Мышь!
Но за дверью по-прежнему было тихо. Зато за остальными дверьми отчетливо угадывались знаки неодобрения – залаяла собака, раздался чей-то надсадный кашель и венцом всему ответный полувопль – полурык, слегка заглушенный старым деревом: - Жаааткниииись!
- Куда выходят окна? – спросил шепотом Ян и бережно опустил колотушку на ее исконное место. Связываться с тем, кто кричал из-за двери ему почему то не хотелось.
- Чьи окна? – не поняла Жане.
- Мыши, конечно!
Жане задумалась. Она представила себе светлую гостиную Мыши: большой круглый стол, накрытый хрупкой от крахмала белой скатертью, обжигающие чашки с чаем, сочные капли вишневого варенья на блюдце… (Боже как же хочется чая!) Она немного споткнулась, представляя себе десерт – кажется это имбирные пряники? Нет? Или засахаренная черешня… - Это не важно, - шепнул ей голос в голове. Она согласилась с голосом и, наконец, из тумана выплыло распахнутое настежь окно, с весело развевающимися занавесками, раздался птичий гомон и чудный запах ожившего после зимней спячки сада поплыл по тесному коридору…
- В сад! – вскрикнула Жане, - Ее окна выходят в сад! Она так обрадовалась этому воспоминанию, что даже расхохоталась, но тут же губу прикусила. Вспомнила про закрытую дверь.
- Пойдем, - решительно сказала она и схватила Яна за крыло.      
Они вышли во двор, расправили крылья и, облетев дом справа над высоким забором, зависли, хлопая крыльями над садом. Довольно запущенным, надо отметить, садом.
- Смотри! – воскликнул Ян, кивая в сторону развесистого куста бузины, - Там ее окна!
- Вижу, - ответила Жане, - Оба закрыты.
Они плавно спустились вниз на уже успевшую зарасти свежей травой землю. Под ногами странно зашуршало. Совсем не так, как шуршит трава или песок, например.
- Что это? – спросила Жане, стараясь не наступать на шуршавчики.
- Какие-то обрывки… - ответил Ян и поднял один, - Тут что-то написано!
- Ну-ка дай сюда!
Они склонились над клочком бумаги, как провинциальные предсказатели над магическим шаром.
- Убить… - прошептала Жане, - Тут написано убить… Она шумно сглотнула слюну и быстро оглянулась по сторонам, - Ян, кажется меня сейчас стошнит.
Ян подошел к окну и поднял другой обрывок.
- Каракат, - медленно сказал он, - Что, черт побери, это такое?
- Каракат? – медленно переспросила Жане, словно пробуя слово на вкус, - Ничего хорошего, я боюсь…
- Все это очень странно, - пробормотал Ян и заглянул в окно.
Произошедшие дальше события иначе, как кошмаром не назовешь. Можно было, конечно назвать и ужасом, но слово кошмар, все же точнее передает те чувства, что пережили Ян и Жане в саду в тот день.   
В тот самый момент, когда Ян заглянул в окно Мыши, из бузины с жутким воплем выскочило нечто. Стремительно и неожиданно, как чертик из табакерки! Говорят, что у страха глаза велики, но в этот раз они были просто огромные. Жане подпрыгнула в воздух, как лопнувшая подушка, извергая поток перьев, и фейерверком улетела в небо. И до Луны долететь могла бы с таким ускорением, но дело ведь было днем, а днем, как известно, Луны не видно. Запросто можно промахнуться. Тогда Жане залетела за первое же облако и притаилась там, ожидая неминуемой развязки.
Ян от неожиданного крика стукнулся головой о стекло, отшатнулся и упал в траву. В мозгу пролетела шальная мысль: - Таракат! Или как там его? Крылья сделались ватными, как после бутылки мятного ликера, и ноги не хотят идти. Лежат себе, прямо как карандаши, забытые кем-то в траве… Ян вжался спиной в теплое дерево стены, и совсем собрался помирать. А ор к нему приближается такой, словно бешеный гиппопотам бежит. Вопит так, будто его режут, но ничего не разобрать, только Ааааа, да Ыыыыы! И уж, наверное, не один…
- Прощай Жане, прощай небо, прощайте круасаны, прощай арабский кофе… - быстро подумал Ян и закрыл глаза, чтобы не видеть того, чьи вопли приближались со стороны куста бузины, - Прощай, бузина! – отдал Ян дань уважения этой некогда считавшейся в Европе священной ягоде, - Уж не увижу я, как осенью твои ветки прогнутся под тяжестью черных душистых гроздьев… Да, и прощай Мышь! Если, конечно, ты еще жива.

Первая мысль Мыши, когда она проснулась, была о том, что пол в ее гостиной ужасно твердый.
- Что я вообще здесь делаю? - Мышь подняла неожиданно тяжелую голову и нащупала глазами циферблат настенных часов с кукушкой: - В полпервого пополудни!? 
Мышь потянулась и одновременно зевнула во всю пасть, как будто хотела проглотить комнату вместе со всем ее милым убранством. Кости ее благодарно затрещали, кровь побежала шустрее по венам. Но что это?
- Что там еще? – удивилась Мышь и вытащила из-под себя кипу исписанных листов  бумаги. Шорох этот громкий и шершавый, как треск стартового пистолета, каким в детстве баловался кузен Мишель, заставил ее мысли рвануть с места в бешеном спринте.
- Эй! – взмолилась Мышь, - Не все сразу!
Пришлось наводить порядок. Перво-наперво Мышь выстроила все мысли по ранжиру – сначала важные, потом глупые и уж последними - мысли о второй Англо-Бурской войне. Что они вообще здесь забыли? Через минуту Мышь с одобрением оглядела ровный мысленный строй, одернула кое-где бесстыдно задравшиеся колкости и откровенные глупости и великодушно пригласила на аудиенцию первую мысль.
- Не извольте гневаться, - издалека начала первая мысль, выписывая умопомрачительный реверанс, - Быть может,  Вы сочтете мой визит не ко времени и не столь уместным, как у мысли номер пять (пятая была о толстом куске хлеба с камамбером), но…
- Шшшш! – сказала Мышь. Мысль и действительна была из разряда пикантных. Это было воспоминание о только что виденном сне. Еще совсем свежее, местами размытое, но такое тревожное и будоражащее воспоминание! Стоит ли удивляться тому, что во сне Мышь видела Караката?
- Бррр! – сказала Мышь, стараясь вложить в эти простые звуки как можно больше отвращения и ужаса. Увы, сон не был страшным. Это сбивало с толку. Раз за разом. Судите сами – Мышь так отчаянно ненавидела Караката наяву, с такой неуемной страстью рассыпала гусиным пером по бумаге свой ужас в виде ломаных, кривых чернильных каракулей, но во сне, в святая святых ее подсознанья, именно там, где этот мерзкий душегуб властвовал, где и совершал все свои леденящие кровь отвратительные выходки, он вдруг оказался вполне милым и дружелюбным существом. Она прокручивала сон раз за разом, пытаясь найти ключ к разгадке и видела его огромные печальные глаза и совсем не страшные румяные щеки. Хотя… Было. Все же было в этих глазах, гигантских чайных блюдцах, нечто тайное, сокрытое и завораживающее. Теперь Мышь видела в них нечто потаенное, древнее, как индусское божество, но это Нечто не пугало ее. Совсем другие чувства наполняли Мышь. Она чувствовала родство с этим гигантским уродом. Горячая волна прошла по ее телу от кончиков ушей до хвоста. Это чувство обнажило когти, до того смиренно спрятанные в розовых подушечках ее лап, оно наполнило ее душу трепетом и еще чем-то неуловимым, доселе неиспытанным…
- Довольно! – крикнула Мышь первой мысли, - Не хочу больше видеть тебя здесь! Кто там следующий?
Следующая мысль была просто чемпионом по раздражению и нетерпеливости. Она не без оснований считала, что именно ей и надлежало быть первой. Пока разбирались с первой мыслью, она даже подпрыгивала на месте, так ей хотелось поскорей высказаться. Но когда пришел ее черед, все, что она смогла сказать было лишь слово «это».
- Это... эт… - она все повторяла и повторяла это слово, старательно морща лоб и кивая Мыши, словно ожидая, что та поможет ей, подскажет или поправит.
- Ну же! – поторопила Мышь, - Успокойся и говори!
- Это, - сказала вторая мысль и разрыдалась.
- Ну все, - сказала Мышь, - отведите ее в умывальник и хорошенько успокойте!
Так и сделали.
- Кто-нибудь помнит, что она там хотела сказать? – спросила Мышь.
Никто не помнил. Впрочем, никто даже и не пытался вспомнить, у всех своих дел хватало. Жизнь должна продолжаться, пусть даже кому-то не повезло.       
    - С этими чертовыми стихами, - прокричала мысль в шляпе, - все совершенно расстроилось!
Все вокруг закивали головами, зашумели одобрительно. Все, кроме двух или трех. Те стыдливо опустили взоры в пол и тихонько спрятали то, что могло их выдать: полсотни новеньких гусиных перьев, громоздкую антикварную лиру, пачку дорогой английской писчей бумаги и трубочку с опиумом.
- Нам эти муки творческие и днем с огнем не нужны! – крикнула мысль, стараясь перекричать шум.
- Продолжай, - махнула рукой Мышь.
Мысль вышла из толпы и коснулась шляпы в приветствии.
- Судите сами, - сказала она, - Вы не спали всю ночь, все писали и рвали, все рвали и писали…
- Бумага нынче, жуть, какая дорогая, - послышалось из толпы.
- Вот именно, - сказала мысль в шляпе, - А потом вы проснулись на полу… Вернее, вы уснули на полу и как следствие на полу и проснулись. Было бы удивительно, если бы случилось по другому… Но коль скоро вы на полу уснули…
Мышь взмахнула рукой, словно отгоняя надоевшую муху: - Ближе к делу!
- Итак, вы проснулись на полу,  – укоризненно покачав головой, продолжила мысль в шляпе, - Разбитая, извиняюсь за подробности, неумытая и совершенно надломленная духом.
- Шшшш! – сказала Мышь, - Мне, если честно и самой все это не совсем по душе. Хотя, почему это самой?  Тут Мышь почесала голову.  Если вы - мои мысли, то вы и есть я, соответственно, я это вы. Фу… Совсем я запуталась…
На мгновение стало так тихо, что стало слышно, как от диких воплей снаружи звенит оконное стекло.
- Что там было про хлеб с сыром? – пробормотала Мышь.
- Какой сыр, когда там такое за окном! – крикнула одна из мыслей про вторую Англо-Бурскую войну. Тут же все мысли в страхе разбежались, а Мышь пошла к окну. Спокойно и без паники. Отдернула занавески и толкнула раму. Она уже поняла, кто там.
Теперь уже никто и не припомнит, что первым залетело в комнату – поток восхитительного свежего весеннего воздуха или истошный непереносимо громкий вопль. Ведь для истории это совсем не важно. 
Итак, мышь толкнула раму и в комнату влетела экзотическая смесь свежего воздуха и диких воплей. Мышь поморщилась, как от зубной боли и крикнула в проем окна: - Какого черта ты так вопишь, Фердинанд?
Удивительная штука этот хорошо поставленный командный голос. Именно такой, или даже получше, был у Мыши. Когда слышишь такой голос, хочется щелкнуть каблуками и вытянуться по струнке. Ей богу, Мышь могла бы парадом командовать!
В саду стало тихо. Как будто у вопящего кончился воздух в легких. Или он лопнул от перенапряжения, что было бы не удивительно, учитывая запредельный уровень производимого шума. Стало так тихо, что только Ян услышал почти не различимый шум крыльев своей подружки, парящей высоко за облаками. И тут Мышь его, наконец, увидела.
- Ян? Что ты здесь… Не успела Мышь закончить вопроса, как голубь одним движением вспорхнул на подоконник и практически рухнул в объятия Мыши.
- Слава богу, ты жива! – выдохнул он, опасливо оглянулся и спрыгнул в комнату, - Кто этот Фердинанд? – дрожащим голосом спросил Ян.
- Он тебя напугал? – догадалась Мышь и рассмеялась, - Это всего лишь старый опоссум, живущий в саду, - Фердинанд! – крикнула она в окно, - Ты зачем моих друзей пугаешь? Отчего орешь, как оглашенный?
Из бузины раздался хруст веток, потом скромное покашливание.   
- А зачем вы мне все тут бумагой завалили? – наконец раздался скрипучий голос, - Обижаете несчастного сироту, знаете, что за него заступиться некому, - голос его становился все тише и тише, пока не превратился в еле слышное бормотание, - А мне, между прочим… бу… бу…
- Я все уберу, Ферди! – крикнула Мышь ласково, словно разговаривала с ребенком.
Она прикрыла окно и улыбнулась Яну. Он сидел в кресле с видом приговоренного к смертной казни, которому только что объявили о помиловании. Мышь подошла к стулу напротив, небрежно скинула с сиденья пачку исписанной бумаги и села.
- Странно видеть тебя одного, Ян, - сказала она, - А где Жане?
Ян ахнул, вскочил с кресла и молнией метнулся к окну. – Боже! Я совсем про нее забыл!  - он схватился за голову, - Бедняжка там за облаком… - он указал крылом в небо, - Могу представить, как у нее теперь ломит крылья! Ян открыл окно, запрыгнул на подоконник и, повернувшись, спросил: - Ты откроешь нам дверь в этот раз, дорогая? Выглядел он, как настоящий герой из приключенческого кино. 
- В этот раз? – удивилась Мышь, но Ян уже улетел, и только одно маленькое перышко на подоконнике говорило о том, что он здесь только что был.
Мышь прождала весь остаток дня, но голуби так и не пришли. Как потом в доверительной беседе рассказал ей Ян, Жане смертельно обиделась и на Мышь, и на Яна. В том своем показавшемся ей бесконечным полетом за облаком, Жане думалось, что оба они погибли от рук какого-то ужасного Караката и, что она теперь совсем одна и скоро силы ее иссякнут, и тогда она камнем  рухнет на землю и тоже погибнет… Она все летала и летала там в одиночестве и жалела себя, а силы ее постепенно иссякали, и слезы падали вниз маленьким соленым дождем…   
Обида продлилась целых два дня, семь часов и двенадцать минут. По истечении этого срока состоялась волнительная встреча Жане, Яна и Мыши. Звонкий стук колотушкой в виде стрекозы в дверь, охи, ахи, крепкие объятья и пылкие поцелуи. Ну, вы знаете, как это обычно происходит!
- Умираю, как хочется узнать, что же с тобой случилось тогда? – спросила Жане, когда все расселись за столом в гостиной.
- Да! – вторил ей Ян, - Кто же такой этот Каракат?
Мышь даже чаем поперхнулась: - Откуда вы про него знаете? – отдышавшись, спросила она.
- Мы нашли листок с этим именем под твоими окнами.
- Ах, да! - улыбнулась Мышь, - Тогда понятно… Вообще-то, я не хотела об этом говорить. Все это так глупо…
- Нам ты можешь рассказать все, - сказал Ян.
- Да, конечно! – согласилась Мышь, - Видите ли, за два дня до известных нам событий, мне в руки попался томик стихов. Глупых стихов. В обычное время, я бы попросту зашвырнула их куда подальше. Но в тот день все было по другому… Почему-то мне показалось, что я тоже могла бы писать стихи. Я представила себя с пером в руке, пишущей прекрасные сонеты при тусклом свете свечи, и мне ужасно захотелось попробовать. Это казалось таким романтичным! Теперь я вижу, как глупо это все было, но тогда… Тогда романтика вскружила мне голову… Или я просто объелась на ночь? Как бы то ни было, я перевернула дом и нашла все, что мне было нужно – тушь, перья, бумагу, я даже напялила этот идиотский берет со страусиным пером! Боже, какая я дура! – Мышь даже лицо закрыла от стыда. Потом с шумом отпила чая и продолжила: - Я писала всю ночь. Потом весь день и всю следующую ночь. Я ни разу не сомкнула глаз. Кажется, это называется вдохновением, но в моем случае, боюсь, это было банальной упертостью. В голове моей играла прелестная музыка и пели райские птицы, но на бумагу выплескивалось черти знает что! В первую же ночь и родился этот мерзкий Каракат. Он просто скользнул на бумагу в капле чернил, плюхнулся во всем своем мерзком обличье и  потом никак не хотел уплывать прочь, как я его не проклинала… Я рвала и рвала написанное, а потом писала снова, но в каждой строчке снова был он.
- Какая ты! – выдохнула Жане в восхищении.
- Прочти нам про Караката! – попросил Ян.
- Что ты! – взмахнула Мышь руками, - Даже не просите!
- Ну, пожалуйста! – взмолилась Жане.
Они все уговаривали, а Мышь все отказывалась. Уже был выпит весь чай, а уговоры все продолжались, и с каждой минутой Мышь отказывалась все менее решительно. Наконец, она сдалась.
- Черт с вами! - сказала она, - Потом не жалуйтесь. И она прочитала им вот это:      
 
КАРАКАТ

Есть на море мерзкий гад
Не пиявка и не скат
Грязный, злой дегенерат
Под названьем Каракат.
Как задует южный ветер,
Солнце плюхнется в волну
Каракат бежит на ужин,
Тянет, тянет всех ко дну!
В пасть поганую толкает
И кораблик, и людей,
Потому то и пугают
Каракатами детей.

Вот, что я скажу, ребята –
Караката надо бить,
Чтоб навек урок запомнил
В рот гнилой  свинца налить!
Чтобы этот Каракат
В сны мои не лазил, гад!

Читала она удивительно: пронзительным басом почти не интонируя, но зато мощно и уверенно. У Жане даже нижняя челюсть отвисла, если можно так назвать ее клюв. Мышь дочитала стихотворение до конца и села на стул, стараясь не глядеть на друзей.
- Еще чаю? – спросила она, стараясь сгладить неловкую паузу.
- Гениально! – прошептал Ян. Он даже вскочил от переизбытка чувств, - Гениально! – уже почти прокричал он.
- Ну не знаю, - сказала Жане, - У тебя там Каракат в одном месте бежит на ужин… Он, что – собака что ли? Лучше так – Каракат плывет на ужин. Да, дорогой?
- Неважно, милая! – вскричал Ян, - это все мелочи! Зато как мощно! Какой напор, какая страсть! Что ты делаешь? – в ужасе крикнул он Мыши.
- Ничего, - спокойно ответила она, - Давно надо было это сделать. Она перехватила охваченный огнем лист другой рукой и бросила на тарелку. Бумага захрустела, закрутилась в последней агонии и превратилась в пепел. Облачко дыма пролетело, качнувшись над пламенем свечи и, стелясь над столом, улетело через открытое окно в сад.