Голь на выдумки хитра 26. Прости и прощай. Эпилог

   
ГЛАВА 26.


ПРОСТИ И ПРОЩАЙ

Очнулась я уже в своей комнате. Надо мной склонился обеспокоенный Оболенский, на краю кровати сидел знаменитый врач и сосредоточенно считал мой пульс. Я пристально всмотрелась в доктора и поняла, чем отличается Никита Серов от Пети Кириллова. У последнего был благодушно-влюблённый взор, у первого — взгляд бывалого, прошедшего испытания человека.

Возможно, я снова ошибалась, но внутренний голос подсказывал, что на этот раз мне явился настоящий муж, отец моих несчастных детей. И он, настоящий муж, испарился из семьи для того, чтобы воссоединиться с неприглядной виконтессой, предпочитающей не мыться, а лишь перебивать телесную вонь насыщенными духами. И это человек, окончивший медицинский институт, шесть лет изучавший гигиену — основу основ здоровья.

— Машутка, — заметив, что я приоткрыла глаза, широко улыбнулся Никита, — как ты сюда попала, Машутка?

Оболенский вздрогнул и выпрямился, его красивое лицо окаменело.

— Через дуб, — наконец-то, я снова решила отважиться сказать правду, в которую категорически отказался верить Его Сиятельство.

— И я через дуб, — эхом отозвался Серов.

— Это невероятно, — поразилась совпадению я. — Значит, в Ефремовке ты очутился раньше меня.

— В какой Ефремовке?

— Разве не оттуда ты прикатил к прелестной мадемуазель Аманде?

— Из леса прикатил, — хитро сощурился супруг и уточнил. — Из Венсенского леса, что близ Парижа.

«Не может быть! — сердце, словно заправский акробат, сделало сальто. — Этого не может быть, хотя»….

Тихая радость поднялась из глубин уставшей души. Выходит, и здесь есть портал в наш век, а это вызывает надежду на скорое возвращение к Яне и Стасику. Даже если Никита останется со своей немытой виконтессой, он не откажется помочь матери своих детей воссоединиться с ними.

«А как же Оболенский? — всполошилось второе Я. — Ты, вроде бы, в него влюбилась»?

Я бросила быстрый взгляд на князя. Он отрешённо стоял возле двери, только его бездонные глаза выдавали крайнее волнение. Никита тоже посмотрел на боярина, а затем всем корпусом повернулся ко мне.

— Машка, а с кем ты оставила наших детей? — неожиданно вспомнил об отпрысках исчезнувший папаша.

Дверь закрылась, это Оболенский вышел, чтобы оставить нас наедине.

— Со своими родителями, — чувствуя, как где-то внутри стало пусто, прошептала я.

— Это с тёщей-то! — сморщился Никита.

— А на кого бросил нас ты? — пропустив мимо ушей сарказм супруга, поинтересовалась я.

— На нём была странная одежда, — приступил к повествованию Серов. — Мы подобрали его в беспамятном состоянии с сотрясением головного мозга в самом конце Проспекта Октября. Очевидцы утверждали, что пострадавшего сбил джип, который даже не остановился, чтобы оказать помощь. Уже в стационаре артист заговорил по-французски. Ты же знаешь, я неплохо понимаю этот язык. Так вот, он сказал, что хочет курить, но забыл трубку в лесу. И еще сказал, что если я провожу его до леса, он мне хорошо заплатит.

— Кто ОН? — перебила я.

— Виконт Франсуа де Круа, — машинально отозвался супруг. — Это потом он сказал, что виконт. Я хотел было отказаться, но он показал мне кошелек с золотыми монетами. В общем, я решился на то, на что никогда бы не решился, если бы мне достойно платили и не оскорбляли чиновники от медицины. За несколько часов до этой поездки я получил втык от главного за то, что привёз восьмидесятилетнего деда с подозрением на инфаркт в приёмный покой, мол, не соблюдаю негласные правила не засорять стариками стационары. В общем, я бросил всё и повел де Круа в лесопарк. Шли молча, по пути я купил в «Магните» две пачки сигарет, они неожиданно очень заинтересовали Франсуа и он пообещал еще такой же кошелёк, если куплю курева больше. Денег с собой не было. Оставив француза возле подъезда, я забежал за ними домой. Кстати, там я забыл одну пачку.

— Где ты взял деньги? — удивилась я.

«Заначка» — с готовностью подсказало второе Я.

— Да…., — замялся Никита. — В общем, я купил ещё сигарет, и мы потопали в наш лесопарк. Всю дорогу виконт впаривал мне, якобы табак полезен, мол, сам Николас Мондарес доказал, что он помогает от тридцати шести болезней. Я не спорил, а думал о том, что получив золото, стану независимым. Возможно, открою свою клинику, а, возможно, займусь торговлей медицинской аппаратурой. В одной из аллей мы подошли к толстому дубу, в нём зияло огромное отверстие. Франсуа проворно влез в него и поманил меня. И тогда мне показалось, что француз либо ненормальный, либо мошенник. В приступе ярости я последовал за ним и вывалился во Франции начала восемнадцатого века.

«Неужели существует два дуба-портала»? — озадачилась я, но вслух приказала:

— Рассказывай дальше.

— А что дальше? — пожал плечами Серов. — Поняв, куда попал, я решил здесь обосноваться, дабы своими знаниями и умениями заработать на безбедную жизнь для семьи. Де Круа не обманул, он отдал мне два кошелька с луидорами.

— Де Круа не мог самостоятельно дойти до леса? — не поверила я.

— Он понял, что попал в будущее и что я смогу излечить от сифилиса его дочь.

— Аманду? — уточнила я.

— Так вот, — проигнорировал мой вопрос Серов. — Я еще раз слазил в двадцать первое столетие, чтобы купить лекарства.

«Это какая же у него заначка была»! — подытожил внутренний голос.

— Вылечив дочь, я вылечил и отца, — продолжил изрекать Никита. — А потом ко мне пошли толпы народу. Они несли деньги. Много денег. Я стал богат. Мы стали богаты. А теперь расскажи о себе.

Я вкратце поведала мужу о своих приключениях, а когда рассказала о Пете Кириллове, Никита оживился.

— Скорее всего, это мой далёкий предок, — заявил он. — И, естественно, любовь Пети к тебе передалась и мне.

— В таком случае, Маня Петрова — моя прапрапрапрабабушка, — подхватила я. — Когда ты намереваешься возвращаться домой?

— Почему «ты»? — не понял Никита. — Мы можем вернуться туда хоть сегодня.

— Всё моё ношу с собой? — усмехнулась я.

— Omnia mea mecum porto? — усмехнулся муженёк. — О, нет! Всё моё спрятано в надёжном месте.

В дверь постучали, зашла Василиса и пригласила вниз.

Оболенский сидел в кресле и о чём-то думал. Возле окна маячила Аманда, она жеманно обмахивалась веером. В углу с подносами почтительно застыли слуги.

— Григорий, — позвала я. Боярин вздрогнул и обернулся.

— Ваше Сиятельство? — удивилась моей фамильярности виконтесса и с неодобрением покосилась на Серова.

Никогда я не видела князя таким рассеянным, а потому растерялась.

— Милости просим за стол, — взяв себя в руки, Оболенский и попытался изобразить улыбку.

— Садись, Машка, — обнял меня за талию муж. От его ладони повеяло холодом.

Жест доктора заметили и оценили. Гостья фыркнула, а хозяин дома вновь окаменел.

Обилие яств не радовало. Я что-то взяла в рот и, не почувствовав вкуса, проглотила. Тяжёлая тишина повисла над столом.

— Вы знакомы с графиней Шереметьевой, месье Серофф? — перейдя на французский, нарушила молчание де Круа.

— Графиней да еще Шереметьевой? — поднял брови Никита и замотал по сторонам головой.

— Невестой Его Сиятельства, — продолжила допрос виконтесса.

Минута, и супруг отгадал создавшуюся ситуацию.

— Это моя…., — начал было раскалываться он, но тотчас исправился. — Это моя…..это моя…. родственница.

— Вы тоже граф? — опешила француженка.

— Да, — перебил гостью боярин.

— И скрывали это! — всплеснула руками Аманда.

— Скрывал, — подыграл виконтессе Никита и, наконец, понял, что её отец держит в секрете свои посещения двадцать первого века.

— Ах, какая прелестная новость! — закатила глазки де Круа. И я сообразила, что она мысленно выходит замуж за отца моих детей.

Ревности не было, была глубокая обида, что Оболенский родился в другом столетии.

После принятия пищи мы вышли в сад. Светило солнце, оно светило в этой стране постоянно, прерываясь лишь на небольшие проливные дожди. Я вдохнула полные лёгкие чистейшего воздуха, насыщенного ароматами разноцветья и вспомнила холодную, но такую родную Россию. И век, в котором в любой момент может начаться третья мировая война. А что если забрать предков с потомками и переселиться сюда, в какое-нибудь милое местечко на берегу Средиземного моря? Конечно, не станет многих благ цивилизации, зато спокойная жизнь обеспечена.

«Размечталась, — невесело хихикнуло Эго. — Скоро во Франции произойдёт революция, а Наполеон двинет войска на твою Родину, чтобы поработить её».

«И что людям неймётся? — тяжело вздохнула я. — Они не успокоятся, пока не истребят себя полностью».

Оболенский размашисто шагал впереди, позади семенила виконтесса. Моё сердечко обливалось кровью.

— Вы когда полагаете отъехать? — оглянулся боярин. Лицо моего возлюбленного казалось бескровным, в глазах поселилось отчаяние, и его он скрывал за длинными ресницами.

— Чем быстрее, тем лучше, — с готовностью отозвался Серов.

— Моя карета к вашим услугам. Она за воротами, — холодно произнёс боярин, а я еще раз поразилась его великодушию.

— Спасибо, князь, — пожал протянутую ему благородную руку Никита.

— Машенька, возьмите свои вещи, — мягко обратился ко мне Оболенский, — возьмите золото и каменья, кои отныне принадлежат вам. А мне надобно спешно отбыть к маркизе де Буйе, — и уже по-французски. — Вы со мной?

Это он виконтессе.

«Мосты сожжены, перешёл на „вы“, — с горечью констатировала я. — Так мне и надо»!

Француженка недоумённо посматривала на нас, но близко не приближалась. В её головке, украшенной высокой причёской, роились неприятные мысли, отражавшиеся на лице. И тогда к ней подошёл Никита. Он что-то тихо проговорил и вернулся назад.

Театрально заломив руки, Аманда заплакала, князь обнял её и стал утешать. А потом, бросив на меня долгий прощальный взгляд, повёл виконтессу по аллее вглубь сада.

Это был его самый последний взгляд, который я запомню навсегда. Конечно, я могла побежать за ним и остановить, но не имела права, так как никто не снимал с меня ответственности за судьбы детей.

Через двадцать минут мы уже мчали в сторону Венсенского леса, но радости от предвкушения встречи с родными не было. Моя мечта исполнилась, в сумке позвякивала куча золотых луидоров, в ларце лежали бесценные подарки возлюбленного, их я забрала на память, но сердце рвалось назад. Туда, к Григорию.

Кучу золота, только в разы больше, мы откопали возле дуба, ранее отпустив кучера восвояси. А потом сложили драгоценности в большие сверхпрочные чёрные пластиковые пакеты. Благополучно миновав дупло, мы вылезли в своём родном лесопарке, а через полчаса были уже дома, где нас со слезами на глазах встретили дети и родители.

ЭПИЛОГ

Как супруг нашёл нумизматов, отваливших за золотые луидоры огромные деньги, я не знаю. Но спустя три месяца он открыл собственную клинику «Добрый доктор», набрав в её штат высококвалифицированных профессионалов. Чтобы помочь Никите в ведении бизнеса, я устроилась в клинику администратором. Существенно снизив расценки на лечение и обследование, «Добрый доктор» стал оказывать помощь небогатому населению города. Через полгода на оставшиеся луидоры мы купили в пригороде большой дом в пятьсот квадратных метров, забрали туда моих родителей и наняли слуг для ухода за ними и за детьми. Лидушка больше не болела, а папа не страдал от её бесконечных жалоб. Алевтина Михайловна и Сергей Николаевич тоже переселились к нам.

Всё сбылось, и жизнь удалась, только время от времени я тайком, в одиночестве, отправляюсь в лесопарк. Там я приближаюсь к дубам-порталам, которые растут недалеко друг от друга, только в разных аллеях. Дупло одного из них выходит в Россию, другое — во Францию, где осталась моя великая и несостоявшаяся любовь — князь Григорий Михайлович Оболенский.