Михал Фадеича Богданова, подгорского старосту, который своими очками и бородкой на всесоюзного старосту Михал Иваныча Калинина был похож, небось, знали? Ах, да, ведь он ещё до вашего рождения умер... Хороший был староста, нечего сказать. Не человек, а чаша радости для всех встречных-поперечных! И ведь не жадный, совсем не жадный Михал Фадеич был, а тоже на деньги, зарытые разбойниками в Жигулях, однажды позарился… Хотите услышать об этом историю? Что ж, готов рассказать!
Отправился как-то раз Михал Фадеич в Жигули. В самое, как он любил выражаться, их сердце. По грибы, на охоту или так, на всекрасочный день полюбоваться, про то неизвестно. Ну и сморило его к обеду на какой-то поляне. Прилёг Михал Фадеич в тень, под лесовитый кустарник, и только интересный сон посмотреть собрался, как падает, истинно падает на ту поляну облако. Сходят с того облака трое мужей с блескучими лицами. Один из них и говорит:
– Снова разбойничий клад нас примагнитил!
Другой, постучав под ногами посохом, отвечает:
– Вот тут, именно тут он и зарыт!
– И чего только Жигуль, Покровитель гор Жигулёвских, клады эти в ад никак не спустит? – удивляется третий. – Вот разобьют они когда-нибудь нашу лодку, крепко тогда ему от Бога, Покровителя всех Лодок, достанется!
Сказали так мужи, вытерли о то место, где клад был зарыт, свои сапоги и снова взобрались на облако. И комара, давно уже трудившегося на его носу, Михал Фадеич не успел прихлопнуть, как облако то присоседилось к другим, летевшим по небу облакам.
Народ, живущий в Жигулях, весьма, следует заметить, особенный. Со времён Стеньки Разина всякий там уксус, скажем, приемлет, а уксусное настроение – нет. Потому не стал Михал Фадеич, разговор трёх мужей ненароком подслушавший, время на поиски лопаты терять. Сломал на берёзе сук потолще и откопал им в указанном месте клад.
Открыл Михал Фадеич крышку сундука – кольцами, серьгами, браслетами и бусами всех сортов в глаза ему блеснуло! Однако один неоплатный долг сии сокровища и принесли…
Вскоре, ровно в полночь, ворвалась в избу, в которой жил Михал Фадеич, не то толпа чертей, не то людей со страшными масками на лицах. «Читай, – говорят ему, – отходную молитву!»
Подгорский староста, все плюсы и минусы своего положения тут же в уме подсчитавший, не стал перечить гостям. Почесал свой затылок и отдал целиком, как было, найденный в горах сундук. Потащила нечисть тот сундук, свистя и улюлюкая, снова в Жигули. Им, чертям, сказывают знающие люди, все клады, зарытые в Жигулях разбойниками, принадлежат!
Ударился после этого случая Михал Фадеич в строгую веру. Училище-мучилище устроил себе. Стали его все книжником да правильником звать на селе. Худого, конечно, искать в этом не нужно. Кто же про веру, несущую людям свет, худое скажет? Да только радость плескучая, что в нём прежде жила, ушла куда-то. Ровно кто подгорского старосту подменил: с год, считай, ходил по селу кислоглазым!
И вот потребовалось Михал Фадеичу снова отправиться в Жигули. Жердей для починки крыши привезти нужно было. Запряг Михал Фадеич свою ледащую лошадёнку и отправился в путь.
Не успел подгорский староста ближайшую гору одолеть, как накрыла его густая, с махровыми краями тень. И следом упал под ноги сундук, который он в Жигулях откопал когда-то...
Облако пыли, выше взрослого дерева, поднялось. И тут же до села Подгоры линия, также из пыли состоящая, прочертилась. Это Михал Фадеич, ног не чуя, от подарка небесного убегал!
Испугался, стало быть, и совсем напрасно. Потому как принёс на другой день тот сундук подгорский пастух Стёпка Сухобрус и на крыльцо Михал Фадеичу поставил.
– Возьми, – говорит, – свой сундук, который ты в Жигулях, видать по своей рассеянности, оставил!
Михал Фадеич, понятное дело, отнекиваться стал. Не мой, дескать, это сундук, знать не знаю сиих сокровищ!
– Никаких сокровищ, – отвечает ему Стёпка, – в сундуке том нет. А лежит в нём клетчатая тетрадка, и в той тетрадке, насколько верно мне пономарь, в лесу грибы собиравший, объяснил, на каждой странице имя твоё упоминается!
Достал Михал Фадеич дрожащими руками ту тетрадку, стал её читать и в первый раз за целый-то год улыбнулся. В тетрадке той, оказывается, история, что с ним в Жигулях приключилась, со всеми подробностями была описана!
С того самого дня прежним человеком Михал Фадеич стал. Вернулся к нему его смех, десятикратно улучшенный. Бубенцы и колокольчики звучать в нём стали. А прежде, заметить нужно, его смех табачной хрипотцой отдавал, хоть и не курил Михал Фадеич вовсе!
Смех, известное дело, не вещь, его руками не потрогаешь. Однако приехал вскоре после этого к Михал Фадеичу один фабрикант. Глаза вроде бы человечьи, вроде бы и синие даже глаза, однако же в них – какое-то страшное бездонье!
– Продай, – предлагает Михал Фадеичу тот фабрикант, – мне твой смех! – И пачку ассигнаций суёт ему в руки…
Михал Фадеич на такое предложение только поморщился. Достал из сундука клетчатую тетрадку и дал её гостю почитать.
Отогрелся душою, прочитав ту тетрадку, фабрикант, про жизнь свою непростую стал рассказывать… До самой ночи Михал Фадеич со своим гостем беседовал, чайком его угощал!
Проводил поутру фабриканта на переправу, непременно приехать снова наказал. А денег ни копейки не взял. Ни-ни! На этот счёт Михал Фадеич после всего, что с ним в Жигулях приключилось, до конца своих дней твёрдым, как сталь, оставался.
Вот вам и вся история, с Михал Фадеичем, подгорским старостой, когда-то случившаяся.
Сохранилась ли, спрашиваете вы, та тетрадка? А как же! После того, как Михал Фадеич от нас ушёл, она сельским достоянием стала. Сам ту тетрадку видел не раз. Измочалилась, засалилась, конечно, вся. Она подгорцам любого врача заменяет. Кому сердечное воскрешение требуется, тот её и берёт. И, надо сказать, врачует тетрадка та безотказно. В доме, в котором она гостит, завсегда смех да веселье слышатся.
Сказы и байки Жигулей