ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Был прекрасный летний день, светило солнышко, не было даже легкого ветерка. Сад благоухал розами. В нем царили тишина и покой, такие же, как на душе у Веры, которая сидела на своей любимой скамейке в тенистом уголке сада. Тихонько журчал фонтан, под звуки которого так хорошо вспоминалось.
Конечно, было приятно, что Андрэ сделал ей предложение, и она ответила согласием. Но была ли она влюблена в Андрэ? Даже сейчас Вера затруднялась ответить на этот, заданный самой себе вопрос. В большей степени ей, наверное, просто льстило, что он выбрал ее. Влюбленность проходит, влюбляться можно много раз, а вот любить один. Но раньше Вера не задумывалась об этом, хотя Татьяна говорила ей это неоднократно.
Татьяна была права, ведь ничего не изменилось в их отношениях с Андрэ - ни страстных волнений, ни поцелуев. В эти дни она часто думала о сестрах - об Анне и Лизе, особенно о Лизе. Вере нравился Иван, когда он смотрел на Лизу, глаза его загорались от счастья, и этот свет отражался в Лизиных глазах, они были, как две половинки одного целого. А как они заботились друг о друге и старались сделать приятное. Глядя на них, хотелось сказать: "Боже, какие же вы счастливые!". А вот отношения Анны и Наума складывались по-другому. Может быть потому, что характер у Наума был не такой открытый, как у Ивана. Чем-то они напоминали ей ее отношения с Андрэ. Да и сама Вера чувствовала, что холод, поселившийся в ее душе после Ваганьково, не растаял, да и что было бы с ней, если бы не Татьяна. И стихи она почти не писала, не было душевного порыва. Иногда ей снился один и тот же сон: холод, снег, телега с убитыми и среди них она, Магдалина. Она не смогла рассказать Андрэ о своем прошлом, хотя в душе понимала, что это неправильно, получается, что она обманывает его, но что-то ее останавливало от этого шага.
Прошел один, второй месяц. Весело отпраздновали Рождество.
В гостиной стояла красавица-елка, Татьяна и Вера принимали гостей и сами ходили в гости. Веселее всего было у Азалии и Вадима, чему способствовали ее собачки, "в гости" к которым приходил и сэр Джордж Форсайт Клуни, были и Бэлла с Моисеем, Мефодий Васильевич и Агриппина Марковна, Кэт с мужем Борисом, Нинон, которая была
в "поиске" и еще десятка полтора гостей, которых Вера недостаточно хорошо знала.
А вот Глеба не было, если бы это был Петербург, он обязательно пришел бы к родителям на Рождество. И даже в эти веселые праздничные дни Вера с грустью думала, что скоро придется покинуть дом Татьяны, который был для нее родным, Татьяну, которую она полюбила всей душой, Полину, которая заботилась о ней не меньше, чем о Татьяне. И как же она была рада, услышав предложение Татьяны остаться в этом доме вместе с Андрэ после свадьбы! Зачем снимать квартиру, жить в чужом доме, когда любая часть особняка будет в их распоряжении?
Как ни странно, но это предложение Татьяны пришлось по душе и Андрэ. Вере показалось, что он даже вздохнул с облегчением, это лучше, чем на съемной квартире - не надо заботиться о кухарке, прислуге, горничной. Иногда у Веры мелькала мысль, что он жалеет о сделанном ей предложении, что это был импульсивный порыв, что "спектакль" зашел слишком далеко. Укрепило в этой мысли ее и то, что он совсем не огорчился, что она с Татьяной на некоторое время поедет во Францию. А может быть, она все придумывает? Ведь она не хотела бы жить так, как Кэт - почти каждый день выяснять отношения даже при чужих людях. Или Андрэ в союзе с Верой спасался от не дававшей ему прохода Нинон? У Веры не было замужних подруг, а все бывшие ее друзья, оставшиеся в той жизни, были связаны с революцией, с сестрами в то время она была не особенно близка. Сейчас она называла себя романтической революционной дурой, но время вспять не повернешь. Отец и мать - ну это совершенно иное, вместе они жили давно, а такой жизни, как у Ольги с мужем, она не хотела. Иногда на месте Андрэ она представляла Глеба, но это были лишь мечты. Где она? Где он? Его положение в обществе и она, которая живет под чужим именем и фамилией?! Рассказы Татьяны о замужестве приводили ее в уныние. Вот с такими мыслями уезжала Вера во Францию.
КОНЕЦ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЙ ГЛАВЫ