Путешествие туда и обратно (обратно зачёркнуто)
На протяжении шестисот километров сплошь аварии. Насчитываю три перевёрнутые на крышу легковушки и два грузовика. Далее. Проезжаю мимо улетевшей в лес фуры, по пути переехавшей малолитражку. Не смотреть в окно? От легковушки остались лишь несколько покорёженных кусков металла. Различаю только цвет — он чёрный. В воздухе пахнет смертью. Мигалки и сирены полиции, красно-белая оградительная лента, жёлтые машины реанимации, МЧС. Метель засыпала дорогу, покрыла снегом лёд, превратив трассу в каток. В смертельный аттракцион. В машине под старый как мир альбом Black Sabbath я пересекаю ночь. У очередного "перевёртыша" сбрасываю скорость, кроме меня других машин не видно, а значит на мои плечи падает какая-то ответственность. Но подъехав ближе я вижу, что рядом с машиной кто-то ходит. Живой. И я еду дальше. Стараюсь не думать, ведь впереди ещё две сотни километров, а завтра мне предстоит проделать этот путь в обратном направлении. Меня уже сильно понесло сегодня один раз, но я вышел из заноса. Всё обошлось. Разные мысли... Всё это со мной. Сегодня был длинный день.
Аврора (до)
— Ты слышал какой у неё голос? — шепчет мне она. Красное платье, каблуки, потерянный взгляд. Эффектно. Сразу меня нашла. Я думаю про себя, что не обратил внимания ни на чей голос. Кроме её голоса. Вот его я слышу: словно знакомый и такой цепляющий. Просто волшебство.
— Насквозь ненастоящий? — тем не менее спрашиваю.
— Да, можно и так сказать. А ещё смешной.
Пьёт шампанское, выкуривает сигарету, за ней вторую, становится рядом.
— Можно я постою рядом с вами? — спрашивает.
— Да. Я тоже не люблю всякие мероприятия.
— И вы?
— А почему на "вы"?
— Правила приличия?
— Ах...
— У нас хорошая компания — говорит она и тянется за новым бокалом шампанского.
Разговор ни о чём. Мы стоим поодаль. В паре метров от общего веселья. Тут моя любимая поговорка — "моя хата с краю". Тут время, которое не меняет меня хоть в этом. Мы стоим поодаль. На свадьбе моего друга и её подруги. Волшебство.
Road Movie (позднее)
После я везу жениха и невесту на базу отдыха под Лугой, что в свою очередь в ста с лишним километрах от Петербурга. Он (жених, он же мой друг) снял там коттедж на трое суток. И так вышло, что в тот же день мне предстояло ехать в Беларусь, и я взялся убить двух зайцев одним выстрелом. В машине нас трое. Мы разговариваем о том и о сём. Видим первую аварию, обсуждаем. Страхи у всех свои. Иногда я незаметно включаю авторегистратор, что установлен на лобовом стекле и записываю происходящее. Это у меня новое увлечение такое — записывать дорогу. Иногда я молча еду под музыку каких-нибудь далёких восьмидесятых, иногда разговариваю с кем-то. Днём и ночью, в разную погоду, в разных городах. Мои собеседники говорят о футболе, рыбалке, политике, женах, пьянках и этот голос пишется за кадром. Сам стараюсь не сильно влезать в разговоры. Потом я хочу собрать из этих кусков неигровой фильм, длинною например в час и назвать его просто — "Дорожное кино".
Флэшбэки (приехал)
Когда возвращаешься в свои старые места, они всегда нападают. Из-за угла, во сне, со сна, да где угодно. Не помню, кто сказал, что нет ничего лучше воспоминаний и хуже тоже нет. Но это хорошее выражение, справедливое. Чертовски верное! Вот сейчас-то оно и пришло на ум. Приехал я поздно, но и это не спасло меня. Лёг спать, но не в своей кровати сон долго не приходит и ты смотришь в потолок. Ночь разбитая. И тогда начинается.
Выносите! (начало)
В определённые моменты мне хотелось или уехать в лес и жить там одному в срубе из светлого дерева, или умереть. Я чувствовал себя слишком уязвимым, абсолютно незащищённым, словно голым в мире из битого стекла. Сосредоточение всей слабости, я перебирал в голове всё плохое, что только могло в неё прийти. Я думал о том, что моей кошке уже восемь лет и что когда-нибудь она состарится и умрёт. Думал что все кого я знаю рано или поздно умрут. Про то, как с каждым годом ускоряется время. В тревоге я долго не мог уснуть. За окном падал снег. А я лежал в темноте и слушал музыку. Представлял, как лежу я так, а в комнату входят люди и говорят: "Всё, выносите!". И я понимаю о чём они, но отказываюсь верить. Вижу и слышу их. Но ничего не могу сделать.
***
Просыпаюсь. То ли в дверь стучат, то ли сердце колотится в груди.
***
Цивилизация взрослых (плохая)
И вечер лёг,
горят огни.
Я слышал писк
из под земли.
Я сплю или вспоминаю, как во дворе этого дома взрослые закапывают котят. Соседская кошка разродилась от нашего серого кота Макса (который в итоге прожил больше двадцати лет и под конец жизни обрёл сиреневый окрас). Принесла пять разноцветных котят. А они взяли, засунули их в полиэтиленовый мешок и закопали в конце участка, там, где заканчивался огород. Я сплю или помню, что было лето, жаркий солнечный день. Я до сих пор слышу писк из под земли.
А потом они удивляются, откуда берётся зло. Откуда всё плохое. И дети тоже хороши: сейчас бы я не позволил никому так сделать. А тогда просто промолчал и ушёл, когда писк стал совсем не слышен. Темнело.Они говорили, что всё будет хорошо. Никогда не стоило верить взрослым.
Бабушкин шкаф (главное)
Я не в первый раз просыпаюсь в холодном поту. И сон мне снится почти один и тот же. Сон, про то как я просыпаюсь и выхожу из комнаты в коридор, где стоит старый бабушкин шкаф. Так, что мимо него не пройти. Непонятно почему, но в этом сне мне каждый раз нужно открывать его двери. И каждый раз меня охватывает ужас. Из сна в сон меняется только его содержимое: скелет, мертвец, чёрт... Обездвиженный страхом в холодном поту я просыпаюсь. Но на этом кошмар не заканчивается, потому что дальше нужно убедить себя, что теперь это не сон. Воздух в комнате тяжёлый, подушка сырая. Сухие бессмертники стоят в вазе на подоконнике. Детские руки трясутся от страха. Потом нужно выйти из комнаты. А это ещё сложнее, ведь идти предстоит дорогой страшного сна.
Шкаф… Он массивен и неуклюж, дерево окрашено в красный цвет лет сто назад наверное — краска совсем выцвела и облупилась. Между его дверей большое, потемневшее от времени зеркало, кое-где мутное, кое-где покрытое чёрно-зелёными пятнами времени.
[. rec] (запись)
В машине нас двое. Ночь, снег. Я незаметно нажимаю кнопку записи.
— Расскажи мне всё что знаешь об этом — говорю я.
— Когда я об этом вспоминал в прошлый раз, после я не спал всю ночь.
— Расскажи.
— Я слышал, как на чердаке кто-то ходил. Я тогда как раз разобрал камин, помнишь? И в потолке, в том месте, куда выходил дымоход зияла дыра приличного размера. Чёрный кружок такой, если смотреть на неё ночью. Но той ночью я не мог туда смотреть. Всё что я смог, так это в ужасе выбежать из комнаты и спать оставшуюся часть ночи на заднем сидении машины. А на утро я заколотил эту дыру в потолке.
— Я видел...
— Хватит!
— Значит больше ничего не расскажешь мне про бабушкин шкаф?
— Нет. Я не хочу об этом вспоминать. Ты и сам всё знаешь.
Я выключаю запись.
***
А знал я не так много, но и этого наверное было достаточно: мои детские кошмары, да и не только мои. В детстве я слышал, как взрослые говорили о нём. Шёпотом. Когда бабушки не стало, шкаф стал мешаться и тётя решила выкинуть его, но после того как его подготовили к вывозу на свалку у всех в доме начались кошмары. Да такие сильные, что от этой идеи пришлось отказаться. Только вот после этого поставили его не в доме, а спрятали от глаз подальше, каким-то образом подняв на чердак. Собственно после этого на чердак никто не входил уже почти двадцать лет.
***
Дальше (спустя время)
Я долго уговаривал брата, хоть мне и самому тоже было страшно. Но тем не менее мы поднялись на чердак. Пыльное восьмиугольное окошко освещало помещение. Покатый в обе стороны потолок. Я включил фонарик и бегло осмотрел округу: какие-то мешки, кипы бумаг, ёлочные игрушки, старые книги. Под ногами были опилки. Брат забрал фонарик, а я в мутном свете окошка стал искать шкаф и увидел его в итоге в дальнем углу. Но дорога была завалена старыми вещами, такими, которые бывают только на чердаках и место которым на помойке. И только я собирался разгрести проход, как внезапно брат нарушил тишину.
— Смотри! Следы! — говорит мне он и светит на пол.
И правда, смазанные, непонятно кому принадлежащие следы красуются замысловатым узором на опилках. И что самое интересное у того места, где была дыра от дымохода их тоже полно. И у шкафа.
— Я же говорил тебе! Давай отсюда уйдём — говорит мне брат.
И в этот раз я с ним соглашаюсь.
***
Я знаю, что у него гораздо больше причин бояться этого дома. В детстве его однажды оставили одного, заперев дом снаружи. Он до сих пор так ни разу и не рассказал вразумительно, что в тот день произошло. Одно можно было понять: что он старался спрятаться (от кого?) и ещё одно: шкаф, этот проклятый шкаф упоминался в его прерывистом рассказе ни раз. И темнота, темнота, темнота. Зимой здесь темнеет очень рано.
***
Дом (для общей картины)
Одноэтажный, разделённый пополам. То есть в нём жили две семьи и в нём собственно было два входа. Всё симметрично. Белый, поросший виноградником. И вообще море зелени вокруг. Почему я всегда вспоминаю его летом? Просто только летом я туда и приезжал. Таким был этот дом. Теперь, спустя столько лет в нём живёт только моя тётка. О семье из второй половины дома я мало что могу сказать, их было твое: мать, сын и дочь. И всех не стало в течение месяца. Сначала умерла мать, а потом поочерёдно повесились дети, по старшинству: сначала дочь, потом сын. Стану ли я нагонять мистику или просто скажу, что они были непробудными алкоголиками? Не знаю. Я ничего не скажу, пусть каждый решит сам. Такие дела.
***
В комнате с заколоченной дырой в потолке я всё никак не могу уснуть. Свет фар проезжающих мимо машин рисует тени на стенах. Тени играют друг с другом. Я наблюдаю их игру и погружаюсь в воспоминания ещё глубже.
***
Театр теней (на стене)
Мне лет восемь, на календаре пятница, тринадцатое число. Весь вечер мы играли в прятки с братом и соседскими детьми. Дом был довольно-таки большой, но чтобы хорошо спрятаться нужно было очень постараться. Тем более, если не повторяться. И когда в очередной раз настал мой черёд прятаться, я проскользнул в тёмную комнату и залез под кровать. Темнота там была кромешная и ещё было холодно. Я стал прислушиваться, хотелось услышать шаги, но в комнате было тихо. Даже очень. Время шло, но меня словно никто и не искал. Чтобы хоть чем-нибудь занять себя я стал ощупывать руками пыльный пол. Сантиметр за сантиметром, пока не наткнулся на что-то. На что я так и не понял, потому как в этот же момент перед моим лицом блеснули зеленью огромные глаза. Наподобие кошачьих, только больше, да и кота в доме не было. Всё это я уже после понимал, вспоминал и думал. А тогда я пулей вылетел из под кровати и из комнаты. Игра окончилась.
Когда позднее пришло время ложиться спать, мне всё ещё было очень страшно и потому я улёгся лицом к стене и спрятался целиком под одеялом. Закрыл уши и глаза. Но в какой то момент открыл их и увидел на стене тени рук. Они танцевали. Сердце моё вырвалось из груди.
***
Иногда я окунаюсь в сон и мне снится, что я забираюсь на высокое дерево. Ловко цепляюсь за ветки, но вдруг очередная ломается и я долго падаю вниз. Просыпаюсь. Как в детстве. Глубоко дышу, за окном ночь. То ли в дверь стучат, то ли сердце колотится в груди.
***
Лес (кладбище железа)
Возвращаюсь на двадцать лет назад. Ранним утром, когда городок ещё спал я выехал из дома на велосипеде. Мы договорились встретиться с товарищем у нашего столба, в половину седьмого и поехать на болото за грибами. Был конец августа и утро было прохладным. Я приехал вовремя, и какое-то время ждал приятеля, но так и не дождавшись отправился дальше один. На месте я был спустя полчаса. А место было странным: болото, лес, каналы с водой, идущие параллельно друг другу. Между ними молодые деревья. А ещё чуть поодаль я набрёл на кладбище техники: трактора, комбайны, грузовики, ржавый покорёженный металл. Под ногами роса, пахнет багульником, всюду растёт голубика. Её ещё называют пьяницей, как раз потому что растёт она рядом с этим самым багульником, а от него начинает кружиться, а после болеть голова. А так довольно приятный запах. Я бродил вдоль каналов, но грибов не видел. Видел змей, росу, паутины в траве. И всё было ничего, пока я не решил возвращаться. Я проходил мимо рваного скелета комбайна, когда меня внезапно накрыл ужас. Нет, ничего не произошло, я ничего не услышал, не увидел, просто внезапно всё вокруг обратилось в страх. Я остановился и огляделся: ничего и тишина звенит в ушах. Но что-то злое, что-то плохое было рядом. Я побежал что есть силы по мокрой траве, нашёл велосипед там, где его оставил. И не оглядываясь назад гнал в сторону дома что есть мочи.
Город только проснулся, когда я вернулся в поросший виноградом дом. Поставил велосипед в гараж и даже успел успокоиться. Решил лечь спать, потому как встал очень рано. И лёг. В сон я провалился очень быстро, а проснулся... Проснулся от того, что кто-то дышит мне в затылок. Меня сковал страх. Какое то время я лежал недвижим и не открывал глаза. Кошмар продолжался. Затылком я чувствовал прерывистое и громкое чьё-то дыхание. Собрав себя в кулак я просто выпрыгнул в центр комнаты и резко развернувшись уставился на пустую кровать. Все звуки конечно прекратились.
Всё это с тобой (со мной)
Вся эта история есть ничто иное как путешествие, в основном в воспоминания. Она собрала в себе тысячу двести километров пути и почти двадцать лет памяти — потому я не готовился к её написанию. Никак. Просто она произошла и я перевёл её в текст. И может быть следующее ощущение имеет научное название и более точное описание даже. Но я этого не знаю и нарочно не заглядываю в интернет. Так вот к чему я веду: вам знакомо такое ощущение, когда время останавливается и ты вдруг думаешь: "А ведь всё это со мной. Всё это на самом деле". Такое случается, когда происходит что-нибудь нехорошее. Такое было во время дороги, когда меня занесло и теперь вдруг со сна. И лучше бы не происходило такое. Бывает переживаешь плохое довольно спокойно, малой кровью, как говорят, а потом как снег на голову это ощущение падает. Бац! И "всё это с тобой" проносится внутри. И теперь пиши пропало, теперь всё по настоящему. Теперь с широко открытыми глазами, да в самое пекло.
Сеновал (христианство)
Я двигаюсь в начало нулевых. Лежу в старом сарае, набитым до крыши сеном. Здесь, сразу за домом. Обиженный всем миром, настоящий подросток. Лежу, с влажным чувством, что ты никому в целом мире не нужен. Плакал. А когда плачешь, всегда становится легче. Когда жалеешь себя. Все эти мысли о самопожертвовании, как они меня тогда преследовали! Я переваривал христианство с тяжёлым роком вперемешку. Шептал про себя, что вот бы мне умереть, а всем остальным стать счастливыми. Обменял бы я свою никчемную жизнь на счастье других в тот момент? Конечно да. Пускай каждый подумает об этом в следующий раз. Но благородство ли это? Конечно нет — это подделка. Пожертвовать собой в моменты счастья и радости? Уверен, такое ни в одну голову не придёт. В каком расположении духа был ваш спаситель, когда восходил на Голгофу? При условии,что эти события вообще имели место. А если не имели, то думал ли об этом автор этой сказки? Я лежу в старом сарае, утонувший в колючем сене, смотрю сквозь щели в крыше на вечернее небо. Я подросток.
***
Возвращаюсь в реальность. Ночь разбитая. Комната с заплаткой на потолке. Выше — страшный чердак с пугающим бабушкиным шкафом. Пускай вся эта история будет вписана в его пыльное восьмиугольное окошко.
***
Мысли на кладбище (человеческом)
На кладбище тихо, лишь вороны иногда нарушают тишину. Каркают они здесь зловеще. Кривые деревья, пёстрые венки, гранит и железо. Земля песчаная. На кладбище неспокойно мне. Но надо. Я и так не был здесь несколько лет. Через два года будет двадцать лет как бабушки не стало. Но я отлично помню её, тем более помню действительно только хорошее. Это не похоже на меня.
За двадцать лет земля просела и памятник наклонился, так всегда бывает. Я не буду рассказывать (или нет) почему это происходит, это не очень приятно. Это путешествие в воспоминания не для таких историй. Собственно приехали мы как раз для того чтобы поправить памятник, ну и навестить бабушку. Так говорят. Привезли с собой цемент, доски — в общем всё что для этого нужно. Приехали вдвоём: я и брат. Как и тогда, почти двадцать лет назад, но об этом потом. Я очень не люблю кладбища и не могу понять всех этих обычаев. Я помню бабушку и память моя светла. Разве не это главный памятник? Но в мире не всё устроено логично и уж тем более так, как мне хотелось бы. Как бы там ни было, мы приехали и стали чинить и наводить порядок — в общем заниматься кладбищенскими делами.
И тут я вернулся на два десятилетия назад. В девяносто шестой год, в тот день когда ставили памятник и ограду. Я вспомнил, как мы вместе с родными и рабочими приехали сюда на лошади, запряжённой в телегу. И пока взрослые стояли в сторонке, а рабочие устанавливали памятник и ограду, мы с братом научились ездить на лошади. Это была лошадь работяг и помню, что её звали Стелла. Мы не думали тогда, что это наверное некрасиво, кататься и веселиться, когда нужно грустить. Ну по крайней мере взрослые занимались этим. А мы сидели в телеге, по очереди с вожжами в руках и повторяли то что видели ранее. Тянешь вожжи на себя и говоришь "Но!" — лошадь начинает шагать вперёд. Говоришь "Прр" — и лошадь останавливается, как вкопанная. И мы колесили по большому полю половину дня. Сейчас на месте этого поля тоже кладбище. За двадцать лет оно разрослось в три раза.
После того как мы закончили с памятником, я стал полоть траву. Растения на кладбищах тоже плохие: колючие, некрасивые. Что трава, что деревья растущие с краю, с кривыми отвратительными ветвями. Оттуда иногда доносилось карканье. Я рвал голыми руками жёсткую траву и про себя разговаривал с бабушкой. Я всегда так делаю, хоть и не верю ни во что такое.
Настал час и мы собрались уезжать. Я про себя попрощался с бабушкой и мы пошли по дороге к выходу, через сотни могил. Разношёрстных, славянских. Я видел немецкое кладбище, где всё геометрически правильное, одинаковое. Просто верх минимализма. Здесь же всё иначе. Яркое, аляпистое. Словно соревнование устроили, кто больше, кто выше, кто цветастее. А ещё пустые места в периметре оград — так оставляют место для себя. Я представил, как это — приготовить себе место на кладбище и ужаснулся. Что думают эти люди? Как он живут, приготовив себе могилу? Солнце припекало затылок. Я увидел как на чьём-то памятнике, с обратной стороны выгравирована картина: машина стоит на дороге, рядом деревья. Машина марки УАЗ. Да уж. Скорее отсюда уйти.
Вышли за ограду и сели в машину. Домой ехали молча. Не знаю, о чём думал брат, ведь мы с ним совсем разные. А я думал, как сказать, о жизни я думал. О том, что всё заканчивается. Вот так вот, такая авантюра. Родился, пожил немного на белом свете и умирай. Закопают тебя в родную земельку и всё. И потом кто-нибудь так же приедет чинить памятник, когда гроб вместе с содержимым сгниёт, земля просядет и он накренится. А зачем всё это? Не сомневайся, тебе расскажут. Тебя всю жизнь будут учить как и зачем жить (может это хорошо?). Дорога домой показалась мне бесконечно долгой.
Чёрная река (точно сон)
Я иду ночью через высокий еловый лес. Воздух тёплый и слегка влажный. Мне неведомо, что я вообще здесь делаю, потому как не помню, как оказался в этом месте. Но никаких тревог по этому поводу я не испытываю, а напротив чувствую себя в приподнятом настроении. Такими люди возвращаются с первого удачно свидания — думаю я и начинаю предполагать, что может быть так и есть. Но тщетно, зацепиться не за что и ничего вспомнить я не могу. Я продолжаю идти вперёд и в какой-то момент слышу журчание воды. Иду дальше и оказываюсь на берегу небольшой реки, метров пять шириной. Над ней висит туман, но в зеркале чёрной воды всё равно отражаются звёзды и Луна. Я продолжаю путь, но уже по течению реки. Сначала ничего не меняется, но со временем мне становится идти очень трудно, я испытываю усталость, причём не только физическую. И тоску непроходимую. Когда становится совсем невозможно, я останавливаюсь и присаживаюсь на самом берегу. Умываю лицо тёмной водой. Внезапно всплеск воды заставляет меня поднять глаза и я вижу очертание фигуры в тумане. Эта фигура говорит мне приятным девичьим голосом, что я иду не в том направлении. Говорит и исчезает в чёрной воде. А я поднимаюсь на ноги и разворачиваюсь. Делаю первые шаги. И с каждым новым шагом ко мне возвращаются силы и я чувствую, что поступаю правильно. Я иду против течения. Мне легко. Мне спокойно.
Ещё один сон (к чему бы?)
Городок окружён озёрами, да и сам вдоль и поперёк исполосован водой. Если смотреть на карту, то вся она пятнами покрыта. И у каждого озерка есть своё народное название: Осиновка, Колосово, Матюково, Дедово. А загляни пятнадцатью километрами западнее и все названия уже не славянские: Обстерно, Нобисто, Дривяты. Тут ведь до Латвии рукой подать. И Литва тоже рядом. За долгие летние дни я исследовал наверное каждое озеро вокруг городка. Но память, наверное из-за прохладного ветра из полуоткрытого окна, память отправляет меня в зиму.
Самое начало нулевых. Мы с братом идём затемно по молодому льду озера. Уже сколько лет мы видели вдалеке остров, да так и не побывали на нём. Он-то крохотный, но доплыть до него летом, даже на лодке ни разу не вышло. И оттого он стал ещё интереснее. Я сплю или вспоминаю, как мы идём по ледяной глади к острову. Как завывает колючий ветер. И как вдруг мы слышим треск. А слышали ли вы когда-нибудь треск льда? Нет, не в луже, а большого льда? Звучит страшно. Чем-то похоже на гром. Протяжно и эхом отдаёт от дна и берегов. Мы застываем на месте, а потом как по сговору срываемся и бежим к берегу. Пугающие звуки не прекращаются. И я чувствую, как лёд проседает, чувствую потому что бегу уже словно под углом. Становится по-настоящему страшно. Но мы добегаем таки до берега. Остров нам так и не покорился (до сих пор).
***
Мысль обрывается (или сон). В следующем кадре я нахожусь в доме. Электричества отчего-то нет и на столе горит свеча. Её пламя танцует на сквозняке старого окна. Я разжигаю камин (тот самый, который после разберёт брат и получит в награду бессонную ночь, а я получу этот рассказ). Я складываю светлые берёзовые поленья, делаю большим разделочным ножом щепки, комкаю газетные листы, перед тем как запихнуть их под щепки, чиркаю спичкой. Грею руки молодым огнём. За окном мрак, холод, космос и одиночество. Жизнь в огне.
[.rec] (мост)
— Здесь новый мост через Западную Двину. Там, если налево повернуть уже Латвия, но нам-то не туда, ты прямо езжай. Это я так. А вот и он.
— Красивый.
— Да, вот тут и прыгают.
— В каком смысле?
— Ну эти, самоубийцы. Я прошлой зимой сам видел. Сидели с мужиками на льду, рыбу ловили и тут шмяк... Даже лёд проломил. Ну мы позвонили куда нужно, да уехали из-за козла этого, прости господи.
— И что, часто прыгают?
— Да кто его знает, разное говорят. Тут до воды метров тридцать, а высокие дома в посёлке видел? Вот то-то и оно! Поэтому здесь и прыгают. А жить-то здесь конечно скучно, если не пить. Да и если пить, тоже скучно.
Итоги (странные)
Желая покончить с этой историей, раз уж так ударился в неё, я решил увидеть этот шкаф снова. На этот раз брат не пошёл со мной. И я вновь вооружившись фонариком отправился в мрак чердака. Разгребая по пути завалы из досок, велосипедных покрышек и прочего мусора, я дошёл до дальнего угла. Красное дерево словно сияло в темноте сарая, несмотря на толстый слой пыли. Конечно мне стало не по себе, не буду врать, мне стало откровенно страшно. Стараясь не отражаться в мутном зеркале я подошёл к шкафу сбоку и какое-то время поразмыслив открыл дверь.
Стих (тоже про сны)
Как долго будет жить в тебе
всё то немногое, что я оставил?
И как спешит к рассвету ночь,
седая, тёплая, без правил.
Ты открываешь своих окон ставни,
и утренней росой разрушен мост,
что соединил реальность
с волшебным миром снов.
И новый день уже на всё ответит.
Тоска твоих красивых глаз,
стихи в потрёпанном конверте,
всё что останется от нас.
Как долго будут жить в тебе
тех снов прекрасные моменты?
И важно ли, что в них был я?
Всех сновидений киноленты
сегодня снова будут ждать тебя.
Январь (конец)
В январе не поймёшь сразу: утро, ночь или вечер за окном. В очередной раз выхожу из этой тревожной дрёмы. В комнате и снаружи всё точно так же темно. Проверяю время — шесть утра. Состояние — только после дороги. Нет, больше спать не буду. Окно наполовину открыто. Встаю, одеваться не нужно, ведь лёг прямо в одежде и накрылся старым верблюжьим пледом в клетку. Тёплый свитер с длинным воротом, джинсы, шерстяные носки. Воздух пахнет сыростью. Иду варить кофе. Наливаю в чашку и заодно наполняю термос в дорогу. Присаживаюсь у окна. На улице всё тает. То тут, то там на земле проплешины, с крыши бьёт капель. Хочется домой, смотреть на мир из своего уютного окна, гладить свою тёплую кошку. Допиваю кофе и иду будить брата, ведь именно за ним я и приехал сюда. Дорога туда и обратно обернулась неспокойной ночью путешествий по волнам моих воспоминаний и снов.
— Вставай — говорю я — нужно ехать.
15 февраля 2015