5. «Престолы вечные снегов»
Если помните, мы спускаемся из Окленда, с почти 37-го градуса ю.ш., вниз к Те Анау, к 45-му с чем-то градусу. Уже пересекли Северный остров, паромом переплыли на Южный и едем к ледникам Франца-Иосифа и Фокса. Справа Тасманово море, слева – Южные Альпы. Вот такое труднозапоминаемое название имеет горная цепь, протянувшаяся вдоль западного побережья. 17 вершин хребта поднимаются на высоту более 3 тысяч метров и стоят «В однообразной белизне/ И дремлют в вечной тишине». Самая высокая «в пространстве пасмурной дали» (3754 м) – гора Кука. Слева от нее ползет, извиваясь, ледник Тасмана. Несмотря на то, что он самый длинный в Новой Зеландии (29 км), нам он не виден, потому что находится на восточном склоне массива. Но грех жаловаться на журавля, когда в руке аж две синицы.
К леднику Франца-Иосифа мы отправляемся с утра пораньше. В это время больше шансов застать ясную погоду. На эту нервную дамочку здесь молятся и те, кто летит на вертолете смотреть на ледник сверху, и те, кто едет на автобусе, а потом поднимается пешком, чтобы увидеть его прямо напротив. Видимо, наши мольбы были в небесной канцелярии правильно истолкованы: на небе лишь несколько белесых перышек. «Воздухоплаватели» уже доставлены на летное поле, и мы, оставшаяся «пехота», едем вдоль размазанной по предгорью мелкой речушке. Она интересна тем, что все камни вокруг ярко-рыжие. Спрашиваем проводника, кто их так интенсивно раскрасил. Художником оказался поселившийся на голых камнях лишайник. Поразительно то, что он выделяет кислоты, растворяющие камень, и получившимися солями питается. Зауважала прямо… И почувствовала родственную душу: мы оба не выносим загрязненного выхлопными и промышленными газами воздуха.
Прибыли. Узкая горная тропинка наверх, крошечная площадка и «Франц-Иосиф» перед нами. Бело-голубой, не самый «пухлый» на планете, но и не промокашка – 600 метров как ни как. Научную версию образования ледников вы, конечно же, знаете: в горах температура почти всегда отрицательная, поэтому снега там выпадает больше, чем успевает растаять. Верхние слои давят на нижние, те уплотняются, солнышко пригревает, корочка подтаивает, водичка просачивается вниз, а мороз тут же превращает всю эту «сочную» массу в лед. Под действием собственной тяжести он начинает медленно, со скоростью 5-10 метров в год, сползать с гор, создавая неторопливые ледяные «реки». «Франц-Иосиф» прополз 12 километров. Можем ли мы высчитать его возраст? Весьма условно, потому что, слизнув своим могучим языком умеренный влажный лес, он добрался до 240 метров над уровнем моря и стал понемногу таять, дав начало рыжекаменной реке Вайхо.
Сколько лет реке? «Науке это неизвестно», чего не скажешь о маори. Они все своими глазами видели и вот что рассказывают: жила когда-то в деревне девушка по имени Хине Хукатере, «и жених сыскался ей» – Ту Аве. Любила красавица гулять по горам, а когда спускалась вниз, напевала модную в ее племени песенку «Парня в горы тяни – рискни». Слушал ее жених, слушал, да и «потянулся»-таки за невестой. Оползнем его там и накрыло. Парень погиб, девка, естественно, в слёзы. Те замерзли, и получился ледник, который маори так и назвали – «Слезы Хине Хукатере».
Одного ледника девице показалось мало, да и глаза еще, видимо, не все выплакала. Пошла она к тому месту, где несчастный жених в последний раз отдыхал, и наплакала еще один ледник. Маори нарекли его «Кроватью Ту Аве», а европейцы – ледником Фокса. Пока мы им любовались, вспомнилась мне одна слезообильная знакомая, которая тоже уже парочку долин нарыдала. Вот только климат в наших широтах и высотах (101 метр н.у.м.) не столь суров, чтобы и о ней легенды слагали. Хотя, …два последних наводнения… С чего бы они, вдруг, случились?
Ну да, Бог с ней, с моей знакомой «плакальщицей». Вернемся к ледникам. Нас ведь всё время пугают, что все они не сегодня-завтра растают. Даже фильмы «жалостливые» показывают: идет белая медведица по бескрайней ледяной пустыне – торосы, снежные вихри, а голос за кадром вещает, что (цитирую) «медведица страдает от жары». И как он догадался, что она страдает? Причем, именно от жары, а не от неразделенной любви, например, – загадка. Такая же, как и с ледниками. Первый, Франца-Иосифа, и правда отступает приблизительно на сто метров в год. А второй, что всего на 20 км южнее, – ледник Фокса, наоборот, с такой же скоростью наступает. А ведь еще 30 лет назад он тоже «пятился». Вот и строй тут прогнозы… Ученые аж до хрипоты спорят. Одни утверждают, что межледниковье в самом разгаре, шапки льда неумолимо тают и, если человечество не подыщет себе другую планету, то в скором будущем окажется на дне океана Другие, что голоцен уже, считай, закончился и на носу новое оледенение. Но вы, мои благоразумные читатели, не спешите заказывать билеты в другую Галактику, и не бегите в магазин за еще одной шубой. Простим ученым их ажитацию. Пустое это занятие – составлять графики ближайших концов света. Как и попытки, «презренной прозой говоря», описывать красоты природы. То ли дело – поэзия!
Великолепные картины!
Престолы вечные снегов,
Очам казались их вершины
Недвижной цепью облаков,
И в их кругу колосс двуглавый,
В венце блистая ледяном,
Эльбрус огромный, величавый
Белел на небе голубом.
Таким Пушкин увидел Кавказ, а мы – Южные Альпы с двумя вершинами горы Кука и ледниками Франца-Иосифа и Фокса.
6. «Суровый край!»
Как природа вкупе с особо плаксивыми особами творят ледники, мы поняли. Пришло время увидеть, а что же сотворили с матушкой сами ледники. Чтобы вывести их во всех смыслах на чистую воду, отправимся во Фьордленд. Из названия уже ясно, чего от этого уголка Новой Зеландии ждать. Но кроме 30 фьордов на западной части Южных Альп столько же (если не больше) вытянутых озер на восточной. И всё это "настругали" ледники. Хотя, нет! Озеро Те Анау, согласно маорийской легенде, вырыл «длинной деревянной лопатой» некий Те Раикаихаиту. Это он пример взял с одного древнейшего восточнославянского племени, выкопавшего Черное море.
Кроме «земельных работ» на ниве благоустройства планеты, ледники занимаются еще и питанием рек. У одной такой речки по имени Хааст мы делаем остановку, чтобы совершить сафари-тур на скоростной лодке. Зная ущербность своего вестибулярного аппарата, я, разумеется, интересуюсь, сильно ли лодку раскачивает на волнах? Получив в ответ уверенное «нет», надеваю жилет и включаю камеру. Поехали! За окном виды – глаз не оторвать: «Громады скал/ На берегу стоят угрюмом». Между ними небрежно брошенной фатою лежат облака. Леса, теснящиеся к вершинам, разбегаются у подножия в разные стороны, редеют, и вот уже только «…сосны с шумом/ Качают старые главы…». Берега в пологих местах усыпаны серой отшлифованной галькой. По ней, аккуратно ступая, большое коровье стадо идет к мелководью.
Лодку, и правда, нисколько не качает. Она летит «над зыбкой пеленой пучины», почти не касаясь чистейшей льдисто-голубой воды. Снимающая техника неумолчно чирикает на все лады, головы туристов вращаются, как у гарпий. Хорошо! И вдруг, лодка взлетает, делает полный оборот в 360 градусов и шлепается на воду. Женщины восторженно визжат, мужчины довольно крякают. А с моим организмом происходит мгновенная метаморфоза: мозг «набекрениватся» и в таком состоянии «зависает». Лодочник мгновенно оценивают ситуацию, замедляет ход и сообщает в микрофон, что одна леди жаждет поснимать наши кульбиты с ближайшего островка. Меня осторожно «вынимают» из лодки, ставят на твердую поверхность, и, убедившись, что прямой угол между берегом и телом прочно зафиксировался, отчаливают. Снова разгоняются, в полном обороте взлетают и приводняются. И так четырежды. Дух от этого высшего пилотажа у меня, конечно, захватывает, но назад в «центрифугу» не хочу. Уж лучше поснимаю. Ну и что, что я не гожусь в космонавты, зато ни у кого больше не будет такого видео.
По окончании «показательных выступлений» меня забирают с острова; коллеги, попросив у меня камеру, рассматривают отснятый материал, а лодочник в течение всего обратного пути недоверчиво поглядывает в мою сторону: не труп ли везет?
Следующая наша цель – фьорд Милфорд-Саунд, но мимо умеренных дождевых лесов проехать невозможно, да и не нужно. Время, чтобы прогуляться по ним, у нас припасено. Не ведаете, о чем я говорю? И я ничего о них не знала, а теперь увидела и постараюсь вам объяснить. Нормальные многоярусные джунгли, где лесной полог закрывает 90 процентов неба и 200 дней в году льют тропические ливни, представляете? А теперь возьмите то, что у вас получилось, и нарядите оное от корней до макушек в разные мхи и лишайники. Чувством меры не заморачивайтесь – это лишнее. Стволы деревьев щедро облепите чем-нибудь серебристым и лохматым, а на ветви, лианы и воздушные корни вешайте длинные-предлинные плети зелёных мхов, с которых вода после дождя ещё часами льется. Не забудьте про почву: навалите туда мха столько, чтобы все пни и валежники потонули в нем. Справились? Идемте любоваться результатом. Только не вздумайте сойти с тропы: шаг влево, шаг вправо – и стрелять уже поздно. Шучу. А если серьезно, немею от неожиданной нежности и хрупкости растительности и глохну от рева ручья, остервенело бьющегося в протараненных им скалах. Какие же вихрастые четырехдименсионные (Эвклид, не серчай!) загогулины он в них навымывал! Такого даже ледникам, которые то наступали, то отступали, не снилось. Те хотя бы более мягкие породы для рытья фьордов подыскивали, да тысячелетиями продавливали их своими километровыми толщами. Правда, и получилось у них пошире, да попредставительнее. Вот и не беснуются они, и не исходят брызгами где-то там почти внутри гранита, а лежат солидно среди скал и нас поджидают. А мы уже тут как тут, сидим на трехпалубном корабле, плывем по фьорду. За окном полощет дождь – не высунуться. Не больно-то и хотелось. Послушаем лучше Ивон:
--Милфорд-Саунд хоть и зовется Саундом, но никакой он не залив, потому что заливы образуются либо в результате тектонического опускания земной коры, либо в результате подъема уровня моря. Тут ни того, ни другого не происходило, значит, это самый настоящий, вырытый ледником фьорд. Небольшой, всего 19 км в длину и до 3 км в ширину. Кук вообще мимо проскочил, да и остальные завоеватели его долго не замечали. А вот для маори он всегда был полигоном: они там свое мастерство мореходства оттачивали. В 1812-ом капитан Джон Гроно наконец «открыл» фьорд и дал ему название Милфорд-Хевен, в честь уэльской бухты. Другой капитан Джон, но уже Лорт Стокс, переименовал его в Милфорд-Саунд.
Это одно из самых влажных мест на Земле: в год в среднем здесь выпадает 6813 мм (почти 7 метров!) осадков. Вот прекратится ливень, и вы увидите сотни временных водопадов, которые питаются дождевой водой. Дождь закончится, а вода накопленная во мхах, течет еще несколько суток. А поскольку льет здесь как минимум через день, то напрасно подобные водопады называют «временными», они постоянные, как и сильные западные ветры, которые беспрепятственно проходят по фьорду, пока внезапно не наталкиваются на стену Южных Альп. Пойманные в ловушку, они поднимается наверх и летят между скалами обратно в открытое море. А скалы там высокие, некоторые вершины достигают 1200 метров, а пик Майтр еще на полкилометра выше.
Вода фьорда интересна своей слоистостью: самый верхний, пресный, образуется впадающими в него реками. Ниже находится смешанный, умеренно-соленый. Еще ниже – тяжелый, насыщенный солью морской. Подобный слоеный «пирог» создает условия для произрастания здесь уникальных черных кораллов, которые видны сквозь толщу воды при ясной погоде. А вот и она, легка на помине! – показывает Ивон на окно, и группа разбредается по отрытым палубам корабля.
Мы идем на носовую часть. Справа и слева из темноты воды выступают могучие скалы, сплошь поросшие лиственными лесами. «Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады» и атакованные сильным ветром, сдуваются вбок, вдоль поверхности утесов, взлетают вверх и обрушиваются на проплывающие близко к берегу корабли и лодки. Голубоватые, изборожденные трещинами ледники спускаются к самой границе влажной вечнозеленой чащобы из мирта, лавра и южного бука.
«И вот ущелье мрачных скал/ Пред нами шире становится» и мы выходим в Тасманово море, заворачиваем налево и в обратную сторону плывем вдоль противоположного берега. Стайка дельфинов сопровождает наше судно. На длинных, вытолкнутых ледниками валунах дремлют морские котики. Мы останавливаемся, чтобы без спешки сфотографировать этих милых зверушек, и в тишине выключенных моторов слышим лишь плеск волны, да изредка далекий «…снеговых обвалов грохот,/ …И эха дальнозвучный хохот».
Отлипшая от скалы туча просеивается нудным холодным дождем, вынуждая нас уйти под крышу. Оттуда мы продолжаем снимать серые, застрявшие между утесами туманы, белые ломаные линии водопадов. Зябнем, но возвращаться в теплоту кают-компании не торопимся: не хочется утратить ни единого мига наслаждения красотой заповедного, хотя и не больно-то приветливого края.
7. «Прощальная краса»
Милфорд-Саунд был нашей последней западной точкой. От него мы поехали на юго-восток. Ненадолго завернули к озеру Миррор, чтобы посмотреть на отражение строгих гор, неласковых небес и темной зелени деревьев. Прическу поправить, носик попудрить, – Зеркальное же озеро. Почти сразу за ним потянулось другое – Те Анау. Ну да, вырытое предком маори. В общем, здорово он помахал деревянной лопатой: длина озера 65 км, глубина – 210 метров, а площадь 344 кв. км. Так, вдоль берега добираемся до городка Те Анау. Минус один градус новозеландской суши еще, вообще-то, есть, но «падать ниже» нам уже не хочется, и мы поворачиваем чисто на восток, вглубь острова, и картина начинает стремительно меняться. В ней появляются краски, да какие! Свинцовая «твердь неба» становится пронзительно синей. Серо-ватные, вечно плачущие тучи превращаются в блондинисто-легкомысленные кудряшки. Тяжелая зелень влажных лесов исчезает, ей на смену приходят привычные березы, клены, осины, «цветущие» в красно-оранжевой палитре осени.
Забравшись в середину острова, мы уходим на север, к озеру Уаикатипу. Останавливаемся и долго любуемся им. Оно самое длинное в Новой Зеландии и очень глубокое. В Уаикатипу впадает множество безымянных, пронумерованных на картах от одного до двадцати пяти рек. А всё потому, что население в тех местах столь малочисленно, что придумать более романтичные названия попросту некому. Это я вам, молодые и энергичные читатели, намеки делаю: вылезайте из каменных джунглей, отправляйтесь туда, где у рек и прочих природных объектов еще нет имен. Постройте у воды дом и баньку. Заведите огород да кошку с собакой. Нарожайте деток и растите их в гармонии с природой. Ведь только она, а вовсе не мегаполис, способна дать человеку всё: здоровье, цельную картину понимания мира, возможность наслаждаться прекрасным. Оно, прекрасное, в природе всегда и всюду. Вот в этой скале наполовину грозно-черной, наполовину радостно-солнечной. В радуге, уткнувшейся одним концом в луг, другим – в небо. В зыбкой высокой траве, кланяющейся до земли при каждом дуновении ветра. В ягодах шиповника, кровавыми брызгами висящими на голых колючих ветках. В гигантских желтых сосульках пирамидальных тополей. В королевски-синей величественной водной глади. И в этом багряном с зелеными прожилками кленовом листке, «загоревшемся» на трухлявом пеньке.
-- Как красиво и грустно, – заметила подошедшая Ивон. – Грустно, когда такое великолепие уходит. Я читала, что Пушкин любил осень.
-- Это правда. В одном стихотворении он так и сказал: «Из годовых времен я рад лишь ей одной», -- подтвердила я.
-- Прочтите, пожалуйста, что-нибудь из его «осеннего» по-русски, – попросила Ивон. – По-русски, – повторила она, заметив мой удивленный взгляд.
И я прочла ей отрывок из «Евгения Онегина» «Уж небо осенью дышало». Потом из «Осеннего утра» «Уж осени холодною рукою». Потом «Октябрь уж наступил» и «Унылая пора!» из стихотворения «Осень». В общем, всё, что пришло спонтанно в голову.
-- Какая чарующая музыка поэзии! Печальная и светлая музыка Пушкина! Жаль, что я не знаю русского языка, – сказала Ивон.
-- Так в чем же дело? Выучите!
-- Думаете, у меня получится?
-- Уверена. Ведь у Вас такая сильная мотивация – прочесть всё, что Пушкин написал о Новой Зеландии.
Ивон заулыбалась.
-- Да-да, я помню, что гению подвластны время и пространство.
***
Спустя несколько дней в аэропорту города Крайстчерч мы прощались с Новой Зеландией и Ивон – нашим бессменным гидом по этой удивительной стране.
-- До свидания! – сказала она мне по-русски. – Приезжайте к нам ещё раз – добавила по-немецки.
Мы тепло обнялись. Я не стала давать Ивон каких-либо обещаний. Новая Зеландия, безусловно, чудесна, но на Земле еще так много дивных уголков, в которых нам очень хочется побывать…