Начало http://www.proza.ru/2016/10/24/2196
Предыдущая часть: http://www.proza.ru/2016/10/30/1818
Помешала другая, внезапно возникшая, мысль. Она вытеснила размышления Степана о Змее Горыныче – существе, при всей своей экстремальной внешности, оказавшимся очень человечным зверюгой. Новая мысль была столь весомой и давящей, что ноги у Стёпы задрожали и согнулись в коленях.
Баба Яга! Этот персонаж вполне себе человекообразный, но раз Горыныч предупреждал о ней, счёл необходимым сказать, что она где-то тут шастает, и советовал быть осторожным, то значит даже он, при всей своей огневой и физической мощи, видит в ней опасность! А как тогда быть совершенно беспомощному Стёпе?
Да уж! Ночное небо Некоторого Царства оказалось неспокойным местечком. Оно битком набито ожившими легендами.
Когда-то Стёпке они нравились. В детстве он любил слушать всевозможные страшилки про этот неведомый мир, который существовал где-то в параллельной реальности. Говорили, что он то и дело вторгался в пределы обычного человеческого мира и творил различные злодеяния. Правда никто из Стёпкиных знакомых этого не видел, но все об этом слышали и знали, что вот этот случай произошёл совсем рядом: за тридевять земель, а вот тот ещё ближе – всего лишь, за лесами, за горами… Все всё знали, причём один больше другого и обожали делиться друг с другом такого рода новостями. А маленький Стёпка любил слушать эти рассказки поздними вечерами, находясь дома в присутствии совершенно непобедимых родителей и будучи укрытым по самые ноздри лучшей защитой от всякого зла – толстым тёплым одеялом.
В тех «абсолютно правдивых историях» Баба Яга была наиболее активным участником. Чего только она не вытворяла: нападала, затевала драки, околдовывала, похищала, а главное жрала всех направо и налево в сыром и запечёном виде. Даже в сравнении со своими соратниками Яга выглядела абсолютным неадекватом и беспредельщиком.
Сейчас Степан уже взрослый. Слухи о многообразии жизни Некоторого Царства подтвердились у него на глазах. Только он не дома, рядом нет родителей, и укрыться от опасности ему тоже нечем. И под ногами у него не твёрдая земля, где можно было бы найти какое-никакое убежище, а совсем наоборот: находится он в буквально подвешенном состоянии беспомощный и беззащитный. И покинуть неприветливые небеса Стёпа тоже не может, потому, что когда он создавал свой аппарат, думал лишь о том, как уходить от погони и совершенно забыл подумать, что нужно ещё как-то и остановиться и никаких тормозов для воздушного шара не изобрёл. Теперь за такое упущение ему, возможно, придётся расплатиться самим собой и сдачи, в этом случае, ему не будет.
Потянуло вдруг холодом и сыростью. Белёсый саван над головой у Стёпы скрыл от него звёзды. Бледная луна полностью закуталась в облако. Мрак стал непроглядным. Усилился ветер. Степан дрожал от холода и страха. Он, то слышал дыхание у себя за спиной, которое тут же прекращалось, стоило ему обернуться, то ему мерещилось во мгле чьё-то быстрое движение слева и справа. А когда с земли до него донёсся хохот самого обычного филина, сто двадцать семь волосков в шевелюре Степана навсегда стали седыми.
Сверкнула молния, по небу врезал гром. Стёпа подскочил, а потом вдруг сразу стал равнодушным к окружавшим его опасностям. Нет, это не была внезапно пробудившаяся храбрость. Просто вдруг разом душа и сознание устали бояться и, оставив тело бодрствовать, сами впали в спячку.
Хлынул дождь. Через какое-то время он смыл ночную мглу. Открывшийся после этого день был отвратительным: мокрым и холодным. Дождь уничтожил окружающую среду. Не было ничего видно, кроме падающей со всех сторон воды. В каком направлении летит воздушный шар, да и летит ли он ли он вообще, стало не определить.
Стёпе это было всё равно. Его бесчувственное тело в промокшей одежде сидело на дне корзины и даже не дрожало от холода. Казалось, что оно Степану больше не нужно. Но организм был против такого равнодушного к себе отношения. Он вдруг громко зарычал желудком.
По ту сторону глаз Степана, в самой середине его головы возникло видение, состоящее из большого, горячего, лоснящегося от сока куска жареного мяса и горки бледно жёлтого варёного картофеля. Всё это помещалось в огромной глиняной миске, и было посыпано свежим зелёным укропом. От видения вверх поднимался пар. А рядом ещё выставилась большая кружка с молоком.
Степан начал захлёбываться слюной и очнулся. К нему вернулись чувства. И одно из них – чувство голода - громко ругалось в животе. Успокоить его было нечем. Сейчас Стёпа за кусочек, хоть чего-нибудь съедобного был готов отдать всё, что угодно, даже мешок со всем украденным богатством. Но трагедия заключалась в том, что рядом не было никого, с кем можно было бы совершить обмен. Зато Степан, наконец, вспомнил, из-за чего произошёл весь этот сыр-бор и решил узнать, насколько же он разбогател. Стёпа принялся искать глазами свой мешок по всей корзине и нашёл его прямо под собой исполняющим роль табурета.
Сказать, что у Степана дрожали руки в предвкушении увидеть гору прекрасных и очень дорогих вещей, когда он развязывал мешок, будет неправдой. Не было у него уже никакой страсти к богатству. Даже наоборот, он испытывал к нему чувство неприязни. Внутри Степана уже созревало сожаление о том, что он именно таким образом решил изменить свою судьбу - на текущий момент его жизнь от этого не стала лучше и к тому же не имела ясных перспектив, а были в ней только холод, голод и опасности.
Мешок развязался. Степан поднял его и бесцеремонно высыпал всё содержимое себе под ноги. От увиденного он остолбенел. Глаза его повели себя странно, один вытаращился, другой прищурился. Рот застыл в размышлениях: плакать ему или смеяться. И такому состоянию Стёпа отдал минут пять, или даже семь из отпущенной ему жизни. Потом он преклонил колени перед своими трофеями, ссутулился и стал монотонно раскачиваться, словно молился. Плечи его вздрагивали под аккомпанемент издаваемых им негромких звуков, которые могли быть, как смехом, так и рыданиями. Когда же он опрокинулся на спину, стало ясно, что выбор сделан в пользу смеха. Смех превратился в хохот. Хохоча, Степан катался по дну корзины, болтая в воздухе ногами. Этому состоянию он отдал из своей жизни ещё кусочек минут на десять. И ещё минуты три занял переход к более уравновешенному состоянию. А когда, наконец, Стёпа угомонился, всё его лицо оказалось в слезах.
Он встал на четвереньки, вновь подобрался к нечестно добытому и принялся подсчитывать барыши.
Если бы там, в корзине аэростата, рядом со Степаном в этот момент случился, какой-нибудь свидетель и увидел то, что сгрудилось перед Стёпой на дне корзины, то ему тот час же стала бы ясна природа и Стёпиного смеха, и Стёпиных слёз.
Старый, тронутый ржавчиной топор, ещё более старый молоток со сломанной ручкой, моток проволоки, две сильно поношенных подковы, несколько гвоздей разной величины, огниво устаревшей модели и прочая, прочая, прочая фигня, хоть лопни глаза, никак не походили на сказочное богатство.
Напрасно Степан ворошил эту кучу хлама дрожащими руками. В ней не оказалось даже самого завалящего золотого кубка усыпанного бриллиантами. Не нашлось там и, хотя бы, какого-нибудь старого медного пятака. В общем, не было ничего такого, что могло бы, пусть в мизерной степени, компенсировать Стёпе его душевные и материальные затраты на проведённую им воровскую операцию.
Но часто жизнь, загоняя объект своих насмешек в глубокую яму, проявляет некое подобие милосердия к нему и кладёт на дно утешительный презент. Такую же подачку судьбы обнаружил и Стёпа в своей злосчастной коллекции.
Надо сказать, что этот предмет был здесь настолько же своевременным, насколько и неожиданным. Стёпина, окаменевшая от облома душа ожила и потянулась к нему, как к старому другу одновременно со Стёпиными трепетными ладонями. Через несколько секунд Степан, закрыв глаза, полной грудью вдыхал чудеснейший аромат отлично закопчённого окорока, который ещё недавно был частью нестарого и грамотно откормленного поросёнка.
Не обращая внимания на нетерпеливое поскуливание своего желудка, Стёпа приступил к трапезе не сразу. Этот кусок мяса вдруг показался ему произведением искусства, и потому он сначала полюбовался на него, дал насытиться жадным до красоты глазам, а уж потом с урчанием погрузил в него уставшие от безработицы зубы.
Странно, но в этот момент Степан забыл и о злате-серебре, и о своих неудачах и вновь почувствовал себя счастливым.
Окорок оказался достаточно большим, чтоб насытиться Стёпе хватило и его половины. Вместе с сытостью к Степану явились покой и усталость. Усталость охватила Стёпу целиком, уложила его на мешок из-под трофеев и погрузила в сладкую, лишённую сновидений нирвану.
Пробуждение Степана произошло по неопределённой причине: то ли от того, что он выспался, то ли из-за монотонного но негромкого шума, который доносился снизу. Настроение тоже было неопределённым. А вот изменения в мире, которые произошли, пока Стёпа спал, были вполне очевидными. День изменился радикально. Дождь куда-то пропал, исчезли и проливавшие его облака, небо над воздушным шаром было синим и гладким, и всё пространство заполнял солнечный свет.
Желая выяснить природу не проходящего и незнакомого шума, Стёпа выглянул из корзины и обнаружил, что вместе с дождём и облаками пропала и земля. Её нигде не было видно. Вместо неё внизу, куда ни глянь, была вода. Тёмно-синяя, глубокая, перепаханная волнами с барашками, и от неё тянуло холодом, перебивавшим солнечное тепло.
До этого приключения Стёпа вёл сугубо сухопутный образ жизни в самой серёдке Некоторого Царства. Там не было крупных водоёмов, и такое количество воды ему на глаза попалось впервые. Он был потрясён. Стёпа прилепил свой взгляд к взволнованной водной поверхности и восторженно произнёс:
- Так вот ты какое – море-океан!
Переливаясь внутри себя синим и зелёным, волны, ворча и шипя, скользили под Стёпиными ногами. Тугие, наполненные силой, одинаковые, как близнецы, но одновременно каждая со своим обличьем они ежесекундно меняли обозреваемую Степаном картину и делали для него невозможным оторваться от этого зрелища хоть на мгновение. Ветер метался над волнами, задевал пенные гребни, срывал их и швырял в воздух, превращая в брызги.
Время потерялось и, если бы Стёпу вдруг спросили, он не смог бы ответить, как долго он любовался этим шоу. Наконец, его глаза утомились, и возникла потребность отвести взгляд от бирюзового волнения моря. Однако в этот момент на водной поверхности возникла некая новая и странная особенность, которая вынудила Стёпу оставить своё внимание в прежней позиции.
Появилась волна, которая высотой значительно превзошла все остальные, пенные кудри на её гребне были значительно крупнее и обильнее, чем у прочих волн. Ветер сорвал их, но вместо того, что бы подчиняясь ему, нестись над водой, а затем вернуться в породившую их среду, клочья пены завертелись в хороводе и устремились вверх, прямо к Степану, по пути разбиваясь на отдельные, сверкающие под солнцем, пузыри.
Момент, когда произошла следующая метаморфоза, Стёпа не отследил, но только вдруг вместо пузырей он увидел множество крылатых существ, человекообразных по своему строению, но крохотных – от пят до макушки не длиннее ладони – и прозрачных, как тающие ледяные сосульки. Существа достигли Стёпиной высоты и заметались вокруг воздушного шара. Они громко щебетали смешными голосами, что-то непонятное. Усаживались на шар, на ремни и верёвки. Одно из них уселось на корзину и с любопытством уставилось на Степана хрустальными глазёнками. Стёпа отреагировал таким же образом.
Телосложением создание было далеко не изящным – толстенькое, большеголовое, с крупным носом и маленькими глазами, рот большой, чуть ли ни до ушей. Пол не понятен, но по лицу, вроде бы, мужской. За спиной торчали две пары крыльев, как у стрекозы. В целом же, его облик вызывал симпатию.
Стёпе ужасно захотелось выяснить: мягкое это существо или твёрдое, как лёд, или вообще – жидкое. Что бы расширить свои познания о нём Степан направил к нему свой указательный палец.
Существо мгновенно изменилось. Выражение его лица стало злобным, глаза налились красным, рот распахнулся, превратившись в пасть, причём, что странно, совершенно не прозрачную и такого цвета, словно тварь только, что напилась крови, и в этой пасти имелось множество острейших треугольных зубов.
Зарычав, гадина бросилась прямо к лицу Степана. Ужас мгновенно швырнул Степу на дно корзины, и тем самым спас его, по меньшей мере, от тяжёлого увечья. Кошмарные зубы, громко щёлкнув, сомкнулись над головой Стёпы, как раз в том районе, где ещё мгновение назад пребывал его нос.
Промахнувшись, тварь рассвирепела ещё больше. Она вновь атаковала Степана. Что-то подвернулось Степану под его ищущую руку. Он схватил это «что-то» оказавшееся недоеденным окороком, быстро быстро отполз в угол, спрятал там свой тыл и принялся бешено размахивать едой словно дубиной, обороняя фронт и тем самым спасая свою жизнь от атакующего злобного монстра.
Бился Стёпа со всей возможной энергией, но тварь удивляла своей вёрткостью - разящий кусок мяса ни разу не достиг цели. Но на этом её таланты не закончились, и скоро тварь удивила Степана ещё одним аттракционом. Не получив от своего врага возможности преодолеть оборону, она вцепилась в Стёпино оружие и рванула его на себя с такой, невероятной для этой крохи, силой, что не желавший обезоруживаться Степан вылетел из угла, пролетел по диагонали через всю корзину и воткнулся головой в противоположный угол. Там он с ужасом осознал, что всё же лишился средства обороны, и быстро обернулся – злобный монстр, треща крыльями, висел в воздухе, без усилий удерживая в своих ручонках недоеденный окорок, превосходящий его по габаритам и массе, раз этак в пять. Тварь что-то зло проверещала Степану, размахнулась и отправила деликатес в стремительный и красивый полёт к линии горизонта. Ожидая расправы, Стёпа скрестил перед лицом аппетитно пахнущие копчёным мясом руки и попробовал использовать их как последнее и, надо сказать, совершенно ненадёжное укрытие. Но добивать его не стали. Мелкий гад, лишь вякнул Степану что-то нелицеприятное и присоединился к своим соплеменникам, которые к тому времени прекратили метаться в воздухе и густо облепили Степин аэростат своими прозрачными тушками.
Эти отродья морской пучины не стали просто пассажирами, пожелавшими на халяву покататься на транспортном средстве Степана. Вцепившись своими ручонками во всё, во что они только могли вцепиться, азартно галдя и треща стрекозиными крыльями, шайка куда-то тащила аэростат вместе со Стёпой внутри. И, как установил Стёпа, робко выглянув из корзины, тянули его вниз, где бродили холодные безжалостные волны. К великому сожалению Степана успех сопутствовал предприятию. Расстояние между ним и водной поверхностью сократилось уже втрое по сравнению с первоначальным, а то, что осталось, таяло на глазах.
Конечно, океан восхитил Стёпу с первого взгляда, но Степан ещё не успел полюбить его настолько, чтоб быть готовым раствориться в нём без следа. Ситуация требовала принять срочные меры. Несчастный изобретатель собрал всю свою храбрость, что ещё оставалась у него после поединка, вдохнул поглубже и сказал:
- Кыш!
Его не услышали. Он и сам себя не услышал. Остатков смелости хватило лишь на то, что бы это слово подумать, но не произнести.
Спалив безрезультатно последние крупицы своего внутреннего пороха, Стёпа потерял всякую волю к сопротивлению. Паралич снизошёл на Степана. Его скорое и трагическое единение с природой теперь становилось неизбежным. Не желая видеть свою последнюю и такую печальную перспективу, Стёпа снова забился в угол и закрыл глаза.
Вода была совсем близко, она уже начала проникать в корзину, пока ещё только в виде мелких брызг забрасываемых волнами.
Прозрачные сволочи заверещали громче. В их визге, писке, и стрёкоте ясно слышался нетерпеливый восторг.
- Это что здесь за безобразие такое?!
Негромкий старческий голос, прозвучавший совсем рядом, Стёпа хотел проигнорировать. Он решил, что это всего лишь его покалеченное сознание создаёт болезненные фантомы, и нет смысла обращать на них внимание. Но он вынужден был изменить свои намерения, иначе пришлось бы признать, что у него и тварей, стремившихся его погубить, один совместный бред, а такое вряд ли возможно. В том же, что твари слышали этот голос, можно было не сомневаться. Их реакция была мгновенной и чрезвычайно бурной: они испуганно завопили, вынудив Стёпу открыть глаза, и брызнули прочь от Стёпиного аппарата, словно их разметало взрывом. Продолжая вопить, мелкие монстры в панике метались вокруг шара, затем стали принимать вид водяных капель, и дождём сыпаться вниз. Избавленный от их вредоносного воздействия аэростат бодро устремился вверх.
- Вот безобразники! Вечно шалость какую-нибудь учинят.
Стёпа не поверил мягким интонациям голоса, который опять прозвучал совсем рядом. Очевидно, что нагнать такого страха на мелких, но лютых тварей мог только кто-то совершенно уж чудовищный, поэтому Степан мгновенно весь, с ног до головы покрылся трусливыми мурашками.
Медленно, медленно он обернулся на голос, готовясь узреть новый, свалившийся на него, ужас.
Продолжение следует.
©Торопчин Владимир
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/02/07/134