Интринсекус. я слышу

Глава 1. Приятели всегда предатели

Семья Николь переехала в новый город. Их новая квартира была маленькой и комфортной, но холодно чужой. Так бывает в свежеотремонтированных квартирах, где ещё веет прохладой красок и лаков, а человеческое тепло уже выветрилось и растаяло в закрытых новыми обоями старых, пропитанных плесенью стенах. Пока что пустая от всяких мелочей, пылящихся на полках, она представляла собой идеальную с виду квартиру, которую бы с удовольствием показывали в рекламе. Но Николь в ней не нравилось ничего: ни временно чистенькая от жирных брызг кухня, ни гостиная с огромным блестящим телевизором, ни её маленькая комнатка с пушистым ковром на полу. Её привлекал лишь нежный ненадолго ворс и светлый вид из небольшого окна, открывавшийся на бледно-зелёный парк и грязный пруд с чахлыми ивами. Ей хотелось домой, туда, где её настоящий дом. И неважно, что там у них была совсем крохотная квартирка, заставленная старой мебелью. Там было то бесценное ощущение счастья, прочно впившееся в окружающее пространство и брошенное на старом месте. Девочка была вынуждена перейти в новую школу, и ей вовсе этого не хотелось. Она не желала видеть новых одинаковых лиц, с которыми волей-неволей пришлось бы срастить жизнь, как с надоедливыми родственниками в соседнем доме, к счастью, оставленными в прошлом. Родители были рады переезду, это открыло им новые возможности в плане работы, а Николь могла бы найти новых друзей. Или просто друзей. Ведь старых почему-то не было. Может, оттого, что Николь была очень задумчивой и молчаливой, но никто не знал, о чём она так усердно думает, и, скорее всего, знать не хотел. Как бы то ни было, первого учебного дня девочка ждала с надеждой, что сможет пообщаться с кем-нибудь. Надеждой, политой полным нежеланием начала рабочих будней.
* * *
Почти все листья опали и уныло лежали в серых лужах. Постоянно лил дождь, изредка сменяясь на солнечные безоблачные дни. И на первое сентября погода была печальная, грустная, пасмурная. Тучи уже вылили на землю свою дозу воды и рассеялись по небу серой пеленой.
Николь шла в школу сгорбленная и хмурая, в ногу с настроением всех детей в этот день и капризной природы. Она предполагала б, что всё в этот раз будет хорошо, если бы резко не споткнулась на асфальтированной дороге и не наступила в лужу, разбрызгав вокруг себя мутную воду. Оглядевшись и убедившись, что её позора никто не видел, девочка выпрямилась и, глубоко дыша, быстрее зашагала дальше. Николь подошла к небольшому двухэтажному зданию с табличкой «Школа № 6», выкрашенному в облезлый оранжевый цвет, к которому уже спешили множество детей с пустыми рюкзаками на плечах. Она поднялась по лестнице к двери и решительным жестом раскрыла её. Переодевая обувь в набитом народом тамбуре, девочка разглядывала всех вокруг и думала о том, что никогда не видела своих одноклассников и отдала бы всё на свете, чтобы не увидеть никогда. Логичным выводом из этого всего было то, что, если она не увидит их никогда, то никогда не пойдёт в школу, а что может быть лучше? Разве что… Да много чего, но что может быть хуже ещё четырёх лет учёбы и, притом, самых трудных годов? Да… Ладно, что здесь школьная форма нормальная. Тёмно-синие платья с белыми фартуками не так уж и плохи, в сравнении с ужасными красными жилетками и клетчатыми юбками, как в прошлой школе.
Рядом с вахтёршей стояла девушка, которую она сразу узнала. Новая классная руководительница. Когда Николь записывали в школу, она уже видела её. Екатерина Викторовна, преподавательница русского языка и литературы, взяла руководство над 8 «а», новой школьной «семьёй» Николь. Девочке она понравилась. Высокая, с большими зелёными глазами и короткой стрижкой, она была очень красивой и казалась вовсе не строгой. Екатерина Викторовна, завидев Николь, помахала ей рукой, и девочка медленно, коря себя за рвущееся из грудной клетки сердце, приблизилась к классной руководительнице (или просто классной, как все говорят).
– Здравствуй, Николь! – улыбнулась она.
Девочка в ответ робко кивнула и прибавила более уверенно, как бы пробуя новое имя и запоминая его:
– Здравствуйте, Екатерина Викторовна.
– Не волнуйся, – попыталась успокоить её учительница. – Твой новый класс очень дружный! Я веду у них уже два года и не видела класса более весёлого и, надо признаться, шумного. Хорошие ребята, особенно когда домашние задания выполняют.
Удивительно, как сильно можно ошибиться в людях, ориентируясь на чужое мнение.
* * *
Николь и Екатерина Викторовна зашли в класс, где все сразу замолчали. Это было ясно по оборвавшемуся вмиг гомону. Классная представила новую ученицу Николь Тучкой (и как её угораздило родиться под такой фамилией?), и по кабинету прокатились смешки и тихие возгласы: «Новенькая!». Девочка смутилась.
Учительница как-то облегчённо вздохнула, будто Николь могли не принять одноклассники вообще, а не только открыто рассмеяться.
– Садись, где хочешь.
Девочка собралась сесть за свободную третью парту и уже направилась к выбранному месту, как девчонка с короткими синими волосами спихнула своего соседа со стула, и тот, обиженно глянув на неё, пересел к парню сзади себя. Гостеприимным жестом девчонка указала на стул рядом с собой, и Николь ничего не оставалось, кроме как сесть со своей новой одноклассницей.
– Ненавижу тебя, – пробормотал отвергнутый юноша.
Николь потеряла дар речи.
– Что?
– Это он мне, – объяснила соседка по парте, с любопытством рассматривая новенькую. – Он очень обидчив. Да и вообще, ревнивый, как…
Николь так и не удалось узнать, насколько ревнивый сидевший на её месте, поскольку он сразу же перебил её:
– Неправда! Ты вечно выставляешь меня в неловкое положение!
– Замолчи, братец! И это я ещё стараюсь представить тебя в выгодном свете! – возразила девчонка. – Представь, что бы было, если бы я пыталась тебя опозорить? Мне бы и стараться не пришлось!
Парень хотел сказать что-то обидное в ответ, но Екатерина Викторовна, которая тщетно пыталась дождаться тишины, заговорила о начале учёбы, о необходимости стараться получать хорошие отметки, и он промолчал, яростно сжимая кулаки.
– А что с ним? – шепнула Николь опасливо, чтобы парень не услышал.
– Просто он мой брат. – Этого объяснения их отношений было достаточно.
– А как его зовут?
– Марк. А меня Агния.
– Красиво.
– Я ему передам, – хихикнула одноклассница, листая под партой какую-то книжку. – Можно, я буду звать тебя Никой?
– Конечно, – кивнула девочка и спросила с любопытством: – Что читаешь?
– «Покинутые небеса» Анны Летнёвой. Лет десять на полке сор собирала. Она для дошкольников, но любопытная. Хочешь, я потом дам тебе почитать?
– Спасибо. Если сюжет ничего, то почитать стоит.
Они замолчали. Агния продолжила чтение книги, а Николь вполуха слушала речи учительницы. Это так странно, что кто-то захотел с ней общаться. Девочка устало потёрла виски и вздохнула. Внутри неё теплился огонёк тлеющей свечи веры в человечество, и Агния обязана была его разжечь.
* * *
– Пойдём ко мне в гости, а, Ник? – спросила как-то внезапно Агния, уже выйдя из школы и таща на спине тяжёлый, полный учебников, изрядно потолстевший рюкзак.
«Ник», ещё не привыкшая к своему новому имени, шагала рядом и споткнулась от неожиданного предложения.
– Я? – только и воскликнула она. Николь была совершенно не готова к такому быстрому развитию событий. Скрытная по характеру, она не привыкла к тому, чтобы «открываться» первому встречному.
– А кто же ещё?
Наверное, вид у неё был чертовски перепуганный, потому что Агния с недоверием уточнила:
– Уж не думаешь ли ты, что я маньячка?
– Нет, конечно! – поспешила с ответом Ника, на миг подловив себя на мысли, что где-то в закромах сознания шмыгали шальные догадки.
– Ну, пойдём? – снова спросила Агния, не отрывая нечитабельного взгляда от Ники, так и не дождавшись ответа.
Та кивнула. Ей хотелось узнать побольше о новой однокласснице, хоть этого даже внутренне она признавать не желала и свалила всё на настырность Агнии, не загружая потрёпанную совесть, натерпевшуюся множества притеснений. Она не могла похвастаться дружелюбностью и общительностью, но, кажется, это вовсе и не нужно, если по тебе видно, что ты хороший человек. Этим всё сказано, что больше и нечего добавить.
– А родители не будут против? – Ей не хотелось навязываться и причинять неудобства.
– Ну, что ты говоришь! Зачем? Совершенно незачем.
– А брат? – встревожилась Николь, вспомнив про то, как тот рассердился из-за неё. Его она побаивалась. Было что-то опасное и непостижимое в его неудержимой прямоте, в чётком делении на ненависть – любовь в каждой фразе, каждом слове, к каждому человеку. Как они сменяли друг друга, как в годовом цикле идут друг за другом зима и весна, лето и осень, стоило лишь сделать что-то незначительное или этого же не сделать, как Марк на это реагировал. Злился на сестру из-за какой-то ерунды (Ники), а потом спокойно играл в телефон за задней партой с одноклассникам (девочка слышала, как тихо что-то взрывалось и они перебрасывались односложными фразами, вроде: «Давай направо», «Стреляй», «Уже здесь»).
– Марк-то? Да какое ему дело? – усмехнулась Агния, довольно щуря бирюзовые свои глаза и точно бы что-то замышляя. – Сам где-то гуляет, пускай вернётся сначала, мы его и не застанем.
До дома Агнии они дошли молча. Оказалось, что он был совсем недалеко от Никиново. Это было пятиэтажное строение, подобное всем домам в округе, из серых, красных и синих кирпичей, без балконов, но с панорамными окнами, достигающими размером целой стены и отливающими слабым серым блеском, без лифта, подвала и чердака. Квартира Агнии находилась на первом и втором (они соединялись крутой лестницей).
Агния порылась в карманах куртки в поисках ключей и, не найдя ничего, кроме фантиков, чеков, бумажек и десятка звенящих монет, позвонила. Дверь открыла полненькая женщина в длинном цветастом сарафане и с бигудями на светлых волосах.
– Привет, доченька! А где Марк?
– Скорее всего, играет в футбол с мальчишками. Кстати, познакомься с моей новой одноклассницей Никой.
Женщина расплылась в улыбке, будто лицезрение Николь доставляло ей Бог весть какое удовольствие.
– А я мама Агнии. Зови меня тётей Маргаритой или Ритой.
– Хорошо, – согласилась Николь, занимая себя разглядыванием потёртого паркета с каким-то затейливым узором и ощущая некое смятение.
– Будете чай? – спросила гостеприимно хозяйка, исчезая на кухне и возвращаясь к своим делам.
– Потом, мам, – крикнула Агния и потянула Нику на лестницу.
Поднявшись, она повернула налево и открыла дверь в комнату с двумя кроватями  и шкафами с противоположных сторон и большим столом у окна. Сразу было ясно, что это комната её с братом и, наверняка, у них шли нешуточные бои за сохранение личного пространства, поскольку узкий коврик разделял пол на две равные части, словно выверенный по миллиметру. Агния сразу кинула рюкзак в угол и упала на кровать с оранжевым покрывалом.
– Садись, – блаженно протянула она, не в силах пошевелиться.
Ника скинула с плеч портфель и почувствовала, как заныла спина. Девочка осторожно села на край кровати и оглядела всё вокруг: пастельные обои, обклеенные плакатами с черепами на «территории» Марка и рисунками на Агнии, чёрный ламинат с белыми точками, точно звёздами, и зелёный, как трава, потолок.
Николь понравился такой оригинальный и простой интерьер (хотя себе такого она бы не пожелала, слишком пёстро и ярко, наверно), и само собой спросилось совершенно очевидное:
– Ты умеешь рисовать?
– Да, но это скорее для себя, чем напоказ. Не терплю критики, да и похвал не жду. Реалистка.
– Я тоже рисую, в другом городе ходила на всякие кружки, мастер-классы и выставки.
– Почему бы нам тогда не порисовать вместе? – предположила хозяйка комнаты, уже направляясь к ящикам стола и доставая из них бумагу, карандаши и фломастеры. – Ты же не откажешь мне в такой чести соавторствовать с великой художницей?
– Не смогу. – Ника изобразила на лице деланое смущение, скрываясь за ладонями.
Разложив всё на полу, Агния принялась склеивать скотчем бумагу, чтобы получить большой лист, а Ника – точить стёршиеся и обломавшиеся карандаши. Когда они подготовились к рисованию, настал самый трудный момент – выбор изображения. В голове крутились сотни вариантов, но выделить что-то одно из целого хоровода вертящихся образов было трудно.
– Надо рисовать так, чтобы нам обеим было удобно, – рассуждала Агния, грызя в раздумьях карандаш.
– Можно разделить картинку на две части, половина твоя, половина моя, – предложила Николь, и девочка тут же прибавила, вынимая изо рта карандаш и прочерчивая по центру листа чёткую линию:
– Тогда давай нарисуем что-то типа противостояния добра и зла? Ангела и демона, а? Чур, я демона!
– Я, в принципе, не против, – улыбнулась Ника и принялась рисовать своего ангела, создавая в воображении нужную внешнюю оболочку.
 Вскоре у её силуэта на бумаге появилось длинное белое пышное платье и крылья, светлые волосы, резко и чётко очерченное лицо с голубыми глазами и символически намеченный нимб. У демона Агнии (тоже женского пола) выросли маленькие красные рожки на тёмных растрёпанных волосах, прорисованных чёрным восковым мелком и обычным карандашом, лицо украсил яркий макияж, над которым пришлось возиться дольше всего, а из под короткого чёрного слабо заштрихованного платья показался хвост с кисточкой на конце. Вдобавок, девочки раскрасили линию, разделявшую их картинки, как огонь с одной стороны, и как облака – с другой, что получилось не так уж похоже, но рисунком они всё же остались довольны.
– Здорово получилось! – одобрила Агния и прикрепила их совместное творение над своей кроватью. – У тебя интересный стиль, всё такое ровное и яркое. Мне больше привычны осечки и размашистые мазки.
– У меня и подчерк такой, не творческий, ровный.
– А у меня буквы такие пируэты выделывают на строчках, что просто жуть. Ладно, что крупные, так разобрать проще.
– Ой, уже почти час прошёл! – воскликнула Николь, скользнув взглядом по настенным часам при рассмотрении других рисунков, в основном, лиц и людей. – Вот это мы зарисовались!
– Не соизволите ли выпить чашечку чая по этому случаю? – поинтересовалась девочка, подбирая каждое слово и изящным жестом указывая на дверь, и тут же рассмеялась своей корявенькой фразе.
– С удовольствием.
* * *
Девочки пили ароматный напиток на кухне, сидя за большим деревянным столом, покрытым ручными вязаными салфеточками. Они с аппетитом жевали блины со сгущёнкой, которые приготовила тётя Рита за считаные минуты. Она уже хлопотала над борщом и расспрашивала Николь про старый город.
– А у тебя раньше был свой дом с огородом? Школа далеко была? А торговые центры? – кудахтала тётя Рита, нарезая морковь соломкой.
Ника что-то промямлила в ответ, но Агния перебила её:
– Ну, мам, зачем о безвозвратном прошлом? Лучше я тебе про наш класс расскажу!
Тётя Маргарита хотела возразить, как позвонил домашний телефон.
– Да, Люб! Что делаю? Борщ варю! Ой, и не говори! Как там твой Егорка? На улице гуляет? Мой Марк тоже. Да ты что! А как так?
Они быстро допили чай, и Николь с грустью сообщила, что ей пора домой, потому что родители не знают, где она, и наверняка беспокоятся.
– Жаль, конечно, – огорчилась Агния, отдавая Нике рюкзак. – Давай обменяемся номерами?
Они так и сделали.
– Агонёк, Ника уже уходит? – крикнула с кухни тётя Рита.
– Да, мам. – Щёки девочки вспыхнули.
– Агонёк? И не проси звать тебя иначе! – захихикала Николь и заторопилась домой. Агонёк! Не смешнее, конечно, Тучки, но это ведь ласковое прозвище, а не безжалостная фамилия.
* * *
– Ника, ты где была? – донёсся взволнованный голос из глубины квартиры, прежде чем Ника успела снять ботинки.
– Мам, я была в гостях у моей одноклассницы Агнии. Я просто забыла позвонить! Ты же не переживала?
– Удивилась, что у вас такое долгое собрание. А что это за Агния?
– Ой, мамочка! – Николь обрадовалась, что мама не переживала, не то произошёл бы невыдуманный и необратимый апокалипсис. – Она очень хорошая! Мы с ней рисовали, и у неё есть брат Марк, тоже мой одноклассник.
– Ты с ними подружилась?
–  Не совсем. – Николь не хотела рассказывать о непростых взаимоотношениях новых знакомых между собой и с ней.
– Подружитесь. – Мама истолковала её заминку по-своему и выключила горящий экран телевизора. – Пусть к нам приходит как-нибудь. Пойдём ужин готовить. Как насчёт салата и, положим, запечённой картошки?
* * *
– Эй, привет, Ника! – крикнула Агния, завидев подходящую к школе одноклассницу.
– Привет, Агонёк!
– Будешь со мной сидеть, – то ли с утвердительной, то ли с вопросительной интонацией произнесла она.
– Хорошо, – несколько озадаченная этим тоном, ответила Ника. Она, вообще, предпочитала в любой ситуации говорить «хорошо». Как показывает практика, из-за этого складывается всё также хорошо и даже лучше. Ответ нейтральный и пронизанный теплотой.
Переобувшись в сменную обувь, они поспешили в свой класс, не желая опаздывать, а в школе время тянется вязким горьким сиропом на уроках и летит на крыльях счастья на переменах.
– А у вас разве нет расписания кабинетов? – удивилась Николь, перескакивая через одну ступеньку.
– Нет, а зачем? – ещё больше неё поразилась Агонёк.
– Ну, как? У нас так было. Каждый урок в разных классах.
– Фи, как глупо! – фыркнула Агния. – Мы обычно в своём классе сидим, а необходимое у нас в любом кабинете. Карты, склянки, пианино нет, это да, но синтезатор присутствует…
Они зашли в кабинет чуть встрёпанные. На месте Николь внаглую расположился Марк, и его сестра, ни слова не говоря, демонстративно пересела за соседнюю парту. Парень на секунду стушевался, но тут же взял себя в руки, возвращая титул короля вседозволенности.
– Ты что же, сестричка, брата на какую-то девчонку променяла? – услышала Ника язвительный голос Марка, но не повернула и головы в надежде, что он ограничится парой высказываний.
– Знаешь, и не прогадала! – огрызнулась Агния, вытаскивая учебники и кладя их на стол.
– Ой, какие мы взрослые стали! Не забыла-то, кто старше?
– Очень печально, что возраст никак не повлиял на твоё умственное развитие!
Лицо Марка чуть покраснело, на шее вздулась венка, и он встал со своего места и оказался прямо напротив сестры.
– Ещё скажешь про меня хоть слово, я не буду себя сдерживать! – Его угроза звучала слабо и наигранно, но выглядел он убедительно и угрожающе. Такой коктейль просто чудом не смешивался, не то вызвал бы взрыв.
– Ой, ты что, на девочку с кулаками полезешь? Нехорошо, однако! – Агонёк состроила расстроенную рожицу и притворно вздохнула, глядя на Марка почти вровень. Ей пришлось лишь чуть приподнять подбородок, чтобы дотянуться до его губ. Их эта близость не только не смущала, но и прибавляла жара опаляющим кожу дыханием и физически ощутимой злостью. Агния, казалось, могла и что-то похлеще прочитать по лицу Марка, чем простую обиду, и подобрать подходящую реплику и эмоцию. Такое у них случалось почти каждый день, нужно было привыкнуть, как привыкли все окружающие.
– Ты! Ты!..
– Ну, и что я?
– Ты ведёшь себя отвратительно! Ты постоянно меня обижаешь!
– Я?! – задохнулась от несправедливости Агния, растеряв все свои актёрские навыки. – Да это ты вечно первый начинаешь! А я должна, по-твоему, молчать? Извини, я не обязана быть такой, как тебе хочется.
– Эй, успокойтесь! – вмешалась Николь, протискиваясь между ними. Без её помощи разнять этих родственничков вряд ли бы вышло. Она не знала, что в их сцепки лучше не влезать, не то можно и схлопотать от обоих.
– Ника, отойди. Пожалуйста! – процедила сквозь зубы Агния, как бы сдерживая гнев, предназначенный брату.
– Это вообще не твоё дело! – заявил он, пытаясь оттолкнуть её. Он старался быть грубым и грозным. Но эта его мелочная возня с детскими обидами и переминаниями с ноги на ногу предательски выдавала его слабость в этой ситуации. Не в этот раз ему рассчитывать на победу в одном из раундов их поединков.
– Не устраивайте свои разборки в классе! – проигнорировала его Ника, нутром чувствуя его слабеющий пыл. – Остыньте. Не приставай к ней, слышишь. – Этим она вновь разожгла Марка, чьи ноздри медленно раздувались, а внутри клокотала, вскипая, лава концентрированных эссенций ревности и обиды, что новенькая отобрала у него сестру.
– Я не буду сидеть рядом с ним. – Агонёк поменяла их вещи местами, и теперь Николь пришлось находиться в опасной близости от Марка, который мог взорваться от единой искры.
К удивлению Ники, первые два урока оказались очень лёгкими и шли сразу друг за дружкой, не разделённые ни русским, ни алгеброй или чем посложнее: музыка и рисование. На них Николь усердно пела песенки об осени и изображала её же на бумаге. Это занимало у неё не так много времени, так что они с Агнией, поделившейся красками и всеми принадлежностями, успевали и делать задание, и тихонько разговаривать. Вообще, первая учебная неделя всегда была нетрудной, подготовительной частью к серьёзной работе. Агонёк решила просветить Николь о всех своих новых одноклассниках и школе в целом.
– У нас городок маленький, да и школа тоже, поэтому в классах учится человек по пятнадцать, а то и меньше. И в кабинетах либо четыре ряда по две парты, либо два ряда по четыре. Нам повезло, так ведь удобнее, что ряда всего два? За первыми партами сидят все отличники. Лиана Ранда;ева. Самая первая, её по всем предметам спрашивают всегда. Видишь, какие кучеряшки у неё? В этом и вся примечательность. Рядом с ней Олеся Милорд. Ты не удивляйся, у неё лицо такое печальное. Да и как тут веселиться, когда каждый день делать домашние задания? На соседнем ряду Илья Лосе;нко. Он скороговорками болтает и ни одной книги за лето не пропускает. Ещё и цитирует их при любом удобном случае, так что с ним лучше не заговаривай, сама не отвяжешься, а у меня помощи не проси, не умею я людей обижать. – Ника удивлённо приподняла брови, перед тем припомнив Марка, но Агния только вздохнула, словно соседка несла откровенный каламбур, а заткнуть её было невозможно. – Братика не считается. Он вечно сам напрашивается. Ты его лицо видела? Так и кричит – я король, а ты букашка! Его и высечь мало, но мы отвлеклись. Вот это Алла Сома;лина, в очках и жутко занудная. Не представляю, как её Илья выносит, а она – его. Но спелись они на славу. Обычная она девчонка, в общем, эта Сомалина. Но с ними мало кто общается из класса, в основном, все списывают у них домашние задания и контрольные работы. Ну о чём с ними говорить-то? О синусах-косинусах, которые мы в этом году будем проходить и не факт, что поймём, а они ещё в детском саду их знали? У нас так заведено: мы их не трогаем, что такие идеальные прям, а они нас, что мы хуже учимся. Вот за Лианой и Олесей Настя Коломна;, та, что с косичкой, и Марина Гартовси;х. Они постоянно болтают и в телефонах сидят. Поговорить с ними не о чем, разве что о всяких новостях из соц.сетей о звёздах или об учениках из параллели, хотя нас тут и до тридцати не дотягивает. Можно и всю школу пообсуждать, но тебе ли это нужно, Ника? За соседней партой мы с братом сидели. Неплохо, кстати. Но он от меня частенько к другу своему отсаживался, Матвею. И сейчас с ним.
– Этот, с ёжиком? – Девочка украдкой глянула на соседа Марка, как и на всех, о ком рассказывала Агния.
– Он. – Ей не терпелось возобновить рассказ. Это было так увлекательно: говорить о ком-то новенькой.
– А фамилия у него как, ты не сказала?
– Матвей Матвеев. Знаю, оригинальностью и не пахнет. А у нас с Марком – Ла;зины. Никуда не лазили, если ты хочешь подшутить, – предупредила Агонёк, завидя, как Николь с улыбкой собирается что-то сказать.
– Всё ты испортила! – Ника не старалась, чтобы это прозвучало реалистично, и улыбка не покинула её губ, расплываясь вширь. – Я о другом, правда. И ты просто его отпускала, без обид?
– Ты видела, как мы с ним общаемся? По-моему, он считает, что вправе обижаться на меня, и без разницы, кто был виноват. Продолжим нашу экскурсию?
– Да, конечно.
Только вот Ларисе Васильевне не понравилось, что класс шумит, заглушая музыку, и совсем не поёт, и она не смогла об этом смолчать. Пришлось подождать с разговорами до следующего урока и старательно выводить «Осень золотая, Листья улетают».
– За Марком и Матвеем Егор Лу;нников и Данияр Нира;зов. Они, как и Матевеев, из шайки обожателей моего братца. Слушают его россказни и истории о всякой чепухе с таким интересом, что страшно становится. Они нормальные или только притворялись? Нет, ну, можно ли такую ерунду с раскрытым ртом глотать и причмокивать? А прямо за нами Инесса Вспо;лохова и Анна Зо;лотова. – Агния говорила это совсем тихо, ибо последние могли услышать о себе не самые приятные вещи, да и не хотелось быть застуканными учительницей рисования за разговорчиками в первый учебный день, ведь теперь не было вокруг обволакивающей и защитной мелодии. – С этими лучше не ссориться. Они очень странные, на красоте и косметике помешаны и строят из себя пупищ Земли, не меньше. Я с ними особо никогда не общалась, с ними и поговорить не о чем, даже о шоу бизнесе, как с Настей и Мариной, и учёбе, как с отличниками. Пустые мадамы, откровенно. Только не сдавай меня, им не понравится, а они мстительные, я тебе скажу. Слышала, Аня – а она с Лунниковым встречается и его во все стороны вертит – его к кому-то приревновала, так той бедняжке не поздоровилось. Она в туалете все уроки зарёванная просидела, мне говорили. Из «б» Ленка, ты её всё равно не знаешь.
Николь испуганно и затаённо слушала откровения Агнии. А ей эти две размалёванные, как на карнавал, девицы показались совершенно безобидными и незначительными. Что есть в классе, что нет.
– И что думаешь, Аня-то ещё ангелочек в цветочек! У неё же есть Егор, а у Всполоховой нет пары. Так что, если ей вздумается, что кто-нибудь на её пока что незарегистрированную собственность посягается, ему не поздоровится. И никак ей не объяснишь, что ничего не было и, вообще, какое у неё есть право. Она на Марка – моего родного брата! – глаз положила и намекала, чтобы я ей не мешала. Я, конечно, ему не авторитет, но предупредила, что Инессе он не безразличен и она уже убивать за него готова. Он только похмыкал: мол, тебе бы, сестричка, так за меня переживать, но Инесса ему не по вкусу. Он свободу ценит.  Помню, пару недель его потом холостячком обзывала. Решай сама, Ника, нужны ли тебе такие враги, у которых и тактики вычислить невозможно: что в голову взбредёт, то и вытворят.
– Ты так тонко намекаешь, что мне лучше к Марку не приближаться?
– И это тоже, но больше я тебе как факт преподношу, чтобы потом не отлеплять тебя от Лунникова, он же у нас в красавчики записан, вместе с Марком.
– А ты в списках красавиц есть?
– Только сунься, тебя Золотова на пару с Инессой вытолкают. Им конкуренты не нужны. Вот и пары им уже из красавцев есть, что ещё надо для жизни?
– Тебя послушать, так Марк тут – элита. И красавец, и лидер банды троечников, что его, несомненно, радует.
– Есть такое. За ним полшколы бегает, и что в нём только нашли? Поразительно!
– Мне кажется, что ты или завидуешь, или ревнуешь.
– Я? Да ни в жизнь! Было бы чему. Подумать, только! Я ревную и завидую этому наглецу, гордецу, подлецу…
Николь расхохоталась, видя, как яростно девочка отстаивает свою точку зрения.
– А она смеётся! – распалилась она и начала рисовать красную траву.
У Николь разболелись щёки, но она не могла остановиться, а Агния только-только заметила свою ошибку и принялась закрашивать траву ярко-жёлтым, захлёбываясь собственным смехом.
– Девочки, потише! – крикнула, отрываясь от заполнения журнала, учительница по ИЗО, невысокая смуглая женщина в очках, носившая всё время волосы в пучке.
– Да, Фаина Алексеевна! – смутились Ника и Агонёк.
– Покажите рисунки. Вы хоть что-то сделали? Ага, молодцы. Получаете пятёрки и… какое оригинальное решение. Ничего не имею против оранжевого, но никогда в таком плане траву не представляла, Агния.
Заслышав звонок с урока, они отправились на русский, алгебру и химию. Там им пришлось повторять программу прошлого года, выслушивать охи-вздохи Екатерины Викторовны и Валерии Михайловны, учительницы математики, и разочароваться в химике, Геннадии Львовиче, и этом предмете в целом. Весь класс надеялся на всевозможные опыты, а тут какие-то «поразительные» свойства надо изучать.
– Даже реакции не дали посоставлять, – жаловалась Агонёк, провожая Николь до дома. Им было почти по пути. Правда, Ника жила ближе к школе, и девочки договорились отныне ходить в школу и с неё вместе.
– А как ты теперь домой пойдёшь? – заволновалась Николь, вспоминая про их ссору с Марком.
– Как-как? Просто приду, да и всё, – спокойно ответила Агния и вприпрыжку побежала дальше. Можно было посчитать это легкомыслием, но у Ники просто в голове не укладывалось, сминалось в беспорядочную кучу: разве можно быть рядом с человеком и вечно ругаться с ним? У неё не было брата-одноклассника, и понять масштабы катастрофы она не могла.
* * *
– Всё обошлось, – предупреждая вопрос Ники, улыбнулась Агонёк. Они уже шли в школу, сливаясь с ручейками других учеников, торопящихся туда же. – Ты не поверишь! Он сам передо мной извинился! Трудно припомнить ещё один подобный случай. Хотя в садике он приклеил мне жевачку на волосы…
– Ну? – перебила в нетерпении девочка. Ей было интересно узнать, чем всё закончилось.
– Так вот. Извинился, сказал, что вовсе не хотел меня обидеть, что первый во всём виноват и, вообще-то, я классная сестра! – продолжила с гордостью в голосе Агния. – Мне так приятно было. Но вчера же он случайно закинул мою розовую футболку в стиральную машину с синими вещами… Не специально же?
– А почему вы не вдвоём в школу тогда идёте, если всё нормально? – допытывалась Николь, не веря, что Марк мог так поступить. Он ей представлялся этаким тираном и мучителем бедняги-сестры.
– А он всегда в школу раньше идёт, – отмахнулась одноклассница, поправляя лямки рюкзака. – В телефон с друзьями играет.
– А я? – вдруг осенило Нику.
– Что ты? Тоже на стрелялки потянуло? Я бы посмотрела на Николь-автоматчитцу. – Агния облизнулась и показала руку-пистолет, загнув три последних пальца, и воинственно воскликнула, как индейско-американский клич: – Пиф-паф!
– Да ладно. – Ника только сейчас осознала, что вчера натворила. Как же она не поняла, что была третьей лишней в их разговоре? – Он на меня не злится за то, что я вмешалась? Ну, и на твоей стороне была?
– Да, не, – успокоила её Агонёк и прибавила с трепетаньем: – Спорю на что угодно, он меня к тебе приревновал. Не то, чтобы я этого не добивалась…
– Ах! Да ты меня использовала. Позвала в гости и нарисовала картину, чтобы тётя Рита об этом рассказала Марку и он сам увидел всё в комнате, спихнула его со стула в первый день, чтобы поселить всё это и взрастить затем вниманием ко мне, а его незамечанием! – Николь осенило опять. У неё озарения всегда случались кучами. Сначала она не видела очевидного, а после из самых тёмных углов вытягивала правду. Такая натура со своими персональными тараканчиками, сделанными на заказ где-то в сумасшедшем доме.
– Ты меня раскусила. Такая я коварная и бессовестная. – Агонёк – а отныне Агния – выглядела не так мило и радостно, как раньше. Не казалась простой и приветливой. – Плана у меня не было, всё получилось спонтанно. Ты на меня не злишься? Не могла же я сделать это с кем-то иным. А ты новенькая. Да и с тобой мне, вправду, лучше, чем с ним. Он всегда был таким, я просто хотела показать ему всю эту гниль. А вышло, что тебе тоже. И только ты и увидела. Он хороший. Просто притворяется невозмутимым и бездушным. Я так хотела, чтобы он вернулся. Ты же совсем его не знаешь. Он был другой, такой милый всего полгода назад! Ты прости меня. Мы же можем продолжать сидеть вместе? Если не хочешь, я вернусь к Марку.
Слова, грохочущими камнями, катились в сознании, как с горы, и попадали, видоизменяясь, в рот.
– Не могу тебя понять пока что. Но это, наверно, ужасно. Прости, я ведь тоже не знала. Давай представим, что ты этого не делала. Ведь не помогло? Ты меня не звала, я не согласилась.
– Тогда, может, ко мне?
– Это извинение?
– Это приглашение.
– Просто так?
– А зачем же теперь?
– Интересно даже посмотреть, где ты живёшь. Мы же вместе в школу собрались ходить.
– Давай покажу.
Улыбки вышли страдальчески счастливые, извиняющиеся, соболезнующие. Каждый был виноват. Одна – что не призналась сразу, вторая – что сразу не приняла.


Глава 2. Школой единой

Прошёл сентябрь. За ним пролетели октябрь под ручку с декабрём. Николь с Агнией продолжала общаться, но обоюдно настороженно и выверяя каждый шаг. Нет, она бы на её месте поступила бы так же, но доверие было подпорчено, подпалено, как шкура зверя, и на месте ожога не обрастала новыми волосками, оставив голую кожу отчуждения. Они привыкли друг к другу, как закрытые в одном сосуде змеи, сжились, срослись тесными связями, которые нарушить весьма просто – раскрой крышку, закончи школу. Но эта стабильная спокойная дистанция была лучше странных игр Марка в противоположности. Он любил так делать со всеми. В особенности с сестрой, но к Нике относился необычно, однообразно – не ненавидел даже, а тихо игнорировал. В школе он предпочитал делать вид, что её не существует, будто бы она выводила его из себя, а не Агонёк, хотя он ничего и не понял, но стал с сестрой обходительнее и нежнее, не обзывался и не лез по пустякам, лишь подкалывал и дразнился, но вяло и из природного задирства. Сухое «привет» с его стороны можно было считать невиданной щедростью к новенькой. Но даже из пустоты будней, наполненных учёбой и странным общением (его отсутствием), можно было вытеснить что-то интересное.
* * *
Как-то раз Инессе магическим образом показалось, что Ника претендует на Марка, хотя та даже и не смотрела в его сторону. На помощь в этом щепетильном деле она позвала лучшую подружку – Аню. К тому же не только это их волновало.
Это было так.
Николь задержалась на последнем уроке (химии), когда убирала пробирки после лабораторной. Это неприятное действо выполнялось по очереди, как мытье доски и раздача тетрадей. Агния обещала подождать её внизу, чтобы проводить (это было ни к чему, но она, казалось, тем самым искупала свою вину), а учитель вышел отнести журнал. В тот момент, когда Ника расставляла вымытые приборы и препараты, Инесса схватила одну из пробирок и с силой кинула её в пол. Пробирка, разумеется, не могла не разбиться.
– Что ты делаешь?! – воскликнула девочка, ничего не понимая и наклоняясь для того, чтобы аккуратно собрать осколки.
Аня подошла к крану и, поставив в раковину поднос, включила воду. Струя радостно отскочила от преграды, разбрызгиваясь на пол и всё вокруг.
– Что происходит?! – Николь была в шаге от шока и едва не раскричалась от безысходности. Ненормальной Инессе что-то вселилось в голову, это ясно.
Ника выкинула стёклышки в мусорное ведро и кинулась выключать кран, намочив своё платье.
– Ты что же, думаешь, приехала из деревни, можешь тут свои порядки наводить и за моим Марком бегать?
– Что? Он-то хоть знает, что твой?
– Узнает, – мрачно пообещала Всполохова. Даже макияж не скрыл вмиг вспыхнувшие синяки под глазами, расплывающиеся тьмой. – Ты не о том беспокойся, я тебя по поводу Марка предупредила. Ты зачем массы просвещаешь?
– По какому поводу? Не припоминаю.
– Не помнит. – Аня и Инесса усмехнулись как-то злостно-тоскливо, как брошенная под дождём завывающая собачонка, и вторая продолжила: – Как же! Ты зачем сказала нашим отличникам, чтобы они хотя бы неделю не давали нам списывать! Тебе какое дело, сами мы делаем домашние задания или нет?
– Мне обидно, что вы их используете! Я хочу, чтобы вы обращались с ними, как с людьми! Дружили, просили о помощи, а не требовали. – Всплыло в памяти предательство Агнии. Правильно сделала, что сказала. Теперь обострилось у неё чувство справедливости. Как-то больно защемило в груди. Ведь знает, что поступок Агонька пустяк, но это резко и надолго отпечаталось в сердце. Пытаться спасти человека за счёт другого и не спасти. Как такое неловкое, непродуманное, детское и неудавшееся спасение забудешь? У Ники начала подрагивать нижняя губа, глаза заполнились слезами, что всё стало выглядеть размытым.
– Как трогательно! Я сейчас расплачусь! – Аня смахнула несуществующую слезинку. – В любом случае, сейчас ничего не исправить. И впредь постарайся не вставать у нас на пути. Иначе, ты знаешь, что будет. – Рука Ани повернула на полке пузырёк надписью к Николь. «H2SO4» – серная кислота. – Удачи!
И обе вышли из кабинета.
Им было не понять, почему Николь так грустно. Им своими пустыми головами ничего не понять. А Николь прочувствовала весь тот спектр боли  и отчаянья, что прошибали Агнию током каждый раз при виде брата. И сейчас, несомненно, тоже. Не уберегла, не выручила брата.
– Что, прям так и сделали? – спрашивала Агния потом у Ники с оттенком сожаления и покорной жалости всё из-за того же обмана. – Нет, неслыханно! Хотя можно их понять, получат потом двойки: ничего же не учат.
Ей незачем было знать, что она её простила, уже простила за ту нелепую выходку. Агнии и так с ней интересно, она старается. Ищет точки соприкосновения, выручает на уроках, подсказывает. Теперь бы и Николь следовало ей помочь. Марка уже ей не вытянуть, но ему словно открыли кислород, этого достаточно. Можно ведь помочь с чем-то иным, хотя Агоньку, кажется, ничего и не нужно, лишь бы близкие были счастливы. А Марку нельзя сказать, чтобы слишком плохо от его нахальства и переменной личности. Наверно, Агния просто раньше старалась этого не замечать. А потом увидела, испугалась. Ей просто надо было привыкнуть, что брат не такой, как она. Не смешливый и радостный всяким мелочам, вроде солнечной погоды или дождя, или снегопада, или маленького домашнего задания. Ему лучше подтрунивать над кем-то или выводить из себя, что обратно не засунешь. А Николь хорошо просто от того, что Агния не обманывает, что ей рядом с Никой комфортно и нескучно. Это значит, что они поладили и могут теперь быть приятельницами или хорошими знакомыми, важными коллегами. Им просто нравится общение до тех пор, пока они не разойдутся по домам, на выходные, каникулы, а после – и работы, и забудут друг друга, оставив сладкий привкус, и, если встретятся в будущем, удивится ложно6 мол, где пропадала. Почему не звонишь, хотя никому из них этого и не хочется. Поговорят недолго и разбегутся навсегда, как и после этого не самого лучшего учебного дня.
Агния была права. Так и произошло. Многие из класса злились на Николь. Все, кроме Агонька. Марк хоть и не обрадовался перспективе получить неудовлетворительные оценки, но и не стал обижаться на девочку. Даже однажды поддакнул, когда Агния убеждала её не обращать на всех внимания. Учителя, да и родители, были огорчены и шокированы незнанием материала. Но неделя прошла, а отличники снова «возобновили поставки ответов на учебный рынок». Олеся подбодрила Николь:
– Ты не думай, что нас заставляют. Мы же не рабы, это наше желание. Но всё равно спасибо.
А Лиана заявила, что без «пожалуйста» ничего делать не собирается. Всё-таки результат от Никиного дела был, а это можно считать маленькой победой.
* * *
Как-то раз Марина потеряла телефон. Она не могла и минуты прожить без него и отчего-то решила, что кто-то его либо украл, либо спрятал от неё, потому что потерять свою «драгоценность» она никак не могла.
Это было так.
Агния и Николь стали общаться уже спокойно и уверенно, но мало, слишком мало, чтобы можно было друг друга подкалывать и смеяться без причины. У Агонька для этого был брат, а Нике такое поведение было несвойственно. Во время большой перемены (той, когда все, кто хотят, ходят в столовую, или едят в классе, или просто занимаются своими делами) Марина рассказала о пропаже и своей версии событий. Данияр схватил очки Аллы, надел их на себя и принялся мерить кабинет шагами, периодически говоря: «Тэк-с, тэк-с. Стало быть, тэк-с!». Егор начал охать, как самая настоящая старушка, а Матвей изобразил из себя оператора, снимавшего Марка.
– Мы ведём репортаж с места событий! – тараторил он, держа руку наподобие микрофона. – Добропорядочная гражданка Марина Гартовски;х сообщила нам, что заметила отсутствие своего телефона. Что вы скажете по этому поводу, Марина? – Марк ткнул кулаком в лицо Марине, затем зажал ей рот рукой, когда она пыталась что-то сказать. Вслушавшись с самым серьёзным видом в её мычание, брат Агнии продолжил, кивая: – Ага. Марина говорит, что была поражена. Она души не чаяла в своём ненаглядном телефоне! А он предал её, сбежав к другим хозяевам!
– Замолкни! – крикнула девочка, вытирая рот. – И не прикасайся ко мне!
– Гражданке Гартовских, как видно, понравилась наша съёмочная группа, раз она так старательно размазывает след моей руки по своему лицу! – Мальчик отпрыгнул прежде, чем Марина ткнула в него ручкой, взятой с парты Ильи.
Весь класс, что присутствовал на перемене, покатывался со смеху.
– Вот вам смешно! А если бы у вас телефон исчез! – пыталась достучаться до них Марина. Ника прекрасно её понимала. Ведь телефон не только вещь важная, но и дорогая, и за его потерю по головке не погладят и за ушками не почешут. Да и Марк лез со своими приколами, выводя бедную марину из состояния шаткого равновесия в стрессовых ситуациях. Нику он игнорирует. А, значит, и не трогает, и в этом, пожалуй, есть свои плюсы. Он же не может относиться к ней так же хорошо, как и к своей сестре, так что пусть лучше никоим образом не относится.
– Тише, господа! – вмешался Данияр и, сняв очки, объявил: – Сейчас вы все будете наблюдать новый фокус: исчезновение телефона! – И он пробухтел что-то неразборчивое, споткнулся, упал и вызвал тем самым новую волну веселья.
– Ты не пробовала позвонить? – участливо поинтересовался Илья у Марины с таким искренним любопытством, что можно было только поразиться.
– Нет, не пробовала! Я же такая глупая, что не догадаюсь позвонить с другого телефона! Настя уже ищет его в столовой. Вдруг, он выпал или я его забыла там. Хотя этого не может быть!
Марина устало села за свою парту. Она уже и не надеялась найти свой телефон и чуть ли не впервые в жизни со скучающим видом открыла учебник. И тут же вскочила.
– Вот же он! – Она показала страницу с приклеенным к ней скотчем смартфоном. – Я же прикрепила его, чтобы Екатерина Викторовна не видела, как я сижу в Интернете.
– Но это мы его спрятали! Разве нет? – возразил Матвей с иронией.
– Поступила свежая информация! Марина Гартовских нашла своего любимца и сказала, что никогда больше его не бросит, – затарахтел Марк, по новой войдя в образ репортёра. – Но выслушаем Марину!
– Да идите вы! – отмахнулась та, прижимая к себе телефон, как самый ценный предмет во всём окружающем её пространстве.
– Спасибо за совет, леди! Пойдёмте, господа! Нам здесь делать нечего! – И Данияр, Матвей и Марк размеренным шагом, как почтенные джентльмены, опиравшиеся на тросточку, вышли из класса и вошли обратно, сопровождаемые Настей и учительницей биологии, Серафимой Фёдоровной.
– Поторопитесь, сегодня мы изучаем систему кровообращения! – Дверь в коридор захлопнулась, обрекая Николь на сорок минут почти неподвижного сидения за столом. Но всё лучше, чем выносить детские игры Марка.
* * *
Как-то раз Егор Лунников пришёл в школу с разбитой и опухшей губой. Это казалось странным, ведь Егор не имел разногласий, наверное, ни с кем. Николь точно не знала, но никогда не видела, чтобы хоть кто-то в классе приходил с синяками или кровоподтёками, и даже драк на переменах не происходило (если бы такое случилось, вся школа гудела бы новостями лишь об этом, да и с такими подробностями, что подумаешь, будто всё было на постановочной площадке и по сценарию, ведь все слухи были так точны и правдивы).
Это было так.
Егор зашёл в класс как-то боком, словно закрываясь, и к нему приблизился Матвей, чтобы поприветствовать. Последний сразу охнул, увидев Егоров раскровавленный рот, и отступил назад, как бы не веря в происходящее.
– Что, что с тобой случилось? – сразу подскочив, защебетала над ним Аня и поцеловала его в лоб.
– Как же так? – восклицали кружившиеся вокруг него девчонки.
Марк сказал: «Крепись», Илья – «Ничего, пройдёт», а Данияр ничего не сказал. Потому что его в школе пока не было.
– Интересно, из-за чего так? – спросила Ника у Агнии, не желая подходить к Егору. Подумает ещё, что ей жалко его, да и Аня может подумать, что Николь совсем забыла преподнесённый урок, и его придётся повторить.
– Не знаю, – ответила Агонёк, которая, впрочем, тоже не сдвинулась с места, когда заметила оживление вокруг одноклассника. – Что же это с бедняжкой-Егоркой приключилось? – громко воскликнула она, обращаясь и не к кому, но, ясное дело, к Лунникову.
– А вот что, – нехотя начал отвечать  парень, едва шевеля распухшей нижней частью губ. – Я вчера вечером возвращался домой…
– Завернул за угол, а там – хулиганы? – закончила за него Агния с ехидством. – Слышали такую историю.
Девочки глянули на неё неодобрительно, только Матвей и Марк слегка улыбнулись: мол, дело говоришь.
– Вовсе не так было, – нахмурился Егор и, кажется, расстроился, но взял себя в руки мгновенно.
– Хотел нам эту легенду рассказать, точно! – шепнула соседка Николь, дёргая ту за рукав.
Она чуть задумалась, глядя на Егора, и в голове сама собой представилась сцена, что Марк его избил. Это хорошо вписывалось в образ разбойника Марка, но она отогнала всю эту пургу подальше.
– Да, думаю, – рассеяно согласилась она, слушая вновь заговорившего Егора:
– Я просто шёл домой и в темноте не заметил гвоздь, торчавший из забора.
– Ты что, с забором целовался и на железочку наткнулся? – подначивала Агонёк, с каким-то остервенением тыкая в бок Нику. Ей доставляло удовольствие выбешивать Лунникова, и этого она поднабралась от брата, что было очень плохо. Она сама ругала его за такое, а теперь сама вытворяет подобное. Но ведь у каждого должен быть выходной, верно? Когда можно расслабиться и творить такие сальты-мортали, что и Марку не снились? Не в этот раз, ладно.
Мальчики воткрытую засмеялись.
– Нет! – отрезал Егор и замолчал, не имея в запасе никаких идей и россказней по поводу собственной травмочки.
В это время в класс ввалился запыхавшийся Данияр, который почти опоздал на первый урок, зайдя за минуту, а то и меньше, до звонка.
– Как губа? – спросил он, раскладывая учебники, и посмотрел на Егора. – О-о-у… Прости, я же не специально.
– Что? – выпалили девочки. Непонятным образом Ниразов узнал о губе, а Аня уже не сомневалась, что это он обидел Егора.
– Ну, я как бы вчера развернулся резко и немножко попал ему по губе. – Данияр почесал затылок.
– Немножко?! – разозлилась Аня, ведь её подозрения оправдались. – Да, чтобы тебе кто-нибудь по голове попал! Глядишь, мозгов прибавится!
Её пыл умерил звонок на урок, не то Данияр бы получил такую дозу ругательств, что на всю жизнь бы хватило.
* * *
Как-то раз Эльза Маратовна, учительница труда у девочек, задала на дом приготовить что-нибудь вкусное и принести в класс. Обычно на уроках они вышивали, вырезали цветы из бумаги или мыли школу, но Эльза Маратовна решила, что этого мало.
Это было так.
В конце урока учительница задала это весьма необычное задание, аргументировав тем, что у них «оценок нету абсолютно». Девочки очень расстроились. Нет, не количеству своих оценок, а новыми заботами с уроками.
– Ну, у меня, например, с кулинарией плохо отношения складываются! – сетовала Агния по пути на следующий урок: физкультуру.
– Тебе ещё хорошо: у меня с ней вообще никаких отношений нет! – отвечала тем же тоном Ника. – И вот что обидно: мальчики вообще ничего на уроках не делают, а мы в Золушки записались.
– Я на это не подписывалась!
Неделя пролетела незаметно. Наступил, перекрывая все пути к отступлению, съестной день. Не было ничего удивительного в том, что девочки очень боялись, что их блюда, с таким трудом приготовленные, не понравятся другим. Не было удивительного и в том, что об их «пиршестве» разузнали и мальчики.
– Нет, я только Егору сказала, и всё, – оправдывалась Аня, когда её окружили одноклассницы с видом далеко не радости: делиться с этими мальчишками, которые всё старательно состряпанное сметут за десять минут. – И то мимоходом!
Парни, сбежавшие со своего урока, стояли в сторонке, уговаривая Эльзу Маратовну «по кусочку дать попробовать». Она, в конце концов, сдалась. Не весь же урок им здесь стоять, обратно без еды не уйдут, добытчики.
Все принесли какую-то выпечку, вида весьма аппетитного, но стандартного, а вот Агния превзошла все ожидания: она притащила целую кастрюлю плова!
Всем было очень весело пробовать различные «вкусняшки» и делится впечатлениями. Но ещё веселее было провожать мальчиков в их кабинет, давая на прощание что-нибудь из еды.
– Держи! – Алла вручила Илье блин.
– Это тебе! – Протянула Николь Данияру пару печений.
– Прощай, дорогой! – Агния крепко обняла Марка и насыпала ему в руку немного плова.
Этот жест очень не понравился и так вертевшейся вокруг Марка Инессе, но она только зыркнула сердито и, пока Агния с братом мыли руки, брызгаясь, бегала за ними коршуном, не давая приблизиться, вклиниваясь и осторожно отдаляя их друг от друга. Это было очень смешно и глупо для наблюдающей за этим Ники, да и для Агонька тоже, если бы Всполохова не шла напролом и не старалась сделаться для них преградой. Это было бессмысленно, поскольку даже Марк сказал ей: «Инесса, не могла бы ты подвинуться, а то мне совсем уже мало места», и та отскочила услужливо и мешалась чуть меньше.
Пока они выпроваживали мальчишек, никак не хотевших покинуть импровизированный банкет, в класс заглянул трудовик. Парни уже прикрылись руками, ожидая грома и молний на свои непутёвые головы, но он вовсе не стал ругаться за прогулянный урок. Только обиженно спросил, словно бы сам удивляясь и огорчаясь:
– А почему меня не позвали?
– Садитесь, – предложила Эльза Маратовна, подвигая стул. – Будете плов, Анатолий Кириллович?
Так они весь урок и «проели», ведь мальчикам торопиться было некуда.
* * *
Как-то раз Екатерина Викторовна заболела. Заменять её было некому (она была единственной учительницей русского и литературы, так как школа была поистине маленькой). Тогда литературу вызвалась заменять Лариса Васильевна, несмотря на своё музыкальное образование.
Это было так.
Все сидели в классе, потому что звонок уже прозвучал тоскливо и заунывно, в противовес звонку перемен.
– Странно, Екатерина Викторовна никогда не опаздывала! – воскликнула Агния, глядя на настенные круглые часы с цветами на циферблате, гласившие, что урок шёл почти четыре минуты.
– Может, она забыла нас предупредить, и урока не будет? – предположил с надеждой и радостью её брат. – Тогда ещё пять минут, и я ухожу домой! Это же последний у…
Не успел он договорить, как в кабинет вошла учительница.
– Здравствуйте, Лариса Васильевна! – Ученики, несколько оторопелые, встали.
– Садитесь, садитесь! – Она оглядела класс. – Начнём.
Настя неуверенно подняла руку.
– Да, Коломна?
– Вы заменяете Екатерину Викторовну?
– Нет, просто посидеть пришла, – раздражённо ответила Лариса Васильевна, будто вопросы не по теме выводили её из себя сильнее, чем не те ноты в музыке.
Девочка смутилась.
– Что вы проходили на прошлом уроке?
– А мы уже тему закончили, – крикнул «первее всех» Марк.
– Тогда возьмём новую.
Все заныли.
– А нам Екатерина Викторовна обещала урок современных авторов устроить, – соврал брат Агонька так уверенно и несколько расстроенно, что, мол, жаль, очень жаль, что не устроят.
– Это как?
– Мы должны рассказать о каком-либо произведении, которое недавно прочли.
– Правда, дети?
Класс дружно закивал, подхватив, к чему клонит Марк.
– Ну, хорошо.
Каждый посоветовал какую-либо книгу, как рецензию на неё или хвалебный молебен, и за их разговорами пролетел целый урок, что был простым и интересным, хотя сам Марк откровенно заявил, что книг не читает и предпочитает какой-то там комикс.
На следующий день вернулась Екатерина Викторовна и удивилась:
– Почему вы не ответили на контрольные вопросы на сто пятидесятой странице?
– А Лариса Васильевна устроила нам урок по литературе двадцать первого века! Мы уж не стали ей перечить, – опять опередил всех Марк, точно наслаждаясь тем, что лжёт учительнице.
Николь не могла припомнить подобного случая, а, следовательно, это был первой раз, когда Марк решительно кого-то обманул. Не спасла его Агонёк, в нём что-то сломалось, треснуло и надломилось тогда и сейчас снова, хотя, кажется, и не заметно. Подумаешь, сказал, что ничего не задавали. Но ведь та же ложь, прикрытая благом во имя всего класса. И от этого  ещё страшнее, что он не понимает, что творит, что становится злом, надевшим маску добра. Но это, наверно, Никины бредни. Слишком, получается, нечестный и жестокий мир. И Марк в нём – правитель хаоса и подстрекатель беспорядка и жестокости. Придумалось, показалось.
Учительница вздохнула, а одноклассники заулыбались, поддерживая Марка. А ведь Марк – плохое имя. Не зря оно так похоже на «мрак». Король Тьмы. А что? Ему подходит. Что-то Николь в голову совсем ерунда лезет.
– Ладно. Тогда открывайте новую тему.
И Нике бы следовало закончить в голове эту странную мысль.
* * *
Как-то раз в школе устроили учебную тревогу. Должна она была произойти на четвёртом уроке.
Это было так.
Николь пыталась изгнать из себя эти демонические мысли, но выходило это у неё плохо. Марк постоянно подтверждал её опасения, то пугал мальчугана-пятиклассника историями о призраке в туалете, что тот чуть не разревелся, то Агонька как-то кольнул: мол, она слишком острая стала, но она резонно ответила, что и он совсем не плюшевый мишка теперь, то разбил горшок в кабинете, но упрямо не признавался и сваливал всё на Лиану, она же ближе сидела. Он к тому е всё не говорил с ней и потому не мог что-то доказать, ибо не желал и не осознавал ничего, как зверёныш несмышлёный, совершал мелкие, но чудовищные, если задуматься серьёзно, поступки, которые никто и не замечал, а Николь видела и молчала, чтобы не казаться монахиней или просто чудачкой. Она бы и закрыла глаза, но веки не смыкались, неотрывно следя за запретными действиями, не смирившись с принятием Марка всеми остальными. Он её не принимал. Как-то чувствуя, что она насторожена и всё бесчеловечное её чуждо, не укладывается в голове ровными слоями, а режет разум на бесчисленные куски, взывая к душе и милосердию. Ненормальная.
Выпал свежий снег. Уже не первый, чистый и долгожданный, тонким слоем расстилающийся по мокрому асфальту и тающий на глазах, а бывалый, толстый и густой, что мог залепить ресницы, если бы не выпал скоро и обильно, вихрящимися облачками покрывая землю. Ученики, оповещённые о предстоящем событии, после третьего урока забрали в класс свои куртки и пуховики. Как раз они лежали горками на подоконниках, демонстрируя вкусы. У кого-то – яркость и мода, а у кого-то – практичность и удобство.
Был урок английского языка, но учителей срочно вызвали на совещание, так что все просто сидели за партами и разговаривали, глядя в окно на серое небо и дома с засыпанными подоконниками окон.
– Скорей бы уже эвакуация! Скука страшная! – зевнула Агния, подкладывая под голову руку и укладываясь на парте. Она не привыкла отдыхать на столе и, встрепенувшись, изогнулась, подпирая подбородок, и разместилась полубоком к Нике. Многие уже лежали на своих портфелях, а кто поумней – на верхней одежде, набитой мягким синтепоном.
– Сыграем в карты? – предложил, ухмыляясь, её брат, отрываясь от своего рюкзака.
– А у тебя есть? – с несвойственным ей равнодушием спросила Агонёк. Скучно было, действительно, до посинения и расслабленно ленно, как в утренние часы вставать с постели под лучи солнца, щекочущие и греющие лицо.
– Обижаешь, сестричка! – В его руках оказалась откуда-то колода карт, которые он тасовал и постукивал по их затёртой матовой, а не сияющей поверхности.
– На что играете? – вставил Данияр, с любопытством глядя то на сестру, то на брата со своей скородельной подушки.
– На желание. – Марк хищно улыбнулся. Что ему это желание? Король жаждет победы.
Сонливость Агнии предпочла удалиться, шаркнув напоследок ножкой. Нет, а чем ещё заняться? Есть предложения? Нет, так и не лезьте к ней в сердце своими грязными руками с грошовыми советами.
– А на желание, – согласилась девочка, и лицо её отчего-то побледнело, застыло мертвенной маской, но это лишь показалось Николь, наблюдавшей за этим вместе с Данияром.
– Если выиграю я, то ты моешь посуду целую неделю, нет, полторы! – Это прикрытие для его настоящей цели: показать всем, похвастать своим мастерством и подтвердить титул хитростью и шулерством. Плут. А он похож на рыжего бестию лиса. Такой же наглый и по-своему хитрый, как-то просто и зло, не умно и завуалированно. Но жизнь всему научит. Не поймёшь урок – подпортишь шкурку.
– Согласна! А если ты… – Агнонёк задумалась. Ей ничего не было нужно. Только прежнего брата и всё. Просто развлечётся. – Наденешь моё платье с голубыми цветами и станцуешь на большой перемене со мной. Завтра.
– Договорились. – Марк вздрогнул. Какое у неё там платье? Их сотен двести висит в шкафу, с чего бы оно? По размеру подойдёт, и ладно. Посмеётся класс, если он проиграет, но властители не могут над простецами не одержать вверх.
– Все это слышали? – крикнула девочка, хотя этого и не требовалось. Все давно смотрели только на этих двоих. Делать было нечего, а тут разворачивается конфликт. Да и Николь такая маскировка не помешала. Все смотрят, а ей нельзя, выходит?
Игра началась. Карты ложились странными комбинациями. Ника бы и не хотела, чтобы победила Агния, она ведь тоже подпорчена Марком, но должен же кто-то поставить его на место? И если не сестра, то кому же ещё это под силу, и дождутся ли они благоприятных обстоятельств? Агния и сама это понимала и старалась выиграть любой ценой. Учитывая, что за ними все внимательно следили, Марку мухлевать никто не дал, а без этого он как без мозгов. Хотя изрядная их часть, как казалось Николь, у него за ненадобностью отсутствовала. Так или иначе, Агния бросила поверх его карты свою, завершая одержанный поединок.
– Потанцуем завтра? – Её глаза блеснули от сладости победы, упоительного восторга и лёгкости свободы, что не нужно оставаться в долгу, как теперь её брату.
Он насупился, пока лишь догадываясь, чему быть завтра на самом деле.
Прозвучал сиплый сигнал к эвакуации, и голос монотонно забубнил что-то неразборчивое, а ребята, одевшись, поспешили на заваленную снежинками улицу.
На следующий день Николь поинтересовалась после большой перемены, которую ждала с огромным любопытством, а не получила ни капельки этого забавного, должно быть, зрелища:
– А как же пляски?
– Мы станцевали дома, – залилась хохотом Агния. Она-то всё видела, ей и смешно, а остальным – ну, ни толики потехи. – Он так просил не делать этого в школе! Его никогда не смущало это платье! – Она вынула из рюкзака узкое одеяние без лямок. Николь захлопала ресницами: она бы такое в жизни не надела, а Марк и танцевал. Вот умора! Так ему и следует. Коварная Агонёк, однако. Показывает Марку, что с ним будет за неповиновение и вредность. За всё, в общем. – Как он выглядел в этом, ты и представить не можешь!
Ника решила, что это одна из тех вещей, которые она не сделает никогда. Это была правда, но её другое «никогда» оказалось совсем непослушным и всё-таки «скогдавилось».


Глава 3. Плата за жизнь

Как-то раз Марк сказал: «Есть то, что нужно держать в себе всегда, до самой смерти». И Ника с ним согласилась. Впервые. И впервые он заговорил с ней с того далёкого второго числа.
Это было так.
В школе устроили субботник. Подумать только! Не весной, когда начинается «субботниковый» сезон, а в начале февраля, в самые холода. Мальчики копали снег большими тяжёлыми лопатами с плоскими жестяными флажками, а девочки собирали сор, который добрый люд в обилии оставлял на территории школы.
– У меня всю руки онемели! – стонала Агния, неся фантики в «общий» пакет, которым заведовала Алла и ходила туда-сюда, чтобы всем было удобнее отдавать ей мусор: всякие бутылки, обрывки и странные мелкие штучки, вроде трубочек и крышек, когда она проходила мимо. – Эти варежки совсем не греют!
Николь тоже сильно замёрзла. Дул пронизывающий ветер, забирающийся ледяными пальцами под самую кожу, весь состоящий из острых осколков льда, норовящих поддеть и засесть занозами в раскрасневшемся от нежданного пилинга лице. Её длинный бежевый пуховик, что уже год защищал от обледенения, отчего-то перестал её согревать. Наверно, ему и самому было зябко в такой мороз, что вспотеть было физически невозможно, а одинокие слезинки от бойкого ветра замерзали, едва выскальзывая на кожу, крохотными жемчужинками.
– Но ты-то можешь попросить варежки у Марка! – Николь пробила судорога. Она взяла какие-то тонкие перчатки, сквозь нити которых проглядывала квадратиками белая, почти обледенелая кожа. А у Агнии и таких нет. Как она терпит колющую иголками боль? – Хотя он тебе ни за что не даст…
– Плохо ты его знаешь, Ник! Отдаст, а сам околеет весь. Он же старший, должен защищать маленькую сестричку. – Агонёк тщетно прятала ладони в карманы, пытаясь их отогреть. Была бы она Огоньком, можно было бы сесть рядышком и согреться, а тут…
– На каких-то пять-десять минут? – засмеялась Николь. Это высказывание её здорово развеселило. Не верится, что Марк может так опекать младшую сестру. Да и будь она старше, он выставлял бы более взрослым себя. Мизерная разница, а Король в экстазе. Осчастливить и опечалить его – ничего не стоит.
– С чего ты взяла, что на пять? Он меня старше на тринадцать месяцев! – Агния бросила эту затею и заскакала на месте в танце африканского племени.
– Вы разве не двойняшки? – удивилась девочка, тоже подпрыгивая и размахивая руками, наподобие сбрендившей мельницы.
– Нет. Просто он апрельский, а я майская. Ему скоро исполнится пятнадцать, а мне потом уже четырнадцать. – Она говорила это так спокойно, будто у каждого был такой брат с громадным отрывом в возрасте, учащийся в одном, ну, или параллельном классе.
– А почему вы в один класс пошли? Тебе же можно и в седьмой! – Это поразило Николь. Как она не заметила, что Агонёк младше? Так ссориться с братом не каждая сумеет, даже с младшим, а она противостоит и побеждает. Но слишком это необычно. Пускай разъяснит.
– Мама считает, что мы должны дружить и проводить больше времени вместе. – Агния наклонилась за летящим дырявым полиэтиленовым мешочком. Посредственное пояснение, но сносное. – Папа согласился.
– У тебя и папа есть?! – Столько открытий, и все в один день. Может, пошутила? Но не присущи ей злые небылицы, Марков стиль, и без подписи известно.
– Разумеется. Ты что, думаешь, если я тебе о нём не говорила, так его и нет? – Агонёк захихикала, силой заталкивая сопротивляющийся мусор в Аллин подставленный пакет. – Мама просто расстраивается, что он постоянно в командировках, и мы о нём не разговариваем. Привыкли уже.
– Вот как. – А Николь о ней ничего, получается, не знала. Но как много она не знала о себе. Страшно порою представить, какой секрет хранился внутри, дожидаясь своего часа.
* * *
Николь возвращалась домой со школы одна. Агния не могла проводить её, так как осталась с братом, поддержать его в сдаче реферата по физкультуре. Он пропустил несколько уроков и должен был заработать себе оценку. И Ника решительно не понимала, зачем он попросил сопровождать сестру, если даже учителя у них были разные и Марк в последнее время стал относиться к Агоньку почти так же, как к Николь. Конечно, так всем было лучше. Он молчит и не трогает их парту уже вовсе, и не тяготит сердце этот неподъёмный груз, что она не такая, как брат с сестрой, только вот это больше похоже на самоуспокоение. Ведь они трое как чёрный, серый и белый, как зло, добро и нейтральность. Марку – мрак, Агоньку, как ни странно, не свет-огниво, а сумерки, где переплетаются лучи и тени, а вот Нике – ослепительное сияние и торжество добра. Ей предназначено одолеть зло, уживаясь с серым сумраком, не зря же она – Победа (Ника – богиня победы в Древней Греции).
В квартире никого не было. Папа – на своей любимой работе, где вечно трезвонят телефоны и шумят без толку люди. Но ведь не за это любят работать? За восемь вечера, когда можно посмотреть дома телевизор, за пятнадцатое число, когда перечисляют зарплату, и за 12:00-12:30, когда можно подкрепиться в местной столовой. А мама отправилась в магазин за покупками в поисках жёлтых ценников и акционных товаров, даже если они в доме ни к чему. Скидка же целых 90%!
Переодевшись в лёгкий домашний сарафан с огромным не отстирываемым пятном от кетчупа, Ника заглянула на кухню, взяла со стола аппетитно и заискивающе краснеющее яблоко и, надкусив его, вернулась в свою комнату, где собиралась приняться за уроки. У неё давно был сформирован распорядок дня. Во сколько нужно просыпаться, чтобы успеть позавтракать и не опоздать в школу, не то Агния бы стояла в дверях, поторапливая её, а потом бежала бы вместе с ошеломительной скоростью, лишь бы заслышать звонок уже в классе, за своей партой и разложенными учебниками. Когда есть, сколько делать домашние задания, до скольки смотреть вечерком телевизор с различными передачами по программе, когда ложиться, чтобы высыпаться, и оставлять время на полдниковую прогулку, как можно было про это забыть? Прогулка эта состояла из деловитой ходьбы вокруг дома, до школы и по парку под окнами в течение получаса и возвращения к недоделанным урокам, оставленным на после, чтобы просто почитать нужные параграфы. Ну и необходимо было помогать маме с уборкой, стиркой или едой, но это как-то хорошо получалось в любое незапланированное время.
Николь напрягли странные звуки, будто били набат где-то вдалеке или шёл строй солдат по улицам города, как при параде. Но к этому прибавились медленные переливы, словно искусный мастер продувал флейту, невесомо и нежно, а затем всё громче и резче, превращая лёгкие касания в раздирающий воздух острый горячечный свист. Сначала девочке показалось, что соседи устроили себе дискотеку, но мелодия была классическая, совсем не танцевальная и бешено-громкая, что могла бы разломить стену. Николь выронила яблоко из рук, оно само вырвалось, упало, стукнувшись об пол, и покатилось, как в заторможенной реальности. Скорее зажать уши, чтобы заглушить это всё! Но музыка не затихла, а наоборот стала только оглушительнее. В груди забилась волнами боль, до этого едва щекочущая всё тело. Только тогда девочка разобрала, что это песня, в которой пелось надрывно и хрипловато: «Он рядом, рядом с тобой, прямо за твоей спиной…» Она в страхе, почти не шевеля ногами и держась за горящую грудную клетку, где сердце уже опалилось и кровь стучала под рукой, обернулась. За ней никого не было, потому что не должно было быть. К мелодии примешались шумы и шорохи, как в неисправном радиоприёмнике или полном немого копошащегося народа месте, среди которых – Ника могла поклясться! – она услышала одинокий звериный низкий рык, который можно было принять за скрежет по железу. А может, и правда, это  был один из множества гулов. Всё смолкло в одночасье, обрывая шелест и хруст так внезапно, как не подвластно никому на свете вынудить звуки исчезнуть на полуслоге, и боль отпустила цепкие лапы, уползая в далёкий угол и заставляя освободившееся сердце колотиться и скакать, взрывать глаза мгновенной тьмой и подкашиваться ноги, что Ника осела на пол и не могла прийти в себя ещё минуту.
Она подумала, что сходит с ума. Это было возможно, никто не вправе отрицать. Но единичный случай – ещё не патология и не значит абсолютно ничего. Это могла быть игра воображения. Николь просто хотела в это верить. И ещё она хотела, чтобы этого больше не повторилось, чтобы жить спокойно дальше, не затрудняясь мыслями о песне, которую она никогда не слышала ранее. Это было странно, но она и так потратила целых десять минут впустую, вслушиваясь в эту мелодию и обдумывая произошедшее. Школа не ждёт.
* * *
Время летело так быстро, что не удавалось поймать его за хитрый рыжий хвост и затормозить на мгновенье. Но Николь жила как-то неправильно, время относилось к ней иначе, как и Марк, только с той лишь разницей, что на время она не могла повлиять чисто физически, а на Марка и не желала, и оба эти приятеля доставляли ей неудобства. От одного приходилось скрываться делами, ведь нельзя не игнорировать человека в ответ, и от другого тоже, лишь бы не вспоминать о том дне. Но это не уберегло её от повторения подобной ситуации. Молния дважды в абы какое место не бьёт, она старательно выбирает свою жертву. А Никин кровавый жрец – это музыка, даже не смешно.
Второй раз, когда Николь чуть не осталась без учебной формы, произошёл совсем неожиданно.
Она с Агнией шла домой, и Агонёк щебетала с самым счастливым выражением лица на всём свете:
– Вчера я такой сериал смотрела, такой! Там, знаешь, какие актёры? У-у-у! Я млею и преклоняюсь перед режиссёрами! Они красавчики и молодцы. Средневековье, битвы и магия. Супер! Я как смотрю, так и довольной лужицей растекаюсь. Так сюжет заворачивают!
– И как называется этот шедевр?
– «Четыре короны». Там про четыре выдуманных государства, частично списанных с реальности. Кровавая властительница Русиния, промышленная и научная держава Герния, захватчи…
– Тебе звонят? – прервала её Ника, услышав быструю и энергичную мелодию, напоминающую ей один из недавних хитов.
Та мотнула головой, собралась продолжить и сощурилась недоверчиво, желая спросить нечто, вроде: «А с чего ты так подумала?».
– Показалось, – беззаботно объяснила Николь, скрещивая за спиной пальцы. Пожалуйста, поверь!
– Ну, так вот. Захватчица земель, колонизатор… – Агонёк довольно застрекотала о любимой теме, не обращая внимания на то, что Николь её совсем не слушает, а пытается уловить слова в мелодии. Раз уж с ней и так творятся странные вещи, то пусть это будет увлекательно. По крайней мере, ей вовсе не обязательно говорить всем о своей «способности». И зачем бояться, если рядом Агния? В одиночестве страшнее, и когда музыка громкая, доставляющая боль и сама по себе жуткая.
«Острый кинжал, белый оскал тебя невзлюбил, для других только мил» – пела голограммным голосом женщина, почти не делая перерывов между словами и строками и начиная свою речь заново. Это был почти какой-то набор слов. Как сказала бы Екатерина Викторовна, «не несущий никакой смысловой нагрузки». В груди чуть закололо, но едва ощутимо, как от касаний воздуха в ветреный день или от крыльев бьющейся в стеклянной банке бабочки. Эта была щекотная боль, от которой даже приятно разливается по телу напряжение и усталость.
Пока Агния выплёскивала свой восторг, а Николь, кивая, вся внутренне ёжилась, ожидая конца этой песни, сзади них из-за угла выбежал хлопающий висячими ушами маленький собачонок, наверняка, не бездомный, судя по красивой ровной каракулевой шёрстке. Он, чуть потявкивая, держал ориентир на как-то агрессивно вздымающиеся края Никиново платья, и, когда он почти достиг своей цели, желая подпрыгнуть и схватить топорщащуюся ткань, его заметила Агонёк.
– Эй, берегись! – воскликнула она, выступая вперёд и загораживая одноклассницу.
Она погладила, по-особенному обездвиживая пёсика, обнажившего на Нику свои острые зубки. Так вот кого имела в виду песня!
– Ты где такой технике научилась? – Ника кусала губы, чувствуя тревогу. Что-то было не так.
– Раньше собак боялась, теперь общий язык сразу нахожу. Они не сильнее людей, надо лишь показать свою власть. – Агния цепко держала и оттягивала уши фырчащего, как кипящий чайник, пса. – Ему это не нравится, вон как рычит…
И только тут она поняла, что в конце не было помех. Вот, что её настораживало. Но ей было неинтересно. Почти.
Вскоре подбежала взмыленная хозяйка собачки и забрала её, поблагодарив Агнию за то, что присмотрела за ней. Барон, как звали её питомца, «вылетел» из ошейника и убежал.
Ника решила не думать об этом случае и никому о нём не рассказывать. Лучше бы она сошла с ума, чем эти песни завуалированно предсказывали будущее.
* * *
Третий раз, когда Николь повергла в шок водителя автобуса, произошёл через две недели после второго.
Ника сидела на кресле у окна и ехала в соседний город, чуть больше её, на распродажу. О ней узнала мама девочки от тёти Риты, с которой, кстати, она хорошо поладила. Сама она не могла поехать, так как устроила дома генеральную уборку, прерывание которой не значило ничего хорошего. Поэтому в поездку она отправила дочку, велев ей купить блузку и юбку на два размера больше, чем её, так как мама «и так столько вещей оставила» и ей «не в чем вообще ходить».
За стеклом мелькали деревья, которые уже распустили почки, земля с редкими, небольшими травинками и ярко-голубое неестественное небо. Девочка уже совсем заскучала, как снова услышала странную, не знакомую ей мелодию. Неужели водитель соизволил включить радио? И что же у нас за новинка? «Вдребезги сердце твоё разобьётся, если увидишь зелёное солнце. Надо спешить убежать от огня, чёрное всё не погубит тебя». Хитом не станет. Странная, откровенно. Наверное… о, нет! Это её песня. Голова почему-то разболелась, осколками разрезая мозг и царапая сердце, схватывая и сжимая его в когтистых тисках, но спустя пару минут боль утихла, ушла на задний план, растворяясь в усилиях. Ника вспомнила, что песня как-то уберегла её от беды, и задумалась. Может, это и неправда. Но она могла ошибиться, и – как сказала песня? – сердце её должно разбиться. Так-так, тик-так… Сердце разобьётся, значит, что она погибнет. Но только если увидит зелёное солнце? Разве солнце зелёного цвета? Времени мало, это-то уж ясно. И что-то чёрное должно спасти от беды. Уф! И ещё огонь. Что за огонь?
Музыка становилась тише, сходя на нет. Николь посмотрела в окно впереди. Пустая грязная дорога тянулась бесконечной полосой вдаль. Но пустая ли? Что появилось там, вдалеке? Крохотная вспышка зелёного света. Машина ехала навстречу автобусу. Стоп! Зелёное солнце! Вот оно. Разобьётся, огонь… Произойдёт авария, точно! Но как спастись? Чёрное, чёрное… Земля! Надо съехать с дороги и притом как можно скорее. Автомобиль неумолимо приближался, сверкая зелёными бликами. Как же уговорить водителя отъехать? Ника лихорадочно перебирала варианты. Заболел живот? Не то: автобус так и останется на дороге, и выживет одна она, а это как-то нечестно. И с чего бы этому быть правдой, если это всего лишь навязчивая мысль? Хорошо бы да, а если аварии быть, то нет. Так как поступить? А может?..
– Там выбоина на дороге! – крикнула она, перегибаясь в проход, водителю. – Когда мы ездили с папой, машина ка-а-ак подпрыгнула! Давайте объедем, а лучше подождём ещё немного. Вон машина едет!
– Девочка, не мешай! – огрызнулся мужчина, поднажимая на газ. – Я каждый день здесь езжу, и два часа назад её там не было. Сиди тихо!
– Ах так! – разозлилась Николь. Страх за свою жизнь сработал для неё как призыв к действию.
Она вскочила и, изогнувшись и вскинув во внезапном рывке руки, резко крутанула руль в сторону. Автобус отъехал на бесконечное поле.
– Что ты сделала?! – закричали и пассажиры, и водитель.
Между тем автомобиль, ехавший ровно, попал колесом в яму и сместился на другую полосу, как раз туда, где был бы автобус с Никой. Затем он вернулся на свою линию движения и продолжил путь.
– Как ты узнала? – поразился мужчина, убирая пот со лба.
– Я же говорила: выбоина, – спокойно ответила она, не думая о своей реальной способности предсказывать беды через… песни? Нонсенс. Вот и не думай, может, из-за них все горести.
* * *
Николь старалась, зарывалась с головой в учёбу, забывая на мгновения о песнях, которые спасали её от несчастных случаев, но как-то странно, запутанно, чтобы пришлось попотеть, разбираясь в загадках. Зато она жива и здорова. Песни – добро. Если не они создают условия для катастроф, а затем вызволяют из них, чтобы поразвлечься и поставить на Нику пару монет, выживет или погибнет. Но не песни это делают, а кто-то выше. Но он, кажется, печётся о её судьбе, пытаясь изменить ход событий. Помощник из будущего? Хорошо бы, а то столько контрольных всяких в школе, выручил бы.
Четвёртый раз, когда Марк чуть не получил ожог, а Ника чуть не спасла его, был на долгожданном уроке химии.
Геннадий Львович был большим любителем лабораторных работ. А для чего вообще изучать химию, если нельзя химичить? И на этом уроке у 8 «а» была лабораторная, целью которой было изучение смесей. Для этого им предстояло намешать с водой речной песок, глину и соль, а в качестве дополнительного задания выпарить воду из соляного раствора. На прошлой лабораторной Данияр разлил один из растворов, и теперь химик сам разделил учеников на пары, чтобы «не произошло никаких эксцессов».
– Инесса – Лиана, Олеся – Егор, Илья – Аня, Агния – хм, Данияр, Матвей – Настя, Марк – Николь, – произнёс Геннадий Львович, сверля взглядом каждого и отделяя рядом сидящих друг от друга в надежде, что это спасёт препараты магическим образом. – Марины нет?
– Заболела, – кротко подсказала Олеся.
– Хорошо, начинайте.
– Удачи, – шепнула Агонёк Нике, пересаживаясь к Данияру со страдальческим лицом, и предупредила того: – Ты в этот раз ничего не трогай, а то я тебе в лоб дам.
– Не дашь, – отмахнулся он с лыбкой (той же улыбкой, только хуже) и уронил на пол неловким движением пенал.
– Если надо, то не раз. – Агния серьёзно относилась к своим словам и не бросала их попусту.
Марк остался на своём месте и не проявлял интереса к происходящему. Николь, собираясь с мыслями, медленно подошла к его парте и села на свободный стул. Учитель разнёс препараты. Брат Агнии даже не глянул на девочку. Ника сидела, вглядываясь в его профиль и думая о том, почему он игнорирует её. У Марка были красивые каштановые волосы, которые по мере отрастания начинали волниться и завиваться в кудри, вечно ухмыляющиеся губы, резко очерченные скулы, да и всё лицо в целом, зелёные глаза и – Николь только сейчас заметила – маленькие веснушки-крапинки на коже вокруг глаз. Он не был красив, нет. Можно назвать симпатичным, но уровень вредности, зашкаливающий в его организме, портил хорошее впечатление об этом человеке.
Николь вообще была не только критична, но и самокритична. Себя красивой она заведомо не считала. Ну, кому может нравиться такой большой нос и широкое лицо? Ну, ладно, чуть преувеличила. Но обыкновенные зелёно-карие глаза, светлые, небольшие и какие-то кукольные губы, длинные каштаново-рыжие волосы и вовсе не идеальное тело не были такими красивыми. И характер не сахар, не мёд, не варенье и даже не печенька. Вот у Агнии! Человек-позитив, который всех заражает хорошим настроением. А Ника? Ладно, хоть не портит его всем остальным, как Марк. А кого волнует, что происходит у неё внутри? Никого. Можно было бы поделиться с Агоньком, но Николь не могла переступить через себя и излить душу кому-либо, даже Агоньку, с горящим сердцем, в соответствии с прозвищем.
Вдруг она услышала песню. Девочка вздрогнула от неожиданности. Марк посмотрел на неё с состраданием. Подумал, видно, что дёрганая. Ника слышала: «Не то совсем, к чему привыкла ты, испортит тайные твои мечты. Но и тебе опасность угрожает, она в снегах вокруг пылает». Как не вовремя! Что за опасность, которая пылает в снегу, когда весна в самом разгаре? Какие тайные мечты? И к чему она совсем не привыкла?
Марк так и не приступил к выполнению лабораторной. Он с любопытством смотрел на метания Ники, которая из всех сил пыталась успокоиться. Тут взгляд её упал на соль в стаканчике, ослепительно белую, точно снег. Вот он! В ней и опасность! Но какая? И почему пылает? Но именно она испортит тайные мечты. Хотя… вот же! «Не то совсем»! Не соль!
– Геннадий Львович! – позвала девочка, косо глянув на брата Агонька. – А это точно соль?
Учитель подошёл, посмотрел в миску и хлопнул себя по лбу.
– Ой, это, по-моему, хлористый цинк! Кажется, я перепутал баночки. Да! Вам же соли не хватило, и я хотел взять из новой, но перепутал. Вы могли получить ожог! Молодцы, что заметили. А, кстати говоря, как? Только опыт!
– Или интуиция, – ответил за Николь мальчик.
– Тогда садитесь к Олесе и Матвею, сделаете лабораторную втроём.
– Как ты понял? – спросила Ника у Марка, собирая вещи с парты.
– Я же не спрашиваю у тебя, – заметил мальчик. Подумав, он добавил: – Есть то, что нужно держать в себе всегда, до самой смерти.
Николь только кивнула. Он был абсолютно прав.
Именно так это было.


Глава 4. Признание, но не в любви

Бежали дни. Николь свыклась с тем, что слышит странные песни. У неё было много времена подумать над всем происходящим, и она не могла найти ответ ни на один вопрос. Например, почему у неё вообще открылся этот «дар»? Почему песни помогают ей избежать опасности? Что за зверь был рядом с ней? И куда он исчез? Ну, и самый главный: откуда Марк узнал, что то была не соль? Что за секрет есть у него? И почему песня говорила: «Испортит тайные твои мечты»? Какие «тайные» мечты были у Ники? Такие, что девочка сама о них ничего не знала. Несколько парадоксально, но неоспоримо.
Николь мучилась в догадках, пока Марк не выдал ей свой секрет. Это было некое признание, но далеко не в любви.
И это было так.
Май только начался, но все мечтали о том, чтобы он поскорее закончился. Ученики жаждали летних каникул, и май, раздарив парочку погожих деньков, нахмурился, посуровел, затянул небо пасмурной пеленой. Агния то и дело вздыхала:
– Хоть бы погода разгулялась! Тоска-а…
Уроки тянулись медленно и трудно, словно тугая резина. Учиться никто не хотел, поэтому в классе завели тайные переписки на уроках. Это было очень весело, хотя зевать при этом никто не переставал. Суть их игры состояла в том, чтобы написать на клочке бумаги какой-нибудь факт о себе и подкинуть его (разумеется, клочок, а не факт) незаметно кому-то из класса. В ответ «счастливчик» писал факт о себе любимом и передавал эстафету. Самый интерес заключался в неведении того, кто были предыдущие участники, ведь все писали не своими подчерками. Порой по классу «гуляло» несколько бумажек, зачастую с забавной, но неправдивой информацией.
После того, как Ника поучаствовала в доброй сотне бессмысленных партий этой игры, она получила необычную записку. «Нам надо серьёзно поговорить. Это не шутка. Пусть все думают, что это игра. Отправь другой лист с любым фактом, мне всё равно. Сегодня в раздевалке, после уроков. Отшей Агнию. Марк» – вот что значилось в ней. Нике не верилось, что это не очередной прикол, но она написала на другой бумажке печатными буквами: «Я ненавидела голубей, когда мне было пять. Теперь мне четырнадцать, и я их терпеть не могу!» и подложила в портфель Насте, сидевшей перед ней. Всё готово. Осталось дождаться конца этого и ещё двух уроков.
Ника спустилась в раздевалку (а они в школе были сразу на всю параллель и состояли из комнаты с крючками) вместе с Агоньком уже после всех. Она попросила одноклассницу подождать её на улице, так как Николь хотела переодеться здесь.
– У тебя с собой есть одежда? – удивилась Агния.
– В портфеле, мне нужно потом в магазин, а так неудобно. Ты же пойдёшь со мной?
– Ага. Я на крыльце. – И она скрылась из виду.
Девочка осталась в одиночестве. Она прекрасно видела, как Марк ушёл вместе с остальными мальчишками. Играл сейчас в футбол, наверное. А она, как … (одно весьма нехорошее слово), стояла и ждала его, проклиная всё на свете и обещаясь уйти сию же секунду, но оставаясь на месте. Надежда, что он придёт, угасала с каждым мгновением, но продолжала сиять ослепительным светом. Доверять людям было одной из её вредных привычек. Ведь нет от этого качества никакой пользы! Но Агнии повезло меньше. Её часто «надували» на пустом месте. И она верила во все мало-мальски правдоподобные легенды и «покупалась» на одну и ту же не раз. А Николь никогда больше не купится! Она собралась взять с крючка подвешенный портфель, как в раздевалку ввалился Марк, задыхаясь от продолжительного бега.
– Подожди, – пробормотал он, хватаясь за сердце. – Едва отвязался!
– И зачем весь этот маскарад? – спросила Ника, намеренно отвернувшись от него.
– Эй, ты что, обиделась? – Брат Агонька, казалось, был к этому не готов. Это слышалось в его голосе.
Тут Николь совсем неожиданно для себя взорвалась.
– Я? Обиделась? Да ты что? – Девочка резко обернулась и посмотрела на растерянное лицо Марка. – Как я могла обидеться? Когда человек, который меня игнорирует, вдруг зовёт на тайную встречу и опаздывает? Я чувствовала себя ничтожеством, недостойным нормального общения и обращения! Я совсем не обижена!
Марк стоял, хлопая ресницами. Но Ника уже успокоилась, и ей стало стыдно за свой хоть и праведный гнев.
– Прости, – произнесла она смущённо.
– Нет, это ты меня прости. – Мальчик слегка улыбнулся. – Я не знал, что это тебя задевает. Такой уж меня характер.
– Но ты ведь не ради извинений сюда пришёл, – напомнила Николь.
– Да, как-то не так всё пошло. – Марк откашлялся и замялся. – Понимаешь… м-м… хм… Как объяснить… Помнишь тот случай с солью?.. На химии.
– Да. – Сердце девочки забилось быстрее.
– Я не знаю, как тебе сказать, но… ты, наверняка, такая же, как я. – Уголки его губ приподнялись, превращая улыбку в ухмылку.
– По-моему, это не повод для радости, – заметила Ника. – А только для злорадства.
– Хэй, я могу и сам обидеться и передумать вообще что-либо говорить тебе, – прицокнув языком и раскинув руки в стороны, воскликнул мальчик.
– Извини, продолжай.
– Я…
– Эй, Ник, сколько можно? – в раздевалку заглянула Агонёк. – Оу, а что вы тут с моим братцем делаете? – Она многозначительно закивала и пару раз приподняла брови.
Ника и Марк подскочили, как ошпаренные.
– А… – пролепетала она.
– Ну-с, ну-с, интересно послушать, – не отставала Агния.
– Мне нравится Ника, только и всего, – выпалил Марк и убежал, оставив ошарашенную Николь со своей сестрой, принявшейся докучать бедной девочке.
– Мой брат в тебя влюбился? Не может быть!
– Вот именно, Агонёк! Плохие у него шуточки!
– Так вот почему ты попросила меня уйти и не переоделась! – догадалась она. – Ладно, пойдём. Но  надо же! Ты ему нравишься!
– Это шутка, – устало повторила Николь.
– Да я и не сомневаюсь. Но в каждой шутке есть доля правды. И можешь, не говорить, что вы там делали.
Да уж. Но неправда же это всё. Всё-таки спасибо Агнии за понимание. И так всё непонятно. Зачем и дальше усложнять? И что хотел рассказать Марк?
* * *
На следующий день Марк пытался поговорить с Николь, но она не хотела даже видеть его.
Она мыла доску перед географией, стирая меловые записи с предложениями, оставшимися после русского. Брат Агнии неуверенно подошёл к ней.
– Прости. Ты, наверно, злишься за вчерашнее. Мне ничего не пришло в голову.
Ника нацарапала в несколько резких мазков на доске слово «уйди».
– А, может, ты поверила в то? – ужаснулся мальчик, игнорируя запись.
– Да конечно уж! Только и мечтала в это поверить! – с сарказмом сказала Николь.
Воцарило неловкое молчание.
– Но тебе разве неинтересно узнать? – разочарованно спросил мальчик.
– Уже нет.
– Врёшь.
– Во-первых, не вру, а лгу или обманываю, а во-вторых, вовсе не вру! – назидательно ответила Ника.
– Ну, пожалуйста! – взмолился он, пытаясь заглянуть в глаза девочке. – Мне тоже это очень важно!
– Тогда на площадке около твоего дома, сегодня, в пять.
– Договорились.
* * *
Едва дождавшись положенного времени, Николь отправилась на условленное место – детскую площадку с горкой, каруселью, песочницей, скамейками и двумя качелями. Марк сидел на одной из них, с отсутствующим видом отталкиваясь ногой от земли, чтобы поддерживать движение.
– Ты что же, сегодня решил не опаздывать? – съязвила девочка, подходя к нему.
Брат Агнии сразу вскочил.
– Ты пришла, – облегчённо выдохнул он, усаживаясь обратно.
Ника последовала его примеру и заняла соседнюю качель.
– Я слушаю, – намеренно холодно подсказала она после продолжительного молчания и коротких взглядов со стороны мальчика.
– Да-а-а, – протянул он и резко выпалил: – Ты тоже их слышишь?
– Кого? – Николь решила, что ослышалась.
Оглянувшись и не заметив ничего и никого подозрительного, Марк тихо добавил, чтобы дети, катавшиеся с горки, да и их родители не услышали:
– Голоса.
– Какие голоса? – Ника не на шутку испугалась.
– Которые иногда подсказывают, что делать. Как тогда, на химии.
– Но я слышу песни, а никак не… – Она осеклась, заслышав новую мелодию, сопровождающуюся словами: «Опасность близко. Не беги. Услышишь громкие его шаги. Сдержать себя в руках смоги, вы навсегда теперь враги».
Девочка взглянула на Марка. Тот приложил палец к губам.
Вдруг в голову точно выстрелил короткий, захлёбывающийся вопль словно гигантского попугая (точнее характеристики не придумаешь), сменившийся протяжным, будто бы волчьим – а может, и вновь попугайским – стоном. И всё стихло.
– Ты слышала? – спросил мальчик.
Она только кивнула.
– Ты не знаешь, кто это был? Прибытие какого чудища они предвещали?
– Без понятия. – Ну, не говорить же, и в правду, что исполина-попугая? – А что сказали тебе голоса?
– Они сообщали какие-то новости, как по телевизору, например, где упоминали немого человека и таинственное существо, которого везде ожидают. Так я и догадался.
– Ты разве не слышал его крики? – удивилась Николь. – Он уже был рядом.
– Нет. – Он встал и прибавил спокойно: – Я думаю, дело в том, что звериный голос как песня, потому ты и слышишь, а я – нет. Мне доставляют рассказ о чём-либо, что я должен сделать. О побеге, отравлении, ожоге, ну, и подобном.
– Повезло, – невольно позавидовала Ника. – У меня всегда странные иносказательные песни, в которых ничего не понятно. И здесь было, кстати, тоже. Если бы не ты, со мной что-то бы случилось, наверно.
– Ага. А ты заметила, что не всегда слышны животные? – как бы невзначай спросил Марк, но было видно, что его это очень волнует.
– Да, иногда их нет. Даже чаще всего их нет.
– Я думаю, мы должны рассказать об этом Агнии.
Николь использовала свой любимый приём:
– Во-первых, почему это мы? Во-вторых, почему должны? И в-третьих, зачем Агнии это знать? Она же в обморок может упасть.
– Она моя сестра и твоя подруга, – аргументировал Марк. – Она просто обязана знать.
– Хорошая знакомая, – поправила девочка. – Но ты, как ни странно и ни больно это признавать, прав.
– Расскажем завтра?
– А ты не торопишься?
– Хоть нам и некуда спешить, я не хочу прятаться от собственной сестры. Да и не хочется тебе узнать что-нибудь об этом? Что за фишка такая: звуки животных в разговоры-песни вставлять? Агния могла бы помочь в поиске ответов. Так ведь было бы проще, разве нет?
Это окончательно убедило Николь в необходимости оповещения Агонька, хотя сама мысль делиться секретом казалась ей абсурдной. Но Марк же узнал. Просто он почти такой же. А что будет с его сестрой после такой новости?


Глава 5. Пора, когда зеленеют мозги

Завтра наступило крайне быстро. Ника не успела придумать нормальных фраз для разговора с Агнией, и даже если бы придумала, всё равно бы забыла от нервов. Желудок сводило от одной мысли о том, что одноклассница не поймёт, расскажет всем, что она сумасшедшая. Марк-то превратит как-нибудь в шутку, а она? Получит клеймо чудачки? Бешеной? Ну уж нет! Но и нельзя вечно скрывать это, не знать причину своего «дара» или как это вообще называется. Так или иначе, она уже пообещала это сделать, а от своих слов Николь никогда не отказывалась.
Весь учебный день девочка старалась вести себя как обычно, но, к несчастью, Агния решила сесть между ней и своим братом (они иногда менялись местами в зависимости от настроения), и от неё не скрылись их невольные переглядывания.
– Да что, в конце-то концов, происходит?! – не выдержала Агонёк после того, как Ника несколько раз перевела взгляд с неё на Марка и обратно, да ещё и зашевелила беззвучно губами, словно говорила ему что-то.
Ей было невдомёк, что Ника пыталась ответить «не надо»  на вопрос Марка: «Готова?», заданный тоже одними губами. Кажется, тот её не понял, и Николь энергично замотала головой, запоздало осознав, что Агния уже смотрит на неё удивлёнными глазами.
– Волосы надо бы собрать, – кое-как выкрутилась она, снимая с руки резинку (была у неё такая привычка – носить на руке пару тонких резиночек на всякий случай), и заплела нетугую косичку, закрепив её парой-другой оборотов.
– Ага, – не слишком уверенно согласилась Агонёк, оглядываясь на брата. Тот поспешно отвернулся и начал усердно чиркать что-то в тетради.
Дождавшись окончания последнего урока, Марк с Николь задержали девочку в раздевалке. Сомнительное, но весьма популярное место для важных разговоров.
– Что с вами? – поразилась Агния, хлопая ресницами. – Я, между прочим, тороплюсь. Пропустите!
Но она не сдвинулись с места. Все одноклассники уже ушли, так что можно было не опасаться приступить к нелёгкому разговору.
– Видишь ли, сестричка, мне… нам нужно кое-что тебе сообщить, – начал Марк, чуть переминаясь с ноги на ногу.
– Даже интересно, что же вы хотите мне сказать! Сгораю от нетерпения и любопытства! Но, простите, спешу и никак не могу задержаться. Может, как-нибудь в другой раз? – Агонёк попыталась протиснуться между ними и выскользнуть в коридор, но не тут-то было.
– Это может показаться странным, но, тем не менее, это так, – продолжил он, не давая сестре шанса уйти. – И не перебивай, пожалуйста! Мне и так трудно сосредоточиться! – раздражённо добавил мальчик, когда Агния собралась что-то сказать. – Хорошо. Так вот… О чём я говорил? М-м… а, да! Это невероятно, но, хм… как бы выразиться помягче… я… мы с Никой слышим нечто… – Он нахмурился и облизнул губы, – странное.
– И что же? Неужели мои песни, когда я в душе? Не знала, что это настолько громко! – В голосе девочки смешивались ирония и холодность.
– Да, именно песни! – уцепилась за соломинку Николь.
– Что? Но я не пою в душе! Это же шутка! Вы разве не понимаете?!
– Нет, это ты не понимаешь! Я слышу песни, которые подсказывают мне, что делать в опасной для жизни ситуации.
– Когда это я пела такие песни? Да никогда! – возмутилась Агонёк.
– Да причём тут твои песни? – вставил Марк. – Дело даже не в песнях Ники, а в том, что и я кое-что слышу. Странные голоса, которые помогают мне иногда. Ты можешь в это не верить, но я не лгу!
– А-а! Кажется, я понимаю, что происходит. Вы решили меня развести! Всем это очень нравится. Но вынуждена вас расстроить: из вас совершенно никудышные актёры, да и тему могли поправдоподобнее выбрать.
– Но это же и есть правда! – завопили хором Марк и Николь.
– Ага, как же. А чем вы это мне докажете? Сейчас сделаете задумчивое лицо и… о, я слышу, что они говорят мне стукнуть тебя по голове рюкзаком, иначе летом не вырастут огурцы. Кстати, о рюкзаках… – Она схватила свой портфель, набитый книгами, и угрожающе замахнулась на брата. – Немедленно выпустите меня, или я буду драться!
– Ты только сейчас не веришь! Я вот думала, что это мне кажется, пока песня не спасла мне жизнь! – воскликнула Ника, закрываясь руками от опасного предмета. – Я тогда ехала на автобусе и услышала песню, которая подсказала мне, как спастись от аварии. Она не очень понятная, про зелёное солнце…
– У вас мозги позеленели! – перебила её Агния, устав и положив рюкзак на пол. – Какие песни? Тебе показалось!
– А помнишь, как ты спасла меня от собаки? Мне и тогда послышалась песня, но я не знала, что она помогает!
– Та собачка никак не могла на тебя напасть! – отрезала Агонёк. – Да и ты сама сказала, что тебе послышалась песня. Может, её и не было?
– Помнишь, как я отказывался идти в школу, и выяснилось, что у наших соседей произошла утечка газа? – перетянул на себя инициативу мальчик. – Ведь если бы меня не было дома, кто предупредил бы об этом газовиков, устранивших утечку?
– Совпадение! – отчеканила она, начиная понемногу сердиться. – Да и ты ссылался на плохое самочувствие.
– Я, по-твоему, должен был сказать: «Мама, папа, вы идите, я дома останусь, мне голоса сказали, что у соседей газовая труба повреждена!»?
– Логично. Но почему ты не говорил об этом раньше?
– Никто бы не подтвердил мои слова, да и я не был уверен. А теперь есть Николь, с которой происходит почти то же самое. И мы просим тебя о помощи. Ты же не откажешь?
– Нет, – сдалась Агния. – Но если это развод – а это и есть развод – с тебя пять шоколадок и вечная кличка! Например, малыш или капризуля…
– Ладно-ладно, – согласился Марк, пропуская её. – Выдумаешь потом. А сейчас нам важно поискать информацию об этом.
* * *
– Но это же неправда! Правда? – вопрошала в который раз Агния по дороге к ней домой.
– Правда-правда, – кивал Марк, закатывая глаза и вздыхая.
Нике это очень надоело, но зрелище было настолько уморительно, что, когда Агонёк снова задала свой вопрос, она не выдержала и расхохоталась.
– Ага! – воскликнула сестра Марка с видом полицейского, поймавшего вора. – Смеёшься значит обманываешь! Я так и знала. Надуть меня решили? Не выйдет!
– Да нет! Я же их честно слышу, – оправдывалась Николь, стараясь сдерживаться от подхихикивания. Ей этого не удалось, и Агния, видя её ужимки, заявила:
– Я никуда с вами не пойду! Дома нет родителей, а вы то ли издеваетесь, то ли с ума сошли! И я даже не знаю, что лучше!
– А как я тебе докажу, что мы не издеваемся и не сумасшедшие?
– А я вот знаю, как. Пошли! – скомандовала она, спеша открыть входную дверь в свой подъезд.
* * *
– И что я должна сделать? – поинтересовалась Николь, глядя на пять различных чашек на столе перед собой.
Марк с сестрой сидели напротив неё, и мальчик, честно говоря, тоже не понимал, что будет потом. А вот вид у Агнии был какой-то хитро-зловещий.
– Всё просто, – начала объяснять она. – В четырёх из них сода, уксус, мыло и стиральный порошок смешаны с соком. В одной сок без примесей. Выбери одну и, зажав нос, сделай глоток.
– Ты хоть знаешь, что случится, если я выпью эту жижу? Я могу умереть!
– Просто небольшое отравление, – заверила Агния. – Ничего не бойся. Как иначе я поверю в весь ваш бред?
– Почему не он? – Ника указала на Марка. Ей было не по себе. Вдруг песни не будет, если подвергать себя риску намеренно? – Хотя оно и ясно. Брата жалко.
– И тебя тоже, но ведь ты первая вызвалась. Пей.
Пей, пей… В ушах зазвенело. Какая нелепая будет смерть. Ну, не смерть, а болезнь, но всё же. Обидно. Марк ухмыляется, Агния тоже. В стаканах плескается одинаковая на вид жидкость. Сильный химический запах ударил Николь в нос. Спасения не будет.
Но что это? Тихое позвякивание и мелодичный голос, который пел: «Пять вариантов, но верный только один. Из красных, синих и жёлтых глубин пощады и помощи не жди. Зелёную кружку найди и разбей её скорей, ведь не отыщешь пользы в ней. В фиолетовой живёт разочарованье: хоть облегчит она твоё страданье, но счастья в ней не сыскать, и нечего тебе выбирать». Правильно! Нечего выбирать!
– Весьма странно, – заметила Ника, испытующе глядя на Агонька, – что ты мне не веришь, а я должна тебе, когда во всех чашках твоя адская смесь.
Глаза Агнии расширились.
– Значит, это не ложь, – пробормотала она. – И Марк такой же. Не скрою, что это необычно, но полезно.
– Весьма, – согласился её брат. – Но есть и минусы. Порой эти голоса – а у Ники песни – предупреждают о чём-то невнятном, и тогда слышен звериный рык. Мы хотим знать, что это, и надеемся на твою поддержку.
– Разделимся, – ни минуты не раздумывая, сказала Агния, сливая в раковину жидкость из чашек. – На тебе, братец, Интернет, а на тебе, Ника, книги. Можешь просмотреть в библиотеке в школе, в городской или как хочешь. На себя я возьму поиск информации «по людям». Можно даже в психбольнице, без обид.
– Не обижаюсь, – ответили Марк и Николь почти одновременно.
– В любом случае, мы не сошли с ума, хотя кому-то этого бы хотелось, – добавила девочка.
– Кстати, о книгах, – вспомнила Агонёк и убежала. – Я сейчас.
Она вернулась с маленькой книжкой в руках и протянула Нике.
– Я обещала дать тебе её почитать, но забыла как-то. Держи.
– Спасибо. Почитаю сегодня, – улыбнулась Ника. – Я пойду. Увидимся в школе.
* * *
Незаметно подкрался вечер. Все уроки были уже сделаны, и Николь ничего не оставалось, кроме как забраться в постель, включить ночник и приняться за чтение книги. Обложка у неё была светлая, с рисунком облаков и маленького замка, стоящего на них. Крупными синими буквами было напечатано название: «Покинутые небеса», и более мелкими – имя автора – Анна Летнёва. Девочка раскрыла книгу и окунулась в совершенно иной мир.
«Высоко-высоко в небесах, на трёх облаках и одной туче располагался огромный облачный город. Он состоял из множества улочек и переулков, площадей и парков и Одинокого замка, где был облачный музей, школа и особая дума. Всё в городе было самым обыкновенным: дома – из камня и кирпича, деревья – из листьев и коры, но земли не было. Вместо неё были облака и туча, которые то срастались вместе, то разъединялись, передвигая тем самым облачные дома с места на место. Облачные люди могли делать из облаков всё что угодно: строить дома, готовить пищу и одежду. Они просто становились из облачных настоящими, и их притягивало к облачной «земле». Но, чтобы делать из облаков необходимые вещи, нужны были сами облака. Поэтому в городе трудились ловцы облаков. Хотя все в городе умели летать, на поиски облаков отправляться запрещалось: люди, живущие на земле, могли их увидеть. Чтобы этого избежать, ловцы ложились на облако и летели на нём к другим облакам, связывая их вместе и возвращаясь домой. Самым почётным было принести тучу, ведь вещи, сделанные из неё, можно было превращать обратно в тучу, а потом снова в другой предмет. Но это было опасным делом, и не всякий решался ловить тучи. Так и жили облачные люди в своём облачном городе, в большинстве своём, никуда не улетая и паря над зданиями и замком в своё свободное от работы и учёбы время.
Но в этом городе жил мальчик Луч, который единственный не умел летать. Ему приходилось путешествовать на своём личном облачке. Все знали о его особенности и частенько помогали ему добраться до дома или Одинокого замка. У Луча было много друзей, но лучшими были Ливень, Молния и Ветер. Им всем подходили их имена. У Луча были светлые прямые волосы и светло-карие глаза, он был очень быстрым и весёлым, несмотря на отсутствие способности летать. Он часто носил за собой облако на верёвочке, и многие держались за неё, когда помогали ему долететь куда-нибудь. Иногда Луч оставлял облако дома, и все спрашивали его: «А где верёвочка?», поэтому облако стало называться Верёвочкой. У Ливня были серые глаза и тёмные длинные волосы, свисавшие вниз сосульками. Он обычно пребывал в плохом настроении, и вывести его из себя ничего не стоило. Молния была очень маленькой и шустрой. Её русая головка мелькала где-то вдали, а уже через секунду она появлялась рядом, сверкая ярко-синими глазами. Ветер был человеком-настроением. То он грустил, и в эти моменты походил на Ливня, то веселился так, что Луч и Молния не могли сравниться с ним ни в позитивности, ни в скорости. Наверное, поэтому его короткие волнистые волосы отливали то серым, то каким-то рыжим, а глаза зеленели или тускнели. И, возможно, поэтому с ним больше всего общался Луч.
Все вместе с доброй сотней учеников они учились в облачной школе, и уроки у них вела старая строгая Гроза, бывшая ловчиха облаков. Она была очень мудрой и поэтому седой. Или наоборот. Но это не имело никакого значения, ведь её рассказы были очень интересными. Она говорила о том, как ловила облака и тучи, как видела на земле, краем глаза, людей. Но чаще всего Гроза говорила о выборе профессии, о том, что должен знать каждый уважающий себя житель облачного города, о минимальных знаниях для разных видов работ. Порой их класс ходил в музей или на облачный завод, Облакофабрику. Её привыкли называть Облабрикой, и на ней работали те, кто не стали ловцами и ловчихами. Там работали родители Ливня, мама Молнии, папа Ветра и многие другие. Когда они видели их на Облабрике, Гроза просила рассказать детям об их работе, показать, как делаются вещи, и даже дать ученикам попробовать самим создать что-нибудь (тогда все по очереди использовали кусочек тучи, ведь можно было испортить вещь из облака).
Такая спокойная и размеренная жизнь была у Луча. Хотя и его неспособность летать казалась странной при родителях-ловцах, жилось ему очень весело и хорошо до одного ужасного дня».
– Николь, ты почему не спишь? – удивилась мама, заглядывая в комнату дочери.
– Я уже, – заверила Ника, положив книгу на полку над кроватью и выключив свет.
Она уснула, и ей ничего не снилось.


Глава 6. Пыль, ненормальные и погоня

Май клонился ко второй его половине, а поиски истины почти стояли на месте. Точнее, нет, они шли странным, зигзагообразным образом, вводя всех в заблуждение: это бессмысленно или ответ где-то рядом.
* * *
Когда Николь проштудировала всю школьную библиотеку на предмет слов «голоса», «песни», «звуки», «слух» и не нашла ничего полезного, она отправилась в центральную и единственную городскую библиотеку. Там она засиживалась допоздна, выводя из себя библиотекаршу, пожилую женщину с гульками на седой голове.
– Деточка, ты домой собираешься? – наконец не выдержала та на третий день походов в хранилище книг и знаний. – Уже почти восемь. Мы закроемся скоро.
– Да-да, дайте мне, пожалуйста, пару минут. – Ника побежала к стеллажам с книгами и схватила штук семь. – Я ведь могу взять их с собой до завтра?
– Да, бери, бери, – сварливым голосом ответила библиотекарша. – Зачем тебе-то столько?
– Очень нужно. Вы не поверите, как меня выручили. Огромное спасибо. – И она поспешила домой с охапкой книг в руках.
Там она пролистала все взятые книги с различными названиями: «Голос из ниоткуда», «Слух человека», «Значение песен в нашей жизни», «Слух и эзотерика», «Звуки, которых нет» и прочими. Обложки у них были пыльные, да и страницы тоже, и Николь расчихалась. Все они оказались ориентированными на совсем другую тему. Хотя психологические и эзотерические книги проясняли что-то. Первые гласили, что Ника и Марк больны, а вторые – что слышат голоса Вселенной. Ни то, ни другое не могло быть правдой. Ведь голоса и песни помогали им и не были плодом воображения, да и соизволила бы Вселенная говорить и петь?! Нет, пользы от этих книг никакой.
На следующий день Ника сдала их обратно.
– Выручила? – спросила библиотекарша.
Николь неопределённо пожала плечами.
– По крайней мере, я знаю, что я могу не продолжать поиски, – пробормотала она.
Одна надежда – Агния и Марк найдут ответы.
* * *
У Марка дела тоже шли не лучшим образом. Поиск в Интернете не приносил результатов. Всплывали какие-то сайты с ерундой или психическими расстройствами. Тогда к нему в голову пришла гениальная идея. Она, идея, постучалась Марку в лоб и, найдя всё за ним следующее пространство пустым, вошла внутрь. Так Марк решил зарегистрироваться на одном из таких сайтов, а лучше на всех сразу, и писать письма со своей и Никиной проблемой. Ответы приходили очень смешные или серьёзные, но бестолковые. Вот такой была одна из его переписок:
«МаркС:
Здравствуйте! С недавнего времени я слышу голоса, будто из телевизора или радио. С чем это может быть связано?
Ник Оль (Марк писал и от её имени.):
И у меня почти то же самое! Только я слышу песни! Помогите, пожалуйста:-*
Захар Миронович, специалист в области психиатрии:
Это может быть вызвано переутомлением или же пониженной умственной или физической активностью. Постарайтесь вести привычный образ жизни и не обращать внимания на голоса и песни. Найдите хобби. Если и это не поможет, обратитесь к врачу.
Милана Мартовна, специалист в области психиатрии:
Это всё надуманная проблема. Не стоит беспокоиться и беспокоить остальных по этому поводу. Вполне возможно, это игра воображения, когда вы вспоминали чей-либо разговор или песню.».
Переписка на другом, не медицинском сайте была не лучше:
«поМАРКа:
Ребят, помогите! Не пойму, что происходит. Начал слышать какие-то голоса. Никому не говорю, подумают, что того.
Ник А:
А я песни слышу! Не хиты там, а неизвестные совсем, даже мне.
Калинка-Маринка:
Со мной пару раз такое было (я про песни). Потом само прошло. Не беспокойтесь;
0 с палочкой:
Да вы что! Немедленно везём их в тайную лабораторию на опыты! Пы. Сы. Тема – развод хD
поМАРКа:
Никакой не развод! Где мне ещё о ней рассказать?
Динара:
У миня тожи голаса были! И песьни! Я керпичь на саседний стройки нашла и с крыше скинула прегаваривая лети лети керпичь са скорастйу света и на зафтра голаса/песьни нета! Памагло
Знахарка:
Пейте отвар пустырника1 Успокоите нервную систему, лучше будет.
Русалка:
Я не знаю чем вам помочь. Со мной такого не было. Думаю надо обратиться к доктору. Без обид, но может с психикой что-то не в порядке.
0 с палочкой:
Динара, не пишите чепухи. Вам и восьми нет, как компьютером пользоваться научились?
Динара:
Мне 24 и я учюс на врачя и я та знайу што нада делат! Такай балезьни вапще нет нада тока загаварами фсякеми пробавать иначи некак
0 с палочкой:
Бог с вами! поМАРКа, Ник А, послушайтесь Русалки и идите на приём.
Ник А:
Спасибо! Надеялась без докторов обойтись, своими силами…
поМАРКа:
И я. Ладно уж, не засмеяли лишь бы».
Прочитав множество однотипных ответов, делившихся на категории «вы нормальные, ничего не делайте», «вы ненормальные, идите к врачу», «вы странные, лечитесь народными средствами», Марк понял безнадёжность своего положения. Хоть бы у Николь и сестры всё вышло. Кстати, на завтра была назначена встреча в их доме. Прошла почти неделя поисков, и всем нужно было поделиться найденной (ненайденной) информацией.
* * *
Агния страдала. Она сама выбрала себе самую тяжёлую участь – колесить по городу не с туристическим турне и даже не по магазинам, а по жутким местам типа дома спасительницы, местной гадалки-знахарки и, как некоторые говорят, шарлатанки, где проводят всякие заговоры и таинственные ритуалы, напаивают отварами и зельями, или психической больницы. Но Николь и Марк уже копались в книгах и компьютере, так что и Агоньку надо было приступать к делу. Иногда в школе они вскользь напоминали о своих поисках и, в конечном счете, условились встретиться для того, чтобы всё обсудить. У Агнии осталось лишь два дня. Она так и не могла собраться с силами и решиться съездить в эту больницу и дом. Но сроки подталкивали её в спину и начинали кусаться и щипаться, и Агния посчитала, что лучше будет посетить эти чуть ли не зловещие пункты.
Сперва она отправилась в дом спасительницы, а точнее, магазин, а ещё точнее, лавочку. С виду это было небольшое строение, появившееся здесь пару месяцев назад и примостившееся между кафе и хозяйственными товарами. Интересно, сначала человек наедается в кафе до такой степени, что ему надобятся заговор от объедания или же уже хороший пятновыводитель? Или же пользуется химическим средством для бытовых нужд, ощущает острую необходимость очиститься от вредных веществ, содержащихся в нём, и после утомительных действий перекусить? Так или иначе, дом спасительницы был обязательным местом для посещения и выглядел очень пугающе. Сюда приходила почти половина города, часть которой всем нахваливала Ириду (спасительницу), а другая – ругала, почём свет стоит. Мама Агнии здесь никогда не была и правильно делала: чёрные перекошенные стены с растрескавшейся краской, дверь с ручкой в виде черепа, занавешенные окна на двух этажах не внушали доверия. Тем не менее, Агонёк с храбрым выражением лица и трясущимися коленками направилась к двери. Дёрнула ручку. Дверь не поддалась. Дёрнула ещё раз и посильней. Ничего. Наконец, она увидела сбоку верёвку с узелками. Девочка потянула её вниз, и раздался не тихий звон, как можно было подумать, а гулкий «бум». За ним последовал чей-то быстрый и громкий топот, точно человек бежал вниз по лестнице. Дверь распахнулась. За ней стояла низкая сутулая женщина со взлохмаченными чёрными волосами, вся обвешенная украшениями и платками и облачённая в яркую блузку и юбку-солнышко. У неё (не юбки и не блузки и даже не двери) были большие карие глаза с толстой чёрной обводкой и свекольного цвета губы.
– Добро пожаловать в дом спасительницы! – радостным голосом продекламировала женщина. – Я Изольда.
– А я… – начала было Агния, но Изольда перебила её:
– Ирида сама всё о вас скажет!
– Хорошо.
Изольда провела Агонька из тёмной передней в зал с рядами тяжёлых пыльных штор. Агния огляделась. В едва освещённой парой торшерами комнате не было никакой Ириды, знаменитой и за пределами городка особой. Агния собралась было спросить: где же та самая спасительница, как Изольда, бренча украшениями, быстро заняла большое кресло за столом посреди комнаты. У стола, накрытого праздничной скатертью, стояли две старенькие табуретки.
– Здравствуй! – томно произнесла Изольда, запахиваясь в один из своих платков.
Девочка несколько оторопело открыла рот и заморгала.
– Садись, я расскажу всё, что тебе нужно знать, – продолжила Изольда, вытаскивая из-под стола банку с чем-то сыпучим и ужасно пряным.
– Но вы же не Ирида? – неуверенно поинтересовалась Агонёк.
– Я? – удивилась женщина. – Я Ирида настолько, насколько ты… – Она зажмурилась. – А-а-агнесса. Нет-нет! Агния!
Девочка присела, недоверчиво глядя на новоиспечённую Ириду:
– А как же Изольда?
– Ах, Изольда! – Точно вспомнив нечто чрезвычайно важное, Ирида хлопнула себя по лбу. – У меня сильно развита интуиция и частично телепатия, и вследствие этого мои субличности вконец отделились от меня. То есть, то я Изольда, то Ирида, то Инна, Иона, Ирина и Ида. Ты с ними не знакома?
Агния замотала головой.
– С Ионой лучше не встречаться. Она буйная. Но поторопимся. Только в своей главной субличности я могу помочь тебе. Начнём! – Ирида высыпала смесь на стол, и Агоньку в нос ударил терпкий запах гвоздики, корицы и ванили.
– Зачем?! – воскликнула она, зажимая нос.
– Не отвлекай, времени мало.
Ирида водила руками по столу и «размазывала» смесь хаотичными движениями. Затем она быстро схватила руку Агнии, приложила её палец к столу и продолжила свой странный ритуал. Ирида резко подняла глаза и уставилась на что-то прямо над столом, чего Агонёк не могла увидеть. Ей в какой-то момент показалось, что женщина смотрит ей в глаза. Но это ощущение прошло через доли секунды.
– Пока в безопасности. Не спеши. Так выше решили. Если правду хочешь узнать… – говорила Ирида, будто читая слова с пустоты, и вдруг её голос сорвался на высокие ноты: – ничего не выйдет! Не для тебя всё это!
Ирида сорвалась с места, меча во все стороны свои предметы одежды и направляясь к Агнии, со всех ног бежавшей в переднюю, а из неё – на улицу. Почти летя по дороге вниз и думая, что это должна была быть Иона, которая действительно буйная, девочка услышала крик:
– Эй, подожди! А чай с печеньем?
Наверно, это была хозяйственная Ида, Ирина или… кто там ещё был? Но Агнию это уже не волновало. Она решила покинуть этот сумасшедший дом и посетить его другой вариант – психбольницу.
* * *
По правде говоря, психбольницы в городе не было. Было лишь небольшое отделение, располагавшееся в единственной больнице на окраине, но не особенно далеко от дома спасительницы. Так что Агния довольно быстро добралась до высокого белого строения в семь этажей в высоту и двенадцать окон в ширину. С виду больница была чистой и аккуратной, а как могло быть иначе, если другой медицинский пункт находился в получасе езды отсюда.
Агонёк вошла внутрь и купила себе пару бахил, которые тут же надела. Она прошла к регистратуре и вежливо спросила, где психиатрическое отделение. Молодая медсестра в форме и с усыпанным веснушками лицом так же вежливо ответила, что оно находится на пятом этаже и добраться до него можно на лифте в самом конце коридора, а ещё прибавила, что «кнопочка у лифта-то заедает, так что надо несколько раз потыкать». Девочка поблагодарила её за полезный совет и с напущенно спокойным видом вызвала лифт.
– Погодите, погодите! – Услышала она чей-то возглас, когда двери приехавшего лифта стали закрываться.
В него ввалился высокий парень в клетчатой рубашке, джинсах и красных шлёпанцах. Он тяжело дышал и выглядел совсем не больным, и от этого обстоятельства была непонятна его цель посещения больницы.
– Мне даже интересно узнать, куда вы спешили? – полюбопытствовала Агния, поправляя свою синюю кофту.
– Я? – почему-то удивился юноша. Казалось, он только сейчас её заметил и был весьма озадачен не только вопросом, но и вообще присутствием кого-то постороннего.
Девочка выжидающе на него смотрела. Наконец, тот сдался и резко выпалил:
– Это Данияр меня заставил!
– Постой… – Агонёк не ожидала этого услышать и на секундочку задумалась. – Это какой Данияр? Ниразов?
– Он-он! – подхватил юноша и затараторил: – Это он мне сказал за тобой последить. Ну, точнее, не просто сказал, это я ему в карты проиграл или проспорил. Не помню. Но я врать не умею. У меня сразу щёки краснеют. – При этих словах его лицо вспыхнуло. – Он сказал, чтобы я сегодня целый день за тобой ходил. Он даже со мной был, когда ты в дом к спасительнице ходила. Мне пришлось в окно подглядывать, но ничего не было видно. А сейчас он на улице ждёт.
– А зачем всё это? – поразилась Агния.
– Это потому что…
– Ага! – перебила его девочка. – Поиздеваться надо мной решил! Неудобное, правда, время выбрал.
– Вот именно, – поддакнул парень неизвестно чему.
– А ты кто вообще?
– Я его друг. Меня Лид зовут. Типа Лидии, только Лид.
– Послушай, Лид, ты же можешь со мной не ходить? А? – попросила Агния. Они уже вышли из лифта и стояли у двери в отделение.
Лид замотал головой.
– Ах так! Тогда я ему расскажу, что ты его сдал! – разозлилась девочка, открывая дверь. – Иди живее, скажешь, что выгнали за подозрительность.
Агния вошла в длинный коридор, а Лид остался где-то сзади. Её совершенно не волновало, что с ним будет после. Её волновало то, что она скажет для того, чтобы попасть в палату к нужному больному. За дверью стоял стол, за которым сидела древняя старушка в очках с толстыми линзами. Волосы у неё были сиреневые, как у подавляющего большинства женщин пенсионного возраста. Старушка была худенькая и низенькая и из-за этого едва выглядывала из-под кучи бумаг.
– Худа идём? – довольно свирепо осведомилась старушка странным, шамкающим голосом. – Поштронним ход уошпрещён!
– Да какая же я посторонняя, бабушка?! – начала Агния разыгрывать спектакль.
– А хто ж ты тода? Хому же надо-то пшихиатричешкое отделение? По швоей уоле нихто не ходит, хроме медшештёр. Да и они-то не по швоей ходят, а по уелению нащальштва.
– Ах, вы, наверное, не знаете! Точно, точно! У нас в семье такая трагедия, такая трагедия! – ломала Агонёк комедию, искусно выполняя свою роль.
– А шо же, детошка, проижошло? – заинтересовалась старушка, и её увеличенные глаза за стёклами очков так и скользили по лицу девочки.
– Мой двоюродный дядя… Ой, нет, попутала! Двоюродный дядюшка моей мамы вот уже как лет пять пропал!
– Пропал? – переспросила старушка.
– Ей Богу, безвести пропал! Наша семья в его доме живёт, он нам по праву наследства принадлежит. А я почти и не знала его, а мама моя да бабушка говорить о нём не любят. Я его так найти хочу! Так хочу!
– А щеуо ему у наш делать?
– Так вы же всего не знаете, право не знаете! Он до того, как пропал, всё о каких-то голосах да песнях говорил. Это я как-то от бабушки узнала. Вот я думаю, он к вам мог поступить. Может, и не так давно, а вот почти сейчас, я-то не знаю.
– Щищаш пошмотрю, – заверила старушка и принялась рыться в ящиках стола. В одном из них располагалась картотека с именами больных. Рассмотрев диагнозы, старушка сообщила: – Нет, дядя ваш не поштупал. А вот одна женщина ш таким жаболеванием имееша.
– Женщина?! Боже мой, как вы меня осчастливили, – обрадовалась девочка, всплеснув руками.
– Это щем же?
– Так это же его жена!
– Как жена? Ты о ней нищеуо не ховорила!
– Так я не успела! У него же жена была, он её тоже, кажись, с ума свёл. Так и она говорила всё о голосах да о песнях. Но он с ней в последние дни развёлся, совсем в голове всё смешалось.
– А отхуда ты о ней жнаешь? – проснулась в старушке подозрительность, но Агния, не задумываясь, сразу ответила:
– А я в альбоме с фотографиями видела! А потом у мамы спросила.
– И какая она, его жена?
– Да откуда я помню? – нашлась девочка. – Раньше и фото все были чёрно-белые, а под фатой и волос не разберёшь.
– А как тётку жвали?
– Ой, не помню. Только фамилия странная.
– Домовёшкина?
– Может, и Домовёшкина. Она с документами поступила?
– Нет.
– Так любую фамилию могла назвать. Вы мне дайте на неё хоть одним глазком глянуть. Всё таки родственница! – попросила Агния.
– Коли родштвеннница, то уж можно. Но только одним хлажком! – смягчилась старушка, улыбаясь почти беззубым ртом. – Палата номер щетыре.
Агонёк отблагодарила её сухим «спасибо» и направилась дальше по коридору, глядя на белые двери с прибитыми золотыми цифрами. Раз, два, три… Вот и она. Дверь, за которой все ответы. Или сумасшедшая тётка? Что лучше: страшная правда или сладкое неведенье? Вернуться назад? Нет. Назад пути нет. Его не стало с того момента, когда Агния обо всех песнях и голосах узнала. Она оказалась втянутой в это против своей воли. Кто просил рассказывать ей об этой чепухе? И на что сдался им этот рык? Марку и Нике делать нечего? Но сейчас будет положен конец этим бессмысленным поискам. Один шаг. Одна ошибка. Один шанс.
Девочка раскрыла дверь одним резким движением. Та ударилась о стену в комнате и задрожала. Агния оглядела помещение. Почти пусто. Стол, стул, кровать, окно, за которым была видна часть города. Просто, но достаточно для жизни. У окна стояла высокая худая женщина с длинными каштановыми волосами. На ней была белая ночнушка из полупрозрачной ткани, едва закрывавшая колени. Ноги босые. Она даже не обернулась на звук. Стояла и смотрела вдаль. Агонёк позавидовала ей на какое-то мгновение. Можно бесконечно любоваться небом и землёй и думать обо всём, что вздумается. Но никому нельзя высказаться. Плохо. а может, и думать не получается? Жаль. Кому нужна её жалость? Агния встряхнула головой, отгоняя или вытряхивая назойливые мысли. Нужно сосредоточиться.
– Эй! Вы меня слышите?
Ответа не последовало. Даже волос не колыхнулся на голове женщины. Агния закрыла за собой дверь, но пациентка продолжала молчать. Видно, она не хотела или не умела говорить вовсе.
– я знаю, вы меня слышите. Не хотите говорить, не надо. – девочка приблизилась к окну и сама стала смотреть на город.
Внизу ходили люди. Их совсем немного в жаркий летний час. Десяток домов, разделённых улицми, загораживал дальнейший обзор. Наверху – светлое, с перистыми облаками небо. Красиво, но однообразно. Изо дня в день видеть одно и то же. Мука и наказание похлеще всяких пыток. Да даже уборка и деланье уроков по сравнению с этим неземное наслаждение!
Агния бросила пытливый и короткий взгляд на профиль Домовёшкиной. Солгала. Слишком смешная фамилия для утончённой некогда особы. Немолодое, но красивое лицо с пустыми, остекленевшими глазами выдавало благородное происхождение. Она показалась Агнии похожей на норвежку. И на сумасшедшую. Впалые щёки, хмурый лоб, единственное тронутое морщинами место, и тонкие губы были недвижны, словно она застряла во времени навсегда и ничто не сможет вернуть её к привычной жизни.
– Я пришла не по своему желанию. – Агонёк отчего-то стала оправдываться, будто она виновата в болезни Домовёшкиной. – Мои друзья… Они тоже слышат голоса… и песни тоже. То есть, мой брат, ну, он же мне как бы и друг, он – голоса, а подруга – песни… Я… я просто не знаю… как помочь им. Но это не имеет никакого значения. Для них. Их волнует одно… – Каждое слово отдавалось болью и звоном от голых стен, точно девочка только сейчас осознала, что происходит с близкими ей людьми. – Странный… зверь. Они хотят знать, зачем он преследует их… и зачем они нужны ему.
Женщина повернула голову. В затуманенных глазах на миг промелькнула осмысленность.
– Зверь, зверь, – тихо зашептала она, раскачиваясь, сжимаясь в комок и садясь на пол.
– Что? Что с вами7 – спросила Агния, очнувшаяся от своих дум о Нике и Марке, появившихся при её хоть и не пламенной и короткой речи.
– Зверь, зверь! – уже кричала Домовёшкина, хватаясь за одежду и разрывая её на себе. – Он не умолкает ни на секунду! Он рычит без конца, как огромный пёс, и заглушает его голос, его песни, которые он поёт для меня!
– Чьи песни? Чей голос? – Агонёк попыталась успокоить её: тормошила за руки, но та отбрыкивалась, и девочка сдалась.
– Моего ангела, – ответила, корчась на полу, пациентка и заголосила громче, чем полицейская сирена: – Замолчи! Собака! замолчи, замолчи!
На её крики прибежали две медсестры, вкололи Домовёшкиной снотворное ли, успокоительное или и то, и другое вместе и уложили её на постель, поправив чуть «покалеченный» наряд. Качественная ткань.
– Что вы здесь делаете? – гневно поинтересовалась одна из девушек, в белом халате и чепчике.
– Я? – Агния находилась в шоке от увиденного. – Меня пустили навестить… э-э… тётю, нет… хм, жену дяди моей мамы.
– Кто же пустил? – удивилась вторая, тоже в халате, но без чепчика и со шприцем в руке.
– А на входе пустили. Где же ещё? Я пойду, – неуверенно пробормотала Агонёк и попятилась к распахнутой вновь двери.
– До свиданья. – Первая медсестра вышла с ней в коридор. – Что же вы, Валентина Петровна, посетителей в палаты пропускаете, а не в зал? Без халатов, без сопровождения?
– А я что? Я нищеуо, я же только хлянуть. – Старушка кряхтала обиженно. – Это ж челоуека беж ушти пропаушеуо нашли. Это ж щаштья ведро челоуеку дали. Жадаром!
– Так денег бы взяли. Почём нынче кружка счастья? Я бы прикупила! – рассмеялась медсестра.
Агния выскользнула оттуда и направилась домой как в тумане. Лид исчез, да и теперь ей было не до него. Она думала о том, что видела и слышала. Из всего этого можно было сделать вывод, что у её подруги и брата был не дар, а проклятье, а они не хотели этого признавать и могли стать такими же, как Домовёшкина. Самое страшное – они этого не понимали и не желали понять, гоняясь за животным, которое существовало в их головах. А как же спасения? Они же были в действительности! Но не исчезнут ли они со временем, оставив место сводящему с ума вою?
* * *
Настал тот самый день, которого Марк, Агния и Николь ждали с нетерпением. В школе они весело переглядывались, думая, что если уж каждый из них ничего не узнал, то остальные всё разведали. От этого их улыбки расплывались ещё шире. Только где-то в подсознании Агонька метались тревожные мысли, которые она сумела утихомирить. Вот ведь невезенье – знать о не касающемся тебя больше, чем Ника и Марк. И знать неприятное.
Наконец, уроки закончились, и ребята все вместе отправились домой к Агнии и её брату, в некую штаб-квартиру, где они собирались проводить встречи. Шли, разговаривая о школьных новостях и мелочах.
– Слышали, в восьмой «б» новенький пришёл? – спросила агонёк, жуя шоколадный батончик. У неё не было привычки кусочничать, но – нервы, нервы – волнение перед тяжёлым разговором приходилось заедать.
– ага, мы с ним вчера в футбол играли, – зевнул, прикрыв рот рукой, Марк.
– Нет, не знала. А разве удобно переходить в другую школу в конце года? – поразилась Ника.
– Мне девочки с параллельного говорили, что он раньше в третьей школе учился. Она в пригороде, но ему туда ближе было. Но он с кем-то серьёзно повздорил, вот и перешёл, – объяснила девочка.
– Так это о нём всё болтали Аня с Инессой, – вспомнила Николь и добавила, напрягая щёки, чтобы получить более низкий и забавный тембр: – Говорили, что красавчик.
– Не то слово, – подтвердила Агния, почувствовав шутливое настроение собеседницы, и, театрально вздыхая, продолжила: – Я его сама видела. Высокий, глаза серые, волосы тёмные. И имя с фамилией – прям душа умиляется – Андрейка Крылья.
– Необычно, – заметила Ника, побаиваясь за Агонька: неужели влюбилась?
Из неё вышла бы хорошая актриса, но Агния сразу сбросила с себя мастерское притворство:
– Не в моём вкусе. Хотя, бесспорно, не плох собой. Но и на характер надо обращать внимание. Поживём – увидим.
Мальчик обрадовался, что его спутницы закончили разговор об этом Андрее, и перевёл тему:
– Вы лучше скажите, что с тестом по истории? Что в пятом вопросе написали?
Они бурно начали обсуждать свои варианты ответа, подходя к подъезду и заходя в квартиру. Быстро поздоровавшись с тётей Ритой, друзья побежали наверх.
Марк уселся по-турецки на полу, и его сестра с Никой расположились рядом. Зачем кровати мять-то?
– У меня ничего, кроме советов пойти к врачу или псевдоколдунам, – расстроенно сообщил он. – Никогда не мог подумать, что нельзя найти чего-то во Всемирной Паутине!
– И у меня, – огорчилась его неудачей николь. – В этих книгах только о всяких потусторонних голосах и психических заболеваниях. А о песнях почти ничего нет, даже бесполезного. Не везёт мне.
– а у меня всё запутано, да так, что и страшно становится… – Агния не могла подобрать нужных слов. Как рассказать о всех странных событиях, когда её чуть не покалечили два раза? – Сначала я была в доме спасительницы. И не смотри на меня так, братец! – Она поймала сочувственный взгляд старшего. – Я не верила, что она мне поможет, Она сумасшедшая! У неё, якобы спасительницы, распятерение, а может, и более личности! Но она угадала моё имя. Странно? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – она сказала, что лучше во всё это не лезть. Наверно, она права. Ведь потом я была в психбольнице, где бяла женщина, которая слышала голоса и песни. Но теперь она их не слышит из-за воя пса! И, знаете, что она говорит? Что раньше ей пел и с ней говорил ангел!
Ника и Марк молчали. Неизвестно, о чём они думали, но Николь побледнела, и лицо её приняло страдальческий вид, а Марк только хмурился, будто высчитывал в уме дискриминант. Замолчала и Агния. Её известие свалилось на всех тяжким грузом, который одному нести отчего-то легче.
– Что же получается? Мы так и не узнали природы этих звуков? Или это, правда, ангел? – Николь запустила руку в волосы.
– Не говори ерунды. – Лоб мальчика стал более неровным. – Мы же слышим не ангела. Их не бывает. Хотя кто знает? Но всё же мы пока не сошли с ума. И, раз нигде нет информации о нашей проблемке, то, может, стоит забыть обо всём? Не заострять внимания по ситуации?
– Но не игнорировать, – назидательно прибавила его сестра. Ей было неловко от того, что именно она рассказала о том, что может с ними произойти, и. получается, верит в это. – Просто жить.
– Забыть, – глухо произнесла николь. Легко сказать: забыть! А как? Само забудется, изотрутся острые края воспоминаний, что режут в памяти, точно ножом, а если и нет, то привыкнется, иначе и быть не может. Как жить тогда, если каждый раз думать о песнях как о новизне и резаться, словно впервые, неожиданно больно? Зато будет много времени на книги и сериалы. Но всё потом, завтра.

Глава 7. Не хэппи-энд

Близился самый конец мая, долгожданная пора, а вместе с ним и конец учебного года. Но кто бы мог подумать, что вялые, уставшие от экзаменов, диктантов и контрольных ученики придумают себе проблем на голову?
Это было так.
Оценки были давно выставлены, а голоса и песни подзабыты, и все ученики 8 «а» решили в последний учебный день, когда все просто сидели в классе, а Екатерина Викторовна порхала над журналами и организацией конкурсов для пятиклашек, пощекотать себе нервы.
– Играем в «Правду или действие»! – озвучил Данияр своё предложение громко и утвердительно.
– Я не буду! – тут же запротестовала Аня, поправляя в очередной раз причёску.
– Тебе что, есть, что скрывать? – Мальчик приблизился к ней с заискивающим прищуром лаз.
– Вот и нет! – обиделась она, отталкивая смеющегося Данияра от себя.
– А я тоже не буду, – заявила Алла.
– И я, – вторила ей Олеся.
– Почему? – удивился Егор и присоединился к Данияру. – Вы не хотимте говорить шокирующую правду?
– Я считаю, что это весьма глупая игра. Вы всегда каверзные вопросы задаёте или заставляете какую-то ерунду делать. – Алла демонстративно отвернулась.
– А я просто не хочу, – объяснила Олеся, когда мальчики перевели взгляд на неё.
– Нет уж, давайте все играть, – воскликнул Марк, вставая со своего стула. Нике вдруг подумалось, что он похож на змея, который, извиваясь, встаёт на хвост по мелодии факира. Хотя чего в этом странного, если он всегда ведёт себя как хитрое неприятное пресмыкающееся. – сегодня все в сборе, и видимся мы в последний раз в этом учебном году. Пусть хоть будет, что вспомнить.
– Ладно, – согласилась Алла, и все начали игру.
Договорившись, что не будут ставить стулья в круг, как положено, чтобы Екатерина Викторовна не поняла, что они не просто тихо сидят, как им сказали, а играют. Ведь просто смолкнуть проще, чем ставить стулья на место и извиняться перед учительницей. Начали по порядку.
– Лиана, правда или действие? – спросил Данияр, взявший на себя роль ведущего.
– Действие, – ответила, поразмыслив, девочка.
– Ага. Значит, так. Расскажешь нашей вахтёрше, Инне Григорьевне, про какую-нибудь катастрофу в кабинете. Только правдоподобно!
– Не вопрос.
– Э, не! Так не пойдёт. – Данияр остановил Лиану, направившуюся к двери. – Ты можешь насочинять, что рассказала, а сама в туалете отсидеться. Пойдёшь с Егором.
Класс одобрительно загудел. Лунников тоже вышел, напоследок прибавив:
– Только мы скажем, что понарошку, потом.
Игра продолжилась без них. Выяснилось, что Олеся до потери пульса боялась насекомых, Илья смотрел мелодрамы, а Алла никогда не целовалась. Тем временем вернулись Лиана с Егором, сильно запыхавшиеся. Последний с восхищением произнёс:
– Ну, Рандаева даёт.
Они поведали о том, как пугали Инну Григорьевну каким-то тиканьем и подозрительным запахом из одного из классов. Бедная вахтёрша металась по школе вместе с ними, а Лиана добавляла всё больше подробностей: что видела незнакомого мужчину в школе, он нёс пакет, наверняка, с бомбой, но точно неизвестно. В конце концов, девочка пробормотала что-то невнятное про ошибку, а Егор так и сказал, что всё шутка, прикол. Инна Григорьевна страшно на них обиделась и крикнула вслед убегающим: «Хорошо, что тревогу не объявила, приколщики! Я директору расскажу, если повторится!»
Настя сочинила убийственный рэп про Данияра, Марина станцевала вальс с воображаемым партнёром, который по задумке вечно наступал ей на ноги, но в итоге она чуть сама их себе не отдавила, переваливаясь по классу.
А затем началось самое интересное. Агния выбрала правду, и Данияр спросил, в кого она влюблена. Агонёк замялась, загораясь лицом.
– Мы ждём, – напомнил мальчик, едва скрывая нетерпение и любопытство.
– Можно? Можно я не буду говорить? Я хочу пропустить ход!
– Нельзя, – встряла Лиана. – Я чуть не получила выговор от директора. Мне бы так влетело от родителей!
– Но это… серьёзнее, личнее! – В голосе Агнии явственно слышались слёзы.
– Серьёзнее, чем предупреждение от директора? Уверена? – И в этом была своя правда.
С гримасой боли и отчаянья Агонёк пролепетала:
– Ненавижу свою совесть… В тебя! – выдохнула она тихо, но звук был громким, как пороховой выстрел. По крайней мере, в ушах Данияра и рядом сидящей Николь.
– В меня?! – Ниразов раскрыл рот от удивления и так и продержал его открытым пару секунд. – О-о-окей… – протянул он, приходя в себя. Улыбаясь натянуто и задумчиво, он обратился к её соседке: – Ника, правда или действие?
Девочка отреагировала после короткой паузы. Она не могла определить, не солгала ли Агния. Очевидно, нет, судя по её закушенным губам и хмурому лбу. Сама жалела, что призналась. Но почему она не поделилась с ней, с Николь? Над этим, наверно, и размышляет.
– Правда.
– Знаете, а мне очень нравится этот вопрос! – От Данияра веяло недоброй задумкой. – А кто нравится тебе?
Кажется, всем это тоже очень понравилось, Егор показал Данияру класс, а Марк одобрительно ухмыльнулся. Николь не могла предположить, что и ей зададут тот же вопрос. Она задумалась. А кто же? Никто? Нет, кому-то сердце её всё равно принадлежит, хоть крошечный кусочек. Не Данияр ли случаем? Агнии же понравился! Да ну! Егор-красаве;ц? Не-е-ет! Марк? Вон не отводит испытующего взгляда, ждёт, что сдастся! Не дождётся! Что думать о нём? Вредный, то общается, то нет – вспомнить то же начало года, но симпатичный… Фу, нос какой-то картошиной треугольной растёт! Да нормальный нос, вроде. Ника на всякий случай потрогала кончик своего носа. Не большой ли? Обыкновенный. А у Марка уши торчат, а у Ники – нет! Вот!
– Ты определилась там, нет? – Данияр откинулся назад, опираясь на парту, и с шумом выдохнул.
– Ждать устал? Совсем мало каши ел?
– Да уж больше тебя, ты и решить не можешь, кого любишь!
– Могу. Андрея. – Поведя плечами и прибавив каких-то Марковых дерзких ноток в голос, Ника тоже откинулась на стуле и положило плечо на его верх.
– Какой Андрей? Мы-то его и не знаем! Фото хоть покажи.
– Андрей крылья, вы о нём наслышаны, – пояснила Николь. Это первое имя, что пришло на ум, показалось ей нейтральным. Красивый плохо знакомый парень – чудная кандидатура.
– Не тебе одной он нравится, – согласился Ниразов и снова устало вздохнул, что выглядело двусмысленно. Он тут же исправился: – я не о себе сейчас!
Все засмеялись. У Николь отлегло от сердца.
– Марк, Марк, Марк! – Данияр говорил хищно и хитро, подражая своему другу. – Что выбираешь ты?
– Правду, – лениво отозвался брат Агонька. Он потянулся, как бы показывая, что ничего не страшится и не скрывает.
– Кто твоя любовь?
Все навострились. Каждому было интересно узнать, кого любит неуловимый обояшка Марк. И, вообще, вопросы о любви всегда вызывали бурю оживления в любой компании, и поэтому и в этот раз весь класс был рад, что они переключились на эту тему.
– Это входит в традицию. – Марк ухмыльнулся и расположился ещё вальяжнее, будто он управлял ситуацией, а не некто другой.
– Неважно, – отмахнулся Ниразов. – Отвечай.
– Отвечу. Положим, хм… Инессу.
– Всё-всё, больше вопросов нет! – Данияр отпрянул от него, как от лишайного, выставив вперёд руки и сдавленно хихикая. – Простите. – Он прикрыл рот тыльной стороной ладони и отдышался.
Его поведение вполне обоснованно. Всем мальчишкам класса показалось смешным выбирать Инессу, а девчонкам это было фактически безразлично. Пусть хоть слона в юбке берёт, им-то что? Зато Всполохова искрилась всеми оттенками красного, и, на памяти Ники, она никогда не выглядела такой счастливой и смущённой. Хотя Николь было очень неприятно, что Марк выбрал Инессу. Она, Ника, разумеется, не желала оказаться на её месте, но всё же Всполохова хоть и красивая (что весьма относительно), но по разуму и трёхлетний ребёнок её превзойдёт! В голове витает одна косметика со сложными, трудновыговариваемыми, как и само это слово, названиями. И чего она так радуется? У него на лице написано крупным шрифтом: ЭГОИСТ!
– Не одобряю твой выбор, братишка! – шепнула Марку Агния, перегибаясь через проём между партами и обжигая дыханьем ухо. – Ты ведь её не любишь. Да и она тебя – тоже. Даже не так: она всех, кто ей приятен, готова любить, а ты – не такой. Я надеялась. До этого момента.
– А тебе что, сестрица? Я взрослый уже, сам решаю, с кем быть и кого слушать.
– Она тебе лапшу на уши и навешает. Один в один Аня. Теперь ты несвободный, как Егорка наш.
– Я никому этого не позволю и тебе тоже.
– Родственный совет, не более. Только вот что думаю: у нас в классе все симпатичные. Посмотри, Лиана, Олеся, Ника…
Он хмыкнул:
– Ну, не преувеличивай.
– Они нормальные, адекватные, – с напором заключила Агонёк. – Даже Сомалина ничего, нудит, конечно, но в технике разбирается, с ней Илья постоянно о всяких изобретениях говорит, прислушайся.
– А мне нравится Инесса. – Марк разглядывал свои ногти.
– Эх, вкус у тебя… ужасный, если честно. Удивляюсь, что я твоя сестра.
– А сама кого выбрала? Данияра?
– Чем он тебе не угодил? – вскинулась Агния на укол брата.
– Ничем. Любитесь.
– И вы.
Во время их короткого диалога на вопросы ответили Матвей и Аня, но что сказал первый, никто не запомнил, а что вторая, так это предсказуемо, как вчерашний день: Лунникова. Инесса нарочно выбрала правду, чтобы опубликовать свою тяготу к Марку, потому что до этого боялась невзаимности. Егор любил Золотову – это знали все, но он порадовал любимую своим очередным признанием.
– А теперь меня спрашивайте, – попросил Данияр, как-то мгновенно расслабляясь, будто релаксируя в стоячей позе.
– И кому же симпатизирует мой скромный друг? – поинтересовался Марк.
– А я, может, хотел действие! Ну, ладно, так и быть, отвечу. Конечно, подходящих вариантов было много, но я всё взвесил и склонился к тому, что нет ничего хуже неразделённой любви. Агния, придётся мне пострадать, лишь бы тебе было хорошо. – Он подошёл к Агоньку и погладил по её по-прежнему синим волосам, которые за год сменили несколько стрижек и теперь доходили до середины уха, слегка завиваясь.
– А ты не боишься, что я притворилась? – Агонёк смотрела на него снизу вверх сначала наивно, а после едва уловимо опасно.
– В смысле: притворилась? Не любишь меня, что ли? – Он оттянул шутливо пару прядок, заставляя Агнию задрать подборок и недовольно скривиться от неприятного ощущения.
– Не тебя. – Она уверенно ослабила его хватку.
Класс смотрел на это с затаённым дыханием: сцена завораживала.
– Бросьте, голубки! Вы пара или нет? – Марк первым нарушил дребезжащую от острых взглядов и несказанных слов тишину.
Сестра пронзила его едкой неприязнью и неожиданно для всех, в том числе и Данияра, вскочила, накрыла ладонями его щёки и поцеловала. Все резко выдохнули (столько времени не дышать!), а у Агонька сердце, честное слово, ёкнуло и словно бы пропустило удар.
И, не стоило сомневаться, именно в этот момент в кабинет вошла Екатерина Викторовна.
– Ребята, вы видели здесь красную папку? Ой…
–Я просто ручку передать, – объяснил Ниразов и спокойно сел на своё место, как и Агния.
– Не шумите без меня, я приду, и продолжим урок. – Учительница взяла нужную ей вещь и исчезла за дверью.
– А вы пара или так? – спросила, наконец, Агонёк у брата.
– Не сомневайся. – Марк присел на корточки перед Инессой, погладил её руку и обворожительно улыбнулся.
Все счастливы. Агния и Данияр улыбаются, смотрят друг на дружку и смеются. Просто идиллия. Глаз не нарадуется. А на этих Всполохову да Лазина смотреть тошно. Только Нике. А, собственно, почему? На Аню же с Егором она нормально реагирует. Дело в привычке. Но это уж через три месяца.
* * *
Июнь летел, как будто боялся опоздать на самолёт или же был им. Такая уж участь летних месяцев – быть в миллион раз короче всех прочих. Если, конечно, в это время ничего не делать. Но Агния, кажется, об этом не знала. Она две недели мучала Нику вопросом: как это её угораздило влюбиться в Андрея, которого она в глаза не видела? Сначала Николь аргументировала это тем, что для любви нет преград, затем бормотала, как «любовь накрыла с головой и с ногами открыла» и теперь она не любит никого, а потом сказала правду, что никогда его не любила. Агоньку ни один из предложенных вариантов не пришёлся по вкусу, и она только грозила Нике пальцем: мол, знает, что её за нос водят, но подруге простительно.
Агния и Данимяр проводили много времени вместе. И, как слышала от неё Николь, Марк и Инесса не уступали им в этом. Ника же без тени жалости тратила своё свободное время на еду, чтение книг, заданных на лето, прогулки в гордом, несомненно, скучном одиночестве или с подругой и её кавалером и просмотр любимых фильмов раз, эдак, в сороковой.
Как-то раз, между едой и сном, девочка пошла вместе с Агнией и Ниразовым в кино. Они давно собирались это сделать, но отчего-то не могли. А тут вдруг резко взяли и пошли, позвав за компанию и Николь.
Маленький кинотеатр с причудливым названием «Четыре жрицы» располагался далеко и был чуть ли не единственным культурным заведением города, но идти было весело, потому что Данияр оживлял беседу своими историями.
– Ну и вот. Я, значит, ем это мороженое. А оно ещё, помню, подозрительно дешёвое было и с противным вкусом яблочного мыла. Ну, я его съел через силу и, будто в магазин на переменке не бегал, тихонько на уроке сижу. А учительница возьми, да и вызови меня к доске. И вопрос задала сложный. Никто бы ответить не смог. Ну, я, знамо дело, обиделся и язык ей показал, самый кончик, думал, не заметит. Нет, заметила. Он же зелёный был. Она сначала испугалась, а потом разозлилась, но всё обошлось.
Николь хихикнула.
– У меня часто язык красился. Однажды и чёрный был, я сама как закричала, когда себя в зеркале увидела. Соседка чуть не поседела от страха. Я-то тоже.
– А я что-то не помню, чтобы ты в магазин бегал. Да и в какой? Тут поблизости нет. – Агния удивлённо и недоверчиво сощурилась.
– Я же к вам перешёл в шестом классе, а то было в далёком пятом.
– Ты у меня такой сентиментальный! – Она щёлкнула замечтавшегося Данияра по носу и резко остановилась. Ника, глядевшая по сторонам, врезалась в неё.
– Ты чего? Агонёк?
– Здесь же был дом спасительницы! Разве нет? – Она указала на пустое пространство между знакомыми ей кафе и хоз. товарами (так вышло, что их путь лежал именно через эту улицу как кратчайший).
– Был, – не стал отрицать очевидного мальчик и несколько обеспокоился. – С  тобой всё в порядке? Ну, переехала она, наверно. Я слышал, где-то съезд экстрасенсов всяких, и она, вроде как, туда подалась. Почему бы и нет?
– Но зачем сносить дом? Я этого не могу понять!
– Шутишь? Это ты называешь домом: пара досок да гвоздь! Если бы он развалился не осенью, в дожди, так зимой бы промёрз. Его и не сдашь, и не продашь.
– А деньги на снос? Зачем их тратить? – Агнии не нравилось спокойствие парня. Если бы он знал Ириду лично, то осознал бы, что всё, связанное с ней, неспроста.
– Может, она и не тратила. Забрала самое важное и уехала свежий народ окучивать, а дом по щепочке растащили.
– И то верно. – Слова Данияра звучали логично, но всё-таки уезжать так внезапно было странно.
В кинотеатре, куда люди не ходили, скорее всего, из-за интерьера антикварного магазина, где можно было купить старые вазы, стоящие на ступенях в зал, или шторы на стенах, они купили сладких мелочей и принялись шуршать пакетиками, хотя продавщица строго поджала губы:
– Произведения искусства не терпят пренебрежения в виде шума!
Выяснилось, что дело было не только в самом кинотеатре, но и в представляемой картине. Какая-то совершенно пустая мелодрама (не в обиду мелодрамам как жанру), построенная на сценарии, в роде:
«Каролина (в слезах): Он бросил меня и трёх моих детей и укатил на юг!
Елена (успокаивающе): Он любит тебя и вернётся.
Каролина: Но как он мог так поступить, если любит?
Елена: Просто дай ему время. Ты говорила, у него проблемы на работе?
Каролина (вытирая слезу платком): Он рассказывал, что у них появились серьёзные конкуренты…»
Всё было запутанно, непоследовательно и непонятно. В итоге, всё свели к детективу, экшену и даже чуть ли не фантастике, дав понять, что продолжение киноэпопеи будет ещё более сумасшедшим.
Чтобы хоть как-то скрасить время, Николь жевала, а парочка рядом с ней обсуждала что-то с таким интересом, что будь у Ники возможность, она бы присоединилась к разговору, но попкорн сам лез к ней в рот.
– В следующий раз на ужастик пойдём, – зевнул Данияр, выходя из запылённого здания на удушливую летнюю жару и нагретый солнцем асфальт, и усиленно заморгал (глаза его отвыкли от яркого света в тёмном кинозале).
– Можно, – согласилась Агонёк, шагая в обнимку с мальчиком и щурясь от ослепительных лучей. Она сама заметила, что стала щуриться, облизывать и закусывать губы и приподнимать брови. Это Марк заразил её своей мимикой, хотя Агния всегда отличалась умением живо выражать эмоции, у неё не было таких привычек. Поднабралась у брата. Стыдоба. – Ты, как, Ник?
– Позовёте, пойду.
«Всё лучше, чем дома отлёживаться», – недоговорила она.
– А чего тебе ещё делать? Разве что… А ты книжку-то мою читаешь хоть иногда? – выдала Агния внезапно, точно пронзённая озарением или обычным воспоминанием.
– Ой! – воскликнула девочка смущённым, извиняющимся и огорчённым тоном, как умеют люди, сделавшие что-то не то, и осознавшие это в слишком короткий отрезок времени. В дальнейших объяснениях Агонёк не нуждалась.
– Ну, ты почитай. А! И можешь себе оставить, я-то уже прочла. – Предупреждая отпирательства подруги, уже отразившиеся на её лице в виде раскрытого рта и неопределённо нахмуренно-удивлённых бровей, она отрезала советом: – Если не понравится, сплавишь кому-нибудь, как я тебе. И место не занимает больше, и презентик готов к любому случаю. Хорошая книга – вещь! А сразу определить только профессионал сможет, да и на вкус и цвет товарищей нет.
Выплеснув занимательные высказывания из себя, одноклассница с одноклассником продолжили прогулку ли, разошлись по домам или отправились ещё куда, Николь точно не знала. Они попрощались почти у самого выхода из кинотеатра, и их пути разъединились. Дома Нику уже ждали «Покинутые небеса». Звучит уморительно, будто бы сама она их покинула. Да какие это, в самом деле, небеса? Вот она один раз ездила на турбазу с магнетическим названием «Рай», и ничего откровенно райского там не было, как ни старайся найти. Так и в её небесной квартире. Что-то мысли Ники поплыли совсем не по тому течению, которому бы следовало.
Николь хватило буквально на пару страниц. Благо, в её воображении всегда представали сцены с действующими героями, и получалось, будто бы она смотрит фильм или мультик. Откровенно детский мультик. Хотя в первое прочтение перед глазами представал удивительный мир Поднебесья с его устройством и описанием героев, сейчас девочке хотелось более серьёзного развития событий, нежели они были.
«Этот один ужасный день начался как самый обычный. А именно, утром. Луча разбудил Ветер, влетевший в раскрытое окно. Он сорвал с друга тонкое одеяло и принялся нещадно щекотать пятки. Хотя и первого действия хватило, чтобы нарушить сон Луча, Ветер решил поднять его поскорее, чтобы тот, как в прошлый раз, не заснул вновь. Может показаться странным, что Луча поднял с постели его друг, а не мама или папа, но это вполне объяснимо. Ведь его родители были ловцами, и их работа начиналась с рассветом и продолжалась до позднего вечера. Им нужно было ловить облака незаметно, и на это тратилось много времени.
– Да проснулся я уже, – раздражённо отозвался луч, отталкивая от себя не угомонившегося Ветра.
– Мама просила передать тебе блины, чтобы мы успели в школу вовремя. – Ветер не обиделся и уже парил под потолком в недосягаемости рук друга.
– Спасибо, а то, и в правду, опоздаем. У меня каша только на завтрак. – Луч скривился, как от оскомины.
– Зато полезно, – ободрил его Ветер и получил сердитый взгляд и подушку, не долетевшую до него пару сантиметров.
– Зато невкусно.
Луч быстро переоделся в школьную форму, состоящую из светло-голубых штанов, рубашки и ботинок. Подразумевалось, что этот цвет замаскирует учеников и некоторых взрослых, носящих одежду этого же цвета, нечаянно вылетевших за пределы облака при перелёте между облачными островами. Ветер занял себя разглядыванием картин на стенах, которых часто приносили родители Луча с облачных ярмарок и выставок. Закончив с одеванием, они оба, уже готовые к школе, отправились на кухню. Луч поставил на плиту эмалированный чайник, а его друг пристулился за столом, выудив из переднего кармашка штанов контейнер, где лежали свежие блины. На столе стояла тарелка с манкой, но Луч тут же вытряхнул её содержимое в мусорное ведро, а тарелку оставил в раковине.
– Помнишь, Гроза говорила, что сегодня в школу придёт бахромитель? – Ветер и не заметил, как надкусил один из блинчиков.
Луч тем временем заполнил заварник кипятком и присоединился к поеданию угощения.
– Ну да. Я, кстати, о бахромителях смутно слышал.
– Мне папа рассказывал о них. Их работа даже тяжелее, чем у ловцов. Они бахромят облака, делают их края неровными, чтобы люди не поняли, что мы здесь живём, на нашем острове. Наши облака и туча не совсем обычные, у них слишком резкие очертания, которые постоянно приходится сглаживать, бахромить.
– Я и не догадывался. – Луч разлил по чашкам чай и добавил сахара. – И сколько всего этих бахромителей, как думаешь?
Ветер отпил ароматного напитка, едва не обжег горло и неуверенно ответил:
– Возможно, по два на облако и тучу. А может, и по десять. Но они избранные, как и ловцы.
– Те, что на туче, работают вместе с успокоителями туч. Это тоже избранные люди.
– Да. Очень опасно разбавлять тучу облаками, чтобы не произошло тучетрясения. Если сделать это неправильно, то одним дождём это не ограничится. Удивляюсь, как люди не боятся жить там.
– Это в основном нежилой сектор с Облабрикой и Одиноким замком. Хотя иногда дома переплывают на тучу, это быстро исправляют переносчики зданий. Вот у них недавно мороки было заново улицы формироваь после сильных ветров.
– Ноя ничуть не виноват! – засмеялся Ветер и, спохватившись, глянул на наручные часы. Нужно было торопиться. – Ты ешь давай, а я за Ливнем и молнией слетаю. У тебя пара минут. – Он скрылся за занавесками, открыв наскоро окно.
Луч, вдыхая, навёл на кухне порядок и, взяв за верёвочку своё личное облако, выглянул в окно, ожидая друзей. Мелькая мимо окон, изредка пролетали облачные люди, спешащие в школу и на работу.
Вдруг перед Лучом появилась Молния. Останавливаясь с гигантской скорости, она крутанулась на месте, обдав мальчика струёй прохладного воздуха.
– Приветик, Луч! – Молния оперлась локтями о подоконник, но её ноги совсем перестали её слушаться и поползли вверх, вопреки всем законам физики и морали.
– Привет. – Луч уже привык к её молниеносным выходкам.
– Скажи, здорово, что сегодня придёт бахромитель? – она выхватила у Луча верёвочку и, не успел он и глазом (не то, что чем другим) моргнуть, усадила его на облако.
– Э-э-э, да. – Луч хотел сказать что-то более оригинальное, но ничего не придумал и стремительно вылетел наружу, повинуясь манипуляциям Молнии с Верёвочкой.
Они недолго повисели около окна, и Луч уже собрался перебраться на подоконник, но люди продолжали сновать туда-сюда и облетали их, так что они взлетели повыше, чтобы не мешать движению. Вскоре к ним приблизились Ветер с Ливнем. Второго вновь застигла неведомая, но сокрушительная хандра.
– Любимую статуэтку разбил, – шёпотом пояснил Ветер на ушко Лучу.
– Полетели? – спросила Молния и, не дожидаясь никого, сорвалась с места, увлекая за собой сидящего на Верёвочке Луча.
– Давайте через Зубастый мост, а не Ленточный? – предложил, догоняя её, ветер. – Он между нашим облаком и тучей совсем недавно построен. Через пару дней он исчезнет. Облака срастутся, или их срастят.
Это было не очень удобно – жить в облачном городе. Точнее, на Облачном острове. А если ещё точнее, островах: облаках и туче. Они были как пластилиновые: легко меняли форму и предметы местами. Поэтому и существовали бахромители и строители, которые возводили различные мосты и перешейки между островами, переносили дома и сращивали облака и тучу в один остров. Все их труды пропадали почти даром, исчезая с ужасающей скоростью. А их творения люди называли по главным отличиям и внешнему виду. Оригинальности у строителей было не занимать.
Друзья подлетели к Зубастому мосту с резкими, обрывочными краями, больше похожими на войлок, который оттянули из общего ровного клубка, и остались лишь торчащие волоски. Он был достаточно узким и коротким (облако и туча уже начали соединение), и ребята решили пройтись пешком, чтобы не попасться на глаза людям, которые, по словам Грозы, любят смотреть на облака днём и ночью. Она же и отвечала. Когда её спрашивали: «Почему не лучше ловить облака ночью?», что тогда их тяжелее найти и ловцам придётся долго искать путь в город. Но, на несчастье, Луч, спускаясь с облака, неуклюже запнулся и упал бы, на мостик, если бы Молния не захотела ему помочь, и не подтолкнула его к самому краю моста.луч не смог удержаться и полетел вниз, на землю, крича что-то неразборчиво.
– Я его убила! – завопила Молния и просто разрыдалась.
Ливень тяжко вздохнул, словно говоря: «Это должно было случиться, ничего не поделаешь», а Ветер бросился было вниз спасать лучшего друга, но девочка, утирая слёзы, остановила его:
– Нам нельзя покидать облако и даже выглядывать с него!
– Но Луч! – Ветер вложил в два слова всё своё отчаянье.
– Лишь бы с ним всё было в порядке.
– О каком порядке ты говоришь? – Ветер посмотрел украдкой на землю, где на фоне зелени терялось голубое пятнышко. – Он разобьётся.
– Гроза нас убьёт, – не обрадовала его Молния».
Нику отвлёк от прочтения какой-то посторонний шум, и, буквально через доли секунды, она поняла, что это позабытая ею песня вновь постучалась в голову незваной гостьей. Ну, проходите, мисс Предвестница Несчастья. Музыка стала невыносимо громкой, как никогда прежде. Николь расслышала, с большим трудом отделяя слова от грохочущей музыки, слова: «Она беспощадна, и нет ей преград, потребует скорости, много затрат, но не одна ты будешь во всём виновата, ах да! – подсказка моя маловата. Тогда ты услышишь почти что ответ: что без неё нигде жизни и нет». Девочка вскочила с постели, где, полулёжа, листала книгу. Из-за громкости песни и босых чувствительных стоп Ники она ощутила не только пульсирующую боль в груди, но и дрожь пола. Проведя аналогию между громкостью музыку и болезненностью ощущений, Николь пришла к неутешительному и нелогичному выводу, что не обращала на боль внимания, принимая это как данность, и не говорила о ней Марку. Он, возможно, тоже это чувствовал, а может, и нет. Но эта мелкая деталь, как вибрация пола, дала много информации. Больше, чем все их происки.
Но пока надо было спешить спасать собственную квартиру. Почему? Николь сразу отгадала, что хотела сказать песня: вода! Их должны были залить. Хотя смутно понимая, почему это должно было грозить Нике бедой (может, песня знает, что она поскользнётся и вывихнет руку-ногу или, того хуже, сломает рёбра?), девочка побежала на лестничную площадку, обувая первые попавшиеся шлёпанцы. Она почти сразу столкнулась с соседкой сверху (Николь знала её, видела пару раз у них дома, когда с той разговаривала её мама по поводу сбора средств на что-то и подписи в очередной петиции).
– Здравствуйте! – Припомнить имени девочка не могла, как не старалась, да и как вспомнить то, чего от роду не знаешь.
– Ника, кажется? – Женщина остановилась, не решаясь сделать очередной шаг на ступень. Она находилась ниже Николь по росту и так, а теперь и вовсе казалась карлицей, поэтому сдержанно и уверенно поднялась на площадку. – Что-то не так?
– Да… Я не знаю, как это объяснить… – Ника замялась, ощущая полнейшую глупость ситуации, но отступать было некогда и незачем: потолок в квартире грозил потечь и пойти тёмными разводами. – Мне кажется, вы забыли выключить воду…
– Сущий вздор! – воскликнула соседка старомодно и визгливо. Она была не молода, и тоска по эпохе благородного аристократизма ещё не выветрилась из её памяти по затёртым романам, прочтённым в далёкой юности. – Это вряд ли возможно, – смягчилась она. – У меня отличная память, и я пунктуальна, так что вынуждена идти немедленно.
– Но у меня предчувствие! – Николь хотелось кричать: вода точно стучала каплями в голове, отсчитывая срок её счастливой и здоровой жизни.
– Не советую доверять собственным чувствам и предчувствиям. Слишком больно потом разочаровываться. Вероятность ошибка равна девяноста трём процентам.
– Дельный совет. Но я из тех семи.
– Почему ты так уверена?
«Мне помогает сама судьба». Нет, этого говорить не следует. Николь знает, но думать об этом всегда больно. Какая судьба? Верить в божественное провождение неразумно, если ты слышишь песни и у тебя каждый раз раскалывается что-то внутри, причиняя адскую боль.
– Не важно. Если ты настолько доверяешь своим предчувствиям, пойдём, проверим и сами посмеёмся. – Женщина чуть улыбнулась. – К тому же, я тут ненароком подумала, ведь если там, и правда, что-то течёт, то мне придётся платить вам за ремонт и мучиться с уборкой воды.
* * *
После щелчка замка, они услышали тихое журчание, и соседка, бросив свою сумку на табуретку в прихожей, побежала в ванную, а девочка осталась стоять на месте. Она не слышала и не видела ничего вокруг. Она просто пошла домой, не дожидаясь вызова сантехника хозяйкой квартиры и чего-то прочего. В голове вертелась волчком назойливая дума о дрожании пола. Николь чуть запоздало поняла, что это резонанс и вот отчего у неё ломило тело и грудь, ранимые в этом плане лёгкие. Вот только, по познаниям Ники, это явление возникало при очень громких звуках, а откуда берутся её песни, она не знала. Из головы, думала она раньше? Но не теперь. Надо было срочно во всём разобраться и найти источник звука. Агнии говорить не стоит: она слишком счастлива и это её не касается. Тогда остаётся единственный вариант, который можно выбирать в крайнем случае, безвыходной ситуации – Марк.

Глава 8. Потерянный этаж

Марк распахнул дверь.
– Мам, я же просил не раньше… Э-э-э, Ника?
На пороге стояла смущённая до кончиков волос Николь. Она едва уговорила себя прийти к брату Агнии, аргументируя это тем, что он тот самый человек, что сможет ей помочь. И она бы помогла ему. Но с какой стати, если он вновь начал её игнорировать после потери общей темы для разговоров, встречи их клуба и посредника в виде сестры?
– Агнии нет дома. – Он собрался уже захлопнуть перед ней дверь с тем же скрипом, что и при открытии, но девочка подставила ногу в проём:
– А я не к ней.
– Мамы тоже. – Марк так и вперился испепеляющим взглядом в её кед с запылённым носком, точно ничего интереснее или ненавистнее в радиусе километра и не существовало.
– Тем лучше, потому что у меня к тебе личный разговор.
Марк поднял на неё чуть затуманенный взор, сморгнул дымку, разбирая многозначительный жест Ники: стук пальцем по щеке, рядом с ухом.
– О, нет, – простонал он спустя доли секунды. – Ты не вовремя.
– Как есть, – безапелляционно подтвердила она. – Ты впустишь меня или нет?
Ответом на вопрос появилась, как призрак или чудище в фильме, зловеще и ежедневно бледная Инесса. Она спросила совсем нейтрально, но до противного неприятно, точно Николь пустое место или недостойное внимания неразумное созданье, как умеет лишь она одна:
– Маркчик, что она здесь делает?
Но Нику впечатлило не это.
– Маркчик? – Она прыснула со смеху. Агонёк – менее забавная вариация, нежели – хе! – Маркчик.
Инесса смерила её презрительным взглядом, будто вовсе не разделяла и не одобряла её реакции.
– Пусть она уйдёт, – капризно надувая яркие губы с размазанной помадой, попросила Всполохова, вцепляясь в Марка наманикюренными и острыми ногтями.
– Успокойся, детка. – Он обнял её, плавно снимая со своей руки её ладонь, чтобы ненароком не вскрикнуть от боли. Инесса тут же впилась в него губами, словно Николь имела какие-то права и претензии на то же самое.
Она лишь прикрыла глаза рукой и отвернулась, давая ясно понять всем её отвращение. Это ж надо было такое выдумать: детка! Не любимая, нежная, сладкая, милая и миллион ещё чего, а детка. Пренебрежительно и почти оскорбительно. Только для Всполоховой. Только от Маркчика. Эксклюзив.
– Она по очень важному делу. – Марк оторвался от прилипшей к нему Инессы, и на его губах замерцало мелкими блёстками розоватое пятно от помады.
– По какому? – тут же спросила она, пытаясь притянуть парня за его футболку, смяв её на груди.
– Важному, я же уже сказал. Увидимся завтра. – Он осторожно отодвинул от себя девушку и проводил её в подъезд, к стоящей там же Нике, вручая Всполоховой её обувь.
– По какому важному? – не успокаивалась она, гневно взирая на Николь.
– По очень. Ты чем слушаешь? – Брат Агонька втянул Николь в квартиру и захлопнул дверь. На лестнице послышалось цоканье шпилек. – Она ревнивая, – бросил Марк как-то в сторону, обращаясь, вроде, и не к Нике.
– Мы выбираем себе подобных, – изрекла та задумчиво и поправилась, уловив непонимание Марка к её фразе. – Ревнивая, прямо как ты. Точнее сказать не могу, ты ведь не дал Агнии закончить. – Она улыбнулась, с теплотой вспоминая первый учебный день в новой школе.
– Ну, и что за дело? – вырвал её из дум Марк, не удостоив Нику и коротким беглым взглядом, и поворотом головы. Это просто раздражало. Складывалось впечатление, словно говорят не с тобой, а с кем-то другим, хотя никого и не было.
– Связанное с песнями, с чем же ещё? – Ника огляделась, ища, куда бы ей присесть, и примостилась на тумбочке. Она была предназначена для сидения во время обувания и соединялась посредством деревянной стенки с крючками с антресолями и шкафом с бежевыми створками. Подобная конструкция была у Николь дома, только цвет отличался и трубочка была больше.
– И что с ними не в порядке? – Марк прислонился к стене напротив девочки, продолжая смотреть вбок отрешённо. Голову, что ли, у него заклинило?
Но Николь было не провести лживым безразличием. Она упорно не собиралась отрывать от него испытующих глаз, следя за каждым движением и выжидая малейшей оплошности. Когда Марк чувствовал перевес на своей стороне, он всегда вёл себя так. Но не в этот раз. Не получится обмануть Нику и вывернуть ситуацию нужным образом. Пока у неё осталось преимущество и решимость.
– Всё в порядке. Просто я узнала, почему это происходит.
Он не шелохнулся. Помолчал с полминуты, словно надеялся, что Ника сама скажет ответ, но она была так же неподвижна, как и он, и спросил, переступая через собственную гордость:
– Почему? И, сразу же, почему только сейчас?
– По-моему, куда ценнее то, что я выяснила. – Тщательно сортируя и взвешивая каждое слово, она не хотела ошибиться. – Это что-то, что создаёт громкий звук. Я поняла по резонансу.
– То есть, ты посчитала неважным, что твои песни громкие? – Марк тоже был наслышан об этом явлении и отреагировал скоро и точно, кольнув по уязвимому местечку: нежеланию делиться собственными чувствами. Скрытность характера служила Нике мерзкую службу. Теперь он взял инициативу вверх, выискивая в Николь изъян, за который можно зацепиться и потянуть ввысь свой авторитет. Это позволило ему развернуться и смотреть прямо в глаза, осознавая превосходство.
– Но и ты не говорил, что твои голоса не такие, – парировала удар она. Будто бы они враги и цели у них противоположные. Усложняющая жизнь привычка, которой не один век. Человек не совершенен, какой стороной его не крути.
– Я предполагал, это само собой разумеется. – Он издевался открыто, довольно кривясь.
– Как и я. – Если бы она рассказала об этом, нельзя было бы умолчать о болях. Марк бы обзывал её слабой. Догадаться, что это резонанс было слишком трудно. А вот судить о силе каждый горазд.
– Но ты ведь не знаешь, кто включает громкую музыку, которую слышишь лишь ты?
– Но проверять, чувствуют ли это прочие, и подвергать себя опасности я не собираюсь.
– Тебе решать, – согласился Марк и присел рядом с Никой. Ей пришлось подвинуться, чтобы он поместился на небольшом кусочке пространства. Наверно, устал стоять и играть недоступного и больше, конечно, ненормального. – Соседи как кукловоды отпадают? Песни же слышны не только дома, как и мои голоса?
Как метко. Кукловоды, не спасители, не добродетели, а руководители, что тянут за ниточки тряпичных кукол, оберегая своих подопечных от опасностей, чтобы спокойно с ними играть. Или наблюдать, как они живут в своей клетке, чтобы умненькие куклы не понимали, что они во власти покровителей, прикрывающих их от ран.
– Сообразительная марионетка! – Она почему-то сказала это тихо и чуть хрипловато, что, будь на она месте Марка, по спине бы промаршировали мурашки от смешанного чувства страха и нереальности. Её зелень протянула непрочные связи-невидимки с чужой зеленью, но хрупкие нити разорвались, и их взгляды разошлись, подёрнув губы Марка подобием улыбки от не слишком удачной шутки. Но это была улыбка, которую он мгновение спустя слизнул, но Ника этого уже не видела.
– Я подумаю об этом на досуге. Будут результаты, поделюсь. – Он поднялся. Николь встала следом, как послушная тень.
– Я тоже. Если будет что, приду. Адрес знаю. Только я боюсь одного. Вернее, волнуюсь. Инесса? – В этой интонации крылся весь спектр её отношений к Всполоховой, и не нужно было пояснять Марку, что она хочет узнать. Но он решил сыграть в очередную игру. Дитятко не нарезвилось.
– Что Инесса? Ты об этом?.. – протянул он, ловя негодование Ники, явно прослеживающееся в её взгляде. – Она моя девушка и не знать об этом не имеет права.
– Ты ей рассказал?! – она запоздало уловила, что голос сорвался на крик, а лицо исказил ужас и шок, и всеми силами успокоила себя: – И обо мне тоже?
Это выглядело забавно: разгневанная, а после растерянная Ника. Марк расхохотался, как взбесившаяся обезьяна в зоопарке.
– Да пошутил я, что так кипятиться? Расскажу про себя, а ты секретничай. Но тебе придётся постараться, чтобы она не убила тебя раньше времени.
Эта фраза добила Николь окончательно. Она взорвалась, не имея возможности сдерживать зажжённый фитиль.
– Мне?! Да ты с ума сошёл! Или вместе, или я одна, без тебя обойдусь! – возмутилась праведно Ника, порываясь оглушительно хлопнуть за собой дверью так, чтобы стены вокруг неё разрушились в пыль. Но Марк дверь запер, и ручка не поддавалась.
– Ладно уж, помогу тебе. Только дверь не выломай.
– А ой, как хочется! – И девочка прокрутила защёлку против часовой стрелки, открывая перед собой дверь.
– Подожди. Мы разве не должны делать это вместе, если это только нас вдвоём и касается? – Марк, казалось, сменил собственную точку зрения: сообща проще делать что-то, если дело связано не с поеданием вкусненького.
– Но ты же хочешь всё повесить на меня, не так ли? – Она развернулась, желая напоследок кинуть на него полный горечи и презрения взор.
– Хотел бы, но теперь не выйдет. Попыхчу – решу проблемку. – Он ухмыльнулся, словно бы гордился собственной изобретательностью и бесчестьем.
– Не буду давать поводов для ревностных обмороков. Телефон говори.
– Как у Агнии, только последние цифры пять и один. Пять и один, – повторил он, словно до Николь с первого раза не дошло.
– Понятно. Мой будешь записывать или как?
– У сестры узнаю.
– Она обязательно спросит зачем. Я дозвон сделаю, а то у меня возникают подозрения, что ты хочешь выпроводить меня и позвать Всполохову обратно.
– Почти угадала. – Мальчик ухмыльнулся неоднозначно.
– Ах, телепатка я! – Ника хлопнула себя по щекам, раскрыла рот, показывая, что её смешит его манера выражаться.
– На Марков падкая! – выдал он быстро, не подумав. Как и всегда.
– Да ты поэт! – Николь повторила все свои действия.
– Телепатка и поэт – замечательный дуэт. – Марку нашёл новую забаву. Как ребёнок.
– Пока, поэт.
– Удачи, телепатка.
Звучит, как обзывательство. Без вариантов.
* * *
Они созванивались пару раз, но либо идей у них не было, либо они были какие-то нереальные. То это проект для проверки слухового оборудования, засекреченный правительством, то проделки инопланетян, а иногда и вовсе новейшее изобретение с какой-то неполадкой, чьё действие носило выборочный характер и помогало не всем. Куда лучше было встретиться один раз и всё хорошенько обговорить, чем так безрезультатно маяться. Это осознание пришло к ним не в самое удобное время: встречу ни у Ники, ни у Марка устроить не удалось бы, потому что тётя Рита делала свою фирменную уборку в квартире, а мама девочки, впечатлившись такой самоотдачей дому, последовала её примеру. Тогда ни о какой секретности говорить не приходилось.
Марк выбрал для разговора одно из тех шумных местечек, где из-за обилия народа никто не обратит внимания ещё на двух человек. Чтобы не получилось как всегда, они пошли туда вместе от его дома, да и Николь плоховато ориентировалась в пространстве и могла не найти выбранное кафе. Оно находилось в небольшом торговом центре, полном крохотных магазинчиков с одеждой и продуктами. Здесь не было даже путёвого супермаркета, и люди ходили сюда перекусить в блинной и точке быстрого питания. Вообще, в городе были в чести лавки на первых этажах домов и местный рынок, занявший одну из улиц.
Заняв столик в фаст-фудном кафе, где можно было лучше слиться с толпой, Николь купила себе мороженого, а юноша набрал целый поднос жареной картошки, газировки и прочих вредностей.
– Как ты думаешь: почему мы? – Николь избегала слов и взглядов всю дорогу, и Марк не пытался начать разговор. А угрюмо молчать, когда собирался говорить, глупо, и Ника решила спросить то, что так давно её тревожило.
– Не знаю, – с набитым ртом ответил Марк, не желая поднимать головы от собственной тарелки.
– Да ну? Всезнайка Марк и не знает! Не может быть! – Николь фыркнула, серьёзно задумавшись, и ковыряла ложкой нетронутое мороженое.
– А ты будто бы знаешь? – вскинулся тут же он и столкнулся взглядом с Никой. Неловко закашлялся, отпил колы, отведя глаза, и без аппетита продолжил трапезу.
– Не знаю, но думаю, что это был неслучайный выбор. Что-то должно было их заинтересовать.
– Что и кого? – Очередная насмешка в приглушённом и невнятном голосе от еды за щеками.
– Без понятия. Их – это… тех, кто располагает такими технологиями.
Марк сглотнул и пробормотал почти неслышно, но резко:
– Снова о фантастических изобретениях? Может, дело в нас?
– А может, и в том, и в другом. – Опять эта игра: соглашаться и противиться, вместе и порознь, друзья и враги. Невообразимая чушь. А вдруг, и правда, дело о двух концах. Им вживили какие-то чипы, благодаря которым они могут улавливать сигналы об опасности и преобразовывать в привычный для себя вид. Тогда кто-то их посылает, и проще всего это сделать через…
– Радио.
– Здесь всегда его включают. – Марк не понял о чём это девочка, но прочитал в глазах удивлённое озарение.
– Радио, – как в забытии повторила она, словно ничего вокруг не было, и её тихое восклицание не было никем услышано, а лишь прочитано по губам, едва дрогнувшим и замеревшим вмиг.
– Значит, я слышу радиопередачи, а ты песни. Только странное оно, раз знает, когда и что показывать.
– Идеальное, – поправила Николь и сама поразилась. А ведь так всегда: хорошее принимают за ненормальное и наоборот. Вот  почему так много в мире не состыковок и проблем. Неправильное начало – не жди иного конца.
– Но оно должно откуда-то слать сигнал.
– С радиовышки, конечно. Это же… – На стол упала чья-то сумка, расшитая пайетками.
Переведя взгляд выше по оголённому животу неизвестного, его белой кофточке и красному лицу, Николь узрела Всполохову в истинном обличьи. Некоторые уже поглядывали на них с нескрываемым любопытством.
– О, – закончила свою речь Ника самым невинным и подходящим образом: откуда взялась здесь Инесса? Но ту это «о» окончательно выбесило, и она взорвалась:
– Я!.. Я!.. Я, я! Я! – Видимо, от избытка чувств она не могла даже произнести того, что хотела. – Я спокойно сижу дома. – Наконец, выговорила она хоть это. Марк попробовал усмирить её своей «деткой», но Инесса повторила громче, точно мантру: – Я спокойно сижу дома. Делаю укладку. – Волосы её были растрёпаны, и чуть подвиты некоторые пряди. – Мне звонит Аня. И говорит. – Всполохова брала паузы для вдохов, но Марк не успевал вставить «детки» ни в одну из них. – Что ты. С этой. Сидишь в кафе. Как ты это объяснишь?
– Детка, – выговорил долгожданное Марк с облегчением и интригующе хрипло.
– Как?! – в нетерпении вскрикнула Всполохова, привлекая абсолютно всеобщее внимание к их столику.
Марк возвёл руки на уровень лица, щёлкнул пальцами, отставив затем указательный и фокусируя взгляд Инессы на его глазах, и объявил громко, опустив лишь ладони:
– Даже не собирался.
– Что это значит? – голос Всполоховой ослабел и потух, будто она растеряла все свои силы. Но нет, просто она уже поняла, что происходит, и только отказывалась в это верить. – Ты?.. Ты меня бросаешь?
– Зачем так резко? Конечно, нет!
Что-то ухнуло в груди, мучительно больно. Ника, он будет с ней всегда, чтобы не было. Разве ты поступила бы иначе с любимым?
– Просто расстаёмся, – сказал Марк нейтрально, мёртво и бездушно, но Инессе словно вышибло дух, а Нике вернули что-то незримо ценное.
– Я не отдам тебя. – Это звучало так жалко и беспомощно.
– Я никогда не принадлежал тебе, чтобы ты мной распоряжалось. Кончено. – Марку вдруг стало противно, что он общался с такой эгоистичной и глупой Всполоховой. На подсознательном уровне он знал, что не будет с ней, и специально не говорил правды.
– Ты об этом пожалеешь! – крикнула она в слезах, и это было безумно ничтожно, точно она не могла собрать сил, чтобы утихомирить себя. Она развернулась на своих высоченных туфлях на платформе, юбка взметнулась, и девушка гордо вышла, будто получила от происходящего невообразимое удовлетворение.
– Нужно узнать, где находится эта вышка. – Николь нарушила сдавливающее лёгкие молчание. Она встала, и от сердца растеклась по жилам усталость вперемешку с горечью. – Ещё увидимся.
– Я поищу это место, – пообещал он и заглянул ей в глаза. Не по принуждению, не случайно, а так. Они очень изменились с начала года, повзрослели, как и любой человек, и тем дороже стали искренность и тепло. Для каждого. Для всех в мире.
Нет больше задиры Марка, нет Марка обояшки, он стал целостным человеком, без перемен и скачков, как у кардиограммы, а ровной дорогой, со своими буграми и рытвинами. Ника же всегда была такой, ей лишь не хватало гладкости, и этот год её отшлифовал, как придаёт огранку камню ювелир. Они готовы были знать навалившийся на них груз помощников, голосов и песен. Всегда умели нести, но теперь смогут и принять. Только вот доверят ли им тайну их ноши?
* * *
Середина лета. Результат – ноль. И в том вина не столько Марка, позабывшего о своём обещании, зависавшего в компьютере часами и игравшего во всевозможные новинки, сколько Ники, не желавшей начинать с ним общения. А всё почему? Она думала, что Марк стал другим, нормальным, но всё-таки не до конца. Он оставался прежним собой с горой приличных недостатков, но главным из них был тот, что он их не замечал. Казалось, у него отобрали его выключатель, которым можно было щёлкать и менять непостоянный его характер, но, нет, он просто поизносился и срабатывал через раз, вводя всех в заблуждение. Наверно, не всех, но Николь так хотела верить, что не одна попалась на эту удочку, не одна повисла на крючке и не одна же сорвётся в ведро, думая попасть обратно в озеро, но это равносильно стремлению вернуться в прошлое и исправить ошибку. Невозможно. Невыносимо. Остаётся лишь есть, спать и читать, чтобы хоть как-то отвлечь себя от этих терзаний.
Закричал, надрываясь, звонок. Мама пришла с лимонами. Придётся покидать своё кроватное логово и идти открывать дверь. Сначала закрой, затем открой. И зачем всё было так усложнять? Нет, чтобы раз и сразу закрылось-открылось и никуда не вставать. А лимоны эти нужны были для рыбы. Откуда еде-то браться?
– Да, мам, – как можно радостнее произнесла Николь. Она давно для себя решила, что лучше притворяться счастливой жалкие секунды, чтобы поднимать настроение своим близким на долгое время.
– Да, доча, – ответил высоким, визгливым голоском Марк. Вот кого она не ожидала увидеть.
– Ты как узнал, где я живу? – вылетело раньше, чем она успела подумать. Конечно, это Агния могла сказать, только в каком контексте? Марк вынудил, перехитрил?
Действительно, Агонёк рассказала. Кто же ещё? Она ведь была несколько раз у Ники в гостях, знакомилась с родителями и заходила, когда Николь совсем опаздывала в школу, чтобы её поторопить.
Занятая этими мыслями, Николь поняла, что выглядит хуже некуда, и быстро собрала растрёпанные волосы в мало-мальски нормальный хвостик, стянула вниз короткие домашние шорты.
– Так зачем, говоришь, пришёл? – Услышав ответ на свой вопрос, она захотела узнать причину этого стремительного прихода.
– Я подумал…
– Много же времени тебе потребовалось, – кинула Николь обиженно. Они давно бы знали всё о голосах и песнях, если бы Марк был старательнее.
– Не-смеш-но, – по слогам проговорил он, показывая, насколько детская её обида. Он же хоть что-то сделал за это время.
– Правда – штука несмешная, – подтвердила Ника с каким-то упоением. Ведь ей самой важно было услышать от Марка его мыслю, а она задаром тратит время. – Так что ты подумал?
– Я знаю, где эта вышка. – Марк сказал это так уверенно, что Николь только вздохнула. Неужели конец?
* * *
– Стой, стой, стой! Давай ещё раз! Ты говоришь, радиовышка находится в лесу. Понятно. Но где именно? И как ты всё же понял? – Ника едва поспевала за Марком, идущим по лесной тропинке вдоль зарослей травы и полевых цветов.
Вокруг стрекотала природа, зеленея во всю силу. Они добрались на маршрутке до пригороднего леска, где, по мнению Марка, располагалась таинственная вышка. Хорошо, что он потащил её сюда, дав время переодеться, не то Николь бы сгорела от стыда от длины своих шорт и майки или сошла с ума из-за вездесущих насекомых. Джинсы и футболка – хоть какая-то преграда.
– Объясняю ещё раз. В нашем городе максимальная высота здания едва до тридцати метров дотягивает, и таких домов всего три, новостройки на окраине. Для радиовышки маловато, а где ещё можно скрыть высоченное строение? Где, как не в лесу? К тому же здесь есть заброшенные дома и развалины. Немного декора, и – вуаля! – перед нами предстаёт радиовышка, напоминающая старинную башню.
– Ага. Не сомневаюсь, что… – Николь собралась высказать все свои мысли по этому поводу, но тут её карман задрожал, и заиграла одна из любимых песен Ники. Правда, она была на английском и принадлежала одному номеру. – Мама!..
Как Николь могла так сразу броситься на поиски радиовышки и не предупредить маму? Нет, у мамы, слава Богу, были с собой ключи, где-то глубоко в сумке, но надо было оставить хотя бы записку или смс!
– Тш! Умоляю, тише! – предупредила она Марка, вытащила телефон и взяла трубку. – Да, мама!
– Мне нравится, когда ты умоляешь, – заметил парень, оборачиваясь. Он сбавил шаг, и Нике пришлось остановиться.
– Мама, где я? Я… я в лесу. Нет, я не шучу. Но меня же нет дома. Что там делаю? Марк позвал погулять. Почему согласилась? Да… так захотелось гулять. Ты не рада разве? Свежий воздух… Да, надо было предупредить, но я забыла, ты меня простишь? Да, через часа полтора-два приеду. Он просто обещал одно место показать классное, но можно же, да? Спасибо, мам!
Марк просто загнулся от смеха, слушая их разговор, а Ника, положив телефон обратно, отерла взмокший лоб. Ей так захотелось стукнуть Марка чем-нибудь тяжёлым, но она просто буркнула:
– Это ты виноват. Собирайся, я знаю, где вышка!
– Я же не знал, что у тебя ещё и память короткая!
– Ладно, пошли. И где эти развалины? Вообще, кто тебе о них рассказал? – Николь хотела уйти от неприятной темы и скорее попасть на эту вышку.
– Да о них все знают, – отмахнулся Марк и прибавил скорости, уводя Нику на другую, едва намеченную дорожку. – Правда, никто туда не суётся потому, как лет пять назад там умер кто-то. Свалился и вывихнул шею. Говорят, кровищи целое ведро было. А ещё – что это из-за того, что потревожили древнего духа.
– Чепуха, если честно. – Она обманывала. В полном шорохов лесу, где не было ни души, было легко поверить в существование оборотней, не то, что духов и призраков. – И кто всё видел, чтобы потом говорить?
– Полиция. Ведь этот человек пропал, бросились на поиски. И натолкнулись на развалины, где была свежая кровь. Провели экспертизу и выяснили, что это кровь пропавшего. А тело так и не нашли. Сами полицейские эти развалины только мельком обследовали. Байки, конечно, сочиняли: мол, там видели силуэт и крики слышали, но на птиц и галлюцинации всё свалили. Хотя смысл ясен: дело тут не чисто. – Марк говорил громко, чтобы идущая сзади Николь всё слышала, и его голос раздавался неестественно звонко и, кажется, чуть отдавал эхом. Он всё вглядывался вдаль и по сторонам и свернул вдруг в самую чащу, трепещущую листьями и прохладной тьмой.
Марк, помедлив, протянул назад свою ладонь, и Ника, не раздумывая схватила его за рукав кофты. Но даже в ней ему было не жарко. Они шли между зарослями кустарников, прикрывая лица руками, и изредка переглядывались, как бы спрашивая, не потерялись ли они в пути. Вдали замелькали тёмные очертания тонких частых деревьев.
– Видишь дубы? Уже близко. – Юноша говорил тихо, боясь потревожить хрупкую и опасную тишину.
Ему было страшно, так как его голос дрогнул, а Николь почти, что тряслась от накатившего волной ужаса. Будто они прошли невидимую границу, после которой нельзя вернуться. Будто их окатили ледяной водой. Так внезапно нашёл на них неведомый и необъяснимый испуг. Но это было ничтожно перед тем, что они увидели, выйдя из леса на каменную площадку.
Меж каменных плит и выложенных местами кирпичей росла мелкая травка. На них, как на постаменте, стояли дома. Они выглядели так, словно были перенесены из разных веков. Одни – почти стёршиеся в пыль, состоявшие из голого серого камня, другие – будто сделанные великим мастером, с лепниной, балконами и обвалившейся штукатуркой, иные – почти современные, кирпичные, с обрывками выцветших занавесок в голых проёмах окон. И все до единого полуразвалившиеся, как от землетрясения или взрыва. Дома одной эпохи шли ярусом, и, казалось, непонятная сила заставляла людей селиться здесь, а затем враз покидать обжитые места. Самое страшное, что стало заметно лишь теперь – болезненно давящая тишина, которую нельзя было списать на полуденный зной и неживую, тёмную, гниющую часть леса. Будто всё живое вымерло, и даже деревья были хилые, больные, с желтеющими листьями и сохнущими ветвями, а трава при порывах ветра вылетала с корнями, катаясь клубками по камням, вздымая облачка пыли и застревая в кучах кирпича.
– Жуть.
Николь сумела одним словом охарактеризовать это странное место, куда они пришли по своему желанию.
– Не молчи, – жалобно попросила девочка, дёргая Марка за руку и отпуская его рукав.
Парень быстро огляделся и сказал задумчиво:
– А это очень неплохое место.
– Ты издеваешься?! – прошептала она, охваченная волнением: Марк спятил? И как ей тогда выбираться, если она не запомнила дороги? Но она сразу отогнала панические и нереальные мысли.
– Я говорю про расположение. – Марк чуть прищурился, его пытливый взгляд проскользнул по каждому уголку развалин. – С одной стороны земля идёт в гору, а из-за деревьев ничего с неё не разглядеть. С другой стороны – низина. С неё, опять-таки, ничего не видно. Справа есть озеро, Голубинка, через пару километров, с резким обрывом. И не подберёшься даже. А откуда мы пришли, колючие кустарники. Но прошли почти по низине, так что всё обошлось. Я их вовремя приметил.
В его словах была доля разума. Но не бывает таких идеальных мест. Бывают, но не для них. Пора перестать верить в совпадения. И Нике пришло на ум ещё кое-что.
– Сюда не только трудно добраться, и место не только хорошо запрятано, но и всех запугали духами. Наверно, народ потянулся к развалинам, которые какой-то умник-путешественник разыскал, и, чтобы людей отогнать, подстроили ложную смерть.
– Вполне. – Марк чуть вздрогнул от порыва ветра и указал пальцем на верхний ярус с четырьмя кирпичными домиками и башней между ними. – Нам туда.
Они долго искали лестницы с истёртыми ступенями, с которых чуть не скатывались вниз. Добравшись до верха, Марк и Николь остановились у входа в башню с окнами-бойницами на манер средневековья. Это нарушало логику во временном расположении, но они, не колеблясь, вошли внутрь, поднимаясь всё выше. Здесь ступени были почти пологими, и приходилось цепляться за камни в стенах, а иногда и за Марка, бесстрашно поднимавшегося первым. Взглянув в дыру меж камней, Ника отшатнулась: земля была слишком далеко, а старые строения грозились рухнуть. Состаренные. Так, кажется, правильнее. Когда бесконечная лестница завершилась странной комнатой, девочка не смогла сдержать восклицания. Комната была самая обыкновенная, и это было странно.
– О, диванчик! – Марк уже почти сел на белый кожаный диван, но Николь одёрнула его, хватая за руку:
– Не стоит. Это может быть опасно.
– Да ну! Брось. – Парень с опаской глянул на диван, но передумал передохнуть и вырвался из цепкой хватки девочки.
– Только тебя и прямо вниз. – За дерзостью она скрывала колотящийся в такт с сердцем страх. Она приблизилась к бойнице, отчего-то застеклённой. Она потеряла свою прозрачность от сетки мелких трещин, да и диван расходился по швам, и даже настенные обои начали отклеиваться и покрываться пузырями. Одно прикосновение – и башня разлетится в песчинки.
– Вот и всё. Пошли. Нет тебе никаких ответов. Снова ошиблись. – Марк потянул Нику за собой вниз по гладким ступеням.
Она едва сдерживала слёзы. Всё напрасно? Вся жизнь идёт под откос! Дар обернётся проклятьем, спасенья станут предсказаниями-обманками, чтобы погубить неправильных людей, которые не должны были выжить. Кинув последний беглый взгляд на башню, Николь выплеснула всю свою боль наружу, смачивая щёки солёными струями слёз.
– Ника! Ника, не плачь! – Марк подскочил к Нике, присаживаясь и заглядывая в припухшие глаза.
Кожа раскраснелась, ресницы слиплись, и Николь быстро протёрла лицо ладонями.
– Не расстраивайся. Мы всё узнаем. Я клянусь. – Он пытался остановить этот поток горя, но она знала, что это ложь. Ничего он не найдёт. Он всегда лжёт. Но от этой лжи, действительно, легче.
– Спасибо, – пробормотала она, вглядываясь в бойницы башни и выискивая ту самую, что застеклена. И – вот чудо! – она находилась вовсе не под куполообразной крышей, а под ещё одним этажом. Он был без бойниц, но расстояние предполагало наличие ещё одного помещения. Почему они сразу не заметили этого?
– Пойдём, – скомандовала Николь, ступая обратно на лестницу.
– На верх?! – Марк чуть не задохнулся от удивления и усталости после мучительного спуска.
– Вот. – Теперь пришла очередь девочки указывать на нужное место. Юноша задрал голову и увидел сверкающее стекло. – Мы потеряли один этаж.
Он тихо ругнулся.
* * *
На потолке таинственной комнаты нашёлся небольшой люк. Он был замаскирован искусно, и его отыскал бы только тот, кто знал, что он там есть. Марк, чуть не валящийся с ног от усталости, встал на диван, подцепил узенькую ручку люка и с силой дёрнул её на себя. Крышка открылась, отвиснув и выбросив вниз верёвочную лестницу.
– Лезь первая, я подержу верёвки, – благородно предложил парень, шумно дыша. Вверх они бежали быстро, желая скорее раскрыть секрет вышки.
Ника послушно влезла через люк в другую комнату. Там было темно из-за отсутствия окон, но занимающий почти всё пространство сложный механизм с мерцающими циферблатами и кнопками создавал иллюзию неполной тьмы. Марк тоже влез сюда и с любопытством осматривал агрегат, едва касаясь корпуса подушечками пальцев.
– И эта штука нами управляет? – Недоумение сквозило в его голосе, смешиваясь с толикой любопытства.
– Только не понажимай здесь чего. – Николь разглядывала конструкцию, не отходя от люка.
Может, просто прийти сюда ещё раз и разнести её? И всё закончится? Хорошо бы.
– Немедленно спускайтесь! – крикнул снизу кто-то хрипло и сердито.
Ника переглянулась с Марком. Его лицо имело выражение, подвластное описанию «я так и знал, что мы влипнем во что-нибудь». Так прямо и знал. Внутренности девочки похолодели и сжались в тугой пульсирующий комок. Вот он – хозяин её сознания. Так ли она желает встречи с ним?

Глава 9. Радио «Щит»

Перед ними стоял мужчина, лет за тридцать, чуть поросший щетиной и невероятно счастливый.
– Это вы? – озлобленно и хмуро спросил Марк. – Это ведь из-за вас всё, верно?
– Вы слышите? О, нет! Хотел бы я приписать себе эту заслугу, но солгал бы, жестоко солгал. – Мужчина засмеялся. Совсем неуместно и звонко, будто услышал невообразимую шутку или нечто подобное.
– А вы слышите? – осторожно поинтересовалась Николь, не желая вызвать всплеск беспричинного гнева, часто следующего вслед за неконтролируемой радостью.
– Я? Не сомневайтесь. Мы все здесь слышащие. – Он глядел как-то странно, как баран, готовый к нападению. Лоб выдавался вперёд, а в глазах плясали бешеные искры.
– Есть и ещё? – Марк дышал устало, но размеренно. Его грудь вздымалась под футболкой, а руку, висящая на уровне бедра, чуть подрагивала, готовая сжаться в кулак, если незнакомец решит напасть.
Николь чуть отступила назад, прячась за ним и загнанно вздрагивая. Она не боится этого чудака, она не боится!
– Да. Пока нас всего трое, с вами – пятеро. – Мужчина больше не казался опасным. Его так развеселило вступление новых участников в эту секту слышащих, что он не мог скрывать этого.
– Это вы его убили? Пять лет назад. – Марк подступил ближе к мужчине и оказался чуть выше его, буквально на пару сантиметров, но это вселило в Николь какую-то детскую уверенность, что он обязательно победит этого мужчину, непременно, если тот вздумает сделать что-то плохое.
– Нет. Мы здесь всего года два, но наслышаны об этой истории. – Мужчина говорил серьёзно, пытаясь вернуть утраченное с самого начала знакомства доверие к себе.
– Как вас зовут? – Парень не требовал, а вежливо спрашивал, не желая развития конфликтной ситуации.
– Михаил. Другие – Клара и Глеб. Я вас познакомлю, когда они придут. А вас как?
Кажется, контакт налаживался.
– Я Марк, а это Ника. – Юноша шагнул в сторону, и Николь вышла вперёд без тени страха. Они теперь все связаны, чего бояться и играть в войнушку? Если с Марком это было можно, то сейчас всё вовсе не потехи.
– Приятно познакомиться. Вы же понимаете, что мы теперь больше, чем семья? – Михаил чуть наклонил голову в качестве приветствия и вопроса.
– Навсегда. – Марк утверждал это холодно и твёрдо, будто выплюнул из себя не слово, а кубик льда.
– Я вам кое-что покажу. Вы должны это видеть. Не против, если пока я расскажу вам всё о нас? – Михаил пошёл первым вниз по лестнице легко и непринуждённо, словно делал это в тысячный раз.
– Можно один вопрос?
– Да, Ника. – Михаил, не оборачиваясь, продолжал свой путь, корректируя скорость, чтобы его новые знакомые не отстали.
– Вы ведь знаете, как трудно вас найти? Как непросто понять, что слышишь радиопередачу или песню по радио, а не обычные голоса и песни? – Николь шла за Марком, опираясь за его спину, и ей пришлось говорить громко, что парень сморщился недовольно и бессильно.
– Да. Но Клара уже разрабатывает сайт, чтобы нас можно было отыскать в Интернете. Возможно, вас заинтересует, как мы нашли это место?
– А разве не вы его сделали? – удивился Марк, чуть не соскользнув с особенно истёртой ступени.
– Я же говорил вам, что это не я, – терпеливо отвечал Михаил. – Я нашёл это место не сам, даже так. Мне его показал один старик. Неизвестно, как он узнал, что я слышу, но он научил меня пользоваться радиовышкой, чтобы помогать слышащим. Потом он исчез, но механизм работает исправно. Его главная задача – облегчать жизнь всем слышащим. Вы ведь не думаете, что это ваш дар?
– Мы, вообще-то, так и думали. – Марк нахмурился и оглянулся на Николь, но её глаза смотрели сосредоточенно и внимательно, не показывая никаких эмоций, вроде испуга, облегчения или чего-то иного.
– Нет, у слышащих другое предназначение, – улыбнулся Михаил. – Вы сейчас увидите. Вернее, услышите. Кстати, вы можете приходить сюда в любое время и делиться новостями по поводу слышащих. Я здесь живу и слежу за радиатором, так мы его называем. Он работает на одном занятном топливе, но для нас не проблема его раздобыть. А ещё мы планируем разобраться с его устройством и создать общий канал. Вы же слышите свои личные волны, которые преобразуют подсказки в понятный вам вид, а общая для всех слышащих будет передавать главные новости.
– А почему здесь всё такое старое? Те вещи, которые и не должны? Окна, обои и мебель? – Перед глазами Ники вертелось гиблое окружающее её пространство, крошащееся и слетающее потёртыми и выцветшими пластинками с бытия.
– Влияние радиатора. Такое у него странное свойство. Всё вокруг рушится или чахнет. Даже люди, кроме слышащих. Это своеобразная защита от непрошеных гостей, но природе тошно, да и всё другое оборудование портится. Так ничего, несильно мешает. – Они закончили спуск, и Михаил провёл их в потайной ход в одном из домиков, уходящий плавно в самое сердце соединённых построек.
Николь и Марку приходилось двигаться наощупь, держась за стены. Свет проникал ниточками через трещины в потолке и не внушал уверенности, что обратный путь не засыплет обрушившимися глыбами камней. Михаил хорошо ориентировался в путаных коридорах, которые вели неизвестно куда. Говорить совершенно не хотелось. Потолок затрясся, земляные комья и белёсая пыль тысячелетней штукатурки осыпались вниз невообразимо медленно и изящно, удлиняя временной промежуток адской боли, вызванной потусторонней тишиной, заложившей уши на мгновенья до более важного и мучительного события. У девочки разбились в пульсациях голова и рёбра, как бывало ранее в менее серьёзном масштабе, и подкосились ноги от боли так, что она упала с хрустом в коленях. Марк скрючился в подобие эмбриона, садясь на корточки и инстинктивно закрывая голову и живот, а Михаил, чуть поморщившись, остановился, встряхнул чёрными волосами, от слабого света казавшимися серовато-синими в обсыпке из пыли, как в каменной муке, и зашагал дальше, бросив сквозь зубы: «Привыкайте», но его слова потонули в громогласном тяжёлом роке: «Опасность взаперти, но это ненадолго, и смерть твоя в пути, уж ожидает у порога». Это предупреждение, которое слышно было лишь для Ники, заглушили грохоты и раскатистый рык. Николь поднялась и кинулась за одноклассником, исчезающим за поворотом. Он как-то легко оправился от этого, хотя, должно быть, такую сильную боль чувствовал впервые. Ему хорошо, что слышит только голоса, ни убийственных песен и криков странных существ, что поражают то своей звонкостью, то басистой и уверенной силой, что подрагивают в чувствительном резонансе сосуды. Шумы не прекращались, а песня уже не звучала. Среди них можно было разобрать прерывистое дыхание, которое почти обдавало жаром и нестерпимым запахом, будто находилось в непосредственной близости. Ковыляя и держась за ноющий крестец, она доползла до тёмной пустой комнаты, где бликовала сталью гигантская клетка на полу, куда вместился бы детёныш слона, это точно. Откинув со лба прилипшие пряди, Николь в изнеможение села на пол.
– Кто там? – Хриплый шёпот Марка скользнул по ушам, едва задевая щекоткой кожу, и не просочился в голову, витая туманом вокруг. Нике было совсем не до него.
– То, на чём работает наш радиатор. Питательное вещество, кровь монстра. – Михаил вытащил из кармана какой-то тюбик с измазанными тёмным краями. – Но у него есть защита – боль, а у нас – противоядие. Нестранно, что это та же кровь. – Он открутил крышку и мазнул по руке Марку и Николь чем-то вязким и склизким, похожим на холодную синюю медузу, въедающуюся под кожу, оставляя на ладони едва заметный след и облегчая мучения. – Мы сбрызнули прутья клетки своей кровью, и оно не вырывается. Почти.
Михаил вынул из кармана фонарик и направил свет прямо на клетку. Она затряслась, будто в ней что-то металось, и завопила отчаянно и низко. Теней на стене, кроме серых полос, не было. Клетка была пуста, но наполнена чем-то неизвестным.
– У нас много дел впереди.
– А как вы его поймали, если он невидимый?
– О, это длинная история! Но у нас много времени.
– Дел ещё больше.
Николь слушала их, не в силах вставить хоть слово. Она закрыла глаза, пытаясь моргнуть, но не смогла разомкнуть веки, погружаясь во всепоглощающую тьму. Теперь пути назад нет. Его никогда и не было. И когда она стало слышащей? И как? Она всё узнает. И от этого не легче. Думала, плохо в неведении, а там хорошо. Потому что её там уже нет. Погрязла в делах. Почти бизнес-леди. А что? Разве нет?