Предания испанских конкистадоров, впервые вступивших на землю цветущей Флориды, рассказывают о могущественном индейском народе, некогда проживавшем на северо-западе полуострова. «Их провинции богаты золотом и серебром и все эти сокровища защищают рослые свирепые воины», – писал Фонтанеда – Их общество высоко организовано и управляется мудрыми «холатас» (исп. holatas – вождями). Они покланяются Богам, которые представляют природные силы. Солнце Луну, дождь они считают божествами».
Таковы были первые свидетельства об одном из коренных индейских народов Флориды, которых испанцы назвали «апалачи» (apalachee).
В период первых контактов с европейцами индейцы апалачи, проживали в северо-западной части Флориды на исторически занимаемой территории Флорида-Пэнхэдл (земли, которые расположены между территориями современных штатов Алабама на севере, Джорджия на западе, и омываемые водами Мексиканского залива на юге).
Территорию обитания народа апалачи археологи относят к археологической культуре Форт-Уолтон, расцвет которой приходиться приблизительно на период 1200-1500 гг. В это время люди, населявшие указанную местность, уже были адаптированы к ведению сельского хозяйства, имели устойчивый навык в сооружении земляных насыпей и знали керамику. Одним словом, их общество формировалось под влиянием крупных центров Миссисипской культуры.
Типичным сооружением указанной культуры является курган Велда (Velda Mound) расположенный на территории нынешней столицы Флориды городе Таллахасси (округ Леон-Каунти – И.К.). Этот курган построен около 1450 года на огромной платформе, где располагалась резиденция верховного вождя. Резиденция верховного правителя, как считают историки, была оставлена индейцами апалачи около 1565 года, то есть в период, когда на их территории стала формироваться сеть католических миссий.
Артефакты добытые в ходе археологических раскопок указывают, что до контакта с европейцами апалачи выращивали кукурузу и бобовые, возводили церемониальные храмы на курганных насыпях, и вели обширную торговлю с другими центрами Миссисипской культуры в юго-восточном регионе.
Доисторические поселения апалачи к северу от Таллахасси представляли семь крупных курганных центров, которые индейцы покинули в период первых контактов с испанцами и перешли жить в большие селения. Численность этого народа, по оценкам историков на момент встречи с европейцами составляла около 50-60 тыс. человек.
Первые упоминания о народе апалачи содержаться в летописях экспедиции Нарваэса, которая высадилась на западном побережье Флориды в апреле 1528 года. Оттуда, в поисках золотых копей, испанцы двинулись на север, пока 15 июня 1528 года не вошли в землю населяемую «мощными индейцами, которые были похожи на великанов». Триста человек из экспедиции Нарваэса целый месяц провели, как они тогда полагали, в главном городе этих атлетически сложенных индейцев, который они называли Апалачен ( город Apalachen, располагался в районе современного города Таллахасси – И.К.). Впоследствии название города, как считают исследователи, закрепилось за названием этого племени индейцев. Однако испанцы использовали термин «апалачи» по отношению к тем индейцам этого «мощного» народа, селения которых располагались вдоль берегов залива Апалачи (залив в северо-восточной части Мексиканского залива – И.К.).
Город Апалачен состоял из сорока домов, по количеству которых люди Нарваэса ошибочно приняли его за столицу. На самом деле это была маленькая деревня, отдаленная от центра страны апалачи.
Попытки Нарваэса мирным путем заполучить доступ к «сокровищам» этих индейцев не увенчались успехом, поэтому испанцы вероломно напали на селение и захватили в заложники кацика. Расположившись в домах индейцев, испанцы предались неге, не подозревая, что основные силы дикарей уже на подходе к селению.
В первых числах июля 200 воинов апалачи незаметно окружили захваченное испанцами селение, и, обстреляв его огненными стрелами, также незаметно удалились. На следующий день, другой отряд индейцев апалачи, также численностью 200 воинов, атаковал селение с противоположной стороны и быстро отступил. «Пока христиане заряжали свои аркебузы и арбалеты, чтобы выстрелить один раз, – писал Кабеза-де-Вака, – индейцы успевали выпустить по ним пять-шесть стрел, прежде чем исчезнуть в лесных зарослях».
Испанцы понимали, что перед внезапностью нападения этих индейцев, а также их партизанской тактикой ведения боя, они бессильны, поэтому приняли решение покинуть селение, и возвратиться на юг к месту, где они оставили свои лодки.
По мере отступления испанцев, индейцы апалачи в течение трех последующих недель нападали на них из засад. Под градом стрел апалачи, с большими потерями испанцы форсировали болото и добрались до селения племени ауте, где находилась их база, созданная еще до похода на север.
Но и здесь их ожидало разочарование. Испанцы застали деревню ауте полностью сожженной передовыми отрядами индейцев апалачи.
Голодные, израненные люди Нарваэса пали духом. Для того чтобы выжить, они съели всех своих лошадей, и лишь только 22 сентября 1528 года, на пяти заново построенных лодках покинули побережье Флориды, отплыв в направлении южного Техаса, где остатки экспедиции постигли новые беды и приключения.
Следующий контакт индейцев апалачи с испанцами произошел в 1539 году, когда по занимаемой племенем территории прошелся отряде Эрнандо де Сото. Конкистадоры де Сото были наслышаны о свирепых великанах северных территорий Ла-Флориды и подготовились к встрече с ними. Апалачи так же помнили бородатых пришельцев и не жаждали свидания с ними. Индейцы ненавидели испанцев за то, что те «сажали индейцев на колья, которые устанавливали вдоль дорог». Когда де Сото вошел в страну апалачи, то захватил их главный город Анхаика (Anhaica), где провел всю зиму 1539 – 1540 годов. За освобождение города апалачи боролись с людьми де Сото теми же способами, что и с людьми Нарваэса. Они из засады нападали на город, пытаясь выкурить оттуда испанцев своими огненными стрелами. «Их стрелы пробивают наши кольчуги, – писал биограф экспедиции – Гарсиласо де Ла Вега. – К тому же они быстро сообразили, что значат для нас наши лошади. Им доставляет больше удовольствия убить одну лошадь, чем поразить стрелами четырех христиан».
Весной 1540 года де Сото покинул Анхаика и выступил на север в Джорджию.
Индейцы апалачи являлись носителями языка апалачи относимого лингвистами к мускогской языковой семье. На языках и диалектах мускогов к моменту прихода европейцев разговаривало большинство аборигенных народов юго-востока современных США. Название данной языковой семьи происходит от названия племени мускоги. Обычно лингвисты подразделяют мускогские языки на западную и восточную ветви. Наибольшее сходство язык апалачи имел с языками индейцев племени хитчити (hitchiti) и алабама (alabama). Документальные свидетельства о языке этого коренного народа Флориды относятся к 1688 году (письмо индейцев, адресованное королю Испании Карлу II). На основании содержания этого письма в 1987 году исследователями был составлен грамматический эскиз и словарь языка апалачи. К началу ХVIII века на языке апалачи разговаривали всего несколько человек, поэтому в настоящее время этот язык считается вымершим.
Этимология слова «апалачи», как считают ученые, происходит из языка хитчити и означает «человек с другой стороны». Самоназвание племени апалачи не известно. Обычно индейские народы юго-востока США идентифицировали себя по названию селения, в котором проживали, а не использовали специальный термин для обозначения целого племени, как это было принято у других аборигенных народов североамериканского континента. В период функционирования католических миссий, индейцы, принадлежавшие к той или иной миссии, ассоциировали себя с данной миссией, например, «индейцы апалачи миссии Сан-Луис-де-Талимали».
Во время великого похода конкистадоров де Сото города (селения) индейцев апалачи в основном сосредотачивались в районе расположения столицы племени города Анхаика, между рек Аукила (Aucilla) и Охлокни (Ochlocknee). Города индейцы возводили возле озер, рек и моря, поскольку выживаемость народа отчасти завесила от эксплуатации водных ресурсов принадлежавшей им территории.
Размеры городов разнились, в малых и средних городах насчитывалось от 10 до 40 домов, крупные населенные пункты имели от 50 до 100 домов.
Апалачи строили круглые дома, которые устанавливали на земляных насыпях. Крыши своих домов индейцы покрывали, соломой, листьями пальметто, корой кипариса или тополя. Конструкция всех домов апалачи исполнялась в одном стиле. В каждом крупном городе, как правило, находился самый большой дом – дом Совета (120 футов в диаметре). Внутри этого круглого дома, крыша которого, также покрывалось пальмовыми листьями, по кругу, в несколько ярусов располагались скамейки.
В каждом селении апалачи на вершине земляной насыпи индейцы возводили церемониальные курганы, для проведения культовых обрядов и захоронения усопших. По мнению археологов, к северу от современного Таллахасси, у озера Джексон, находился областной центр страны апалачи, который имел несколько церемониальных курганов, и более 200 жилых индейских домов.
Общество индейцев апалачи по социальному устройству представляло чуть более двадцати вождеств – экономически самостоятельных городов управляемых кациками, которых испанцы первоначально называли «холатас» (вожди). Все холатас и управляемые ими города находились в прямом подчинении верховного вождя, который в период первых контактов с испанцами проживал в столице народа апалачи городе Анхаика. Некоторые испанские документы указывают, что верховных правителей у апалачи был не один, а минимум два. И столицей этого народа являлся не только город Анхаика, но и города Ивитахуко (Ivitachuco). На самом деле в Ивитахуко проживал военный вождь апалачи, власть которого распространялась исключительно на военное время. В Анхаика же, находилась резиденция верховного вождя, управлявшего народом в мирное время. Однако уже в начале первого испанского периода управления Флоридой, отмечалась тенденция преобладания статуса военных вождей над статусом мирных.
Власть вождей любого уровня передавалась по наследству. Если вождь умирал, то его полномочия и соответственно статус переходили к ближайшему родственнику независимо от половой принадлежности, то есть вождями могли стать старший сын или старшая сестра вождя. Дочери и жены власти не наследовали. Кроме этого, до периода массовой христианизации индейцев апалачи, после смерти вождя власть могла перейти к религиозному лидеру племени.
Власть верховного вождя была абсолютной и во многих проявлениях апалачи почитали своих верховных правителей наравне с божествами. Перемещался верховный вождь исключительно на паланкине, который носили шестеро носильщиков из числа рабов вождя. Любой член племени апалачи был обязан падать ниц перед верховным правителем, не поднимая на него своего взора. Подходить к правителю разрешалось только на коленях или четвереньках, и то на безопасном для вождя расстоянии. Разговаривать с верховным вождем простолюдины могли только опосредовано, через знатного представителя своего клана, которые передавал вождю просьбу или ответ последнего простолюдину.
Апалачи были сельскохозяйственным народом. Их поля, на которых они выращивали кукурузу, бобовые, подсолнухи, сквош, тыкву, как правило, разбивались непосредственно возле селений на холмистых предгорьях.
Большую часть сельхозработ выполняли женщины, хотя в обязанности мужчин входила подготовка полей к посевной. Женщины же убирали урожай, заготавливали продукты впрок и готовили пищу. Запасы зерна и другого продовольствия апалачи имели в изобилии, и хранили их в общественных ямах, которые изнутри обкладывали рогожей. Когда де Сото в 1539 году захватил город Анхаика, то продовольственных ямах он нашел достаточно продуктов, чтобы кормить 600 человек и 220 лошадей на протяжении пяти месяцев.
Помимо сельского хозяйства, апалачи занимались охотой, рыбной ловлей и собирательством. Женщины собирали моллюсков, устриц, коренья, ягоды, орехи, а мужчины охотились на белохвостого оленя, шкуры которого обрабатывали и пускали в торговый оборот, медведя, индейку, кролика, уток и иную мелкую дичь.
Рацион питания индейцев апалачи был довольно-таки разнообразным, благодаря различным видам кукурузы, тыквы и подсолнухов, а также разновидностям животных, мясо которых индейцы употребляли в пищу.
Основным блюдом индейцев были кукурузные лепешки, употребляемые с овощными, мясным рагу и супом. Мука, из которой апалачи готовили лепешки, по своему составу была несколько необычной.
В протертую порошковую текстуру, получаемую из зерен кукурузы, индейцы добавляли измельченные корни растений, например «Марь белая», а также некоторые виды водорослей, перемешанные с ягодами земляники и пальметто. По полезности свойств эта смесь превосходила обычную пшеничную муку во много раз. Гарсиласо де Ла Вега сообщал: «Их мука вязкая и больше напоминает тесто, чем порошок. Они делают ее из зерен кукурузы, измельченных желудей и корней лозы гринбрира, добавляют в нее ягоды пальметто, а потом пекут хлеб. Этот хлеб весьма полезен тем, кто страдает желудочными болезнями, а также кишечными расстройствами».
Мужчины апалачи носили набедренные повязки из выделанной оленьей кожи. Когда воины готовились к бою, то раскрашивали свои тела красной охрой, голову выбривали подобно ирокезским народам, оставляя сверху пучок волос, в который вставляли ястребиные перья.
Также перед боем, практиковался ритуал курения табака. Листья табака использовались индейцами также и в медицинских целях.
Скальпирование врага у апалачи считалось пиком воинской доблести. Юноша апалачи, впервые снявший скальп с поверженного противника получал право вступить в категории воинов и носить головной убор. Процесс возведения молодого мужчины в ранг воина сопровождался ритуальными танцами, которые исполнялись всем сообществом воинов перед населением города.
Головные уборы коренных индейцев Флориды не были похожи на классические короны из перьев, которые носили индейцы Великих равнин.
Воины апалачи носили головные уборы, сделанные из клювов или когтей птиц и меха животных. Эти уборы более походили на ритуальные маски или шлемы, которые изготавливались из дерева или кожи.
Мужчины, особенно воины, часто украшали свои тела татуировками, рисунок или орнамент которых соответствовал тому родовому клану, к которому принадлежал воин.
Женщины апалачи носили юбки из испанского мха или других волокон иных растений. Позднее под влиянием европейской культуры женщины стали носить юбки из ткани. Верхняя часть тела женщин апалачи всегда оставалась обнаженной.
Женщины простолюдинов, как правило, носили волосы распущенными, ниспадающими до пояса. Знатные апалачки или вожди собирали волосы в шиньоны на макушке головы. Украшения были неотъемлемыми элементами костюма женщин апалачи. Помимо тату, которым они разукрашивали свои лица и тела, женщины любили носить на шее длинные в несколько витков ожерелья из бисера или ракушек, ценившиеся у апалачи не меньше, чем золото у европейцев.
Знатные воины украшали свои шеи бусами, а перья в волосах крепили исключительно замшевыми тесемочками, в знак того, что этот воин прошел горнило многих боев.
В прохладную погоду, женщины, как и мужчины, носили плащи из тонко выделанной кожи. Вожди и жрецы носили плащи из перьев птиц.
Типичной обувью обоих полов являлись классические мокасины.
Орудия труда апалачи изготавливались из камня, кости и морских раковин. Предметы домашнего обихода, корзины сосуды для воды изготавливались из стеблей лозы и глины. Керамические изделия апалачи расписывали традиционным орнаментом. С приходом в их жизнь цивилизационных форм белого человека, апалачи освоили ткачество.
Для войны, охоты, рыбной ловли этими индейцами использовались копья, лук, стрелы, палицы, остроги и сети.
Луки воинов апалачи по размеру превышали стандартные луки индейцев Великих равнин и были настолько прочными, что испанцы, пытавшиеся их опробовать порой с трудом могли согнуть лук, чтобы натянуть тетиву. «Мощность их луков, – писал Кабеза-де-Вака, – весьма велика. Выпущенная из них стрела проникает на две трети в туловище лошади».
Перед вступлением племени на тропу войны во всех вождествах объявлялась мобилизационная готовность. Вести о намерении верховного правителя начать войну передавались вестниками из числа молодых воинов, которые направлялись военным вождем в каждый город страны апалачи. Каждое вождество для участия в боевых действиях выставляло воинский отряд состоявший, как правило, из профессиональных воинов, то есть мужчин, которые имели воинский статус. Не имевшие воинского статуса мужчины на войну не ходили.
Прибывавшие в столицу отряды со всей территории страны апалачи, сразу же поступали в непосредственное подчинение военного вождя.
Тактика боевых действий индейцев апалачи была сугубо партизанской. При нападении на противника апалачи совершали рейд на его территорию и осаждали какой-либо город. Потом они поджигали город и «выкуривали» из него в панике убегающих жителей, которых потом преследовали и истребляли на месте. Пленных уводили в свои города и делали их рабами.
При обороне апалачи стягивали свои войска к какому-либо одному городу, где встречали противника и давали ему отпор. Если силы были неравными и враг превосходил их численностью, то они покидали свои города и уходили в леса и горы, и откуда проводили рейды в стан противника.
Страна апалачи изобиловала природными ресурсами. Плодородные почвы, лиственные леса на возвышенностях, многочисленные озера и реки, по которым челны индейцев легко доходили до моря, а также лиманы и болотные заводи, идеалистически вписывающиеся в этот райский ландшафт, все это способствовало благоприятному развитию торговой сети, которая простиралась от побережья Мексиканского залива до Кубы в южном направлении и от северных границ Флориды дальше на материковую часть континента.
В торговую деятельность были вовлечены все вождества апалачи.
За пределами своей страны они приобретали изделия из меди, бисер, нефрит, листы слюды, а в взамен поставляли морские раковины, жемчуг зубы акулы рыбные консервы, морских черепах, а также листья кассиана для приготовления «белого (черного) напитка».
При транспортировке грузов по суше индейцы апалачи в качестве вьючных животных весьма эффективно использовали собак.
По рекам и морю товары индейцы транспортировали на лодках-долбленках. В зарубежной этнографической литературе такого рода челны называются «пирогами». Название «пирога» происходит из языка карибов и в обиход запущено с подачи испанцев. Оно применяется к лодкам самых разных конструкций (долбленым, каркасным, с балансирами-аутригерами), и близко по значению терминам «каноэ» и «челн».
Лодки индейцы апалачи изготавливали из цельного ствола кипариса.
Сначала они выбирали здоровый, без сучков и дефектов на поверхности ствол толщиной не менее 80 см. Затем ствол очищали от коры и обтесывали оба конца каменными топорами, придавая будущему челну веретенообразную форму. Далее по всему бревну, через каждые 10 см, помечали продольные и поперечные линии и на пересечении их проверчивали или прожигали отверстия по бокам на глубину 2-3 см, а внизу на 4-3 см. В каждое отверстие забивали соответствующей длины колышек из коры тополя или просто деревянный, окрашенный яркой краской. После этого в верхней части бревна прорубали две выемки шириной 20 см каждая, и канавку между ними шириной 10 см. Через них, топором или овальным теслом из заточенной на камне раковины вырубали сердцевину. Долбили до тех пор, пока в стружках не покажутся крошки окрашенных колышков. Благодаря этому борта и днище челна получались нужной толщины. Из-за трудоемкости процесса, сердцевину ствола просто выжигали, ускоряя, таким образом, сам процесс выбирания сердцевины.
Когда всю середину бревна индийцы выбирали, будущую лодку переворачивали вверх дном, и устанавливали на своеобразные козла или чурки, после чего под лодкой по всей ее длине разводили тлеющий костер, для того, чтобы хорошо распарить древесину.
После, когда древесина становилась более податливой, индейцы ее слегка разводили в стороны на 10-15 см и распирали палочками. Затем лодку поливали кипятком и через некоторое время снова разводили на 10-15 см, распирая более длинными палочками. Так, постепенно поливая изделие кипятком и подогревая снизу тлеющим огнем, распаренный челн разводился до ширины 80-100 см, после чего индейцы его закрепляли шпангоутами – поперечными распорками, сделанными из изогнутых кипарисовых сучьев в соответствии с размерами разведенного челнока. Готовый челн просушивали на солнце, при этом снаружи индейцы его просмаливали.
Долбленый челн с плоским носом и кормой – визитная карточка самобытной культуры практических все коренных народов Флориды. Челн индейцев апалачи длиной 5-7 м, был легким, устойчивым на воде и весьма высокоманевренным при перемещении по водным протокам.
Как указывалось выше, система родства всех флоридских племен была матрилокальной. Браки заключались исключительно вне родственного клана, ибо у апалачи существовало поверье, если мужчина и женщина вступят в брак внутри своего клана, то у них родятся дети с шестью пальцами. Когда мужчина вступал в брак, то после свадьбы он переходил жить в клан жены и становился его собственностью. Дети также считались собственностью клана жены.
Воспитание детей в клане являлось общей заботой, как мужчин, так и женщин, хотя большая часть нагрузки возлагалась на слабый пол. Дети апалачи были менее привилегированной частью общества, по сравнению, скажем с детьми ирокезских или прерийных народов. Они, наряду со взрослыми являлись активными производителями материальных благ – работали в поле, охотились, занимались собирательством, изготовливали гончарные или какие-либо иные изделий.
В клане матери, кроме родителей, детей воспитывали братья и сестры жены, которые в этом вопросе имели явные преимущества перед биологическими отцами. Слово дядьки или тетки для чада было решающим и имело больший вес, чем слово биологического отца. Отцы, как правило, отвечали за выучку сыновей в охотничьем деле. Если юноша был плохим охотником, клан строго спрашивал за его подготовку с отца мальчика.
Стоит отметить, что молодые мужчины из знатных семей, имевшие перспективу наследования власти в калане с женитьбой не торопились, ибо оказывались перед дилеммой, получить власть и стать кациком, или, женившись, перейти в клан жены, и быть там, как говориться «на птичьих правах». Многие молодые мужчины апалачи, оказавшись в такой ситуации, предпочитали оставаться в своем клане и заниматься делами семьи, то есть воспитывать детей своих сестер и ждать наследственной передачи власти. Унаследовав власть от своего отца, неженатый молодой кацик мог спокойно жениться или иметь кучу наложниц. Если он решал вступить в брак, то в клан жены он уже не переходил, ибо на нем держалось целое вождество или семейный клан. К тому же, женившись, новоиспеченный глава клана должен был прекратить всякое совокупление с наложницами.
Среди многообразных религиозных культов народа апалачи, исследователи выделяют культ Солнца, которому индейцы поклонялись. Молебен Солнцу индейцы проводили два раза в день, утром на восходе и вечером на закате. В каждом доме имелись окна, обращенные к востоку и западу, таким образом, чтобы во время молитвы солнечные лучи входили в помещение и освещали его.
Апалачи верили солнечному божеству и весьма уважительно к нему относились. В качестве жертвы Солнцу индейцы приносили различные неодушевленные предметы и просили помощи в делах насущных. Они верили, что после смерти выдающиеся члены их общества, верховные вожди, кацики, военачальники переходят жить внутрь Солнца, откуда вместе с божеством взирают на землю и помогают своему народу.
Апалачи, как и всякий языческий народ, были весьма зависимы от суеверий. Суевериями буквально была пропитана вся их жизнь. Они боялись колдовства и ведьм. Женщин на время менструального цикла прятали в общих специально построенных для этой цели домах без окон на отшибе города, ибо считали, что их нечистота, если женщину не изолировать может осквернить всю семью или клан. Женщины простолюдинов на время месячных содержались в таких домах отдельно от женщин из числа знати.
В большинстве своем с суевериями связана и традиционная для племени «игра в мяч», в которую индейцы играли в течение весны и лета, для того, чтобы умилостивить силы природы и вырастить хороший урожай.
Впервые эта игра и связанные с ней религиозные обряды были описаны в 1676 году священником миссии Сан-Хуан-де-Талимали отцом Хуаном де Пайва в его работе «Происхождение и начало игры в пелоту (мяч), в которую играли индейцы апалачи и юстага с языческих времен до 1676 года». С 1676 года эта игра была под запретом, поскольку к тому времени индейцы миссий формально стали христианами, а христианам было «негоже заниматься непотребством», то есть играть в эту игру, в которую как считали францисканцы, были заложены различные «бесовские ритуалы и практики».
В эту игру играли не только апалачи, но и другие коренные народы Флориды.
Хуан де Пайва, также выражал озабоченность тем, что увлечение игрой в мяч будет пагубно сказываться на благосостоянии миссии, ибо индейцы «расхолаживаются от пребывания в праздности», от чего их города остаются беззащитными от набегов северных племен.
Игра в мяч действительно, отвлекала огромный человеческий ресурс на целый сезон, потому, что для участия в ней требовалось более чем 200 игроков (по 100 человек от каждой команды) и плюс болельщики, то есть практически все население города.
Эта игра была древним обычаем индейцев апалачи «столь древняя, как память», и кроме этой игры, по словам самих индейцев у них других развлечений не было.
Для игры использовался глиняный шарик величиной с бейсбольный мяч, который индейцы обтягивали кожей. Две команды, разделившись на 100 человек, должны были «пинать» этот мячик ногами как футболисты, хвать его руками, ртом, отбивать, бросать и гонять его по полю от одних ворот, до других, стараясь попасть в «штангу».
Штанга представляла вертикальную треугольную конструкцию похожую, как писал исследователь Бушнелл, «на Рождественскую елку с длинным хоботом». В верхней части штанги из раковины сооружалось якобы гнездо орла, в которое помещалось его чучело.
Если мяч попадал в штангу, то команде засчитывалось одно очко, если залетал в «гнездо орла» то присуждалось два очка. Та команда, которая набирала 11 очков, выигрывала встречу.
По сторонам игрового поля сооружались скамейки для болельщиков двух команд. Зрители, как свидетельствовал Хуан де Пайва, были более азартными, чем игроки, и весьма активно поддерживали свою команду, делая ставки из предметов личного пользования.
Сначала первенство оспаривалось между двумя селениями, потом две деревни сражались против двух других деревень и так весь летний сезон. Игра начиналась с полудня и продолжалась до темноты. В начале периода действия католических миссий и до времени запрета игры, матчи проводились по воскресеньям.
Первым правилом игры считалось бдение. Игроки перед началом матча всю ночь должны были не спать, ибо считалось, что если кто-либо из игроков уснет, то удача покинет команду, и на все племя, мол, обрушиться бедствие. Чтобы отгонять сон вся команда усаживалась на скамейках по сторонам игрового поля и всю ночь, словно стая волков выла на луну. «Этот вой сопровождался подвыванием их дворовых собак, – писал де Пайва, – и поначалу наводил на меня ужас».
Второе правило, заключалось в том, что игроки «заказывали видение» у четырех-пяти пожилых старцев. Они просили их поспать за них и приснить откровение, в котором будет указано, чья команда победит. «Если сновидцу приснился враг, который входил в город с определенной стороны, и убивал жителей города, а потом забирал их имущество, то это считалось дурным знаком, и они перед игрой не ставили скамейки для своих болельщиков. Если же другой старец рассказывал, что ему приснился кацик, который раздавал все жителям города подарки, то это был хороший сигнал к тому, чтобы выставить скамейки для болельщиков», – рассказывал де Пайва.
Третье правило – «поддержание благодатного огня». Жители города, игроки которого должны были участвовать в игре на следующий день, разводили огонь и не позволяли использовать его по назначению, то есть «готовить на нем пищу, и делать другие дела». Всю ночь они должны были поддерживать огонь и произносить некие заклинания. Перед игрой они связывали сухие пальмовые листья в пучки, поджигали их от этого огня и несли перед собой на игровое поле.
И четвертое правило обязывало игроков при входе на площадь, где проводилась игра, уклоняться от разговоров с игроками команды соперника или их болельщиками. «Если те (команда соперника – И.К.) интересовались: «Лучшие ли из вас собрались на игру», то необходимо было отвечать уклончиво, мол, «не совсем те, кого хотелось бы», – объяснял де Пайва. – Но, если игроки команды соперника или их представители рекомендовали противнику включить в состав его команды того кого они считали достойным, то это расценивалось как хороший знак, и те поступали так, как им рекомендовал соперник».
Лучшими игроками считались всегда те мужчины, кто раньше других успевал провести посевную. Как правило, «передовики посевной» были передовиками и на игровом поле. Таких «передовиков» любыми средствами старались привлечь для игры в мяч на «чемпионатах» между городами, ибо они, по словам де Пайва, «приносили удачу».
Игра проходила в жесточайших условиях. Игроки дрались за мяч «словно звери за кусок мяса». Они пинали друг друга ногами, тот, кто падал, зачастую получал удары в лицо. «Их рты были наполнены грязью и песком, –писал де Пайва, – потому что они хватали мяч своими устами, чтобы таким образом добежать с ним до штанги противника. Другие, когда замечали соперника с мячом во рту, набрасывались на него и принимались душить его, били в живот, добиваясь того, чтобы он выплюнул мяч».
В ходе этой игры индейцы часто ломали руки и ноги. Обессилевших и травмированных игроков штабелями укладывали на земле и приводили в чувство, «выливая на них ушат холодной воды». Летальные исходы, по словам де Пайвы были редкостью. «Пять игр подряд, всегда заканчивались беспорядками», – резюмировал де Пайва.
Суеверия индейцев связанные с игрой в мяч в миссианский период их развития, обросли элементами христианства. Перед началом игры, индейцы требовали от священников налагать на членов команды крестное знамение. Если священник отказывался, то команда снималась с игры. Если команда проигрывала подряд две игры, то вся деревня предъявляла претензии отцам миссионерам, «мол, те плохо за них молились».
Священники не желали потворствовать индейцам в их злоупотреблениях символами христианской веры, поэтому и уклонялись от благословления игры, в ходе которой их подопечные ломали руки и ноги. Индейцы же, без благословления играть отказывались, ибо считали себя магически незащищенными. Таким образом, возникло естественное противоречие, разрешить которое, мог только запрет на эту игру.
В устном народном творчестве апалачи есть много легенд, которые в той или иной степени характеризуют самобытность этого племени. Легенда о происхождении огня, главным культурным героем (трикстером) в которой выступает кролик, рассказывает о том, как в давние времена люди, благодаря кролику познакомились с огнем и научились властвовать над ним. Однако в период функционирования католических миссий в землях апалачи, легенды и сказки этого народа претерпели определенную трансформацию, в их содержании появились сюжеты библейского происхождения, органически вплетенные в древний контекст. Все это указывало на определенное влияние европейских, христианских культурных ценностей.
В первые годы ХVII столетия народ апалачи стал подвергаться массовой христианизации. Одной из причин, которая заставила апалачи принимать христианские ценности, и будем так говорить, «подписаться» под систему испанских миссий, является сокращение их численность в результате болезней, занесенных колонизаторами в прошлом веке.
Еще одной причиной побудившей апалачи принять путь развития белого человека стало восстание индейцев 1647 года. Восстание подняли индейцы апалачи проживавшие близ миссии Сан-Антонио-де-Бакукуа (округ Леон – И.К.), они убили трех миссионеров и сожгли миссию. Военная экспедиция, направленная губернатором на подавления восстания, индейцами была разгромлена. Однако восстание закончилось поражением индейцев, по причине разногласий между вождями, после чего верховный вождь апалачи вынужден был принять все условия колониальной администрации, то есть, посылать своих подданных на общественные работы по благоустройству территории, работы на испанских ранчо, а также строить форты и католические миссии.
В этом же году, после восстания, большинство вождей апалачи стали призывать в свои города миссионеров для совершения обряда конфирмации. В 1647 году, согласно испанским источникам крещение приняли восемь кациков апалачи.
К 1647 году на территории провинции Апалачи функционировали семь католических храмов и два женских монастыря. А в 1656 году столица апалачи город Анхаика был перенесен индейцами ближе к испанской миссии Сан-Луис-де-Талимали, построенной в 1633 году специально для апалачи.
С этого времени территория этой миссии стала центром развития культуры народа апалачи в христианский период.
С 1670 года у народа апалачи началась полоса войн. Северные соседи апалачи, племена криков, начали совершать набеги на миссии провинции Апалачи. Крики уничтожали города апалачи, захватывали пленников, и впоследствии обращали их в рабов. Глядя на бездействие испанцев, которые не могли обеспечить безопасность индейцев миссий, многие вождества апалачи капитулировали и присоединились к врагам, обратив свое оружие против испанских колониальных властей.
С началом войны королевы Анны в 1702 году (война между Англией и Испанией за юго-восток североамериканского континента – И.К.), процесс разрушения самобытной культуры народа апалачи ускорился.
В 1704 году ополченцы из Южной Каролины под командованием полковника Мура, и союзными англичанам криками, а также индейцами апалачикола, численностью 1050 человек совершили опустошительный рейд по территории племени апалачи. В результате рейда все города и миссии апалачи пали и были разрушены. Мур захватил в плен 1300 индейцев апалачи, которых крики обратили в рабов. В этом же году полчища криков вновь, повторно прошлись по территории племени апалачи. Крики хватали пленников, и заживо сжигали их на кострах, многих апалачи за их христианские убеждения крики распинали на крестах, снимали с тел кожу и четвертовали. Рейды криков 1704 года вошли в историю под названием «Резня апалачи».
Около 600 уцелевших в ходе резни индейцев апалачи бежали на территорию Южной Каролины, где поселились в местечке, называемом Саванн-Таун, в колониальный период расположенного на реке Саванна.
Во время войны племени ямаси (1715 – 1717гг.) эта часть апалачи примкнула к крикам и уже в составе племени криков вновь вернулась во Флориду по окончании конфликта.
Другая часть племени апалачи численностью около 800 человек бежала на запад в Пенсаколу (самый западный город колониальной Флориды – И.К.). Однако и там индейцы апалачи не нашли покоя и вынуждены были уйти еще западнее, в Мобил (Алабама). Там они столкнулись с невиданной ранее им болезнью – желтой лихорадкой, которая практически «выкосила» до основания все племя. Оставшиеся в живых остатки народа апалачи здесь разделились. Одна часть мигрировала в Луизиану и поселилась у реки Ред-Ривер, другая, ушла обратно в Пенсаколу, и лишь в 1718 году вернулась оттуда в свою страну на северо-западе Флориды, поселившись недалеко от бывшего испанского форта Сан-Марко-де-Апалаче. В 1728 году в районе форта существовало уже два поселения апалачи.
Кроме того, группы этого племени, проживавшие при миссиях на юге бывшей провинции Апалачи (вождество Ивитахуко), в конце 1705 года были атакованы криками, в результате чего были вынуждены уйти под защиту испанского поселения Абосайя (ныне округ Алачуа, Флорида – И.К.). Абосайя также подверглось нападению криков и после осады в течение двадцати дней все его жители, в том числе и группы индейцев апалачи из Ивитахуко, ушли к Сент-Огэстину, поселившись к югу от этого форта.
В течение последующего года, большинство индейцев из этой группы были истреблены в результате нападений крикских племен.
Когда в 1763 году Юго-восток перешел из рук испанцев и французов в руки англичан, то группы апалачи проживавшие в нескольких селениях на северо-западе Флориды, наряду с другими племенами были выселены в Луизиану, где поселились среди соплеменников, обосновавшихся на Ред-Ривер. Там они перемешались, и в итоге, в 1832 году в составе племени криков были отправлены на запад на Индейскую Территорию (Оклахома).
Маленькая группа индейцев, проживавшая на западе Флориды в миссии Сан-Жозеф-де-Эскамбе близ Пенсаколы, численностью 120 человек представителей племен ямаси и апалачи была выселена в Мексику (Веракрус).
Другая группа из 80 человек этого племени, проживавших рядом с Сент-Огэстином, не выдержав дискриминации со стороны британских колониальных властей, в 1764 году вместе с испанцами бежала на Кубу, где их ассимилированные потомки проживают и сегодня.
Численность индейцев племени апалачи по данным исследователя Муни на 1650 год составляла 7 000 человек. За миссиями на 1675 год было закреплено 6 130 индейцев этого племени. Во время рейда полковника Мура в 1704 году апалачи насчитывали 2 000 человек. По переписи населения в Южной Каролине 1715 года в четырех поселениях индейцев апалачи, мигрировавших туда в 1704 году, проживало 275 человек. Алабамские апалачи в 1715 году составляли 100 человек, хотя ко времени прибытия в Мобил их было около 1 000. К 1758 году численность луизианских апалачи составляла 100 человек, а к 1814 снизилась до 14 (по другим данным до 50) человек. Общая численность этих индейцев к 1822 году составила 150 человек.
Сегодня потомки апалачи проживают в Оклахоме и Луизиане, лишь только небольшая группа известная как Талимали по-прежнему живет во Флориде. Апалачи с 1997 года ведут работу по признанию их племени на федеральном уровне и активно участвуют в исследовательских программах по восстановлению своего исторического прошлого.