…На девятый день, к вечеру, он выходит к перекрестку, утыканному высокими черными столбами, на верхушках которых стоят глиняные сосуды - горшки, кувшины - с пеплом мертвецов. Земля кругом усыпана битыми черепками погребальных сосудов, снесенных ветрами.
Это их мертвецы и отсюда начинаются их земли. А там, за синеющей на горизонте кромкой лесистых холмов должны стоять два уцелевших после набегов посада.
Как ни страшно Ярошу от близости навьев - душ предков - заночевать он решил рядом, в кустах, на берегу ручья. Идти в ночь слишком опасно.
Перед тем как закутаться в войлок, он тыкает вокруг себя остро заточенные палочки - от навьев. Подумав, достает мешочек со снадобьем от страха и сыпет на язык сладковатый порошок.
Он кладётся на спину и смотрит в звездное небо сквозь путаницу сухих ветвей. Незаметно звезды сияют ярче, на ветвях набухают нездешние цветы, а журчание ручья превращается в неслыханную сладчайшую музыку. Ярош засыпает.
Просыпается оттого, что давит грудь. Давит так, что нельзя дышать. С великим трудом Ярош сбрасывает ночной морок и вскакивает на ноги.
Ночное небо сияет сполохами и мальчик думает, что это Перун явил свой гнев, требуя богатой жертвы.
Он продирается сквозь кусты, на перекресток. На горизонте, там, где посады, полыхают два зарева. Столбы, погребальные сосуды, осколки - все мерцает кровавым отражением дальнего огня.
Ярош орет и бросается по дороге в сторону сияния. Он бежит до тех пор, пока не обессиливает, и не падает. Он рыдает и царапает землю.
Мальчик чувствует, что замерзает. Он поднимается и, пошатываясь, бредет назад.
…Ярош тщательно уничтожает следы своего присутствия у ручья, дожидается предрассветного ветерка и определяет подветренную сторону.
Он идет лицом к ветру, держась на приличном расстоянии от дороги.
Первые всадники появляются с рассветом. По островерхим треухам и копьям с конскими хвостами Ярош догадывается, что это - огры. Всадники скачут вперемежку с волами, запряженных в арбы на огромных скрипучих колесах. Повозки набиты пленными женщинами, детьми, и награбленным добром. Пленных также гонят и пешком. Мужчин среди них почти нет. Слышится далекий гогот огров, ржание лошадей, лай собак; плач и вой пленных. Забавы ради, некоторые из кочевников стрелами сшибают погребальные сосуды.
К полудню по дороге проезжает замыкающий разъезд и все стихает.
Ярош поднимается из своего укрытия и также, на отдалении от дороги, идет к посадам.
Сначала он чует запах набега: смесь запахов горелого дерева и человеческого мяса.
Когда сквозь деревья показался земляной вал, усыпанный иссеченными телами, запах стал невыносим. Ярош обматывает тряпкой рот, и приготавливает самострел.
От посада остался земляной вал и редкие закопченные остовы печей, обозначавшие места, где стояли терема князя и ближних гридней. От тына и холопских землянок не осталось ничего.
Все тела нагие. Огры не оставляли после себя даже рваной ветоши.
Прислоненный к обгорелому дубу, сидит дед Яроша - седоволосый волхв Калита. Он тоже гол, на шее висит удавка, на коленях гусли и к ним, двумя стрелами, пришпилены его же ладони.
Ярош, постояв около деда, идет вдоль вала, в надежде обнаружить хоть одну живую душу. Потом поднимается на насыпь и столбенеет. Прямо перед ним, шагах в двадцати, на корточках сидит огр в вывернутой овчине. Перед ним лежит нагое девичье тело. В один миг огр поворачивается на шорох, а Ярош поднимает самострел. Рот огра - в крови. Теряя улыбку, кочевник тянется за луком, лежащим рядом. Мальчик спускает крючок. Стрела ударяет кочевника в шею. Тот заваливается на бок, хватается за стрелу и с ревом выдергивает ее, пуская фонтан крови. Потом вскакивает на ноги. В горле его клокочет. Он двигает шеей, как будто собираясь блевать, и падает лицом вниз.
Ярош ждет, пока огр затихнет, и с обнаженным кинжалом приближается к врагу. Толкает ногой. Огр мертв. Рядом лежит белая, как снег, девушка немыслимой красоты. Под шеей у нее лежит деревянная плошка, в которую из надреза течет черная кровь. Чуть поодаль от нее лежат обгорелые скрюченные тела. Маленькие и большие.
Ярош чувствует, как его глаза заволакивает пелена, а колени мелко трясутся. Сквозь пелену он видит две обгорелые березы. На каждой висит по два обнаженных тела. Это малолетние княжьи сыновья. Все четверо. Голова мальчика кружится, он шатается и оседает в прах и пепел.
Он поднимается, подбирает стрелу, три раза переступает через врага, повторяя заклинание, - Твоя душа, огр, под моей душой! Твоя душа, огр, под моей душой! Твоя душа, огр, под моей душой!.. Омма!
Он сдергивает с лица повязку и кинжалом делает себе по надрезу на каждой щеке: в память о деде.
Ярош - черный, с ног до головы, с кровавыми полосами на щеках, бредет по истоптанной дороге, по той, что ушли кочевники. В правой руке зажат кинжал, в левой - лук. Позади - пепелище, оглашаемое вороньим карканьем. Впереди - пустота. Он в запредельном отчаянии и ему все равно.
К вечеру он добредает до перекрестка.
Все кругом усыпано осколками. На столбах не осталось ни единого сосуда.
На берегу ручья он раскатывает войлок и проваливается в черный сон.
Вскидывается от запаха зверя.
Над ним стоят три волка и глядят светящимися глазами. Вожак подходит к нему и, тыкается в зад теплым носом. Фыркает. Постояв немного, волки бесшумно исчезают в предрассветных сумерках.
Ярош понимает, что волки его не порвали, оттого что он не испугался. Его поражает собственное бесстрашие. В целом свете нет ничего, чего бы он боялся потерять. Даже собственную жизнь.
Он садится. Глядит на бледные звезды. Вспоминает девушку невыразимой красоты.
И наваливается тоска. Губы его кривятся в гримассе плача.
Он один в целом свете.
И некому помочь.
Хотя нет...