Мамочка

Александра Болгова
             
  Еще глядя на нее в детстве, многие говорили: «Какая у вас мамочка растет!», и родители умиленно кивали. Ее никогда нигде до школы не видели без куклы. Она брала кукол в гости и в детский садик, на елку и в поездку к морю. Если была возможность, она мужественно волокла с собой тяжелых резиновых ГДР-овских младенцев. Если не было – набивала карманы пупсиками.
   Никогда она не складывала кукол в ящик и не бросала на полу. Сперва все ее куклы спали с ней в кроватке, но когда их стало слишком много, она начала устраивать для них колыбельки из обувных коробок.   
   В 6 лет она огорошила отца, когда в магазине, на вопрос: «Купим еще одну куколку, доча?», серьезно объяснила ему, что ей гораздо нужнее пластмассовая кроватка. И не одна. Конечно, ей сильно хотелось новую куклу. Но мебель... она была так нужна ее малышам!
   С тех пор родители исправно покупали и приносили от знакомых кроватки, диванчики, стульчики. Некоторые из них умещались на ладони, и ими обставлялась «комната» на подоконнике. Другие, большие, размещались на полу.
    Квартира их была невелика, и места на полу почти не было. Зато имелся практически ненужный стенной шкаф странной конструкции – его дверцы с одной стороны открывались в коридор, и там располагались полочки, а с другой – в детскую, и там предполагалось вешать одежду. Но для одежды у девочки имелись хорошенький комодик и полированный шкафчик-колонка. Так что в «чулане» использовались только коридорные полочки. Там громоздились банки варенья и разносолы, и когда при уборке распахивались обе дверцы, на паркет в детской падали разноцветные отсветы от них.
    Вот этот чулан и было решено отдать под кукольное поселение. Отец провел туда свет, и она сама расставляла все по местам. Несколько лет потом новым знакомым, впервые заходившим в гости, с гордостью демонстрировался этот теремок: украшенный картинками на стенах, с крохотными бумажными салфеточками, с самодельными цветочками и занавесочками на нарисованных окнах. А старые знакомые уже и сами интересовались, как поживают куклы.
   В школе она смирилась с тем, что куклы будут оставаться дома, зато начала неумело, но решительно шить для них наряды. Сперва это были юбки, вырезанные из старых рубашек в виде круга с дыркой посередине и маечки из сношенных носок. Но она быстро училась. Ведь это было надо ее малышам!
    Годы учебы пролетели для нее, как подготовка к чему-то важному, и чем дальше, тем отчетливее она понимала – к чему. Куклы в чулане уже не демонстрировались никому, потому что даже старые знакомые могли недоуменно поднять брови: «Все еще играешься?». Но отец иногда фотографировал их: тщательно наряженных, как живые дети, красиво причесанных, украшенных самодельными сумочками, бусами, косыночками, каждый день рассаженных в новом порядке с пугающей достоверностью. Можно было поверить, что в отсутствие людей они живут своей жизнью. Каждый день за чуланной дверцей куклы то замирали в момент игры в шахматы, то в выразительных позах танцоров, то они читали, собравшись кружком, то лепили из пластилина за своими столиками. Ели, делали уроки, наряжали елки, загорали под картонным солнышком,  играли в прятки, складывали мозаики... Порой родители замечали, что она ложится заполночь, долго выстраивая новую композицию. Но на их просьбы не заниматься этим по ночам, она только смеялась: «Какая может быть ночь, если малышам что-то нужно!»
   Однажды отец пошутил, что ни разу не видел, чтобы куклы дрались или озорничали. Она ответила очень серьезно: «У меня все послушные, папа!».
   Ей шел восемнадцатый год,  и родители начали беспокоиться. Отец несколько раз предлагал раздать кукол – хотя бы не всех – младшим родственникам. Мать перестала радоваться тому, что дочка не задерживается где-то допоздна. Она отвечала на их беспокойство удвоенным старанием в учебе и в помощи по дому, словно выкупая индульгенцию на свои затянувшиеся игры.
   На восемнадцатилетие отец подарил ей не простую куклу – сувенирную. Привезенная кем-то из знакомых то ли из Англии, то ли из Швеции, фарфоровая девочка с живым выражением лица была наряжена в платье 19 века – с пышными оборочками, панталончиками, крохотными чехольчиками на поясе, такое настоящее до последней пуговки.
   Девушка поставила ее на книжную полку, так что кукла была первым, на что падал взгляд при входе в детскую. А несколько недель спустя отец обнаружил, что куклы в чулане упакованы в коробки, мебель разобрана и завернута в газеты. Он несколько раз хотел поговорить с дочкой на эту тему, да все не приходилось к слову. Так что он обсудил это только с женой. Они успокоили друг друга тем, что девочка выросла.
   Однако, когда как-то раз они предложили дочке подарить несколько кукол знакомым детям, она очень твердо отказалась. «Почему?» – изумился отец. «Ты ведь уже большая!». Она рассмеялась снисходительно: «Папа, конечно я большая, и я уже понимаю, что не куплю потом таких хороших кукол. Моим детям. Ты посмотри, что за ужас сейчас в магазинах лежит!». Больше вопрос о подарках не вставал. Куклы не занимали много места в своих коробках, между чемоданами со старой одеждой и маринованными огурцами.
   Так же тихо и спокойно, как она училась в школе, она поступила в институт. Родители порой конфузливо запинались, когда их спрашивали, где учится дочка. Они не знали ни тревог сессий, ни звонков преподавателям, ни нашествий одногруппников, ни ее успехов. Поэтому красный диплом педа (Или меда? Или архивного?) был для них приятным сюрпризом.
   Дочка вышла на работу. Они по-прежнему проводили вечера и выходные вместе, но словно кто-то переставил всех в доме местами. Теперь дочка вела их «в миленькое кафе», предлагала посетить «вернисажик» или «вырваться на шашлыки». Это показалось им сперва забавным, а потом - и вовсе очень приятным. Поэтому когда она стала готовиться к свадьбе, они по инерции следовали несколько дней ее указаниям, и только потом ошарашенно осознали: это же ее свадьба!
   Она не дала им запаниковать. Привела жениха знакомиться, взяла на себя организацию скромного банкета, и все произошло так мило, так быстро.
   Молодой муж оказался молчаливым, на жену он смотрел, как на чудо, не чурался мелкого ремонта в квартире или совместного просмотра матчей с тестем. Казалось, жизнь почти не изменилась.
   Но вдруг началось: ураган, торнадо! По дому бегали незнакомые люди с папочками, постоянно кто-то звонил. Наконец, прозвучало слово «обмен». Родители бросились к дочери в недоумении. Та разложила перед ними какие-то синьки с планами этажей, начала выписывать в столбик числа, но потом отложила карандаш и сказала просто и проникновенно: «Я беременна! Малышам будет нужна просторная квартира!».
   В однокомнатной хрущобе на втором этаже с балконом было после ремонта даже вполне уютно. Родители попереживали из-за разлуки со старыми соседями, но потом познакомились с новыми, а там подошел срок родин, и навалились новые, приятные заботы.
    Нет, она не сваливала ребенка на дедушку и бабушку. Она в самом деле оказалась идеальной мамочкой. Гениальной. Старший внук рос как рекламные бутузы, сияющим, веселым и ласковым. Внучка появилась через 11 месяцев. И тоже вызывала дружное умиление знакомых и врачей. Мамочка принимала поздравления с «королевской парочкой» и перестраивала детскую для двоих.
   Близнецы, появившиеся через год, заняли вторую комнату, а гостиная была немного урезана за счет выгороженого в углу алькова.  Малышам так много было надо! 
   Она научилась не только шить, но и вязать: спицами, крючком и какой-то допотопной вязальной машинкой, купленой с рук. Она мастерила мягкие игрушки, не жалея на них хорошей ткани, обметывала пеленки и добывала на толкучке невиданные тогда еще японские памперсы. Выискивала не портящие прикус соски, яркие конструкторы, крохотные туфельки из натуральной кожи.
   Деньги, для всего этого требовалось не только ее умение, не только полная самоотдача, но и деньги. Она протирала диетическую еду через ситечко, когда дети болели, но цены на телятину и хорошую, крупную курагу на рынке не становились от этого ниже.
   Она никогда не разбиралась в бизнесе, даже с цифрами была не в ладах. Но на ее тихой работе платили какие-то смешные деньги, а муж и так уже пахал в трех местах. Поэтому она стиснула зубы и решилась. Нужны были деньги, огромные деньги для начала. Она нарядила детей, тщательно выбрав их одежки, и поехала к родителям.
   За однушку дали достаточно. Дом престарелых был не так уж плох, если вовремя раздавать конвертики и кулечки. Бизнес со скрипом начал прокручиваться. Потом без скрипа. Она по-прежнему все успевала сама, никаких нянек, Боже упаси. Ей ничего не стоило заявиться на деловую встречу с годовалыми близнецами или на подписание контракта с  трехлетним сыном. Партнеры напрягались, ожидая рева, соплей и беспорядка, но дети вели себя как образцовые. И тертые бизнесмены незаметно давали слабину, засмотревшись на вечно счастливые очаровательные мордашки.
   «Экие они у вас послушные!»  – удивлялись люди порой. –  «Какой-нибудь секрет знаете?» «Никаких секретов! » – отвечала она. – «Просто у них есть все, что им нужно!» .
    Четвертая беременность застала ее врасплох. Близнецы сильно болели затяжным гриппом, от которого не уберегли даже дорогие прививки, и к ним пришлось пригласить сиделку-медсестру, старший сын начал посещать хорошую дошкольную гимназию, а дочка осваивала бальные танцы в частной студии, косолапо кружась в белой юбочке на толстеньких ножках. Проплакав пару ночей, мамочка собрала небольшую сумку. Муж сказал: «Нет!». Она подняла брови, словно услышав что-то непристойное. «Мы не можем лишить малышей того, что им нужно!» – сказала она и ушла. За ее спиной в квартире что-то разбилось.
   Муж исчез из дома во время одного важного заседания, куда она взяла уже выздоровевших близнецов, и дочку. Исчез вместе с сыном. Оставил невнятную записку про то, что «хочет спасти хоть одного ребенка», взял только чемоданчик с вещами. У мамочки чуть не разорвалось сердце, когда она поняла, что он не намерен возвращать малыша. Но надо было быть спокойной, чтобы не напугать младших. Она звонила в милицию, знакомым, частным детективам, и улыбалась, напевала, рассказывала сказки.
   Утром у нее на левом виске появилась седая прядь. Как кистью провели. А около полудня милиционер привел сына. Оказалось, что тот, узнав, что папа уехал от мамы навсегда, просто-напросто вышел из квартиры, где они ночевали, и двинулся к первому же постовому.
   Она ожидала скандалов, суда, преследования, угроз. Но муж молча подписал все бумаги и исчез из ее жизни навсегда. Она перевела дух и обнаружила, что без него стало хуже с деньгами. Нужно было что-то делать. Бизнес рос слишком медленно, бОльшая часть пирога была уже поделена. Она была мягким человеком, не любила конфликтов, но ее малышам снова было что-то нужно...
   С тех пор она начала коллекционировать фарфоровых кукол. Сначала они стояли на полках, потом для них приобрели специальный шкафчик. Куклы были единственным, что не разрешалось трогать детям. Но ведь дети были послушными.
   Порой случались какие-то непредвиденные неприятности. Ей приходилось отнимать у детей кусочки бесценного времени, оставляя их с гувернанткой или бабушкой. И каждый раз в шкафу прибавлялась новая кукла или исчезала одна из старых.
   Бизнес развернулся, мамочке уже не требовалось присутствовать в офисе и на заседаниях непрерывно. У нее были опытные референты, консультанты, замы. У нее появилось еще больше времени для детей. Ее родители с умилением осваивали небольшой пятикомнатный коттедж в пригороде, упорно выкраивая каждую весну на вылизанном газоне грядочку под клубнику и зелень. Дети росли, все так же удивляя окружающих своей беспроблемностью.
   Следующая буря пронеслась над ними через много-много лет. Старший сын привел в гости девушку. Эта девушка была вовсе не плоха, и не глупа, и симпатична. Но у нее была мама. Мамочка просидела печальная весь вечер, а потом, на вопросы сына пояснила: «Ведь как воспитанному человеку, тебе придется называть тещу мамой!». Сын начал было обещать, что постарается избегать этого, ведь существуют имена и отчества. Но мамочка принялась рассказывать ему, как он рос у нее в животе, как она вслушивалась в его движения, как говорила с ним долгими вечерами в пустой квартире, как сильно ждала его появления...
   Эта девушка оказалась непослушным ребенком. Ее плохо воспитали. Она караулила сына в подъезде и звонила ему по ночам. Она даже ворвалась один раз к мамочке в офис и попыталась устроить скандал. Это было совсем, совсем не то, что нужно ее мальчику...
   Когда сын  привел в дом свою настоящую будущую невесту, мамочкино лицо озарилось счастьем. Эта девушка уже несколько лет была сиротой, но родители хорошо воспитали ее. Она пришлась воистину ко двору. Словно еще одна дочка. Такая веселая, спокойная. Ничуть не забитая, уверенная в себе. Из нее получится отличная мать! Почти такая же хорошая, как и из старшей дочки. Свадьбу откладывать не стали. Молодые получили в подарок квартиру в том же доме, так что жить все продолжали дружной семьей. Однажды сын обмолвился, что его прежняя пассия попала в какую-то неприятную историю с наркотиками, но ему и самому-то было противно упоминать о ней.
    Потом вышла замуж дочка. Зять тоже оказался что надо. Конечно, до него дочка встречалась с разными молодыми людьми, но все они оказались совершенно неподходящими, даже говорить не о чем. Просто удивительно, почему некоторым из них так трудно было понять, насколько им не рады! Неудивительно, что они все попадали потом в неприятности, раскрывающие их сущность во всей неприглядности!
   Мамочка не могла нарадоваться на своих шестерых малышей, а там и внуки появились один за другим.
  Когда самая ее младшая, близняшка, попала под дурное влияние, мамочка  не сразу обеспокоилась. Дело молодое, всякое бывает. Но девочка перестала вдруг вписываться в семейный круг, словно на полку к фарфоровым куклам подсадили ободранного фланелевого зайца. Если бы она только спорила с мамочкой! Если бы она отстаивала свое мнение! Это было бы даже полезно для характера малышки. Но она отстаивала чужое, неправильное, ужасное мнение какого-то самодура.
   Кто-то внушал ей ложные ценности, травил ее душу пошлыми сентенциями о какой-то свободе. Свободе от чего? От семьи? От родной крови?
   Мамочка попыталась встретиться с ним и поговорить. На короткий миг ей показалось, что она видит бывшего мужа – в тот страшный миг, когда он уводил сына из дома. Тот же неискренний взгляд мимо, тот же кривящийся рот, набыченный лоб. Но наваждение рассеялось быстро: всего лишь невоспитанный мальчик! Бедный! Но что поделать, его уже не исправить.
   Он не захотел понять ее. Она унесла из дома трех кукол, но никто не мог ей помочь. Она принесла новую, но это тоже не помогло. Он был вне досягаемости, а дочка начала упрямо набычивать лоб. Никто, кроме мамочки не может помочь малышам по-настоящему! Так жаль, что не осталось другого пути...
   Он не удивился, увидев ее снова. Он был предупрежден о ее визите заранее, еще утром – торопливым, срывающимся шепотом со знакомого номера мобильного. Он усмехался, полагая, что она собиралась застать его врасплох. А он был готов – на столе уже стоял ее любимый ликер. Он попытался принять у нее неожиданно тяжелую сумочку, но она отстранила его. Так и села за стол, отгородившись своим баулом, почти сломленная, сгорбленная. Вежливый, но такой невоспитанный, он отошел на минуточку, чтобы достать  из холодильника обожаемый ею торт, название которого ему тоже прошептали утром. Потом с видом победителя разлил ликер по рюмочкам. Да, он ждал ее прихода и был готов за себя постоять. Он нагло твердил ей, что все уже решено и им не о чем больше говорить. Что ж, она и не собиралась говорить. Зачем, если это бесполезно? И пить с ним – нет-нет, ей только что сделали укол от давления, никакого спиртного! Он выпил обе рюмочки сам, плоско пошутив насчет добра, которому не надо пропадать.
   Младшая дочка в этот миг приземлялась в далеком аэропорту, где ее встречали представители одного замечательного старинного университета. Она со своим братом будет там очень занята ближайшие несколько лет. И все поймет потом. 
    Мамочка уже засыпала, когда в двери их квартиры позвонили. Она не отказала себе в удовольствии усмехнуться. Нет, никто не будет показывать на ее малышей пальцем. У них всегда будет все, что им нужно. Звонок дребезжал еще некоторое время в пустой квартире, потом затих.
   Две непочатые бутылки ликера, оставленные кем-то на лавочке возле пивнушки, очень порадовали двух синяков, занятых поиском стеклотары. Но на утро оба сошлись на том, что это пойло слабовато, совсем не забирает.
   Старшая дочка явилась к следователю со своим младшим сыном в красивой, фирменной кенгурушке. Полугодовалый малыш пускал пузыри, оставаясь при этом идеально чистым и лучился безмолвной радостью, так что следователь невольно стал говорить на полтона тише.
– Яд, которым была отравлена ваша мать, идентичен тому, который обнаружили в крови бывшего жениха вашей сестры...
– Этот тип никогда не был ее женихом. – пожала плечами молодая женщина.
– Хорошо. Знакомого вашей сестры. Следствием установлено, что яд находился в двух сувенирных бутылках ликера, которые он лично приобрел в тот день в супермаркете. Одну бутылку он выпил сам, видимо сразу после встречи с вашей матерью, а вторую, скорее всего, вручил ей в качестве подарка, потому что мы обнаружили ее в спальне вашей матери.
– Он отравил ее! Это любимый мамин ликер! У нее постоянно стояли в баре эти бутылочки...
– Получается, так. И потом покончил с собой.
– Мерзавец! Откуда он взял яд? Кто ему помогал?
– Боюсь, что этого мы не сможем установить. Яд – довольно распространенный пестицид, и его не нужно даже покупать, достаточно отлить немного у знакомых или попросить у озеленителей...
– Так кто же ответит за мамочкину смерть? – спросила она у следователя таким горьким тоном, что ему самому захотелось спуститься в морг и плюнуть мертвому выродку в застывшую харю. Никогда он не ощущал свое бессилие так остро. Следователь поторопился подписать все бумаги и распрощаться с посетительницей, и потом долго курил, глядя в пыльное окно.
   Молодая мамочка шла по улице, притягивая восхищенные взоры прохожих. Ее младший все так же лучился беззубой улыбкой, а старший гордо нес мамин ридикюльчик. Помощник растет. Хорошие, послушные дети. Она думала о прошедших похоронах, о предстоящих делах, перечитывала мысленно покаянную телеграмму сестры, потрясенной тем, какого монстра она чуть не привела в семью.
   Сегодня с утра к ним все приходили какие-то незнакомые люди, и она отдавала им маминых фарфоровых кукол по оставленному на полочке списку.
   Все вели себя чинно, и, получив куклу или две, скорее убирали их в сумки или портфели. Потом быстро прощались. Но один оказался неуравновешенным. Он выхватил куклу из коробки, задрал ей пышные юбки, грубо поддел ногтем ткань на спине и вытащил из ваты какие-то свернутые тонкие листочки. Он разворачивал их трясущимися руками, жадно просматривал, кивал и прятал во внутренний карман пиджака. Молодая мамочка сделала вид, что занята детьми. Но незнакомец не упокоился, выпотрошив куклу. Он уставился выпученными глазами на оставшихся кукол и спросил каким-то визгливым голосом:
– А за этими, что, еще не пришли?
– За этими не придут. – вежливо ответила она ему. – Вы последний в мамином списке.
   Нервный закашлялся и, не прощаясь, выскочил на лестницу. Когда она запирала за ним дверь, до нее долетело сдавленное:
– Яблочко от яблони...
  Но ей было совершенно некогда обращать внимания на каких-то грубиянов. У нее было много дел, ведь семья нуждается в ее полной самоотдаче. Дети на руках. Брат и сестра еще такие неопытные. Племянники и невестка от нее просто не отходят, да и старший брат с мужем  то и дело поглядывают растерянно. Все-таки без женщины мужики не могут простейших вещей. Как маленькие. Мама все успевала. Теперь она вместо мамы. И нет ничего невозможного, когда малышам что-то нужно.