Предпочитаю Абакан

Алексей Анненко
«Город моей юности,
Абакан  любимый,
О тебе, мой город,
Песню я пою»

Алексей АННЕНКО

ПРЕДПОЧИТАЮ
АБАКАН
 
Абакан
Бригантина
2016

          Анненко А. Н.
А 68 Предпочитаю Абакан. — Второе издание / Алексей Анненко.—
Абакан: Бригантина , 2016. – 250 с.:илл.

Живое прошлое советской страны в буднях и праздниках  Абакана шестидесятых годов ХХ века. Лирический рассказ о повседневной жизни горожан дополняют документальные этюды по истории столицы Республики Хакасия, старые фотографии из частных и государственных собраний.

Для  широкого круга читателей.


© Анненко А. Н., 2012, 2016.

ОГЛАВЛЕНИЕ

I. ПРОГУЛКИ  ПО АБАКАНУ……………………………………

Предпочитаю Абакан………………………………………………
Мой родной город………………………………………………….
Откуда же появились абаканцы………………………
Учи, учи! Тогда поймут…………………………………………
Позвольте вручить вам медаль «За отвагу»
Сверстники…..……………………………………………………
Подарок первокласснику…………………………………………
Весело и шумно…………………………………………………...
Библиотека..……………………………………………………….
Суворовцы и мушкетеры…………………………………………
Романтика………………………………………………………….
Кондуиты и талмуды……………………………………………...
Лирика…………………………………………………………….
Осень……………………………………………………………….
«Станция Юннатов» – улица Мира……………
По направлению к центру………………………………
«Победа»………………………………………………………
Вид с крыльца.............
Первомайская площадь…………………………………………
Стиляги…………………………………………………………….
Горсад……………………………………………………………
Типография – базар – речвокзал.…………………………………
Река – баня – стадион…………………………………………….
«Хочешь миллион? Нет!»……………………………………......
Вещи……………………………………………………………….
Клякса…………………………………………………………….
Этикетки…………………………………………………………..
Петь два раза………………………………………………………
Кем быть? Кем стать?..
Наводнение………………………………………………………
Столетие вождя………………………………………………….
Второе рождение………………………………………………
Все только начиналось………………………………………….
Праздники………………………………………………………..
Атлантида..……………………………………………………….

II. СТОЛИЦА………………………………………………….....

Гуннский дворец…………………………………………………
Абаканский острог………………………………………………
Первая история Абакана………………………………………
«Хакасск», «Ахбан»? Абакан!............
Город начинался так…………………………………………...
Кто «Ура!» кричит, кто плачет…………………………………
Статья в БСЭ……………………………………………………..
Добро пожаловать, дорогие гости!....
Улицей юности моей……………………………………………
Мечты 1960 года…….…………………………………………
Песня об Абакане………………………………………………
Абаканские даты…………………………………………………
Источники и литература………………………………………

Ничего нет выше и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное еще из детства, из родительского дома…
Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасен человек на всю жизнь. И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и то может послужить когда-нибудь нам во спасение...
Ф.  Достоевский

I. ПРОГУЛКИ ПО АБАКАНУ

ПРЕДПОЧИТАЮ АБАКАН

История Абакана уходит своими корнями в глубь веков. Место, где расположен наш Город, место, где сливаются две реки – Енисей и Абакан – было облюбовано людьми для жизни в незапамятные времена. Одна из речных проток проходила через нынешний парк «Орленок». Постепенно она заилилась и стала озером под названием «Игир Оба куль», что означает «озеро с кривыми камнями». Здесь археологами найдены жилища людей давних времен – 15-16 тысяч лет назад. Следовательно, можно с уверенностью сказать, что с этого времени на территории Города появляются поселения людей. На берегу этого озера обнаружены   погребения воинов, вооруженных бронзовыми боевыми топорами, ножами, кинжалами. 
Века идут, природа человека не меняется. Уже тогда на территории Абакана разыгрывались людские поэмы любви и трагедии ненависти, являлись образцы трудолюбия и преданности, творческого полета человеческой мысли. Уже тогда начала формироваться духовная аура этого места, этого поселения людей. На территории Города найдены предметы искусства далеких эпох, а бывший улус Окунев  дал свое название целой археологической культуре бронзового века.  Великолепные образцы творчества людей, живших тысячи лет назад, мы можем видеть внутри и около республиканского музея, в различных местах нашего Города. Это, в том числе,  знаменитые каменные изваяния. Когда-то подобные стелы украшали нынешнее городское пространство. А ныне они позволяют любому абаканцу ощутить непрерывную связь между многими поколениями    людей, живших в этом месте.
Здесь строили каменные крепости на горе Самохвал, жили в деревянных и войлочных юртах, устраивали праздники первого молока, пели хайджи, хоронили воинов, стариков и князей. «Гуннский» дворец, построенный в  99-98 годах до нашей эры  на берегу Абакана – материальное свидетельство привлекательности этого места для самых значительных свершений,   реальный факт для начальной точки отсчета истории Города.
Жизнь, переплетаясь со смертью, тысячелетия непрерывно бурлила на всем нынешнем пространстве Абакана.
Новая история для поселения людей в устье реки Абакан началась с вхождением края в состав Российского государства.  В 1675 году был построен Абаканский острог.  Здесь находился евроазиатский узел караванных дорог, пути в Туву, Монголию, Китай, Тибет, Индию. Улус Усть-Абаканский отмечен на карте в 1734 году. Село известно с 1770-х годов.  В 1822  году Усть-Абаканское стало административным центром Качинской степной думы. Во второй половине девятнадцатого века открываются первая школа и общественная библиотека.
Революционные события приводят к образованию в 1923 году Хакасского уезда, центром его становится село Усть-Абаканское. В октябре  1925 года рядом с древним озером Игир оба куль приземляется первый самолет, который встречают жители не только села Усть-Абаканского, но и всех окрестных улусов. Ну, а когда 23 ноября 1925 года на станцию Абакан приходит первый поезд, становится ясно, что начинается       новейшая история древнего поселения.
В небольших деревянных домах идет большая работа по налаживанию новой жизни. Только в одном 1926 году организовано Хакасское национальное издательство, выстроена первая электростанция, открыта первая почта, установлена первая телефонная станция. В следующем году вышел первый номер газеты «Хызыл аал (Красный улус)», открыта первая метеорологическая станция. Затем – первая стационарная киноустановка, первый клуб железнодорожников. В 1929 году открыто первое среднее специальное учебное заведение – педагогический техникум,  затем – первая средняя школа.
Ясно, что надвигался новый этап в жизни жителей, этап современной городской цивилизации. 30 апреля 1931 года в Москве утверждают долгожданное постановление и жители села Усть-Абаканского, железнодорожного поселка и нескольких улусов поздравляют друг друга, они теперь – горожане. Да не простые горожане, а жители центра Хакасской автономной области. За прошедшие с тех пор годы Абакан из сибирского села быстро превратился в современный благоустроенный Город – столицу Республики Хакасия.
Лет пятьдесят назад, мальчишкой, я забирался на тополь рядом с домом и мог с него видеть весь Абакан. Недавно вновь совершил такой же подъем на тот же тополь, сохранившийся под моим окном, но, увы, не смог увидеть с него весь Город. «Мешают» обзору многоэтажные здания. Помогает интернет, где на снимках из космоса, как на ладони, виден «остров Абакан», и даже видны мои ровесники – два тополя рядом с домом.
В моей жизни были варианты переехать на постоянное жительство в другие – с самыми громкими названиями – города России. И пробовал, жил в Новосибирске, Москве. Но убедился – предпочитаю Абакан.  Выскажу мысль, с которой не всякий может согласиться. Столица Хакасии сейчас переживает свой расцвет. Дальше могут проявиться гримасы урбанизации со всеми ее «прелестями» в кавычках, которые характерны для больших городов. Надо их избежать.
Абакан находится в таком состоянии, когда имеет все блага городской культуры, и не слишком далеко ушел от природных даров сельской жизни. Абакан – олицетворение степной вольности и городского порядка. Наши улицы ведут в степь, к рекам. Хорошо выезжать в хакасскую степь, в тайгу, в горы, к рекам и озерам и потом  возвращаться в Абакан.  В нем ощущается связь цивилизации и природы, он помогает почувствовать сопричастность к миру. Взгляд с тополя около моего дома позволил мне вновь убедиться – в каком красивом месте мы живем! В степи, окруженной горами, на берегах замечательных сибирских рек мы имеем все достижения современности, необходимые человеку для жизни и творчества. Ведь главное в Абакане – люди.    «Город –  это люди, а не стены», – писал древнегреческий историк Фукидид. Абаканцы имеют все основания гордиться своим Городом, наследником и продолжателем древнеазиатской, восточной, культуры  и современной европейской цивилизации.  Безусловно, благословенна страна  Хакасия и  центр ее –    Абакан – лучшее место в Евразии.
Книга адресована юному жителю Абакана – Дмитрию Анненко, моему внуку и его поколению. Автор выражает надежду, что содержание будет полезным для всех тех, кто захочет узнать об истории славной столицы Хакасии (отметившей своё 85-летие) или вызвать в памяти живые воспоминания о своем Абакане…

МОЙ РОДНОЙ ГОРОД

Широко известно почти заклинание, когда актер с придыханием спрашивает: «Любите ли вы театр? Любите ли вы его так, как люблю его я?» Так и хочется ответить ему: «Ну, что ты спрашиваешь? Люби себе на здоровье...»
Между тем, если оставить в стороне пафос этого заклинания, то в основе оказывается вполне разумная и логичная мысль – театр ли, магазин ли, город ли каждый любит (или не любит) вполне индивидуально. Каждый по-своему. Поскольку эти мои воспоминания посвящены Абакану, то, естественно, они стопроцентно мои и так вспомнить об Абакане моего детства, кроме меня, не сможет никто другой. Потому что другой вспомнит другое и по-другому. Громких слов о любви я не буду произносить, но Абакан – мой родной город. И этим сказано почти все. Остается только аргументировать.
И первое, что приходит на память в этом смысле – детские, мало осознанные, но вполне реальные впечатления на тему – какой город лучше? В раннем детстве свой родной город я мог сравнивать только с Черногорском. Других я тогда не знал.
В последнее время немало говорится о патриотизме. Принята даже правительственная программа по воспитанию его у граждан. Понятно, что патриотизм не прививается программами, они лишь способствуют возникновению или закреплению этого чувства. Чувство же это, на мой взгляд, возникает еще в детстве. Откуда, например, взялись у меня, не забытые до сих пор переживания о том, что новогодние утренники в черногорском Дворце пионеров праздничнее и интереснее, чем в родном Абакане? Да и само здание Дворца пионеров красиво, с ревностью отмечал я. У нас пионерский центр – в Доме культуры.
Помню также, как переживал и спорил со своими черногорскими сестрами и братьями, чей городской парк лучше? В Черногорске городской парк начинался очень многообещающе – большой, с разными аттракционами, бассейном, длинной железной дорогой. Но, помню, я все повторял: «Посмотрим, посмотрим, что дальше будет?!» И оказался прав – черногорский парк заглох, а наш нынешний «Орленок» продолжает оставаться одним из лучших уголков нашего города. Оставляю в стороне причины (одна из них – замечательный руководитель парка «Орленок»), но есть, как говорится, факт наличия...
По-моему, не родился еще человек, который бы объяснил самому себе, почему или за что он любит что–то или кого–то... Но поскольку мне вспоминаются чувства, связанные с ревностью, то, бесспорно, они связаны с чувствами лирического отношения к городу, в котором я родился и живу...
В пятидесятые-шестидесятые годы Абакан еще не занимал то бесспорное положение лидера нашего региона, каким он по праву и положению является сейчас. Хотя, конечно, у саяногорцев или черногорцев, может быть, свое мнение о нынешнем положении. Но в пятидесятых, например, Саяногорска вообще не было. Абакан же находился в переходном состоянии от большой деревни к полноценному городу.
Первое мое осознанное впечатление абаканца связано с небольшим эпизодом моего трехлетнего возраста, то есть середины пятидесятых годов прошлого века.
Многим, наверное, известен перекресток улиц Мира и Гагарина в районе «Заготзерно». В одной из газет мне встречалось по отношению к нему определение – «Бермудский треугольник», в связи с большим количеством происходящих здесь    нарушений автомобилистами правил дорожного движения.
А мне вспоминается яркое, солнечное утро лета, когда моя мама почему-то разбудила меня очень рано и взяла с собой – выгонять нашу корову в стадо. Улица Гагарина тогда называлась Нефтяной (здесь находилась и находится нефтебаза), и по ней местные хозяйки гнали своих кормилиц к месту сбора на этом самом перекрестке. А пастухи собирали стадо, чтобы гнать его на юг, к реке Абакан. Ни асфальта, ни большого потока   машин, конечно, тогда не наблюдалось.
Кстати, с этим же перекрестком связано и другое, грустное воспоминание, почти десять лет спустя, в начале шестидесятых. После того, как на 22-ом съезде КПСС партия торжественно провозгласила, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», было решено, что коровы в личном владении горожан – пережиток прошлого. Молоко хозяйкам лучше покупать в магазине. И мы проводили нашу Буренку в последний путь к тому же самому перекрестку... Оставляю в стороне оценку этого шага, но в плане перехода от патриархально-деревенской жизни Абакана к городской – этот шаг был очень значительным. Хозяйки, плача, расставались с прошлым...
Это было время, когда полетел Гагарин, государство многие заботы обещало взять на себя, Абакану, как городу, исполнилось полных тридцать лет. Светлое будущее было не за горами... Меня переполняло чувство гордости, что живу в большом городе, не в деревне, а в Абакане...

ОТКУДА ЖЕ ПОЯВИЛИСЬ АБАКАНЦЫ…

Когда 85 лет назад - 30 апреля 1931 года - Абакан был провозглашен городом, его население составляло около десяти тысяч человек. За тридцатые годы оно сразу увеличилось в четыре раза. Откуда же появились сорок тысяч абаканцев, кто были те, первые  горожане в начале тридцатых годов прошлого века? Как получилось, что я родился, вырос и живу в лучшем городе земли – Абакане? К этому вело множество причин. Среди них были те, что составляют историю моей семьи, как типичному образцу формирования населения Хакасии и ее столицы. В ней содержатся все приметы времени, испытаний, трагедий,  достижений, выпавшие на долю жителей нашего края.
Документальные свидетельства, которыми я располагаю, говорят мне, что первый значительный шаг к моему будущему появлению в Абакане, сделал мой прадед  Федор Афанасьевич Пинегин более ста лет назад. Согласно имеющейся у меня паспортной книжки, выданной ему 22 декабря 1908 года, жил он в то время в Вологодской губернии в деревне Шудино Сольвычегодского уезда. Это для тех, кто не знает – северо-запад европейской части Российской империи. Было  ему 37 лет, он был крестьянин, православный. Был женат на Марии Алексеевне и имел пятерых детей. Самым старшим был его сын, шестнадцатилетний Анатолий – мой будущий дед.
Как я вполне определенно могу предположить, паспортную книжку он получил специально для того, чтобы иметь возможность переселиться в Сибирь. Думаю, многие знают или слышали о так называемой «столыпинской реформе», одной из важных составляющих которой было переселение крестьян в Сибирь. При очень сильной поддержке государства, заинтересованного в освоении вольных земель ныне родной для нас Сибири.
Семья моего прадеда поселилась на благодатных землях нынешнего Красноярского края в Краснотуранском районе. Там встретились моя бабушка и дед. Когда мама со своими сёстрами начинали вспоминать деревню, где они жили, росли  и откуда уехали в Абакан, то, могло показаться, что библейский Рай – лишь заоблачный филиал деревни под названием Серебряный Ключ. Вот оттуда – из Серебряного Ключа – и поехала в Абакан семья моей мамы в 1934 году. Городу Абакану тогда официально исполнилось лишь три года.
В том же, 1934-ом, году из деревни Ново-Вознесенка (ныне это село Кирово Алтайского района нашей республики) в Абакан двинулась и семья моего будущего отца. Главой семьи был мой дед – Алексей Иванович Анненко (по некоторым сведениям – из семьи разорившихся дворян Курской губернии Анненковых). Его жена, моя бабушка Устинья,  была дочерью одного из  основателей села – Якова Михайловича Кужима. В 1908 году  переселенцы  с Полтавщины основали участок «Джанаевский»,  быстро ставший затем селом Ново-Вознесенка. Мой прадед Яков Кужим был избран первым сельским старостой.
Коллективизация добиралась и до деревень Сибири. Оба моих деда, согласно сельсоветским справкам,  были крепкие середняки, у них было справное хозяйство, и, видимо, они попросту не видели другого выхода для сохранения своих семей, кроме быстрого переселения в город.
Конечно, они и понятия не имели о надвигавшихся репрессиях.   Деревня Ново-Вознесенка, после убийства С. М. Кирова  вскоре стала называться Кирово, а дед Алексей Анненко через три года попал под маховик «ежовщины» в Абакане, который выбрал местом своего жительства.
Итак, в 1934-ом году две крестьянские, многодетные семьи переселились в город. Должен ради исторической справедливости отметить, что хотя официально Абакан уже три года числился городом, так его еще не все называли. В справках, полученных переселенцами в сельсоветах Ново–Вознесенки и Серебряного Ключа, говорилось, что они выданы  «на получение паспорта», поскольку граждане выбывают – «на станцию Абакан».
Семья моей матери поселилась на нынешней улице Хакасской (тогда она называлась просто Третьей от линии железной дороги). Сейчас на этом месте – многоэтажка. А рядом  находится детский сад «Золушка». Кстати, он расположен на месте большого деревянного здания, где после войны долгое время располагался детский дом для детей эвакуированных из западных районов Советского Союза. Я немножко помню тихих, ходивших строем, детей  из этого детдома.
Место было равнинное, совсем рядом, на нынешней улице Некрасова, было большое озеро, в районе универмага «Владимирский» бежал ручей, через который был переброшен мостик. С  этим мостиком связано раннее воспоминание. Однажды на покос взяли и меня. Дед правил лошадью, а меня на телеге было велено держать старшему брату – Анатолию. То ли у него это плохо получилось, то ли я был слишком беспокойным, но когда мы спускались с мостика, я вылетел из телеги, и умудрился подставить ногу под колесо. Дед немедленно развернулся и мы поехали назад. Бабушка применила народное средство, ничего с моей ногой не случилось. Единственное, что я потерял – право сказать: «Мы косили!» Смешно сейчас вспомнить. Косили сено не так далеко – в нынешней городской черте.
Семья отца поселилась вначале в избушке неподалеку от городского рынка. Затем дед, который стал работать на железнодорожной станции смазчиком масел,  выбрал поближе от работы наиболее высокое место на нынешней улице Гоголя. Сказал будто бы: «Здесь уж нас точно не затопит!».  И стал строить просторный дом. Наиболее приметное здание в этом районе сейчас – институт усовершенствования учителей. Для меня же это была школа номер тринадцать, в которую я пришел в первый класс, в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году.
Итак, по линии моих предков и их родственников, я могу с полным основанием заключить, что  очень многими горожанами Абакана как типичного советского города, становились  бывшие крестьяне. С 1929 по 1939 годы население Абакана увеличилось в десять раз, достигло 40 тысяч.
Причем, даже став горожанами, многие не прекращали по-прежнему заниматься привычным сельскохозяйственным трудом – держали коров, лошадей (дед Анатолий и работу в Абакане нашел конюхом в одном из городских учреждений), садили большие огороды, ездили  на покосы. Хотя, конечно, овладевали и сугубо городскими  профессиями.

УЧИ, УЧИ! ТОГДА ПОЙМУТ…

Отцу было 12 лет, когда семья переселилась в Абакан. Мой дед – Алексей Иванович был родом из Курской губернии, а бабушка Устинья Яковлевна  – с Полтавщины. Были они по социальному положению – «средняки, единоличники, избирательных прав не лишены» Это я беру из справок, выданных семье 5 ноября 1934 года в сельсовете – «на получение паспорта с выездом на ст. Абакан». С этих справок, по воле писаря, и пошла, наверное, дальнейшая путаница с нашей фамилией. Бабушка здесь проходит, как «Анненкова», а ее старшие сыновья – Михаил и Василий – «Анненко». И уже на моей памяти было так, что отец носил фамилию – Анненко, а его мать и родной младший брат, дядя Сережа – Анненковы.
Не знал, что берет справку для переезда в Абакан в качестве билета к своей гибели мой дед Алексей Иванович Анненко. Из семейных преданий известно, что человек он был независимый и прямой в суждениях. Фраза, брошенная им бригадиру – «за поллитру продался», привела к тому, что 16 ноября 1937 года к ним домой пришли с обыском. Забрали книги и деда. Он успел только прокричать: «Устинья, сохраняй детей. И прежде всего – учи, учи! Тогда поймут...». Читаю теперь в мартирологе «Мемориала» о нем: «Содержался в Ачинской тюрьме. Обвинение в АСА (антисоветская агитация), вредительстве. Осужден 09.12.1937 тройкой УНКВД КК на 10 лет ИТЛ. Реабилитирован 29.06.1989 прокуратурой КК (П-16712)».
Это был период, впоследствии названный – «ежовщиной». Судили его, как говорили, за «троцкизм». Хотя, скорее всего, он и понятия не имел о том, кто такой Троцкий. Есть сведения, что погиб он в тюрьме. В сороковом году пришло свидетельство из НКВД, что мой дед, Анненко, Алексей Иванович, в возрасте 44 лет умер от «порока сердца». Свидетельство это сейчас передо мной и я не могу не отметить его странность. На штампе выдачи помечено – 8 марта (в Международный женский день!) 1940 года. В тексте – «умер 2 мая 1940 г.».  И, видимо, кто-то все-таки обратил внимание, что невозможно выдать справку раньше (8 марта), чем человек умер (2 мая) и жирно исправил 1940-ой на 1939-ый. Так что я сильно сомневаюсь, что причиной смерти моего деда стал «порок сердца»...
Видимо, следуя совету мужа, бабушка настояла, чтобы отец после окончания в 1938-ом году школы № 3 пошел учиться в Абаканское педучилище. Тогда обучение там было платное. На отделении начального образования он проучился год. А затем перевелся на заочное отделение и был направлен на работу учителем начальных классов в Сапогово Усть-Абаканского района. Куда и прибыл 5 августа тридцать девятого года. Разместили его в доме у хакасов, фамилию которых я забыл, но они уже на моей памяти, когда приезжали в Абакан, всегда останавливались у нас в доме. И по их отношению чувствовалось, что отца в Сапогово неподдельно ценили и уважали.
Хотя уже в первые дни подвергли испытанию. Смехом-смехом, но предложили удержаться на коне без седла и уздечки. Посмотрим, мол, на что этот абаканский парень способен. Уж не знаю как, но удержаться сколько-то там времени отцу вполне удалось. Так был сделан первый шаг к складыванию авторитета. Хотя, нет сомнения, внутреннее ощущение клейма «сын врага народа» было не из лучших...
Учителем Сапоговской школы он встретил весть о начале войны с Германией. Его старший брат Михаил, призванный на службу в сороковом году, пропал без вести на западной границе в сорок первом. «Похоронка» на другого брата – Василия – пришла в годы войны. Отца призвали 8 января 1942 года. В улусе Сапогово ему были устроены торжественные, насколько это было возможно по тем временам, проводы...
Воевал отец на центральном фронте с января по декабрь сорок второго года. Где-то недалеко от Москвы. По военному билету был красноармейцем 879 стрелкового полка. О его фронтовых днях мне ничего не известно. Он никогда не рассказывал, как воевал, не вспоминал, даже подвыпив, какие-то случаи из своих военных будней. Отмахивался, если я приставал. Единственное, что помню, ответил на мой вопрос, как был ранен 9 декабря 1942 года. «Снега, – говорил, – тогда большие были. Меня послали с катушкой проводки – связь протянуть. Иду я и вот они впереди, немцы. Меня заметили, я залег...» Пуля прошла через нижнюю челюсть в плечо и разорвалась на спине. То ли он сам добрался до части, то ли его нашли красноармейцы его полка, не знаю. Так или иначе в плен он не попал и был отправлен в 999 эвакогоспиталь, где пролежал до марта сорок третьего. Был   выписан с бессрочной инвалидностью.
В том же сорок третьем вернулся в Абакан. Здоровье было сильно подорвано ранением. Ему полагалась пенсия. В тот момент – сто тридцать семь рублей пятьдесят копеек. Это чуть менее стипендии, которая давалась успевающим студентам Абаканского учительского (с сорок четвертого года педагогического) института. Жил с матерью и младшим братом Сережей в доме по улице Гоголя. Вначале работал в Хакасском пункте Гострахфонда, а 1 декабря 1946 года поступил на работу в Хакасское областное карточное бюро «в качестве старшего инспектора». Где и проработал до отмены карточной системы и соответственно ликвидации картбюро.
В карточном бюро, которое размещалось в районе нынешнего пожарного депо, и состоялась, говоря высоким «штилем», судьбоносная встреча, благодаря которой на свет появились я и моя младшая сестра Надежда. Работала там Валя Пинегина...
В 1934 году, когда семья отца получала справки на переезд в Абакан, такие же справки в том же году получала семья Анатолия Федоровича Пинегина, моего будущего деда, который был «по социальному положению крестьянин, единоличник, средняк, б/парт., м/грамотный...» Было это в деревне Серебряный Ключ Краснотуранского района Запсибкрая. Мои будущие отец и мать начали движение друг к другу. Ему было без малого двенадцать, а ей одиннадцать лет. До той самой судьбоносной встречи оставалось двенадцать лет. За эти двенадцать лет мать поработала трактористкой, в годы войны нормировщицей на военном заводе в Юрге, затем в Абаканской «пожарке» и,      наконец, в карточном бюро.
Наверное, она могла бы повторить вслед за певицей из старой песни: «Мы жили (в данном случае работали – А. А.) по соседству, встречались просто так, любовь проснулась в сердце, сама не знаю как...» А то, что это была взаимная любовь, несомненно. В тех же семейных преданиях сохранилось воспоминание, что когда речь у них пошла о серьезных отношениях, то отец будто бы говорил: «Зачем я тебе, Валя, инвалид. Ты же меня, раненного, на руках можешь носить...» А мать сказазала: «Если надо, Коля, буду и на руках носить...» Из чего я заключаю, что отец был парень не очень-то смелый (хоть и награжденный медалью «За отвагу»), а также, что инициатива, видимо, принадлежала маме. Была она в те годы, судя по фотографиям, что называется девушкой «кровь с молоком», а разумную решительность     действий сохранила до конца своих дней.
Встретившись во время работы в карточном бюро, они 29 января 1949 года расписались. Возникла новая абаканская семья, обычная советская семья, где ведущая роль принадлежала маме, но роль эта основывалась на прочном «фундаменте» в лице моего отца. Первое время молодые жили у моей бабушки, но долго такое продолжаться не могло. Хотя бы по причине властных характеров свекровки и невестки. Ну и естественного желания иметь свой дом, который вскоре начал строить отец. И в пятьдесят первом году, когда я появился на свет, меня принесли в уже оштукатуренную комнату нашего дома по улице Нефтяная (ныне Гагарина). Это был район, где самым крупным предприятием было Заготзерно. И где в пятидесятые годы шло бурное  индивидуальное жилищное строительство...

ПОЗВОЛЬТЕ ВРУЧИТЬ ВАМ МЕДАЛЬ «ЗА ОТВАГУ»…

Как сейчас помню. Это было в конце пятидесятых. Мне было лет семь-восемь. В дверь нашего дома постучали, затем она открылась и на пороге возникла громадная, как мне показалось, фигура человека в шинели с большим свертком. «Здесь живет участник Великой Отечественной войны – Анненко, Николай Алексеевич?» – спросил он. Отец сидел за столом, встал: «Это я». «Николай Алексеевич, хоть и с запозданием, но позвольте вручить вам  медаль «За отвагу», которой вы были награждены в годы войны...» Реакции отца я, конечно, не помню, но можно представить, как он был ошеломлен и взволнован. Вместе с медалью работник Абаканского горвоенкомата вручил отцу отрез «бостона». Из него потом сшили однобортный костюм и отец многие годы его носил. Вот так, как сказали бы ныне, – «награда нашла героя». И награда очень почетная, потому что медаль «За отвагу» самая почитаемая среди фронтовиков...
Здоровье было сильно подорвано ранением. Кстати, я впервые обратил внимание, что у него серьезное ранение в правое плечо, когда он учил меня плавать. Плавал он, загребая лишь одной, левой рукой. Я по детской дурости спросил: «Папа, надо одной рукой плавать?» Он засмеялся: «Нет, тебе надо двумя...» Ему, как инвалиду Отечественной войны, полагалась пенсия. В тот момент – сто тридцать семь рублей пятьдесят копеек.
Пенсии отца, конечно, не могло хватать на обеспечение семьи. К концу пятидесятых, он получал пятьсот девятнадцать, а после хрущевской реформы в шестьдесят первом году, когда появились «новые» деньги – пятьдесят девять рублей. Школьная форма, которую мне покупали в начальных классах  стоила девятнадцать рублей. Многие годы с конца сороковых отец проработал в  системе Госстраха инспектором, старшим бухгалтером. Затем работал бухгалтером в других организациях, а закончил свой земной путь сторожем отдела военизированной охраны Абаканского ГОВД.
И все годы, которые я помню, он всегда находил занятие помимо, так сказать, «официальной», работы. В пятидесятые годы держали корову. В отличие от ильф-петровского отца Федора все предприятия моему отцу удавались. Научился шить тапочки и они шли нарасхват. Затем завел кроликов. И если у отца Федора это предприятие провалилось, то мой отец это дело развил. Он вначале стал выделывать шкурки, а затем научился шить из них шапки. Организовал фактически безотходный цикл. Помню, сидит-сидит над бухгалтерскими документами, которые порой приносил домой, а потом перейдет на другое место и возьмется за начатую шапку...
На нашей улице он был наиболее грамотный из мужчин. Ребятня часто приходила к «дяде Коле» с просьбой помочь решить задачки по математике. Любил играть в шахматы. Читал нам детям вслух книги. Знал наизусть «Витязя в тигровой шкуре» Руставели. До сих пор помню: поздно вечером мы с сестрой лежим в своих кроватях, а отец сидит за столом и читает вслух «Сердца трех» Джека Лондона. Помню своё замирание, когда злодей Торрес попадает в тупик и в приступе ярости    вонзает кинжал в лежащий там череп...
Хорошо это или плохо, но был равнодушен к политике. Возможно, он имел какие-то свои взгляды на положение в стране, на те или иные события, но я никогда не слышал, чтобы он высказывал их. Никогда. Было ли это следствием пережитой в юности трагедии с его отцом или просто черта характера, судить не берусь. Ловлю себя на мысли, что мне было бы интересно сейчас узнать мнение отца о нынешнем положении страны, отношении к фронтовикам, но, увы... Кстати, надо сказать, что при жизни государство, насколько я могу судить, не обделяло моего отца вниманием. Через горвоенкомат и горсобес он не раз получал путевки в оздоровительные учреждения, бывал в Крыму, в Прибалтике, на местных курортах, пользовался полагающимися льготами, которые ныне «монетезированы», награждался по случаю тех или иных дат.
По моему мнению, в семейной жизни он был, пользуясь высоким «штилем», счастлив. И для него, видимо, интересы семьи были на первом плане. Все делал своими руками. Оглядываясь назад, я вижу, что в семье не самых высоких доходов, я, его сын,  имел практически все, что нужно человеку до семнадцати лет. А в семнадцать я уже сам работал в черногорской городской газете.  Были, конечно, у родителей ссоры, непонимания, но у меня осталось впечатление гармоничности отношений между ними. Отец был труженик, и был не прочь выпить. Что и служило единственной причиной конфликтов, но это не было какое-то пристрастие. Не прочь был выпить по поводу, как  и миллионы других советских мужиков. А вот пристрастия не имел. Я же сейчас думаю, что не мог же отец быть совсем без недостатков, не ангел же был во плоти. Не ангел, но, без сомнения, очень достойный человек. Бабушка Устинья, хохлушка, бывало, рассердившись, кричала на сыновей Николая и Сергея: «Да, нехай вас чёрт возьмет! В наказанье мне Гитлер моих лучших сыновей забрал, а вы, дураки, на мою долю остались!» Это  было, конечно, несправедливо и, остыв, бабушка тем или иным способом выправляла ситуацию. Но, думаю, отцу это слышать было не очень приятно. Хотя вообще-то он был самодостаточный человек и, возможно, пропускал подобные выпады мимо ушей.
Ушел из жизни отец внезапно, неожиданно и для него и для нас.  22 августа 1978 года рано утром я пришел к нему в городскую больницу, где он лежал с пневмонией. В тот день мне надо было лететь в Новосибирск, где я работал после окончания университета, чтобы завершить дела и возвратиться в Абакан. Мы поговорили с отцом несколько минут. Он еще мне наказал, чтобы я без него не стал сооружать стеллаж для книг в нашем доме. Недооценивал. Он же сам научил меня и косить, и несложным столярным, плотницким работам, и другим домашним задельям. Так что стеллаж я соорудил уже без него. В тот же день, так совпало, в Новосибирске были заказаны переговоры с Абаканом. В телефонную трубку я услышал, как мама сказал: «Возвращайся. Отец умер...». Вечером я был в Абакане. Отец умер моментально, во время укола. Как говорят в таких случаях – «легкая смерть». Прожил он без малого 56 лет, уже  я превзошел его возраст, и у меня есть все основания гордиться своим отцом. Я наметил лишь некоторые штрихи к его житейскому портрету, но думаю, что и они показывают, каким был один из фронтовиков-ветеранов, жителей нашего Абакана, которых мы чествуем и вспоминаем  в День Победы...




СВЕРСТНИКИ

Детство вспоминается, как светлый период. Вспоминается. Но когда живешь в детстве, то для каждого конкретного человека это вовсе не маленькое событие. Серьезная жизнь  с необходимостью определения своей позиции, со своими удовольствиями и трудностями. Постоянная проверка на собственную самостоятельность и независимость. Преодоление каких–то возникающих ловушек или, наоборот, попадание в них. Мне вспоминаются некоторые из них, которые могли закончиться для меня серьезным поворотом, или резко изменили мою судьбу.
В школе я начинал учиться как прилежный мальчик. В начальных классах был «ударником», моя фотография красовалась на Доске почета. По мере взросления интерес к школьным предметам тускнел, на первый план выходили внешкольные увлечения. И, надо сказать, что тогда в начале шестидесятых, было много возможностей для их развития. Например, мой сосед Митя, чуть постарше меня, в классе пятом–шестом стал ходить на станцию юных техников, заниматься в судомодельном кружке. Модели судов, которые он изготавливал, стали побеждать сначала на местных конкурсах, а потом и на всесоюзных. Помню, он ездил на соревнования в черноморские города, на Дальний Восток. Помню, как сейчас, модель красивейшей яхты, которую я как-то видел у него в ограде. Это увлечение переросло в профессию и после школы он уехал во Владивосток,    учился, стал работать на флоте.
Вспоминается другой мой сверстник – Валерка. У него тоже был талант. Тогда в магазинах игрушек было мало. А мы любили играть, например, в «войну». Сооружали штаб, разрабатывали задания. И стремились их выполнить. Для игры требовалось «оружие». И Валерка изготавливал из дерева точнейшие копии. Например, пистолетов разных марок – маузеров, кольтов, автоматов, которые под черной краской выглядели, как настоящие. Интерес этот у него, видимо, развивался в дальнейшем.        Впоследствии он стал военкомом.
Еще один мой знакомый детских лет все время проводил, разбирая-собирая разные «железяки». Этот интерес у него шел от отца. В окно бабушкиного дома по улице Хакасской я часто видел, как Вовка вместе с отцом в ограде, перемазанные машинным маслом и солидолом, копаются в каких-то моторах. И наступил момент, когда они продемонстрировали результат своего труда. Незабываемое зрелище! Это сейчас машина – обыкновенный атрибут повседневности. А тогда, представьте – выезжает из ворот нечто среднее между самолетом и железнодорожной платформой. Впереди крутится огромный винт, за ним сам мотор, казалось – авиационный, за рулём, на кожаной подушке, сидит Иван Ксенофонтович, рядом – Вовка. Треск и дым на всю улицу Хакасскую и Трудовую! У Володи и сейчас «Волга» старого выпуска, но с  механической начинкой получше некоторых   современных моделей.
Это – о хороших увлечениях вне школы. Но были и другие. Те, о которых учителя говорили родителям: «Улица вашего мальчика до добра не доведет!» И были правы. Среди одноклассников, с которым я учился до восьмого класса, были и те, кто потом побывал в местах заключения. Для некоторых это оказалось губительным в последующей жизни, другие избежали, как иногда пишут, – «скользкой дорожки». Например, вспоминаю, как я сам чудом избежал последствий одного события,  которое могло в прямом смысле оказаться «роковым» для меня. Это теперь понимаю. А в детстве не понимаешь, что «игрушки» игрушками, но они могут иметь серьезные последствия.
Я и сейчас иногда прохожу мимо того места, где когда-то был люк к трубам теплоснабжения. Это рядом с когда-то бывшим Домом культуры имени ХХII партсъезда, ныне зданием, отремонтированным и, видимо, арендованным какой-то денежной структурой. Рядом также церковь, оборудованная в здании бывших детских яслей.
И вот однажды, там внизу, на трубах отопления я сидел вместе со своими знакомыми ребятами, «заготзерновскими», авторитетными в мальчишеских кругах. На трубах стояли вскрытые ящики с шоколадом, печеньем, конфетами. Мы угощались. Кто уж там провернул это дело – ограбил соседний ларек, я теперь не помню. И происходило все  очень обыденно. Сидели в люке, рядом был ограбленный ларек. Все это воспринималось мной совершенно беспечно. И даже с какой-то долей детского       восхищения перед теми, на кого я тогда смотрел снизу вверх.
Это сейчас я понимаю, что стоял на грани положения, когда моя дальнейшая судьба могла повернуть на «скользкую дорожку». Просто из-за беспечности, из-за непонимания происходящего, из-за робости перед ложными авторитетами. Детство опасно в этом отношении. Или, правильнее сказать, в детстве нас на каждом шагу ожидают обстоятельства, которые требуют сделать выбор. В случае с ограблением ларька все решилось как-то помимо меня, я даже не знаю, как. Но знаю, что должен благодарить судьбу, по велению которой все для  всех окончилось благополучно…



ПОДАРОК ПЕРВОКЛАССНИКУ

В детстве мы пели «Школьные годы веселые, с дружбою, с книгою, с песнею. Как они быстро летят, им не вернуться назад…». Да, вспоминается школа не тоской от полученной двойки, не досадой на «злых» учителей, которые якобы тебя совсем не понимают, не надоедливой необходимостью выполнять домашние задания, вместо того, чтобы убежать с друзьями на Ташебу… Вспоминается только самое хорошее. Замечательное свойство человеческой памяти.
Разве забыть радость от получения «Подарка первокласснику»? Так назывался набор в большой картонной коробке, который мне купили к школе. Там были тетрадки с обязательной промокательной бумагой – «промокашкой», ручки, набор перьев и пенал для их хранения, чернильница, палочки для счета и  другие предметы, необходимые школьнику.
Купили также форму. В нее входила фуражка с гербом, гимнастерка с металлическими пуговицами, перепоясывать которую полагалось ремнем с почти солдатской бляхой, брюки и ботинки. На воротник гимнастерки пришивался белый воротничок. И, наверное, только это отличало школьную форму от солдатской. Да еще цвет. Не защитный, а серо–стальной, недоброжелатели говорили – «мышиный» цвет. Форма не была обязательной, покупали своим детям те родители, которые могли и хотели. Мне форма нравилась, и я носил ее с удовольствием, даже вне     школы, по торжественным случаям.
Ближайшая, в двух шагах от нашего дома, была тринадцатая школа. В ней сейчас расположен институт повышения квалификации учителей. Детей в конце пятидесятых годов было много, классов в основном здании не хватало, и первые четыре года я учился в филиале школы 13, в здании недалеко от «Заготзерно». В связи с тем, что «Заготзерно» было самое крупное предприятие нашего края, мы звались «заготзерновскими». Четыре года я ходил в школу мимо «Заготзерно». И все время здесь было столпотворение машин с зерном. Особенно много их было осенью, во время сбора нового урожая. Виадука через железную дорогу по улице Мира тогда не было, и вереницы машин порой вытягивались до улицы Пушкина. Очень интересно было наблюдать, как машины подъезжали к двухэтажной лаборатории, из кузова бралась проба зерна, выписывалась квитанция, и    машины направлялись к хранилищам.
Поражали воображение грузчики с запыленными мукой лицами в огромных шароварах. Считалось, что в этих шароварах можно было вынести килограммы пшеницы. Никто ни разу не видел этого, но слух был такой. Да и зачем бы надо было носить непрактичные в условиях города «запорожские» шаровары? Этот способ в нелегкие послевоенные годы, как говорили мне потом, спасал многие семьи от голода. Дорога в школу вспоминается как дорога мимо вереницы грузовиков с пшеницей, мимо «Голубого Дуная» – знаменитой на весь Абакан чайной (ресторана) на углу Мира – Хлебная. Теперь здесь «Банкетный зал».
  Первую учительницу и первые уроки помнят всю жизнь. Помню и я Римму Платоновну, как узнал уже потом –  по фамилии Софронова. Видимо, она только закончила педучилище, была очень молода и очень красива. Это я сейчас вижу по фотографии. А тогдашнее ощущение – очень добрая и заботливая учительница. Тем более, что мне приходилось видеть ее и вне школы, в обычной обстановке. А точнее сказать, в необычной. По случаю торжественных дней в классе устраивались чаепития. А угощение готовилось в нашем доме – пироги, хворост, выпечка. Командовала этим моя мама. Она, как сказали бы тогда, всегда занимала активную жизненную позицию. Это нисколько не касалось вопросов политики, это касалось каких-то общественно-необходимых дел. Она, естественно, входила в школьный родительский комитет, и этот комитет организовывал радостные для нас чаепития.
Кстати, то, что наша учительница была очень молода, подтверждается в моей памяти немного покровительственным отношением, которое проявляли к ней во время стряпни наши родительницы. Это нисколько не нарушало какую-то очень теплую, семейную обстановку во время таких совместных мероприятий. Учила Римма Платоновна нас хорошо. Я, например, учился с удовольствием и с неподдельным старанием. У меня сохранился «Табель оценки знаний и поведения ученика              1 класса «Б» средней школы №13… за 1958/59 учебный год».
Мы учили: «русский язык – устный и письменный», «литературное чтение» «арифметику», «чистописание». Были уроки труда, рисования, пения и физкультуры. Я был, как тогда говорили, «твердым ударником» – четверки перемежались с пятерками, в том числе по поведению. Сильно протестовал, помнится, против того, что на уроках труда нас, мальчишек, заставляли вышивать различные узоры. Но занимался прилежно, и даже мое вышивание «крестиком» мама ставила в пример моей младшей сестре, говоря, что вот Лешка лучше вышивает. Практическая польза была несомненна  – я никогда не испытывал впоследствии трудностей во владении  иголкой. И даже когда надо было, в молодые годы, перешивал себе брюки или рубашки по требованиям моды…
Непременным элементом тех лет было участие в общественных организациях. Как  я стал «октябренком» и получил право носить звездочку с портретом юного Володи Ленина, не помню. Видно, не было никакого торжественного принятия, раздали звездочки и все.
А вот принятие в пионеры запомнилось.
Во-первых, надо было выучить «Торжественное обещание». Помню до сих пор: «Я, юный пионер страны Советов (или Советского Союза) перед лицом своих товарищей торжественно клянусь – жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия».
Во-вторых, принятие происходило в клубе «Заготзерно». В зале, где по вечерам демонстрировались фильмы, с двух сторон от сцены висели портреты вождей во весь рост. Справа – Ленин, слева – Сталин. Нас поставили в ряд, у нас на вытянутых руках висели красные галстуки. Их нам торжественно повязывали. Кстати, галстуки были двух видов – обычные, из сатиновой, простой ткани, и шелковые.
После повязывания галстука и прикалывания значков с тем же Лениным, но постарше, мы получали право в ответ на возглас вожатого: «К борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!» ответно энергично взмахивать рукой и заверять: «Всегда готовы!».
Мне запомнился этот день еще и тем, что радостный – приняли в пионеры, могу носить галстук – я помчался к бабушке на улицу Хакасскую. Мне хотелось, чтобы мою радость кто-то разделил. Родители были на работе, так порадую бабушку. Ее я встретил в ограде, она кормила куриц. «Смотри, бабушка», – сказал я ей, показывая на галстук. «Ишь ты, – глянула она, – пионер…». И погнала петуха в огород. Ожидаемого триумфа, к сожалению, не получилось…
Годы учебы в начальной школе знаменуются в моей памяти воспоминанием о событии, которое в той или иной степени  одинаково передают мои современники.
Был солнечный апрельский день. Весна. Мы учились во вторую смену. И Римма Платоновна после первого или второго урока зашла в класс радостная и объявила, что наш человек полетел в космос. Занятия отменяются – можете идти домой.
Мы шли домой, хотелось поделиться радостным событием! Но все встречавшиеся уже почему-то знали, что Гагарин полетел. Маму я встретил перед домом в окружении соседок, все были радостные, было солнечно, стоял апрель 1961 года…
У меня не было никаких сомнений, что я живу в самой    лучшей стране на свете, что впереди ждут новые победы…



ВЕСЕЛО И ШУМНО

Оглядываясь на школьные годы, вспоминаются блаженные часы, когда закончились уроки и ты свободен!
Вперед, на улицу! Улица – площадка радости мальчишек. Весной на улице образовывались огромные ручьи, на которых так хорошо было пускать деревянные кораблики. Можно было пойти на болото, на место, где теперь находится четвертая школа. Там весной образовывалось настоящее озеро, и мы плавали по нему на сколоченных из досок плотах. Устраивались хоть и не морские, но не менее захватывающие  озерные бои.
Любимым местом отдыха была река Ташеба. В начале шестидесятых годов Абакан как город обрывался на линии нынешнего Дворца железнодорожников. Он еще не был построен, и здесь начиналась самая настоящая хакасская степь. Пешком или на велосипедах мы устремлялись на берег Ташебы. Неглубокая ленивая река только возле железнодорожного моста была широкой и глубокой. Самые смелые ныряли с моста, а еще более смелые взбирались даже на верхнюю перекладину и прыгали оттуда. Способов нырять было два – головой вперед и «топориком», что значит, сложив руки, просто спрыгнуть. С детских лет осталось леденящее кровь воспоминание, что если ныряешь головой и в воде угодишь на проплывающую газету, то разобьешься насмерть. Откуда там могла взяться газета? И почему можно    угодить в нее головой? Неясно.
Походы по степи к реке пробуждали лучшие чувства. Мягкая трава, расцветающие синие пикульки, суслики, мелькающие тут и там, огромное палящее солнце – хорошо. Рядом друзья – соседские мальчишки. С ними никогда не соскучишься.  Никаких тебе забот и печалей. Идешь по степи и радуешься жизни. Иногда на реку уходили с ночевкой, тогда говорили – «с ночевой». Рыбачить. Тогда шли по реке влево вверх по течению. Очень приятно было следовать изгибам речки, брести по воде, совершенно прозрачной и теплой. Находили удобное место,  разжигали костер и ловили пескарей. В стеклянные пол-литровые банки  крошили немножко хлеба, на горло надевалась ловушка, сделанная из толя или рубероида. Иногда жарили здесь же на берегу, иногда приносили домой. Мама жарила со сметаной и мукой, конечно, было вкусно.
По вечерам, через дорогу, напротив нашего дома, вечером собирались все ребятишки улицы. Играли в лапту, в «пристенок», в «чику», в прятки. Сейчас я смотрю на нашу улицу, практически не изменившуюся и думаю, где здесь можно было прятаться? А ведь прятались, находили места, играли в прятки           постоянно. Весело было, шумно…
В середине шестидесятых на улице произошло большое событие. Валера Салов, учившийся тогда, по-моему, в пединституте, а позднее работавший директором восемнадцатой школы, поставил на улице, возле своих ворот, теннисный стол. Все свободное время наше переместилось сюда. Игра в настольный теннис захватила всех. Каникулы после седьмого и восьмого классов я провел за этим зеленым столом. Мы проводили чемпионаты, писали прямо на заборе турнирную таблицу, умение хорошо играть высоко ценилось.
Когда уже начинало смеркаться, возобновлялась любимые игры на бревнах. Например, в отгадывание названий фильмов. Назывались только первые буквы. Например, – ПП. Отгадывал, кто называл – «Первая перчатка». Или – СП. «Свинарка и пастух». Или ПР. «Подвиг разведчика». Возникали споры, горячие. Хотя фильмов было мало и загадать такой, чтобы было его трудно отгадать, было непросто.
Вспоминаю, кстати, встречу в моем раннем детстве в только что отстроенном Доме культуры имени XXII партсъезда. Он был возведен напротив бывшего клуба «Заготзерно» (в котором меня принимали в пионеры). Здесь демонстрировались кинофильмы, устраивались танцы, работали кружки.
 А однажды, неожиданно для собравшихся, перед началом фильма состоялась встреча с артистами.
Не помню год, и не помню какой фильм пришел смотреть, но было это в середине шестидесятых прошлого века. Зато хорошо помню, как на сцену вышли Зинаида Кириенко, Василий Лановой, Михаил Ульянов и Вячеслав Шалевич. Ныне – легенды советского кино. И тогда очень знаменитые по ролям в фильмах «Тихий Дон», «Как закалялась сталь», «Коллеги»,   «Председатель», «Хоккеисты».
Впечатление это произвело, конечно, сильное, если и сейчас помню их, стоящими на сцене. Что говорили, конечно, стерлось из памяти, но остались незабываемыми мысли, с которыми я шел домой после киносеанса. У меня было какое-то острое ощущение жалости к артистам: «Да, видно, плохо у них идут дела, если вынуждены ездить в нашу глухомань. Карьера, видно, заканчивается…».
Такие смешные детские впечатления. Запомнились. А ведь главные события их жизни были впереди. И увидев их тогда, у нас в Доме культуры Заготзерно я, конечно, с особым чувством следил за их ярким творческим путем, с радостью убеждался, что мои искренние детские страхи и опасения не имели под   собой никакого основания.
В 1997 году, работая в Москве, я специально пошел на спектакль вахтанговского театра «Три возраста Казановы». В нем играли все три красавца мужчины, три великих актера – Ульянов, Лановой, Шалевич. И, конечно, вспоминал, что их карьера не закончилась гастрольным выступлением в абаканском Доме культуры имени XXII партсъезда.
Но вернусь к нашим бревнам. Здесь,  на бревнах, шло взросление. На нашей улице в те годы было много детей. В семьях было трое-четверо, а то и шестеро. Старшие верховодили. Время от времени наши матери кричали: «Генка! Домой!» или «Валерка! Домой!» Если кому-то не кричали, и он мог сидеть чуть позднее, то это было основательное свидетельство перехода в более взрослую категорию.
На бревнах рассуждали обо всем на свете. Запомнился разговор после полета Гагарина. На небе высыпали крупные яркие звезды. Разговор зашел о том, что там, наверное, кто-то тоже живет. И, может быть, тоже сидят на бревнах и на нас смотрят. «Ничего там нет! – оборвал наши фантазии уверенный голос Коли. Не называю фамилию, он и сейчас живет на нашей улице и по-прежнему знает всё. – Сплошная пустота… Разумная жизнь только на Земле…» Вот тогда кто-то впервые сказал или спросил: «А Бог-то есть?..»  «Какой бог?! – перебил уверенный    голос, – Гагарин летал и ничего не видел». Это был аргумент.
О Боге было не принято говорить, смеялись над редкими нашими родственницами, которые ходили в церковь. Пасха воспринималась как замечательный праздник с крашеными яйцами и сладкой пасхой («паской»).
Мы были сплошные атеисты, но не по убеждению, не по знанию, а просто потому, что нам внушали: религия – это плохо, Бога нет. А раз взрослые говорят, значит – нет. Хотя хорошо помню, что вопрос о Боге волновал, сидел в сознании вопросом: «А может, все-таки есть?».
Незаметно я взрослел.
Как и мой город…

БИБЛИОТЕКА
Давно ли вы были в библиотеке? «Вы о чем? Атавизм, – без тени сомнения скажет активный пользователь Интернета. – Зачем мне прибегать к услугам библиотекаря, если в моем распоряжении книжные фонды всех библиотек мира?» В каком–то смысле он будет прав, но, по сути, конечно, нет.
В наши дни опостылевших бурь и страстей, когда в житейском море, казалось бы, нет уже сил выдерживать шквалы отрицательных эмоций – скачущие цены, невыплаченная зарплата, ложь политиков, возможный нож из-за угла, крушение всех и всяческих привычных представлений, – есть еще гавани, где может хотя бы на время укрыться ваш корабль. Их немного: музей, театр, церковь, баня... И – библиотека.
Более того, сколько бы ни было у вас в доме книг, они привычны и доступны, как привычны супружеские отношения. Поход в библиотеку, поиск в общественной книжной кладовой единственной и неповторимой для твоего душевного состояния книги, эмоционально сравнимы с возвышенным лирическим переживанием.
   Более полвека  назад, когда эти возвышенные лирические переживания были еще впереди, мальчишкой, я перешагнул порог второй абаканской библиотеки (ныне – филиал № 2 Абаканской центральной библиотечной системы). Решение об ее открытии было принято на заседании исполкома Абаканского горсовета депутатов трудящихся 25 мая 1960 года. И вот уже более 50 лет  являюсь ее читателем.
Одноэтажный домик с тремя окнами со ставнями, окруженный  когда-то палисадником, со скрипучей дверью, открывавшей вход в волшебный мир печатного слова, сохранился и поныне. Его перестроили, теперь здесь то ли контора, то ли склад, но, проходя мимо, сознанием отмечаю: «Я здесь был».
И это стократно верно – был. Значит, читал – чувствовал, размышлял, узнавал, переживал – значит, был, рос...
Я считаю, что мне повезло. В 1962 году, после окончания Канского библиотечного техникума, заведующей детским отделением стала Мария Федоровна Баранова. Оглядываясь на школьные годы, я понимаю сейчас, что никто из учителей не оказал на меня такого благотворного духовного влияния, как библиотекарь Мария Федоровна. Она и книги из «второй».        И не только на меня. Вокруг заведующей  детским   отделением постоянно вились ее юные читатели. Она от  природы имела дар педагога, учителя.
В те годы с книгами было трудно. Мало у кого имелись значительные собрания. Это сейчас книжные полки, по крайней мере, непременная принадлежность интерьера. Хотя, похоже, эта мода прошла… А тогда между нами, мальчишками, шел непрерывный обмен книгами. В ходу были единичные экземпляры. Впрочем, это имело свою ценность. До сих пор не забуду впечатления, когда по цепочке ко мне приходили редкости того времени: «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», «Конармия», «Наследник из Калькутты», любимейшие до сих пор «Три мушкетера». Детективы тогда не особенно ценились по простой причине: практически полного их отсутствия.
В библиотеках также было негусто, в «Советской Хакасии» даже публиковались призывы к жителям города: «Книги выпускаются огромными тиражами. И все–таки их не хватает... Жители города Абакана, комсомольцы и пионеры! К вам обращаются библиотекари города... Сдавайте прочитанные книги в ближайшую библиотеку» (С. Х., 27 мая 1965 года). Кстати, характерный штрих времени. Речь шла, конечно, о бесплатной сдаче...
В те времена Дюма, Майн Рид, Фенимор Купер, Жюль Верн и другие столь сладостные для детского сердца писатели постоянно числились в разряде дефицитных и, как говорят в библиотеках, были «на руках». Во власти библиотекаря была возможность придержать «бестселлер» для страждущего читателя. Эта совершенно бескорыстная власть применялась в интересах самых рьяных книгочеев. Вместе с другими я входил в кружок активистов, сложившийся вокруг Марии Федоровны. Как я теперь понимаю, ничем особенным мы ей не помогали. Просто она выделяла среди читательской массы самых завзятых книголюбов и стремилась привить нам культуру чтения. Учила искать нужную книгу, пользоваться каталогами, писать библиотечным почерком, понимать библиотечную классификацию (впоследствии, в университетские годы особенно, я не раз с благодарностью вспоминал уроки Марии Федоровны). Конечно, никаких «официальных» уроков не было, все происходило в живом общении, на грани между всерьез и играючи. Наверное, у нее и был дальний прицел: отвлечь нас от не вполне безобидных уличных соблазнов, направить нашу энергию на мирные цели...
Вот это «активистское» положение и позволило мне не довольствоваться книжками, выхваченными из пацаньей «цепочки», а читать по выбору, систематически. Могу сказать, что книги сделали меня. За что по век жизни благодарен Марии        Федоровне Барановой.
Переход на взрослый абонемент я совершил уже подготовленным читателем. Кроме того, был «свой». Каковым и остаюсь много лет, до сих пор.

СУВОРОВЦЫ И МУШКЕТЕРЫ

Как-то мне встретились строки, которые, на мой взгляд, могут стать эпиграфом:
«Ничего нет выше и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое–нибудь воспоминание, и особенно вынесенное еще из детства, из родительского дома…
Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасён человек на всю жизнь. И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и то может послужить когда–нибудь нам во спасение…». Так считал великий русский писатель Фёдор Михайлович  Достоевский.
Хорошо оглянуться на детские годы, вспомнить их. Интересно что, оглядываясь, понимаешь, что не раз и не два, жизнь твоя могла бы пойти по совсем другой, как пел Высоцкий, «своей колее». У меня это могло бы произойти сразу после четвертого класса. Как я уже рассказывал, я был страстным книголюбом. Причем прочитанное тогда, в детстве, воспринималось очень остро. Герои книг буквально оживали и звали за собой.
Начало шестидесятых годов… Многое в повседневной жизни еще определялось эхом прошедшей Великой Отечественной войны. Среди моих сверстников был очень велик авторитет военных, армии. Любимая игра – в войну. Строили штабы, чертили карты сражений, вырезали из дерева пистолеты и автоматы. Интересно, что считалось достоверным – если пойти на ближайшую к Абакану гору Самохвал, то можно обнаружить видимо-невидимо винтовок, сабель, оставшихся после партизан армии Щетинкина-Кравченко, которые якобы прятали их там. Что мешало пойти и забрать их?
Мешало совершенно живое представление, что гора Самохвал просто кишит змеями, гадюками. И смельчаков никак не находилось…
Среди мальчишек непрерывно шел обмен какими-то интересными только нам вещами. Первое место среди них занимали предметы, относящиеся к военному делу. Например, через мои руки прошли старый бинокль с одним целым окуляром, настоящая буденновка, настоящий, хоть и неисправный, обрез, офицерские погоны, фехтовальная рапира с обломанным кончиком, настоящая кобура для пистолета…
Интересно, что в наших играх мы почему-то больше склонялись к «красным партизанам», как-то было живо представление, что в наших краях «красные» сражались с «белыми» и непременно побеждали. Мы выворачивали внутрь рукава пальтишек и набрасывали их на плечи, как бурки героев Гражданской войны.
Видимо, в такой атмосфере на меня воодушевляющее впечатление произвели герои книги Бориса Изюмского «Алые погоны». Она рассказывала о том, как живут суворовцы, воспитанники суворовского училища. Быть такими же, как они, оказаться в атмосфере товарищества, служить в армии – эта мечта захватила меня. Не помню уж, как я объяснял это своим родителям. Но, наверное, убедил. Хотя вряд ли родители сильно хотели отпускать меня. Так или иначе, но мы пошли в военкомат. Я прошел комиссию, был признан годным. Но было велено подождать, сразу отправить не могут. Придет разнарядка, тогда все и решится. Наверное, я никогда потом так не мечтал поступить в высшее учебное заведение, как мечтал поступить в суворовское военное училище.
К моему величайшему сожалению, через некоторое время отец мне сообщил, что в этом году на Абаканский военкомат разнарядки в суворовские училища не пришло. Это был большой удар. Я так мечтал о том, что дальше буду учиться «на военного», буду носить замечательную форму… Увы, не сбылось… Сейчас с трудом представляю свою военную карьеру. В эти годы я мог бы быть отставным военным – полковником или, может быть, генералом? Нет, не верю…
Пришлось идти в пятый класс своей родной тринадцатой школы. Потекли учебные будни. Ничего яркого не вспоминается. Будни. Оказалось к тому же, что у меня маловато способностей к познанию точных наук. Как только началась алгебра, геометрия, так я скатился в «троечники». Родителям говорили, что надо повышать усидчивость, прилежность. Они принимали меры, но кто сможет преодолеть дух независимости,               самостоятельности подростка?
Книги, книги, книги… Вот что ярко всплывает в сознании  того времени. Книги на самые разные темы.
Обнаружилось, что меня интересуют не просто художественные романы, но и научно-популярные книги. Если я прочитал  про пиратов, например, «Остров сокровищ», то следом я искал книги, рассказывающие о морских кораблях, о землях, где    действовали пираты, о народах, живших на тех землях…
Громадное впечатление на меня произвела книга Александра Дюма «Три мушкетера». Я перечитал все, что только можно было найти в библиотеке о том времени. Перечитал все, что Дюма написал о мушкетерах. И все, что только можно было  тогда прочитать на русском из написанного Дюма.
В эти же годы на экране появился двухсерийный франко-итальянский фильм «Три мушкетера». Впервые я его смотрел в летнем кинотеатре «Мир», находившемся в городском парке. Примерно на том месте, где сейчас расположена концертная площадка. Из зеленого деревянного здания я вышел в восхищении. Я смотрел этот фильм снова и снова. Потом он шел в кинотеатре «Космос» на Гавани по одной серии. И я каждый день ходил смотреть. Потом я как-то насчитал, что за время показа фильма «Три мушкетера» в Абакане я смотрел первую серию семнадцать раз, а вторую, почему-то, пятнадцать…
 Разочарованием для меня стал позднее показ по телевидению фильма, столь ныне популярного, с Михаилом Боярским.
Мне показалось, что мою детскую чистую радость опошлили и изваляли в грязи. Все эти вульгарные песенки «Пора–пора–порадуемся…», идиотские ужимки и прыжки совершенно не вязались с благородными мушкетерами, жившими в моем сознании. Режиссера Юнгвальд-Хилькевича я терпеть не могу до настоящего времени. Я могу ему при встрече сказать, по аналогии с известной интермедией Жванецого: «Ты, Георгий, «убийца»… Ты убил в своем фильме благородный дух мушкетеров». Сознаю, что меня не поймут восхищенные поклонники этого фильма. Но я точно знаю, что мушкетеры книги Дюма и мушкетеры фильма Юнгвальд-Хилькевича  различаются как небо и земля, как вода из чистого родника и из водопроводного крана… И я неправильно  выразился, сказав, что фильм как-то затронул мое сознание.
Нет,  в детские годы благодаря прекрасным книгам получил иммунитет на всякие популярные изложения по мотивам этих книг. Это одно из главных достижений моих школьных лет…

РОМАНТИКА

В 1966 году в тринадцатой школе я заканчивал восьмилетку. Было два выпускных класса. Восьмой «А» и восьмой «Б». Наш «Б» сильно отличался своей неуправляемостью. Про такие  классы учителя говорят – «трудный» класс.
Объяснений этому много, но все они схематичны и не отражают глубинной причины – почему в коллективе лидерами становятся не самые успевающие, дисциплинированные ребята, а, наоборот, те, кто учится с двойки на тройку, грубит учителям? Они задавали тон в классе, формировали «коллективное бессознательное», в котором учителя выглядели какой-то необъяснимо вражеской стороной.
Это, видимо, чувствовали и учителя. Ярко проявилось такое противостояние, когда в класс пришла новая учительница по физике. Она запомнилась тем, что с самого начала заявила: у меня большой опыт, я работала в колонии с малолетними преступниками, а уж вас-то, мол, обломаю. Это заявление вызвало резкий протест. Ее совершенно невзлюбили – может быть за то, что она нас сравнила с преступниками. В результате получилась какая-то совершенно необъяснимая «фронда». То есть мы фактически решили доказать, что мы еще хуже «малолетних преступников» и с нами ей не справиться. Ей грубили,                отказывались отвечать, придумывали различные каверзы.
Почему так происходило? Неужели все в классе были отпетыми? Нет, конечно. Но вот тот случай, когда коллектив ориентируется на сильных личностей, независимо от того, к чему они призывают. Сильными личностями мы тогда считали тех, кто проявлял свою независимость от учителей, им подражали. Считалось более важным получить одобрение со стороны наших коноводов, чем со стороны учителей. И вот такой отрицательно настроенный коллектив оказался сильнее учительницы. Через некоторое время она ушла от нас.
Мы торжествовали победу. Это резко подняло авторитет наших лидеров. И, может быть, отрицательно сказалось на их дальнейшей судьбе. Возможно, они почувствовали вкус к сопротивлению, неповиновению общепринятым нормам. Вначале это были учителя, затем общественный порядок. Некоторые из наших лидеров впоследствии  попали в тюрьму. Кто виноват? Семья и школа? Улица? Трудно сказать…
Я вспоминаю сейчас наших учителей в восьмилетке. Замечательные люди. Ларькина, Бобылев, Чубай, географ Сан Саныч, «трудовики», учительница рисования, в войну летавшая в женском бомбардировочном полку, завуч Софья Семеновна, старшая пионервожатая – все они, конечно, хотели и старались   сделать нам только хорошее… Но это понимаешь только потом.
Когда в девятом классе нам задали написать сочинение на тему «Самый интересный человек, которого вы встретили в жизни», я написал сочинение о той самой учительнице, которая пообещала, что переделает нас, как переделывала малолетних преступников. Мое сочинение заняло какое-то место на каком-то конкурсе. Учительница литературы Валентина Ивановна Костина иногда просила у меня это сочинение для того, чтобы        показать его кому-то.
В девятый класс я пошел в новой школе. Это была знаменитая в те годы – десятая. Она и сейчас хорошая школа, но на фоне новых, появившихся в последнее время, не так выделяется. А тогда это была «базовая» школа пединститута. И соперничала только с первой школой. Наш класс был составлен из двух классов, учившихся в тринадцатой школе. И резко отличавшихся. Если наш класс был неуправляемым, беспокойным для          учителей, то другой – вполне прилежный и спокойный.
И вот что важно отметить сразу. Когда нас объединили, наши лидеры остались «за бортом», произошло резкое изменение ориентиров в классе. На первый план выдвинулись те, кто хорошо учился, но, главное, те, кто проявил себя в спорте, в туризме, в общественной работе. Мы стали серьезнее, взрослее.
Вспоминая девятый, десятый классы я вспоминаю то благотворное влияние, непередаваемое словами, но мощное и действенное, которое шло от наших выпускников. В нашем классе учился Толя Логачев. Старший брат его, Василий, только что закончил школу. И вот компания наших недавних выпускников была у нас примером для подражания. Наши старшие товарищи были старше нас всего на два-три года, но они были для нас несомненными авторитетами. Во всех областях. Они были нетривиальными людьми. Вспоминаю один пример. Это было время, когда  шло острое идеологическое сражение. В Китае – «культурная революция», культ Мао, а у нас – борьба с великодержавным китайским шовинизмом. Высоцкий в те годы спел ироническую песню о «великом кормчем», о том, как «Мао по реке Янцзы плывет». Откуда возникло название «Компашка Мао» не знаю, но именно так называли себя наши, не побоюсь этого слова, – кумиры. На реке Енисей, на берегу было место, где они отдыхали, и где на скале крупными белыми буквами было выведено – «Компашка Мао». Это совершенно не имело отношения к политике, но это имело отношение к проявлению собственных независимых суждений…
Трудно объяснить, но какой-то свет с горних вершин исходил от всего, что делали наши старшие, наши выпускники. Когда они приходили на баскетбольную секцию мы смотрели на них, как на молодых богов. Мы переписывали на наши магнитофоны те записи, которые получали от них – «Beatles», Высоцкий, барды. У меня до сих пор хранятся записные книжки со стихами и песнями, которые фактически нас формировали. Потому что это была настоящая поэзия. «Гренада» Светлова, «Атланты» Городницкого, стихи Клячкина, Визбора, Якушевой, Галича… В те же годы по абаканскому телевидению часто выступал красноярский поэт и бард Александр Шемряков. Помню «Абакан-Тайшет»:
Три имени, как будто три салюта,
Сольются у истоков городов.
Три имени в пути в одно сольются:
Кошурников, Стофато, Журавлев…
Или:
Я тебе расскажу, расскажу о далёких снегах.
Я в тайге ворожу не на картах, на синих ветрах.
Здесь звезда за звездой,
Как снежинки кружат и кружат…
Здесь Снегурочки нет, ей, наверное, в сказке теплей.
Я пришлю на билет, только ты приезжай поскорей.
Романтика – вот, что привлекало нас: «Укрыта  льдом зелёная вода, летят на юг, перекликаясь птицы, а я иду по деревянным городам, где мостовые скрипят, как половицы…».
 Имея теперь возможность сравнивать, отчетливо видишь, что век к нам был очень милостив.

КОНДУИТЫ И ТАЛМУДЫ

Нельзя при этом не вспомнить об учителях. Оглядываясь назад, я вижу, что все они были в чем-то интересны, несомненно, любили свое дело и старались передать свои знания нам. Однако, влияние некоторых ограничивалось временем уроков и не распространялось за пределы школьной программы. Больше всего отдавала нам времени наша классная руководительница, заслуженный человек, замечательный учитель.
Однако, наверное, не ошибусь, если скажу, что наиболее сильное, неформальное влияние на наш класс оказал учитель физики.
Прошло уже почти полвека, но я, как будто это было вчера, помню, как в наш девятый «В» класс абаканской десятой школы вошел невысокий, широкоплечий, лысоватый человек,           поздоровался  и сказал:
– Ну, что ж, молодые люди, звать меня  Олег Николаевич, я буду вести у вас физику. Посему откройте ваши кондуиты и талмуды...
Вот это обращение – «молодые люди», какие-то «кондуиты», «талмуды»  – одно из моих ярких, не забытых впечатлений школьных лет.
С одной стороны, совершеннейший пустяк,  многие любят щегольнуть какими-то словечками, а с другой – очень характернейший штрих к портрету Олега Николаевича Черткова (несколько лет назад он скончался в Финляндии, куда переехал на склоне лет по инициативе своей жены, бывшей преподавательницы нашего пединститута Мирьям Семеновны Чертковой), который в своих отношениях с миром и людьми (теперь я это знаю) был органичен. И если он говорит «кондуиты», то не рисуется, а просит открыть наши школьные тетрадки по физике. Вообще для его поведения в самых разных ситуациях лучше всего     подходит определение – естественность.
Он – абаканец, учился во второй школе, в первой на территории Абакана, которая была расположена на берегу реки. В десятую  пришел после Абаканского пединститута и службы в     армии – пятого января шестьдесят третьего года.
В памяти многих выпускников «десятой» Олег Николаевич остался не только как преподаватель, но и как руководитель туристических походов. В 2002 году туристы школы отмечали 50-летие. Была издана книга «Тропа длиной в полвека». Цитата: «Начало становления туризма относится к 1952 г., когда в школу № 10 пришли учитель географии Метелкин К. С. – выпускник Красноярского пединститута и учитель русского языка и литературы Тетельбаум М. М.». 5 января 1963 года  в школу пришел Олег Николаевич и с этого времени и по сегодняшний день его имя навсегда вписано в летопись туризма не только школы, но и всей туристической Хакасии...
Но, главное, он остался в памяти нашим старшим товарищем, а если по большому счету – настоящим человеком, которым
может и должен гордиться коллектив города Абакана.
Есть ведь все-таки такое понятие – коллектив города и лучшие люди этого коллектива.
Конечно, многие из нашего класса проявили желание участвовать в походах под руководством Олега Николаевича. Отмечу важное обстоятельство – финансовая сторона обеспечивалась самостоятельно. Те, кто хотел идти в поход, зарабатывали сами. Помню, например, как на Абаканском механическом заводе мы разгружали вагон с шифером.
Другой важной частью нашей школьной жизни был спорт. Если брать с точки зрения достижения высоких результатов, то выдающихся спортсменов среди нас не было. Но мы любили заниматься спортом, особенно сильной была наша команда по баскетболу. Многие вечера мы проводили в спортзале. Большой потерей для нас был период, когда в начале десятого класса шел ремонт нашей школы. Это был капитальный ремонт с перепланировкой. В начале учебного года мы временно учились в только что открывшейся тогда 20-ой школе. И настолько сильным было наше желание заниматься баскетболом, что мы ходили по другим школам и договаривались о матчах со сборными этих школ. Гастролировали, так сказать, по спортзалам первой, девятнадцатой, шестидесятой, восемнадцатой и других школ. Спорт сближал, дарил радости общения, открывал нам новых знакомых, мы чувствовали себя в Абакане, как в большом, но своем доме.
В 1967 году школа стала трехэтажной, и у нас появился замечательный спортзал. И даже был собственный ключ от него, и мы в любое время, в выходные, в каникулы, могли приходить и «гонять мячик». Собирались компании, приходили наши выпускники, и осуществлялась та  самая связь поколений, с которой не сравнить мероприятия, проводимые в ходе комсомольских собраний. После тренировок мы шли в соседний железнодорожный гастроном, действующий и до настоящего времени. И пили сок. Был томатный сок за десять копеек. Но мы любили сливовый сок за двенадцать копеек. Очень вкусный сок.
Здесь надо, наверное, сказать о нашей общественной активности. Активности не было. Мы участвовали в мероприятиях, ходили на демонстрации, платили взносы в комсомольской организации. Причем, как я теперь понимаю, в эти годы нас все устраивало идеологически. Или, точнее, нас это напрямую не касалось. Лозунги о том, что  «Планы партии – планы народа» совершенно нас не задевали, воспринимались как должное. Как это ни странно прозвучит, но, оказывается, скажу о себе  –  действительно верил, что впереди нас ждет коммунизм, «светлое будущее всего человечества».
Абаканский мальчишка шестидесятых годов, я, до определенного момента, совершенно бессознательно воспринимал существующие идеологические установки. Они не мешали мне жить, не задевали мое сознание. До определенного времени. Наверное, до того, как начал по-настоящему взрослеть…

ЛИРИКА

Говоря о школьных годах абаканца, мне хочется затронуть тему, вечную в человеческом обществе. Тему лирических отношений между мужчинами и женщинами, которые начинаются, видимо, сразу после того, как появляется это понимание – мы разные. Девчонки, девушки, женщины – это они, а мальчишки, подростки, юноши, мужчины – это мы. И наоборот.
Поэтому говоря о школьных годах нельзя обойти молчанием эту тему. Да и зачем обходить? Вечная и прекрасная тема.  На мой взгляд, мы, абаканские школьники и школьницы шестидесятых годов находились в более естественной социальной атмосфере, чем нынешние юные абаканцы. Что я имею в виду? Невозможно представить, что в шестидесятые годы, проходя мимо киоска «Союзпечати», можно было увидеть те призывные фото женской плоти, которые сейчас имеются в изобилии. Телевизионные передачи подтверждали знаменитое женское высказывание эпохи перестройки – «В СССР секса нет». В телевизоре –  не было. «Дом-2» на экране представить себе было невозможно. Ну, а Интернета с его совершенно неограниченными возможностями, с его самыми откровенными сайтами, просто не было.
Вот я пытаюсь вспомнить какие-то предметы сексуальной тематики, которые произвели на меня впечатление? И в памяти всплывает авторучка, которую если перевернешь, то с красавицы спадает платье и она оказывается в купальнике. Вспоминается также фотография красивой женщины в широкополой шляпе – артистка Клавдия Шульженко. Что-то больше ничего на эту тему не вспоминается.
Но не забыты романтические переживания. Мне кажется, еще в третьем классе мы пытались выяснить, в каком классе самые красивые девочки. В соседнем классе мы насчитали троих. Но зато, решили мы единодушно – в нашем классе самая красивая. Таня Тулинова. Она мне очень нравилась. Сейчас сам на себя удивляюсь, но я попросил учительницу, чтобы она посадила меня рядом с Таней. И учительница, Римма Платоновна, пересадила. Помню, как Таня вернулась с перемены и увидев меня за своей партой ничего не сказала. Только т а к посмотрела. Вспоминается, впрочем, что учительница потом высказывала сожаление, что пересадила меня. Она полагала, что я пересел к двум мальчишкам позади и впереди меня, с которыми любил поговорить во время уроков. Но я-то знаю, что причиной была Таня.
Нельзя забыть, что притягательность школы заключалась и в том, чтобы увидеться на переменках с девочкой из соседнего класса. Помню, как мне очень нравилась одна семиклассница из соседнего класса, увидеть ее на перемене было счастье. Она редко выходила из класса, сторонилась подружек. Мне иногда казалось, что она замечает меня. Но каково же было мое страдание, когда я увидел, что она – одна из лучших учениц – стала, как тогда говорили, дружить с Зеленцовым, одним из тех, кто доставлял хлопот учителям.
Вспоминаются и не самые лучшие моменты. Например, почему-то одну из девчонок в нашем восьмом классе считали гулящей. Ее обзывали, не давали проходу. Однажды, на перемене, ее ударил один из наших мальчишек. Пошла кровь из носа. И никто из нас не помог ей, пока не пришла учительница. Почему-то никто, и я в том числе, не  возмутился. Приняли как должное, рыцарями мы, как теперь понимаю, не были, во всяком случае в этом конкретном случае не проявились. Но, наверное, какие-то выводы я сделал, если до сих пор у меня неспокойно на сердце, когда я вспоминаю эту плачущую одинокую фигуру…
Когда строили виадук через железную дорогу по улице Мира, то мост сделался одно время настоящим бульваром для гуляний. Здесь мы прогуливались парами, как будто было интересно подняться на мост. Здесь назначались свидания. Однажды моему соседу, симпатичному парню, Генке Куликову, передали записку, в которой его приглашали на мост вечером. Он уговорил меня пойти с ним. Мы пошли. Быстро вычислили,  кто приглашал его среди гуляющих. Когда подошли к двум девчонкам, то те почему-то набросились на меня: «Ты чего пришел?! Тебя кто приглашал?!» Это был большой удар по самолюбию. А я чем хуже соседа Генки?
Но были и победы над сердцами. Летом мы все много времени отдавали настольному теннису. Однажды возвращались с Ташебы, куда ездили на велосипедах, и увидели возле одного из домов в поселке МПС стол для тенниса. Дом этот стоял последним. Рядом был большой котлован, в котором строился будущий Дворец железнодорожников.
И вот сюда мы стали приезжать каждый вечер. Приезжали мы конечно, не только из-за тенниса. У нас был свой стол. Приезжали из-за того, что познакомились с девчонками из МПС. У нас даже образовались пары. Я истратил много фотопленок, на которых они были запечатлены. А больше всего было фотографий Зины. Сильные чувства были. Жаль, что фотографии потом погибли во время наводнения 1969 года. А тогдашние девушки и сейчас живут в Абакане, мы иногда видимся. Наверное, они тоже вспоминают время настольного тенниса, время               романтических увлечений.
В старших классах школы эти увлечения перерастают в более сильные чувства. Мы взрослели. На школьных вечерах возникали отношения, в которых не надо слов. Однажды, когда мы все возвращались с вечера, она взяла меня под руку. И я погиб. Как пел Высоцкий – «Наверное, я погиб. Глаза закрою – вижу…». Вижу, что первая любовь, школьная любовь не поддается     описанию словами. Хорошо, что она была.
Хорошо, что эти сильные романтические чувства нисколько не зависят от времени, они  всегда были и будут. Независимо от того, что продается в киосках, показывают по телевизору, или демонстрируют напоказ в Сети. Я думаю,  что и сейчас это внешнее буйство плоти мало влияет на характер лирических взаимоотношений мальчишек и девчонок.
И сейчас какой-то абаканский мальчик ждет не дождется перемены, чтобы увидеть ее. И, может быть, даже удастся  постоять вместе у окна школьного коридора…

 ОСЕНЬ

Наступала осень. И вместе с ней заботы о сохранении выращенного урожая. Если не ошибаюсь, то пословица говорит – «Осень – год кормит». Во всяком случае для нашего края, для абаканцев, наступает пора сбора «второго хлеба» – картошки.
Сколько себя помню – столько помню поездки на картошку. Вначале на посадку. Кто-то из родителей на работе записывался на участок под посев, и вскоре наступала самая легкая часть перации «Второй хлеб» – посадка. Хорошо было протоптать между участками межу, вбить колышки с обозначением, что это будет наша картошка, быстро посадить и просто побыть на природе в разгар весны. Особенно хорошо, если рядом речка.      Купаться еще рано, но посидеть на берегу и то хорошо.
Отправляясь летом на прополку, основная мысль, когда едешь –  сильно заросло поле травой или нет? И как здорово, если трава, конечно, есть, но все-таки над ней видны кусты картошки. Но бывает, что приезжаешь и – вот беда-то! – среди рослой, густой травы едва-едва можно различить кустики картошки.  В любом случае – за работу, товарищи! Что ни говори, а существует это необъяснимое ощущение – радость труда! Когда оглядываешь в конце дня поле, и видишь вместо зарослей травы ровные ряды зеленых кустиков картошки – какое удовлетворение! Разве человек не преобразователь природы, разве он не вносит упорядоченность в буйство стихийных сил?! Хорошо после таких трудов праведных поесть летом вкусную окрошку из свежих овощей.
И вот осень. Готовятся мешки, на них пишут или пришивают  особые отметки, вместо тяпок – одна-две лопаты. И вперед. Копать картошку – это, конечно, труд. И хорошо, если картошка выросла крупная, вытаскиваешь куст – и сразу почти полведра, еще куст – и идешь, ссыпаешь в мешок. А если мелкая – такую нет настроения и копать, так, на корм поросенку или на семена. Но что-то я не припомню неудачных лет. Один за другим позади остаются мешки, или правильнее сказать – кули картошки. В середине дня обед на поле из свежесваренной картошечки, а к ней все дары и припасы осенней поры, прежде всего, конечно, – помидоры. Перед началом обеда, мама, помню, громко призывала: «Кузьма-Демьян, Кузьма-Демьян, идите к нам, обедайте с нами…». Конечно, этот призыв шел не от книжных знаний о покровителях крестьян – Козьме и Дамиане, а передавался от поколения к поколению от маминых предков из «Расеи». Вечером, пока ждешь машину, в костре испекается картошка. Бывало, что на поле приходилось ночевать. Но это редко, хотя все равно – самые лучшие воспоминания.
Дома картошку сушили, тщательно перебирали и закладывали на хранение. Обычно ссыпали в подполье. В пятидесятых-шестидесятых годах оставшуюся картошку обязательно доставали из подполья ранней весной. Наш район Заготзерно все-таки застраивался практически в низине, в некоторых местах было просто болото, на котором мы плавали на плотах. И в подполье, первое время, пока не выросли тополя, забиравшие влагу, весной появлялась вода.
Часть картошки, и значительная, шла на корм скоту. В магазинах купить мясо, а, тем более, колбасу, было большой проблемой. Колбаса фактически была лакомством, а не повседневным блюдом. Поэтому у большинства семей опора была на собственные силы, на свое «натуральное хозяйство». В Абакане только самый центр и некоторые районы напоминали о том, что это город. А в основном, вид был деревенский.
Конечно, корова в доме, это – молоко, простокваша,  творог, масло. С молочными продуктами был бы только хлеб, да картошка –  и порядок. Из детских лет запомнились белые круги – молоко, замороженное в больших чашках. Больше мне такие изделия никогда не встречались.
К хлебу, картошке добавлялись огурцы-помидоры и разные другие овощи с огорода. А что не подходило хозяевам, шло на корм поросенку. Почти в каждом дворе раздавалось повизгивание одного, а то трех-четырех поросят. Правда, я не помню, чтобы у нас было больше одного «Бори», как обычно называли  поросенка.
Отец увлекся разведением кроликов. Одно время у нас кроличье мясо не переводилось. Этому домашнему кролиководству я обязан ранним приобщением к серьезному труду. Травы с огорода для кроликов не хватало, и отец ездил к реке косить, запасать на зиму. Ездил на велосипеде. Вместе с ним стал ездить и я, у меня был замечательный подростковый «Орленок». Обратно мы возвращались с кулями, набитыми травой. Отец умудрялся везти один на багажнике, а один помещал впереди – на руль. Вез и я здоровенный куль травы. Конечно, тогда движение машин на улицах было не такое, как сейчас. Но все равно была нужна сноровка и осторожность. В этих поездках я научился настоящему мужскому делу – косить траву. И, не скрою, очень рад, даже горжусь, что могу косить по-настоящему. Умеющего косить сразу видно по тому, как держит косу-литовку, по тому, как замахивается и ведет ее. Это  совсем не так, как иногда вижу в современных фильмах. Конечно, зачем мне сейчас это умение, но, ведь не все в нашей жизни нужно для какой-то практической пользы. Хорошо же просто уметь косить по-настоящему.
Точно так же хорошо уметь выращивать овощи и фрукты в огороде. Хорошо сорвать помидорку с куста, выращенную собственными усилиями. В детстве я очень любил осенью такое блюдо. Предлагаю его вам попробовать. Крупно порезать спелые красные помидоры и полить его… вареньем. И перемешать. Есть со свежим хлебом. Я очень любил этот салат–не-салат, не знаю, как назвать, – помидоры с вареньем из жимолости. Знаю, что многие удивятся, как это помидоры с вареньем! Не знаю, мне нравится. И сейчас иногда ем. Вкусно!
 
«СТАНЦИЯ ЮННАТОВ» – УЛИЦА МИРА

Совершим мысленную прогулку по Абакану пятидесятилетней давности. С западной стороны границей города был Дворец культуры железнодорожников. Его стали строить в шестидесятых годах. За стройкой лежала степь, по которой мы ходили купаться на Ташебу. Южнее, по улице Аскизской, город начинался со «Станции юннатов». Теперь, наверное, надо пояснить, что это такое. Станция юных натуралистов была участком, где школьники со всего города занимались садоводством и огородничеством. Автобусный маршрут номер один начинался отсюда – «Станция юннатов» – «Мостоотряд».
Здесь по улице Аскизской образовался целый район деревянных двухэтажек для работников мощного в условиях того времени строительного подразделения – «СМП-159». В одном из них жил мой одноклассник Толя Савинов. Мастер на все руки. Особенно примечательным было одно из его увлечений. Он был радиолюбитель, а, точнее, радиохулиган. В те годы, включив радиоприемник, например, «Рекорд»,  на средних волнах, можно было найти множество радиоголосов. Например: «Внимание, внимание, говорит улица Аскизская!». Или: «В эфире – Гавань». Или: «Вас приветствует Сагайдачный из МПС». Совершенно несложные передатчики (на деревянной дощечке – радиолампа, конденсаторы и катушки) в сочетании с бытовыми радиоприемниками, в условиях практически свободного эфира обеспечивали великолепную слышимость.
Интерьер тогдашней радиорубки можно представить по кадрам из фильма «Операция «Ы», где киношный радист передает ответы на экзаменационные билеты своему другу.
Кроме того, что радиохулиганы обменивались приветствиями, они транслировали новинки музыки, включали грампластинки. Хит того времени «Марина». Переделка на абаканский лад звучала так: «Никто не знает, где живет Марина. Она живет по Хлебной, на углу… Марина, Марина, Марина…». По сравнению с нынешними «ротациями», качество, конечно, было не на высоте, но свобода выражения была абсолютной. Поэтому радиолюбители  считались радиохулиганами – они не были       зарегистрированы, как положено.
По воспоминания ветеранов радиолюбительства  в один прекрасный день их всех «выловили», аппаратуру изъяли, родителям предъявили огромные по тем временам штрафы – 50 рублей. За что? Причина называлась уважительная – «за создание помех в работе аэропорта». Хотя их деятельность была, конечно, безвредной, а для тех, кто занимался – полезной. Недаром затем было объявлено о создании радиоклуба, куда приглашались все желающие. Радиолюбительство многим помогло при выборе рабочей профессии…
По другую сторону улицы Аскизской от двухэтажки, в которой жил Толя Савинов, стояла большая по тем временам 60–метровая железная телевышка, установленная работниками  геологоразведки. Здесь, в недостроенном здании дорожного мастера «СМП-159» разместилась Абаканская студия телевидения. Первая передача вышла в эфир 8 февраля 1959 года.
Подходя по улице Аскизской к улице Мира, справа открывается давно обжитое место –  «Кирпичики» или «Красный Октябрь». Здесь выпускали самые разные строительные материалы и прежде всего – кирпичи.
Первая артель под названием «Красный Октябрь» появилась здесь в середине тридцатых годов. Постепенно вместе с кирпичами стали выпускать и гончарную посуду. Школьников водили на экскурсии. Здесь можно было увидеть процесс обжига кирпича, работу гончарного круга. Мастер на глазах у всех делал крынку, ставил на поддон к другим таким же, на очередь в печь. На стеллажах стояла готовая посуда, нарядная от покрывающей ее блестящей глазури.
У всех тогда дома была глиняная посуда, и  интересно было рассматривать ее на стадии рождения. Школьникам давали брезентовые рукавицы и разрешали потрогать кирпичи, которые прямо в печи и остывали. Остыть они должны обязательно в печи, медленно, тогда будут прочные, хорошего качества.
Потом перешли на печное литье, а в шестидесятых годах освоили производство промстолов и электрификационных приводов для швейных столов. Предприятие стало называться       Абаканским заводом легкого машиностроения. 

ПО НАПРАВЛЕНИЮ К ЦЕНТРУ

Пойдем на север по улице Мира. Надо иметь в виду, что  на большинстве улиц в то время не было асфальта. После дождя стояла непролазная грязь. На дороги отсыпался гравий, в котором образовывались глубокие колеи. Их время от времени равняли бульдозеры. Но постепенно центральные улицы одевались в асфальт. Правда, перейдя недавно построенный виадук через железную дорогу и попадая на улицу Пушкина, гуляющий по Абакану особых изменений не замечал. Те же частные домики с огородами, тот же гравий на проезжей части дороги. Правда, район возле вокзала был застроен двухэтажными домами.
На Привокзальной площади находился знаменитый магазин, который называли – «Перронка». В «Перронке» можно было купить лучший хлеб города, который пекли в собственной небольшой хлебопекарне для железнодорожников. Это были пышные белые булки, необыкновенно вкусные. Лучший хлеб      моего детства.
Напротив вокзала стояло солидное, тогда двухэтажное здание десятой школы, в окружении деревянных изб с усадьбами. Сейчас в это трудно поверить, но, например, на месте, где сейчас расположен театр кукол «Сказка», стояли небольшие домики. В одном из них жил Володя Жбанов, выпускник десятой школы, один из наших кумиров. Отец его замечательно шил брюки, похожие на джинсы, из плотной брезентовой ткани, простроченной желтыми или красными нитками. В них щеголяли друзья Жбанова, а он сам почему-то предпочитал обычные.
Подходим к центру со стороны вокзала и встречаем несомненную достопримечательность того времени – трехэтажное здание, в котором ныне расположено Министерство внутренних дел. Первоначально в нем находилось одно из самых богатых учреждений – трест «Хакасзолото». Тогда дома и сквер позади были своего рода абаканской «Рублевкой» того времени, с пропускным режимом. Здесь также находился телеграф. Затем поликлиника. Перед входом стоял памятник Ленину с поднятой рукой. Однажды я стоял возле него. Мимо проходил знакомый и крикнул: «Привет, Володя!». «Ты что забыл, как меня зовут?», – спросил я. А он посмотрел на меня сверху вниз и сказал: «А я не с тобой поздоровался, с Володей Ульяновым…». Такая свобода выражений для того времени была небывалой, поэтому,         наверное, запомнился этот эпизод.
Кстати, о свободе выражений. Один из моих взрослых знакомых, использовал довольно опасный для того времени «прикол». «Вы не знаете, как пройти на улицу Троцкого?», – невинно спрашивал он, в основном, гражданок. Гражданки недоумевали. Он уточнял: «На улицу Троцкого, Льва Давидовича. Говорят, упирается в площадь Бухарина, Николая Ивановича?». Тут гражданки почему-то улыбались. Знаток антипартийных деятелей улыбался в ответ.
С торца этого здания бывшего «Хакзолото» можно было зайти в магазин школьных принадлежностей. Здесь в одном месте было изобилие всяких разных чудес, которые в школе как-то не замечались – глобусы, карты, чучела птиц и зверей, таблицы, физические приборы, посуда для химии. Нравилось мне бывать в этом необыкновенном магазине.
А напротив, было деревянное здание аптеки № 33 и городского учреждения. Не помню, чем там занимались, но помню, что там была и конюшня, где конюхом работал мой дед. Теперь на этом месте жилое здание с гастрономом на первом этаже.
Тут Юрий Николаевич Забелин придумал: «И вот однажды, в раздумьях переходя дорогу по Советской, от аптеки к «Хакзолоту», – рассказывал он мне, – озарило, или осенило, не знаю, как лучше сказать – нужен праздник, глубоко национальный   праздник хакасского народа!». И возродили Тун пайрам.

«ПОБЕДА»

Дальше – кинотеатр «Победа», практически не изменившийся с тех пор с внешней стороны. Даже недавно восстановлены гипсовые фигуры пехотинца, танкиста и летчика.
Высокое крыльцо полукругом, колонны на гранитной площадке, входная дверь из хорошего дерева – и вы в просторном вестибюле, где в одной из двух касс, расположенных друг против друга, покупаете билет на ближайший сеанс.  Фойе двухэтажное. В нижнем холле – эстрада и ряды стульев. Играет оркестр или аккордеонист. Исполняются популярные песни советских композиторов и много арий из оперетт. По лестнице можно подняться на окаймляющий фойе широкий балкон с балясинами. Там буфет, диванчики и стена с фотографиями актеров. Киноартистов тогда было мало, поэтому все были популярными. На балкон входили со второго этажа. Там не очень любили сидеть: душновато. В зале ряды уступами, нет неудобных мест. У задней стены – загородка, за ней около десятка рядов. Вот здесь можно было попасть на место, которое закрывалось от экрана колонной, подпирающей балкон.
Жители Абакана в кинотеатре «Победа» увидели первый в своей жизни американский фильм. Это был «Тарзан», взятый в Германии в качестве военного трофея. Об этом сообщалось в первых титрах фильма. Он был не дублирован, а шли субтитры на русском языке снизу экрана. Конечно, «Тарзан» по всем параметрам сильно отличался от советских фильмов про борьбу лучшего с хорошим. Ажиотаж был невиданный. Не было, пожалуй, способного передвигаться человека, который не посетил бы кинотеатр в дни демонстрации «Тарзана». Дети же смотрели фильм, раз по двадцать и на многие годы переняли гортанные тарзаньи звуки и рискованные прыжки на «тарзанках»,           известные и поныне.
Сейчас исчез балкон в зрительном зале. Его перестроили. Жаль, красиво выглядел зал с балконом.
«Победа» того времени мне вспоминается двумя эпизодами. Однажды мы смотрели фильм «Тайна двух океанов» и на вторую серию у нас не хватило денег. Было решено, что кому-то надо проникнуть бесплатно. Поскольку я оказался самым маленьким, то решено было обмануть бдительность контролерши и провести меня, прикрыв пальто и с помощью больших штор, висевших на дверях. «Тайна двух океанов» была досмотрена до победного конца.
 Второй эпизод был связан с денежной реформой шестьдесят первого года, когда сотни стали десятками, а десятки – рублями. Но копейки сохраняли номинал в течение десяти дней. И никогда не забуду потрясения. В фойе кинотеатра, где играл оркестр, продавали мороженое. Стаканчик стоил рубль тридцать. Каково же было мое удивление, когда мой сосед Женя Демидов попросил у меня тринадцать копеек мелочью и купил мороженого! Я никак не мог сообразить, как ему это удалось. Вот такая была хитрая механика, когда короткое время наравне были – рубль и десять копеек мелочью.
На этом, как я потом читал, люди делали себе серьезные деньги, мешками собирая мелочь.
Кстати об оркестре в «Победе». Так же как и в горпарке, в нем играли лучшие музыканты города. Достаточно сказать, что среди них был исполнитель Сан Саныч – Кенель, Александр Александрович, знаменитый композитор.

ВИД С КРЫЛЬЦА

Выйдя из кинотеатра, абаканцы видели перед собой панораму центра своего города… С крыльца открывается прекрасная   картина взору, в которой перемешиваются наслоения лет.
Двинемся по часовой стрелке. Там, где ныне стоит конструкция будущего высотного здания университета, долгие годы находилось длинное двухэтажное здание педагогического института. Далее, в глубине стоит самый первый многоэтажный (аж семь этажей!) жилой дом с книжным магазином внизу. Редкий случай, когда спустя много лет ничего не изменилось. Но тогда он казался особенно высоким, потому что по соседству, на месте нынешнего здания университета, стоял ряд одноэтажных       домиков – центральные продовольственные  магазины.
Прежде всего, магазин «Хлеб». С ним связано воспоминание, начала шестидесятых, когда были перебои с хлебом. В это время по экранам Советского Союза, в том числе и в нашей «Победе», с большим успехом прошла двухсерийная лента немецких кинодокументалистов Торндайков «Русское чудо». В ней рассматривался большой путь, пройденный советской властью и, видимо, достаточно объективно говорилось об успехах СССР.
Говорю – «видимо», потому что хотя и смотрел, но за давностью лет конкретное содержание забылось. Но, конечно, если бы в нем был хотя бы намек на «очернение», на критику курса Коммунистической партии, то ленту просто бы не выпустили на экраны. Хотя критиковать хотелось, в том числе и советским гражданам. Поэтому очереди в хлебный магазин на углу, напротив «Победы», назывались «третьей серией «Русского чуда». Тогдашняя пропаганда рассматривала такие намеки как «бессильный зубовный скрежет врагов социализма», «смакование отдельных недостатков».
Впрочем, очереди просуществовали недолгое время. Вскоре все наладилось. А в соседнем магазине даже в трудные периоды ничего не менялось. Здесь, напротив заднего фасада облисполкома, был магазин с совершенно экзотическим коммерческим продуктовым отделом.
Вот одно из воспоминаний тех лет: «Ходила я в этот диковинный коммерческий поглазеть на невиданные коробки с конфетами, каждая из которых уложена в отдельном гнездышке на ажурную салфеточку; развесной шоколад представлял собою фигуры зверей и животных величиною с большую кружку; конфеты «Мишка на Севере» в голубоватой обертке, «Три медведя» с картинкой Шишкина; в вазах горками свежие мандарины, между ними пристроился похожий на огромную кедровую шишку с проросшей верхушкой ананас. Ящички с поблескивающими финиками, курагой, черносливом. Пирожные разных форм и названий. Аромат алма-атинских яблок. Вы не поверите: в этом магазине в конце 40-х годов всегда стояла, хоть и небольшая, очередь. Это было удобно, так как на экскурсантов, вроде меня, никто не обращал внимания. Иногда, накануне важных событий, праздников, мы с мамой приходили сюда за покупками. Вот  детского счастья-то было!».
Я тоже приходил в этот магазин, в беленькое здание, которое находилось на месте нынешнего центрального здания университета, но уже в шестидесятые. Здесь работала продавцом жена моего родного дяди Сережи, тетя Маша. Богатый был магазин, знаю это хотя бы потому, что в семье дяди жили побогаче моих родителей, у них бывали такие продукты, которые тогда всегда были в дефиците, или просто были не всегда по карману моим родителям. Что ж, ведь реальный социализм и дефицит – были неразлучные близнецы-братья.
Не дай бог сказать об этом людям, которые работали тогда в центральном здании города. Я говорю об этом потому, что перед нашим мысленным взором, продолжая обзор, оказывается     здание тогдашнего Дома Советов.
В нем располагались руководящие органы Хакасской автономной области, и, прежде всего, – Хакасский областной комитет Коммунистической партии Советского Союза. Здесь в шестидесятые годы работали главные руководители области – Александр Георгиевич Данковцев, первый секретарь обкома и Василий Архипович Угужаков, председатель областного Совета депутатов трудящихся.
Кто из них был все-таки важнее, было известно, но полушутя, полувсерьез, «хозяином области» называли Угужакова. 
Это было трехэтажное светлое здание с четырьмя колоннами перед входом. Со второго этажа был выход на балкон, с которого руководители Хакасской автономной области могли          напрямую обращаться к народу.
Правда, я помню только один такой случай, когда в середине пятидесятых годов с этого балкона обратился приехавший в Хакасию могущественный человек – член Политбюро Лазарь Каганович. Видимо, ажиотаж вокруг этого приезда был очень велик, поскольку даже я, пятилетний мальчишка, запомнил огромную толпу, балкон, выступающего оттуда человека и это       связалось в моей памяти с приездом Кагановича.
Впоследствии мне рассказывал Лев Константинович Вишняков, журналист, работавший тогда в «Советской Хакасии», некоторые подробности о приезде: о банкете в ресторане гостиницы «Абакан», о поездке в совхоз имени Кагановича в Аршаново, о том, как речи Кагановича «литировались» его референтом. Это была, видимо, одна из последних поездок сталинского железного наркома по стране. Через год он был разоблачен, как член «антипартийной группировки», мечтавшей возродить             сталинизм. И, конечно, лишен высоких постов.
А перед зданием Дома Советов до 1961 года на высоком постаменте стоял памятник Сталину. Вождь с непокрытой головой, в распахнутой шинели, делал шаг вперед, правая рука засунута в китель. Мимо этого памятника, рядом с которым располагались трибуны во время первомайских и октябрьских            демонстраций, по площади шли колонны…

ПЕРВОМАЙСКАЯ ПЛОЩАДЬ

В центре площади находился большой фонтан, за ним – обелиск с надписью, что здесь будет установлен памятник в честь 250-летия вхождения Хакасии в Россию. Тот, который был перенесен и сейчас встречает гостей города в сквере у                железнодорожного вокзала.
А на площади в 1970 году был открыт памятник Владимиру Ильичу Ленину в честь 100-летия со дня рождения. Думаю, что это один из лучших памятников великой исторической личности. Он без особого пафоса, он напоминает, что именно в наших краях, находясь в ссылке, Ленин обдумывал планы, осуществление которых оказало сильнейшее влияние на мировую историю.
И вот если с центра площади мы посмотрим налево, на улицу Щетинкина тех лет, то мы не увидим ни пятиэтажного здания института «Абакангражданпроект» (ныне – министерства региональной политики), ни здания республиканского театра. Здесь были старое здание почты, длинный одноэтажный дом облгосстраха, двухэтажный деревянный – суда, прокуратуры, комплекс  краеведческого музея. Правда, в глубине видно многоэтажное здание абаканского горисполкома и магазин «Культтовары». И над горизонтом – вышка пожарной охраны. Она и теперь на том же самом месте, но изменились окружающие масштабы. В областном «Госстрахе» работал мой отец,  поэтому я иногда бывал там. И обязательно заходил по соседству в самое примечательное здание – областного музея. Можно сказать   даже – музейный комплекс.
Хотя меня вряд ли поймут многострадальные нынешние работники республиканского музея, много лет мечтающие о строительстве подлинного музейного комплекса. Но все-таки комплекс был. Потому что на территории тогдашнего музея  находились: основное здание, во дворе была настоящая деревянная юрта, и рядом – аллея каменных изваяний. Прежде всего, надо сказать, что музей занимал очень хорошее место, в центре, там, где и положено находиться зданию, которым должны гордиться горожане. А в нашем музее множество экспонатов, которые поистине бесценны, любой европейский музей может   только остро позавидовать.
Вспоминается, что когда знаменитые в то время чехословацкие путешественники Иржи Ганзелка и Мирослав Зигмунд побывали в Абакане, то после них все стали говорить о том, что наши каменные изваяния в Европе находились бы «под стеклом». А у нас они находились во дворе музея, под открытым небом. Очень уютная была аллея и очень притягивающая.
Одним из инициаторов ее создания был археолог Альберт Николаевич Липский. Седой, невысокий, коренастый, в светлой рубашке, в сапогах. Он запомнился мне во время посещений музея. Нам повезло, что этот человек нелегкой и удивительной судьбы стал жить и работать в Абакане. Ему мы обязаны многим. Аллея была очень впечатляющей. Ведь в ней были все изваяния, часть из которых теперь находится внутри нынешнего музея. Экспозиция, конечно, сделана оригинально. Хорошо, что теперь уникальные стелы находятся в помещении, но во дворе музея, среди деревьев, они выглядели естественно. Хотя, может быть, во мне просто говорит ностальгия  по минувшему времени… Запомнился мне также книжный магазин, который находился за музеем подальше. Это был букинистический, где   можно было купить очень интересные книги.
Справа от музея находилась еще одна достопримечательность Абакана тех лет – магазин «Культтовары» («Сигнал»). Он находился с торца от нынешнего здания милиции, и на месте его  теперь серая громада  управления ФСБ.
А тогда по невысокому крыльцу входили в удивительный мир дорогих вещей. Здесь продавались велосипеды, радиоприемники, одежда, обувь и первые телевизоры. Вот одно из               воспоминаний о том времени:
«Прошел слух, что в магазин привезли устройство, похожее на ящик со стеклянной стенкой. Когда его включают, то стекло светлеет, потом на нем появляется изображение – и оно двигается, как в кино, и звук – как в кино. Это и есть телевизор, о котором мы слышали по радио, но никогда не видели.  Но все уже знали: «теле» – значит, далеко, «визор» – видеть. Все хотели посмотреть это диво. В магазине стало многолюдно, что, конечно, не нравилось продавцам. Они быстро свернули эти экскурсии, отключив телевизоры навеки. Теперь стало возможным посмотреть, только если кто-нибудь приходил за покупкой. Тут уж магазин обязан был включить, показать товар лицом.
Долгое время еще люди караулили такой момент, а их гоняли из магазина, грубо и злобно ругаясь. Я, честно говоря, видела случайно и вскользь, никогда не караулила и увидела полноценную передачу только тогда, когда моя семья приобрела в магазине «Культтовары» это чудо техники – черно-белый телевизор «Енисей» красноярского производства.
Это было в середине 50-х годов…».
Телевизор «Рекорд» здесь купила и наша семья. В этом магазине моим любимым  был отдел фототоваров. Здесь был куплен первый фотоаппарат «Смена», здесь я покупал фотопленку, фотобумагу, проявитель, фиксаж–закрепитель и другие              необходимые для фотопроцесса вещи.
Однажды я увидел здесь свою мечту – фотоаппарат «Зенит-Е» с фотоэкспонометром. Продавец мне сказала, что это единственный экземпляр. Стоил фотоаппарат – 100 рублей, большие деньги. Я помчался к родителям. Как здорово, что они меня поняли. И не только они. Главное, понял мой дед Анатолий. Он пошел со мной, зашел в сберкассу, находившуюся в соседнем  здании, снял с книжки 100 рублей. И мы пошли и купили замечательный фотоаппарат, который верой и правдой безотказно служил мне много лет.
Завершают наш обзор здания, где расположены педагогическое и медицинское училища. Ныне это колледжи университета. И здания нисколько не изменились, а соединились пристройкой.
В целом, можно сказать, что наша Первомайская площадь уже много лет одно из красивейших мест города.

СТИЛЯГИ

Центром города традиционно считался перекресток улиц Щетинкина – Ленина (бывшая Октябрьская). Он мало изменился, потому что здесь, в основном, по-прежнему стоят здания, построенные в пятидесятые-шестидесятые годы. Правда, на месте двухэтажного деревянного здания с высоким крыльцом сразу на второй этаж теперь стоит гостиница «Хакасия». Серьезное изменение – пространство между центральной почтой и Домом специалистов. Так назывался дом, в котором давали квартиры людям, в которых нуждалась Хакасия, на первом этаже долгие годы был магазин «Сибирь», а теперь разные коммерческие магазины и фотомагазин «Центр». А на том месте, где сейчас большой жилой дом с кафе «Абакан», стояло еще одно двухэтажное деревянное здание – гостиницы, а потом там находился институт повышения квалификации учителей с популярной столовой.
В пятидесятые годы, в расцвет «стиляжничества», эта часть бывшей Октябрьской, по которой мы мысленно направляемся к горсаду (ныне – парк «Орлёнок»)  стали называть «Бродвеем», и это было самое популярное место у абаканской «продвинутой» молодежи. Яркое, заметное  явление представляли собой стиляги. Не так давно прошумел фильм Валерия Тодоровского «Стиляги», который в прессе представляли  как «фильм о первом массовом сопротивлении советской тупости и серости».
Публицист Андрей Архангельский писал: «Более всего раздражал внешний вид стиляг: сильно зауженные брюки - в противовес тогдашней моде на широкие, пиджаки с подбитыми ватой плечами и на несколько размеров больше, самодельные ботинки на толстой подошве. Впрочем, одевались кто во что горазд, по средствам. Ветераны-стиляги подчеркивают, что общей чертой была именно вызывающая абсурдность одежды, ее самопародийность, нелепость - а не "заграничное происхождение" или расцветка, как принято считать. Столь же нелепым было и основное развлечение стиляг - "брэкование по Броду", то есть, гуляние по местным бродвеям: (в Москве - нижняя часть Тверской улицы, от памятника Пушкину, в Ленинграде - часть Невского проспекта). Отчасти эти брожения напоминают современные флэш-мобы...»
Не отставала и хакасская столица. Хорошо описала это явление в условиях Абакана тогдашняя школьница Валентина Машнина: «Патриархом в стиляжном стиле был Володя, уже взрослый, окончивший пару лет назад первую школу. Он был в отъезде, наверное, учился в институте, но вдруг вернулся в Абакан, однако в каком виде! Брюки, сильно зауженные книзу, плечи пиджака широченные, на голове кок, крепящийся бриолином. На ногах башмаки на толстенной белой подошве. Диво дивное! Он был так уродлив, на наш вкус, что в него не влюбилась ни одна известная мне девочка, хотя мы очень интересовались необычными мальчиками. Но этот казался просто смешным уродом.
Первым эстафету перенял его младший брат Сашка, наш ровесник. Одевался Сашка так же, как Вова, но он уже не казался смешным, а многим девочкам и мальчикам – даже загадочным. Он тоже носил набриолиненный кок, пиджак на одной пуговице с узким галстуком, повязанным на голое тело, плечи пиджака широкие, книзу заужены. Брюки узкие, туфли на «манной каше», так звалась эта платформа. Сашка ходил всегда в окружении дружков-одноклассников и в руке таскал портативный магнитофон – уж совсем экзотическую в те времена вещицу. Они ставили магнитофон на скамейку бульвара по Октябрьской и включали шумную музыку на полную мощь.   Сашка с приближенными сидели рядом, развалившись в пижонской позе, а приспешники, окружив скамью, стояли вокруг, лениво (якобы) озираясь и ловя реакцию окружающих. Лучшей реакцией, самой приветствуемой, было осуждение и косые взгляды. Это очень подпитывало героев. Из наших Сашка ручкался только с Саней (их отцы были коллеги, кажется) и с Олегом. Остальным небрежно кивал. Но наши, по-моему, вообще им как явлением не интересовались. Ну, Сашка и Сашка. Еще придумали про него забавную историю, что он штаны ушил, в ванне намочился, ноги мылом натер и натянул. Теперь он их снять не может, потому что неудобно мылиться, и так и живет в этих штанах – спит, моется, а школьную форму надевает поверх.
Нельзя не признать, что стильные мальчики были предметом и нашего с подругами интереса. Знакомясь с кем-то, мы оценивали. Первый контур – интересный мальчик, чувак. Второй – малообразованный, малоинтеллектуальный, неинтересный, совсем не модно одет…
Кто такие стиляги были в жизни? Насколько я помню, никакой идеологической подоплеки в этом движении не было. Это была группа «золотой молодежи», дети хорошо обеспеченных родителей, которые могли позволить себе приобретение из-под полы, у фарцовщиков, импортных вещей. Таких было немного, как и положено вождям.
На втором месте были амбициозные молодые люди – дети интеллигенции, хорошо начитанные и с кругозором выше   среднего. Их было большинство.
Третьи – это их добровольные служки, которые создавали вокруг них толпу, шум-гам, отслеживали реакцию, доносили, кто что сказал, и имели особый, шакалий взгляд: восторженно-настороженно-затравленно-агрессивный. Стилягам нужно было внимание, поэтому шестерок не гнали, а, открыто презирая, оскорбляя и милуя, держали на расстоянии и позволяли «шакалить». Все стиляги где-нибудь учились или работали, а переодевались для свободного времяпрепровождения. Соответственно все они общались и дружили с «не стилягами».
Лично у меня были близкие приятели Славка и Валерка, настоящие стиляги. В отличие от нас, простых советских школьников, у них были: мотоцикл у Валерки, магнитофон с американской музыкой и джазом у Славки, и у обоих – пиджаки на одной пуговице, шузы на манке, брюки-дудочки и кепки-лондонки. Кроме того, у Славки  была шикарная (на наш взгляд, а сейчас, может, признали бы секонд-хендом) американская одежда: костюм в искру, длинный макинтош, узкий черный галстук, сорочка с запонками, мягкие кожаные туфли (сейчас их именуют мокасины, а тогда мы не знали такого слова) и носки на резинке, когда мы таких еще не видели: у мальчиков они просто сползали, а мужчины носили на подвязках – специальных резинках с зажимами.
Благодаря этим дружкам я неплохо знала их лексику. Помню «чувак» и «чувиха» – так они называли себя; «жлобы» – это все не стиляги; «кидать брэк по Броду» – гулять по Октябрьской на коротком отрезке от Щетинкина до Розы Люксембург (ныне: Вяткина – А. А.), да и тут не до конца, потому что конец аллеи напротив Дома специалистов был обиталищем грачей, чирикающих в ветвях огромных тополей, и хода человеку не было – с веток густо капало удобрение. «Шузы» – туфли, «траузера» – брюки, «таек» – галстук, «кости» – пластинки, «баруха» – девочка для легких отношений. Однако так стиляги говорили только между собой. Для   непосвященных же – чистый, грамотный русский язык.
Оба мои приятеля были развития куда выше среднего, разговоры их были необычны и безумно интересны. Славка, прочитав книгу, видел в ней не сюжет, а отдельную мысль, которая его заинтересовала, и мог развивать ее сколько угодно. Валерка был на год нас моложе, но о технике говорил, как инженер какой–нибудь. Славка знал новости, о каких я и представления не имела. Когда его родителей не было дома, он слушал «не наше» радио. Очень боялся, что отец узнает, всегда аккуратно возвращал стрелку на место. Он интересовался музыкой, которую можно было слушать свободно, а пока искал и отстраивался, сквозь шум слышал много интересных новостей, частью которых    иногда делился под большим секретом.
Отдельные стиляжьи черты затронули каждого из моего поколения. Детали стиляжьей моды долгие годы были атрибутом молодежного стиля. Мальчики стали носить брюки-дудочки, взбивали кок, позже – продергивали нитки в кепках-лондонках. Девочки стали начесывать волосы, зауживать или, наоборот, носить пышные подолы с накрахмаленными нижними юбками: клиньями – «колокол» или татьянкой – «бочонок». На головах девочек появились «таблетки» и «менингитки», практически непригодные для нашей суровой зимы, но чего не наденешь ради моды! Все, девочки и мальчики – носили обувь на платформе. Если негде было купить, то отдавали в мастерскую, где путем вулканизации наращивали белую (дороже) или черную (подешевле) «микропорку». В активный словарь вошло слово «джаз». Почти никто толком не слышал, кроме непонятного шума из магнитофона Сашки, но многие говорили с придыханием, закатив глаза: «Ах, джаз!». Я впервые слушала у Олега запись «на костях». Было интересно, необычно, но и непонятно. В общем, не очаровало. Эх, деревня!».
Наиболее яркое отражения тогдашнего отношения к джазу стал заголовок заметки в одной из центральных газет: «Сегодня он играет джаз, а завтра – Родину продаст».
«Организованное общественное порицание стиляг вызвало уже всенародное подражание, - замечает Андрей Архангельский. - Все карикатуры и фельетоны в результате породили настоящую массовую моду на просто более элегантную и оригинальную манеру одеваться И вот на пленуме ЦК КПСС Хрущев говорит, что наша промышленность сильно отстала от запросов людей: "У нас мужчины ходят, как косматые голуби, штаны внизу болтаются. Весь Запад носит штаны уже, короче, чем у нас". Вскоре промышленность начинает выпуск более модных брюк; ликуя, массы в них наряжаются - и, к радости партийных органов, эстетический конфликт, достигших угрожающих размеров, сводится на нет, нейтрализуется… Вот и вся нехитрая логика морального самоубийства советской власти, вплоть до середины 1980-х, совершенно причем закономерная в каждом ее шаге: сперва боролись с твистом - а затем Магомаев это исполнял в Кремлевском дворце; преследовали джинсы - а потом сами налаживали их производство; порицали за рок-музыку - и сами же вскоре открывали рок-клубы и учреждали ВИА.
И ни разу советская власть не могла ничего с этим поделать - и сама вынуждена была расширять материальную и интеллектуальную свободу, подтачивая основы строя…»

ГОРСАД

Если идти дальше к горсаду (нынешнему парку «Орленок»), то также можно сказать, что изменений мало. Гостиница «Абакан». Дом специалиста.  Сквер возле Дома культуры стал более благоустроенным. Исчез памятник Ленину перед входом в нынешний Центр им. С. П. Кадышева. Примерно на том же месте теперь памятник «Хайджи». На первом этаже красивого здания напротив горсада уже долгие годы центральная аптека, а раньше был еще один магазин «Культтовары».
Давайте пойдем в горсад, горпарк или парк «Орленок», как он теперь называется – одно из лучших мест нашего города.
Начинался он на месте, где текла небольшая речка, впадавшая в озеро Игир Оба куль. Постепенно это место превращалось в болото. И было решено на этом месте – посадить сад, для себя, для своего города. Первая арка-вход была деревянной, с большими буквами наверху – «Горсад». Затем построили каменную, сохраняющуюся в наши дни, практически прежней остается и планировка. Но на территории, конечно, изменилось многое.
Мое первое воспоминание о городском саде относится к концу пятидесятых годов. После, видимо, долгих переговоров было решено сфотографироваться вместе всем родственникам Пинегиным со стороны моей мамы. И для этого был предпринят поход в горсад. Здесь сразу после входа налево находилась деревянная открытая веранда – фотоателье. Фоном служила          незамысловатая стенка с вьющимися растениями.
Фотограф долго не мог совершить съемку потому, что мои сестры – Надя и Женя, между которыми посадили меня, все время отвлекались, смотрели на проходящих по центральной аллее людей. В конце концов, фотограф «щелкнул», и все мы остались запечатлены.
В центре – дедушка, положив натруженные руки на колени, бабушка, единственная в подвязанном цветном платке, по бокам Пионервожатые летнего лагеря; прыжок с парашютом
их дочери –Валентина и Анна, позади – младший сын Федор с женой, внук Толя, зять Николай – мой отец. А внизу – внук, в вельветовом костюмчике, между сестрами, скосившими глаза на проходящих мимо людей…
Центральная аллея упиралась вначале в памятник Сталину, а затем после 1961 года на этом месте был оборудован фонтан с непременными для тех лет лебедями. Помнятся и скульптура солдата с автоматом и поднятой рукой, женщина с веслом.
Справа от фонтана находились деревянные помещения, где собиралось много шахматистов. Там был устроен и зал для настольного тенниса, а также читальня, где можно было почитать свежие газеты и журналы.
В школьные каникулы здесь устраивали летний пионерский лагерь. Сад был очень хорошо приспособлен для детского     активного, но под присмотром, отдыха.
В состав удовольствий входили: поход в кинотеатр «Победа» на утренний сеанс; чтение книг из детской библиотеки, которая на лето переселялась в сад; настольные игры в павильонах и беседках, где можно было научиться играть в шашки, уголки, поддавки; танцевальные занятия, обучавшие  бальным танцам (вальс, танго, фокстрот, полька, па-деграс, вальс-бостон, красивый танец «конькобежцы»); купание в холодной протоке Абакана; обед из трех блюд на большой веранде; участие в конкурсах художественного чтения…
Утро начиналось с гимнастики, потом линейка – очень важный атрибут пионерской жизни. Сначала сдача рапортов председателей отрядов. «Отряд построен. Готов. Рапорт сдан!» – «Рапорт принят!» Самый же волнующий миг – это поднятие флага, потому что никогда не знаешь, кого вызовут на поднятие. Старшая вожатая торжественно произносит:
– Дружина! К поднятию флага – смирно! Пионе–е–ер (фамилия), поднять флаг!
– Есть поднять флаг! – бодро отвечает счастливчик и бежит к флагштоку, установленному на настоящей трибуне.
Он отцепляет шнурок от фиксирующего крючочка, и по флагштоку вверх плывет красный пионерский флаг лагеря. А плывет потому, что это он, счастливчик, осознавая важность момента, медленно поднимает его на специальном шнуре! Глаза всей дружины провожают это движение. Вот в этот момент, когда звучит «Пионе–е–ер…», – сердце замирает, дыхание        останавливается, плечи разворачиваются, спина напрягается…
У поэта и писателя Ильи Авраменко, прогуливавшегося в этом парке в пятидесятых годах, родились такие стихотворные строчки:
Старый парк – ветвистый и зеленый –
шелестит тяжелою листвой,
широко разросшиеся кроны
высоко сомкнув над головой.
На его тенистые тропинки,
на дорожки желтые аллей
падает, как белые снежинки,
легкий пух красавцев–тополей.
Поздний час, а голос твой веселый
все еще в аллеях не утих,
молодое племя комсомола –
дети славных сверстников моих.
Вам и не припомнится, пожалуй,
что вот тут – как будто бы вчера –
над трясиной зыбкою и ржавой
тучами носилась мошкара,
что – по грудь – с мотыгой и лопатой
вязли в ней, прокладывая рвы
золотые, чудные ребята –
юноши и девушки, как вы.
Их ряды с войною поредели,
сверстников моих недостает…
Что же загрустил я, в самом деле?
Юность продолжает свой полет!
Парк шумит, шатром смыкая ветки,
в тополином пухе вся земля…
Комсомольцы первой пятилетки
посадили эти тополя.
Он опубликовал стихотворение в своей книге «Знойный полдень», изданной в середине пятидесятых годов (1954) в Хакасском книжном издательстве, под простым и точным заглавием «Городской парк в Абакане».
В глубине парка находились две достопримечательности – танцевальная площадка и летний кинотеатр «Мир», выкрашенный зеленой краской. В кинотеатре летом было прохладно, но у меня осталось впечатление, что особой популярностью он не пользовался. Считалось, видимо, что если уж смотреть кино, то намного лучше в «Победе».
Танцплощадка же была очень оживленным местом. Здесь играл оркестр, вход был платным, и больше всего народу толпилось вокруг танцплощадки. Не потому что цена отпугивала, а просто было хорошо и здесь перед входом – это было самое оживленное место, светло, музыка играла, буфет работал. Находились всегда любители перемахнуть через забор и скрыться среди танцующих.
С примечательным местом Абакана у меня связано также воспоминание о случае, который тянет на некую притчу. Если свернуть с центральной аллеи налево, то пройдя немного, здесь можно было увидеть парашютную вышку.
Одно время это было очень популярное место. Очень интересно было наблюдать, как взбирались наверх и спускались на парашюте отдыхающие. Однажды решились и мы, мальчишки. Не помню, сколько было лет, наверное, лет двенадцать. Помню, зато отчетливо, как взобравшись, посмотрел вниз – высоко! Но что делать –  застегнуты ремни, и не успел ничего подумать, не успел шагнуть, как инструктор быстро сказал: «Готов? Пошел!» и ощутимо хлопнул по спине. Я в прямом смысле сорвался и полетел вниз. Но полетел не вниз головой, а под куполом парашюта. Продолжалось это удовольствие несколько десятков секунд, весу во мне было немного, но вот и сейчас вспоминается, как острое впечатление.
Как говорится, попробовал изюминку жизни в пресном тесте существования. И вот до сих пор для меня загадка. Смог бы я сам шагнуть вниз, спрыгнуть, чтобы испытать чувство полета? Наверное, все-таки смог бы, просто чтобы не было стыдно перед товарищами. Да и, наверное, просто не побоялся бы.
Но все-таки как очень важно бывает перед тем, как сделать какой-то шаг, – получить по спине ободряющий, но увесистый толчок по спине – «Давай, вперед, не бойся, не пожалеешь!».
Или ты сам кому-то поможешь преодолеть сомнение –    «Вперед! Не бойся. Все будет хорошо!».
Здесь в горпарке начинали проводиться первые осенние выставки цветов и плодов. Они были очень популярны, многолюдны. Все аллеи были заняты дарами природы…
Было в горпарке еще одно примечательное место – бильярдная вверху слева от центральной аллеи. Там собирались многие известные абаканцы. Шли серьезные бои на бильярде. И даже, говорили, на серьезные деньги. А при социализме об этом говорилось, как о чем-то запретном. Но, по правде, об этом мне мало что известно – бильярд меня не интересовал. А вот Владимир Герасимович Чаптыков, наш замечательный певец, народный артист Хакасии, мне рассказывал:
– Бильярд я любил. Я не был профессионалом, но, бывает, в разговоре мне и сейчас вспоминают некоторые мои победы. Раньше бильярдная была в горпарке – очень популярное место. Там и начинал, когда приехал после консерватории. Вначале смотрел, приглядывался. Постепенно меня стали приглашать: «Ну, давай, по рублю сыграем?» Получил прозвище – «Рябчик».
Я переспросил  Владимира Герасимовича – «Рубчик?» – «Нет, Рябчик». Признаться, вначале не понял, в чем смысл прозвища. А потом заглянул в энциклопедию, и все стало ясно. Судите сами – «Рябчик. Птица семейства тетеревиных…» Следовательно, поет. Знаменитые тетеревиные тока. Правильно, есть отношение к певцу Чаптыкову. Но лишь косвенное. Игроки, как я догадываюсь, имели в виду другое определение для начинающего    любителя. «Рябчик… – ценная промысловая дичь».
– Да, – говорил Чаптыков, – втягивали, мол, все равно проиграет. Постепенно я стал чаще играть, появился азарт. Игра на деньги не привлекала. В бильярде мне нравится сама атмосфера, процедура игры. Важность координации, расчета. Определение стратегии на «зеленом поле». Добиться цели – выиграть. А какое общение! Сколько прошло перед глазами интересных людей. Какие сражения разыгрывались! Приезжали гости из Красноярска, Черногорска, Минусинска, из Тувы…
Да, сегодня в детском парке такие сражения остались в прошлом. Но осталось главное – это одно из лучших и красивых мест нашего города.

ТИПОГРАФИЯ – БАЗАР – РЕЧВОКЗАЛ

Мысленно двинемся на восток. Если выйти из парка на улицу Хакасская, то слева, где сейчас расположен магазин «Аргумент» находилось когда-то красное здание областной типографии. Теперь в это с трудом верится, но за красивым фасадом магазина скрыты прежние кирпичные стены бывшей типографии. Сюда я начал приходить в конце шестидесятых, когда стал работать в черногорской городской газете. Привозил фотографии, которые переводили на цинковое клише. Не буду объяснять, что это такое. Нынешний процесс изготовления газет с помощью компьютеров революционным образом отличается от прежнего, когда каждая строчка отливалась из металла. И каждая ошибка требовала нового металлургического процесса с помощью    гремящих линотипов.
Если идти дальше, то на месте нынешнего рынка был раньше абаканский базар. Именно – базар. Здесь продавались все дары природы, которыми славится Хакасско-Минусинская котловина. В те годы в московском издательстве была издана повесть «Соленый арбуз» Владимира Орлова, в которой он посвятил абаканскому базару вдохновенные строки. И название этой повести явилось отражением удивительного сибирского чуда – соленых минусинских арбузов, которые здесь продавались. Помню так же, как другой замечательный писатель Анатолий Иванович Чмыхало  говорил мне: «Эх, как бы мне хотелось побывать на том абаканском базаре. Не на нынешнем, где стоит каменная громада, а на том, прежнем, где были деревянные прилавки и где можно было купить все, что только душа пожелает». Думаю, что и теперь можно купить на нашем рынке все, что хочется, но чем-то тот базар был интереснее, если писатели так высоко его ценили. У меня тоже осталось ощущение праздника, которое реалистически объяснить не берусь.
Из достопримечательностей дальше к востоку находились – деревянное здание автовокзала, Дом крестьянина, баня. Напротив – корпус политехнического техникума. Старое здание – одно из самых красивых в то время. Здесь, в политехникуме много лет работал преподавателем родной брат знаменитого народного артиста Иннокентия Смоктуновского – Владимир. Его жена, невестка Иннокентия Михайловича, живет в Абакане. Анна Петровна рассказывала мне, что знаменитый артист нередко приезжал в Абакан. Когда, например, у него были гастроли в Новосибирске или Красноярске и выдавалась пауза, дня два-три, то он обязательно приезжал к нам.  Есть  фотографии, где Смоктуновский снят вместе с преподавателями у политехникума и стоящим здесь до сих пор гипсовым памятником Ленину. Однажды у него, в середине семидесятых, было даже полмесяца свободных. Преподаватели политехникума организовали тогда поездку на Саяно–Шушенскую ГЭС, на мраморный карьер. Вообще Иннокентию Михайловичу у нас очень нравилось. Да что говорить! Он ведь был сибиряк.
На восточной окраине нельзя не заметить здание церкви. В советское время Никольская церковь была деревянной, выкрашенной в зеленый цвет. Постепенно стены обложили кирпичом, работали сами прихожане, знаю это со слов своей тети Ани, и она приобрела нынешний вид. Конечно, тогда посещать церковь, было не принято. Но во время Пасхи там было очень многолюдно. Думаю, что  батюшки, которые тогда служили, являются легендарными личностями для верующих и нынешних служителей церкви. Но я, например, не помню, ни одного случая тех лет, чтобы на похоронах происходило отпевание, и приглашали священника. При этом надо отметить, что и я, и моя сестра получили крещение в Никольской церкви. Но в дальнейшем наша связь с ней фактически осуществлялась через тетю Аню. Как истинная прихожанка она была настойчивой проповедницей христианского церковного учения: «Батюшка сказал…». Но ее перебивали и не слушали. Как бы она теперь порадовалась,  увидев великолепные абаканские храмы…
Если не считать поселков в Мостоотряде и на Нижней Согре на правом берегу Абакана, то город на востоке заканчивался в районе речвокзала. У автобусного маршрута номер «один» конечная остановка одно время здесь и была. Здесь же было любимейшее место отдыха абаканцев – зеленая тополиная роща. В выходные и в праздники сюда устремлялись всеми семьями. Причем устраивались основательно. Расстилали скатерти или клеенки с домашними припасами и напитками. Брали с собой, кто имел, гармошки, или баяны. Пели песни.
И купались в быстрой реке.
Я помню Абакан в районе железнодорожного моста полноводным, с замечательным песчаным пляжем на берегу. На моих глазах построили прекрасное здание речвокзала, от которого уходили пассажирские суда. На теплоходе «Заря» можно было отправиться в Шушенское, в Красноярск. А когда мы купались, то, какое удовольствие было покачаться на волнах, поднимаемых проходящими катерами…
Так было, кажется, совсем недавно. Но теплоходы «Заря» здесь теперь не ходят…

РЕКА – БАНЯ – СТАДИОН

Отправимся в мысленную прогулку с юга на север.
Что находится на юге нашего города? Конечно же, прежде всего, замечательная река, давшая имя городу. Не знаю, как другие, но я с детства предпочитаю купаться в Абакане, чистейшей, стремительной реке. Еще школьником я садился на велосипед и мчался по улице Мира к Абакану.  Надо сказать, что удивительно, но за многие годы мало изменились берега. Есть изменения, но они не существенны. Изменился береговой пейзаж. Если раньше сюда шли пешком, в лучшем случае – на велосипедах, то теперь практически к самой воде подъезжают на машинах. Выросло, как говорится, благосостояние наших трудящихся. Изменилось также и звуковое оформление. Если раньше над поверхностью реки раздавались человеческие голоса, то теперь окрестности наполнены звуками из автомобильных приемников. Времена меняются, и отмахнуться от этого факта невозможно.
Устремляясь от берега реки на север, сделаем остановку в районе железнодорожного вокзала. Здесь когда-то находилась железнодорожная баня. Поскольку город фактически начинался со станции Абакан, а железнодорожники долгое время были наиболее крупной группой горожан, думаю, что эта баня была первой. И я захватил еще время, когда она работала на полную мощность. Помню долгое ожидание, очереди. Почему-то в те годы, хотя город большей частью состоял из частного жилья, собственные баньки строить было не принято. Кое-кто высказывает мнение, что просто запрещалось строить из-за противопожарной безопасности. Не знаю. Теперь практически у всех они есть, сужу по своей улице, а тогда еще все ходили в общественные. Кроме железнодорожной была баня, которая и теперь действует, как «Мылча» – на улице Пушкина,  и потом построили центральную городскую возле переезда по улице Розы Люксембург. Там же по соседству находился вытрезвитель. Затем были построены бани возле ипподрома и по улице Аскизской, на «Кирпичиках», так назывался район, где был кирпичный завод.
Для того, чтобы соблюдался порядок, в баню проходили по номерам на билетах. Билет можно было купить заранее, узнать «какой номер пошел» и в зависимости от этого спланировать свои действия. Рассказывают, что бывали дни, когда все билеты раскупались до обеда и ими даже потом спекулировали. Стоил он, по-моему, пятнадцать копеек. Почти булка хлеба.             Продавали, следовательно, дороже. 
Поход в баню был большим и интересным занятием. Во время ожидания шли длинные разговоры о жизни, рассказывались интересные истории. У мужчин всегда очередь проходила быстрее и мы с отцом ожидали маму с сестрой. Мне полагался лимонад, газировка с сиропом. В буфете всегда было оживленно. И вот что интересно. Нигде я этого больше не встречал, кроме как в железнодорожной бане.
Здесь продавалось пиво, любителей было достаточно. Но особую заботу буфетчица проявляла к тем, кто только что помылся, попарился. У них она спрашивала: «Пиво с подогревом?». А некоторые сразу объявляли: «Мне с подогревом». Совершенно не помню, на чем же пиво подогревалось, наверное, на электроплитке, но прекрасно помню, что в кружку с пивом добавлялось горячее пиво из объемистого чайника. Так заботились о том, чтобы распаренные абаканцы после бани не         простудили горло холодным пивом…
Надо сказать, что атмосфера в общественных банях была самая приветливая, демократическая, уважали старших, заботились о детишках. Должен сказать, что такая атмосфера не меняется в абаканских банях до сих пор. Какие бы экономические бури не проносились, какие бы перестройки с ускорением не проходили, о них свидетельствует только цена на билет в баню. Железнодорожной бани сейчас уже нет, хотя здание сохранилось, но и сейчас в той же «Мылче» сохраняется совсем прежняя, в лучшем смысле советская атмосфера равенства и приветливости. Есть еще островки, куда не проникают проблемы и заботы нынешних дней.
Этого нельзя сказать о другой сфере нашей жизни, которая во многом изменилась. Я говорю об этом потому, что следующей остановкой моего мысленного путешествия станет стадион «Динамо». На этом месте теперь расположен спорткомплекс «Саяны». Замечательный комплекс, замечательные спортивные    результаты достигаются здесь.
Но все-таки, на мой взгляд, налицо кардинальное изменение в подходе к спорту. И я не собираюсь судить с какой-то оценкой – «плохо» или «хорошо». Разные об этом мнения. Просто теперь много значат профессионализм и деньги, а тогда царствовали – любительство и энтузиазм.
Стадион «Динамо» обнесенный деревянным забором, выкрашенным синей краской, с деревянными трибунами на южной стороне был местом притяжения молодежи всего города.
Зимой здесь был каток, открывался он обычно к 5 декабря – Дню Конституции потому, что к этому времени устанавливалась настоящая зима и настоящий лед. На правой стороне стадиона было большое деревянное здание со спортзалом, раздевалками, прокатом коньков и буфетом. Стадион был ярко освещен, из громкоговорителей гремела музыка. Сдавали в гардероб валенки и надевали коньки на ботинках.
Надо сказать, что вообще-то кататься на коньках начинали с малых лет. Помню «снегурки», которые привязывались сыромятными кожаными шнурками  к валенкам. На них мы катались на катке, который каждую зиму заливался возле тринадцатой школы. Затем «канадки» – более совершенные коньки. Были также коньки «беговые», но они были длинные, на них надо  было особо уметь кататься.
Ледовый сезон продолжался до марта. Лед таял, каток закрывался… Летом стадион «Динамо» использовался для различных спортивных соревнований. Иногда наши школьные уроки физкультуры проводились там. Как-то случился футбольный бум. Он был связан с тем, что футбольная команда стала выступать в первенстве Советского Союза в классе «Б». Футболисты того времени были очень популярны. Ольховик, например, был    настоящей городской звездой.
 Здесь же на стадионе проходили торжества, связанные с праздниками. Например, празднование 250-летия вхождения Хакасии в состав России. Посередине открытых трибун находилась крытая трибуна для почетных гостей, под которой находились раздевалки, радиорубка… В моей памяти стадион с его деревянными трибунами сохранился как очень оживленное   место, всегда переполненный радостными людьми…
Двигаться от стадиона дальше, до северной окраины города, в те годы не нужно было много времени. На окраине находилось кладбище, где к памятнику погибшим в годы Великой отечественной войны приходили 9 мая. А за кладбищем город заканчивался, дальше была степь, которую прорезала дорога в аэропорт и в Черногорск. В это трудно поверить теперь, когда по обе стороны той же самой дороги стоят многоэтажные здания, магазины, православный собор. Но все это строилось уже в новые времена, и составляет отдельные  занимательные истории жизни Абакана и абаканцев.

«ХОЧЕШЬ МИЛЛИОН? НЕТ!»

Прогуливаясь  по Абакану шестидесятых годов, нельзя не сказать о приметах времени, о явлениях, вещах, которые нас окружали. Раньше домашние вещи жили подолгу, переходили от отцов к детям, годились и внукам, их оставляли в наследство, они считались фамильной гордостью. А на моих глазах вещи сменяются все быстрее. Возьму для примера обыкновенное   музыкальное устройство.
Привычная картинка современного уличного пейзажа – встречный прохожий с проводками из ушей. Человек слушает музыку. А, может быть, на плейере у него включена звуковая книга. О такой необыкновенной возможности еще совсем      недавно нельзя было и подумать.
  Фонографы с длинной трубой в своем детстве я не застал. Уже появились патефоны. Был и у нас синий чемоданчик, который открывали, заводили механизм особой ручкой и крутили пластинки. У меня до сих пор сохранились некоторые. Есть еще дореволюционные, есть первые советские. Существовал специальный «Грампласттрест» Народного комиссариата тяжелой промышленности, который выпускал записи песен. Например: «Лучинушка», «Розпрягайте хлопцы коней», «Москва – Пекин», «Однозвучно гремит колокольчик», «Играй, гармонь»,   «По долинам и по взгорьям»…
Затем в доме появилась радиола «Рекорд», появились долгоиграющие пластинки уже не на 78, а на 33 оборота. Чуть позже мне купили магнитофон «Чайка-66». Конечно, это был не самый лучший, как например, «Комета», или переносной транзисторный «Орбита», но вполне меня устраивавший. У моего одноклассника Толи Логачева был в то время магнитофон «Айдас» и мы все время обменивались записями. Прежде всего записями песен Владимира Высоцкого и «битлов». Записи были не самого лучшего качества, как я теперь понимаю, но впечатление они производили огромное. Тем более, что послушать их можно  было только на магнитофоне.
По радио, по телевидению мы слушали популярных исполнителей. В шестидесятые годы все знали Марка Бернеса, Георгия Отса, Людмилу Зыкину, Майю Кристалинскую, Иосифа Кобзона, Владимира Трошина, Эдиту Пьеху, Муслима Магомаева… А на магнитофонах, кроме Высоцкого, – Александра Галича,    Булата Окуджаву, Александра Городницкого, Юрия Визбора…
 Мало известно, что Визбор, получивший известность после роли Бормана в фильме «Семнадцать мгновений весны», был инициатором и первым редактором уникального для тех лет «ежемесячного общественно–политического литературно-музыкального иллюстрированного звукового журнала «Кругозор». Впервые он вышел в 1964 году. В этом журнале имелись   гибкие пластинки–страницы, которые можно было слушать на проигрывателях. И этот журнал открывал для нас новые имена, особенно звезд зарубежной эстрады.
Что касается наших звезд, то их песни звучали с эстрады, записывались на пластинки. Недавно я просматривал сборник песен шестидесятых, в который в хронологическом порядке вошли 400 песен. Оказалось, что большинство из них живы в памяти, стоит прочесть первую строчку. Думаю, многие из вас могут продолжить: «Заправлены в планшеты космические карты...», «Хотят ли русские войны?..», «Солнечный круг, небо вокруг – это рисунок мальчишки…».
Что касается этой песни, то как-то я встречался с заслуженным деятелем искусств Республики Тыва Игорем Бадра, который, между прочим, рассказал, что на эту песню Льва Ошанина вдохновил рисунок, который он увидел на выставке в Кызыле. И тот мальчишка, который «подписал в уголке – «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет мама…» и так далее – был  тувинский школьник Игорь Бадра.
А вот еще популярные песни: «Куба – любовь моя, остров зари багровой…», «Жил да был черный кот за углом…», «Издалека-долго течет река Волга…», «Есть традиция добрая в комсомольской семье – раньше думай о Родине, а потом о себе…».
Между прочим, в этих словах отразилось мироощущение того времени – думать именно о Родине, а не о корпорации, не о Газпроме – «национальном достоянии», к чему настойчиво         призывает нынешняя ненавязчивая реклама.
Дальнейшая эволюция музыкальных устройств происходит все стремительнее – появились кассетные магнитофоны, видеомагнитофоны, современные музыкальные центры, диски,     плейеры, мобильники.
 Кто вспомнит о возможностях патефона, кто захочет          подарить новую грампластинку?
Внуку я не передам плейер по наследству.
    Теперь можно позвонить на одну из радиостанций и попросить передать музыкальный привет. Интересно, смогут ли нынешние ведущие быстро найти, например, такую песню из    кинофильма «Личная жизнь Кузяева Валентина»:
Остановись, юный друг, и дай ответ,
Со вниманием послушаем всегда:
– Ходишь в турпоход? – Да!
– Хочешь миллион? – Нет!
Такие ли ответы давали репортерам юные друзья, неизвестно, но в песнях об этом говорилось с уверенностью.
Наша юность – в работе,
Наша юность светла!
Наша юность в полете –
Жизнь ей крылья дала.
В обществе существовал, по крайней мере, оптимистический настрой для молодого поколения:
– Хочешь на Луну? – Да!
– Скучно ли тебе? – Нет!

ВЕЩИ

Вещи, которые нас окружают – конечно же, много говорят о времени, в котором они существуют. Или точнее сказать – существовали. Вот я рассказывал о музыкальных устройствах, с помощью которых в домах звучала музыка. Патефон, например, с набором пластинок просуществовал как действующий агрегат несколько десятилетий. Им пользовались дедушки, бабушки, мои родители, и я тоже захватил это время. Правда, использовали его редко. На гуляньях, в застолье редко слушали «механическую» музыку. Зачем? Пели сами, подолгу, плясали под гармонь или баян.
Были, однако, предметы, вещи, гораздо существеннее для быта пятидесятилетней давности. Центральное место в доме занимала печка. Первоначально у нас была сложена настоящая русская печка с летним и зимним ходами, с заслонками, сберегающими тепло. Наверху была лежанка, может быть, самое теплое место в доме. Печка дышала уютом и притягивала. Когда в нашем классе устраивали для нас чаепития, то большие пироги, обычно с повидлом, пекли в нашей печке.
На плите обязательно стоял железный утюг. Всегда готов к использованию, если надо что-то погладить. Электрический же появился позднее. Мебель в нашем доме первоначально была сделана руками умелых родственников. Дед Федор Попенко сделал, например, комод. Это основательное сооружение с тремя большими выдвижными ящиками и двумя  маленькими вверху для мелочей. Он существует у меня до сих пор. Но теперь в нем собрался всякий хлам, не то, что раньше. В нем  хранили одежду, покрывала, одеяла, стопки разного белья, простыни и пододеяльники. Много лет здесь же берегли облигации государственного трехпроцентного внутреннего займа, которые родители были обязаны приобретать на работе. Государство брало у них как бы взаймы. Говорю «как бы», потому что постепенно эти облигации, бывшие во всех семьях, превратились в       обыкновенную бумагу и исчезли в детских играх…
Для верхней одежды был гардероб с двумя отделениями. Для повседневной одежды существовала обыкновенная большая полка с крючками. Посуда хранилась в столе и на самодельных полках. У родителей была кровать с железной панцирной сеткой, я спал на складной  железной кровати, на которую          укладывались оструганные доски.
Непременным атрибутом каждого дома был радиодинамик. Сколько лет прошло, а до сих пор в памяти звучит бодрый голос диктора: «Доброе утро, товарищи! Слушайте «Последние известия…». Или – «Доброе утро, товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику…». Или: «Здравствуйте, ребята! Слушайте «Пионерскую зорьку!». Наряду с этим вспоминается и рокот чатхана, горловое пение хайджи Кадышева – включалось хакасское радио…
В большой комнате над лампочкой висел зеленый абажур. Иногда, и довольно часто, как мне кажется, электричество отключали. Наготове были свечи или керосиновая лампа со стеклом. Эти стекла были жутким дефицитом. Их можно было купить или обменять на старые тряпки у старьевщиков, которые иногда появлялись на нашей улице. Они ездили на лошадках, запряженных в телегу. У них можно было купить и другой дефицит – разноцветные воздушные шары, пистоны для наших детских пистолетов, переводные картинки, синьку для побелки и другие редкости. Когда, наконец, вспыхивал свет, то отец произносил обязательную поговорку: «Да будет свет, сказал монтер, а сам полез за спичками…». Видимо, она говорила о том, что на Бога       надейся, а сам не плошай…
Не знаю почему, но долгое время не было обычных электрических розеток. Использовались устройства, которые вкручивались в патроны для лампочек и в них были отверстия для  штепселей электрических приборов. Наверное, это не поощрялось властями, поскольку такие устройства назывались – «жулики». Само название говорит, что «жулики» существовали на          полулегальной основе.
Как и во многих других семьях, у нас на комоде стоял гипсовый раскрашенный Василий Теркин, играющий на гармошке. У окна висел отрывной численник-календарь, на стене тикали часы-ходики с гирями, которые надо было регулярно подтягивать.
Отец, когда работал бухгалтером, нередко приносил работу домой, и подолгу щелкал на счетах, описать устройство которых современному школьнику мне трудно…
Существование в доме самодельной мебели объяснялось, видимо, несколькими обстоятельствами. Прежде всего, вполне понятным желанием родственников помочь молодой семье, имеющей обыкновенный достаток, а с другой стороны, элементарной невозможностью купить ту же мебель в магазине. Когда появилась эта возможность – стали покупать: буфет, шифоньер, диван-кровать, раздвижной стол, тюлевые занавески… На стене вместо цветной обыкновенной ткани появился ковер, на полу вместо кружков – ковровая дорожка…
И так было у всех. Большой разницы в достатке у  живших на нашей улице, не было. У некоторых, например, чуть раньше появлялись телевизоры, но затем их купили все. Ни у кого на улице долгое время не было легковой машины. Может быть, кто-то и мог купить. Например, семья Джераповых. Глава семьи, дядя Петя, работал машинистом поезда, они жили побогаче других. Но машин в свободной продаже не было.  Первым купил машину другой сосед – дядя Леня Евстигнеев, большой черный подержанный «ЗиМ». Они назывались правительственными машинами. Где-то раздобыл. Но ездил мало и в конце концов обменял на «Москвич». В то время уже можно было купить, например, «Москвич-408». А затем появились «Жигули». Но в целом большой разницы в достатке, в образе жизни семей на нашей улице не было.
Оглядываясь назад, вижу, что, например, у меня  постепенно все появлялось, что нужно было молодому человеку в то время. Велосипед – подростковый «Орленок», фотоаппарат, вначале «Смена», затем «Зенит», магнитофон, приемник-проигрыватель, транзистор… И все, что к этому полагалось… По нынешним временам – это так мало. Но так было у всех. Мне некому было завидовать, мне этого было вполне достаточно для удобства жизни. И для радостей жизни. Сейчас, конечно, можно щелкнуть фотоаппаратом и тут же получить фотографию. Но вспоминая долгие манипуляции с проявкой, с печатанием в проявителе, закреплением  в фиксаже при красном свете фонаря, когда постепенно на фотобумаге появляется изображение, глянцевание фотографий, затем обрезку их, и результат – собственноручно сделанный фотопортрет знакомой девочки, вспоминаешь радостные минуты творческого труда, собственных открытий, обучения, которые не заменить простым нажатием на кнопку…

КЛЯКСА

Прогресс неумолим. Вспоминая об Абакане прошлого, нельзя не сказать о  некоторых вполне реальных явлениях, которые навсегда ушли из нашего быта.
Я подумал об этом, когда в разговоре упомянул обыкновенное для меня слово «клякса».
– Клякса? А это что? – спросил меня юный абаканец. «Вот так-так – сказал я себе, – не знать, что такое “клякса”?!».
А ведь ничего удивительного нет. Сейчас, когда мы пишем электронные письма, «СМС-ки», или, на худой конец, шариковой ручкой – откуда могут появиться кляксы, это горе и несчастье многих поколений школьников и служащих учреждений? В те годы на всех столах в учреждениях стояли чернильницы, или чернильные приборы, пресс-папье. Иногда они представляли из себя произведения искусства – чугунное литье, резьба по камню. Чернильницы были стеклянные, металлические, каменные.
Мы носили в школу пластмассовые «непроливайки» или «непроливашки». Для них шились специальные мешочки. Хоть они  назывались «непроливайки», но все-таки тот край портфеля, где обычно находились чернильницы, был заметен, ведь об осторожности забывали и бросали портфели как попало. Приготавливать фиолетовые чернила было искусством. Чернила могли быть светленькими – некрасивыми, или очень темными – тоже некрасиво. Лучшими были темно-фиолетовые. Некоторые умельцы добавляли в чернила сахар, считалось, что он улучшает цвет.  Тогда буквы при письме как-то на вид даже золотились.
И вот представьте.
Вы на листе школьной тетради в косую линейку аккуратненько переписываете заданный учительницей текст. Любуетесь своим чистописанием и своим каллиграфическим  мастерством. Кстати, помню, что однажды я получил двойку за текст, написанный совершенно без ошибок, но в котором были перечеркнуты буквы «у» и «д», которые у меня в нижней части сильно загибались влево. Вместо них были вписаны те же буквы, но совершенно прямые. Эта двойка  оказала решительное влияние – она исправила мой почерк и сделала его гораздо лучше.         Образцовым для меня был почерк отца. Я пытался подражать его почерку, учился выводить буквы с утолщением, где надо, и утончением, где полагается, но помогало плохо. Все–таки даже в такой простой работе, как письмо, нужны способности. А у отца был просто-таки талант. Красиво писал. А уж как ставил свою фамильную подпись…
Так вот, вы любуетесь замечательно сделанным заданием, окунаете ручку с металлическим пером в чернильницу, чтобы написать последнее предложение. Но, о горе! По пути к бумаге с вашего пера в тетрадку сползает большая капля чернил и возникает громадная, на ваш взгляд, клякса! Работа испорчена! Есть, конечно, промокашка, можно осторожно осушить, а затем простой или специальной – розового цвета, чернильной резинкой попытаться стереть. Но это всегда заметно, а иногда появлялась и дыра. Кляксы были врагами всех диктантов, сочинений, они падали и расплывались почему-то не на полях, а обязательно в середине текста. Можно было, конечно, проявить фантазию и из кляксы нарисовать жука или осьминога. Но учителя это         художественное творчество не ценили.
Были и попытки ставить кляксы намеренно. Например, чтобы они скрыли двойку или даже единицу в тетради или дневнике. Но, как назло, такие кляксы оказывались бледными или стряхивались рядом с отметкой и особой пользы не приносили…
Для борьбы с кляксами, кроме аккуратности, применялись специальные перочистки, сшитые из нескольких слоев разноцветной ткани. Бывали неряхи, которые чистили перья о концы пионерского галстука. Правда, это влекло за собой наказание. Не исчезли кляксы и с появлением авторучек. Прежде чем начать писать, ее следовало стряхнуть. В конторах полы пестрели чернильными пятнами. Мне запомнилось это во время           посещения «Госстраха», где одно время работал отец.
Отражение времени обнаружил на своей фотографии конца шестидесятых годов, когда после школы стал работать в черногорской газете  «Шахтер». Молодой корреспондент устремил взор в пространство, перед ним раскрытый большой блокнот, в руке  авторучка. Но на столе стоит массивная четырехугольная стеклянная чернильница, закрытая, правда, металлической крышкой, подобием купола Исаакиевского собора.
Да, вспоминаю, как наша машинистка Анна Александровна обходила каждое утро столы и добавляла из большой бутылки чернил. Мои старшие коллеги Григорий Иванович Пестов, Илья Герасимович Кулешов, Михаил Ефимович Шевчугов по       привычке писали вставными перьями.
Кляксы стали исчезать с появлением шариковых ручек. Правда, был период, когда кляксы все-таки появлялись. Это было в самом начале. Стержни были одним из дефицитов, и возникли одно время даже мастерские по заправке шариковых ручек. (Сейчас об этом напоминает заправка картриджей.) Исписанные снова набивались пастой. Иногда она была слишком жидкой, да и стержень был уже не новый, и тогда появлялись хотя и не прежние кляксы, но неряшливо написанный текст.
Деревянные ручки во время глубокой задумчивости было неплохо погрызть. Чтобы отбить эту охоту, некоторым ученикам родители мазали конец ручки каким-нибудь невкусным веществом. Я узнал об этом, когда попросил ручку у одноклассника. Этот случай до сих пор не забыл.      Пластмассовые шариковые ручки грызть уже не так хотелось.
Ну, а сейчас компьютер и вовсе не погрызешь…
Теперь о кляксах забыли. А ведь только на первый взгляд, кажется, что исчезла мелочь. Вместе с кляксами ушло в прошлое целое явление – великое искусство чистописания, искусство каллиграфического почерка… Ушло в прошлое многое из того, что в немалой степени влияло на отношения между людьми.
Немало изменений произошло и с другими вещами из нашего быта. Все это черты времени.

ЭТИКЕТКИ

Хочется рассказать и о, может быть, не самых важных явлениях жизни, но это тоже были приметы жизни абаканцев шестидесятых годов прошлого века, о которых я веду речь.
Например, многие из нас собирали спичечные этикетки.
Вот смотрю я на современный коробок. Ну, что это за этикетка! Обыкновенная самореклама. Написано: Закрытое акционерное общество «Белка-фаворит». Ниже – «Спички». Нарисован почему–то древний двухкрылый самолетик. Указан адрес и ГОСТ. Ни фантазии, ни пользы.
И я вспоминаю, какие великолепные этикетки видел я когда-то. Среди абаканских школьников шестидесятых годов собирание спичечных этикеток, как мне теперь кажется, носило всеобщий характер. Взрослых останавливали и просили «огонька». Если они отказывали, нравоучительно замечая: «Рано тебе еще курить!», то просили хотя бы взглянуть на коробок спичек. Если на коробке красовалась неизвестная еще этикетка, то обычно взрослый не отказывал в просьбе отодрать этикетку. Некоторые ходили на вокзал и встречали пассажиров, прибывших из других городов. К ним обращались с аналогичной просьбой. Конечно, отодрать этикетку было не так–то просто, и чаще разрешалось просто выломать верхнюю крышку. Коробки тогда делали из дерева, а не из картона, как сейчас. Отламывали, чтобы не повредить этикетку. И дома аккуратно отсоединить от основы. Потому что на этикетках были самые разные рисунки.
Кроме спичек, которые были в розничной продаже – простые, обычные спички, выпускались тогда целые специальные наборы – виды зверей, растений, архитектурные серии, портреты знаменитых людей, рисунки, посвященные «красным» датам. Помню совершенно удивительный большой блок, посвященный фильму «Чапаев». На каждом коробке был запечатлен кадр из кинофильма и центральный, самый большой – Чапаев с поднятой рукой и Петька за пулеметом. Были наборы с кадрами из других кинофильмов. Эти этикетки были на хорошей глянцевой бумаге, разноцветные.
Родители и знакомые были строго предупреждены – не выбрасывать использованные коробки, могли пригодиться. Между нами шел непрерывный обмен этикетками. Одно из радостных событий, запомнившееся мне, царский подарок, который мне сделал одноклассник Валера Винокуров. У него был альбом этикеток, который мы много раз рассматривали. У него был какой-то родственник, который часто ездил в командировки. И, конечно, альбом Валеры был предметом зависти. И вот этот альбом он однажды, без видимой причины, ну не в день рождения, не в красный день календаря, подарил мне. Прекрасный был альбом. Жаль, что он погиб во время наводнения 1969 года.
Зато не погибли, надеюсь, марки, которые я тоже собирал тогда. Ну, марки собирали всегда и собирают сейчас. Коснулось и меня это распространенное увлечение.
В городской библиотеке номер два как-то взял книгу, среди страниц которой обнаружил несколько десятков марок. Полагая, что они остались от читателя, который брал книгу до меня, в библиотеке, где я был свой человек, мы предприняли розыски. Но читатель, которого мы нашли по формуляру, отказался от этих марок. Как они туда попали, осталось тайной, и марки остались у меня. Я и сейчас с трепетом вспоминаю, чем  владел!
Надо сказать, что с детских лет у меня обнаружилось похвальное, скажем так, свойство – если что-то меня заинтересовало, я стараюсь изучить предмет увлечения с разных сторон. Вот появились марки, и я узнал, что стал филателистом, коллекционером знаков почтовой оплаты, вошел в международное сообщество, зародившееся еще в середине 19 века. Узнал о занимательных историях, связанных с собиранием марок, некоторые из которых дороже алмазов. Стал читать книги о филателии. И очень любил рассматривать марки, которых становилось все больше. Думаю, что тогда я все-таки не понимал ценности тех марок, которые неожиданно оказались у меня. Это были марки прибалтийских стран, а также Румынии, Югославии и некоторых других, выпущенные в тридцатых годах прошлого века. Некоторые из тех государств перестали существовать.
 И вот однажды в школе на перемене у меня случился разговор с одним восьмиклассником из параллельного класса. Он оказался филателистом гораздо более продвинутым. На следующий день я принес ему показать те ценные марки. Думаю, каждый человек имеет какие-то поступки, за которые может уважать себя. Вот и я сделал тогда такой поступок, о котором вспоминаю с удовольствием – подарил эти марки малознакомому человеку. Это было за три года до наводнения, и я же не мог предполагать, что они все равно погибнут в воде. А так, надеюсь, они где-то путешествуют, радуя почитателей. Может быть, находятся в коллекции заядлой филателистки – английской   королевы Елизаветы Второй.
Конечно, были среди нас и собиратели значков, монет, открыток. Но это не было повальным увлечением, как собирательство спичечных этикеток. Ведь фактически собирать их ничего не стоило в денежном выражении. Но какие это были интересные сюжеты!  А собирать монеты? Зачем? Из года в год в обращении были одни и те же. И если даже накопишь, то не лучше ли их употребить по прямому назначению? А иностранные нам были просто недоступны. Да и за хранение иностранной валюты могли не погладить по голове. Не говоря уж о том, что мы ее просто в глаза не видели.
Значков тогда  выпускалось мало. Хотя, конечно, с высоты лет ясно, что на некоторые из них сейчас любопытно посмотреть. На те же октябрятские, пионерские, обществ охраны памятников истории культуры и охраны природы, Красного Креста. Вот птичка в лучах восходящего солнца над планетой и надпись: «РСФСР. Юный друг природы». Вспоминается, что тогда престижно было носить на лацкане пиджаков ромбики – свидетельство об окончании высшего учебного заведения. Были ромбики двух видов – с маленьким гербом и заглавными буквами института и с большим гербом для окончивших университет. Смотрю сейчас на этот красивый ромбик с большим гербом  Советского Союза и думаю – да, были времена…
Ну, что ж – пришли другие, не лучше и не хуже прежних. А просто – другие.

ПЕТЬ ДВА РАЗА

Коснувшись сферы базиса, к которой по учению марксизма–ленинизма относится материальная сторона жизни человека, нельзя не сказать о надстройке – духовной составляющей жизни моего поколения.
Пропаганда делала свое дело, некоторые лозунги, например, о том, что «партия Ленина, сила народная, нас к торжеству коммунизма ведет» воспринимались как естественные и несомненные. Над ними просто не задумывались.
Я процитировал эти строчки, не заглядывая ни в какие издания тех лет. Они прочно занимают место в моей памяти. И это понятно, воспитание подрастающего поколения было под      надежным контролем.
Октябрята, пионеры, да не просто пионеры, а пионеры трех ступеней, комсомольцы – существовала целая система           воспитания в духе преданности советской власти.
Среди немногих книг, которые пережили наводнение 1969 года, у меня сохранился «Песенник пионера третьей ступени». Содержание его отражают следующие строки:
Мы с партией Ленина вместе
Уверены в деле своем.
Мы с партией Ленина вместе
Счастливую жизнь создаем.
Советская наша держава
Ты братских народов семья.
Советская наша держава,
Да здравствует правда твоя!
Восклицательный знак, конечно, в конце. И указание, что петь два раза: «Советская наша держава, да здравствует правда твоя!». Несмотря на тотальность такой пропаганды, все-таки надо признать, что она занимала место где-то на периферии  сознания обычного человека.
Гораздо большее влияние оказывали песни, распространявшиеся не через официальные песенники, а через «магнитофонную культуру». Огромное впечатление произвели песни Владимира Высоцкого из кинофильма «Вертикаль»: «Песня о друге», «Здесь вам не равнины…» и другие. На магнитофоне у меня были записаны многие песни из его так называемого «сказочного» цикла. Нравились песни Юрия Визбора, Александра Галича, Булата Окуджавы, Юрия Кукина и других…
Это были уже другие песни и другие слова:
Люди посланы делами,
Люди едут за деньгами,
Убегая от обид и от тоски…
А я еду, а я еду за мечтами,
За туманом и за запахом тайги…
И, конечно, очень много значили большое влияние в те годы книги. Отец находил время для нас с сестрой и читал по вечерам книги вслух. Да не просто детские, а то, что читал сам. Например, Джека Лондона, «Петра Первого» Алексея Толстого. Это, конечно, оказало влияние на мою любовь к чтению. Оглядываясь назад, вижу, что в нашей семье были практически все книги, популярные в то время, книги тех самых «шестидесятников», например. Большое впечатление произвела «Хроника времен Виктора Подгурского» Анатолия Гладилина..
Всегда выписывалась «Роман-газета», журнал «Юность». В общем-то с книгами было очень трудно. В магазинах все интересные издания практически не достигали прилавка свободной продажи, уходили по каналам, определенным отделами пропаганды комитетов партии. Принадлежность к партийно-советской «элите» обеспечивала кроме материальных преимуществ и доступ к книжным богатствам. Подписаться на собрания сочинений классиков, «обыкновенных» Пушкина, Толстого, или «дефицитных» Жюль Верна, Конан-Дойля, выходящих многотысячными тиражами в приложении к журналу «Огонек», через почтовое отделение было невозможно. Все забирали обком и горком партии, и лишь малая часть подписки распределялась по предприятиям, где ее уже забирало руководство и партийная верхушка.
Для меня вопрос дефицита все-таки не стоял. У меня была прочная дружба с работниками городской библиотеки номер два. И я мог читать не то, что удавалось «достать», почти позабытое слово в наши дни, а то, что хотелось. Это распространялось и на периодические издания. Очень популярны были журналы «Наука и жизнь», «Техника - молодежи», «Наука и религия», «Советское фото». Но вот регулярно получать, например, журнал «Америка» было невозможно. Его существование иногда подтверждалось, то есть, я знал, что такой журнал существует, но видеть не приходилось. Журнал «Америка», рассказывающий о жизни в стране загнивающего капитализма, был доступен только семьям очень больших людей. Впервые я увидел собрание журналов «Америка» за несколько лет, когда учился в университете. Их привез сокурсник, у которого мама работала председателем Омского горисполкома, а папа – прокурором.
Не имея возможности получать журнал «Америка», все–таки хотелось как-то заглянуть в «их нравы». Поскольку я увлеченно занимался в те годы фотографией, то выписывал несколько журналов из-за границы. Конечно, из стран социалистического содружества. Но даже эти журналы показывали какой-то несколько иной образ жизни. Не сказать, что более привлекательный, но все-таки – иной. Не рушило устои, но освежало  взгляд на привычную действительность… Как пелось в популярной песне: «Хоть похоже на Россию, только все же не Россия…».

КЕМ БЫТЬ? КЕМ СТАТЬ?

Нельзя не вспомнить о вечном. О вечной проблеме выбора, которая стоит перед человеком, как только он начинает        принимать самостоятельные  решения.
И одно из первых, может быть, наиболее значительное решение – кем быть, куда пойти после окончания школы? Встали они и перед нами, теми, кто заканчивал школу в 1968 году. Мы получали аттестаты зрелости после только что проведенной реформы. Вместо одиннадцатиклассного образования была введена десятилетка. Трудно пришлось выпускникам в 1966 году. В один год заканчивали школу и те, кто учился одиннадцать лет, и те, кто десять. Я говорю трудно в том смысле, что на поступление в вузы претендовали сразу два потока выпускников.
Нам в этом отношении было проще. Конечно, уже тогда лучшим путем после школы представлялся путь в вуз. Хотя мы имели представление о рабочих профессиях. Десятая школа была прикреплена к Абаканскому механическому заводу. Там мы проходили практику. Но получить воодушевляющее впечатление не пришлось и особое желание овладеть рабочими профессиями после этого не испытали. Все-таки мехзавод был довольно обычным производственным предприятием, и заинтересовать молодых выпускников школы не мог.
Думаю, если бы тогда уже существовал контейнерный завод с громадными цехами, с автоматическими линиями, то романтика рабочей профессии могла увлечь, но строительство «Абаканвагонмаша» было еще впереди. Какие профессии были в почете в конце шестидесятых? Если не говорить о каких-то экзотических для Абакана профессиях – моряка, летчика (наверное, кто-то мечтал и становился моряком или летчиком), то на первом месте стояла профессия инженера. У девушек, наверное – педагога или врача. Мечтать о профессии, например, банкира, было невозможно. Спроса не было. Не было профессии менеджера. Профессия охранника связывалась только с лицами пенсионного возраста. В юристы и экономисты шла небольшая часть         выпускников. Более популярной была профессия строителя.
Что мог предложить Абакан выпускнику школы? Были педагогическое и медицинское училища. Но туда обычно шли после восьмого класса. Были политехнический и сельскохозяйственный техникумы, серьезные и уважаемые учебные заведения, но туда также мало кто шел после десятого класса.
Конечно, флагманом образовательной сферы в Абакане был Абаканский педагогический институт. Долгое время он был единственным вузом в Хакасии.
Правда, как раз в 1968 году в Абакане открылся общетехнический факультет Красноярского политехнического института. Первый набор в него состоялся как раз в этом году. Но он был еще мало привлекателен, да и принять в него со всей Хакасии и юга Красноярского края пока смогли только 150 человек.
Однако, абаканские вузы были не единственным местом, где могли осуществиться мечты абаканских выпускников. Перед их мысленным взором, конечно, прежде всего, тех, кто хорошо учился, вставали институты всего Советского Союза. Можно было поехать в любой из них и попытаться поступить. В принципе, любая советская семья могла позволить себе оплатить поездку сына или дочери на поступление в вуз в любом городе страны. И в случае успеха – обучение там. Обучение было бесплатное и стипендия – примерно сорок рублей – гарантировали вполне удовлетворительное существование вдали от родины, от семьи. Мои одноклассники, например, обучались в вузах Владивостока, Иркутска, Красноярска, Новосибирска, Ташкента, Риги… Некоторые закончили Абаканский пединститут. Некоторые выбрали рабочие профессии.
Я далек от мысли давать советы, но, возможно, мой пример кого-то чему-то научит. В 1968 году, когда я заканчивал десятую школу, шел пятьдесят первый год советской власти. Так написано на брошюрке «Билеты для выпускных экзаменов за курс средней школы на 1967/68 учебный год», чудом сохранившейся у меня. На ней также рукой одноклассника написано пожелание: «чтоб жил и учился всегда хорошо ты и в будущем не был в бескрайней нужде».
Я уже рассказывал, что начиная с шестого-седьмого класса мои успехи по части овладения школьными точными науками, в особенности, математикой, резко пошли вниз. Наша классная руководительница, Евдокия Михайловна Гладышевская, замечательный человек и учитель, преподавала математику. И в  её глазах, такие ученики, как я, интереса не представляли. Один их моих одноклассников был не допущен к экзамену по математике (сдал потом в вечерней школе), а я был следующий кандидат на вылет. Но обошлось – экзамены я сдал.
И как говорится – получил путевку в жизнь. Получил «Аттестат зрелости». Но вот житейской зрелости, у меня, шестнадцатилетнего, было очень мало. Яркое свидетельство этому тот факт,  что за компанию с одноклассниками я собирался ехать в Красноярск и поступать в политехнический институт. И это с крошечными (выросшими из не поставленных двоек) тройками по математике и другим «точным» предметам! Были уже куплены билеты на поезд. Я до сих пор с некоторым ужасом думаю: «А если бы поехал?»
Но явилась судьба в образе моего дяди, Бориса Федоровича Попенко, работавшего директором подхоза «Южный» в Черногорске. На одном из застолий, где собрались наши родственники, поинтересовавшись, чем я намерен заниматься после     окончания школы, он сказал мне:
– Зачем тебе ехать в Красноярск? Иди работать в газету, а там видно будет.
– В какую газету, дядя Боря? – поразился я. –Никогда в стенгазету-то не писал…
– Пустяки, научишься. Я завтра позвоню редактору «Советской Хакасии», а ты подходи…
Вот одна из загадок, которые нас окружают. Или мы выбираем дороги, или дороги выбирают нас?.. Как мог дядя Боря разглядеть во мне способность более или менее связно создавать газетный текст? Но думаю, главное в том внимании, которое было проявлено к моей дальнейшей судьбе. Как важно здесь внимание опытного человека.
Но важна и собственная  смелость. Уверенность, что надо пробовать, не бояться. У меня не было никаких внешних предпосылок к тому, чтобы пойти в редакцию. Но ведь, как я теперь понимаю, не случайны были моя любовь к чтению, грамотные сочинения по школьному курсу...
И я отправился в редакцию областной газеты, в кабинет мощного человека, редактора Ивана Прохоровича Говорченко. Разговор был коротким. Меня отправили в молодежный отдел. Там выписали бумагу, удостоверяющую, что предъявитель имеет право собирать материалы о подготовке к празднованию юбилея ВЛКСМ. Это был 1968-ой, год 50-летия комсомола.
Побывал я в автоколонне, где меня уважительно принял секретарь комитета комсомола Петр Кутуков, рассказал, показал. И я написал заметку в 50 строк, опубликованную 11 августа 1968 года. Помнится, восторга я не испытал. Скорее чувство досады. Потому что неправильно напечатали мое имя, инициал. Н. Анненко, вместо А. Анненко. Такой пустяк с высоты сегодняшних лет. А вот поди ж ты!
Тем не менее, какую-то уверенность я ощутил. Не знаю почему я ушел от темы комсомола, но следующий мой материал – уже «подвал» в строк 300-350 – был посвящен работе председателя квартального комитета на улице Попова. Я думаю, что этот материал символически стал для меня программным – больше всего мне по душе писать о людях. Хорошее.
После нескольких материалов в областной газете, меня взяли на работу в городскую газету Черногорска. Через три года поступил в университет новосибирского Академгородка, где получил специальность историка, но после окончания продолжил по-прежнему заниматься увлекательным газетным делом. 
…Я смотрю на фотографию, где мы снялись после выпускного класса. Подавляющее большинство получили высшее образование. Двое сразу после школы стали работать на железной дороге. Теперь они специалисты и ветераны. Один вскоре сел за баранку автобуса и до сих пор поднимает мне руку в знак приветствия, проезжая за рулем автобуса двенадцатого маршрута. Есть педагоги, предприниматели, экономисты высокой квалификации. Выпускник Рижского института инженеров гражданской авиации теперь один из известных в Хакасии пчеловодов, выпускник Красноярского политехнического института – брокер, играет на бирже. Один возглавляет строительную фирму, несколько человек – заслуженные педагоги.
Я смотрю на фотографию и думаю, что все мои одноклассники состоялись в этой жизни, никого из них не сломила буря перемен, пронесшаяся в стране. Смотрю и думаю о том, что мы – поколение, которое на собственном опыте испытало громадный социальный сдвиг. Изменились ориентиры. Так мечтать, как мечтали выпускники шестидесятых годов, нынешние не могут. Изменились обстоятельства. И экономические, и социальные.  Невозможно поехать, например, из Хакасии поступать в Латвию, в Рижский институт инженеров гражданской авиации. Изменились и приоритеты выбора, изменилась престижность   многих известных профессий.
Но я говорю об этом без всякой грусти. У нынешнего поколения появились совершенно новые возможности, о которых раньше мы просто не знали. Можно, например, постараться и пройти обучение в Кембридже или в Сорбонне.  В конечном итоге, всегда и во все времена, все зависит от собственных   усилий. Времена меняются, но мы не меняемся вместе с ними…
Оглядываясь назад, какие уроки я вижу? Успешная учеба в школе, конечно, важна, но она не является определяющей для дальнейшей жизни. Наш лучший математик в классе после школы всю жизнь работает водителем автобуса. Наша классная руководительница, долго не верила, что из меня выйдет толк. И не верила, что я после школы работаю в газете. «Быть не может!» – говорила она.  Но нашла мужество признаться на одном из    вечеров встречи с выпускниками, что была не права.
Тот, кто вроде бы был последний, сказано в великой книге, имеет все шансы стать первым.
Закончив школу, выпускник, должен, на мой взгляд, резко освободиться от попыток поступать как все, за компанию. Надо постараться ощутить свою самостоятельность. Но не противоречие этому то, что советы близких людей могут оказаться очень важными. Они должны проявить внимание.
Главное же для нынешних абаканских выпускников –      помнить, что все только начинается.

НАВОДНЕНИЕ

Каждую весну внимательно слушают абаканцы вести о приближающемся половодье. Конечно, речь не идёт о наводнении, город достаточно защищен. Тем не менее, нельзя забыть какое несчастье постигло Абакан  когда-то. А если брать по христианскому счёту годов, страшен был тысяча девятьсот шестьдесят девятый по Рождеству Христову. Первого июня, в воскресенье, на Троицу, перед рассветом город затопила вода...
Примерно во втором часу ночи внезапно в нашем доме заговорило радио. Граждане предупреждались об угрозе наводнения. О том, что подтопление возможно, в тот год говорили настойчивее обычного. Но многие считали, что оно ограничится районом «Гавани», как не раз уже случалось. Мы ходили на южную дамбу, смотрели, как по Абакану течение несет вырванные с корнем деревья, бревна. В конце мая стало заметно, что уровень воды подошел к верхней полосе дамбы. Прибавилось количество машин, ссыпавших гравий в тех или иных местах...
И вот раздался тревожный сигнал по радио, следом завыли сирены, раздались гудки на железной дороге... На улице, куда я вышел, было оживленно. Никто ничего толком не знал, ребятня смеялась: «Поплаваем!» Никогда не забуду тот нарастающий гул, который преследовал меня, когда я шел к дому. Вода коснулась моих ног, когда я открыл калитку. Получил команду немедленно подниматься на крышу. Отец перенес маму к лестнице уже по колено в воде...
– Это ж на Троицу было, – вспоминала соседка, тетя Аня Николаева. – Мне девчонки на работе дали задание – постряпать что-нибудь, пойдем на остров, отметим. Со стряпней я провозилась до часу ночи. Устала. Кажется, только задремала, слышу сынишка, Виталька, кричит: «Мама, вода!» У нас в кухне была труба забита и вот из насоса полилась вода. Со сна-то вначале не разобрались, сейчас смешно вспомнить, муж, Станислав, говорит: «Ты пальцем заткни насос, я сейчас клин найду, забью». Дверь-то он кое-как открыл (вода была уж до середины окон), тут вал как хлынет, и его с ног сбило и меня об печку шибануло. Так что в чем были – на крышу. Свекровка вначале ни в какую: «Посадите меня на печку, вода не доберется». Посадили. А вода прибывает и прибывает. Хорошо у соседа автомобильная камера на плаву была, кое-как через окошко протиснулись, сняли ее с печки и на крышу...
Мне рассказывали, как проснулись, когда вода в доме подошла к подушкам на кроватях. Представляете, просыпается     человек, и с кровати шагает в воду. Веселого очень мало.
В течение двух часов вода поднялась выше двух метров (я говорю о районе Заготзерно). Когда рассвело, стало ясно, что поплавать, действительно, есть где. У соседа, гнавшего накануне самогонку, всплыла незаполненная до конца трехлитровая банка. Мужики, перейдя к нему по крышам и воротам, отметили Троицу, закурили, обозревая окружающую их водную стихию. По улице, мимо них, проносились военные катера, в небе     виднелись низко летящие вертолеты...
К калитке нашего дома подплыли, раздобывшие где-то лодку соседи – два Виктора и Саша Салов. Я с ними доплыл до перекрестка. А потом уже на других лодках добрался до «Гавани». Мне было семнадцать лет. В том районе жила любимая девушка. Я беспокоился. На крыше их дома отец девушки с соседом отмечали Троицу. Женское население они отправили к               родственникам «на этажи».
На другой день я добрался в центр Абакана. Помню, что меня удивило – спокойствие, люди ходят, не плавают. В редакции «Советской Хакасии» я взял свежий номер газеты, где сообщалось о наводнении. В Черногорск, где работал в городской газете, добрался водным путем. Мост в аэропорт был снесен водой, автобусное сообщение временно было прервано. В редакции материал из областной газеты сразу поставили в номер      «Шахтёра», я написал о том, что видел.
Мне дали отпуск.
Вода прорвалась там, где ее меньше всего ожидали: она вошла с тыла – со стороны реки Ташебы и затопила около 90 процентов городской территории. Сейчас трудно судить, можно было бы избежать наводнения или нет? Говорят, что если бы вовремя взорвали железнодорожное полотно в западной части Абакана, то вода бы не пошла в город.
Так это или не так, теперь судить трудно. Однако то, что вода в городе простояла три дня из-за медлительности действий властей, однозначно. Все это время уровень воды в Енисее был ниже уровня воды в городе, и когда решились взорвать дамбу, она очень быстро схлынула.
Ущерб городу был нанесен значительный. Были снесены железнодорожный и автомобильный мосты через Ташебу, затоплены все промышленные предприятия и около семи тысяч домов.
 Практически все лето продолжались восстановительные работы. Все лето мы – «частный сектор», жили на крышах своих домов. Нельзя не отдать должное государству: по страховым и иным каналам населению была оказана существенная помощь. Помню, с вертолётов сбрасывали буханки хлеба. Не дай Бог, случись сейчас такая беда, возможно, населению осталось бы лишь кусать свои локти.
Конечно, в воде многое погибло. У меня были испорчены хорошие книги. Были загублены огородные посевы. Дом ремонтировали все лето. Но, удача, просушили холодильник, телевизор (упавший в воде после мощных волн от военных катеров),    магнитофон, включили – работают.
И «Калгона» не понадобилось. Как говорили тогда, точнее, писали – «Советское – значит отличное!»
Отмечу и положительные последствия наводнения.
Например, для повышения рождаемости. В нашем районе студентки торгово-кулинарного училища (ныне училище олимпийского резерва) селились на квартирах по соседству. Проведя почти все лето на крышах домов вместе с молодыми сыновьями своих хозяек, многие из них повыходили замуж. Были ли это браки «вдогонку» история умалчивает. Теперь у них внуки...
Наводнение явилось сильнейшим стимулом к реализации уже осуществлявшегося проекта по защите города. Дамбы было решено использовать и в качестве кольцевой транспортной магистрали, значительно разгрузившую поток автомобилей в городе. И как пишет Владислав Михайлович Торосов в книге «Абакан»: «Губительные паводки минувших лет и возникший когда-то вопрос о сносе города остались теперь лишь в воспоминаниях старожилов да в газетах тех лет»...
Добавлю к этому – на фотографиях. Некоторые я сделал тогда с лодки. Например, на одной из них – перекрёсток улиц Мира–Гагарина, светофор, висящий тогда посередине, а на остановке – полузатопленные автобусы, остановленные потоком воды.
Уверен, все мы, пережившие наводнение шестьдесят девятого, каждую весну с тревожным чувством слушаем сводки погоды, вести из районов подтопления. Мы теперь живём в другом государственном устройстве, а реки остались теми же. Очень не хочу, чтобы по моей улице понеслись катера.
Есть у нас в Абакане улица Катерная и этого достаточно.

СТОЛЕТИЕ ВОЖДЯ

Более сорока лет назад, я, восемнадцатилетний житель города Абакана, совершил путешествие, которое до сих пор вспоминаю с большим удовольствием. Но прежде чем рассказать о нем, нужно немного сказать об атмосфере того времени.
Пребываю в полнейшей уверенности, что для многих, особенно молодых людей, непонятно – какое значение еще совсем недавно вкладывалось в определение и даже настоятельное   требование: «встать на трудовую вахту»?
А ведь, если бы наша жизнь продолжалась в тех же идеологических условиях, которые существовали прежде, то недавно бы вся страна стояла на трудовой вахте в честь 145–летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Именно столько исполнилось основателю советского государства в 2015 году. Но кто вспомнил? Подозреваю, что многие нынешние ...надцатилетние имеют весьма приблизительное представление о человеке, несомненно оказавшем  значительное влияние на мировую историю. Споры о том, было ли это влияние со знаком «плюс» или «минус» будут еще долго продолжаться. Мне же хочется вспомнить не столь давние времена, когда фигура «вождя мирового пролетариата» была полностью безгрешной, совершенно лишенной человеческих слабостей, и вся страна готовилась к празднованию столетия со дня рождения «Вэи Ленина».
Столетие праздновалось в 1970 году, но еще за два года до этого вся страна «встала на трудовую вахту». Именно так – «в честь столетия со дня рождения Вэи Ленина… Вэи Ленина…  Вэи Ленина» – практически ежедневно я повторял и повторял тогда нашей редакционной машинистке Анне Александровне, диктуя информации об ударной трудовой вахте советских    тружеников в честь юбилея...
Все газеты были заполнены однотипными материалами. «В честь столетия со дня рождения В. И. Ленина труженики нашего предприятия взяли повышенные социалистические обязательства и по-ударному их выполняют». Никто тогда не задумывался, как это может быть при плановой социалистической экономике, когда на учете должен был быть выпуск каждого гвоздя – сколько отлить стали для этого, как перевезти, где изготовить, кому отгрузить, где вбить этот гвоздь? Как же при этом перевыполнять задание на 20 или 30 процентов? Где взять лишней стали, лишних вагонов, лишних мощностей и так далее. С одной     стороны, план – закон, а с другой стороны все стены залеплены обязательствами дать продукции сверх плана. И все это было в порядке вещей. И все как-то шло своим ходом…
Молодежь всей страны сдавала Ленинский зачет. Он проходил в три этапа. «Что значит этот зачет для комсомольца–школьника?» – спрашивали себя комсомольцы первой Абаканской школы в газетной заметке. И отвечали себе и другим комсомольцам: «Цель Ленинского зачета – приобщить юношей и девушек к глубокому изучению теоретического наследия          В. И. Ленина, важнейших партийных документов. Привлечь каждого члена ВЛКСМ к участию в жизни своей комсомольской организации… Пришлось много и напряженно трудиться. И вот подведение итогов первого этапа. По лицам экзаменаторов видно, что ребята отвечают на вопросы четко, со знанием дела. Отличилась  Таня Хохлова. Когда она вышла из комнаты, ребята окружили ее и горячо поздравили. Не было ни одного равнодушного. Ведь зачет – это проверка нашей зрелости и готовности к вступлению в бурлящую событиями жизнь. Комсомольцы нашей школы взяли обязательство отлично подготовиться к третьему этапу     Ленинского зачета…».
В мои тогдашние восемнадцать лет мне даже в самом фантастическом сне не могли привидеться нынешние времена. Казалось, говоря словами товарища Гегеля – «всё действительное разумно и всё разумное действительно». Один из эпизодов того времени, времени, по нынешнему определению, «застоя», мне хочется вспомнить.
... Кому в голову пришла эта мысль, история умалчивает. И в моей чудом сохранившейся записной книжке осени шестьдесят девятого года об этом ни слова. Мысль же заключалась в том, чтобы в честь 100-летия со дня рождения вождя совершить пеший переход Черногорск – Абакан – Минусинск –  Шушенское. В Шушенском, если кто не знает, Владимир Ильич отбывал ссылку с 1897 по январь 1900-го года. Возможно, совершить этот переход студентам Черногорского горного техникума предложили в комитете комсомола. Тогда все, как я уже говорил, должны были сдавать Ленинский зачет, и участие в таком мероприятии могло стать подтверждением «зрелости и готовности к вступлению в бурлящую событиями жизнь».
Но я сильно подозреваю, что основным мотивом было желание студентов  под благовидным предлогом сделать перерыв в учебных буднях и провести несколько дней  «в свободном полете». Это яркий пример, что даже в самых затхлых идеологических условиях, все можно обернуть приятной человеческой  стороной, к обоюдной пользе.
Вот и я попал в группу, с которой побывал в Минусинске и Шушенском, на месте строительства Саяно-Шушенской ГЭС и у подножья Боруса. Мы разговаривали с директором Мартьяновского музея и строителями Шушенского, людьми, видевшими Ленина и молодыми рабочими будущей ГЭС... Много было событий за несколько дней, разговоров, споров, перенесенных трудностей и следовавших за ними радостей.
В сентябре тысяча девятьсот шестьдесят девятого года мы вышли на «ленинскую тропу». Мы были настроены очень серьезно и ощущали себя некими первопроходцами. Одеты мы были в одинаковые рубашки, у нас были рюкзаки и ружье, магнитофон и гитара,  с собой мы несли большой фотоальбом о подготовке к празднованию столетия со дня рождения В. И. Ленина, который мы решили преподнести шушенцам.
Первая остановка – Минусинск. Где-то я читал, что когда у Феликса Кона, политического ссыльного, отбывавшего срок в Минусинске, Ленин спросил, что представляет из себя Мартьянов, основатель Минусинского музея, тот не задумываясь, ответил примерно следующее: «Если бы началась революция, он стал бы фотографировать баррикады, собирать осколки гранат и гильзы и... тащить к себе в музей».
Благодаря Мартьянову, Минусинск, небольшой городок купцов и кустарей, становится «знаменитостью почти всесветной». Сюда едут ученые, археологи, этнографы, синологи, чтобы изучать памятники и знакомиться с сокровищницей древностей, собранных в этом городке умелой рукой.
Несомненно, Мартьянов был человеком исключительной честности, ума и трудолюбия. Добрый, мягкий, Николай Михайлович отличался и мужеством. Привлечение к работе в музее политически неблагонадежных ссыльных было в известной  степени вызовом царским властям.
Неоднократно в музее бывал ссыльный Ульянов. Накануне столетия со дня его рождения центральным в музее   было место, обозначенное табличкой: «Комната-библиотека. Здесь часто бывал и работал В. И. Ленин. 1897-1900». А, например, фотография, лично подаренная Его Императорским Высочеством, Наследником Цесаревичем, Великим Князем Николаем Александровичем (будущим Николаем Вторым)  Минусинскому музею во время его поездки по Сибири, хранилась в закрытых фондах. И видеть ее мы тогда не могли...  Руководители музеев  обязаны были следовать указаниям «свыше».
В Минусинске я записал: «Города, как и люди, имеют свой неповторимый облик, своё лицо. Мы прошли три города. Рабочий Черногорск, нервные узлы которого – промышленные предприятия; Абакан – бурно развивающийся центр области, город с завидным будущим. И вот Минусинск. Он резко отличается от своих молодых соседей. Здесь земля буквально прогрета солнцем и пропитана грозами истории. Я испытал вдохновенное и радостное чувство. Вспомнился Уолт Уитмен:
Однажды я проходил
По многолюдному городу,
Вбирая в свою память
Для будущих надобностей
Его дома, обычаи, нравы...
Подумалось, что даже простые хождения по таким городам закладывают в душе человека еще один камень строительства святых чувств к своей Отчизне...».
Далее наш путь лежал на Шушенское…

ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ

Осенью шестьдесят девятого года, когда мы пришли в Шушенское, поселок по сути переживал свое второе рождение. Связано это было, конечно, с приближающимся 100-летием со дня рождения В. И. Ленина.
Строились старина и современность. В пределах мемориальной зоны поселок становился таким, каким его увидел политический ссыльный Владимир Ульянов. В зону входили 33 крестьянские избы и административно-торговые заведения. Со всей возможной точностью восстанавливались два дома,  в которых жил политссыльный, будущий Ленин.
«Полностью реставрирована усадьба Зырянова, – записывал я, – где Владимир Ильич жил с  8 мая 1897 года и до приезда ровно через год Н. К. Крупской. Поработала здесь бригада П. А. Торбакова, старого плотника из Горной Шории. Восстанавливался дом крестьянской вдовы Петровой, куда молодожены перебрались в день свадьбы – 10 июля 1898 года. Плотник на стройке – главная фигура наравне с архитектором... Реставрировалась простая сибирская деревня, в которой за 70 с лишним лет много строили, сносили, перестраивали. А нужно восстановить её такой, какой она была в конце прошлого века.
Как следовавший в ссылку на свой счет по проходному свидетельству, В. И. Ленин и путь от Минусинска до Шушенского проделал без сопровождения стражников. На простой крестьянской телеге. Шушенское было основано русскими казаками в первой половине восемнадцатого века при впадении речки Б. Шушь в Енисей. В письме к своей сестре Марии Ильиничне ссыльный Ульянов так описывал свое впечатление о Шушенском: «Село большое, в несколько улиц, довольно грязных, пыльных – все как быть следует. Стоит в степи –  садов и вообще растительности нет. Окружено село... навозом, который здесь на поля не вывозят, а бросают прямо за селом... У самого села речонка Шушь, теперь совсем обмелевшая».
Строительство началось с опроса старожилов. После того, как расспросили людей, многое узнали, но полной ясности не было. Помог случай. По милости судьбы исследователи Всесоюзного научно-реставрационного комбината Министерства культуры обнаружили в фототеке Минусинского архива негативы, сделанные в Шушенском в двадцатых годах. Это была ценнейшая находка, очень облегчившая задачу реставраторов.
В Шушенском строились и современные здания –  автовокзала, речного порта, восьмиэтажная гостиница, турбаза. Для жителей – многоэтажные дома, детсады, школы, больницы, Дом культуры, кинотеатры. Бесспорно, что в развитии Шушенского празднование столетия со дня рождения Ленина сыграло очень значительную роль. Тогда Шушенское пережило революционные перемены, а, например, райком комсомола, можно сказать, купался в лучах славы. Когда мы пришли вручать свой альбом, я обратил внимание, что почти половина стены в кабинете секретаря райкома Вали Рудовой была увешана вымпелами. Они были оставлены участниками пробегов, посвященных столетию В. И. Ленина. В Шушенском до нас побывали красноярцы, москвичи, ленинградцы, рижане, кемеровчане и представители многих-многих других мест Советского Союза. Секретарь спросила о наших планах на дальнейшее. Мы ответили, что хотим съездить на Саяно-Шушенскую ГЭС. И оказались при исполнении ответственной  миссии. Нас попросили  доставить комсомолии   стройки две Почетные грамоты.
«Строится Шушенское, – записал я в гостинице. – Растет по дням. Такой город, – говорят шушенцы, – единственный в мире будет...» Сейчас я не берусь судить, действительно ли говорили так шушенцы или это было моё журналистское преувеличение. Но тогда в это верилось.
А до поездки на место строительства ГЭС мы побывали в Ермаковском. Там в 1899 году состоялось весьма значимое для истории КПСС событие. О нем на одном из домов гласила мемориальная доска: «Здесь, в квартире политссыльного А. А. Ванеева, в августе 1899 г. на совещании 17-ти ссыльных марксистов, проходившем под руководством В. И. Ленина, был подписан “Протест российских социал-демократов”». Сейчас известно, что в сибирской ссылке более значимой фигурой был Анатолий Александрович Ванеев, прикованный к постели тяжелой болезнью. На его квартире и состоялось совещание.
В Ермаковском нам назвали двух человек, которые видели ссыльных, приезжавших на совещание, в том числе, конечно, и Ульянова-Ленина. И вот характерный штрих того времени. Когда нам сказали, что Макар Иванович Богаев 20 лет провел в ссылке (уже в советское время), то наш интерес к нему резко поубавился. Сфотографировать его я сфотографировал, а вот магнитофон включать не стали – бывший ссыльный, а по существу раскулаченный в сталинское время. По тем временам не лучший субъект для общения. Хотя сейчас вспоминаю его величавую, полную достоинства фигуру и понимаю, что сравнение с Георгием Евдокимовичем Давыдкиным явно не в пользу        последнего. Но его рассказ мы записали:
– Мать говорит отцу: «Гости приедут». Я шестнадцати лет был. Такой же вот, как вы. Ну, «приедут», а я слышу. Примерно недели через две приезжают. Я видел, ну идут и идут. Солнце было на закате. Сколько их не считал. И в кепках, в цилиндре, а один, смешно так показалось, в котелке….
По мнению Давыдкина это был будущий вождь мирового пролетариата – Ленин.
– Увидели нас ребят, – рассказывал он, – остановились, спрашивают, чем занимаемся. Хлеб сеем, в тайгу ходим, всё рассказали им, вот одна наша работа. Катанки, мол, еще катаем. Они заулыбались и пошли... А мы потом еще в окна заглядывали. Они все за столом сидели в доме у товарища ихнего, больного, разговаривали, чай пили...
Из Шушенского мы направились на строительство Саяно–Шушенской ГЭС. Шел 1969 год. И все только начиналось…


ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЛОСЬ…

Конечно, города Саяногорска тогда не было. Был поселок Майно. Поселок нам понравился. Симпатичные домики, выстроенные в одном стиле, много зелени, чистые уютные улицы. Здание управления строительства нашли в самом конце поселка. Двухэтажный дом стоял среди деревьев, которые, видно было с первого взгляда, остались от тайги.
На втором этаже за дверью с табличкой «Комитет ВЛКСМ» нас встретил невысокий, круглолицый парень, комсомольский секретарь Юрий Каплун. Он развернул полиэтилен, раскрыл Почетные грамоты, которые нас попросили передать в         Шушенском райкоме комсомола.
– Спасибо, ребята. Вы сейчас на ГЭС? Чем-то помочь? Ну, что ж, счастливого пути.
Дорога на стройку, которая находилась примерно в 20 километрах от Майно, очень живописна. С одной стороны Енисей, с другой – отвесные стены гор, покрытые тайгой.
Уже начинал строиться поселок Черемушки. Сразу за стелой с названием пошли стенды, оставленные поработавшими здесь стройотрядами со всей страны. Один из них был выполнен в форме зажженого факела с надписью: «Здесь городу юности быть и плотине огнями сиять!»
Гранитная глыба с гордой надписью «Идем на вы, Енисей» была сброшена в бушующий поток за год  до того, как мы побывали в Карловом створе, в сентябре 1968 года. Начать штурм реки было поручено одному из ветеранов стройки, шоферу автобазы № 1 Илье Васильевичу Кожуре. В сентябре шестьдесят девятого гидростроители приступили к отсыпке низовой перемычки. Когда мы шли к месту будущей плотины, нас один за другим обгоняли мощные самосвалы с грунтом...
В том году, конечно, смотреть и восторгаться плотиной  не приходилось. Строительство только начиналось. Только теперь мы узнаем, что уже тогда были серьезные возражения вообще против строительства ГЭС.
Один из ученых, доктор наук Алексей Дмитриев, выступавший против, в недавнем интервью «Литературной газете», анализирует положение после катастрофы 17 августа. Его мнение не изменилось. Он говорит, что геологи еще в середине 60-х отстаивали полную непригодность этого района для строительства столь высоконапорной ГЭС. Он считает, что наилучшее решение проблемы – грамотный и полный спуск водохранилища. Но ученых по-прежнему никто не хочет слушать…
Много страниц в моей записной книжке посвящено нашему восхождению на Борус. В Черемушках мы познакомились с Юрием Колгановым, гидростроителем и альпинистом. Он пригласил нас к себе в квартиру. Чисто, уютно, на стене портреты Ленина, Маяковского, Есенина, две полки с книгами.
– Пройти на Борус можно, – говорил он нам. – Но сейчас не сезон. Запомните: если начнет мести снег, ни в коем случае не лезьте на вершину, вас снесет ветром. Тогда возвращайтесь...
Так и получилось.
Из осени мы попали в зиму. Теперь, когда я бывал на Борусе, представляю, что ночевали мы тогда на снегу у подножья Малого Боруса. Вблизи озера. С вечера поднялась буря. Пришлось два раза перетягивать палатку. Наш старший приказал спускаться. На прощанье мы, обмотанные полотенцами, с надетыми на руки носками, сфотографировались. Вскоре были внизу...
Перелистывая сейчас записную книжку, разглядывая фотографии, я никак не могу прийти к однозначному ответу: насколько серьезно всё воспринималось? С высоты сегодняшних лет многое кажется настолько наивным, что диву даёшься, а с  другой стороны я не помню, чтобы мы намеренно фальшивили, смеялись над предлагаемыми нам идеалами. Было какое–то вполне искреннее восприятие: надо, так надо. Висел над статуей вождя на стене Абаканского политехникума лозунг «Жить, работать и учиться по-ленински» и никто не задавался вопросами «А как это по-ленински?», а может лучше просто по-человечески? Или вот помню стишок на фасаде абаканской же 20-й школы «За право расти (?!) и учиться,/ Готовясь к труду и борьбе (?!),/ Великая партия наша, / Большое спасибо тебе!» (!) Это я сейчас ставлю вопрос – как это «За право расти» спасибо «великой партии нашей»? А в те времена все это воспринималось совершенно естественно. Лет через пять, учась в университете на историческом отделении, я прочитал книжку «Зараза сталинизма», изданную во Франкфурт-на-Майне. Конечно, я не купил ее в книжном магазине. Мне её дали на сутки друзья, и была она замаскирована переплетом, на котором значилось: «Самуил Маршак. Стихи и сказки». Помню потрясение, которое испытал, обнаружив, открыв в себе одну из основных черт советского человека – раздвоение сознания...
Вспоминая же наш поход, который остался в памяти, как одно из ярких впечатлений моей жизни, я никакого раздвоения не нахожу. Всё это было по тем временам очень серьезно и интересно. Ни о каком «застое» мы тогда и подумать не могли. Да и был ли он, если, спустившись в Майно, мы обратили внимание на большое  полотнище с крупной надписью: «Что такое романтика?». 27 сентября в 20 часов вечера «комитет комсомола    Саянской ГЭС» приглашал на диспут.
Мы бы, конечно, пошли, и могли бы что-то сказать, но надо было возвращаться к повседневным трудам. Наш поход по    ленинским местам заканчивался.
Мои давние записи завершает короткая цитата из дневника одного знаменитого путешественника: «Туристы бывают разные. Некоторые пройдя километров пять от железнодорожной станции, быстро находят полянку. Костер, гитара, закуска и они вполне удовлетворены. Другие идут и идут вперед спортивным шагом, отмеряя километры. Километры – их цель. Третьи... Эти путешествуют потому, что любознательны и пытливы. Путешествие для них – способ приобретения каких–то новых знаний, неизвестной ранее информации...»
 Мы, конечно, относились к «третьим». 

ПРАЗДНИКИ

Если говорить о праздниках, которые, действительно, радовали сердце молодого абаканца, то это были праздники в кругу семьи и в кругу родственников. Сейчас, нельзя этого не заметить, ослабли родственные отношения. Практически только на похоронах собираются братья, сестры, невестки, зятья, дедушки, бабушки, внуки, внучки…
Не так было в шестидесятые годы, о которых веду речь. Вспоминаются многочисленные, несколько десятков человек всех возрастов, встречи родственников у бабушки и дедушки в доме на улице Хакасской.  Вспоминается обязательное застолье, наряженные люди, подлинное веселье с песнями под баян, с плясками и частушками. Вспоминаются поездки к родственникам в Черногорск, в Минусинск, в Кировку, в далекую таежную деревеньку Богословку. Вспоминаются частые гости у нас.
Умели наши бабушки и дедушки, наши родители веселиться от души, веселиться вместе. Мы уже не такие, на это есть, конечно, причины, но нынешнее молодое поколение оказывается обделенным, ушла из жизни огромная важная сфера близких отношений между родственниками. Корпоративы, застолья с нужными людьми никогда не заменят теплых, бескорыстных связей, бескорыстных отношений, которые поддерживались родственниками разных поколений.
В детстве, например, я очень гордился перед сестрами тем, как ко мне относится бабушка Устинья с отцовской стороны. С возрастом я понял, что это не случайно. Я был единственный внук среди её внучек – продолжатель рода, фамилии. То, что она меня особо опекала, накладывало и на меня какие-то требования, быть как-то лучше, чтобы бабушка похвалила, заметила. А это совсем не то, что благодарность от учителя, или шефа на работе. Похвала бабушки гораздо важнее…
Дружно жили и соседи по улице. Если происходило какое-то событие, то отмечать собиралась вся улица. Мы, дети, устраивали театрализованные представления, пели, читали стихи, показывали танцы. Во время Пасхи ворота стояли нараспашку, ребятишки ходили друг к другу в гости – биться крашенными яйцами. Бились всерьез. Разбитое отдавалось победителю. Были и ловкачи, которые иногда использовали деревянные яйца. Впрочем, это все делалось бескорыстно, деревянные яйца использовались, конечно, не для наживы, а только для шутки.
Хотя СССР и был страной атеизма, но Пасха была одним из самых ярких праздников в году. Именно на Пасху обычно собирались родственники у кого-то в гостях. Вспоминается тётя Аня, которая была ревностной прихожанкой Никольской церкви. приносившая не простые, а «свячёные» яйца. К тёте Ане относились насмешливо. Это её задевало, и она нередко принималась доказывать своё. Но, всерьез её трепетное отношение к церкви попросту не воспринималось.
Может быть, глядит она сейчас из христианского Рая, место в котором несомненно заслужила, и тихо радуется нынешнему торжеству православия. А может быть, качает головой: «Как-то это у вас сейчас все понарошку…». У ней-то было всерьез и нужно было определенное мужество – ходить в Никольскую церковь во времена борьбы с религией, «опиумом народа».
Главным праздником все-таки был Новый год. И, наверное, только этот обычай праздновать мало изменился. Может быть, даже совсем не изменился. Поскольку до сих пор в большинстве случаев празднуют встречу Нового года в кругу семьи, в кругу самых близких людей.
И какие бы общественные бури ни бушевали за окном дома, в котором стоит елка, в доме этом сохраняются давние традиции. Телевидение, правда, не работало раньше всю ночь.
Кроме самых громких общественных праздников – 1 Мая и 7 ноября, в моей памяти яркими событиями запечатлелись дни выборов. Дни голосования «за кандидатов блока коммунистов и беспартийных». Запомнились красными транспарантами и тем, что в буфете избирательного участка можно было купить продукты из разряда дефицитных. Честно говоря, позабылось – что. Наверное, конфеты, колбаса, сгущенка, тушенка…
 Но главное – какие замечательные концерты шли целый день в клубах и Дворцах культуры. Все это были  самодеятельные артисты с разных предприятий и учреждений. Я очень гордился, что в них принимал участие мой сосед Коля Власенко. Он прекрасно пел со сцены только что открывшегося Дворца культуры имени 22 партсъезда. Запомнились мне и праздники улицы Гагарина. Я уже писал, что годы учебы в начальной школе знаменуются в моей памяти воспоминанием о событии, которое в той или иной степени одинаково передают мои современники. «Гагарин полетел!» В тот же день в 4 часа дня на Первомайской площади состоялся митинг.
Газета «Советская Хакасия» на следующий день сообщала:
«Митинг открыл секретарь Абаканского горкома КПСС    Морев.
– Полет человека в космос – достижение творческого гения советского человека, – говорит т. Морев. – Героическим полетом советского космонавта открыта новая страница в истории Земли. Наши достижения и открытия мы ставим не на службу войне, а на службу миру…».
На митинге выступили преподаватель пединститута Полынцев, член бригады коммунистического труда швейной фабрики комсомолка Галина Кутаржевская, рабочий СМП-159 Таранущенко, учащийся политехникума Олег Федотов, директор   ХакНИИЯЛИ Чанков.
– Идя навстречу пожеланиям трудящихся, – сказал председатель Абаканского горисполкома Дмитрий Тепленичев, – исполком Абаканского горсовета решил переименовать улицу Нефтяную в улицу Юрия Гагарина. Об этом мы телеграфируем       товарищу Гагарину».
Так я, бывший житель улицы Нефтяной, стал жить на улице Гагарина. И надо сказать, что в советское время о том, чье имя носит наша улица, всегда помнили. И регулярно  в апрельский день устраивались праздники улицы Гагарина.
Вот как в газете «Советская Хакасия» писали об одном из таких дней: «Улица украшена праздничными лозунгами, плакатами, флагами, на здании городской библиотеки № 2 — портрет Ю. А. Гагарина. Подол¬гу задерживались присутст¬вующие на празднике у стен¬да «На улице Гагарина...», на котором помещены фотогра¬фии участников Великой Оте¬чественной войны П. Д. Джерапова, Я. И. Салова, Н. А. Анненко, су¬пругов Прохоровых и Евстиг¬неевых, П. Т. Хабарова, жи¬вущих на улице Гагарина.
И вот наступило торжествен¬ное открытие праздника. С вступительным словом перед собравшимися жителями улицы, учащимися школ № 13 и торгово-кулинарного училища, выступил зав. орг¬отделом Абаканского горкома партии Д. Г. Полетаев.
Тепло встретили участники праздника выступление старожила этой улицы Якова Сало¬ва, который призвал всех жителей улицы всегда содержать ее в образцовом порядке, а ребят быть такими же честны¬ми, трудолюбивыми, сильными и смелыми, каким был верный сын нашей Коммунистической                партии Ю. А. Гагарин.
Член квартального комите¬та М. И. Евстигнеева расска¬зала об итогах соревнования среди жителей за дом образцового порядка и назвала фами¬лии победителей – Анненко, Власенко,            Замяткиных, Дорошенко и др.
М. И. Евстигнеева поблагодарила ро¬дителей двенадцати семей, в которых дети учатся только на «4» и «5».
Под звуки марша праздничная колонна во главе с «юны¬ми космонавтами», которые несли в руках портрет Ю. А. Гагарина, макеты спутников и космических кораблей, флаги, лозунги, проследовала по ули¬це в Дом культуры имени 22 партсъезда, где силами учащихся школы 13 и коллективом учителей был дан большой праздничный концерт…»
Так было совсем недавно. Но и в наши времена я с большой гордостью осознаю, что живу не на простой улице, а на улице имени Юрия Алексеевича Гагарина.
1 мая и 7 ноября весь Абакан с раннего утра приходил в   бурное праздничное движение.
По всему городу, по всем основным улицам к центру двигались украшенные колонны по-парадному наряженных людей. Море ярких бумажных цветов, воздушных шаров, флагов и транспарантов: «Планы партии – планы народа», «Слава партии Ленина», «Слава советскому народу – строителю коммунизма»,  «Миру – мир», «Наши трудовые достижения – празднику 1 Мая! (Или «празднику 7 ноября!»)…
Колонны особо богатых предприятий возглавляли духовые оркестры. Приближение праздника, кстати, я всегда ощущал, кроме всего прочего, тем, что в доме напротив, Витя Демидов начинал репетировать на своей трубе. Со временем он стал очень заметным музыкантом и я с гордостью замечал его в сводном городском духовом оркестре во время праздников.
Конечно, эти дни были праздником для всех без исключения в городе. Колонны проходили мимо здания Дома Советов. До 1961 года там стоял памятник Сталину в шинели. А с 1970 года на Дом Советов стал смотреть памятник Ленину в пальто.
Праздник радовал возможностью увидеться со многими знакомыми, общим воодушевлением, хотя и несколько искусственно созданным, но все равно становившимся человечным и искренним. Особенно когда праздник переходил в неофициальную часть. Потому что перед праздниками на предприятиях выдавались денежные премии, и в праздник можно было купить не простую бутылку «Московской» за два восемьдесят семь, а   бутылку «Столичной» за три двенадцать…
В эти дни на многих площадках шли концерты. На ипподроме можно было посмотреть бега и скачки, на площадках – у главпочтамта, в горпарке, в саду клуба железнодорожников, у «Заготзерно», «Автороты» (ныне – район МПС), в Зеленой роще – играли духовые оркестры, выступали многочисленные          коллективы самодеятельных артистов…

АТЛАНТИДА

Интересная картина вырисовывается, если посмотреть немного сверху, с высоты минувших лет.
Поколение абаканцев, родившееся в годы после войны, вступило в активный возраст на исходе хрущевской «оттепели», активно проявило себя в годы, которые потом стали называть «застойными», и не менее активно, в годы перестройки и крушения прежних кумиров и идеалов.
Можно по-разному рассматривать последние двадцать пять лет, но несомненно, что моему поколению представилась редкая возможность жить на стыке исторических эпох. На наших глазах безвозвратно ушла в прошлое, как Атлантида, целая цивилизация – советская страна. Со своей идеологией, экономикой,     духовными приоритетами и ценностями.
Вспоминая шестидесятые-семидесятые годы теперь, прежде всего, могу отметить полнейшую аполитичность подавляющего большинства населения. Толща людского океана была безмятежна, лишь всплескивая в определенные дни в виде демонстраций в дни 1 Мая и 7 Ноября. Политический корабль шел по курсу, который определяла коммунистическая партия. «Партия – наш рулевой» – популярный лозунг того времени. И что удивительно, дополнявшийся другим: «Народ и партия – едины!». Вроде бы, получается и народ – рулевой.
На самом деле, народ безмолвствовал. И конечно, не рулил. В 1961 году партия торжественно провозгласила: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», и народ на демонстрациях стал выходить с обязательными красными транспарантами «Наш курс – коммунизм!».
Верили ли в то, что в 1980 году наступит «золотой век» человечества и каждый советский человек будет трудиться «по способности», а получать не «по труду», а «по потребности»? Мне кажется, эта вера определялась известной поговоркой: «А чем черт не шутит?». Может и будет так, кто знает, – размышлял советский человек, – там видно будет.
Никто в проблемы будущего не углублялся. Совершенно не могу представить, чтобы в нашей семье всерьез обсуждался бы вопрос о строительстве коммунизма. Я вообще не помню, чтобы в семье ли, в повседневном общении, мы касались политических вопросов. Политических вопросов касались, выходя на трибуны.
Эти вопросы, действительно, были надстройкой, проблемами, стоявшими над повседневной жизнью. Никто не вдавался в рассуждения, как это реально будет и что надо реально делать для этого. Партия сказала – будет, значит – будет.
Но, вот удивительно, вера в наступление светлого будущего, справедливого и изобильного, существовала во всей этой      океанской людской толще, пронизывала все слои населения.
Нам ли стоять на месте!
В своих дерзаниях всегда мы правы.
Труд наш есть дело чести,
Есть подвиг доблести и подвиг славы!
Тогдашних «шестидесятников» ныне принято изображать чуть ли не «диссидентами», противниками советского строя. На самом деле, именно творчество ярких представителей «шестидесятников» воспевало социализм с человеческим лицом, грядущий справедливый общественный строй, влияло на мое поколение самым положительным образом. Если этот строй будет   называться «коммунизмом», то пусть называется так.
Главное –  мы верили в коммунизм=светлое будущее.
Говорю это с полной уверенностью. Со школьных лет я делал некоторые записи. И вот недавно мне встретилась одна из них, сделанная в 1970 году. Я уже работал в черногорской городской газете. Ответственным секретарем там работал Сергей Васильевич Гринев. Фронтовик, авторитетный журналист, думающий человек. И вот в январе 1970 года я записал: «Новый год для тебя начался очень неудачно. Коммунизма не будет (Сергей Васильевич сказал определенно), вот твоя главная мысль, с которой ты вступил в семидесятые годы. Сейчас по телевизору треплется диктор о наших достижениях. Боже мой, какая ерунда! Нужна новая революция. И она обязательно будет. Но будет ли от нее польза – вот вопрос…».
Оставляю в стороне юношеский радикализм восемнадцатилетнего абаканца, хочу подчеркнуть, что вера-то была. Не без критической оценки, но была, существовала. Причем, если эта оценка претерпевала какие-то изменения, то в незыблемой основе лежала твердая уверенность в том, что моей великой стране необходимо великое будущее.
«Шестидесятники» романтизировали действительность, заставляли за повседневностью увидеть общечеловеческие ценности, которые, надо это признать, были ориентиром для советского образа жизни. Хоть и подавались с обязательной                марксистско-ленинской, классовой точки зрения.
Не так давно умер один из ярчайших представителей «шестидесятников», писатель Василий Аксенов. Я был его читателем с первой повести «Коллеги» в журнале «Юность», который мы получали в пятидесятые-шестидесятые годы. Одна из моих любимых книг – его роман «Пора, мой друг, пора», вышедший в 1965 году. Память Василия Аксенова я отметил, перечитав этот роман. И вот что интересно, отметил я для себя через полвека. Читаем в аннотации: «…Через все произведение проходит идея дружбы и взаимной помощи советских людей, подчас совершенно незнакомых друг другу. Действие романа происходит в Эстонии, в Москве и на большой сибирской стройке». А читаешь роман сегодня, и совершенно не ощущаются приметы     советского строя, советских людей. Есть живые ситуации в жизни хороших людей, живущих в хорошей стране. Конфликты есть, но это конфликты любви, творчества, строительства, нарушений закона. Я попытался найти отражение идеологии. Вроде  нынешней: «Ты этого достойна!» (краски «Орифлэйм»).
Такого я не нашел. Но во всем романе, лишенном всякого пафоса социалистического строительства, посвященном человеческим взаимоотношениям, все-таки есть одно место, когда главный герой увидел в небе маленькую блестящую  полоску от пролетевшего над тайгой самолета. И тогда: «Марвич задрал голову и подумал о своей стране: «Мне отведена для жизни вся моя страна, одна шестая часть земной суши, страна, которую я люблю до ослепления… Ее шаги вперед, к единству всех людей, к гармонии, к любви… Все ее беды и взлеты, урожай и неурожай, все ее споры с другими странами и все ее союзы, электрическая ее энергия, кровеносная система, ее красавицы и дурнушки, горы и веси, фольклор, история – все для меня, и я для нее. Хватит ли моей жизни для нее?»
Вот это не корпоративное, а всеобщее ощущение причастности к жизни большой страны, внутреннее чувство слитности с общими заботами и радостями – очень характерно было для нас в то благословенное время.







Города обладают индивидуальностью, резко выраженным характером… Город – обособленная душа, и стоит прожить в нем немного, как влияние этой души коснется нас, подобно электрическому току.
Ж. Роденбах




II. СТОЛИЦА



ГУННСКИЙ ДВОРЕЦ
Одно из самых древних сооружений, возводившихся когда-то на территории города, – так называемый «гуннский дворец».
В семидесятые годы, когда я учился на историческом факультете университета, приехав домой на летние каникулы, специально отправился на велосипеде к деревне Чапаево. И местные жители показали нам с другом примерное место, где когда-то археологи раскапывали дворец. Тогда еще были видны признаки живописных развалин. Теперь это место вошло в черту города.
А начиналось с того, что в 1940 году при прокладке шоссе из Абакана в Аскиз на окраине поселка колхоза «Сила» рабочие затронули невысокий холм, в котором обнаружили множество обломков глиняной кровельной черепицы. Начальник Дорстроя Купцов  обратился в краеведческий музей, к директору Петру Ивановичу Каралькину.
Так началась история с раскопками дворца — памятника архитектуры гунно-сарматской эпохи I в. до н.э. в Хакасии. Он располагался в междуречье рек Абакана и Ташебы,  у села Чапаева, входящего ныне в городскую черту Абакана. Раскопки проводились в 1941, 1944, 1945 годах сотрудниками Государственного Исторического музея Л. А. Евтюховой и Минусинского – В. П. Левашевой. Раскопки проводились в годы войны. И показали, что здание, расположенное на берегу реки Ташеба, сравнимо с царскими палатами. Дворец состоял из двадцати комнат и одного просторного зала, в котором наверняка устраивались званые приемы и пиры с балами.
В советское время распространенной была точка зрения, что в дворце жил китайский полководец Ли Лин. В последнее время появились и другие мнения – здесь жила гуннская «принцесса» Имо, матерью которой была китаянка, или даже император Китая. Такой титул принял на себя некий Лу Фан, который объявил себя правнуком императора У-ди и поднял восстание. Его поддержали гунны, Лу Фан вместе с семьей был спешно вывезен «за укрепленную линию».
По мнению историка Ковалева, для проживания «собственного» императора Китая гунны, как и положено, были обязаны построить императорскую резиденцию в соответствии с ханьскими традициями. Этим и объясняется появление на территории нашего города великолепного образца древней архитектуры.
Здание имело каменные опорные колонны, отопительные подпольные каналы, толщина глинобитных стен достигала полутора метров. Четырехскатная крыша была покрыта хорошо обожженной черепицей.
Характерна судьба этой черепицы. Ею в пятидесятые годы вымостили дорожки к областному Дому культуры. А через годы закатали под асфальт. Так что теперь, когда вы идете на концерт в нашу филармонию, то  невидимо ступаете по черепицам более  чем двухтысячелетнего возраста.
Эти торцовые диски железобетонной черепицы имели особое значение для определения времени существования здания. На них были обнаружены китайские надписи – благопожелания. Типичные для эпохи Хань (конец 1 тысячелетия до нашей эры – начало новой эры).
Петр Иванович обратился с письмом к академику Василию Михайловичу Алексееву, крупнейшему филологу-китаеведу. В фондах нашего музея хранится ответное письмо ученого:
«31 декабря 1940 года
Директору Хакасского областного музея тов. Каралькину
Уважаемый тов. Директор!
Получив Ваше письмо со вложением эстампажей с китайской черепицы, за которые весьма Вам признателен, спешу сообщить перевод надписи в окончательной редакции. Стихи   (рифма подчеркнута):
Тянь цзы вань суй чан,
Цянь цю лэ вэй ян.
Дословно: Сыну неба 10. 000 мира! (А той, которой мы      желаем) 1000 лет (осеней) – радости без горя!
Или, приблизительно, в стихах:
Богдыхану – десять тысяч лет !
Богдыханше – радости без бед !»
Далее академик поздравлял Петра Ивановича с Новым годом!
Строительство и функционирование ташебинского дворца однозначно увязано с таштыкским  периодом истории долины Енисея. То есть со временем, когда Азией правили легендарные гунны. С этим согласились практически все ученые.
В период подготовки к празднованию 300-летия вхождения Хакасии в состав России было много разговоров о восстановлении «гуннского дворца». И не только разговоров. Есть замечательный архитектурный проект, подготовленный Татьяной Добровой и Валерием Скорым. Много усилий потратил на пропаганду этого проекта глава республиканского совета старейшин хакасских родов Владислав Михайлович Торосов. Как это обычно бывает, дело увязло в проблеме финансирования.
Возникает вопрос – можно ли отсчитывать историю города со времен существования этого дворца? А почему бы и нет? Известно, что, например, древнейший город на территории бывшего Советского Союза – Ереван, ведет свое начало от небольшой крепости Эребуни. Москва – от небольшой усадьбы на реке, где ростово-суздальский князь Юрий Долгорукий принимал гостей.
Так и Абакан вполне может отсчитывать свою древнюю историю с гуннского дворца, возведенного в  99-98 годах до нашей эры, наверняка окруженного в свое время другими внушительными постройками, не сохранившимися также, как сам дворец.
И это не фантастика. Достоверно известно, что на территории нашего города люди жили и раньше и позже существования гуннского дворца. Здесь всегда бурлила жизнь. Как и в наши нынешние дни…

АБАКАНСКИЙ ОСТРОГ

Повторю, что наша городская территория никогда не пустовала. Здесь всегда ключом била жизнь. Доказательств много. Например, в пятом веке нашей эры существовали строения, остатки которых были обнаружены на пересечении улиц Канская и Аскизская. Большой интерес представляют развалины средневековой крепости на Нижней Согре, вблизи Енисея. Тысячу лет назад здесь находилась средневековая крепость. Конечно,  только руины сохранились. Но упоминания зафиксированы на чертежах местности, выполненной красноярскими казаками в 1665 году. А также в известной «Чертежной книге Сибири»,           составленной в 1701 году. То есть в восемнадцатом веке.
А еще в конце семнадцатого русскими казаками был построен Абаканский острог.
    Здесь надо сделать существенное замечание. Иногда можно прочитать, или услышать, что русские казаки открыли наш край. Однако исследования, например, доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника Института археологии Российской Академии наук Игоря Леонидович Кызласова показывают, что Хакасия, Хакасско-Минусинская котловина – один из древнейших культурных центров человечества. Этот регион, находясь в центре Евразии, играл в прошлом очень большую роль, нами еще не понятую до конца. Простая вещь – последние исследования показывают, что древнехакасское государство имело прямые торговые отношения с Киевской Русью еще в домонгольское время. В Новгороде в одиннадцатом веке, в Смоленске в двенадцатом бывали древнехакасские посольства. «Мы прекрасно знали, – говорит историк, –  по письменным источникам, что в древности у Хакасии были налаженные связи со Средней Азией, с Китаем, Тибетом, в целом с Востоком, теперь выясняется, что были также связи и с Восточной Европой. На Волге, в тридцати семи пунктах древней Волжской Булгарии найдены не только предметы древнехакасской культуры, найдены места, где располагались хакасские торговые дворы».
Тот факт, что посольства древнехакасского государства доходили до Новгорода, показывает, например, что новгородцы еще в домонгольское время знали о существовании Сибири, о землях, которые потом «открыл»  Ермак. И землепроходцы семнадцатого века в этом свете уже не кажутся такими лихими     авантюристами, которые шли в неведомые земли.
Знали, с кем будут иметь дело. И вот, чтобы закрепиться, строили остроги. Был изучен центр котловины и сделан окончательный выбор – устье реки Абакан. Здесь острог Абаканский  был построен в 1675 году. Макет этого острога можно посмотреть в экспозиции Хакасского национального краеведческого музея. Как считает автор книги «Абакан» Владислав Михайлович Торосов, семена посева по созданию на реке Абакан государственного опорного пункта были заложены первой в Хакасии русской крепостью на Сосновом острове. Это было первое государственное сооружение на территории города, зафиксированное в исторических документах. Здесь, в этой крепости, впервые зазвучало имя – Абакан. Казачий пост Абакан, острог Абакан, так назывался он в конце 17 века. Русские первопроходцы, построившие и заселившие этот острог стали первыми абаканцами. Город с именем Абакан будет построен позже и непросто сложится его судьба. Много раз сместится его общественный центр и центр застройки. Но географические координаты Абакана останутся неизменными. Таким образом мы получаем еще одну веху отсчета времени, с которого берет начало современная биография Абакана. Это главный его исток, считает Владислав Михайлович Торосов. По его мнению, сентябрь 1675 года входит в историю нашего города, как дата его основания.
Значение первого Абаканского острога велико не только для города Абакана. Острог положил начало процессу освоения  Хакасско-Минусинской котловины русскими.
 
ПЕРВАЯ ИСТОРИЯ АБАКАНА

В рукописном отделе Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории хранится рукопись «Город Абакан. Материалы к истории города Абакана». Ее написал научный сотрудник института Петр Иванович Каралькин в 1946-1949 годах. Предлагаю вам некоторые фрагменты из первого исторического исследования об Абакане, сохраняя колорит времени создания.
 «Город  Абакан – административный и культурный центр Хакасской автономной области, выросший в годы развития и подъема народного хозяйства, в годы сталинских пятилеток. Бурный рост города Абакана начался с 1930 года, когда образовалась автономная область. Историческая дата образования Хакасской автономной области совпала с первым годом             пятилетнего плана великой стройки в стране.
Город Абакан резко делится на две части: старую и новую. Старая часть – это бывшее село Усть-Абаканское, теперь называемое Хакасск; новая – Абакан. В старой части, в бывшем административном центре Усть-Абаканской инородной Управы до сих пор сохранились узкие, кривые улицы с маленькими домами, с резными наличниками окон и карнизами. Среди этих домов сохранились дома Управской администрации, баев и купцов, и старая деревянная церковка, дополняющая картину – былое Усть-Абаканска. Совсем недавно около домов усть-абаканцев стояли многогранные деревянные юрты – летние жилища качинцев. На обширной степи, с многочисленными могильниками-курганами, изрезанной мелкими озерками – выросла новая часть города. Она отличается от Хакасска своими широкими прямыми озелененными улицами, садами, площадями, каменными домами. Даже деревянные здания по своей архитектуре отличаются от домов Хакасска. Новая часть имеет широкую сеть радиоустановок, телефонную связь, почту и телеграф. По главным улицам – большое автомобильное движение. В центральной части города ансамбль зданий современной архитектуры: Дом Советов, кинотеатр «Победа», здания треста «Хакзолото», поликлиника и другие. Здесь же сосредоточены предприятия местной промышленности: хлебозавод, депо станции    Абакан, типография, электростанция…»
Так начал свою историю Абакана в 1946 году историк        ХакНИИЯЛИ Петр Иванович Каралькин.
Далее он обращается к истории поселения людей на           территории Абакана.
«Место, где расположено бывшее село Усть-Абаканское, теперь старая часть города, имеет выгодное географическое положение. Возвышенность, господствующая над равниной, с давних пор служила местом для стоянки полукочевников-хакассов. Это место называлось «Ак-тегей» – «белая макушка». Очевидно, это наименование произошло от белых берестяных юрт. Еще в XVII веке, во времена, когда в крае рыскали кыргизские «воровские» отряды, служилые люди не раз пытались основать «город» или «острог» на реке Абакан… Построенные остроги тогда          разорялись кыргизами.
В 1697 году пришли из Красноярска в кыргизскую землю красноярские служилые люди «вверх по Енисею реке, ниже Абаканского устья, на острове (а зовут де тот остров татарским языком Карагас, а по-русски «Сосновый остров) служилые люди лес ронили и острог поставили и крепости учинили, и то де острожное поставленье и приход государевых служилых людей из красноярского острога сведав воры кыргизские люди князец Ярначко (правильно: Еренак – А. А.) с товарищи… под тот    новый острог приходили войною, и тот новый острог зажигали».
В начале XVIII века, именно в устье Абакана, на возвышенности «Ак-тегей» было «велено» построить острог. Но к тому времени опасность миновала. Томские и красноярские служилые люди, убедившись в явной безопасности правобережья реки Абакан, постройку острога перенесли ниже устья Абакана, на реку Енисей, с оставлением первоначального наименования «Абаканский».
«…Ко второй половине  19 века «Ак-тегей» из временной стоянки для пастухов со скотом становится улусом. Среди берестяных юрт появляются деревянные юрты и дома. С 1823 года, после учреждения Степной Думы, Усть-Абаканское становится административным центром качинцев. Здесь находился родоначальник думы, письмоводитель и знатные баи. Они внушали хакасам покорность и почитание царских чиновников.
Из наставления Енисейского губернатора Степанова А. П. видно, что в обязанности родоначальника думы лежали:
 «1-е в народоисчислении; 2-е в раскладке сборов; 3-е в правильном учете всех сумм по общественным имуществам; 4-е в распространении народной промышленности и 5-е в ходатайстве у высшего начальства о пользе родовичей»… 
Минусинский окружной начальник Н. А. Костров, посетив Усть-Абаканское в 1847 году, писал: «В степную думу собираются старосты родов и делают расчет, сколько с кого именно следует взыскать ясака, так как на основании законов, взыскиваются не с каждого инородца, но только с числа наличных работников. Содержание и каждодневное угощение всех улусных родовых старост приводит к не малому отягощению общества». В этом Костров, как чиновник, усмотрел причину уменьшения ясака. Он не был защитником хакасов, не ограждал их от «отягощения», произвола при раскладке ясака. Больше того, Костров видел, что «ясак взыскивается не с каждого инородца», что угощение всех улусных родовых старост приводит к «не малому отягощению общества» и снижает платежеспособность     ясака у хакасов.
Наставление Енисейского губернатора Степанова «бедные трудятся для богатых, а богатые питают их и снабжают всем, что нужно» неуклонно проводилось в жизнь. Старый Усть-Абаканск или, как его еще называли «Тум» (Дума), славился торговлей и пьянством. В одном из номеров газеты «Сибирский вестник» за 1889 год описывалось: ««Во многих местах устроены постоянные кабаки. Но особенно развита торговля вином в селе Усть-Абаканском, где почти все торгуют вином. Здесь во времена съездов родовых старост и доверенных, пьянство бывает самое безобразное. День-два крепятся, а потом пошла потеха. Ныне, говорят, на съезд вывезено до 40 ведер вина. Улусные писаря поят своих старост и доверенных на славу» (Сибирский вестник, 1889 г., №42).
При наличии неграмотных родоначальников и князцов с их ограниченными обязанностями, заключающимися в раскладке и сборе ясака, «разбирательстве воровских дел», задерживалось развитие культуры и рост населения Усть-Абаканского. В отчете Качинской Степной думы за 1830 год в Усть-Абаканском было домов общественных, деревянных – 3, хлебный экономический амбар и деревянная церковь. По данным Н. Ф. Катанова в 1859 году Усть-Абаканское состояло из 21 двора.
Единственным «культурным» очагом тогда была церковь. Необходимость открытия церкви была выражена в докладной священника Усть-Абаканской церкви: «На мне, как здешнем священнике, лежит прямая и непременная обязанность привести мудрой церкви  сих (хакасов – П. К.) блуждающих еще овец Христова стада»…
В 1863 году в Усть-Абаканском появилась первая школа. Это была начальная школа Министерства просвещения. Обучение велось на хакасском языке. В школе было 12 учеников – мальчиков. Первое школьное помещение делилось на класс, библиотеку, общежитие и квартиру учителя. В 1891 году, когда школа нуждалась в ремонте, деньги предназначенные на это, священник Путилов, как председатель церковно-приходского попечительства, использовал на покупку церковного колокола. В отчете Усть-Абаканского церковного попечительства, другой священник, Стефан Масленников, писал: «Попечительство желало бы обратить внимание Вашего Преосвященства на то обстоятельство, что учителя из инородцев для инородческих школ не так желательны и необходимы, как это может показаться с первого раза». Когда на общем сходе управы в 1890 году было предложено учителем Райковым М. в Усть-Абаканском построить новое училищное здание и за общественный счет содержать из каждого рода по два мальчика (бедняков), то письмоводитель управы и улусные князцы внушили хакасам не принимать такое предложение».
«Так заботились отцы церкви и управская администрация о культуре хакасов», – делает заключение историк.
«После Февральской революции 1917 года Усть-Абаканское волостное правление переименовалось в волостную земскую управу. Старая администрация  волости оставалась до 1918 года. В марте 1918 года состоялись выборы в Усть-Абаканский сельский исполком. Но судя по письму участника выборов В. Танзыбаева, выборы прошли в пользу баев и кулаков. В сельский исполком были «выбраны» представители байства. О махинациях байства Танзыбаев писал в газету «Известия»: «В селе Усть-Абаканском 31 марта 1918 года состоялось общее собрание, на котором решался вопрос о выборе членов в сельский совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Кандидаты большей частью были выставлены из богатых людей. Бедных же, когда назначали, то секретарь, почетный служитель кадетов и их прихвостник, кандидатуру бедных не замечал… Во время голосования председатель собрания объяснил гражданам, что кто голосует «за», то шарик кладет в правую руку, а кто «против» – в левую. Если голосовался богатый, то вручатель шарика Христофор Божендаев всем присутствующим говорил на хакасском языке: «Кладите в правую руку». И так темные люди повиновались кулаку Божендаеву» («Известия», 22 мая 1918 г.).
По данным Всероссийской демографической переписи  28 августа 1920 года, население Усть-Абаканского увеличилось до 471 человека. В конце 1923 года из Минусинского уезда был выделен в составе 5 хакасских, 2 русских волостей – Хакасский уезд. Образование национального уезда, а потом округа, имело большое хозяйственное и политическое значение».
 «Предпосылкой для основания и роста новой части Абакана, –  пишет Петр Иванович Каралькин, – явилось строительство Ачинско-Минусинской железнодорожной ветки. Постройка этой ветки была запроектирована в 1913 году. В 1914 году начались подготовительные работы, и тогда же был основан поселок – будущая станция Абакан. В конце 1917 года работа прекратилась. Только в 1922 году Сибирский революционный комитет выносит постановление: «Имея в виду важное экономическое значение за линией Ачинск-Минусинск, признать необходимым достройку ее в течение ближайших двух строительных периодов до станции Абакан» (пост. СРК от 20 февр 1922). В другом постановлении от 22 июля 1922 года Сибревком признает необходимость организации Акционерного общества «Ачминдор». Капитал общества «Ачминдор» составлял 9 миллионов золотых рублей.
Окончание строительства дороги совпало с периодом, когда молодая советская страна набирала новые силы для будущих грандиозных работ. Приход нового поезда на станцию Абакан ознаменовался необычайным праздником для всей Хакасии.
Ко дню прихода первого поезда Хакасский окружной исполком Советов издал специальный приказ №11 от 22 ноября 1925 года. 23 ноября, около временных бараков была воздвигнута деревянная арка, украшенная лозунгами, пихтовыми ветками. Через полотно дороги была протянута красная лента. Поезд медленно подходил к арке… и на расстоянии 5 метров от арки остановился. Из числа встречающих вышла в свадебной шубе, в лисьей шапке хакаска – Анна Николаевна Доможакова, хакасское имя Кыча, жительница улуса Аткнина и ножницами перерезала красную ленту. Присутствующие дружно аплодировали проходящему через арку первому поезду. Гудки первого паровоза как бы возвещали о наступлении новой эры для хакасского народа. Обширная курганная степь словно пробуждалась от вековой спячки. Недаром старики-хакасы, впервые увидевшие паровоз, сравнивали его с могущественным сказочным героем, оглушающим людей своим мощным голосом…».

«ХАКАССК», «АХБАН»? АБАКАН!

Давнее место жительства людей, поселение под названием «Абакан», отмечает 85-летие получения городского статуса. Вообще-то, еще 20 января 1931 года Всероссийский Центральный исполнительный комитет принял соответствующее решение. 1 февраля 1931 года приступил к исполнению своих обязанностей первый председатель Абаканского горисполкома Иван Степанович Серов. Окончательное утверждение и рождение нового города в СССР произошло 30 апреля 1931 года. В этот день постановлением Президиума Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР было утверждено «Постановление президиума ЦИК о преобразовании села Усть-Абаканское, центра Хакасской автономной области, в город с переименованием его в «Абакан».
Мечта
Люди, мечтавшие о новом городе, хотели строить его без оглядки на прошлое. Время было такое. Жили с надеждой и верой в светлое будущее. Провозглашенный город резко делился на две части. И если поселок станции Абакан Томской железной дороги соответствовал ожиданиям, то  село Усть-Абаканское было оплотом «старого мира». Здесь,  в административном центре еще с царских времен, сохранялись узкие, кривые улицы с маленькими домами, с резными наличниками окон и карнизами. Среди домов усть-абаканцев стояли многогранные деревянные юрты – летние жилища хакасов-качинцев.  Старая деревянная церковь дополняла картину.
Наиболее ровная сухая возвышенность, недоступная частым разливам рек Абакана и Енисея, находилась  в пространстве между современным кинотеатром «Наутилус» и  детским парком «Орлёнок», Центром культуры и творчества имени С. П. Кадышева и Национальным банком Республики Хакасия. Место это издавна называлось «Игир оба-катых» («суша, с наклонным камнем»).
Здесь было построено двухэтажное деревянное здание окружного (затем Хакасского областного) исполкома. Здание, стоявшее до недавнего времени по проспекту Ленина возле магазина «1000 мелочей», разделялось на несколько частей высокими, сложенными из плитняка, стенами для противопожарной безопасности. Его окружал палисадник, на скамейках у входа сидели посетители. Над главным входом возвышалась большая красная звезда, над крышей в трех местах реяли красные флаги. Между первым и вторым этажом был прибит транспарант с цитатой «Поднимем хозяйство, свою культуру внутренними силами нашей страны, без кабальных кредитов и займов извне» и подписью: «Сталин». На площади перед исполкомом можно было увидеть легковой автомобиль «ГАЗ-А» с брезентовым верхом, вокруг которого собирались местные ребятишки. В этом здании и рассматривались важнейшие проблемы. Одна из них, немаловажная, решалась не один год. Не так просто было определиться  с названием города. Еще в 1925 году, с образованием Хакасского округа,  было предложено новое название – Хакасск. И оно быстро вошло в обиход.
Интересно в связи с этим свидетельство  ныне знаменитой женщины, очень много сделавшей для развития нашего края, основательницы города Черногорска, Веры Арсентьевны Баландиной. В конце 20-х годов она работала в Хакасии и на Минусинском опытном поле. 27 апреля 1928 года Баландина  пишет из села Подсинего своему сыну:
«…Подхватила малярию, возвращаясь из Хакасска. Было много хлопот в окрземуправлении о выдаче трех тысяч банком. С заседания ушла переправляться на Согру в десятом часу вечера, Ночевала у Ковалевых… Встала рано – пяти часов не было. Дул сильный ветер, все спало. Рваная шуба была оставлена в городе, как и сапоги, и другие вещи… Дошла до первой избы в Подсиней, едва отогрела руки и ноги, потом уж добралась до участка. А в воскресенье должна была снова ехать в землеуправление, чтобы с комиссией выработать договор…».
Этот житейский эпизод свидетельствует:  уже в 1928 году центр Хакасского округа в разговорах именовался городом под названием – Хакасск. До сих пор даже в некоторых энциклопедиях упоминают  о названии города – «Хакасск» до 1931 года.
Но «узаконенного названия города не было, - пишет первый историк Абакана Петр Иванович Каралькин («Материалы к истории Абакана» (1946 г.), отдел рукописей ХакНИИЯЛИ), –  в официальных документах окружных организаций в те годы значатся «Усть-Абаканское», «Усть-Абаканск», «Станция Абакан», «Город Хакасск».
Например, в рапорте заведующего ОМХа от 8 декабря 1926 года говорится о решении: «Подготовка по отводу городской черты для города Хакасска на площади 3000 десятин».  Такая неопределенность, по мнению П. И.  Каралькина, объясняется быстрым ростом села Усть-Абаканского и его «тяготением к станции Абакан или к Черногорску». После того, как  Абакан и Черногорск стали городами (1931 и 1936), этот вопрос получил новую форму. В статье «Планировка городов Абакана и Черногорска» инженера Косова и архитектора Пиллера, опубликованной в газете «Советская Хакассия» в 1939 году (№160), авторы писали: «В целом, несомненно, что город Абакан и город Черногорск должны явиться объектом единого планировочного решения… Район Черногорска по естественным условиям является более благоприятным для размещения крупных промышленных предприятий, чем Абакан». Отметим, что в перспективе сближение этих городов происходит естественным путем.
Преобразование
Вопрос с преобразованием села Усть-Абаканское в город Абакан имел не простую бюрократическую историю. Несмотря на то, что на местном уровне существовало общее согласие о переименовании села в город Хакасск с 1925 года, и это название употреблялось в обыденных разговорах и даже официальных документах (отголоски этой ситуации слышны в названии района старой церкви  «Хакасией»), официальное оформление началось значительно позже.
Только 4 октября 1929 года в Новосибирске на заседании комиссии по районированию слушали ходатайство Хакасского окружного исполкома  «о преобразовании с. У.-Абаканское и поселка при ст. Абакан в город Хакасск».  Было решено: «Принимая во внимание быстрый рост населения Усть-Абаканского, его окружное значение, ближайшие перспективы промышленного и экономического развития,  наличие свободных земель для черты будущего города,   а также соответствия с законом числа его жителей и процента населения, занятого сельским хозяйством, – считать целесообразным преобразование с. Усть-Абаканского и поселка при станции Абакан в город с присвоением ему наименования «Хакасск». Предложить Хакасскому Окрисполкому составить план с. Усть-Абаканского, запроектировать на плане  черту будущего города, включающую не менее 4,5-5 тыс. га, и представить в самом непродолжительном времени…» (здесь и далее цитируются  документы из фондов Государственного казенного учреждения Республики Хакасия    «Национальный архив»). Это предложение стало руководством к действию. Была составлена специальная цветная карта в трех экземплярах, один из которых можно и сегодня увидеть в республиканском архиве, принято специальное постановление: «для планировки городской черты города Хакасска выделить из резервного фонда 2000 рублей». 7 декабря 1929 года на Президиуме Сибкрайисполкома (прот. 13-261, п. 12) слушали: «10. Ходатайство Хакасского окрисполкома о преобразовании с.  У.-Абаканское в г. Хакасск. ПОСТАНОВИЛИ: Считать ходатайство Хакасского Окрисполкома вполне обоснованным и просить Президиум ВЦИК о преобразовании окружного центра Хакасского округа села Усть-Абаканского и жел. дорожн. пос. при ст. Абаканск в город, с присвоением ему наименования Хакасск».
Казалось бы, вопрос должен быть вскоре решен. Но произошли административные изменения  более общего порядка.  Сибирский край был разделен. А 20 октября 1930 года была образована Хакасская автономная область. И это обстоятельство нельзя было не учитывать. 22 октября 1930 года Западно-Сибирский крайисполком обратился к властям Хакасии:
«Вопрос о переименовании У-Абаканска в город «Хакасск» по Вашему ходатайству был рассмотрен на Президиуме Зап. СКИК  и представлен на утверждение  ВЦИК. Однако согласно Вашей телеграммы в центр, вопрос рассмотрением задержан в Админкомиссии ВЦИК. В данное время имеется запрос из центра о целесообразности постановки вопроса на Президиуме ВЦИК, поэтому Орготдел Зап. Сибкрайисполкома просит срочно сообщить, имеются ли основания и какие к дальнейшей задержке, или вопрос о переименовании У-Абаканска  следует разрешить окончательно. При этом вполне целесообразно поднять вопрос и о переименовании станции Абакан, так как предвидятся неудобства при оставлении в черте города Хакасска железнодорожной станции другого наименования…».
Столица – Абакан
27 октября 1930 года эту депешу получили в Хакасском облисполкоме. В центр уходит новое предложение, в котором содержится намерение придать названию нового города             определенное своеобразие:
«Вопрос о переводе села Усть-Абаканска, центра бывшего Хакасского округа на городское положение был задержан по нашей просьбе. В настоящее время, поскольку вопрос об образовании Хакасской Автономной Области получил положительное разрешение, прилагаем при сем  выписку из решения Президиума Облисполкома, просим село Усть-Абаканск перевести на городское положение, присвоив название новому городу «АХБАН» и объявить его центром Хакасской Автономной Области. Этим же названием «АХБАН» просим переименовать и станцию Абакан Томской Железной дороги. По поводу названия города и переименования станции сообщаем, что слово «АХБАН» – хакасское название «Абакан», так что по существу вопрос идет только о переводе русского названия на язык          коренного хакасского населения…».
Трудно сейчас гадать, почему это предложение не было принято. Скорее всего, воспротивились влиятельные лица из железнодорожного ведомства – Народного комиссариата путей сообщения, да и то обстоятельство, что фактически город стал развиваться,  как продолжение поселка станции Абакан. 20 января 1931 года на заседании Президиума Всероссийского Центрального исполнительного комитета было принято  постановление: «Село Усть-Абаканское, центр Хакасской автономной области преобразовать в город, присвоив ему наименование «Абакан»… Настоящее постановление представить на утверждение         Президиума ЦИК Союза ССР…».
Историческое для абаканцев постановление было принято в заключение всего в Москве,  на заседании Президиума ЦИК Союза ССР,  30 апреля 1931 года. Они смогли его прочитать 26 мая в газете «Советская Хакассия» между сообщением конторы Госбанка и объявлениями об утерянных и украденных документах. На серой плотной оберточной бумаге было напечатано:
«ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Президиума Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР. О преобразовании с. Усть-Абаканское, центра – Хакасской автономной области в город с переименованием его в «Абакан».
Президиум Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР постановляет:
Постановление президиума ВЦИК о преобразовании села Усть-Абаканское, центра Хакасской автономной области, в город с переименованием его в «Абакан» утвердить.
Председ. Центральн. Исполнительного Комитета СССР М. КАЛИНИН. Испол. о. секретаря ЦИКа СССР А. МЕДВЕДЕВ».
Мечта о городе  широких, прямых улиц, с каменными домами и просторными площадями, о зеленых садах и широких бульварах получила правовое подтверждение. На карте страны появился новый город – Абакан, столица  Хакасской автономной области, а ныне – Республики Хакасия.

ГОРОД НАЧИНАЛСЯ ТАК

«Вот со стороны города Минусинска на фоне синих гор показалась точка… Кто-то, уловив гул мотора, крикнул: “Летит!” Толпа всколыхнулась. Самолет, приблизившись, описал круг и пошел на посадку. Некоторые люди ликовали, махая головными уборами, а другие со страхом закрывали уши и стояли как вкопанные. Когда самолет сделал посадку, то к нему устремились все ожидающие…» Впервые на хакасской земле совершил посадку самолет в 1925 году. В «Книге приказов Хакасского уездного исполкома» № 159 от 7 октября 1925 года отмечено:  «Ввиду предстоящего прилета в с.Усть-Абаканск сего числа аэроплана «Красноярец» приказываю всем отделам Хакасского уезда прекратить занятия в 2 часа дня и всем служащим собраться на площадь».
Полет
Первый самолет был специализированный учебный биплан У-1 «Красноярец». На таких машинах проходили в те годы подготовку в летных школах и аэроклубах тысячи летчиков. В 1927 году прилетал самолёт «Сибревком». Служащий окрисполкома Г. С. Аткнин впоследствии рассказывал:
«О прилете аэроплана узнали раньше за один день. Об этом знали не только устьабаканцы, но и жители окрестных аалов – Аткнинска, Окуневска, Киштеевска, Сапогово и прочих. С раннего утра стекались люди на площадь «Игiр оба-катых». Сюда ехали на телегах, верхом, шли пешие, подростки друг друга обгоняли. В селах остались те, которые не могли идти. Ждали с напряженным вниманием, вглядывались в горизонт, напрягая до боли глаза…»
После того как аэроплан сделал посадку, после приветственных речей, было объявлено «катание» на самолете. Удивительно, но поначалу желающих не нашлось. В конце концов под напором друзей изъявил желание молодой хакас из Киштеевска – Киштеев. И к нему присоединилась пожилая женщина — Баинова.
Что же они видели с высоты? Тогдашний окружной центр состоял из двух резко обособленных частей. В восточной части, там, где река Абакан впадала в Енисей, вокруг деревянной церкви расположилось несколько небольших улиц с игрушечными – с высоты – домиками. Западная часть состояла из небольшого пристанционного поселка там, где заканчивалась хорошо видимая нитка железной дороги. Между ними лежали несколько возвышенных степных площадок (катыхов), поблескивали озерца и речные протоки. Одиноко и внушительно среди курганов и каменных изваяний возвышался двухэтажный дом окрисполкома, рядом с которым сгрудилось множество людей, лошадей, телег.
Трудно было сомневаться после такого события, подтвердившего главенствующее положение села Усть-Абаканское, что вскоре оно официально станет городом. И в 1931 году это произошло. К тому времени округ преобразовали в Хакасскую автономную область, и здесь, в областном центре, прошли выборы Абаканского горсовета, был образован городской исполком. Первым градоначальником стал Иван Степанович Серов, который находился в этой должности полтора года – с февраля  1931-го по июнь 1932 года.
Градоначальник
Иван Серов родился в 1890 году в деревне Плишкино Ярославской области. Родители его жили бедно, занимались крестьянским хозяйством. Мать умерла, когда Ване было всего 15 лет, и забота о воспитании двоих сыновей целиком легла на отца. Дети, как могли, помогали ему, а потому учиться особо было некогда.
В 1911 году Иван поступил в ремесленную школу при техническом училище города Рыбинска на специальность «слесарь-механик». Но полностью освоить профессию ему не удалось – забрали в армию. Впрочем, юноше повезло. Он попал на Петербургский вещевой склад, где и прослужил младшим писарем, а в 1914 году был демобилизован по здоровью. Правда, через год сам вновь поступил на военную службу.
В каких-либо революционных кружках Иван не состоял. Однако в армии большевистская пропаганда работала очень хорошо, и уже в 1918 году юноша стал членом РКП(б). С этого времени его административно-политическая карьера развивалась стремительно. К примеру, в 1920-м он был назначен комиссаром военно-хозяйственного снабжения 6-й армии. После ее ликвидации отправлен в Архангельск для формирования окружного  военно-хозяйственного управления.
Кем только не был Иван в двадцатых годах! Чрезвычайным инспектором Архангельской губернии и военного порта по снабжению Красной Армии и флота, заместителем заведующего губснаба, завскладом АО «Архторг», председателем аптекоуправления, заведующим коммунальным политотделом ОМХ.
Столь быстрый карьерный рост, похоже, вскружил молодому человеку голову. Он допустил нарушения, бросающие тень на моральный облик партийца, связанные с употреблением горячительных напитков. И его отправили в Омск простым слесарем на завод. Однако уже через год Ивана Степановича назначают директором местного дрожжевого завода, а затем командируют в Хакасию, где с 1 февраля 1931 года он вступает в должность председателя Абаканского горисполкома.
Новая власть диктовала свои условия и, как пешек, переставляла людей с одной руководящей должности на другую, невзирая на отсутствие у них какого бы то ни было образования. Вот и Хакасский обком ВКП(б) утвердил на должность председателя исполкома горсовета человека, имеющего за плечами лишь незаконченную ремесленную школу.
К чести нашего первого градоначальника нужно признать, что он проявил себя с лучшей стороны. Несмотря на пробелы с систематическим обучением (время ему выпало нелегкое), видимо, добирал самообразованием. Недаром слесарь через год стал директором завода. И не случайно с должности председателя Абаканского горисполкома партия в середине 1932 года перевела его на должность председателя облдеткомиссии, затем он стал заведующим иностранным столом, а в 1935-м – заведующим особым сектором Хакасского обкома ВКП (б).
 Под его руководством Абакан сделал первые уверенные шаги к становлению.
Первые шаги
Прежде всего надо было определиться с границами. 9 июня 1931 года рассматривалась к утверждению городская черта Абакана. Было решено: «Городскую черту установить от ж. д. моста по р. Ташеба до границ “Агрокультуры” и до реки Енисея. От железнодорожного моста на остров Булун…»
Это решение требует пояснений. Севернее железнодорожного моста через реку Ташеба, на ее левом берегу, находился поселок, где располагалась «Коммуна “Агрокультура”» (недалеко от территории нынешнего аэропорта). Если провести от того же моста линию вниз на юг, то она проходила через аал Окунев до существовавшего тогда острова Булун, образованного протокой Абакана (приблизительно в районе Красного Абакана). На карте городской черты проектируемого города 1929 года здесь обозначен «сенокосный участок» колхоза «Чох чоос». Упрощенно говоря, с западной стороны в городскую черту вошли земли от нынешнего аэропорта на севере, через железнодорожный мост на Ташебе, до реки Абакан на юге. А с восточной они             ограничивались рекой Енисей.
В тот же день был принят список первоочередных строек города на 1932 год. Конечно, представляет он из себя скорее мечту о будущем городе, чем реальный план на будущий год. Важно было заявить о своей программе, о том, что нужно, чтобы утвердиться в своем городском положении, какой видится столица Хакасии в ближайшее время.
Перечень состоял из 22 объектов, прописанных в документе с большой буквы: «Дом Советов, Дом Военведа, Дом Милиции, Дом Юстиции, Дворец Труда и кино, Дом трансузла, Дом Колхозника, Дом Матери и ребенка, Дом Яслей, Дом Дезостанции, Дом жилфонда (10), Дом Пожарного ДПО, Педагогический Техникум, Зоотехникум, Дом школы-семилетки, Учебный корпус Совпартшколы на 500 человек, Театр, Баня, Гараж, Кожно-терапевтическое Отделение, Крестьянский Дом…».
Этот список был одобрен и отправлен в областные организации на согласование и выделение средств. Не сразу, но постепенно план стал осуществляться. Горсовету предстояло решать и вполне будничные проблемы. Для того чтобы читатель мог ощутить лавину разнообразных дел, которыми занимался Абаканский горсовет в те годы, следует привести перечень вопросов из протоколов заседаний:
«Об организации Культурного Совета при Горсовете», «О выделении кандидатур на заочные курсы Советского строительства», «О ходе хлебозаготовок по гор. Абакану», «Об организации городского следственного участка в 1931 г.», «О лишении избирательных прав», «Доклад кирпичной артели о выполнении промфинплана», «О работе адресного стола», «О материально-бытовом обслуживании учительства», «О выполнении шести указаний тов. СТАЛИНА», «О восстановлении в праве голоса», «О выселении кулаков», «Об утверждении штрафов за невыполнение постановлений Горсовета гражданами», «Доклады председателей колхозов “Красный Абакан”, “Долой Засуха”, “Сила”, “Десятый Октябрь” о ходе работ по сеноуборке, уборке хлеба и вспашке паров», «Заявление Молокова         о признании его партизаном»…
С 1931 года стали строить двухэтажные стандартные дома из материалов пущенного в том же году четырехрамного механизированного лесозавода между Аскыровской пристанью и аалом Подкуньским (теперь это территория нынешнего поселка Усть-Абакан). Завод выпускал до 400 комплектов в год и снабжал не только Абакан, но и другие новостройки края.
Городу быть
В 1935 году в связи с пятилетием образования Хакасской автономной области был подготовлен отчет Хакасского облисполкома перед президиумом ВЦИК. Большой раздел был посвящен Абакану. В докладе председателя облисполкома Михаила Торосова отмечалось:
«В городе Абакане имеются и растут культурные учреждения, являющиеся проводниками национальной по форме, социалистической по содержанию культуры: педагогический техникум, коневедтехникум, медтехникум, совпартшкола, радиостанция,  национальный театр; кончается строительство первой очереди Дома культуры, [работает] издательство, издается 3 областных газеты (2 на родном языке), областная больница сравнительно неплохо оборудована. В городе Абакане за эти годы создана небольшая собственная промышленность: железнодорожное депо, вагонные мастерские, шпалорезный завод, лесопильный завод с мебельной мастерской, кирпичный завод, мясокомбинат, типография, лесогавань и ряд небольших кустарных мастерских… В жилищном хозяйстве 1539 домов… Жилые дома в большинстве представляют из себя индивидуальные домики стоимостью 200-700 рублей…».
Вместе с тем самокритично признавалось:
«Город Абакан имеет совершенно неблагоустроенный вид. Улицы не мощены, тротуары имеются как редкостное явление и в большинстве пришли в полную негодность. Массовое озеленение проводится только с 1934 года, за эти два года проведена посадка 20 тысяч корней, засажен в два с половиной гектара городской сад в центре города, в 1935 году создан бульвар по Октябрьской улице на протяжении одного километра с посадкой в 1200 корней».
За прошедшие пять лет, отмечалось в докладе, население города увеличилось с 10 тысяч 600 человек до 16 тысяч. Несмотря на трудности роста, это свидетельствовало о том, что Абакан с первых лет существования стал привлекательным местом      жительства для многих людей.



КТО «УРА!» КРИЧИТ, КТО ПЛАЧЕТ

Мой дядя – Федор Анатольевич Пинегин за плечами имел хорошую трудовую жизнь. К Дню Победы он получал поздравления от Президента России. И я, конечно, поздравлял его с всенародным праздником. Один из своих рабочих дней он запомнил особенно отчетливо. Это было 9 мая 1945 года, в день, который назвали Днем Победы.        
– В Абакане я работал тогда механиком на телеграфе, в здании «Хакзолото». Да, теперь Министерство внутренних дел. К 8 часам утра иду на работу,  я еще не знал, что кончилась война, у нас на Хакасской,  дома,  не было радио почему-то. Незадолго до этого вернулся со сборов по подготовке в армию. Шел я через Черногорский сад, среда была, погода – лучше не придумаешь, солнечный день был. Прихожу на работу.  Война окончилась! Ждали, конечно, но все равно неожиданно. «Для тебя, Федя, – говорят мне, – война со сборами закончилась». А хотелось на фронт! Ну, короче говоря,  смену принял, вышел на крылечко, там тогда памятник Ленину стоял, с поднятой рукой. Ну, вот, война окончилась. Проходит час. «Федя, пойди, получи телеграммы». Телеграф был, где «Хакзолото», а приемный пункт, телеграммы принимали,  где сейчас проектный институт, на углу. Там было старое здание почты. Иду, а возле почты, на Первомайской площади, народ собирается. Так и называлась площадь, а трибуна стояла перед нынешним  медучилищем, тогда там была фельдшерско-акушерская школа. Памятника Ленина на площади тогда еще не было. Раз прошел, два прошел ¬– ношу телеграммы. Почему еще день-то запомнился – первый раз такая нагрузка на телеграф случилась. Поздравления с Днем Победы, вот что мне запомнилось.  Со всех концов страны, все поздравляют друг друга с Днем Победы. И во все концы страны из Абакана. Раз иду, два иду, ага, и подходит ко мне дивчина,  в моем возрасте, а мне было шестнадцать лет, семнадцатый год пошел. Спрашивает: «Телеграммы носите?». Интересуется. Показываю телеграммы, целую пачку. Вот, говорю, поздравления со всех концов страны, война кончилась, это только можно представить. «Ну, давайте познакомимся, я  буду рада». Лариса Мещерякова,  век не забуду.   Чем  запомнился День Победы, так  телеграммами да этой дивчиной.   Молоденькая, хорошенькая. Из Бограда. Приехала в гости и вот попала в такой день. «Я, говорит, в Бограде работаю телефонисткой». Во мне, как бы своего признала. А народ тем временем собирается, ждут первого секретаря обкома партии... Ну, с ней познакомился, у меня телеграммы в руках, показываю ей, вот –   почта, а вот – телеграф,  через площадь.  Я там механиком. Говорит – мне интересно посмотреть на телеграф. А там охрана...  Подходим к проходной,  я объясняю, как мы встретились  – нет, нельзя.  Я иду к начальнику смены, была  в тот день Воротникова. Говорю так и так, вот дивчина из Бограда приехала,  в День Победы, телефонистка, мы встретились,  ей охота посмотреть наш телеграф.  «Ну, проходите...».  И вот 1945 год, День Победы,  я во век не забуду эту девчонку, вожу, показываю телеграф – как с Красноярском у нас связь,  как с районами связь,  что такое Морзе, Бодо. Я, говорит, не знала, думала, что телеграммы привязывают к проводам и они приходят,  вот ей богу не вру. Может, шутила. Потом мы опять пошли на Первомайскую площадь. К этому времени трибуну почистили, помыли, никто ж не ожидал, что в этот день понадобится... Там  на площади мы с ней и растерялись. Больше я ее не встречал. Правда, она мне звонила в течении года...    Народу на площади много было, так уж заведено было, чтобы кто-то вышел к народу, сказал речь. Поднялись на трибуну, помню, Тепленичев, председатель горисполкома, Афанасьев, первый секретарь обкома: «Дорогие товарищи! Столько лет переживали, голодные были, воевали, трудились, война кончилась. Теперь за труд, восстанавливать...». Кто «Ура!» кричит, кто плачет. Много плакали. Лещенко правильно поет про День Победы со слезами на глазах. Митинг закончился, но народ долго не расходился. В тот же день открылся кинотеатр «Победа». Мне на работе пригласительный дали. И я на вечерний сеанс, на 9 часов, еще в кино в этот день сходил. Фильм-то сейчас не вспомню, а день тот, как будто вчера был... 

СТАТЬЯ В БСЭ

Сведения в Абакане ныне можно получить в любой энциклопедии. Благодаря счастливому сочетанию первых букв имени статьи об Абакане находятся в самом начале. И впервые это произошло, когда в 1949 году в Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории пришел официальный запрос из издательства «Большая советская энциклопедия». Для готовящего второго издания «БСЭ» потребовалась статья о молодом сибирском городе. Вот что написал тогда сотрудник ХакНИИЯЛИ Петр Иванович Каралькин для Большой Советской энциклопедии:
«Абакан – город, станция железной дороги, центр Хакасской автономной области Красноярского края, расположен в долине левого берега реки Абакан, в 3 километрах от ее впадения в реку Енисей.
Абакан делится на новую и старую часть. В старой части бывшего села Усть-Абаканское пристань Енисейского речного пароходства. Усть-Абаканское основано в 1770 годах.  Здесь с 1823 года находилась Степная дума, потом инородная управа – административное управление Хакасского племени – качинцев. Среди деревянных домов находились войлочные и берестяные юрты. В Усть-Абаканском имелась церковно-приходская школа с 12 учениками, миссионерская церковь и кожевенный завод купца Монастыршина. С 1922 по 1924 годы в Усть-Абаканском находился центр Хакасского уезда, с 1924 по 1930 год центр Хакасского округа. Между Усть-Абаканским и станцией Абакан на пустыре в 1929 году возник новый Абакан, теперь слившийся с селом Усть-Абаканское, железнодорожной станцией Абакан и улусами Окуневским, Аткнинским.
В новом Абакане широкие улицы, скверы, площади, сады и парки, двух-четырехэтажные каменные дома государственных, хозяйственных, торговых и культурных учреждений. В Абакане 28 предприятий государственной и местной промышленности: мясокомбинат, соко-винный, кирпичный заводы, кондитерская, мебельная фабрики, железнодорожное депо, крупнейший в крае элеватор «Заготзерно», электростанция, типография и другое. Здесь размещены управления трестов «Хакасзолото», «Хакаслес», «Хакасстрой», «Овцесовхоз» и торговые базы.
Абакан связан с Транс-Сибирской железнодорожной           магистралью.
Из Абакана идут шоссейные дороги во все южные районы Красноярского края. Через Усинский автомобильный тракт и по реке Енисей и по воздуху поддерживается постоянная связь с Тувинской автономной областью. Ежедневно курсируют автобусы между Абаканом и городами Черногорском, Минусинском, районным поселком Лесозаводским, селом Таштып.
В 1949 году начато строительство железнодорожного пути Абакан – Сталино (Новокузнецк – А. А.)…
Абакан связан с районными центрами, рудниками, леспромхозами телефоном и по радио. Имеется автоматическая          телефонная станция.
Абакан – культурный центр Хакасской автономной области. Здесь в годы Великой Отечественной войны открыты институты: Педагогический, Научно-исследовательский истории, языка и литературы, усовершенствования учителей, областная музыкальная, национальная средняя школы. Имеется учительский институт, педагогическое училище, сельхозтехникум, фельдшерско-акушерская школа и 12 начальных и средних школ; театр русской драмы и национальный; 3 рабочих клуба с киноустановками, 19 красных уголков, 17 библиотек, Областной Дом культуры, Дом пионеров; кинотеатр «Победа», стадион «Динамо», ипподром, городской парк. В 1949 году заложены два    новых парка культуры…»
Заканчивает Петр Иванович Каралькин статью об Абакане для Большой Советской энциклопедии в 1949 году                оптимистическими строками:
«Окончание строительства Южно-Сибирской дороги, освоение несметных естественных богатств области умножит экономический и культурный потенциал города Абакана. Население города 50 тысяч человек».

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДОРОГИЕ ГОСТИ!

Пятьдесят с небольшим лет назад, я, семилетний абаканский мальчишка, занимался со своими друзьями какими-то важными делами  на улице Гоголя, близ дома моей бабушки. Был солнечный июньский день. Неожиданно над нашими головами в небе появился двукрылый самолет – «кукурузник». Летчик сделал поворот – и с неба, кружась, посыпались разноцветные  листки бумаги - листовки…
В этот день, 15 июня 1958 года, в Абакане праздновали 250-летие добровольного вхождения Хакасии в состав России. Этот день запомнился мне листовками (одному из моих сверстников «повезло» – в его огороде приземлилась целая пачка), а также тем, что в гости к отцу приехали его друзья-хакасы из улуса Сапогово, где он перед войной работал учителем. Тогда я впервые увидел праздничные хакасские одежды…
Теперь я могу более подробно представить,  как это было.
Одним из ярких представителей хакасского народа в советское время и инициатором празднования 250-летия был         Семен Константинович Добров        (о нем смотри – «Хакасия», 29 апреля 2011 года). 
Конечно, Добров был не один.  Для того времени характерно, что вся работа координировалась обкомом партии, возглавлял который также яркий представитель хакасского народа – Влас Иванович Колпаков.
«Добро пожаловать!»
Конец пятидесятых годов был временем, которое впоследствии получило название «оттепели». В 1957 году в Москве прошел невиданный до того праздник – Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Хотя телевидение еще не было широко распространено, но отзвуки  праздника доходили до самых отдаленных районов страны. В том же году и в Хакасии прошел первый областной фестиваль молодежи и студентов, лауреаты участвовали в московском фестивале.  В марте 1958 года прошли выборы в Верховный Совет СССР. В Хакасии они сопровождались подготовкой к празднованию 250-летнего юбилея присоединения Хакасии к России. Газеты и радио сообщали о новых трудовых победах в выполнении социалистических     обязательств в честь юбилея.
Решением обкома партии и Хакасского облисполкома день празднования был назначен на 15 июня 1958 года. Поскольку тогда область входила в состав Красноярского края, то обком обратился с просьбой «войти с ходатайством в бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совет Министров Российской Федерации: а) разрешить учреждение бронзовой медали «250-летие добровольного присоединения Хакасии к России»; б) соорудить в г. Абакане монумент, посвященный 250-летию присоединения хакасского народа к России; в) отпустить средства для проведения         юбилейного праздника в сумме 1.500 тысяч рублей…».
Решено было также «в честь 250-летия добровольного присоединения Хакасии к России, в знак глубокой благодарности хакасского народа великому русскому народу за бескорыстную братскую помощь в день юбилея преподнести подарок русскому народу – панно с портретом В. И. Ленина с пейзажем в орнаментальной раме (ручная вышивка на бархате золотыми нитками)». Были намечены мероприятия по всем основным направлениям социально-экономической и культурной деятельности. На проведение юбилея из областного бюджета была выделена большая сумма – 300 тысяч рублей.
За три дня до празднования – 12 июня – Совет Министров РСФСР принял долгожданное постановление «О мероприятиях в связи с 250-летием добровольного присоединения Хакасии к России». Были выделены огромные средства, которые            осваивались затем несколько лет.
В июне повсеместно проводились торжественные собрания, во всех районах и городах были проведены юбилейные сессии райгорсоветов и праздничные мероприятия.
Гостей, приглашенных на юбилей, в аэропорту и на железнодорожном вокзале встречали красные транспаранты с приветствием на хакасском и русском языках: «Добро пожаловать, дорогие гости!». В аэропорту и перед Домом культуры были установлены юрты, где предлагались национальные кушанья. В Абакан прибыли представительные организации от Киргизской ССР, Бурят-Монгольской АССР, Тувинской и Горно-Алтайской автономных областей, Эвенкийского и Таймырского  национальных округов, городов Томска, Сталинска (Новокузнецка), Красноярска, ученые Москвы, Ленинграда, других городов.
Залог успехов
На юбилейной сессии в областном Доме культуры 14 июня с докладом «250 лет дружбы хакасского народа с великим русским народом» выступил первый секретарь Хакасского обкома КПСС Влас Иванович Колпаков. Руководители делегаций вручили памятные подарки. Секретарь Президиума Верховного Совета РСФСР И. Н. Зимин преподнес художественный ларец. Киргизская делегация подарила бархатный ковер ручной работы с дарственной надписью, более полутораста книг, несколько документальных фильмов. Руководителям – Колпакову и      Крапивину – преподнесли расшитые халаты и головные уборы.
Участники сессии приняли приветственное письмо, которое огласил директор ХакНИИЯЛИ Степан Павлович Ултургашев: «В этот незабываемый торжественный день, хакасский народ, трудящиеся нашей области первые слова сердечного привета и глубочайшей любви благодарности обращают к тебе, наш старший брат и друг, великий русский народ… В нерушимой братской дружбе народов Советского Союза хакасский народ и все трудящиеся нашей области видят залог новых успехов в экономическом и культурном строительстве Хакасской автономной области».
В заключение участники сессии посмотрели театрализованное представление «Песня о братстве», перед ними выступили артисты областного театра, хайджи, чатханисты, самодеятельные  певцы, танцоры.
На следующий день, 15 июня, в празднично украшенном Абакане состоялась массовая демонстрация трудящихся. С песнями и плясками колонны со всех городов и районов (самая большая – аскизская – около тысячи человек), прошли по улицам Абакана мимо Дома Советов (ныне Дом правительства), мимо стоявшего там большого памятника Сталину…
Затем колонны направились к стадиону «Динамо» (на месте нынешнего СК «Саяны»), где состоялся митинг, выступления артистов и спортсменов. На ипподроме можно было посмотреть бега и скачки, на площадках – у главпочтамта, в горпарке, в саду клуба железнодорожников, у «Заготзерно», «Автороты» (ныне – район МПС), в Зеленой роще - играли духовые оркестры, выступали самодеятельные артисты. В аэропорту специально для передовиков были устроены катания на самолетах. С них одновременно разбрасывались праздничные листовки.
В девять часов вечера на стадионе «Динамо» начался праздничный молодежный карнавал, завершившийся в полночь фейерверком. С наступлением темноты на нескольких площадках демонстрировались фильмы – «Карнавальная ночь», «Дом, в котором я живу», «Девушка без адреса», «Штепсель женит Тарапуньку», «Здесь жил Ленин» и другие. В последующие дни гостей возили по колхозам и совхозам, знакомили с предприятиями области. Прошла научная конференция. В дни празднования на сцене театра шли спектакли «Одураченный Хорхло», «Белый лотос», «Медвежий лог» и другие.
Монумент
17 июня на Первомайской площади Абакана состоялся митинг трудящихся в связи с закладкой памятника в честь 250-летия добровольного присоединения Хакасии к России. Председатель облисполкома А. И. Крапивин сказал: «Мы присутствуем на закладке монумента, который всегда будет говорить о великой дружбе народов нашей страны». Под звуки гимна Советского Союза был снят покров с глыбы белого мрамора, на лицевой стороне которого открылась надпись: «Здесь будет сооружен монумент в честь 250-летия присоединения Хакасии к России».
Историк Валерий Чертыков в сообщении «О неудавшемся проекте монумента в честь 250-летия присоединения Хакасии к России» на одном из заседаний историко-архивного клуба «Краевед Хакасии» описал, каким он должен был стать.
– Предполагалось, что местом установки станет Черногорский парк. Главным фасадом монумент направлен на юг, в сторону улицы Пушкина. Предполагаемая высота памятника составляла 25 метров (для сравнения: высота памятника погибшим воинам на площади Победы составляет около 12 метров). Авторы стремились к созданию такого монумента, архитектурная трактовка которого отвечала бы значимости и неповторимости события. Монумент должен был обладать чертами национальной преемственности традиций искусства хакасского народа, которые стали бы основой композиции памятника. Символическая фигура Хакасии изображена в виде сидящей на пьедестале молодой девушки в национальном костюме. Она держит в поднятой руке рог – знак призыва своему народу к вечной дружбе, миру и братству. Пилон-пьедестал 19-метровой высоты должен был напоминать древние национальные памятники-столбы (т. е. менгиры), распространенные на территории Хакасии. Грани пилона высотой несут тематические рельефы и надписи, посвященные событию, в честь которого сооружен монумент. Рельефы правой, восточной грани пилона в лучах сияющего солнца символизируют народ Хакасии, устремленный в будущее. В том же характере левая, западная грань изображает русский народ. Неотъемлемую часть монумента должен был составить большой прямоугольный бассейн 20 на 100 метров. Возле него памятник, усиливающий художественный эффект с близких точек обзора. Дно бассейна, выложенное цветной керамикой, возле монумента подобно огромному ковру с хакасским орнаментом. Весь монумент предполагалось выполнить из природного камня. Сам памятник располагается на широкой аллее в сторону улицы Пушкина. Вдоль аллеи ниши, в которых могли быть установлены стелы, скульптуры, малые декоративные формы и т. д. За монументом располагается роща, примерно 250 деревьев должны были составлять правильный квадрат. Предполагалось, что памятник будет открыт к 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции, в 1967 году. Однако монумент так и не был сооружен…»
Дальнейшая история этого памятника драматична. Разработка эскизного проекта была выполнена известным скульптором Ириной Карачаковой. Однако уже в 1961 году постановлением бюро ЦК КПСС и Совета Министров РСФСР проектирование и сооружение монумента «Дружба» было приостановлено. Как оказалось – до сегодняшнего дня. В период подготовки к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина было решено установить на Первомайской площади памятник вождю и обелиск переместили на привокзальную площадь, где он находится и сейчас.
В 1976 году под нажимом общественности Хакасии власти попытались реанимировать идею возведения монумента. Секретарь Хакасского обкома КПСС И. С. Родин и председатель исполкома облсовета В. А. Угужаков обратились с письмом «О сооружении монумента «Дружба» в г. Абакане» в Совет        Министров РСФСР.
Они писали, что область награждена двумя орденами, что открытие в селе Шушенском Ленинского мемориала увеличило поток экскурсантов нашей Родины и из-за рубежа, проходящий через Абакан. В связи с многочисленными запросами «в которых высказывается пожелание об ускорении решения вопроса по сооружению монумента «Дружба» и в связи с 50-летием образования области», авторы письма просили «включить в план 1977 года проектирование монумента «Дружба».
Однако, говоря нынешним языком – «проект» не удался.  Обелиск  ныне стоит  в сквере железнодорожного вокзала. Понятно, что совсем необоснованно, когда гостей Хакасии встречало обещание пятидесятилетней давности. И кто-то «додумался»! Дату переправили на долгие времена, на будущее  – «Здесь будет сооружен монумент в честь 350-летия присоединения Хакасии к России»! Это еще более нелепо и не красит нас перед приезжающими. Похоже на многие пустые обещания властей – поправить дела не сейчас, а в будущем…
В день, когда мы, ребятишки, ловили падающие с неба листовки в районе перекрестка Мира-Гагарина, Абакан только начинал превращаться в современный город, каким он стал сейчас. Городу требовались средства для развития. Уже в следующем году за счет финансов, выделенных в связи с юбилеем, в Абакане  началось строительство 48-квартирного жилого дома, здания интерната Хакасской национальной школы, детских яслей на 110 мест и противотуберкулезного диспансера на 75 коек, трех больниц в районах области. В 1958 году не удалось ввести в действие Абаканский телецентр. На протяжении всего года велась активная переписка и первоочередные строительные и монтажные работы. И уже 8 февраля 1959 года началась трансляция передач  областного телевидения.
В июле 1958 года в Красноярске  была проведена Неделя хакасской литературы и искусства. Его участников, более двухсот человек,  наградили нагрудными значками,  посвященными 250-летнему юбилею. Эта демонстрация талантов стала заключительным аккордом в праздновании  присоединения Хакасии к России.

УЛИЦЕЙ ЮНОСТИ МОЕЙ

– Абаканский вокзал был свидетелем моего своеволия и маминых переживаний. Я хотела уехать в дальние края после школы просто так, для разнообразия бытия. Подруги мои были того же мнения, и в июле 1958 года мы отправились в путешествие по жизни. Первоначально волны житейского моря еще прибивали нас обратно, к этому берегу, но мы упорно ехали прочь. Абакан – родной город, где прошли счастливые, беззаботные годы нашей жизни, и  старый вокзал, ныне уже не существующий, – был нашей дверью в открывшийся большой мир.
Так говорила мне Валентина Машнина, бывшая ученица десятой абаканской школы, выпускница Уральского государственного университета, преподаватель литературы, ныне – сотрудница издательства в Санкт-Петербурге. Она живет в Кронштадте, где мы с ней встретились, и разговор наш,      конечно,  был посвящен 80-летнему юбилею столицы Хакасии.
Романтика
– Мое поколение много чего повидало, – сказала она, – однако его вполне можно назвать благополучным. Войну мы пережили в младенчестве, когда еще находились полностью на попечении взрослых. Послевоенная нищета была для нас естественным состоянием, она не угнетала. Все жили одинаково, о существовании другого бытия мы даже не догадывались. В школе с воодушевлением пели о лучшей в мире Родине и о самом счастливом в мире детстве. В большом почете были комсомольские стройки коммунизма. Мы всегда были в курсе дел на этих стройках: художественные фильмы рассказывали во всех подробностях о хороших и плохих людях, которые эшелон за эшелоном отправлялись на Дальний Восток («Комсомольцы»), в Сибирь, в Казахстан и строили, строили, строили…  Сначала им было трудно, потом благодаря правильному партийному руководству и положительным героям становилось все легче, а к концу фильма счастье уже заливало экран и переплескивалась в наши юные души.
Многие хотели испытать такую жгучую романтику, вдали от родительского недреманного ока, быть причастными к великим свершениям во имя светлого будущего на Земле. Скудный личный опыт не принимался в расчет: ежегодно в старших  классах нас вывозили в сентябре в целинные совхозы Хакасии.
 По окончании школы город собирал отряды комсомольцев-добровольцев на строительство Братской ГЭС, ЛЭП, железной дороги Абакан – Тайшет. Из моей – десятой – школы в 1959 году целый класс отправился на строительство Красноярской ГЭС. Провожали с пышной помпой от обкома комсомола. Приехали на стройку – а там таких полно, нужны строители всех специальностей, а не домашние дети. Их было 19 человек, среди них моя подруга Инна.  Я хорошо помню эту романтическую историю.  Она вернулась через год не слишком разочарованной, а когда мы с ней в середине 80-х годов в Абакане вспоминали молодость, она хорошо отзывалась об этом приключении.
Улица Садовая
– Вспоминая Абакан, вы вспоминаете, прежде всего…
– Родную улицу! Моя родная Садовая находится в полукилометре от улицы Пушкина, и мы, конечно, не ощущали удаленности от центра. Наш дом разместился на углу Садовой и Розы Люксембург и имел двойную нумерацию: 2/31. Смотрю иногда на карту города, вижу, что по Розе номер стал другой. А дом по-прежнему стоит и считает своими родными совсем других, чужих нам людей. Но он обязательно помнит, что построил его от фундамента до конька крыши мой папка, Иннокентий Власович Сырых. Конечно, не всё своими руками, но ничего не построено без его плана и его участия. Улица была недлинная.
От дамбы на Розе, где она начиналась, до забора паровозного депо, в который упиралась, стояло домов по 15 с каждой стороны. Садовая пересекалась двумя улочками – Урицкого, по которой я ходила на механический завод, где почти два года работала фрезеровщицей, и Железнодорожной, за которой это железнодорожное хозяйство и начиналось. В депо, за этим забором, когда-то, до моего рождения, работал дядя Матвей, арестованный в 1938 году, и это не давало покоя моему отцу. Матвей был реабилитирован в сентябре 1959 года. Узнал ли об этом мой отец, мне неизвестно.  Наша улица была типичной для Абакана тех лет. Зимой улицу заваливало снегом, и хозяева расчищали дорожки, каждый всю свою территорию, что в целом создавало дорогу для людей. Машины сами прокладывали себе путь, о них заботы не было. Летом, если после дождя стояли непроходимые лужи, то хозяева обустраивали проход с помощью досок, кирпичей и т. п. Однако, так как Хакасия – солнечная страна, большая часть лета была жаркой и довольно пыльной. При сильном ветре со степей говорили: «Хакас подул». Тогда пылища была – глаз не открыть и ветер с ног сбивал. Но это все же стихия, а текущая жизнь проходила в прекрасном климате Минусинской котловины, в которой расположился наш город. Вся Садовая была заросшая пикулей. Мы делали из листков пикалки – обычная забава. Ближайшие к нам улицы – Минусинская, Димитрова, Павших Коммунаров, Маяковская – были близнецы-братья с нашей, однако хорошо мне было только на ней, родной Садовой, где я знала каждый дом и его обитателей, каждую собаку, гуляющую по улице, кота, нежащегося на завалинке, знала, в чьем скворечнике поселились скворцы, а в чьем – воробьи. От начала улицы до Урицкого не было усадьбы, в которой бы я не побывала. И на всей улице не было человека, не известного мне по имени.
На своем месте
– Были и другие любимые места в городе?
– Много таких мест. Горсад, зеленая роща, где купались, стадион «Динамо», центральная улица Октябрьская, ныне – проспект Ленина. Любимым местом всех горожан был кинотеатр «Победа». По-моему, его построили пленные немцы со свойственной им основательностью.
В нижнем холле – эстрада и ряды стульев, где можно послушать песни в исполнении мамы моего одноклассника Владика Кокуры. Она в длинном концертном платье, в руке белый кружевной платочек. Играет оркестр или аккордеонист. Так, еще не видя ни одной оперетты, я была знакома с ариями многих героинь, потому что в кино-то ходили очень часто, а мама Владика была всегда на рабочем месте. 
Я такого здания больше нигде не встречала, хотя понимаю, что я не везде и была. На фотографиях современного Абакана вижу это же здание, оно крепко стоит на своем месте и, видно по всему, остается важной культурной составляющей города.
По аллеям горсада
– Так же на своем месте остается  и горсад, ныне детский парк  «Орленок»…
– Моя мама помнила рассказ своей сестры Лены, которая работала на закладке горсада в 30-х годах. На месте нынешнего парка «Орленок»  было болото, среди его кочек бежала речушка, в которой водилось много рыбы. Молодежь ловила эту рыбу, тетя Лена конкретно подолом. Платье снимет, рукава подвяжет, получался сачок. Вдвоем идут и ловят. Из дому приносили бидончики, банки, там хранили рыбок, пока сами работали.
Мне чудно было слушать эти рассказы, потому что в мое время сад не сохранил никаких примет своего болотного прошлого. Мы гуляли по аллеям горсада и днем, и вечером, но там было мало светлых и людных мест, а по безлюдным и темным аллеям ходить было небезопасно. Мы любили гулять по центральной аллее и стоять возле танцплощадки, наблюдая         царящую вокруг жизнь со стороны.
Например, как мальчишки перелезали через стенку. Собирается группа. Из ее числа два-три человека идут к противоположной стенке и громко, привлекая внимание дежурной милиции, якобы пытаются перелезть. Милиционеры устремляются в сторону нарушителей, а в это время вся группа стремительно перелетает на площадку, каждый быстро берет стоящую тут же ближайшую девушку и спокойно начинает танцевать. Такие сцены были постоянно. Милиционерам, наверное, не очень хотелось ловить – не хулиганы же проникали, а молодые граждане,     которые хотят потанцевать, а денег на билет нету.
Несколько раз я была и на танцплощадке. Надо было купить билет на входе в сад и предъявить при входе на танцы. Вся веранда была деревянная, по всему периметру сделаны лавки. Обычно играл живой оркестр, а в перерывах – радиола. Там надо было стоять с подружками вдоль лавок и ждать, когда кто-нибудь пригласит. Если стоим трое, то одна треть, что мальчик подходит за тобой. Если стоим вдвоем – то наполовину, зато если пригласили подругу, то приходится оставаться одной, никому не нужной барышней. Мой апломб вынести этого не мог, и я этим развлечением не занималась, мои подружки тоже…
Как далеко теперь до Абакана! Конечно, туда можно приехать, там можно побродить по знакомым местам. Однако представляется мне, что всё прошлое – только в моей голове. Воспоминания о городе не взаимны. Город живет настоящим, и меня он за полвека совсем забыл. Но для меня Абакан – родной город. И, конечно, 80-летие города – это наш праздник, с которым   поздравляю всех своих земляков.
– По-моему, Город метафизически помнит всех. Никого не может забыть.  Почему вы считаете, что вашему поколению  повезло?
– Кто формировался раньше, а в годы «оттепели» уже жил взрослой жизнью, работал – тем уже суждено было оставаться человеком старой формации или поймать большое везение, чтобы принять новое, то, что в свое время прочно вдолбилось в сознание, как враждебное советскому человеку. Таких людей я видела вокруг себя всегда и много. А поколение, следовавшее за нами, уже просто не интересовалось страной, миром, политикой, социальными проблемами, если они не касались их лично. Вернее, не то что не интересовались, а не считали все это главнее себя. И это правильно. Они совсем другие, чем мы, которые твердо усвоили: «Раньше думай о Родине, а потом – о себе». Они другие, но я хочу быть такой, какие мы. Потому что своих я лучше понимаю, мне со своими гораздо комфортнее. А молодых просто люблю… 




МЕЧТЫ 1960 ГОДА

Абакан ныне – современный, красивый и уютный город, столица Республики Хакасия. А я попрошу вас представить мысленно, что вы перенеслись в Абакан 1960-го года. Лидер страны – Никита Сергеевич Хрущев. Страна запускает спутники в космос. В Абакане начато строительство железной дороги Абакан-Тайшет. Абаканское телевидение очень молодо, одна программа, два часа, вечером. Телевизоры – у двух-трех семей на всю улицу, в их домах собираются соседи.
Скоро Новый год. Из динамика проводного радио на  стенах домов абаканцев звучит голос лектора областного общества «Знание», директора Хакасского областного краеведческого музея М. Захарова:
«Нынешнее архитектурно-планировочное состояние города Абакана перестало удовлетворять общественность. С целью детальной реконструкции и планировки города Абакана            разработан новый проект.
Основным архитектурно-композиционным центром города явятся центральная и вокзальная площади. На Первомайской площади будут снесены старые деревянные дома музея, суда, прокуратуры, росгипроводхоза, аптеки. На их месте поднимутся многоэтажные каменные здания драматического театра, жилых корпусов. Будут достроены в один-два этажа здания педучилища, связи, пединститута. Привокзальная площадь расширится за счет сноса целого ряда деревянных зданий: амбулатории, магазина, жилых домов. В 1961-1962 годах будет построен новый железнодорожный вокзал на 400 пассажиров. С завершением железно-дорожной линии Абакан-Тайшет станция Абакан    превратится в крупный железнодорожный узел.
Центральными улицами проектируемого района являются проспект имени Ленина и Советская. Общей городской магистралью района детальной планировки является улица Пушкина, выходящая на Минусинский тракт. Запланирован и уже начал строиться комплекс зданий политехникума: общежитие,        мастерские, учебный корпус.
Город Абакан получит дальнейшее промышленное развитие. В 1962-63 годах город Абакан будет иметь дешевую электроэнергию Назаровской ГЭС. Ташебинская площадка будет застроена новыми промышленными предприятиями. Постройка сахарного завода уже началась.
 В связи с постройкой моста через реку Абакан началось освоение правобережной части города – района Согры. Здесь будет построен перевалочный речной порт, овощеконсервный завод Центросоюза. По улице Октябрьской в районе нового мясоконсервного комбината будут построены трикотажная и мебельная фабрики. По улице Розы Люксембург будет построен телецентр, высота башни – 180 метров.
В 1961-62 годах начнется строительство городского водопровода. Предусмотрено увеличение площади зеленых насаждений, парков и скверов.
В связи с образованием Красноярского моря город Абакан будет обнесен защитной системой – дамбо-обвалованием с закрытым дренажом. Намечено централизованное теплоснабжение центральной части города от укрупненных котельных. Запланирована канализация города, которая охватит полностью всю  капитальную застройку.
Реконструкция центральной части города Абакана рассчитана до 1970 года, а генеральный план реконструкции всего          Абакана – к 1980-1985 году…»
 Нет нужды комментировать – сбылись ли надежды?
Все поколения абаканцев каждый новый год встречали с новыми надеждами и делали все, чтобы эти надежды сбылись. Оглянитесь вокруг – мы имеем то, что для  1960-х годов представилось бы сказкой. И тем не менее – это быль. У нас новые   надежды!

ПЕСНЯ ОБ АБАКАНЕ

Старожилы Абакана прекрасно помнят «Песню об Абакане». Сейчас она совсем неизвестна, никогда не звучит. А жаль! Чудесная песня, трогающая за сердце, какая-то истинно абаканская. Она родилась в 1961-1962 годах, как музыкальный лейтмотив спектакля Хакасского областного театра имени М. Ю. Лермонтова «Звезды светят для нас». О театре и его значении для Абакана, Хакасии, рассказывает книга В. Ф. и Л. К. Шлык «Судьба и загадки Русского театра в Хакасии. Записки», изданная в  Абакане в  2002 году. В ней есть история этой песни.
В 1961 году был объявлен конкурс на лучшую пьесу о сегодняшнем дне Хакасии. Итоги были подведены в марте 1962 года. Было представлено шестнадцать пьес, семь из них – на хакасском языке. Первых премий решили не присуждать, но две пьесы, получившие второе место, были рекомендованы к постановке. Ими оказались «Звезды светят для нас» В. Решетникова и М. Догмарова на русском языке и «Дорога в небо» Г. Саражакова на хакасском языке.
Пьеса «Звезды светят для нас» рассказывала о молодежной бригаде взрывников, работающих на новой трассе. Сюжет был  основан на реальных событиях – выпускники 1957 года из абаканской школы № 1 действительно поехали на строительство Тейского рудника в тайгу. Эта ситуация для жителей Абакана была знакома. Одним из действующих лиц в пьесе стал влюбленный юноша Гера, из которого вырастает человек с твердым характером. Его любимая Ирина погибает, спасая поселок. Память о ней – в названной ее именем вершине Иринина Высь. Ведь падающие звезды, рассуждает один из героев – «философ» Валера – не сгорают. Они продолжают светить, освещая путь другим поколениям молодых людей. 
Абаканский журналист В. Решетников окончил тот класс, о котором говорилось в пьесе. Его соавтором выступил режиссер театра М. Догмаров. Пьеса было тепло встречена зрителями,  показана по местному телевидению. В декорациях зрители узнавали любимую абаканскую аллею. Артисты возили ее в свои гастрольные поездки. В рецензии на спектакль в «Тувинской правде» писали: «Пьеса привлекает большой жизненной правдой, яркими человеческими характерами, высокой, в полном смысле этого слова, романтикой. И это понятно: ведь она      написана на основе действительных фактов. А то, что взято из жизни, не может быть фальшивым».
Особо популярной стала песня, которую написал М. Догмаров и положил на музыку И. Карпец. Впервые ее исполнил    артист Николай Кучев: 
Под июньским небом
Молодой, счастливый
Я брожу с друзьями
Средь густых аллей.
Ночь над Абаканом,
Ветер шаловливый
Белый пух сдувает
С зеленых тополей.

Затихает город
Лунный свет струится…
Перед тем, кто молод,
Тысячи путей
Каждый выбирает…
Потому не спится
Под тревожный шепот
Зеленых тополей.

Нам в мороз и вьюгу,
По тайге широкой,
По снегу шагая
В сумерке ночей
Будет вспоминаться
Абакан далекий
И прощальный шепот
Зеленых тополей.

Годы пролетают
Юности мятежной,
И тайгой безбрежной
Завтра я пойду…
Город моей юности,
Абакан заснеженный,
О тебе, мой город,
Песню я пою…
Песня часто звучала в годы моей юности.
«Через весь спектакль проходит нежная, чуть грустная мелодия песни об Абакане», – писала «Советская Хакасия». Десятиклассники школы № 1, посмотрев «Звезды светят для нас», говорили: «Нам запомнилась замечательная музыка спектакля, задушевная «Песня об Абакане». Мы решили на традиционном вечере встречи с выпускниками в феврале спеть эту песню  бывшим питомцам нашей школы».
Абакана в своем творчестве касались Галич, Визбор, Митяев и другие; есть немало хороших песен. Выделю светлое           сочинение Любови Миненковой:
Я по солнечным аллеям как прозрачный тёплый зайчик
Проскользну, едва заметной, я вернулась в город мой!
Я иду по Абакану, ветер песню напевает.
Как приятно в это утро возвратиться в Абакан…

Ближе всех на белом свете мне тенистые аллеи,
Где всегда звучат под вечер голоса моих друзей.
А я иду по Абакану, тихо что-то напеваю.
Как приятно в это утро возвратиться в Абакан.

Я любимую Фонтанку не продам за иномарку!
Ну, а «Рампу» и подавно, даже за театр МХАТ.
А я иду по Абакану и всё больше понимаю,
Как приятно отовсюду возвращаться в Абакан!
В годы, о которых шла речь в книге, я впервые узнал это чувство возвращения. На зимних каникулах в девятом классе ездил на «поезде здоровья» для школьников Хакасии по городам Средней Азии – Фрунзе, Алма-Ата, Бухара, Самарканд и другие. Через два года отдыхал в международных молодежных лагерях «Спутник» в Ереване и Баку. И как было «приятно отовсюду возвращаться в Абакан»!
Если применить к городу человеческие качества, то, рожденный под знаком Тельца, Абакан имеет положительные черты –  настойчивый, постоянный, любит комфорт, музыку, искусство, поступает обдуманно, трудолюбивый, самостоятельный. Отрицательные – упрямый, медлительный, любит роскошь, удовольствия – не самые плохие, я думаю, качества. Мне остается только пожелать всем нам счастливых лет жизни       в счастливом месте – Абакане.


АБАКАНСКИЕ ДАТЫ
 
99-98 годы до новой эры – возведение «гуннского» дворца на территории, ныне входящей в черту города Абакана.
1675 – построен Абаканский острог (позднее сожжен).
1707 – указ Петра Первого о постройке Абаканского острога.
1734 – улус Усть-Абаканский обозначен на карте.
1770-е – становление села Усть-Абаканское.
1822 – село назначено административным центром  Качинской Степной думы Минусинского уезда Енисейской губернии.
1855 – становится центром Абаканской степной думы.
1859 – основан церковный приход.
1861-1864 ¬– строительство церковного здания в Усть-Абаканском.
1863 – открылась первая в селе школа.
1864 – село становится центром Абаканской инородной управы.
1874 – организована первая общественная библиотека.
1912 – Абаканская инородная управа преобразована в Абаканскую волость с центром в с.Усть-Абаканское.
1914 –  заложены первые здания станции Абакан.
1917, апрель –  создана партийная ячейка на станции Абакан.
1922 – создан первый Народный дом.
1923, 14 ноября – Президиум ВЦИК принял постановление о выделении районов с хакасским населением в Хакасский уезд с центром в с. Усть-Абаканское.
1924, 24 ноября – первый Хакасский уездный съезд Советов  рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов.
1925, 9 марта – первая Хакасская уездная женская беспартийная конференция.
1925, 25 мая – село Усть-Абаканское стало административным центром Хакасского округа.
1925, 7 октября – первый самолет (биплан «Красноярец») приземлился в Усть-Абаканском.
1925, 23 ноября – первый поезд прибыл на станцию Абакан.
1925 – организована уездная библиотека (Национальная       библиотека им. Н. Г. Доможакова Республики Хакасия).
1926 – открыта первая почта.
1926 – установлена телефонная станция на 10 номеров.
1926 – в с. Усть-Абаканском была выстроена первая             электростанция.
1926 – начало работы Хакасского национального издательства.
1927, 1 июня – вышел первый номер газеты «Хызыл аал» («Красный улус») на хакасском языке.
1928 – построен клуб железнодорожников.
1928 – открылась первая стационарная киноустановка.
1929 – усилиями общества краеведов был открыт музей.
1929, 10 октября – открыто первое среднее специальное учебное заведение: педагогический техникум (педагогический            колледж ХГУ).
1930, 20 октября – Президиум ВЦИК принял решение о преобразовании Хакасского округа в Хакасскую автономную область.
1930, 3 ноября – вышел первый номер газеты «Советская       Хакасия» («Хакасия»).
1930 – открылась первая средняя школа.
1931, 20 января – постановление ВЦИК о преобразовании Усть-Абаканского в город Абакан.
1931, 1 февраля – во главе города Иван Степанович Серов.
1931, март – принято решение об открытии областного музея краеведения.
1931, 30 апреля – Постановление Президиума Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР «О преобразовании с. Усть-Абаканское, центра Хакасской автономной области, в    город с переименованием его в «Абакан».
1931, ноябрь – открыт первый в Хакасии национальный театр.
1932 – начала работать типография.
1932 – открыт сельскохозяйственный техникум (колледж ХГУ).
1932 – введен в эксплуатацию Абаканский мясоконсервный комбинат.
1932 – во главе города Лаврентий Адамович Марковцев.
1933 – пущена в эксплуатацию мебельная фабрика.
1933 – заложен городской парк («Орленок»).
1934 – открыта фельдшерско-акушерская школа (медицинский колледж ХГУ).
1934, февраль – начались первые радиопередачи.
1934 – дала первый ток городская тепловая электростанция.
1935 – во главе города Л. Н. Букина.
1936 – открыта детская библиотека (республиканская детская библиотека).
1936 – во главе города тов. Якимцев.
1936 – во главе города Василий Григорьевич Исупов.
1937 – во главе города Александр Макарович Аргудаев.
1937 – открыт областной Дом культуры.
1937 – во главе города Михаил Тихонович Токмачев.
1939 – во главе города Николай Михайлович Вилин.
1939 – открылся Абаканский государственный учительский  институт.
1939 – организован Театр русской драмы им. М.Ю. Лермонтова.
1941 – во главе города Александр Яковлевич Балахчин.
1942 – начала работать детская музыкальная школа.
1943 – во главе города Петр Кузьмич Нога.
1944, 10 февраля – на базе учительского института открылся Абаканский государственный педагогический институт.
1944 – во главе города Николай Ильич Туганов.
1944 – во главе города Дмитрий Иванович Тепленичев.
1944, 1 октября – открылся Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории.
1945, 9 мая – открыт кинотеатр «Победа».
1945, 10 октября – открыта областная национальная средняя школа для детей хакасов (Национальная гимназия                им. Н. Ф. Катанова).
1945 – начала работу Абаканская кондитерская фабрика.
1947 – во главе города Александр Григорьевич Жданов.
1948 – начал работать завод легкого машиностроения.
1948 – установлена автоматическая телефонная станция.
1949, апрель - создано Хакасское отделение Союза писателей СССР.
1950, 22 января – создан городской академический хор.
1950 – во главе города Дмитрий Лазаревич Черкасов.
1951– создан Абаканский филиал института «Росгипроводхоз».
1953 – во главе города Дмитрий Иванович Тепленичев.
1954 – на базе объединения Хакасского областного национального театра и Театра русской драмы организован Драматический театр им. М. Ю. Лермонтова .
1954 – открыт лесотехнический техникум (политехнический колледж).
1957, июнь – прошел первый областной фестиваль молодежи и студентов.
1957, 14 декабря – введена в эксплуатацию железнодорожная магистраль «Абакан-Новокузнецк».
1958, январь – началось строительство железной дороги «Абакан-Тайшет».
1958, 17 июня – на Первомайской площади установлен обелиск с надписью: «Здесь будет сооружен монумент в честь 250-летия присоединения Хакасии к России».
1958, июль – началось строительство моста через реку Абакан.
1958 –  начал действовать механический завод.
1959, 2 февраля – начал передачи Абаканский телецентр.
1960, январь – сдан в эксплуатацию мост через реку Абакан.
1960 – открыто музыкальное училище (музыкальный              колледж ХГУ).
1960 – закончено строительство областной больницы.
1961 – на базе танцевального коллектива создан хакасский самодеятельный ансамбль песни и пляски «Жарки».
1962, 28 мая – отправление первого поезда «Абакан-Москва».
1962 – начал работать Абаканский мелькомбинат.
1963 – во главе города Алексей Исидорович Казак.
1963 – вступила в строй высоковольтная электролиния           Назарово-Абакан.
1964 – вошел в строй Абаканский речной порт.
1964 – начал работать Абаканский завод железобетонных      изделий.
1964, 25 декабря – открылось регулярное движение самолетов из Абакана в Красноярск.
1964 – вступил в строй маслосыркомбинат «Абаканский».
1965 – сдан в эксплуатацию телецентр.
1965 – начала работать железнодорожная больница.
1965 – завершено строительство железнодорожной линии  «Абакан-Тайшет».
1965 – начала работать детская художественная школа.
1966 – во главе города Александр Антонович Малышев.
1967 – вступила в строй трикотажная фабрика «Хакасия».
1967 – сдана в эксплуатацию гостиница «Хакасия».
1967 – сдано в эксплуатацию здание автовокзала.
1967 – создан студенческий театр «Рампа» при Абаканском пединституте.
1968, март – открыт филиал Красноярского политехнического института.
1969  – Абакан пережил наводнение.
1969 – дала первую продукцию обувная фабрика «Саяны».
1969 – вступила в строй телевизионная станция «Орбита».
1970 – во главе города Валерий Александрович Иванов.
1970, 17 апреля – открыт памятник В. И. Ленину.
1970 – дал первую продукцию Абаканский экспериментально-механический завод.
1970 – начато строительство вагоностроительного комплекса.
1972 – сдано в эксплуатацию здание областной типографии.
1973 – во главе города Александр Филиппович Шлапунов.
1973 – государственной комиссией принят комплекс               сооружений инженерной защиты города.
1974 – сдан в эксплуатацию Абаканский комбикормовый завод.
1974, 2 декабря – открылся авиарейс Абакан-Москва.
1975, февраль – Хакасский областной краеведческий музей   получил новое помещение в жилом здании.
1976, февраль – Абаканский вагоностроительный завод          выпустил первую платформу-контейнеровоз.
1976, ноябрь  – состоялось открытие монумента Воинской    Славы.
1977 – во главе города Владислав Михайлович Торосов.
1977, ноябрь – состоялось открытие нового  здания                драматического театра.
1977 – начал работать новый широкоэкранный кинотеатр     «Октябрь».
1978 – создан ансамбль современного бального танца «Тарина» при областном Доме культуры.
1979, 3 марта – открыт городской клуб-дискотека.
1979, декабрь – открыт кукольный театр «Сказка».
1980, ноябрь – премьера хакасской оперы «Чанар-Хус».
1980, 31 декабря – государственная комиссия подписала акт о приемке в эксплуатацию первой очереди городского            троллейбуса.
1980, 4 июня  – утвержден герб города Абакана.
1981, 29 апреля – Указом Президиума Верховного Совета СССР город Абакан награжден орденом «Знак Почета».
1982, апрель – пущен в эксплуатацию первый энергоблок     Абаканской ТЭЦ.
1982 – во главе города Альберт Евгеньевич Горшунов.
1986, 1 марта – открыт стадион «Локомотив».
1986, 19 мая – открылась гостиница «Дружба».
1986 – во главе города Михаил Афанасьевич Буйко.
1986, ноябрь – в Абакане проходил международный турнир по хоккею с мячом на Кубок европейских чемпионов.
1987 – вступила в строй первая очередь новой городской АТС.
1987, декабрь – открыт  спортивный комплекс «Саяны».
1988 – открылся выставочный зал Союза художников Хакасии.
1989, февраль – состоялось открытие Хакасской областной    государственной филармонии.
1991 – во главе города Сергей Михайлович Кременецкий.
1992, 20 августа – вышел первый номер городской газеты   «Абакан».
1993 – во главе города Гавриил Георгиевич Нечаев.
1995 – во главе города Николай Генрихович Булакин.
1996, 30 октября – утвержден Устав города Абакана.
2003, 29 апреля – утвержден флаг города Абакана.
2005, 26 октября – переутвержден герб города Абакана.



ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

* Архивные документы. – Государственное казенное              учреждение Республики Хакасия «Национальный архив».
* П. И. Каралькин. Город Абакан (Материалы к истории города Абакана). Авторизованная машинопись. 1946-1949 гг.;
П. И. Каралькин. Абакан. Статья для Большой советской       энциклопедии. Авторизованная машинопись. 1949 год. – Отдел рукописей Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории.
* М. Захаров. История гор. Абакана. Авторизованная             машинопись. 1960 год. – Хакасский национальный                краеведческий музей имени Л. Р. Кызласова.
* М. Захаров. 30 лет городу Абакану. (Материал для лекторов и докладчиков). Авторизованная машинопись. Абакан. 1960. – Национальная библиотека имени Н. Г. Доможакова Республики Хакасия.
* В. И. Машнина. Как вспомнилось, так и написалось.         Электронная рукопись. – Санкт-Петербург, 2010.
* Очерки истории Хакасии советского периода.  1917 – 1961 годы. Под ред. П. Н. Мешалкина. – Абакан: Хакасское книжное издательство, 1963.
* 50 лет Хакасской автономной области. Материалы научной конференции, посв. 50-летию Хакасской автономной области.  –Абакан: ХакНИИЯЛИ, 1981.
* Владислав Торосов. Абакан. Изд-е 2-е. – М.: АО «Цицеро», 1994.
* Абакан литературный. Абакан: время, события, люди. Материалы научно-практической конференции 27 апреля 2001 г. – Городской литературно-художественный журнал «Абакан». 2001, №4 (16).
* Я. И. Сунчугашев, Г. А. Янгулова. Памятники истории и культуры Хакасии. – Абакан: Хакасское отделение Красноярского книжного издательства, 1974.
* В. Г. Карцов.  О чем говорят курганы Енисея. (Историко-археологические очерки). – Абакан: Хакасское книжное         издательство, 1961.
* Л. Р. Кызласов. Древняя и средневековая история Южной Сибири (в кратком изложении). – Абакан: Хакасское отделение Красноярского книжного издательства, 1991.
* Т. Н. Феоктистова. К истории становления музеев в Хакасии. – Абакан: Хакасское книжное издательство, 2006.
* В. Я. Бутанаев, А. Абдыкалыков. Материалы по истории    Хакасии XVII- нач. XVIII вв. – Абакан, 1995.
* Живая старина. Книга для чтения по историческому краеведению. Сост. В. Ф. Буров. – Абакан: Хакасское книжное            издательство, 1996.
*  Хакасия: живая старина в научно-популярных статьях, интервью и очерках. (1828 – 2006 гг.). Сост. В. Ф. Буров. – Абакан: Хакасское книжное издательство, 2007.
 * Живая старина-III. Книга для чтения по историческому краеведению (XIX – начало XX века). Сост. В. Ф. Буров. – Абакан: Хакасское книжное издательство, 2010.
* В. А. Кышпанаков. Население Хакасии: 1917-1990-е гг. – Абакан: Хакасский государственный университет имени                Н. Ф. Катанова, 1995.
* В. Ф. Шлык, Л. К. Шлык. Судьба и загадки Русского театра в Хакасии. Записки. – Абакан: Стрежень, 2002.
* С. Н. Ростовцев. На благо Сибири. – Абакан: Издательство ХГУ имени Н. Ф. Катанова, 2007.
* Елена Максименко. Градоначальники 1931 - 2012 гг. –      Электронный ресурс – http://город.абакан.рф/common/9/
* Алексей Анненко. «О тебе, мой город…». – Радиоцикл в эфире «Радио «Абакан»- «Эхо Москвы». С 2006 года.
* «Абаканский хронограф Алексея Анненко». – Электронный ресурс – http://город.абакан.рф/autors_projects/hronograf_annenko/
* Алексей Анненко. Прогулки по Абакану. / Журнал «Абакан», 2010, № 4; 2011, №№ 1-4.
*  Алексей Анненко. «Хакасск», «Ахбан»? Абакан! / Хакасия,  25 февраля 2011 года.
* Алексей Анненко. Добро пожаловать, дорогие гости! /         Хакасия, 14 мая 2011 года.
* Алексей Анненко. Улицей юности моей / Хакасия,                13 июля 2011 года.
* Алексей Анненко. Абакан начинался так. / Хакасия,                20 августа 2011 года.
* А. Н. Анненко. Добиться успеха в России, в Абакане… / Алексей Анненко.– Абакан: Хакасское книжное издательство, 2011. – 188 с.
***
* Абакан. Рекомендательный указатель литературы о городе.  [Хакасская областная библиотека] –                Абакан: УПП «Хакасия», 1990.
* Литература о Республике Хакасия. Библиографический указатель. Т. 2. История (2-я половина XIX – XX в.). / ГБУК РХ «НБ им. Н. Г. Доможакова»; сост. А. Г. Вычужанина. –                Абакан, 2011. – 368 с.
* Все начиналось здесь, на Ах-Тигее: информационно-библиографический справочник / МУ «Абаканская централизованная библиотечная система»; сост.: С. В. Кяргина, Ф. Д. Котюшева. – Абакан, 2011. – 48 с. – (Абакан: страницы истории).














ОГЛАВЛЕНИЕ

I. ПРОГУЛКИ  ПО АБАКАНУ……………………………………5
Предпочитаю Абакан………………………………………………6
Мой родной город………………………………………………….9
Откуда же появились абаканцы………………………………….13
Учи, учи! Тогда поймут…………………………………………..15
Позвольте вручить вам медаль «За отвагу».…………………….18
Сверстники…..…………………………………………………….21
Подарок первокласснику…………………………………………23
Весело и шумно…………………………………………………...29
Библиотека..……………………………………………………….32
Суворовцы и мушкетеры…………………………………………36
Романтика………………………………………………………….39
Кондуиты и талмуды……………………………………………...41
Лирика……………………………………………………………..46
Осень……………………………………………………………….48
«Станция Юннатов» – улица Мира……………………………...51
По направлению к центру………………………………………...53
«Победа»…………………………………………………………...54
Вид с крыльца……………………………………………………..58
Первомайская площадь…………………………………………...60
Стиляги…………………………………………………………….65
Горсад……………………………………………………………...68
Типография – базар – речвокзал.…………………………………74
Река – баня – стадион……………………………………………..78 
«Хочешь миллион? Нет!»…………………………………….......81
Вещи……………………………………………………………….86
Клякса……………………………………………………………...89
Этикетки…………………………………………………………...91
Петь два раза………………………………………………………96
Кем быть? Кем стать?................98
Наводнение………………………………………………………103
Столетие вождя………………………………………………….108
Второе рождение………………………………………………...111
Все только начиналось………………………………………….116
Праздники………………………………………………………..118
Атлантида..……………………………………………………….122
II. СТОЛИЦА………………………………………………….....127
Гуннский дворец…………………………………………………128
Абаканский острог………………………………………………131
Первая история Абакана………………………………………...133
«Хакасск», «Ахбан»? Абакан!.............138
Город начинался так…………………………………………......145
Кто «Ура!» кричит, кто плачет…………………………………150
Статья в БСЭ……………………………………………………..152
Добро пожаловать, дорогие гости!..........154
Улицей юности моей…………………………………………….161
Мечты 1960 года…….…………………………………………...166
Песня об Абакане………………………………………………..168
Абаканские даты…………………………………………………171
Источники и литература………………………………………...177
ФОТОПОСТСКРИПТУМ










Автор благодарит за содействие руководителей и сотрудников Государственного казенного учреждения Республики Хакасия «Национальный архив», Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, Хакасского национального краеведческого музея имени Л. Р. Кызласова, Национальной библиотеки имени Н Г. Доможакова Республики Хакасия, Абаканской централизованной библиотечной системы, а также администрацию города Абакана и всех, кто помогал словом или делом.




Документально-художественное издание


Анненко
Алексей Николаевич


ПРЕДПОЧИТАЮ
АБАКАН

Второе издание

Редактор Н. М. Дувакина
Корректор И. Г. Иванов

Отзывы об этой книге и пожелания
khronograf@mail.ru

Подписано к печати 12.08.2016. Формат 60х90 1/16.
Бумага офсетная. Гарнитура Times.
Усл.печ.л. 14,75. Уч.-изд.л. 15,00. Тираж 300 экз.

ООО «Книжное издательство “Бригантина”»
Св-во № 1051901115200 от 22.12.2005
655017 Республика Хакасия,
г. Абакан, ул. Промышленная, 31



Отпечатано с готового оригинал-макета
в ООО «Кооператив «Журналист»
655017, Республика Хакасия, г. Абакан, ул. Советская, 71
тел.: (3902) 226-206, 224-338.