Записки Галины Глёк. Валя и Вовка

Вера Третьякова
Когда мама уезжала в Германию, она мне сказала: «Оставляю тебе свой крест».
Мамин крест – это её младшая сестра Валя, которая не жила, а плыла по течению, и моим родителям приходилось периодически её вытаскивать из разных жизненных водоворотов.
Пусть меня Валя простит в своём лучшем мире, если ей не понравится что-то из рассказанного.
Я, её старшая племянница, никогда не испытывала к ней неприязненных чувств, и до конца её дней старалась делать для неё, что могла. 
Известная фраза «о покойниках или хорошо, или ничего» на самом деле заканчивается словами «ничего, кроме правды».

Валя окончила торговый техникум и сначала работала продавцом игрушек в центральном универмаге. В молодости она была привлекательной, имела ладную фигурку и всегда была чрезвычайно аккуратно одета. Чистота и аккуратность – её отличительные черты и в быту.
Бабуся когда-то сказала моей маме: «Нина, если в старости мне придётся жить с одной из вас, то уж возьми меня к себе ты. У Вали стакан на стол поставить – и то сначала донышко обтереть надо».   
 
Валя сначала жила с нами в комнате в 14 квадратных метров, потом вышла замуж недалеко от нас, но вскоре последовал развод, основной причиной которого, я думаю, была её бездетность. Отец на руках принёс назад её небольшое приданое.

Второй раз она вышла замуж в другой район города и нашла работу в галантерейном отделе небольшого магазина. Моя пионерская форма в то время была предметом зависти одноклассниц, так как состояла из бархатной юбки и китайских блузок, расшитых белым шелком или с выбитыми кружевными воротничками, - тогда китайские товары были превосходного качества.
В торговле была коллективная ответственность за недостачу, и, когда она возникла в магазине, где работала Валя, то всех продавцов уволили без права работы в этой отрасли.   
 
Вскоре последовал и второй развод, а Валя устроилась работать на фармацевтический завод на окраине города, за глазами у всех, где, видимо, стала утешаться спиртом. Вскоре за вынос спирта она была уволена и выслана года на два на поселение в какое-то село на севере Кемеровской области, откуда она писала домой хорошие, полные раскаяния письма.

После возвращения домой и пересеклись линии жизни её и Вовки – по-другому за глаза его в нашей семье не звали – я бы сказала, не просто пересеклись, а согнулись крючками, чтобы зацепиться друг за друга намертво – в прямом и переносном смысле.

Вовка работал на заводе. Когда служил в армии, то однажды он попал в аварию, во время которой вылетел через лобовое стекло. После этого он боялся быстрой езды, - если скорость машины возрастала, у него начинались непроизвольные покашливания. Он вообще был труслив во многих жизненных ситуациях.

Однажды в Апанасе они с бабусей были дома вдвоём, когда внаглую, молча, в калитку вошли два мужика и прямиком прошли в огород. Тогда не запрещено было сажать мак, и бабуся всегда его садила. Мужики бритвами иссекли коробочки маков в стадии молочной спелости, собрали появившийся из них сок и так же, молча, ушли. Бабуся, оторопев от всего этого, стояла столбом и соображала, где же Вовка, когда увидела его, спускающимся с чердака, на котором он прятался. «Хорош у меня защитник» - подумала бабуся.

Вовка не гнушался никакой работой, был услужлив, видел, где может помочь, и всегда помогал, был такой же, как Валя, аккуратист и чистюля, - а с другим она не смогла бы иметь общий быт. Одет он тоже всегда был «с иголочки», и, когда однажды я пересеклась с его терапевтом, тот в изумлении мне сказал: «Я - опытный врач, но я и заподозрить не мог, что он алкоголик». Дело в том, что пьющий народ обычно стесняется своего порока, испытывая чувство вины, прячется во время запоев.

Те алкоголики, которых я знала, – люди, о которых я не могу сказать ничего плохого. Безвольные – да, но, как правило, добрые, работящие, нежадные, отзывчивые бедолаги, не имеющие какого-то твёрдого стержня внутри. Возможно, у таких людей отсутствует какой-нибудь ген стрессоустойчивости, малейшие неприятности выбивают их из равновесия, и помочь себе они умеют только одним способом – выключив себя из жизни на какое-то время.

Есть у меня претензии за пьющих людей и к государству, в котором мы жили. В проектном институте, в группе программистов, состоящей, в основном, из женщин, работал Коля (фамилию уже не помню). Нормальный, семейный парень, активный, весёлый и открытый. Пришла разнарядка: 1 человек из группы должен отработать 1 месяц на заводе металлоконструкций, - понимаете ли, не хватает на заводе людей, умеющих гнуть арматуру. Первый и единственный кандидат, естественно, Коля – не женщинам же гнуть железяки.
Для работяг, занимающихся тяжёлым физическим трудом, выпить после смены пива или водки «с устатку» является нормой. Коля не смог вернуться в институт, месяца работы на заводе ему хватило, чтобы его молодая жизнь была пущена под откос. Его потом периодически встречали в городе в самом непрезентабельном виде. Это были 1980-е годы.

На кондитерской фабрике работал пьющий парень, в котором я с удивлением узнала соседа по подъезду, их балкон мне был виден этажом ниже. У него была жена, маленькая дочка и безумная мать. Зимой на балконе можно было увидеть противни с пельменями – несомненный признак благополучной жизни, а летом я иногда видела несчастную пожилую женщину, иногда бывающую и буйной. Будь у этого парня возможность купить хотя бы подержанную машину, возможно, это иногда бы остановило его от лишней рюмки, но что можно было купить, работая в цеху по выпуску конфет, и на какие заработки можно было  снять квартиру, нанять матери сиделку, и как растить в такой обстановке маленькую дочь? Жена, забрав ребёнка, вскоре уехала от него, а он, напившись, убил свою мать, видимо, воспринимая её за источник своих бед. Это были 1990-е годы.

Уверяю вас, сейчас ситуация для людей ничуть не лучше. Государство заботится о своей мощи, защищает имеющиеся территории и ресурсы, а люди как никогда не пользовались этими ресурсами, так и не будут пользоваться.

Но вернёмся к нашей парочке. Валя работала переплётчицей у папы, потом туда же устроился и Вовка, конечно, иногда и делая прогулы по «уважительной причине». Но они хотя бы держались на плаву и были под каким-то контролем.   
Мама на коленях уговорила Валю лечиться, и, надо сказать, она семь лет не брала в рот ни капли алкоголя, в это же время она рассталась и с Вовкой.

Трезвая жизнь – жизнь не очень интересная: ни попраздновать, ни с друзьями посидеть. Через семь лет в Валину жизнь вернулись и Вовка и водка, но у Вали  на эту жизнь уже не хватало здоровья, пить она уже не могла. У Вовки таких проблем не было, он обладал отменным здоровьем, лишь иногда только мучился радикулитом. Тут их интересы стали расходиться, и они стали раздражать друг друга: Валю стали злить его запои, а Вовке перестала быть интересной подруга, не желающая составить ему компанию. Я чувствовала, что, будь его воля, он бы от неё уже избавился.

Валя с Вовкой жили в 2-х комнатной квартире в новом доме в хорошем районе, и когда у Вовки случался запой, он отлёживался в маленькой спальне, не отравляя своим видом жизнь жене, но однажды, подходя к их дому, я с удивлением увидела, как вещи и хозяев двушки грузят в кузов машины.
Оказалось, их нашли деловые люди, забрали их квартиру себе, а им предоставили маленькую однокомнатную квартирку на последнем, пятом этаже старой хрущёвки, - спасибо, хоть так, могли и на улицу выбросить. Была символическая доплата: мешок сахара и ещё какая-то мелочь.
Я думаю, у Вали с Вовкой была иллюзия на новом месте начать жить по-другому, но на то они и иллюзии, чтобы оставаться иллюзиями, - вскоре и новые соседи смогли их увидеть не в самом привлекательном виде.

На эту квартирку они оформили завещание на меня, вдвоём принесли его и сами попросили заботиться о них, хотя мы и так с Володей старались делать, что могли. Я устроила Вовку кочегаром на кондитерскую фабрику, зная, что прогулы возможны, - чувства стыда за пьющего родственника у меня не было.
 
На дачном участке у нас стоял старый строительный вагончик с крышей, протекающей в некоторых местах, пока Володя не превратил его в комфортный домик, но и в этом вагончике Валя с Вовкой с удовольствием проводили лето, выращивая овощи и делая, что могли.

Всё кончилось страшно. В 1996-ом Валю увезли в больницу после падения в лестничный пролёт с пятого этажа на четвёртый. Я пошла в кочегарку узнать подробности у Вовки. Он, выдавая себя, сразу закричал: «Это не я, она сама упала, милиция приезжала». От Вали тоже ничего нельзя было добиться, она молча лежала, как мешок с костями. Только потом, поправившись, на мой прямой вопрос, она кивнула головой, но они и потом продолжали жить вместе. Вовка вёл их небольшое образцовое хозяйство, на нём же были магазины.

Валя была беспомощна, хотя и на своих ногах. Она не понимала, например, изменившиеся деньги, вообще, была далека от жизни, то есть была зависима от мужа, но Вовкины запои её страшно злили, и однажды, не выдержав, она плеснула ему в бутылку каустик. Если кто не знает, это вещество для растворения пробок в трубах, но при случае оно может также растворить и трубу. Вовка попал в больницу с язвой желудка, однако Валю никто ни в чём не заподозрил, так как в то время были часты отравления водкой подпольного производства. Лечился Вовка долго и педантично, каждый раз перед едой, где бы ни находился, он неукоснительно натирал картошку и пил картофельный сок. Язва затянулась.

Прошёл год. В то время мы с Володей часто мотались в Новосибирск, Валя с Вовкой оставались в нашей квартире с котом и собакой. Однажды в воскресенье в декабре мы были в Новосибирске и с утра собирались ехать домой. Когда я укладывала сумки, меня отчётливо посетила мысль: «Надо закрыть все замки, потому что когда мы окажемся в сугробе, то вещи рассыплются».
 И действительно, где-то на середине пути, на скользкой дороге, нас развернуло на встречную полосу и сбросило с дороги в сугроб. Испугаться мы не успели, сами выбрались из машины, но пришлось подождать помощи. Остановилась буровая установка и с помощью троса вытащила нашу четвёрку из сугроба на дорогу.
Подъезжая к Новокузнецку, мы каким-то образом свернули не на ту дорогу, - это при том, что дорогу знали, как говорится, как свои пять пальцев. Позднее Володя скажет, что нас держал за руку чёрт, чтобы мы вовремя не успели вернуться.

Когда мы поднялись в квартиру, растерянная Валентина сообщила нам, что Вовка только что умер, - пошёл полежать и умер во сне. У него были боли, думал, что обострилась язва, и, наотрез отказавшись от «скорой», в понедельник собирался к терапевту. Оказалось, сигналило сердце и остановилось, не дождавшись помощи, - мы бы, конечно, настояли на неотложке.

Мы, естественно, забрали Валентину к себе, однако, и её таймер уже был взведён на последний интервал. После ушиба у неё медленно умирал мозг, проявлялось это в отмирании физиологических функций – одна за одной. Два года она ещё была на ногах, потом на полгода слегла, чтобы уже не подняться.

Мой сын не устаёт повторять слова Страшилы: «Главное в человеке – мозги!», и это истина не только в переносном, но и в буквальном смысле: без команды мозга мы не можем даже палец согнуть.

Вот такая история двух людей, которые не могли обойтись друг без друга и которые помогли друг другу перебраться в лучший мир.
Я несколько раз посещала католические проповеди и в одной из них услышала призыв молиться и за тех, за кого некому молиться:
«Господи, даруй всем прощение!»


Фото: Валя в Казанково.


Продолжение:  Владимир Иванович  http://www.proza.ru/2017/01/03/1137

В начало: Вступление  http://www.proza.ru/2016/11/02/1374