|Начало|
"Под солнцем душа имеет свойство испаряться, растворяясь в пространстве".
Мужики рамсили через дорогу. Солнце било косыми лучами на площадь. Людская сущность осуществляла очередной круговорот вторничного дня какой то недели 15 года, месяца июня и все это было кажется кстати. Умиленные своими мыслями о своих делах они беспорядочно двигались как молекулы в веществе.
Твое вечернее выразительное лицо спрашивает взглядом можно ли ехать дальше или нужно просто идти. Весна, россыпью ферментов падала в огромный заварник Цокну. Чешский фарфор ощущал колено твоей джинсы. Музыка. Шабиииим. Аромо-стикс и бимс биммм. Оконной рамой ощущается ночная прохлада. Тихая саламандра крадется сквозь ветвист ость.
Зеленый свет изнутри прожигает окно, второго этажа.
Машина неслась по разбитой дороге, из разломанных динамиков доносился музыкальный шип. Водил упершись змеей в рулевое колесо следил за полотном. Это была его работа с сумкой-барсэткой на коленях. Звуки зажимали уши щемительным саундом. Балкон голосил мягким голосом саба бабббба. Ночь хотела разрезать крыши домов и стекла окон. Тонкие сигареты звука распростронялись повсюду:
Это было как то так
Глупо звучал пустяк
Комнате вращалась вокруг.
Вода появилась вдруг.
Возможно это был мой хромой бит,
да не тот что по турецки говорит, совсем иной, не твой
говорю тебе- чужой.
Мой моя мое, твое слово тебе не дано.
Нам трудно смириться с устойками морфемы.
Потому что это непристойка системы.
Дыши-ши-ши да я тебе говорю не пиши через и.
Слушай. Мы уже давно про-грузились в уши. Твои.
В этот раз не свои.
Я люблю. Я люблю что то между прочим, и твои бездонные очи. Нет на самом деле везде есть окно, дно, прости я сказал дно. Ши ши снова дыши, моя моя моя, Перестань закуривать все вокруг себя,
Ты конечно эпицентр вселенной, Но моей, не всей подряд, это ведь лучше,
Шк. ше, шепчи и слушай.
Нас так просто в вихрь втянуло, благодари за это ту ненавистную систему.
Прозрачный звук рассвета над летними крышами. Чистый день встречает утро, рассеивая призму лучей. Щелчком загорается on усилителя. Рука поворачивает громкость. Поток водопадом спускается на маленькие листики чая. Возвращаешься в куб света с большим окном. Ковер разлил палитру на теплый пол. Фиолетовый френч пресс сжимает пространство внутри и дарит Формозу молочному фарфору. Деревянный подоконник нежно греет блюдце.
Гармония в каждом грамме материи. Через пару кварталов свежий бриз идет по набережной в белой шляпе и и синих шортах, поправляя летящий волос.
Май, мягкие лучи веером по площади. Чай внутри замедляет ход, первый день 20. Сижу на гретом камне маленькой лестницы, так что колени упираются куда то в бесконечное, безоблачное небо. И жду тебя. Все просто в одной огромной чаше. Трамвай мимо, трясет металлическими шасси асфальт. Ты опаздываешь, но времени нет, оно закончилось еще ночью под танцы Элвиса. Есть только ты и солнечная вселенная вокруг. Взгляд глубже уходит в материю твоего пиджака. Ноги перемещали нас на углу Бруклина- магазина с росписью граффи на стекле. Сталинская стена из камня/балкона/окон взмывала вверх над домашней площадью. Набережная и речной прибой. Твои волосы развиваются, подхваченные ветром. Поймать все в объектив, растворившись в моменте. Собрать рукавом зной солнца как пыль с полки. Фонтан вращает по кругу миллионы капель жидкости. И взлетая на миг они слышат расплавленный детский смех. Твоя нежная улыбка застывает на лице. А ноги просто куда то идут, и оживленное сознание строит слова. Поток выбрасывает на берег крыши из раскаленного металла: дуэт двух. С этого полета разноцветные дома Ленинского плывут одной южной панорамой. Река бережно с грацией кошки огибает берег. Маленькие окошки чердака. Рука едва касанием легко дотрагивается тебя, волосы обнимают поцелуй скрывая его тайной двух от тропических птиц и шумного проспекта у подножия стен. На балконе слева появляется задумчивый мужчина в белом халате с сигаретой и бородой. Она тлеет как тонкий звук трубы из полуночного бара.
Старый городской пляж принимает объятием песка и ароматом новой краски. Тропикана фактории на противоположном берегу. По горизонту летит чайка.
Состояние противничало отголосками вчерашнего вечера. Краний водопад превращал выбеленное чугунное каре ванной в среднеземноморскую лагуну. Регулировка тепла настраивала на более позитивный лад утром воскресно-Июньского дня. Дио уже как пол часа не выходила на связь, ситуация мало по малу начала выходить из под контроля. Водные пузыри все больше и больше разрастались на поверхности воды. Ламповое освещение формировало блики на поверхности ванной эмали в районе сливного круговорота воды. Ветер вопил сквозь вентиляционную шахту, а заглушка внутреннего протока сбрасывала порывы четким движением шарнира. Корабельный дом плыл по космическим просторам улиц галактики, приближаясь к светящимся газообразным созвездиям.
Проверка, педаль-пол, медленный набор оборотов ов ов. Короткие шорты рядом, рука дергает коробку передачь, ты глубже вжимаешься внутрь сидения, скорость растет. Расстояние тает мимо под палящим солнцем.
Вода-река, гора и солнце. Окно 2 этажа. Играет Sabo and Zeb. Полдень тянет 35c' по каждому грамму комнаты, асфальта и ее объемной гриве. Красные Nike -Rosh Ran, темно-синие очертания тканиницццс делают вид сзади. Большие глаза, разукрашенные летней негой под черной завесой бровей смотрят...
В пятиминутном "по-кайфу" отдыхаешь от шума топающих по корридору коротких коротких шорт под эгидой Афродиты в каждом вздохе.
Времени нет. Есть только тропический день и горная ночь с тихим шелестом ручья и редкой лесной птицой.
Рука с легкой нежностью воздуха окна лета касается плеча. Линия губ - расфокус, медленное удовольствие по телу. Комната превращается в маленький Ахейский Иллион, окутанный твоим темно-густым волосом. Саториальная сущность берет свое, растворяя...
Just do it - Вижу высоко поднятый кроссовок над твоей загорелой, упругой точкой отсчета....
Стук в дверь, но поршень уже опускает Te-гуань-инь по стеклянной колбе заварника, все глубже внедряясь в чай. Растерянное лицо одной из афродит:
- Можно зарядить телефон?
Все что могу изобразить на момент: расплавленная улыбка.
-Конечно. Говорит она.
Девочка робко заходит, ощущая в атмосфере эрофир и ставит заряд.
Солнце бьет новым лучом по 12.00 - пора обедать. Несколько громких фраз, двери комнат и феи плавно стекаются вниз, собираясь у входа. По идее их нужно считать, но никогда этого не делал.
Бредем до питания как раста-караван по сахаре на умотанном ффарри. Она впереди, я где то в середине развлекаю афродит.
Жара не вредит
Тога- Еврепид.
Омывание рук в фонтанах с металлическими кранами:
"Привет Мойдодыр".
Толпы стремятся внутрь, где бетонный пол отдает влажной прохладой. Суповая сфера паломничает по столам, в сопровождении тарелок и хлеба. Ее рука тянется к мучному элементу, но мой неодобрительный взгляд тормозит действие. Трапеза завершается прох-ладным миксо-морсом и кара-на-ван уже очень меееееееееедлено под пище-прет возвращается в белый, мраморный А-стор сквозь сонно-полуденную ночь солнца. Прозрачные ступени и мы в маленькой горной каюте. Опоясанный termo-cool засыпаю в неге чистого вещества, ощущая рядом легкий, ветреный бриз и ее мягкую гриву с песочной рукой. День за днем в ущелье гор пролетает как один момент, много детей и мало времени, вечная суета, но когда удается выйти за рамки должностных обязательств то-
Тропический лес Южно-Уральского хребта. Прохладный мох на нежной коже твоих ступней. И мы одни, от одного камня до другого как дзен монахи.
Солнце рассеивает луч по студеной воде, над твоей зыбко дрожащей подводной ладонью. И как сказать где кроется радость жизни. Когда ты на камне в образе первобытного эроса сливаешься с каждой синтагмой света в огромном акте любви. Ощущающая себя одной лесной единицей, сплетенных лозой любви двух тел. Под винным ароматом страсти, окунаясь в первоисточник. Где нет ничего без образного или образного. И где каждый лист слышит прибой твоего дыхательного бриза. А небо просто плывет, просто плывет. И ты любишь ее, женщину- природу людей. Ветер проводит нежный звук по лире Гермеса, просто одного большого леса. А кто ты сам? Наверное странствующий эрос, который будет любить много почв однозначно или теряясь в сомнениях. Странствовать пока не найдешь бесконечного потока, чтобы остаться там навсегда, у ее ручья. Где большие сосны коренятся в сладком песке ее губ. И солнце позволяет играть соло своим лучем на прозрачной воде рельефного тела. Лицо касается пышно уложенной травы волос.
Плоское полотно черной крыши. Амфора вина, обвитого лозой волос в твоей руке под луной. Окна вечернего света. Гавайский звук гитары из маленького phono.
И ты дрейфуешь в пространстве.
По водит рукой по воздуху и геометрия слов летит куда то на соседнюю крышу.
Образуется южное побережье и новый риф звука волной забирает внутрь. Две маленькие точки самокрученных: он и она растворяются в легком дыму.
Палуба "тиккки" сильно нагрета солнцем. Камера глаза скользит вдоль волн по твоей изящной ноге. Ветер вращает парусиновый штурвал. Летит белая чайка. Глаза широко раскрытые сквозь темные линзы.
Еще месяц назад приветливо светило солнце, когда мы вышли на каменный парапет после пар.
Купили тебе футболку ac/dc. И поехали за город, в последний летний раз. Не покидает мысль, что этого уже не будет. Но так или иначе все бывает только в первый и последний раз.
Подвеска, уставшая от летних сафари чуть хуже уничтожала неровности. Снуп дог плавно проваливается в слот для кассет.
Мягкий звук и солнечные лучи мозаикой по стеклу растекаются масляной краской. Летняя нега выхватила один день у опадшей листьями осени. И снова нагрела асфальт, оживляя битум. Извилистой ящерицой машина проехала горный серпантин.
Но сейчас голубое, осеннее небо над пляжем. Ты в коричневом кожаном пальто"вече", я в черной куртке идем вдоль холодной кромки воды. Дует ветер. Несу в руке лонг борд, который кажется совсем одиноким среди опавших листьев. Все совсем пустое, готовится уйти под снег до новой весны. Хочется просто наблюдать за бесконечными накатами волн с озера. Твой грустный и спокойный взгляд иногда позирует на камеру. Лето было здесь всего месяц назад, мы лежали с Ю и БГ на песке, слушая пляжный бит и крики людей. Ход времени неизменно следует своей траектории. Редкие, ветреные капли хотят обрушить на нас дождь. Мы поднимаемся по винтовой лестнице к смотровой комнате. Только белые оконные рамы, крыша и красный ковер на полу. Вдоль побережья на другой стороне озера тянется тонкая строчка гор. Вода и вода, вечность заключенная в трех молекулах. Осеню пляж всегда грустит по лету, он как будто совсем не приспособлен к холодным волнам и резкому ветру. Он не знает как быть, но быть как то нужно.
Куда то вдаль уходит пустой, каменный пирс. Комната- белые окна, красный ковер. Винтовой изгиб лестницы. Шапка на голове тянет волос. Косые лучи стелять последние граммы тепла. У любви нет ничего кроме одного твоего взгляда. Лодки печальным аккордом лежат на холодном песке.
-Представляешь жить в этом кубе(красная комната). Там и розетки даже есть. Сидеть и смотреть на воду, просыпаться под теплыми лучами солнца, отражающегося бликами на воде.
Вдоль берега, по узкой каменной набережной твой силуэт все дальше, фотографирую. Где то вдалеке звенит колокольчик морским звуком. Ветер срывает волосы с мехового твоего воротника. Иногда рука плавно опускает лонг на брусчатку и нога медленно начинает движение, крутятся маленькие колеса. А я кричу тебе:
-Смотри, смотри. И радуюсь по детски, а ты утомленная ходишь рядом, наблюдая как за сыном.
Холмы и аккуратный контур большого озера.
Достаем из багажника холодный чай, запускается двигатель. Ты включаешь дворники, белым мехом рука ложится на руль.
За маленькими окном глубокая осень, пора домой. Выворачиваешь колеса налево, отпускаешь сцепление и мы куда то уезжаем, начинается дождь. Твои глаза не находят места, только лишь грустная рассеянность.
Дождь и давно не белые смиты обходят лужи, отражающие фонари. Пара фар вдали. Черный плащ строго вскинут на вечерние плечи. Капли попадают на светло-серые носки в промежуток подвёрнутой джинсы. Только одинокая улица и ты. На другом конце которой ждет табачный силуэт на балконе. Наверное это важно, что тебя кто то ждет. И особенно осенью. Когда деревья теряют летнее pret a porte на аллеи парков, а ты себя, в этом огромном безмолвии. Теряешь, чтобы собрать итог прожитого года. По тому что улетающие птицы это его последнее Па. Решительный бриз забрасывает волос куда то в темнеющее небо. Ты был счастлив и будешь по тому что древо жизни прибавило еще одно кольцо, а вода все так же бесконечно увлекает себя вдаль. Вращается лист, вращается мысль кто ты есть. Мягкий луч нежно касается руки, он просто любит всех одинаково, вопрос в том как ты его принимаешь на себе. И только отдавшись этому дню, сентябрьскому солнцу, постигаешь канон любви.
Дождь, волной вихря ударился о стекла, ударился о лицо, стоявшего против открытой форточки. Как у маленькой щелки в этот мир чистой стихии. Удастся ли когда нибудь вылезти туда. Время вечер и пора, куда то постоянно пора. Газ неистово шипит из плиты, обжигая чашу кастрюли. Легкий выход из двери, редкая изморось. Новый вход, который потребует нового выхода, собака мопс, кот черно-белый штопс. Картины, смотрящие со стен, театральные куклы за кулисами стекла. Атмосфера такая, что может разыграться не на шутку в любой момент. Собак, ползающе-бегающая по квартире как большой червь, с приплюснутым лицом.
Она сидела напротив на кухне, с широко раскрытые глазами. Чайник стоял между двумя кружками. Ее мощные глаза время от времени погружали в интересную структуру, порой пугали, так что охота было выбежать из этой странной ретро-квартиры. Густав Климт лежал на заварнике с полу-раздетой домой, готовой ему отдаться. Ее волосы объемным ореолом падали на плечи. Время от времени выходили на болкон курить, что то рассказать, смотреть ее скетчи и слушать поэзию. Чугунная ваза страхивала в себя пепел. Плантации впитывали дым, легкие погружались в трубку. Она сидела не полу среди каких то штук. В руках с тонкой сигаретой. Подъездные лампы растворяли ночные альбионы, асфальт покрывала влага.
Осень заворачивает дворы листвой. Твой голос стынет над вечерней изморозью асфальта. И как будто так надо, жизнь размыкает наши магниты. Но руки, эти странные создания еще помнят твои кольца. Пар напоминает звук прибоя. Но тут нет ничего. Только вечерний экран и еще какой то фильм. Чужой, по тому что в нашем не хватило ленты. Вдоль строчки бордюра свет фонарей. И ты еще там, под теплыми лучами и ее улыбкой, но должен быть уже тут. Накатывает волна и рука беспомощно хочет обнять плечи твоего холодного пальто. Шерсти плато. Не хватает тактильного тепла.
Ты заводишь двигатель. Мы куда то едем вглубь ноябрьской ночи, работает обогрев. Уставший Снуп Дог застрял обмотком ленты в дверном кармане. Обороты вздрагивают на светофорах. И ты не знаешь Куда, а я Зачем. Но мы просто движемся и сейчас это спасает.
Над большими горами кружится снег
И той тебя давно уже нет
Взгляд растворяется в мягких, вечерних лучах. Ты что то говоришь, а горы безмолвно сидят вершинами. Песочные струи тепла заполняют тело. Летний закат. Рядом твой прозрачный аромат и вечерняя улыбка. Легкость каждой мысли и спокойные шаги увлекают вдаль к номеру 5. Но в жизни всегда чего то не хватает, но не хватает только полного момента здесь и сейчас. Как тогда и потом.
Множество радостных лиц одной улыбкой растекались в последних на сегодня каплях сол-н-ца. Один за одним шары электричества заполнились светом. И на твое лицо упала тень, мягко заполняя черты естеством южной ночи. Сумерки туманом забрали лес..
Рука забрала ориентир плеча под вьющейся прядью волос. И стало просто хорошо под одной мыслью любви. На этот вечер опустилась ночь под луной.