Четвертая ступенька снизу дребезжала противным дрожащим звуком.
Сейчас она наступит на дребезжащую железяку (четвертая ступенька снизу), она всегда на нее наступает. Я никогда не понимал, как это может быть, почему она всегда наступает, ведь всего на пару сантиметров влево. Я могу ходить по лестнице много раз и никогда на нее не наступить.
Сейчас она наступит, и я услышу шаги в коридоре, после будет звонок. Нет, нет, не сразу, пусть думает, что занят и ее совсем не жду.
Звонка не было, тихо, так что хочется затаить дыхание, потом шаги, они удалялись, брякнула ступенька, заныла и затихла.
В окно я видел, как она уходила, вот- вот оглянется, ну должна оглянуться, всегда оглядывалась – не оглянулась. Побежать бы, догнать, но ноги словно приросли к полу.
Не вспомнил я, как бежал, когда-то распахивая двери охваченный жаждой радости, как я прислушивался к звуку, который бывал то робким, то торопливым, то решительным, то тревожным. И уже вяли цветы на фоне кирпичной стены.
Я вспомню потом, через много лет, слушая долгий тонкий звук упавшей на пол чайной ложки – теплую близость щеки и ее, косящий на поцелуй, зрачок с темным ободком по краю, цвет которого странно соответствовал моему чувству.