Глава 7. Осеменитель

Само Обаяние 1
Глава 6. Женское счастье   http://www.proza.ru/2016/12/05/778


Это был третьекурсник с агрофака. Маленькая Галка считала его слишком взрослым. В детстве даже один год разницы сильно отражается на мировосприятии, хотя внутри все взрослеют по-разному.

Играть с младшими позволялось только тогда, когда не хватало ровесников, в противном случае мелюзга становилась вторым сортом.
Имя Андрей Галка считала резким и грубым. Только потом узнала, что оно означает «муж, мужчина».

Все называли его Пучок. Неуклюжему имени соответствовала фамилия – Пучков. Тем летом он числился при кафедре и окучивал Галкиных соседок. Галка не вдавалась в подробности, насколько его репутация недремлющего ёбаря была реально заслуженной. Пучок интересовал её как внимательный собеседник.

Для него она была странным бесполым существом, которое он использовал для бесед на произвольные темы. Много читавшая Галка на его фоне выглядела эрудитом, её это грело.

При кобелиной сущности Пучок живо интересовался всем на свете, при этом его занимали различные точки зрения персонажей по рассматриваемому вопросу. В Галкином же исполнении встречались неожиданные и парадоксальные интерпретации, посему Пучок и помнил о ней. В другой ипостаси Галка, являвшая собой щуплого гадкого детёныша, не рассматривалась.

При всём разнообразии тем они всё чаще сползали на скользкую дорожку взаимоотношений полов, особенностей физиологии и прочие издержки кобелиной сущности оппонента. Пучковские пассии плавали в теории, предпочитая подобные нюансы исследовать на практике.

Рассматривать данные вопросы считалось непотребным, проще было запрыгнуть в койку, что казалось менее непристойным.

Обсуждение интимных тем для Галки не явилось табуированным в силу её целинности и непаханности. И коли любознательному Пучку были интересны изыскания девственницы, она с удовольствием делилась обширными познаниями, почерпнутыми из учебников по акушерству и классической литературы.
Соседки-оторвы, прошедшие огни и воды вплоть до абортов, были шокированы возможностью свободного разбора запретных вопросов.

В не меньшей степени они обалдевали и от того, что страшненькая принцесса Агнесса, «дитё дитём», бесстрашно и компетентно разглагольствует о немыслимых вещах, да ещё с кем! С ёбарем-тяжеловесом Пучком, который небезуспешно реализует свежие познания не отходя от кассы, приходуя тех же девок, в той же комнате.

Её не задевала густая матерщина, она и сама без тени смущения изъяснялась на русском разговорном.

Галка была учительской дочкой, отличницей. Но если обстоятельства требовали дать отпор, ей не составляло труда ответить так, что уши скручивало даже у мужиков из отцовского ПМК. Оказавшись там, где матерщина присутствовала как данность, Галка ничуть не стушевалась, и сочная речь чопорной тихони органично влилась в общий поток студенческой брани.

Пучок был симпатичным молодым человеком, с хорошей фигурой. Она бы непременно в него втрескалась, не будь на нём отталкивающего клейма успешного бабоукладчика. Это делало его гадким зелёным инопланетянином.

Влюбляться в актёров, поэтов она не умела ни тогда, когда понятия виртуал в обиходе не было, ни позже, когда слово стало нарицательным.

– Мне похрен, с кем, когда и где перепихнуться, но тех, кто игнорирует гандон, я считаю дебилами, – о гордое лицо парня можно было зажечь спичку.

Сидя на кровати, Андрей крутил в руках пачку сигарет.  Соседки, делая вид, что не слушают,  занимались макияжем, поплёвывая в коробочки с тушью.

– Хорош гусь, – сидя на соседней кровати, Галка открыто насмехалась. – По твоей логике, когда, где, и с кем – без разницы, зачем тогда обсуждать такую мелочь, как презерватив?

– Неизвестно, чего понаберёшься, и потом, вырабатываемый продукт не стоит пускать на самотёк, – уверенное лицо Пучка вдохновляло. Мятая рубашка была аккуратно залатана у кармана. Из синих брюк выглядывали потёртые чёрные туфли.

– «Набраться неизвестно чего», изящно выразился, это же впрямую связано с тем, что сношаешься  неизвестно с кем. Не вяжись с кем  ни попадя, и ноу проблем.

Теперь насчёт самотёка, – Галка по-хулигански сдула со лба прядь волос.– Какая тебе разница, что в дальнейшем постигнет «вырабатываемый продукт»? Целомудренный ты наш. Сперма она сперма и есть, это термин. Коль ты агроном, может, тебе ближе понятие «семенной материал»? Или «посевной»?

За столом кто-то из девчонок хихикнул. Настырный Пучок продолжал бодаться.
 
– Удовлетворение потребности организма, и связанное с этим удовольствие – это важно. Но. Я должен быть уверен, что моя… ладно, сперма – несомненно канет в небытие.

– Пучок, тебя вечно кидает в пафос. Где сперма, а где «канет», да ещё «несомненно в небытие». Скажи ещё «непременно».

– Непременно, – сигареты упали на пол.
 
– То есть – тебе важно быть уверенным в том, что твой блуд останется безнаказанным?

– Сколько в тебе яду, Агнесса… Да. Считаю важным.

– Короче, Пучок. Ты не брезгливый – как и с кем, тебе всё равно. Но при этом ты не хочешь подцепить болячку и осеменить партнёршу.

– Канэчно. И первое, то бишь болячку, и особенно второе.
 
– Опасаешься, что нечаянно посадишь себе на шею бэби?

– Это ты совсем загнула, Агнесса. Зачем до такого доводить, – в глазах собеседника мелькнула тревога. –  Процесс же длительный…

– От перепиха до появления бэби? – почувствовав правильность нанесённого укола, Галка состроила на лице невинность.

– До какого появления, не надо никаких явлений. От перепиха до… э-э…  до предотвращения появления…  К счастью, человечество освоило аборты. Но это лишняя хлопотня. И для бабьего организма вредно, – раздражённый голос собеседника вызывал сочувствие у подружек.
 
– Какой ты заботливый. Отыметь кого ни попадя – он не против, а за урон бабьему организму переживает, – Галка ощущала себя победителем.

– Перепихнуться – это же взаимное удовольствие! Вза-им-но-е! Что ты всё преподносишь так, будто я подло отымел кого-то, меня-то тоже отымели!
 
– Ага, получается, не только отымел, но и облагодетельствовал.

– Умница.

– Ты долдонил, что тебе твоя сперма жуть как дорога, ни с кем делиться ею ты не согласен.

– Докажи, что я не прав.

– Тебя жаба задавит, если твою жлобскую сперму дама пустит на косметическую маску?

Барышни, оторвавшись от разукрашивания, сидели с вытянутыми мордашками.

– Чего? – Пучок покраснел.

– Темнота, – назидательный тон девчушки мог унизить любого. – Благотворное воздействие на женскую кожу, даёт лечебный и омолаживающий эффект. А ты в унитаз, олух, – принцесса мельком поглядывала на подруг, радуясь произведённому фурору.

– Обойдутся. Без того на рожи какой только хрени не мажут.

– Особо страстные подруги обожают сперму глотать в целях достижения целебного эффекта, – сделав паузу, Агнесса подмигнула обмершим девкам.
 
– Откуль ты всей этой мерзости набралася? – не унимался Андрей, демонстративно сдерживая рвотный рефлекс.

– Оттуль. Я ж буквы знаю.

– Тем, что из меня выходит, я вправе распоряжаться по своему усмотрению.      

– Стало быть, нет смысла агитировать тебя за донорство в пополнение банка спермы.

– Эт ты счас чего выдала? – красное пятно на Пучковской щеке напоминало контуры СССР.

– Не придуривайся. Допустим, некая женщина, нежная и прекрасная, попросит тебя: милый Пучок…

– У меня имя есть.

– Андрюшик, дорогой, – гадкая улыбка скользнула по Галкиному лицу,– скажет она, заделай мне, пожалуйста, ребёночка. 

– Андрюшик-хренушик! – передразнил Андрей.– Не спёрлась мне эта некая женщина, нежная и прекрасная, что я, не найду в кого подолбиться без загонов!

– Нет у неё никакого другого мужчины, кроме тебя. 

– Типа, последний член на планете? – Андрей бросил взгляд на пламенеющие уши подруг.

– Молоток, вырастешь, кувалдой будешь. Или у неё тяжёлое заболевание, и излечиться можно только беременностью, – оторву Галку было не остановить.
 
– Свистишь?

– Ничуть. По уверениям журнала «Здоровье», происходят изменения гормонального фона. Или любит она тебя до безумия и хочет ребёнка только от тебя. При этом клянётся, что ты больше её не увидишь и не узнаешь, кого она родила. И ты у неё на глазах недрогнувшей рукой натянешь резинку? – Галка демонстративно сунула указательный палец в кулак.

– Бл…, Агнесса, умеешь накрутить… Не буду я натягивать резинку, потому что и сношать её не стану. Что это за потребительское отношение? Я что, бык-производитель?

– Ты не производитель, ты самец. Твои родители должны гордиться, их продолжением является полноценное чудо. К тому же ещё и еб…т всё вокруг, как швейная машинка. Всё, что ему под руку попадёт. То есть под другой орган. Но при этом не хочет размножаться. 

– Неподконтрольно – не хочу.
   
– Для таких безнадёжных случаев придуман банк спермы. Чтобы полноценный производитель мог а-но-ним-но осчастливить других людей. Без ущерба для собственного душевного равновесия.

– Агнесса, хорош. Башка сейчас лопнет,– сдавив ладонями виски, Пучок сморщился от боли.

– Рассуждать вредно для здоровья,– не обращая внимания на стоны собеседника, Агнесса рубила правду-матку.– Если ты так носишься со своим драгоценным семенным материалом, то необходимо осветить ещё один существенный нюанс, решающий и определяющий.

– Так называются третий и четвёртый годы пятилетки,– пытался пошутить Пучок.

– Молодца, политически подкован. Мы сейчас о ценности твоей спермы, а не о пятилетках, – отрезала Галка. –  От тебя кто-то беременел?

– Гестапо малолетнее… Надеюсь, что нет.

– Ты уникум, Пучок. Сбрасывать со счетов качество резиновых изделий нельзя. При твоём сверхактивном сексуальном статусе факт способности к оплодотворению, увы, не был доказан.

– Чего увы, чего увы?! Ничего не увы, а наоборот, слава богу.

– Чему ты радуешься, недоумок? Тому, что ты, возможно, стерилен и не способен к размножению?

– Чего это я стерилен? Ты, Агнесса, аккуратней на поворотах.

– Можно посоветовать обследоваться. А то, может, смысла нет беспокоиться за презервативы. Возомнил себя суперпроизводителем без малейшего тому подтверждения. Твой ценнейший генофонд, может, обречён именно кануть в небытие. Без дальнейшего воплощения на этой прекрасной земле.
 
– Ваш-шу мамаш-шу… – Андрюха измученно плюхнулся на кровать.– Тебя придушить мало, Агнесса. Я ж терь ни спать, ни жрать не смогу.

– Успокойся, Пучок, у таких, как ты, одноклеточных, подобная информация в черепушке не застревает.   

Последнюю фразу Галка произнесла уже в предбаннике:

– Сваливай,– из открытой двери потянуло прохладой.


Глава 8. Чердачная рапсодия   http://www.proza.ru/2017/01/09/488