Ещё с вечера небо сделалось тяжелым, черным, воздух застыл, было душно. Где-то пронзительно выли собаки, а люди тревожно заглядывали друг другу в глаза. Ужас в предчувствии разгула стихии, сковывал, превращал людей в первобытных, отупевших существ, стремящихся забиться в глухие уголки, уцелеть.
Ночь перед бурей выдалась невероятно тихой. Было слышно как в плавнях брехали лисицы, ухал сыч, как кружили и щелкали крыльями сотни летучих мышей. Слышался одинокий, торопливый плеск провилки, спешащего в укрытие рыбака, топот лошадиных копыт, возвращающегося охотника. Лошадь нетерпеливо фыркала и норовила пуститься в галоп, рискуя сшибить всадника случайной веткой в темноте. И только пьяная песня загулявшего Егора была единственным напоминанием о человеческом племени, притаившемся в землянках на берегах дремавшего Днепра.
Всё казалось уснувшим, но никто не смыкал глаз. Всё казалось вымершим, но ещё никогда кровь в жилах не текла с таким напором. Всё кругом погрузилось в темноту, но уже давно мир кругом не был на столько предсказуемым, как в эти часы, перед бурей.
Маленький скиф, лет пяти, украдкой пробирался к берегу. Под ивами пряталась киммерийская землянка, в которой жила маленькая киммерийская девочка. Скифы обитали в степи на сухих холмах, у них были лошади и крытые шкурами деревянные повозки, в которых они двигались вслед за отарой от водопоя в долину, укрывались от зноя и холодов. Киммерийцы, напротив, жили оседло и селились ближе к Днепру, к воде, где обитала рыба, раки, дичь, а в плавнях бесчисленными тропами бродил невидимый зверь.
«На-що ты тут? - шепотом возмущалась девочка, - мама казала, наближается буря!»
«Я принис тоби шкуру енота, - шептал мальчик, - в нас зара вси охотники повдягались в шкуры енота. Там, на круче, буде сильный витер. Я покажу тоби мисце. Одягай, не бийся, енот защитить тебе вид бури»
Девочка неуверенно оглянулась на иву и бесшумно, словно ласточка, устремилась за маленьким скифом. Где-то далеко, пронзительно брехала лиса. «Як вона жалкуэться, - говорила девочка, - мама казала, всим буде лыхо. Чуешь, як з Днипра гудыть?». Мальчик вглядывался в темноту, пытаясь угадать направление. «Вода пиджива. Буде сильный витер з моря, з ним завжды приходилы корабли з Эллады, - отвечал мальчик, - вода залье лисьи норы в плавнях, вона видчувае».
Они шли узкой тропинкой над высокой травой. Сверчки и цикады неуверенно потрескивали и тут же смолкали. Девочка всматривалась в белую полоску тропинки и трогала мальчика за плечё: « Стий. Гадюка, - говорила она указывая рукой, - та змийка на охоти. Давай заждемо». Черная строчка, извиваясь, быстро исчезла в траве. Где то шуршал листьями и фыркал ёж. Степной кот, таясь, перебегал из плавней на пригорок и неслышно перепрыгивал с пня на корягу, распугивая ночных птиц. А далеко, где небо соединялось с водой, начались синие сполохи. «То Геракл. Вин бьеться с змием. Так каже Таргитай, мий батько - гордо говорил мальчик, - уси мислывци цией ночи повдягалы сбрую, взялы мечи» .
Тропинка становилась узкой и крутой. Из под ног сыпалась глина и девочка хваталась за руку мальчика. Наконец, они взобрались на ровную площадку. Дальше был глубокий обрыв глиняной кручи и там, глубоко внизу блестела в заревах электрических стрел живая днепровская вода. Тут, на вершине, уже гудел ветер. Порывы делались яростнее и доносились звуки грома. Буря приближалась и срывались крупные капли дождя. Их удары по земле, лицу, по рукам становились громкими и хлесткими, и наконец, всё слилось в непрерывный вой. Маленький скиф, натянул тетиву лука и пустил стрелу. Небо озарилось вспышкой, а дети, восторженно вскрикивали. Мальчик крепко сжал ладонь девочки, развел руки, от чего кожаная накидка натянулась между рукавами и поясом, а неистовый ветер надул шкуру как перепонку на крыльях летучей мыши. «Давай разом, не бийся», - кричал он девочке. Их тела становились невесомыми. В очередном порыве они подлетали вверх и с хохотом, сводя руки, опускались на землю. Медленно разгоняясь, как сорвавшийся в ущелье валун, глиняная круча неслась навстречу огненным вспышкам. Ветер свистел в ушах, дождь хлестал по лицу, а маленький скиф сжимал лук, другой рукой крепко удерживая ладонь девочки. Она смотрела на него исподволь, снизу вверх. В огненных вспышках его мокрое лицо казалось мертвенно бледным. Он вновь натягивал тетиву и вслед за стрелой вспыхивал горизонт.
«Дивись, там! - кричал он возбужденным, срывающимся голосом, - Корабель з Эллады! То Геракл, наздогоняе змия!» И скиф вновь пускал стрелу и подпрыгивал в воздух.
«Хе-ге-геей!» - кричал мальчик.
«А-га-гаа!» - кричала девочка, отрываясь от земли. И ей казалось, что она видит косые подбитые паруса эллинских кораблей. Дождевая вода стекала по её растрепанным волосам. Струилась по шее, спине но девочка не чувствовала её и только вздрагивала в восторженном ознобе. В этот миг, жалела она свою маму, бабушку, своих братьев и сестер, что в страхе и ужасе жались друг к дружке в мрачной землянке, там, внизу, у берега разгулявшегося в шторме Днепра.