Дверь церковной трапезной отварилась, и входит отец-настоятель Серафим с прихожанкой Софией:
– Пожалуйста, вот сюда присаживайтесь.
Отодвигает стул от стола, за ними следом – четверо певчих, баба Нюра – свечница и отец дьякон Вячеслав. Прихожанка Ирина, которая была сегодня ответственной за кухню, увидев всех, поспешила поставить на стол горячий борщ. Все, стоя, сразу запели молитву "Отче наш...". Священник благословил стол, и все молча сели. Закончив есть первое блюдо, отец-настоятель произнес:
– Дорогие отец дьякон и все! Познакомьтесь с нашей прихожанкой, кто не знаком, это раба божья София. Мы вот с ней рассуждали о том, что в жизни, когда человек ищет Бога, истину, то Господь открывается и приходит на помощь в трудную минуту. Когда, кажется, помощи ждать уже неоткуда, вдруг Божественный промысел приходит на помощь – и все разрешается. Этим как бы показывается, что Он, наш Отец Небесный, рядом и заботится о нас, своих детях. Я вот знаю, у отца дьякона было несколько историй. Отец Вячеслав, поделитесь с нами вашим опытом веры, расскажите хотя бы одну.
– Ну что ж, хорошо, слушайте. В детстве меня дедушки и бабушки таскали в храм на причастие, а родители мои в храм не ходили. Учился я в большом городе, в школе нам постоянно твердили о том, что Бога нет. И я на некоторое время отошел от веры, доверяясь словам авторитетных учителей. Но когда я вырос, сам стал переоценивать ценности, которым нас учили в школе, дома, в стране. Один из главных вопросов, над которыми я рассуждал, это есть ли Бог. Я часто думал: "Вот если вдруг умрут мои родители, как я переживу?" Размышлял о том, что когда-нибудь умру и я, это мне не давало покоя. Я никак не верил в то, что я умру. И я постоянно искал доказательства тому, что есть Бог, или обратные докозательства тому, что Его нет. И когда, мне одни говорили, что Бог есть, а другие, что нет, я не хотел никому верить. Для меня было важно самому понять и убедиться на сто процентов, что это так.
Настало время службы в советской армии. Меня отправили служить в хозяйственном подразделении в ВВС в Казахстане. В нашем ведении были прачечная, химчистка и баня. Последние полгода перед дембелем меня назначили начальником солдатской бани. Но, кроме меня, был еще гражданский начальник, самый главный дядька. Хотя моя должность и называлась "начальник бани", в мои обязанности входило ремонтировать краны, трубы и прочее, а также принимать уборку после того, как помоются части.
И вот однажды, наш главный начальник допустил большую оплошность, пустив мыться в нашу баню роту солдат из стройбата неславянской внешности. Они вроде пообещали ему дать краску для ремонта бани, а он за это пустил их помыться, хотя они были не из нашей части.
В нашей части была дедовщина, а у них землячество. Что такое землячество?! Например, вот десять солдат родом из Кзыл-Орды, другие двадцать – из Ташкента, а третьи сорок человек – из Баку. И эти сорок, так как их больше, и они всеми командуют, гоняют их, заставляют работать, а сами ничего не делают, а если делают, то для вида. Но тут есть еще нечто: из этих сорока есть три человека, которые всеми управляют, – и своими, и чужими.
Эти трое обычно ходили с болтающимся ремнем на талии, с расстегнутой верхней пуговицей на вороте кителя, с толстым подшитым воротником из белой ткани, который делали из простыни, разрывая ее на части. Считалось, что, чем толще это «подшива», тем круче парень-солдат. Еще у каждого была длинная цепочка с ключами, которыми они постоянно размахивали, наматывая цепочку на палец туда и обратно, прохаживаясь при этом вальяжной походкой, время, от времени покрикивая и подгоняя других. Этих основных мы называли, "бурые".
Так вот что произошло. Я стоял на первом этаже, в коридоре возле входа в предбанник, разговаривал, не помню о чем-то, с их офицером-прапорщиком. В это время проходил мимо один из этих "бурых" и специально задел меня плечом и стал на меня наезжать, как будто это я его задел. Мы сцепились, но офицеры нас разняли. После этого этот солдат вышел на улицу. Я сразу стал соображать, что мне делать дальше. Их, этих нерусских темнокожих, в бане больше ста человек, еще на улице стоят человек сорок. Выйду на улицу – там с ними столкнусь. Решил сделать по-другому. Поднялся в баню на второй этаж, там у меня была комната, как мы называли в армии, каптерка. Деревянная дверь обита жестью, внутри закрывалась на небольшой металлический засов. Закрылся, сижу тихо. Вдруг слышу, он идет и кричит: – «Гдэ-э, он?»
По-видимому, кто-то указал на мою дверь. Он подошел к ней и начал ломиться.
Дверь не поддавалась. Тогда он со всей силы стал рвать ручку двери на себя. Смотрю металлический засовчик начал прогибаться и, соответственно, длина его стала сокращаться, осталось буквально пару миллиметров. Еще пару раз дернуть дверь – и она откроется.
Я вспылил, адреналин ударил мне в голову, в глазах потемнело. Думаю, Что делать? Открыть дверь и дать ему по физиономии – получу я, но получит и он. Но какой смысл? С ним в честном поединке не выйдешь один на один. Во-первых, он сдаваться не намерен. Он всех своих держит в страхе, он у них авторитет, на поражение не пойдет. Смириться?! Допустить, чтобы он победил, и позволить себя поколошматить, – бессмысленно. Он на этом не успокоится и начнет потом глумиться дальше, чтобы порисоваться перед своими, что он крутой и бьет русского. И так может дойти дальше до гнусного надругательства, вплоть до блудного, даже до изнасилования. Внизу стоят три их офицера, которые не будут вмешиваться, даже если они услышат, что наверху что-то происходит. Они их и сами побаиваются. Поэтому, я был готов драться с ним до конца. С другой стороны, если в поединке я начну побеждать, то все равно его земляки толпой набросятся на меня и ногами забьют до смерти. И кроме того, эти бурые всегда ходили с ножами. Убьют всей толпой и не найдут кто.
Я стою за дверью, возбужденный, пьяный от адреналина, наготове, чтобы если дверь откроется, драться до смерти. Но в то же время мой мозг продолжал искать выход из этой ситуации и где-то интуитивно процентов на десять надеяться, что его можно найти, но не находит. Вот ещё один рывок, засов еще больше укоротился, еще последний рывок – и всё … . И вдруг я почему-то проговорил: "Господи, если Ты есть, помоги! Господи, помоги!" Это была моя последняя инстанция поиска. И вдруг слышу в дверях звук такой: пух! "Наверно, открылась дверь", – подумал я. Оборачиваюсь, смотрю на дверь – закрыто. Слышу за дверями хохот толпы: Ха-ха-ха. Дальше раздался звон небольшого металлического предмета, ударившегося о бетонный пол. Затем мой преследователь выругался матом и ушел. Я сел на стул и стал логически соображать и осмысливать по порядку, что могло там произойти. И тут мне стало все понятно: бурый солдат, ногами уперся в стену, и со всей силы рванул за ручку, пытаясь открыть дверь. Но ручка оторвалась от двери, и он упал, ударившись об пол, чем рассмешил своих земляков. От боли и злости он швырнул эту ручку на пол, выругался и ушел, оставив затею с моим преследованием.
Я долго сидел в своем убежище, пока не услышал шум дежурных уборщиков, оставшихся наводить порядок после помывки своей части.
После этого я часто вспоминал этот случай и размышлял о нем. Почему именно в ту же секунду, когда я сказал: "Господи, помоги!" – ручка оторвалась от двери?! Где-то на восемьдесят процентов я верил, что это было ответом на мое обращение к Богу. После этого были еще разные случаи, когда Господь отвечал на мои просьбы, иногда не сразу. Но со временем я знал точно, что Господь никогда не оставляет тех, кто с верой уповает на него. И промыслительно заботится с любовью, как Отец, о чадах своих. В этом я убедился не один раз и понял, что Он всегда рядом, и все видит и слышит.
Но эта ручка, оторвавшись от двери моей каптерки в армии, крепко прикрепилась к двери, ведущей в Небо. Этот случай, стал первой ступенькой в моей жизни, на пути к Богу.
Несколько минут в трапезной царила тишина. Все были потрясены рассказом отца дьякона, а София, обхватив руками голову, сидела, ошеломленная этой историей. Через некоторое время она проговорила:
– Боже мой, вот как родилась ваша вера, пройдя закалку через такие испытания! Я в шоке в хорошем смысле слова. Послушав вашу историю, я стала понимать, что мои житейские скорби, о которых я часто переживала и унывала, в сравнении с вашими испытаниями, являются совершено незначительными. Благодарю вас, отец Вячеслав, за искренний, трогательный рассказ.