ШВАРТОВКА К БЕСКОНЕЧНО ДЛИННОМУ ПРИЧАЛУ
Почему мы не встретились раньше ?
Почему, почему, почему ?
Ты была бы иною, вчерашней,
Предназначенной мне одному.
Юрий Поляков
***
Иногда кажется, что её просто не существовало, или, вернее, - не было вовсе. Пролетело, отошло, просто из кошмара одного какого-то, далёкого сна. Но теперь и ясно - было сумасшествие…
- I -
Сначала мы устроились хорошо, в углу зальчика, с обзором на всех, но удивлённые вопросом барменши : "вы заказывали?" и удалённые ею, раздосадованные, пересели на другие , менее удобные места, у самых почти дверей, так, что все входящие о нас буквально спотыкались, - именно здесь оказался пустым, столик этот, с четырьмя стульями , два из которых и заняли мы. Грищук, наш на судне "второй старпом", с которым я пришёл, был сильно недоволен и высказывался определённо и ясно, что "на фиг мы сюда припёрлись" и вообще, нечего было переться в такую даль и я сам подозрительно уже осматривал сидящих вокруг женщин, явного предпожилого возраста, со старушечьими ликами, или откровенно разодетых-раздетых, стреляющих взглядами по сторонам, верных стервоз. Парень, подошедший к нам с чашкой кофе и попросивший места, был отправлен мною к последнему незанятому столику, прижатому к стене с офортами над ним, с тремя ,оставшимися, пустыми стульями. Все располагались ,приготовились и вот вроде, в красном углу , у окна, подошли настраивать караоке и ещё , через минуты, бархатный мужской голос приветствовал гостей и слащаво запел старую, но ещё не позабытую песню моей далекой юности…
Как получается привязанность к женщине?Ярким озарением, вспышкой нехватки воздуха, вдруг застучавшим неожиданно сердцем? Нет, теперь это был жестокий и необходимый выбор. Некуда было деваться. Поэтому, когда подсели вновь пришедшие, не очень интересные и даже совсем не красивые женщины, ничего не шевельнулось у меня внутри, но примеряться к какой-нибудь одной из них я начал сразу. Та, что сидела ближе, справа, явно проигрывала, - заметными морщинами, нескладностью лица, извиняющей какой то, умилительной улыбкой, а другая, что была напротив, привлекала сильнее, - строгими, из под чёрных бровей , глазами; не полной , но и не худой фигурой; располагающим, примирительно-ожидающим смехом, приглашающим, призывающим будто к дальнейшему общению. Мы с ней два раза станцевали, Грищук - один, и ещё раз, из вежливости, я - с правосидящей, Людмилой. Время кабачное дорого, быстро кончилось и мы вышли, все вместе, на тёмную февральскую слякотную погоду. Удивительно, что Света, Светлана Михайловна, - как звали " мою", - жила в доме рядом, прямо напротив кафе, на первом этаже, в двухкомнатной квартире. Когда мы вчетвером вошли туда и я увидел, через непритворенную дверь ванной высокую, в углу, душевую кабину, сразу вспомнил об отсутствии в своих "апартаментах" , на судне, - горячей воды. Ровно через месяц нашего здесь пребывания её отключили. И я стал добиваться Светы следующие за субботой три дня, весь день воскресенья , в понедельник с вечера до полуночи в другом уже кафе и во вторник, распалившись до неприличия, мчался к ней поздно опять, в темноте, с оттягивающими пакетами, дрожал от нетерпения и не желал ничего, кроме этой маленькой черноокой женщины, с лёгким её юмором, неизвестным возрастом , подкупающей наивностью и обезоруживающими признаниями. Да, она жила одна. По квартире ещё разгуливал, видом показывая, кто хозяин, лишь откормленный, жирный кот. Муж, гражданский , погиб полтора года назад, утонул в озере, а единственная дочь, прожившая 25 лет без отца, теперь находилась в столице, отсюда за 200 километров. У той "друг" из Парижа, служащий банка и Света ездила туда к нему, будущему зятю, сдав для этого экзамен на гражданство, прошлой осенью. Этим и привлекала? Да нет, может, не только. Возможностью интеллектуального секса, когда после "дела" , слияния, интересно было поговорить… Я чувствовал её ровесницей, но всё же надеялся, что она помоложе, может, лет даже на десяток ( дочке двадцать пять, а родила в двадцать, - вполне). Но ведь завлекла, заворожила, тем призывом в телефон , когда я опаздывал к ней, во вторник : "Ну тогда, мой милый , останешься на ночь !" и тем , конечно, поцелуем, страстным и долгим, в ту воскресную полночь, когда я на пороге , задержался на её губах и она ответила - жадно, нетерпеливо, бормоча при этом, как давно этого не делала…
Купленный коньяк я выпил почти что весь сам ,полную поллитровую бутылку , в течении двух или более часов, потом разделся до наготы и попёрся всё таки в ту вожделённую кабину в углу ванной и ожидал её после, в чистой накрахмаленной ,пахнущей дезодорантом ,постели ,пока плескалась она; державшуюся столько месяцев, восемнадцать, и решившая спать со мной, бесповоротно, все последующие пять, и отдавшаяся мне, как брошенная на костёр , - "всё горело внутри…" Мой напор о женитьбе, отчего то сразу после, слетевший с уст, она отмахала руками, будто защищаясь от назойливых жалящих ос, а я, допив остатки в бутылке , поднялся , вышел из кухни, добрел до кровати и рухнул в неё, забылся коротким, до шести утра, сном…
Судно наше, стоявшее у причала судоремонтного завода, пришло от западной части Африки, на переоборудование и ремонт, на полные шесть, с середины января, месяцев. Условия стоянки - неприхотливые. К холодной воде присоединилось отсутствие иногда слива унитазов, а к окружающему воздуху - взвеси от сварочных газов. Самое интересное, что мы прибыли из за границы, а вроде бы как бы и нет, потому что бывшая республика империи, вместе с тремя себе подобными, поспешила отделиться от ненавистного большевистского ига, но утонула в нищете, спряталось под крылышко могущественного Запада, а тот её и не жаловал, определил пока на самый низкий, последний уровень жизни в союзе. И одна язвочка, оставленная «оккупантами», без их, впрочем ,прямого участия, осталась, - потрясающее демографическое убожество, - на пять женщин один мужик. Я ещё этого не знал и даже о том не догадывался, когда до Светы, в течение месяца , занимался поисками для собственного тела. И я бы так не "разорялся", если бы не был одиноким. Скитания по морям, длительные отсутствия на «берегу» сделали своё неблагодарное дело.
Первой женщиной, на которой я "остановился", была Сандра,- тонкая светловолосая красавица из общества клуба сахарного завода. Здание ещё сохранялось, учреждение функционировало, хотя из клубных функций остались только игры на бильярде да аренда для гульбищ. Чаще всего здесь игрались свадьбы, но также происходили дни рождений и юбилеи. Доживала тут и большая ,тысяч на двадцать томов, библиотека, но устаревшая, из книг, поступивших до обвала, пятнадцать лет назад, и с третью фонда на местном языке. Я копался в этих развалах, ошалевший от такой возможности , приобретать всё , что мне понравится, разочарованный убогостью многих полок, но сумевший, однако, отобрать в каждом из нескольких разрешённых посещений для себя самое лучшее. У директорши клуба, дозволившей мне потрошить хранилище, с невыразительной внешностью и показной вежливостью, с запоминающимся именем Бенита ( ассоциация с Муссолини) и была в подругах ,помощницах, та самая Сандра, - любвеобильная , как я уже потом, гораздо позже, узнал. Она то и потащила Бениту на второй этаж библиотеки , где я копался, поглазеть на меня, попереставлять для вида томики , с непонятным для меня языком. Комплименты мои ей, вместе с врученной, заготовленной мною заранее для подобных случаев бумажкой с телефоном, её не тронули и воздействия не произвели. Потом я её видел иногда после, но интереса к ней , видя её безучастие, не выказывал. В директорском кабинете, на нижнем этаже , куда я притаскивал , для контроля, отобранные книги, Бенита, просматривая корешки , всегда , хоть одну книгу, но отставляла , давая , видимо, этим понять ,что она ещё начальница и толк в литературе понимает. Я слишком поздно подобный её приём раскусив, в последние два раза , однако , притаскивал один, не очень мне нужный, но достаточно ценный экземпляр, намечая ,что отложат его ,и действительно, именно так и происходило , - директорша оставляла именно тот, заготовленный мною "шедевр", - на столе. По другому относилась к отобранному Яна, уборщица, подчинённая Бениты, когда той не было,- она просто мне махала ручкой на прощание. Библиотека, тем не менее, через два месяца существование своё прекратила ; книги растащили , раздали ,увезли на свалки и в макулатуру. А в залах наверху поставили койки для приезжих рабочих из Европы, гастарбайтеров, присланных ставить и монтировать новое оборудование, для перевода технологии производства сахара, от свеклы на тростник.
Другая попытка приобрести себе в подруги женщину была связана с моей работой. В первые дни , женщина-хирург, в возрасте за сорок, к кому я привёз своего больного , поначалу вызывала только раздражение. Вызвав меня после беглого осмотра пациента, в кабинет, она развернула передо мной на столе лист чистой бумаги и предложила нарисовать манипуляцию, какую я должен был сделать с вросшим ногтем. Если б она знала про мои антисанитарные условия на корабле, она бы такого не предложила и потому я, как мог вежливей ей ответил, но антипатию на неё затаил. И почти забыл о ней , но через три недели она снова о себе напомнила - запиской и с телефоном, от обратившегося от меня другого больного, в приёмный покой больницы, где докторша подрабатывала. Позвонив ей, я ничего, кроме дежурных профессиональных фраз не услышал, но заинтересованность с её стороны почувствовал. На следующий день я узнал от вездесущей Яны о чудесном враче, с немалым опытом, с практикой аж в Афгане и , между прочим , жене моряка. Снова я тщетно пытался связаться с медичкой по телефону, но он молчал. Я подумал , что она просто отключает его, на определённый номер и мой интерес, к более близкому знакомству с коллегой, - поугас. Через день-два я назначил свидание ещё одной, которую вычислил по газете, по одному из объявлений, некоего учреждения, не связанному, впрочем, со знакомствами. Разговоры мои с ней меня вдохновили и я отправился на встречу в ближайшую субботу, вечером , около кафеюшни с недоброй репутацией, прямо рядом с тем местом в порту, где мы стояли. И когда это новая моя знакомая приближалась ко мне, в уже давно наступившей темноте, стремительно, я узнал в ней врача-хирурга! Мне стало не по себе, мне хотелось тут же сбежать, исчезнуть и я уже намеревался это сделать, как свет фонаря, прошивший приближающийся объект, сомнения и страхи мои развеял - черты лица я сумел различить , - это была не хирург… Погулял я с новой пассией славно; мы свалили в другую, близко расположенную кафешку, вылакали там на двоих целую бутылку шампанского, заказанную вначале , но потом усугубили выпитое водкой; подруга жаловалась, что муж её бил, "пи…л , как сидорову козу" - и, наверное, было за что , потому что я эту "козу" еле-еле довёл до дома, благо тот был расположен недалеко - стандартная пятиэтажка с высоким , на который мы едва забрались , чуть не падая - крыльцом.
Были ещё женщины на судне, но, как и всегда тут , - примитивны, расчётливы, и жадны. Жизнь заставляет. Ходят в море с единственной целью - оббирать мужиков, потому что выбор, - присутствует. Но, как правило, морячки те так и остаются одинокими, бедными и несчастными. А это ещё больше обостряет черты их закалившихся характеров, почти что всех ещё к тому же пристрастных к алкоголю… Буфетчица Анечка казалась воспитанной, интеллигентной и даже привлекательной, взявшей армянско-казачью кровь, от отца-лётчика, аборигена и мамы-журналистки, с Хопра. Она выцедила у меня все мои запасы спиртного, пока мы шли, в течении двух недель, от Канар, - три пакета вина, упаковку пива, в двенадцать банок, и разведенную, под водку, "литруху" медицинского спирта. Когда это всё она прикончила, флиртуя для виду со мной, после общаться перестала, переметнулась к старому приятелю , раньше с нею ходившему, - матросу. А когда кончились запасы у того, добывала их через услуги у кэпа, благо тот тоже не чурался молоденьких сексапильных особ… Другая на судне, прачка, оказалась замаскированной коммунисткой, выгнанной когда то за потребления, со своей ответственной, секретарём парторганизации фабрики, работы, в горбачевские времена. Но всё другое при ней осталось - жеманность , личико, фигурка. И постепенно я увяз в её ложном характере и, с трудом, но всё же отказался от неё, - хотя она уже побывала в моих объятьях, и я даже прикоснулся устами к её призывным пухлым губам, но она сболтнула что-то, где-то, кому-то, лишнее про меня , и будто такое неприятное , хлёсткое, - запустила мякишем ,превращённым в камень… Потом случайно, мельком, с этой Усатовой, конечно , общался , - от этого на судне не уйдёшь, - но медленно и верно , из под её влияния ,- уходил.
…Двух недель , а всего то за три посещения, на выходных ,вполне было достаточно, чтобы я к Свете прикипел окончательно. Её черты характера, поведение, повадки, привычки, импонировали мне. Во-первых, - она оказалась чистюлей, аккуратисткой, и это мне нравилось. В доме поддерживался идеальный порядок; везде было прибрано, одежда вовремя стиралась; чётко платилось за жильё ; по строгому расписанию, на проездном, она ездила в автобусах ; коту регулярно покупался корм, и он был приучен к унитазу. Во - вторых, она старалась прислушиваться, если что-то такое внушал ей я. Была обязательна, когда нужно было где то встретится вовремя, позвонить к часу. И дотошная ко всему, и не особо искушённая, она старалась допытываться истин после упражнений в постели. Почему так , а не эдак? Где чувствительнее зоны? Какие лучше позиции? Мы производили "разбор полётов" после каждого сближения, будто важнее разговоров для нас не существовало. Я так проникся к ней, что всё буквально позабывал на свете. Одиночество, разъедающее меня, эти колочения от безысходности по ночам в подушку, замирания в груди в свой день рождения на судне (пришлют ли телеграмму?), этот застой биологических жидкостей в протоках, эти вскипающие, но потухающие остатки стремлений, это истребление себя в алкогольном дурмане, это беготня прямо таки сатанинская, по злачным местам , в поисках вожделений - прямо таки сразу всё забылось. Была одна только Света, её раскрепощённость, такт, спокойствие…
Цветы продавались на каждом углу, так же, как много бегало и кошек по этому городку. Последнему были объяснения. Животных оставили хозяева, поуехавшие отсюда за несколько постсоветских лет. Город за стотысячным населением, бывший вторым по количеству жителей в республике, опустошился наполовину. В Военном, так называемом Городке, - переименованном, естественно, по-другому, стояли целые кварталы пустых, с глазницами окон , - домов, рядов пятиэтажек. Впечатление как от прошедшей войны, которая, впрочем, задела этот город в полный срок, от первого и до последнего дня, все тысяча четыреста восемнадцать дней, от первоначальной обороны с 23 июня и до сдачи в плен частей вражеской группировки, прижатой к морю, 9 мая. Памятник защитникам города, простой и величественный, в многофигурной композиции, устремлённый к центру, поначалу, в годы второй независимости , хотели снести, но посчитали оставить, никому ж не мешает… Перекрёсток около дома Светы, хотя и не центральный, можно назвать цветочным ; продают в магазине отдельном, в салончике через дорогу, и на базарчике рядом. Близко, однако, кладбище , и этим, наверное, объясняется обилие этих пахучих разноцветных стебельков. Кроме букетов мною, естественно, покупается и еда, продукты. И вот тут то я спотыкаюсь. Она меня всегда уличала. Высматривала ценники, и укоряла за то, что я трачусь, не там отовариваюсь. Ближний минимаркет был дорогим, а тот, что подальше , - из сети дешевых, со всяким скидками и даже на алкоголь, если есть специальные, фирменные карточки. Я придавал этому значение позднее, гораздо позднее , месяца через три, - когда ресурсы мои истощились… Итак, в этих "полётных" разборах, накануне женского праздника, у них, впрочем, не отмечаемого, мы договорились, докатились, как говорится , до самого низа, - "можно ли пробовать органы на язык?" Ей захотелось изыска и я поласкал её там, в самой сути. Моё гинекологическое прошлое сработало во мне автоматом. Я учуял ненормальность. И сбежал от неё. Сначала на диван, в смежной комнате, придумав причину, а потом и ушёл из дома совсем, наворотив, наговорив оправданий, и напрямую ей высказал правду лишь минуты спустя, как только вышел. И голос возражений, и в истерике, по её звонку, - что тут было! - услышал уже в маршрутке , на которую едва, поздним вечером , успел, а то идти бы пришлось далеко, "пилить" , три с половиной километра. И уже на судно, куда я пришёл и расположился , она мне прислала текст: " Я пью шампанское, завтра запишусь к врачу и если это ты, а больше некому , убью !"
Физиологический аппарат завёлся, настроился, требовал продолжения и регулярности, я мучился от этого и никак не придумывал, как выпутываться, - что делать , что предпринять? Черви недоверия и сомнения сверлили мне мозг, разлагали его. "Она скрывала свои года, так что вполне могла утаить и какую то связь, раньше , и значит, - заразила. Вот только чем ? Сколько их там ? - гандреллёзов, микоплазм, хламидий ? Как теперь вылечиться ? Понарассказывали о местной медицине, обдираловка… Что же, что же придумать?.."
Я остановился всё таки на цифре её возраста в пятьдесят. С таковыми раньше не сближался принципиально, считая это некоим рубежом ,а теперь же вот , связался, здрассте… Полагал, наивно, предполагал о полной атрофированности слизистой внутри, а выходило по другому. Знания медицинские, когда то приобретённые, затверждённые догмой, теперь пригвождали , опустошали - оказывалось всё не так. Со временем менялись приоритеты, люди омолаживались, жизней продолжительность увеличивалась. Раньше в Европе, в средние века, в тридцать лет человек считался старым, а теперь в шестьдесят, как вторая молодость. Ах, зачем , зачем не разобрался, сбежал? Память услужливо выдаёт первые, установочные с ней дни, диалоги. Вот она говорит, что "никогда не сядет мужику на шею". Значит, наоборот - готовься к тратам. Но если, если же, есть интерес, и дальний прицел - разве ж об этом думаешь ? А она невзначай, как бы мимоходом, будто случайно обмолвившись, говорит о старых своих коттонах, затертых на сгибах, висящих по бокам и я веду её в тот , около её работы, фирменный джинсовый магазин и великодушно долго дозволяю выбирать , а она примеривает одну за другой модели, вертится перед зеркалом , а продавщица подначивает, подзадоривает её и она отвечает так, будто с капризом в голосе, но и с гордостью "у меня же есть м у ж ч и н а".
- И сколько ?
- Две недели…
Мы сидим, утопленные в кресла, разделённые низким, с неправильной формой , журнальным столиком, будто на переговорах. Я принёс лекарство, его нужно ей принимать и через 14 дней болезнь уйдёт. Но после опять надо провериться, сдать мазок, тогда снова приступать к близкой жизни. Растраты мои компенсируются, я снова буду с постоянной, приятной мне женщиной. Эта медицина местная прямо убийственная. До сих пор потрясён рассказом Светы, как она елё ползала, буквально, по квартире, когда не смогли определить её болезнь и только в последний момент успели отвезти. Ещё бы опоздали , как говорила лечащий врач, на несколько часов и всё - изменения в организме стали бы необратимыми и никакая реанимация бы не спасла. Болезнь Светы редкая ,трудно определяемая, требующая постоянного приёма гормона. Но я знал одну женщину, врача, она "сидела" на тех гормонах лет с двадцать и выглядела в свои шестьдесят семь прекрасно. Пожелав выздоровления, я с "переговоров" ушел, вышел , но ,однако, - с каким то чувством потерянности, неприкаянности - будет ли эффект от тех ,с трудом добытых таблеток и как я перенесу воздержание в полмесяца ? Болела ещё рука, укушенная в тот злополучный поздний вечер, разъярённым на меня котом , когда я лежал на диване - зверь чувствовал унижение своей хозяйки. Неблагодарный, немилосердный, а я ведь его выпускал каждое утро, когда рано вставал, нарезал для него мясо из холодильника.
- I I -
На судне я проснулся для себя необычно рано, около восьми утра. Работало, по-видимому, подсознание. Нужно было прибраться , получить постельное белье… Это, однако, отвлекало от неприятного холодка отчуждения, когда я вручал вчера Свете эти таблетки. Она не особенно, похоже , верила им. Но хоть что-то начинало выправляться. А то прямо нервы не выдерживали, когда летела в тартарары эта возможность пристроиться в жизни - всхлипывал по одиноким ночам, задерживался в желании, когда не можешь вздохнуть полной грудью - физический эквивалент стресса, - проявлялся… Теперь нужно было раздобыть сыр, сегодня среда и на завтрак в середине недели его выставляют. Поднимаюсь на верхнюю палубу, "этажом" выше, в кают - компанию. Новой буфетчицы Веры Ивановны уже нет, и сыра тоже нет - убран, в холодильник , под ключ. Анечка , хоть и потребляла винище, была справедливой, еду оставляла. С Верой отношения, сначала прикидочные, примерочные, ( поил кофе в своей каюте ), ни во что не вылились, а теперь и вовсе, - разладились. И хоть фигуркой она выделялась, молодостью своей тоже , меня всё чаще стала избегать, а появлялась в каюте нашего боцмана , Сергея. Тот намечал Веру себе в партнёрши , но в рейсе. Пока же он , перебирал, перетрахивал женщин местных, благо в них чувствовался избыток.По рассказам его , пусть и преувеличенным, в течении этих двух месяцев стоянки, в нём проявлялся такой отчаянный ловелас, бесшабашный гуляка, половой автомат, что я удивлялся, как он такое выдерживает. Одновременно он имел, как говорил, две , а то и три любовницы, причём только раскрасавиц и самых сексуальных. Искал он их изобретательно, за вечер и ночь появляясь в двух, а то и в трёх злачных местах; выискивал их и по телефонным знакомствам. Неуёмность Сереги не знала границ. Днём он распекал, кричал на матросов, бегал на суматошной своей работе, отсыпался днём, во время обеда, храпел полный час, потом пропадал опять в трудах, и после, чуть отдохнув, уже "трудился" в постели полночи, с очередной зазнобой, и ранним утром снова бежал на судно. Такая круговерть у него и в море, - пахать сутками, постоянно , на палубе ,в качки , шторма, промысел , подвахты, авралы…
Намеченные дела сделаны, я присаживаюсь за кофе и тут же появляется Сергей, чуть припухший от недосыпа, с отчетом об очередном подвиге, с вечным нытьём на ленивых матросов. Один из них - Исмаил. Разговор завёлся потому , что из прачечной мне пришлось завернуть в каюту к тому, симпатичному азеру. Приятный лицом, совестливый по натуре, он действительно болел , не мог выйти из затянувшейся своей простуды, сипел горлом , сопел носом, и у него слезились глаза. Кажется, так и не вылечившись, подхватил рецидив. Боцман успокаивается, но ненадолго, снова, помолчав немного, разносит матерно своих подчиненных, уже вместе с подошедшим Грищуком, - он тоже иногда , сюда, заглядывает ко мне, на чай… Потом они удалились, но тут же постучался и открыл двери, - Исмаил. Судовая жизнь врача на судне самая бесприютная, каждый раз почти всегда на новом корабле, без друзей и даже знакомых. С Исмаилом я был в рейсе, последнем и памятном, в Северном море, с его малопонятной болезнью, психосоматической напастью, и с выпавшим за борт другим матросом. Я опять, с ним , надуваюсь кофе, мы вспоминаем общих знакомых, у него от горячего размягчается речь, увлажняются сильнее глаза. Тип его лица, изысканный, слащаво красивый, восточный, очень нравится женщинам, - улыбка обаятельная , выправка статная , гусарская. Мы говорим о кафе "Лисица", оно от припортового подальше , но просторнее, типа вокзала, женщин много, выбор есть, там можно познакомиться вернее. Я, пока "свободный", от Светы ,соглашаюсь туда с ним сходить. И вот мы вечером , достаточно поздним, подходим к заведению, мимо того самого животного, давшим название заведению. Зверь изгибается, в рыже-красной окраске , своим упругим блестящим телом , рядом с двумя детёнышами, под её крепкими лапами. Рассказывают, скульптуру перенесли от детского сада одной из воинских частей, расположенной за городом , в лесном урочище, у границы. Располагаемся в нижнем зале, у окна на улицу, полную машин и людей, трассу к старой части города. Уже около десяти, за два часа до полуночи, но в кафе почти никого нет, понятно, день не выходной и не пред. Постепенно , однако , на половину, места заполняются, музыка, ритмовая , давящая на уши, "зажигающая", идёт уже беспрерывно. Мой новоявленный друг, сидящий напротив , с неправильной речью, младше меня почти на двадцать лет , "учит жизни"; как обращаться с этим строптивым и неуправляемым народом - женщинами. Нужно, оказывается, им врать напропалую, о возрасте и о любви особенно и чем больше лжи, тем лучше для тебя, они становятся сговорчивей и понятливей, пускай верят, глупые, ибо по природе своей они именно таковые - без мозгов. Я допиваю уж второй, поллитровый бокал, этого несносного пива, заедаю его орешками и жалею, что пропадает этот бездумный вечер; а ещё надо тратиться, чтоб добраться до судна, на такси. Но вот появился вроде бы , хоть какой то, интерес. Хрупкая блондиночка, за столиком близко расположенным, напротив, присела с подругой , дородной женщиной, крепкого телосложения, и незаметно так ,оглядывается, присматривается к окружающей публике. Половина двенадцатого… Что ж, дожидаюсь, наконец, музыки медленной, приемлемой , встаю , и не без робости, подхожу к своей мысленной избраннице, зову её потанцевать ,а она крутит своей головкой , в тонкой причёске, отказывается. Не ожидавший такого оборота, я возвращаюсь на место, удрученный, расстроенный и вдруг вижу полную перемену декораций. Исмаила нет, он "свалил", тоже за кем то, а напротив меня нарисовался, тоже с бокалом, холодного, пенящегося , только что принесённого пива, веселый ухмыляющийся боцман Сергей. Вертун, он только что подъехал из центра, где встречался с очередной девицей, не понравившейся ему и сейчас вот жаловался на свою судьбу. Он сечёт приемлемое для себя здесь и через минуты уже сидит за столом с "моей" блондиночкой и весело ей что-то говорит, а она ему внимает, и смеется, и рядом её серьёзная, строгого вида подруга, улыбается… Меня воротит от такой наглости боцмана, становится неприятно и гадко в душе и я хоть немного ,отвлекаюсь на пришедшего довольного Исмаила. Его сопровождает высокая миловидная девушка, что-то шепчет ему на ухо, всовывает бумажку, которую кавказец тут же читает написанное там, долго, пока попутчица его упархивает, мимо нас, скрывается за дверьми выхода. Немного сидим и мы, но тоже уходим , так и не дождавшись ушедшего от нас боцмана ,который качался в затянувшемся танце с блондиночкой, в тесной толпе перед ди-джеем…
Бенита, Яна и Сандра всё таки добились своего - уговорили меня организовать, собрать морячков для устраиваемого ими вечера знакомств. В следующую субботу и решили провести это неординарное событие. Мне пришлось набирать на компьютере, распечатывать, показывать капитану и потом расклеивать объявление, с хитрой припиской о самостоятельности угощения, завуалированной, потому что капитан поначалу воспротивился моей прямоте о выпивке и закуске, находя в этом пропаганду алкоголизма. У Бениты имелась посуда и всё полагающееся, она не без гордости демонстрировала мне своё отлаженное на этот счёт имущество, для проведения свадеб и юбилеев. Причём в самом , что ни на есть советском духе; больше трети русского населения в городе это поддерживали. Наверное этот клуб , как таковой ,именно здесь, на окраине, ещё и являл собой островок нетронутой совковской культуры.
Рядом с нашим - другой корабль, родственной, промысловой конторы. Объявление развешивал и туда , заручившись поддержкой находящегося там коллеги, моего ведомства , - чванливого и громкоголосого пожилого врача, часто пускавшегося в пространные рассуждения о своей исключительности. Он даже предупредил заранее меня, какой подарок ,на шестидесятилетие, для него покупать - бутылку хорошего ликёра. Хорошо, что не бутылка французского "Камю" , - о которой мечтала Света, - полная моя зарплата за один месяц…
И вот вечер субботы наступил. Обстановка пустынности, натянутости, атмосфера полной беспросветности и неизбежного провала мероприятия витала над нашими головами немногих собравшихся в клубе участников. Я с Исмаилом и Грищуком сидели за пустым рядом сомкнутых столов у одной стены, а через пространство зала , с другой стороны, приткнулись в уголку пять женщин забальзаковского возраста , с самыми невыразительными лицами и с уродливыми, будто специально подобранными, некрасивыми фигурами. Единственная примечательность скукоты - одинокий и пьяненький второй механик Миша, маленький ростом, танцующий под музыку в центре , меж столов. Я вдруг понял, как был не прав , когда его, ещё на судне не хотел пропускать сюда, отговаривал ,увещевал, а он всё таки припёрся и вот теперь прямо таки выручал , спасал эту так претенциозно разрекламированную вечеринку. И я был несказанно, неожиданно рад, что Миша не послушался меня и появился здесь и даже удалённый мною уже один раз , снова ввалился и смешил женщин и тянул время, эту единственную зацепку надежды , что кто то всё таки появится, разрядит ситуацию. Музыка продолжала греметь и Грищук даже взмахнул своей детской ладошкой , приглашая женщин в круг, но напряжение оставалось, неловкость витала и продолжала раздавливать. Уже ни на что не надеясь, я чувствовал и понимал, что терплю фиаско, полное и бесповоротное; что вечер, так давно задуманный, так долго подготавливаемый, теперь не получается, не выходит…
И вдруг кто-то остановился в дверях, присматривается. Ба, да это боцман! Своей решительной , расслабленной походкой этот ловелас, этот покоритель женских сердец, разрушитель семейных очагов, подошёл к нам, присел и минутой спустя, ни слова не говоря, потащил наш ,уставленный закусками и бутылками стол , - к противоположному краю , к женщинам, - да так быстро , что мы даже не успели опомниться, моргнуть. Он воссоединил наши робкие застолья! И сразу все оживились, заговорили, зашумели , закричали : "правильно! давно бы так!" , полились тосты : «за дружбу! за любовь!» и вечер налаживался, заискрился красками , послышались шутки и смех, потянулись новые люди от дверей ещё, усаживались по краям. Откуда то вынырнула Сандра, втиснулась напротив меня , между Грищуком и Исмаилом, стала активно с последним переговариваться. Музыку нашли подходящую , соответствующую, танцевальную; пляски начались, наладились. Боцман увивался возле явно похорошевшей, помолодевшей, как бы заново возрождённой Яны. Её плотные круглые бока, раньше скрываемые бесформенным длинным синим халатом, теперь подчёркивались строгим и в то же время вызывающим чёрным брючным костюмом, а причёска её , в цвет, гармонировала с одеждой и выставляла как бы напоказ эту роковую преображенную женщину. Серега от неё не отходил ,прямо таки прилип. Я что то пытался " соорудить " с Региной, которую привела на вечер Бенита. Её высокая ,статная подруга, белокурая, в блестках пиджака, с золотистыми, в тон, полусапожками, интереса ко мне не проявляла, улыбалась моим шуткам натружено, без веселья. Я вскоре от неё отошёл и меня поставили возле раздевалки, где оказывается , до меня дежурила Сандра, и доверили большой, от висячего на цепи амбарного замка, ключ и я простоял здесь оставшееся время, разделяя скуку с подошедшим электриком Агеевым , угостившим меня виски. Разочарование от моей участи развеялось, и я, почувствовав сильное опьянение, вручив ключ Бените поспешил тут же удалиться , сумев без приключений добраться до корабля…
У Исмаила и боцмана всё свершилось, они сами мне докладывали об этом, будто бы я был их контролёр. Сандра увезла на своей машине на пустынный берег моря азера, а боцман пристроился с Яной на высоком столе для массажа. Я видел эти приспособленные для манипуляций лежбища, мне предлагали даже открыть при клубе салон.
Ровно через неделю я сумел вновь соединиться со Светой. Это был замечательный, бурный , взаимопоглощающий, испепеляющий, обжигающий секс. Я даже не вспомнил, жил ли с кем по-настоящему в таком слиянии. Очень сильно себя все же обделял, опустошенным и никчемным существованием прозябал последние годы. Хорошо, что я всё таки врач ! Сумел справиться с этой напастью, разобраться сам, через обдумывание создавшегося положения, с богатой аптекой, со знакомством в местной плавсоставской комиссии. Я заплатил только за обследование, а лекарства у меня нашлись.
- I I I -
- Мне хочется, чтоб у тебя была косичка, из-за длинных волос, - мы сидели на местах бельэтажа, на концерте местного симфонического оркестра и она мне вдруг это выдала , я недавно постригся под " ноль", не спросив разрешения и не предупредив, а она осталась недовольна, ей не понравилось . - Вон как у того зрителя, - она кинула взглядом на сидящего напротив , через партер, на таких же , с другой стороны ,местах, импозантного мужчину, в белом костюме и с загорелым, непривычным для конца марта лицом. - Он часто появляется здесь, я его не впервые вижу, - закончила Света.
И правда, несколько раз в год, в сезон, она слушает классику в исполнении этого знаменитого коллектива, лауреата международных конкурсов, гастролирующего по всему миру. Это я вычитал из рекламного туристического проспекта, заинтересовался и наши со Светой стремления сошлись. Позже мы сидели в полуподвале театральной кафешки и обсуждали животрепещущую тему моего внезапного, без предупреждения, исчезновения сразу же, по окончанию первого отделения, до объявления антракта. Я сбежал , успев шепнуть куда ,а она не расслышала, из-за грома аплодисментов. Выработанная жизнью привычка держалась во мне крепко, успеть первым прорваться к стойке буфета, чтоб не томиться в очереди в короткий перерыв. Хотя в этой стране , как и везде ,наверное, в Европе, не учёл правила не начинать второго отделения, не запустив всех зрителей в зал бдительными дежурными. И вот одна из них позвала нас с порога кафе и мы встали и побежали ,удивлённые таким вниманием. После представления, у гардероба ,Света меня знакомит со своей соседкой-пенсионершей, старшей её лет на десяток, с копной не своих, париковых волос, с гордо подсаженной под ними головкой. Мы не торопимся и, получив пальто, выходим на оживлённую центральную улицу и продолжаем выполнять заданную мною ритм-программу - посещать все возможные заведения в этом городе. Света с планом соглашается и ведёт в экзотическое место - кофейницу, где при тебе выбирают сорт , тут же перемалывают и варят. Напиток мы пьём вкуснейший. Света ещё не успокоилась от моего резкого ухода перед антрактом , - худые, тонкие, красиво обработанные её пальцы ещё волнуются , дрожат, крутят полупустую чашку. Чтобы её отвлечь, спрашиваю ,о чем это так долго беседовала с соседкой. Она отвечает - подруга предлагает открыть "точку" в центре города, продавать бросовый товар. А за какие шиши ? Свете едва хватает от получки до получки, за квартиру уходит половина зарплаты и сидит она на кашах и селёдке (готовит, кстати, её, изумительно и не только в свежем виде под маринадом, но и поджарённую, с аппетитной корочкой ) и лишь по выходным позволяет себе мясо в виде грилевой курочки.
Днём уже хорошо прогревает, вечера становятся тёплыми и мы всё чаще выходим в тёмное время погулять. Сначала близко - в Козьем парке Чёртовой деревни, прозванной так по восклицанию царя Петра, посещавшего эти места. Она рассказывает, как гуляла здесь когда то с коляской дочери, вместе с другой мамашей , но замужней. Та хвасталась, что у неё хоть никакой ,- и бьёт её и пьёт , - но всё таки есть муж и над Светой-одиночкой издевалась, смеялась. А супруг той соседки , бывший зэк, вскоре после опять "загремел" на нары ,погубив маленького ребенка , сжёг дочку по случайности в пьянке. Вот тебе и "муж", - с мстительным злорадством заканчивала Света, заворачивая от того парка к дому.
Она мне показывала, наконец то , давно обещанный фотоальбом. С плотных страниц смотрела на меня, как бы свысока, стройная улыбчивая девушка, - красивая ,темноокая, крепко обнимающая подруг, или прижавшись к кому либо из парней. Было видно ,что она душа компании, отзывчивая, весёлая , лёгкая на подъём и все её любят. Только вот замуж никто не берёт. Наверное, высокую планку держала или переждала слишком , кого то, переискала, пока все другие не переженились, оставили её одну. Заметил я, особенно на пляжных снимках, и такую же высокую, тугую, мало тронутую временем грудь, которую я так любил ласкать, - наверное в младенчестве был обделён такой радостью.
К апрелю мы стали, по воскресеньям, выбираться на природу подальше, за город. Дыхание пробуждающейся природы производило на неё глубокое впечатление. На побережье снизу шумело холодное ещё море, молодые свежие листочки шевелились под тёплым ветром, а мы сидели на поваленных стволах, грелись под лучами солнца, почти не разговаривая, будто предчувствуя какие то важные для обоих перемены. И она мне призналась, в одной из этих вылазок, уже после обрядов с крашением, освящением, с всеобщей благостью и всепрощением. То ли праздник прошедший подействовал на неё, то ли пьянящий весенний воздух, но произнесла она эти слова , когда мы стояли на людной конечной остановке окраины, уединились от толпы позади кирпичной стены, - " Я согласна… я выйду за тебя…"
И покатилось куда то солнце в сторону - пошатнулась сознанием голова и застонало внутри моё сердце. В сгустке обуреваемых мыслей и чувств высветилось, вызначилось всё таки самое главное – непреодолимый, накатывающий временами очень сильно и нестерпимо ,страх - боязнь за свою будущность здесь, с ней, полная перемена жизни , на чужой ,неприютной земле, без корней и знакомств. Теперь я смотрел на неё по-другому, будто бы вновь открывшимися глазами, оценивал досконально и придирчиво. Да, с ней было удобно, в её квартире, уютной, выгодно расположенной, недалеко от центра , с близким транспортом. Она приятная в сексе и располагает её стремление разнообразить его. Характер её уступчивый , а лицо даже бывает прекрасно, в полутьме постели, без видимых её морщин, интересное , будто бы сошедшее с фотографий альбома, без этих наслаивающих теней прошедших лет. Но что то меня тревожило и я даже не мог конкретно определить, - что же ? Наверное , тяготило все таки то ,что я добивался со стороны своей фиктивности с ней отношений, просто юридического оформления присутствия в европейской стране, за шлагбаумом Родины. Свободный проезд во все стороны потрясал. Прямо с порога дома можно было сесть в машину и катить куда хочешь, - хоть в Париж, хоть в Неаполь, а то и побывать в стране своей мечты - в Венгрии…
Что то надломилось в отношениях с ней. Внешне вроде бы всё оставалось спокойным, но что то бередило душу, внутри напрягалось и она это чувствовала, в подтекстах, потому то на темы близкие мы не заговаривали , но их подразумевали. Но это и подстёгивало наши желания, поворот друг к другу под совсем другим ракурсом действовал возбуждающе , да так ,что не требовалось даже никаких, предварительных игр. И вот мы , - измочаленные , опустошённые, разморённые, лежим в объятиях, и я начинаю произносить слова, будто разумеющиеся, вроде обдуманные, подготовленные , к самому что ни на есть моменту и месту, но которые витали надо мной уже давно, с тех самых первых дней ,когда я Свету ещё только узнавал. Необходима последовательность, действий. Прежде всего, первое, - это к документам о личности присовокупить бумагу об отсутствии брака, - свидетельство о расторжении. А его у меня с собой не было. Значит, нужно вытаскивать из моего дома - звонить, чтобы мне прислали. На это уйдёт время. Но это будет и сроком испытания, установки наших, определившихся теперь отношений.
Света для подруги, которой рассказывала обо мне, стала просить подыскать ухажёра, из моего окружения. Видимо , местные женихи высоким требованиям не удовлетворяли, а слава о русских моряках происходила немалая. После знакомства Грищука с этой Таней, высокорослой, даже на целый сантиметр выше, нашего старшего помошника это не смутило и на конец апреля мы договорились , что все вместе, вчетвером, пойдём на день рождения, устраиваемый опять же , всё в том же клубе сахарного завода .
Личность электрика Агеева замечательная, но вот судьба его , однако, вовсе не простая. Отвергнутый второй , оказавшейся в алкогольной зависимости , женой , которую он когда то горячо полюбил ,и не принятый обратно первой супругой, он ,не сообразивший обеспечить себе угла, маялся, мотался , без пристанища, без прочного и законного жилья. Рассказывал, как ещё вначале, его тянуло, к той , алкоголичке, - весь дрожал, сгорая от нетерпения, когда проезжал мимо её дома ,на троллейбусе. Может потому , что его воздыхательница и работала кондукторшей ,на том же виде транспорта… Сошлись мы с Агеевым незаметно , связанные, наверное, общностью целей, бесшабашностью и стремлением обеспечивать у женщин успех, располагать щедростью, - их к себе. Я снабдил Агеева, не нуждаясь сам, двумя телефонами заочниц, и одна из них, Светлана Дмитриевна, ему приглянулась. Доверчивость, открытость Володи Агеева её подкупили. Агеев проскользнул между датами рождения обоих одиозных тиранов, Гитлера и Ленина, и подгадал своё появление на свет аккурат 21 апреля. Ему исполнялось ровно полвека, денег он решил не жалеть и отметить собственный свой юбилей с размахом…
Сандра поблёскивала взглядом на импозантного, голубоглазого, с густыми седыми волосами Агеева, когда мы сидели в кабинете Бениты, уточняя последние детали предстоящего празднества, и согласилась организовать музыку , как это она делала и в первый раз, с помощью своей двадцатилетней дочери. И вот наступил тот вечер, начало которого Агеев пустил на полный самотёк , - вовремя не появился. Я еле успел дотащить, с помощью подхваченных на пути знакомых матросов, полные пакеты закусок и вина, выложить их на расставленных с прошлого вечера столах, потом , в спешке, нарезать колбасу и сыр, потом оставлять всё это на Сандру и ту же Бениту, бежать встречать Таню и Свету, возвращаться с ними и снова заставать такую же , в полных хаосе и неорганизованности, картину, - приходили гости, а угощение готово не было и не появлялся сам именинник. Пришла уже Светлана Дмитриевна, рослая , властная и решительная женщина ,и увещевала Володю по телефону ,при всех, за эту скомканность, разброд, опоздание. Все шатались возле столов , так и не решаясь , без юбиляра , начать. Света моя сидела в вестибюле, будто в приёмной , я каждого вошедшего ей представлял, и она вдруг взорвалась, возмутилась ,что я называю её по имени -отчеству, потребовала простоты и краткости. А потом пришёл Агеев и наступили разнобой и сумятица. Многие напились. Сандра целовалась взасос, на виду, при всех, исступленно, с двадцатидвухлетним "третьим" штурманом, музыка грохотала в основном быстрая, женщины выскакивали на сцену к аппаратуре и требовали танца медленного, тягучего , устраивали скандалы. Я тоже ,не выдержав переживаний и пережиданий, подготовки на своих плечах, напившись почти до бесчувствия, сумел всё таки, уехать со Светой, к ней домой, на такси, с помощью Грищука. Видел в последний момент, как двое верзил, наших матросов, тащили на руках, вытаскивали прачку ; она страшно ругалась, отборными непотребными словами, и даже что-то доказывала идущей за мной Свете, сокрушённо качавшей ей головой…
Наутро, куда намеревались, мы не пошли, я мучился головой, пролежал весь день на диване, и Света , вышагивая мимо меня взад и вперёд , занимаясь хозяйственными хлопотами, что то явно не договаривала, бросала какие то полунамёки, а к вечеру, дождавшись, видимо, осмысленного моего восприятия, стала меня ревновать. К той, которая была последней моей надеждой, прибежищем, которую я знал ещё со студентов и которую долго и безнадёжно любил, долгие десятки лет и вот , наконец-то, с овдовевшей, опять возобновил отношения и теперь наметил уже серьёзную, с дальним прицелом, связь… И теперь я должен был, прямо при Свете, звонить ей, за тысячи километров ,и отказываться от неё, напрямик… Я поднимаюсь, беру телефон, снова валюсь, и, плохо соображая ,что творю, дрожащими руками выбираю в телефонной книге имя, от которого я впадал порою в бессознанье и которое боготворил в далёкой своей юности. Отказ мой прозвучал, гром в моих ушах от не выбиравшей часто выражений моей вдовы откликнулся...
Света, будто бы успокаиваясь, снова похаживала вокруг меня, лежащего по-прежнему и даже потом, пантерой, пристроилась возле, прилегла ненадолго рядом, раззадорила, разожгла и получив порцию животворной влаги моей внутрь себя, также быстро вскочила, завершала свои домашние дела. Поглядывала на меня, кидала фразы, типа "хорошо устроился", все ещё нездорового, и не способного поднять головы, но ближе к полуночи я пришёл более-менее в себя и оставил подругу, вымотавшей мне все нервы и выцедившей все соки.
Назавтра случилось непонятное. Странное. Света, обычно звонившая около восемнадцати, всегда сообщавшая мне о планах наперёд, весело докладывающая о близком окончании работы, вдруг замолчала. Все мои, входящие к ней звонки , она обрывала; очередная партия собранных, приготовленных для неё продуктов, так и лежала сиротливо в холодильнике и я , уже думая о нехорошем, всё таки собрался к ней ехать без пакета, выяснить, что же произошло, прикидывая ещё и вернуться обратно, маршруткой, и одевшись, закрывая на ключ свою амбулаторию , услышал, как пропел, сладостной мелодией " ноктюрна", её вызов и я схватил руками аппарат ,приложил его к уху. То, что она произнесла и то, что я услышал , никак не укладывалось в моей голове. Пьяным, заплетающимся голосом она предъявила претензии, заявила, что ей необходима каждый день бутылка "Мартини", ужины в ресторанах пятизвездочных отелей, и поездки в шикарных авто. Я всё таки выцарапал у неё, где она так "набралась" и отчего так откровенно раскрылась. Тот самый , с косичкой, из театра, оказался её знакомый, приехал из Испании и скоро собирается снова туда ( вот он почему был такой загорелый) и вместе с подружкой, соседкой-предпринимательницей, - они отмечали день её рождения, в дорогущем центральном ресторане…
- IV -
Это был окончательный и теперь уже бесповоротный разрыв. Я это почувствовал, раньше, по мелким ,но характерным деталям. Во-первых ,я не заплатил в последний раз в кафе. Это было сразу после праздника Агеева, ночью, мы остановились на такси возле " Лисицы", но карманы мои оказались пусты, мы посидели совсем немного, а её денег хватило только на кофе. А она так хотела потанцевать , в клубе её музыка не устраивала , она и вскакивала на сцену ,требовать плясок. Во-вторых , этот подарок для Агеева. Она мне как то предлагала рубашку, ненадёванную , в упаковке, купленную когда то , ещё мужу , погибшему. Я её промерял - мелкая, возвратил ,а потом вспомнил про тшедушного , узкого грудью Володю. Она отдала с неохотой. Но ведь идёшь приглашённая , на праздник, к человеку, чего жалиться то? Тем более, что отдавала раньше мне ? Сыграли, наверное, роль и козни прачки, та могла что-нибудь такое сболтнуть, нелицеприятное про меня, но что слушать потерявшую контроль от возлияний женщину? И конечно - этот некстати, неожиданный, в воскресенье, - звонок Лены, - в тот злополучный вечер, когда мы только-только слились, в экстазе, и мобила моя заливается. С этой Леночкой я познакомился по телефонной службе знакомств , долго не встречался, у з н а в а л , по сообщениям, и вот ,наконец то ,решился , увидел её всего только раз и она оказалась милой ,приемлемой девушкой, внешне даже очень симпатичной ,только не подходящей, конечно, по возрасту и статусу, - ещё не разведённая , но не живущая с мужем, и с двумя маленькими детьми. Её пропорциональная правильная фигурка, и приятного обличья лицо требовали ,по - видимому ,вожделения, вот она и брякнула мне…
Потерянное моё состояние после понедельника продолжалось и всю мучительно проведённую ночь, с частыми пробуждениями, с чувством осознания большой и безвозвратной пропажи. Но всё таки, постепенно, медленно, но я выходил из состояния потерянности, старался заниматься другими, приемлемыми делами по вечерам, чтобы не проводить их на судне. Исмаил тоже был свободен ,девушка его уезжала часто в столицу и мы вместе гуляли по окрестностям, мерили километры вокруг порта, много разговаривали и я удивлялся, какая непростая , ранимая душа у симпатичного мне азера. У него случилась неприятность, в среду, даже горе. Бегала ,бегала собачонка по судну, щенок даже , назойливый, вредный, - таскал тапочки, метил где ни попадя, мешался, путался под ногами. Его принёс боцман , недели с две назад, а присматривать, ухаживать, - не захотел; собачка сильно мешала Вере Ивановне , гадила и в буфете, - она пожаловалась даже капитану ,чтоб прогнали, увели несносную псину… Исмаил и взял животинку, под свою опеку. А в среду вечером , Захар, - такую кличку ему присвоили, - свалился с высоты двадцатиметровой, поскользнувшись на мокрой после дождя, неограждённой палубе , взвился в своем последнем полёте, и шмякнулся со всей силой о бетон возле стоящего в сухом доке судна… Разбился насмерть. Говорили даже ,что кто то его столкнул. Казалось , все чувствовали себя виноватыми, и в то же время как то, облегчённо вздохнули - никто ведь теперь под ногами не мешался. Но атмосфера на судне от такого события чувствовалась удручающая.
Света на звонки не отвечала ,будто отрубило. Сообщения я кидал каждый день, пытаясь хоть как то разжалобить , объяснить ,- несуразность её поведения. Ясно было ,что разлад произошёл и она не хочет ничего возобновлять. Я ещё пытался кого то для себя найти. Звонил также и Лене, но она, получив мой отказ в воскресенье, встречаться со мной не захотела вообще. Спрашивал у боцмана о той, с которой он танцевал в " Лисице", но та давно уже отказала ему , возможно из-за наглости и напора ,каким Сергей любил одолевать женщин, что, видно, не всем такое нравилось. Телефона он не помнил и, естественно, не записал. Была в "кандидатках" и Юрата, самая сексапильная по рассказам и вполне приемлемая ,- 42 лет , разведённая, подходящая по размерам. Её то телефон боцман мне оставил ,а сам укатил в месячный отпуск отдыхать, - налаживать разладившиеся отношения с женой. Так он и жаловался ведущему на местный радиоканал : " потерял и жену, и любовницу, поставьте песню "Я свободен"…
У Юраты собственный домик в той деревне, где мы гуляли со Светой, невысокие ,по словам Сергея ,запросы, и стильная топ-фигурка, я видел её один раз, потому и выцарапал возможность пообщаться, прицениться, - в эти оставшиеся, самые лучшие по природе и погоде, месяцы ,- май-июнь. Своему первому впечатлению я старался не поверить. Юрата плохо говорила ,по-русски, а все рассуждения имела безапелляционные, примитивные и откровенно расчётливые - познакомиться с богатым и уехать в Италию. Она и сама была похожа на итальянку, - поджарая страстная коняга, бьющая копытами. Съела огромный кусок прожаренного , с "фри", мяса, и выпила больше меня из взятой, в 0,7, бутылки , сухого красного вина.
…Она дозволила себя увидеть ровно через десять дней после нашего разрыва. Два немаловажных обстоятельства повлияли на её решение. Купленный билет, ещё три недели назад, на спектакль московской антрепризы, куда ей хотелось сходить и эта ,в прямом смысле опьяняющая, как то враз наступившая летняя погода . Ей хотелось гулять и нужны были, просто до зарезу, кроссовки, старые её порвались ,а я когда то про обувь ей обещал, ну и теперь сболтнул, в разговоре с ней, когда она ,наконец, открыла для меня трубку. И ещё, - немаловажная, третья причина. Она получила с почты, давно уж высланное , на её имя , свидетельство. Дорога в местный ЗАГС была открыта, я уже справлялся об одном ,оставшемся здесь моряке, нужно было только ещё разрешение, из консульства. Первоначальный испуг от её согласия, в начале апреля, после Пасхи, проходил, заглушился этим незапланированным беспочвенным разрывом, и вот теперь происходило переосмысление, осознание нашего будущего союза , восстановление наших отношений.
Я ждал её возле того самого супермаркета, где она всегда отоваривалась, со скидками ,и даже когда то работала в нём. Мы встретились, она буркнула что-то осуждающее , про мой внешний "бомжёвский" вид, - и правда, рубашку я надел простую ,клетчатую, да ещё прохудившуюся на сгибах воротничка, - приказала мне постоять, подождать. На площадке около разворачивались иномарки; молодые счастливые пары, некоторые с детьми, высаживались и садились , я им завидовал, притулившись на углу здания, о маленький приступочек оконной витрины. Наконец , она вышла и мы двинулись привычным когда то для неё маршрутом, наперерез домов, к побережью ,необорудованному, но чистому ,с ровным утоптанным песком, редким кустарником повыше. Здесь уже гуляли ,в основном молодые люди, высокие парни и веселые девушки, громко переговаривались, на непонятном мне языке. Здесь было свежо и прохладно, вечерний бриз тянулся от воды, приносил едва уловимый йодистый запах. Мы присели у одного из кустиков, на врытые возле них валуны. Она поднимала голову, закрывала глаза , ловила, как она объясняла , "карму", что то отвлечённое говорила ,я в основном молчал.
Стало темнеть , мы встали, пошли от берега и вдруг она никак не могла справиться с рефлексными желаниями , приседала ,снимала трусы, - я стоял поодаль, отворачиваясь, ожидал. Наверное , это было у неё нервное, или действительно она застыла, сидя на камнях. Не согрелись мы и у неё дома Отопление она отключила, экономила, это можно было делать, договорившись с эксплуатационной службой. Холод сковал моё желание и она тоже , к близости не стремилась. Меня выручили лишь горячий душ с чаем, но ненадолго, уже через час , надевши на себя и халат и накрывшись одеялом ,отдельно от неё, на любимом диване, я стучал зубами и захотел , поверх халата, натянуть ещё и свитер ,а она вдруг, из комнаты, стала меня ругать ,что одетое на мне она недавно , только что постирала, а пуловер, вообще то ,мужнин, и ей бы не хотелось… Я вспылил , скинул с себя всё, разматюгавшись, оделся для выхода и хлопнув дверью, - ушёл, не попрощавшись. На улице , в темноте, было теплее, мысли мои утихомирились. Уже в салоне последней маршрутки, расписание которых я знал наизусть, я вдруг ,с ужасом, осознал, что мне совсем, ну вот нисколечко, не хотелось её, несмотря на одиннадцатидневное воздержание. Я этому удивился.И уже подходя к судну , вспомнил о билетах в театр и придумал, что послезавтра, когда будет спектакль, продам их.
Следующим вечером я ехал на второе свидание к Юрате и уже решил про себя ,что надо бы согрешить с ней. Это чувствовалось и в её настроении, когда мы в первый раз, после кафе, расстались на углу, недалеко от её дома. Боцманские сведения о её сексапильности распаляли меня ,я едва сдерживался, но вот , за остановку до выхода верещит мой мобильник, я давно выключил "ноктюрн" ,- недоумевая, не узнавая номер, прикладываю аппарат к уху и слышу покаянные, извиняющие светины слова, уверения в её преданности и "ужасную вещь" о том, что она меня "хочет" ,немедленно, прямо сейчас, и чтобы я приехал , непременно, быстро. Я выхожу сразу же, не доехав до Юраты каких-нибудь сто метров и машу рукой встречному микроавтобусу, мчусь к «любимой»… Перезваниваю, однако, Юрате, извиняюсь , договариваюсь на следующий раз, думая, что не позвоню, ей, наверное , больше никогда.
Наличие строгого распорядка и благопристойности консульства постепенно, но неотвратимо развеивается в прах. Обычный российский бардак. Сначала я позвонил по телефону, через справочную, потом пришёл к точно назначенному времени, записался, с предъявлением паспорта, у дежурного, по-видимому, пенсионера и явного бывшего функционера-партийца и прошёл после этого в зальчик для ожидающих приёма. Здесь не было толкотни , но очередь оказалась живой, саморегулировалась, распределялась по двум кабинетам - трём столам. Кто -то со стороны появлялся отдельно и говорил ,что идёт к с а м о м у ( консулу ), - тот приём не проводил. Рядом у дверей ,которые и вели в кабинеты, висела табличка идиотского содержания : "Посетители, выражающие требования в грубой форме - не обслуживаются". Более странного объявления я ни в одном из госучреждений не встречал. Что значит " грубой" и как это определить и кто будет экспертом в этой ситуации ? И почему чиновники отказываются от своих прямых обязанностей - работать с людьми , просителями ? Всё же, пока я ожидал очереди ,сумел сориентироваться. Написал заявление на фирменном бланке и даже сумел подать его женщине ,периодически выходившей с вопросом "кто ещё по поводу брака?" Она, прочитав мою бумагу, удовлетворённо кивнула и заверила ,что теперь нужно только виза заместителя вице-консула, Ерохина. К нему и рвалась основная часть очереди. Тот зазывал к себе опять, возникнув в проёме дверей - в строгом костюме, с неподкупным взглядом из под стёкол модных очков, с высоким ростом и соответствующим подобающим брюшком, с лицом благообразным, но жирнеющим, со складками кожи на шее, а также при солидной, сверкающей, на блестках попадающего в окна солнца, лысине. Посмотрев в мой бланк и узрев там название моего родного портового города, тут же переспросил ,действительно ли я смею просить его, я успел только ответить "да" , а он лаконично отрезал на это "нет" и отмёл ,отвел мою бумажку в сторону стола , видимо для статистики, и тут же ,при мне, стал внимать другому, стоящему за моей спиной посетителю, а на меня уже не обращали внимания ,будто бы я стал стеной. Именно эта обстановка , кажущейся простоты, вседозволенности и создавала иллюзию, что добиться законным путём разрешения было нельзя. Почему же так, отчего? Вопросы роились в моей голове, тяжёлый осадок от отказа безо всяких объяснений и доводов лежал во мне, будто размазывали меня, пигмея , по стенке. И когда я уже вышел из помпезного особняка консульства , на слепящий свет солнечной стороны тихой припарковой улицы, то почувствовал … облегчение. Но тут же обрушились на меня звонки ; Света задавала мне те же вопросы, которые я только что процитировал про себя. Я отговаривался, отбивался, как только мог и сказал , что мне срочно нужно сейчас на корабль , я и так еле-еле отпросился, необходимо делать перевязки и срочный укол ,одному отъезжающему , на дорогу , в час дня… Наверное мне претило сознание фиктивности. Ведь Свету я , действительно , кажется , - не любил. Только вот никак не мог от неё отказаться, пока это было жизненной необходимостью отправления нужд, а попалось бы что то более молодое и красивее, я бы ,может быть и отказался в пользу последней.
Эти настроения, витавшие и бурлящие во мне, вылились в подарок судьбы, когда я в тот же день ,вместе с рефмехаником , которому делал укол, провожал Агеева. Он тоже уезжал на месяц, отдохнуть перед рейсом, но и помочь ещё родителям, в Беларуси, потерявших в пожаре дом. Но, кажется, он больше сокрушался по Светлане Дмитриевне, обещавшей ,но не проводившей его сегодня. Он отчаянно тыкал в мобильник, а она даже не удосуживалась отвечать. Накануне они рассорились, и денежек, ухлопанных на подругу, конечно, же Агееву было не вернуть. Мы сидели в привокзальной кафешке, вещи Агеев оставил у старичка, ждущего тоже на остановке, и мне было ясно теперь , как похожи наши с Володей судьбы, как мне тоже было уготовано ,сокрушаться и жалеть о прошлых своих женщинах, подобных той ,которая не соизволила даже проводить человека, уезжающего, может, навсегда из этого города. Вон капитан предыдущий уехал в отпуск ,а потом и не вернулся ,заболел. Напротив за столиком терзала пиццу очень уж знакомая женщина, с очками и строгим взглядом, с тёмной причёской… Я вгляделся. О, да это же подруга той самой Ларисы, которую перехватил в "Лисице" перед моим носом боцман! Она вспомнила меня, представилась, "Нина", но сейчас же заторопилась, - у неё обеденный перерыв. Телефон свой дала и обещала обо мне позвонить Ларисе. Зачем я об этом её попросил , - не знаю. Агеев уехал.
Мы шли вечером по привычному маршруту, улицей к ближнему берегу моря. Запах лип и цветущих каштанов, колбами свисающих вниз, были одуревающими, потрясающими. Навстречу попалась женщина, статная , с гордо посаженной, величественной головой. Поздоровалась со Светой , просверлила меня оценивающим взглядом, прошла мимо.
- Кто это
- Эльвира…
- А кто она тебе?
- Просто, знакомая…
- Близкая ?
- Да нет, я даже не помню, откуда её знаю. Вроде бы работала с Людмилой.
Этот просверливающий взор, эти навыкате наглые еврейские глаза, измерение меня будто на рост не понравились мне и долго еще держали в душе неприятное ощущение. Я ещё не знал, отчего так, но буквально через несколько дней догадался , - почему. К Свете приехала дочь, из столицы, на выходные и в субботу я , предоставленный сам себе, совершенно один, без Исмаила и Агеева, решился позвонить Нине, которую видел на вокзале…
Лариса утверждала, что не вспомнила бы , если бы во всех подробностях меня не обрисовала бы её подруга. Всё же она долго не соглашалась придти в "Лисицу", явно рисуясь и набивая себе цену. Мне даже пришлось станцевать с Эльвирой, случайно здесь , по её словам , оказавшейся и удалившейся ещё до прихода Ларисы ,о чём я непроизвольно, но облегчённо вздохнул. С Ларисой сразу получилось взаимопонимание ,контакт. Лёгкая на слова, интересная в суждениях, раскрепощённая в танцах, она меня подчинила себе полностью. И я, едва ли осознавая, что творю, протанцевал с нею весь вечер и всю ночь, в трёх заведениях, до семи часов утра, потратив кучу денег…
Полную иллюзию, картину внешнего благопристойства, якобы благополучия пыталась создать Татьяна, подруга Грищука и близкая знакомая Светы, когда пригласила нас на свой день рождения. Кроме новоявленной "четы", были родители, дочь шестнадцати лет и её бойфренд, такого же возраста ,- три поколения сидели вместе за богатым, заставленный яствами столом, с лучшими сортами водки, коньяка , вина. Сначала все были стеснены, присутствием старших, а потом ,когда те ушли , почувствовали себя свободнее , расслабились. Я, всегда умеренно потребляющий и контролирующий себя ,"на миру", вдруг с удивлением заметил, как много и жадно, обильно закусывая , пьёт Света. На водку она не претендовала ,но после выпитого всего вина опустошила почти полностью одна,- бутылку коньяка. С большим трудом , вконец пьяную, мне удалось её уговорить пойти домой. По дороге , заплетаясь ногами и висящая у меня на руке, мстительно вспоминала мой с Грищуком разговор, о том ,что она «нажралась». Выскочила из туалета и готовая меня заклевать, громко выпытывала : " кто нажрался ? кто нажрался ?"Но блаженное своё состояние она поддерживала вновь мечтательным ностальгическим восклицанием - «как хорошо , что я пьяная !…» смещая акценты то на одно, то на другое слово…
Утром она мне учинила , устроила разнос - допрос, с наводящими сначала, с ехидцей, вопросами типа, : " Ну как там, Синельникова ? Понравилась ?" Это было про Ларису. И сведения ,полученные Светой были, естественно, от Эльвиры. А вчерашнее её демонстративное изображение пьяной было показным. Я догадался об этом и без неё, - она захотела посеять в моей душе сомнения в дальнейшей жизни с ней. После столь неистовой, прямо таки всепоглощающей страсти, когда я к ней приехал, завернув от Юраты и после моего визита в консульство что-то в наших отношениях надломилось. И день рождения этот ,её подруги, не желая ту обижать, она решила посетить и держалась для решительного объяснения со мной к теперь уже бесповоротному, неминуемому и окончательному разрыву. Вот она стоит в ночной рубашке, до пят, типа балахона. Не хватает ещё только секущей косы в руках. И она вытягивает руку и выговаривает мне свои претензии. Я лежу и поражаюсь потрясающей сознание этой картине. Потом она ложится рядом , на высокую подушку, у края, осматривает прикорнувшего меня в углу , уничижительным раздавливающим взглядом и вопрошает " Ну ?.." Дальше как то , в наших затухающих контактах она обронила, что с Эльвирой никогда ранее близко не общалась , и та пришла к ней прямо домой, специально притащилась, - рассказать о моих похождениях. Лучше бы она была голая, чем в этом кукулсклановском одеянии, хотя и так я, отчётливо, - видел изъяны её тела - уплощенный зад, старушечьи костистые ступни, склеротические жилки кистей…
В течение последующих примерно пары недель она меня поведением своим, нежеланием разговора и безучастием вообще прямо таки выгоняла из дома, - а я же чувствовал, всё дальше ,всё больше и сильнее, облегчение от всей этой своей непосильной ноши жить около неё с постоянным обманом, себя и её. Самое интересное, что Юра Грищук, имевший вначале к Татьяне лишь мужской сексуальный интерес, серьёзно озадачился перспективами своей дальнейшей судьбы с нею. Детей у него не было, со второй своей женой он жил плохо, а Татьяна, ещё не шагнувшая за сорокалетие , - мы отмечали ей 39,- вполне бы могла одарить его потомством. Исмаил ,уехавший раньше меня на неделю, даже не знал, что Вика, его девушка, от него забеременела, с единственной целью - оставить о нём память. Об этом она мне рассказала ,в сердцах, когда я приходил забирать одежду домашнюю Исмаила из квартиры ,по его просьбе. Агеев из отпуска так и не вернулся. Остался с больной первой своей женой, - у той обнаружился рак и некому было ухаживать. Володя об этом мне сообщил и просил передать приветы Светлане Дмитриевне и Сандре. Последняя, наконец то, успокоилась , нашла нашего молодого ,в двадцать пять лет ,моториста, катала его на машине и один раз завезла так далеко, на дачу ,что он оттуда не мог выбраться двое суток и его искали через полицию. Приехавший боцман ,помирившийся с женой , снова стал встречаться с Юратой, упивался её умением услаждать его неуёмную плоть. Он приговаривал , отправляясь к ней каждый вечер : " Что мы не моряки что ли, и жёны наши не ****и ?" А я думал на его тираду о том , что хорошо ,что сам не женат…
…Я и раньше сталкивался со швартовкой прямо в море, по языке штурманском , специальном, она называется - "к бесконечно длинному причалу", но то ,что случилось в последнем моём рейсе, перед ремонтом, я ещё не видел. Груз мы набрали, транспорт освободился, но море заволновалось , заштормило и он всё никак не мог к нам подойти вот уже вторые сутки. Работоспособность снизилось ,наступил очередной период маеты и хандры. Ноги балансировали по неустойчивой палубе, голова чугунилась, стремления провалились, а небо , в люмике, казалось , слилось, с беспокойной упрямой волной и разламывало тело, безразличило эмоции, уводило в сторону желания и приводило только к одной спасительной мысли о том , какого чёрта я томлюсь в этой качке, потому что ясно, что когда она кончится , внутри снова будет нарастать обуреваемое беспричинное тревожное ожидание , когда эта непредсказуемая бурливая погода проявится снова, опять. И вдруг, посреди всей этой беспросветной мутности и серости, в очередной раз взглянув наружу через мокрое, покрытое брызгами стекло , видишь рядом транспорт (!),качающийся так же , как и мы, - вверх и вниз, - и слышны топот ног над головой, зычный , даже узнаваемый отсюда голос боцмана. Готовятся к швартовке на плаву, так долго ожидаемой ,той самой главной темы, всех разговоров, последней недели! А море неспокойно, суда подпрыгивают друг против друга, будто в бешеном каком то, ритуальном шаманском танце и, кажется, что нет никаких сил и возможностей завязаться бортами прямо сейчас. Но корабли всё сближаются и сближаются , медленно , постепенно, но верно, неотвратимо и вот уже трутся, издавая визгливый и скребущий, своими выброшенными кранцами, - резиновыми и тугими, наполненными воздухом цистернами, - звук. И в душе ликование , за блеск человеческой воли, наперекор стихии ! Капитаны , зная об ослаблении ветра, не стали теряться, и стремились выиграть и так уже намного потерянное время. Но прогноз, -слово такое ,ненадёжное…И всё же внутри торжество, восторг, - за будущие пару - тройку дней, за столь долгожданное и недолгое спокойствие впереди…
…Света и я , кажется, - успокоились. Её внутреннее сопротивление моему напору закончилось ,оно утомило и меня, а она уже ни на что не реагировала и покорилась своему внутреннему выбору, - быть одинокой , на всю жизнь , с ореолом , с вечной печатью безбрачия , как нагадала ей когда то одна цыганка. Мы отдалились друг от друга и я её видел, за оставшиеся и непростые последние полтора месяца, всего то случайных два раза. Сначала в автобусе ,когда она выходила, на остановке у супермаркета и потом - из окна "Лисицы", около десяти вечера, уже в светлый вечер начавшегося лета, - когда я сидел за столом внутри , а она прошла мимо с Людмилой, энергичной своей поступью, будто впечатывая шаги , оставшейся от детства, решительной походкой уверенной в своей правоте и непреклонной жизненной позиции женщины.
Лариса ответила мне согласием на моё предложение с нею о браке, но после к ней дозвониться стало невозможно. Наверное, её загружали финансовые и предпринимательские дела, - она ведь была владелицей сети магазинов и кафе, куда входила и "Лисица", и тот самый , близко расположенный супермаркет. Вскоре, в середине июля, я уехал. Так бесславно закончилась моё пребывание в том прекрасном портовом городе и моя короткая половая связь, с видом на жительство.
2007г., сентябрь. Баренцово море, у о-ва Медвежий.