ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
В год поступления Сергея в Московский кадетский корпус Россия торжественно праздновала трехсотлетие династии Романовых. Более трех лет готовились к этой знаменательной дате, был создан специальный комитет под руководством А.Г.Булыгина. Самые яркие и значимые мероприятия должны были произойти в Костромской губернии, откуда был призван на престол Михаил Федорович Романов, в Петербурге - столице империи и в Москве. О начале торжеств в Петербурге двадцать первого февраля известил двадцать один пушечный выстрел. В Москве же торжества начались в конце мая. Сергей вместе с дедом и Ольгой Романовной(в отличие от Герки он не называл ее бабушкой, как она хотела)был уже в городе. Каким-то образом Вайны договорились со своими знакомыми, жившими на Тверской, "сдать" им один из балконов квартиры, чтобы посмотреть торжества. Многие жители этой улицы хорошо "заработали", сдавая не только балконы, но и окна в своих квартирах, чтобы лицезреть Николая Второго. После посещения Троице-Сергеевой Лавры император верхом на коне, а императрица с детьми в открытом автомобиле проехали по Тверской в Кремль. Был чудесный, теплый майский день, казалось, что сама природа радуется и празднует вместе с народом. Толпа ликовала, праздничные гулянья по пышно украшенной Москве продолжались и вечером. Сергей и Аркаша долго обсуждали увиденное, им будет, что рассказать одноклассникам. Сергей жалел, что не поедет в Кимры и не похвастается перед Герой. Радовался он и тому, что стал москвичом, "прощай, Кимры". Дед и Ольга Романовна уехали через несколько дней, а он до начала занятий жил у Вайнов. Но эйфория длилась недолго - как и многие дети, он привык к вольной жизни, а в корпусе в их комнате было шесть человек, была строгая дисциплина и порядок: аккуратно убранная постель, вычищенные ботинки, форма, да еще подъем в шесть часов, не забалуешь, не скажешь, как матери, "посплю еще". И с утра до самого отбоя жизнь по режиму. Не прошло и полгода, как Сергей стал жалеть о поступлении в корпус, забыл, как уговаривал родителей, с его характером оказалось непросто привыкнуть к этой жизни, но, по существующим правилам, забрать его они не могли, да и не хотел он возвращаться в Кимры. Разве можно было сравнить с ними Москву! Покинуть Кадетский корпус он мог только в том случае, если бы был тяжело болен или серьезно нарушал порядок. Самокритика была не для него, во всех бедах и неурядицах виноват был кто-то другой. Уже с раннего детства он ревновал родителей к Гере, ему казалось, что все у младшего брата лучше. Это из-за него в тот роковой зимний день Сергею захотелось, чтобы все обратили на него внимание и стали говорить, какой он смелый, сильный и ловкий, не то, что это размазня Герка, а в результате погиб отец. И в корпусе у него друзей не было, Сергей считал, что он лучше и умнее многих, но для того, чтобы это было на самом деле, надо было много заниматься не только тем, что ему нравилось и было по душе. Технические предметы, такие, как математика, физика, химия, он не любил, но оценки по ним были неплохие, а вот история, литература, иностранные языки - немецкий и французский - шли на отлично. Но знать необходимо было все. Не любил он и участие в парадах, а заниматься логистикой - что может быть скучнее. Работать в столярных и слесарных мастерских было невыносимо - удовольствие ниже среднего. На многие необязательные предметы он ходил с удовольствием, их называли еще внеклассные часы - фехтование, выездка, танцы и пение. Особенно ему нравилось пение, преподаватель хвалил его и говорил, что у него хороший голос. Как и в любом кадетском корпусе, много внимания уделяли нравственному воспитанию - выпускали "боевые листки" к дням рождения Невского, Донского, Суворова, Кутузова, героев русско-турецких и других войн. Любил Сергей и литературно-музыкальные вечера - на них он с удовольствием читал стихи, что у него хорошо получалось, пел, аккомпанируя себе на гитаре, участвовал в театрализованных постановках, стараясь получить одну из главных ролей - "Измаил", "Герои 1812 года", "Сусанин" и других. В корпусе Сергей получил прозвище "Аристократ", одна из причин состояла в том, что в таких кадетских играх, как "козел", "жгут", "верблюд" он не любил принимать участия, считая, что это ниже его достоинства. Многие считали его высокомерным и зазнайкой. Пытался Сергей писать заметки в альманах "Кадет", но ему это быстро наскучило. В воскресенье, Рождественские и Пасхальные каникулы его отпускали к Вайнам. Отношения с Аркашей были хорошие, может быть потому, что виделись они только на выходные, в душе Сергей ему завидовал - тот жил дома, был единственным сыном у родителей, учился в одной из лучших московских гимназий и еще многому другому.
КОНЕЦ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТОЙ ГЛАВЫ