Ах Ты, Боже мой, Боже!
А ведь он далеко, далеко ... не бог.
И он... и он... и он, похоже,
Даже слабей меня!
И оттого ничем помочь не мог,
Когда о снисхождении моля,
К нему в отчаянье протягивала руки -
Он сам страдал и мучился... от скуки!
И потому ни жалости, ни утешенья, ни участья.
Зато довольно часто насмешливое:
- Ах, ах!
И ещё вот это:
- Не верю, не верю, не верю! Переигрываешь, привираешь, милая, милая, милая... милочка. Слишком уж много трагедии, пафоса. Ближе к фарсу. И, право, смешно! Ну скажи, с чего бы это вдруг?! Ведь такая простая-препростая история!Ба-наль-на-я!
Ха-ха! Ха-ха! Ха-ха!
А потом, когда умерла,
Понял, что не играю,
Испугался и исчез.
Я открыла глаза.
Потянулась проснувшейся кошкой.
И к окошку. На цыпочках. Легким шагом.
Как балерина.
И ещё раз, так, с удовольствием, потянулась всем телом, словно взлететь хотела, выпрямив над головой тонкие руки, глядя на облака, сами собой светящиеся в небе без солнца.
А, может быть, даже и хорошо, что он испугался...