- Гамлет, ну скажи, почему режиссеры такие лицемеры? Нет, я понимаю, тебе не до них. Но мне то обидно. Я же похож на тебя, вот смотри, - и актер, подхватив обалдевшего Гамлета под руку, потащил его к зеркалу.
- Фигуры, как под копирку!
- А наш главреж, ну, полное говно. Представляешь, "жирный ты" - говорит он мне! Нет, ну ты слышал, жирный! Он, видите ли, уверен, что Гамлет должен вызывать философское настроение, а не желание вытереть пот со лба! А когда это я потел на сцене?! ну вот когда? Ах, - махнул рукой актер в усталом отчаянии, - и эти люди говорят мне о правде жизни на сцене!
Гамлет, таращась на него, вытер пот со лба и плюхнулся в узкое, по его меркам, кресло.
- А текст? - не унимался актер, - он, между прочим, в каком-то смысле документ. Да что там в каком-то смысле, в самом наипрямейшем смысле!
Он вытащил из тумбочки толстенный сценарий и, не прекращая бубнить, начал лихорадочно его листать.
- Шекспир писал в надежде на режиссерскую точность и где-то даже на порядочность, и где тут порядочность, я вас спрашиваю, если эту самую правду, заверенную текстом автора, попирают вместе с истинным, т. е. моим, талантом! Я - Гамлет по духу, по сути, по страсти! - порывисто произнес он и с некоторым замешательством посмотрел на вдавившегося в кресло Гамлета.
- Вот, смотрите, - воскликнул актер и, с неожиданным для толстяка проворством, объяснимым лишь глубочайшей заинтересованностью, подскочил к Гамлету и ткнул пальцем в промаркированный текст, но, видя явную неспособность Гамлета включиться в процесс, сам начал читать:
- "Да, брат не более похожий на отца, чем я на Геркулеса". Вот видите! Шекспир отказался от "героических штампов", ему не нужны были Гераклы и Геркулесы, ему нужна была земная соль обыденной внешности. А что происходит в театрах и кино? Толпы Гамлетов с поджарыми телами взбивают пыль подмостков, как будто нести в массы прекрасную душу можно только на прекрасных ногах. Это же сущий бред! Фигушки вам! Шекспир представлял Гамлета… - актер бросил ревностный взгляд на кресло и продолжал, - Шекспир представлял вас мужчиной плотного телосложения. Затем он снова взглянул в сторону кресла и резанул правду-матку:
- Да что уж там! жирным он вас представлял! да, именно так, - и актер опять зашуршал страницами.
Найдя нужный кусок, он стал радостно его зачитывать: «О, если бы это чересчур просаленное мясо могло растаять и раствориться росой!» - это Гамлет о себе, - улыбнулся он довольно, - а вот тут, - страницы опять взметнулись в воздух, - тут о нем говорит его мать Гертруда, - "Он - жирен и задыхается". Вы слышали? Жирен! И что вы думаете, на это сказал наш главреж? Право же, какой он наглец! это просто оскорбительно, что он мне сказал. Он считает, что зрители мною не проникнуться, что жирный Гамлет перебьет их философский аппетит!.. что выгляжу я, видите ли, не эстетично, а Гамлет должен вызывать симпатию… ибо только через внешнее обаяние можно пролезть в зрительское сердце. Каков цинизм, каков масштаб недоверия к зрителю!
Актер выдохся, замолчал, медленно и осторожно опустился на стул и впал в угрюмую задумчивость. Он готовился к роли Гамлета, как к величайшей вехе своей жизни. Тысячи часов проведенных над страницами, строчками, словами, буквами… учил, сравнивал, искал. Он мог бы соперничать с шекспироведами в знании текста. Но вот похудеть он никак не мог.
Из кресла раздался неотрепетированный гамлетовский кашель.
Актер вздрогнул.
Неожиданная мысль захватила его мозг и потянула в сторону логики. Почему я сразу ему поверил? Это же не птичка накакала, это живой Гамлет перед глазами! Он посмотрел на тело в кресле, и его беспристрастный взгляд стал сопоставлять детали. Теперь, осознав очевидные факты, он с недоуменной ясностью видел, что перед ним - кто угодно, только не Гамлет. "Меня хотят одурачить, не тут-то было! - подумал актер и почему-то вспомнил, что одно из значений имени Гамлет - "дурак несчастный", и тут же ему подумалось, что каждый в душе - немного Гамлет, и что весь мир - театр… этот безумный, безумный мир…
Его мысли стали слишком быстрыми, слишком юркими, чтобы удержаться на горизонте сознания. Он чувствовал, как недомыслие окутывает туманом эту и без того мутную ситуацию, и поспешил из нее выскользнуть.
- Никакой вы не Гамлет. - Сказал актер с ноткой богемного презрения и демонстративно отвернулся.
- Нет я Гамлет, — донеслось из кресла, это имя у меня в паспорте прописано, и со вчерашнего дня я ваш новый санитар.