ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Глеб никогда еще не был так счастлив, рядом с ним были любимая женщина и маленькое очаровательное чудо - его дочь. Бывает же так, что мечты сбываются! В Бордо ему было хорошо и спокойно, отношения с Анри были прекрасные, как тот говорил, Глеб стал его правой рукой. Вникая во все тонкости, связанные с виноделием, он сначала даже не подозревал, как и большинство людей, что это целая наука, что это так интересно и увлекательно. Знания сомелье Вадима-Мишеля его просто потрясли, он не задумывался, какой это труд - создание первоклассного вина. Анри пришлось по душе, что Глеб вникает во все тонкости виноделия, теперь он был спокоен и уверен, что его детище не пропадет - оно в надежных руках. Неплохие отношения у Глеба были и с Авророй, которая в последнее время резко сдала, это была уже не та надменная красавица, блиставшая в Петербургских салонах, время брало свое. Больше всего она любила общество Сашеньки, которая обожала таскать за уши и целовать во влажный нос Фрэнка, который позволял это только маленькой шалунье и иногда тихонько повизгивал, то ли от восторга, то ли от возмущения. Вместе они составляли прелестную картинку.
Сашенька, которая только начинала говорить, изъяснялась на "своем языке": так, например, Фрэнка вместо собаки она звала Бака, Аврора, имя которой ей, конечно, было не выговорить, стала Ав, Анри у нее был Ан, шофер Густав Гус, но на нее никто не обижался, она была ласковая, добрая девчушка. Но мама и папа Сашенька говорила четко.
Когда всем хорошо, все счастливы и ничто не омрачает жизнь, время бежит быстро и незаметно. Иногда все вместе они выбирались в Париж, но это было нечасто. Аврора была с ними, когда начались Дягилевские сезоны. Останавливались они в парижском доме Ламоля, там хватало места всем, своя комната была и у Татьяны с Филиппом. Замужество двух женщин не разъединило их, а, наоборот, еще больше сблизило. Вере было больно смотреть на отношения Татьяны и Авроры, которые не становились теплее, никто из них не хотел сделать первый шаг. И Вера задавала себе вопрос: а простила ли она свою мать, которая отдала ее сестре и ни разу не приезжала к ним и не видела дочь. "Боже, как горько от этого на душе! Это еще хуже, чем у Татьяны, - думала она, - и если бы случай не свел меня с ней, оказалась ли я в Бордо, я никогда бы не узнала, что Герман и Мария не мои родные". И все равно Вера продолжала считать их отцом и матерью, никогда в их отношении к себе она не чувствовала разницу с Анной и Лизой.
Вера с Татьяной полюбили "Русские сезоны в Париже". Они старались не пропустить ни одной новой постановки, даже два раза в Гранд-опера прослушали симфонический оркестр. Были они и на постановках оперы - "Бориса Годунова", "Хованщины", "Руслана и Людмилы", где пел несравненный Шаляпин. Но, как и всех, их покорил балет. Французские газеты с восторгом, не жалея эпитетов, наперебой восхваляли Анну Павлову, Людмилу Шаллер, но самое сильное впечатление на всех, в том числе, и Веру с Татьяной произвела Тамара Карсавина. Она была самой красивой балериной Мариинского театра, ее портреты писали художники, ей посвящали стихи:
"Вы - Коломбо, Саломея,
Вы каждый раз уже не та,
Но все яснее, пламенея,
Златится слово "Красота".
Французские критики называли ее "открытием нового мира", а ее дуэт с Вацлавом Нижинским стал настоящим украшением всех сезонов русского балета в Париже. Вера затруднялась сказать, в какой балетной партии она нравится ей больше всего: Коломбина в "Карнавале", Армида в "Павильоне Армида" или нимфа Эхо в "Призраке розы". Они с Татьяной стали настоящими балетоманами. А костюмы, созданные по эскизам Рериха, Бенуа, Бакса просто потрясали воображение изяществом и яркостью красок. Именно для Карсавиной и Нижинского были созданы балеты "Жар-птица" и "Петрушка", вызывающие бурные овации зрителей. Настоящая слава пришла к Нижинскому во Франции, хотя и в Мариинском театре он выступал вместе с Павловой, Преображенской, Кшесинской. На сцене он как будто летал, как птица, именно в Дягилевских сезонах он снискал славу "первого танцора мира". Вера и Татьяна старались посмотреть все спектакли, в которых был занят Нижинский - русский клоун, восточный раб, Арлекино. Спутниками Татьяны и Веры, в основном, были Глеб и Ламоль, Филипп не особенно жаловал балет. Вместе с Глебом они не были сторонниками шумных развлечений, а когда вместе с Анри они побывали в Мулен Руж, то сказали, что это, может быть, и интересно для определенной публики - богемы, но они к ней не относятся. Больше всех возмущался Филипп, заявив, что порядочным людям, а уж тем более, Татьяне и Вере, там делать нечего.
Так прошло два года.
КОНЕЦ ТРИДЦАТЬ ШЕСТОЙ ГЛАВЫ