Глава 30. В которой на девочку нападает икота.
Какуко так и не сомкнул глаз до утра. Хотя чувствовал себя совершенно бодрым и зарядившимся энергией. Нет лучшего мотиватора, кроме электрошокера, конечно, чем цель, к которой ты шёл всю жизнь и о которой думал день и ночь на протяжении тридцати пяти долгих лет. Ни любовь к женщине, ни тоска по родине, ни даже само существование цивилизации на земле, ничто не идёт в сравнение с честью самурая, которая может быть восстановлена только одним способом.
Какуко Нахераку, потомственный самурай в девятом поколении, давно готов был встретить свою судьбу. Но, когда дверь камеры открылась, за ним зашли двое толстых лейтенантов. Никогда не знаешь, в каком виде судьба постучится в дверь!
-Ну... что... дедушка... поехали за вознаграждением... Руки чешутся получить его... Или ты хочешь провести остатки своих дней здесь?..
-Паехали... канесенно...
-Слышь... дедуля... Как это тебе удалось так хорошо сохраниться... в свои девяносто семь?.. Я бы тебе больше полтинника и не дал... Что ты лопаешь?.. Женьшень-траву или... может... наркоту какую... вашу?..
Какуко хоть и прожил больше тридцати пяти лет в России, но русский язык всё же понимал с трудом, а говорил, ещё хуже. Что такое "наркота" он не знал. А между "вашу" и "нашу" вообще не видел никакой разницы. Как, Толик, между "ГУГЛ ХРОМ" и "ЯНДЕКС БРАУЗЕР". Для него, эти смешные звуковые сочетания, напоминали приветствие братьев по разуму.
-Риса кусати нада...
Толстые лейтенанты переглянулись.
-А сколько нужно слопать-то?..
Какуко прикинул, сколько он за свою жизнь слопал риса. Гора получилась повыше Фудзиямы.
-Осеня многа...
Смена Салика Бейбаклушина закончилась в восемь утра, когда пришла медсестра из регистратуры. Ночью удалось хорошенько вздремнуть и Салик чувствовал себя вполне бодрым и заряженным на решения даже средней сложности судоку. Но какая-то посторонняя мысль постоянно сверлила мозг. Что-то связанное с японцем. И с кузнецом. И с сандалями. И, кажется с садом камней...
Салик поковырял в ухе, но добраться до мозга, чтобы остановить сверление, не смог. Хотя, сразу лучше стало слышать!..
Салик услышал, и топот муравья по лесной тропинке, и шум ветра, производимый биением крыльев бабочки о воздух, и скрежет зубами от злости у злых людей, и как трещит кожа на лице от улыбок у добрых, и, даже шёпот своего внутреннего голоса, велевшего ему сходить домой, хорошенько позавтракать, часок-другой отдохнуть от еды, потом скушать обед, набраться сил и, прихватив деревянные сандали, оставленные японцем, возвращаться сюда же, для какого-то важного дела.
Так как свой внутренний голос Салик не слышал уже очень давно, а именно с того самого дня, когда угнали гусеничный трактор с охраняемой им территории. Внутренний голос говорил ему тогда:" Выйди... проверь... А то... не дай Бог... изжога замучает!.." - Но Салик проигнорировал предупреждение изнутри себя своего же собственного внутреннего голоса, успев подзабыть, что он у него всё же имеется, не начни сверлить в мозгу.
Сегодня он поверил ему на слово и отправился домой завтракать, в точном соответствии с первой частью указаний внутреннего голоса.
Толстые лейтенанты в штатском довезли Какуко до угла здания музея и каждый положил свою руку на его плечо. Толстый старший лейтенант, сидевший на пассажирском сидении, свою левую руку на правое плечо Какуко. Толстый просто лейтенант, сидевший за рулём, свою правую руку, на левое плечо самурая, сидевшего на заднем сидении точно посредине.
"Так "Триада" провожает своих бойцов на задание... Нас тоже трое!.." - Думали толстые лейтенанты, сдвинув брови и глядя прямо в глаза японцу. Что не соответствовало действительности, ибо в Японии всем заправляла "Якудза", а не "Триада".
Какуко поочерёдно переводил взгляд с одного толстого лейтенанта на другого, как маятник, не понимая, что они своим взглядом хотят выразить:
-Долага есё?..
Лейтенанты вздрогнули. Толстый старший лейтенант убрал с плеча Какуко невидимую пылинку и, для верности, ещё и сдул её:
-Не подведи нас... дедушко... Ты нам долж... то есть... нужен... живым... но... с деньгами... Мы здесь подождём... Помни... Это мы спасли тебя из колодца и благодарность твоя не должна иметь границ... Один раз тебя из-под земли достали... Достанем и ещё... Если... что...
-И ты ещё должен сказать... сколько конкретно риса нужно есть в день... чтобы дожить до твоих лет...
-Харасо... Выпускайте...
Толстые лейтенанты убрали свои руки с плеч японца и он, вздохнув полной грудью, решительно вышел из машины.
Окулярский сидел в своем кабинете за столом и гадал, придёт ли японец за деньгами или нет, глядя в монитор компьютера, разделенный на квадратики, в каждом из которых было изображение зала, перехода или поста охраны музея.
Деньги жгли руки. Хотелось отдать их этому странному иностранцу, вчера решительно отказавшемуся от них. Но директор музея был на сто процентов уверен, что после соответствующей обработки, он вернётся. Подумает хорошенько и возьмёт деньги.
Деньги, они и в России, хоть и деревянные, но деньги!..
Ровно в час дня, на мраморный пол городского музея ступила босая нога невысокого японца в коричневом кимоно. Японец поклонился охраннику, получившему фотографию и указание пропустить лицо с фотографии в музей без лишних вопросов. Охранник, любивший поиграть в злого охранника, приставил фотографию к лицу Какуко, остался недоволен увиденным и, показав пальцами сперва на свои глаза, потом на узкие, японские, мол:" Слежу за тобой!.." - Пропустил того внутрь.
Исидор Давыдович снова оказался прав, насчёт человеческой натуры. "Пришёл!.. Как миленький!!. И ноги не натёр!!!"
Окулярский откинулся на спинку кожаного кресла и сложил руки на затылок:
-По этому случаю... Что я всегда прав... Выпью ка я... пожалуй... коньячку!..
Он встал, подошёл к бару, достал начатую бутылку французского арманьяка семилетней выдержки, налил в пузатый бокал на короткой ножке, поболтал арманьяк в бокале, понюхал его, сделал малюсенький глоточек, покатал его во рту и с огромным удовольствием проглотил. На лице застыла улыбка человека, познавшего истинное блаженство, нашедшего гармонию в этом и других мирах и ухватившего правой рукой за хвост "Птицу-удачу", а левой рукой, Золотую рыбку! И всё это, сидя на Золотой антилопе!!!
С этим выражением лица он и повернулся к монитору.
Семилетний арманьяк, вместе с пузатым бокалом вывалились из его рук и шмякнулись на белый искусственный ковёр с огромным ворсом. Челюсть у директора отвисла и производила движение вверх-вниз, пытаясь издать хоть какие-то звуки. Получалось только мычание. От частого моргания ресницами и тяжёлого сопения, стёкла золотых очков запотели и Окулярский дрожащей рукой, с трудом поймав за дужку, сорвал их и, близоруко прищурившись, попытался разглядеть на мониторе, что происходит в зале "Восточных соседей"?
Какуко зашёл в зал и поклонился всем присутствующим. Смотрительница на мгновение оторвала взгляд от женского романа и вернула его обратно в ту точку, с которой её прервал босоногий японец.
Экскурсовод продолжала рассказывать, переходя от одного экспоната к другому. Дети её не слушали. Они играли. Кто в прятки, кто в догонялки, кто в "ВАРФЕЙС", кто в "ВАРКРАФТ", кто просто ковырялся в носу. У стенда с "Тенью Луны" стояла девочка и, глядя в отражение меча, строила ему рожи.
Какуко подошёл и поклонился.
Девочка указательными пальцами рук потянула уголки своих глаз в разные стороны, чтобы они были узкими, как у вновь прибывшего, а большими пальцами стала тянуть свой рот и он стал похож на рот "Гуинплена".
Какуко наклонился над стендом и несколько раз провёл по стеклу руками, стирая невидимую пыль.
Девочка высунула язык и начала болтать им вверх-вниз, точно "боталом" :
-Бе-бе-бе-бе-бе-бе-бе-бе...
Проходившая мимо экскурсовод, не обращаясь ни к кому конкретно, попросила не трогать экспонаты руками.
Какуко ещё несколько раз провел руками по стеклу и, неожиданно резко, ударил локтем в середину стенда. Стекло не разбилось и не сломалось, а лишь в том месте, куда самурай приложил кинетическую энергию своего локтя, образовалась сеть паутинок и оно слегка прогнулось, словно лист железа.
Девочка "бекнула" в последний раз и начала икать. При этом узкоглазась и "гуинпленность" сохранились у неё на лице, хотя пальцы она отпустила.
Какуко ещё раз ударил локтем, но не в то же место, а немного левее. Появилась точно такая же "паутина" и выемка, а стекло слегка приподнялось в одном месте. Какуко замер, закрыл глаза, набрал в легкие побольше воздуха, медленно-медленно выдохнул его и неожиданно подпрыгнул и двумя ладонями вдавил по "паутинам".
Бронированное стекло продавилось в стенд, оставив небольшое пространство, куда он смог засунуть свою руку.
Какуко аккуратно вытащил меч, взял в обе руки и поклонился ему. Затем извлёк ножны, торжественно вложил в них меч, опять поклонился и поднес меч ко лбу.
Девочка продолжала широко улыбаться с высунутым языком и узкими глазами, стоя чуть-ли не по колено в луже собственного производства.
Экскурсовод, раскинув руки, как крылья, а подбородок подняв к небу, закрывала своей грудью экскурсантов, выстроившихся тесной кучей у неё за спиной, готовая защищать их до последней капли своей крови. Как будто японец хотел их заживо сожрать или, в крайнем случае, содрать с живых кожу.
Смотрительница куда-то смылась.
Окулярский пребывал в шоке. Уже даже не от коварства японца, посмевшего проигнорировать его щедрость, а от того, с какой лёгкостью он взломал голыми руками бронированную витрину. Исидор Давыдович и представить себе не мог, что это в принципе возможно и сэкономил на сигнализации, ограничившись лишь "тревожной кнопкой" и мордастыми охранниками на входе.
-Да... ладно бы... кувалдой!.. Но... голыми руками!!! - Недоумевал он, глядя на свои ухоженные пальцы. Потом перевёл взгляд с пальцев на прекрасно прокаченные бицепсы, тренирующегося шесть раз в неделю человека: ...Маленький худой японец!.. Голыми руками!!. Бронированную витрину!!! Что он ест?..
Окулярский подскочил из кресла, как из катапульты, на ходу надевая золотые очки, достал из внутреннего кармана пиджака конверт с вознаграждением и выскочил из кабинета. Такой прыти давно не видели от него, ни жена, ни многочисленные любовницы.
Охранник, обещавший Какуко следить за ним не отрывая глаз и в очередной раз совравший, услышал топот бегущих ног, в огромных пустых залах музея, громыхавших, словно стадо озабоченных бегемотов, решивших поиграть в догонялки с прекрасной половозрелой бегемотихой.
Это бежала смотрительница зала "Восточных соседей".
-Жми кнопку!.. Нас грабют!!!
-Граблями?.. - Попытался сострить охранник.
-Японцами!.. Вон они!.. Держи их!.. - Так как в зале, где она мирно читала, дети двигались в хаотичном порядке и она не могла просто физически уследить за их перемещениями и по головам не пересчитывала, а маленького японца легко можно было спутать с крупным упитанным акселератом, то она и решила, что некоторая часть тех, кто бегал по залу, были японцами, отвлекавшими остальных от основного взломщика.
Охранник нажал "тревожную кнопку", схватил резиновую дубинку и вышел на встречу грабителям.
Из дверей зала вышел маленький японец в коричневом кимоно. В левой руке он держал предмет, похожий на палку.
Охранник усмехнулся, широко расставил ноги в высоких кожаных ботинках и стал бить резиновой дубинкой себе по ладони:
-Ты далеко это собрался?.. ВОРЮГА!!!
Какуко никто ещё и никогда не называл вором.
-Я... не вора!.. Эта... маё!..
-Твоё... то... что ты оставил после себя в унитазе... А это... музейный экспонат и принадлежит государству... Вернёшь на место сам или помочь?..
Какуко наклонил слегка голову и, прикрыв глаза, обдумывая новую ситуацию.
В принципе, он легко мог бы перерубить мечом и не одного этого охранника, но дальше-то что?.. Идти здесь ему было некуда. А быть вором и убийцей, не велика честь для потомственного самурая. Разве о таком конце он мечтал?!. Конечно, достойно умереть можно было и здесь, ведь меч был при нём, но всё же что-то незавершённое тенью ускользало от его взгляда и он чувствовал, что время умирать ещё не пришло:
-Канесенно... памаги...
-Ну... ты сам напросился... - Охранник сделал пару шагов вперёд, продолжая бить по ладони резиновой дубинкой. Вдруг, неожиданно подсел и махнул рукой, как косой, целя дубиной по коленям японца. Какуко подпрыгнул и одновременно, торцом рукоятки каштаны, стукнул прямо в середину лба ухмылявшейся морды, спокойно обошёл тело и направился к выходу.
А тело, как маятник, ещё какое-то время качалось, переваливаясь с пятки на носок, но вечно это продолжаться не могло и оно свалилось, раскинув руки и образовав на мраморном полу, если смотреть с потолка, правильный крест, вершиной, указывающий на открытую дверь, а ногами, на зал "Восточных соседей", из дверей которого всё ещё загораживаемые отважным экскурсоводом, выглядывали испуганные мордочки ребятишек.
Девочки, с болтавшимся как "ботало" языком, среди них не было.
Салик Бейбаклушин дошёл до угла здания краеведческого музея, обошёл патрульную полицейскую "Ладу-Приору", подпираемую с двух сторон толстыми молодыми людьми в штатском, жадно глядевшими в сторону входной двери музея и не видевших больше ничего вокруг, включая ангелочков и фей, круживших прямо перед их носами, в виде мотыльков и стрекоз. Салик легко мог бы попинать их сейчас по тыловым местам и они приняли бы эти удары за порывы ветра, но он конечно ничего подобного делать не стал, ибо и сам пребывал в некоей душевной задумчивости, не до конца понимая, за каким чёртом притащился сюда посреди выходного с деревянными башмаками?!.
Какуко вышел на крыльцо из темноты помещения и яркое солнце резануло по глазам. И без того узкие, они совсем превратились в едва различимые прорези, сквозь которые не то, чтобы поймать взгляд, а и даже определить, не спит ли человек, не представлялось возможным.
Салик первым увидел спускающегося по ступенькам японца и сразу же узнал его. Это был вчерашний прохожий, оставивший ему свои сандали. Но что-то в его облике было такое, что заставило каряка тоже прищуриться и не торопиться с приветствиями.
Маленький, усталый, согнувшийся в три погибели - вчера, и уверенный в себе, стройный, светящийся изнутри - сегодня.
"Что он съел?.." - Подумал Салик, примостившийся у ступенек музея с деревянными сандалями, как встречающая иностранную делегацию девушка в кокошнике и с хлебом-солью.
Какуко спустился с последней ступеньки и упёрся в подношение. Он поднял голову и полуденное светило заслонила круглая, как блин, физиономия аборигена, замеченного им вчера недалеко от этого места. А ещё, эта физиономию, с умными любопытными глазами, напомнила ему круглое лицо юноши, работавшего в мастерской сторожем и приходившим к нему в кузницу попить на халяву зелёного чайку, который Какуко научился собирать и сушить сам. У юноши было странное длинное имя Са-ле-ха-рд, которое Какуко не мог выговорить и сократил до Салик. Так и прижилось.
-Кузнец?!. Вот ведь... Совсем ты не изменился!.. А... однако... сколько лет-то прошло?!.
Зато, любивший халяву юноша, сильно постарел за тот день, что Какуко его не видел.
-Вот... - Салик протянул Какуко деревянные сандали: Не мой размер!.. А тебе... в дороге... да без обуви-то... никак... ведь... Так ведь?..
Если бы знал Салехард Бейбаклушин, в какую дорогу собирается кузнец?!. Но он не знал и даже не догадывался.
Какуко поклонился и принял сандали. Неожиданно для самого себя Салик в ответ тоже поклонился. Потом разогнулся и в узких глазах забегали чёртики:
-Да!.. Вот ведь... Забыл совсем... Что ты такое ешь?..
Но ответить Какуко не успел.
-Ты ничего не забыл?!.
Не поворачиваясь лицом к вопрошавшему и распрямив спину, Какуко положил руку на рукоять меча.
Он узнал этот голос. Окулярский, в белой рубашке с коротким рукавом, под которой легко угадывались тренированные мышцы, стоял на верхней ступеньке, подобно богу Аполлону, сияя золотом своих очков. Ветер стих и деревья перестали шуметь. Птицы замерли прямо в полёте. Толстые лейтенанты слились с машиной.
Салик разинул рот, шестым чувством почувствовав важность момента. В открывшееся отверстие тут же залетел небольшой рой диких пчёл, искавших свободное дупло для своей матки. Рабочие пчёлыы, без промедления, начали носить нектар малюсенькими ведёрками, покрашенными в цвет "Билайна". Правда, мёд не успевал вырабатываться, стекая по огромному горлу Салика в бездонную пропасть желудка и матка начала чахнуть на глазах. А когда она, от голода, заболела анорексией, дикие пчёлы снялись и покинули несчастливое дупло.
Какуко подумал секунду и пожал плечами:
-Нет...
-Ты ошибаешься... японец!.. Ты глубоко ошибаешься... самурай!!! - Стало тихо-тихо, как на приёме у патологоанатома: У меня... есть... то... что... - Пауза была такой длинной, что несколько ворон сдохли от старости: ...по праву принадлежит тебе!!! - Это был неожиданный поворот.
У Салика даже рот захлопнулся раньше, чем он успел сказать:
-Вот ведь!..
-Мене нисево не нузано...
Толстые лейтенанты в штатском обнялись и зарыдали в голос.
-Ты опять ошибаешься... бр-рат!.. Я ведь не просто деньги предлагаю... а... большие деньги...
-Отдавай их нуздаюсимися... - Какуко, не глядя, махнул рукой и все проследили за ней. В конце прямой, незримо проложенной рукой японца, находилась патрульная "Лада-Приора", подпираемая несчастными толстыми полицейскими в штатском, уже не ждавшими от судьбы никаких подарков.
Видя, что Какуко сделал движение, собираясь уходить, Окулярский крикнул:
-Но!.. Дело-то даже не в деньгах!.. Это дело чести!.. Ты должен знать... что такое честь... самурай!..
Какуко опустил голову и вздохнул:
-Сево ты хотись?..
-Ты спас мою единственную дочь... И... Как ты смотришь на то... чтобы жить у нас?.. У меня большой дом за городом... Есть... Всё!.. У тебя будет свой отдельный домик... Не хоромы... конечно... но!.. Всё... что тебе будет необходимо... по первому твоему слову!..
Какуко продолжал молчать, глядя куда-то глубоко внутрь себя.
-Подумай... Судьба не случайно свела нас... Я буду тебе надёжным покровителем... а... ты... моим верным... защитой... опорой... другом... и... не побоюсь этого слова... Самураем... А... насчёт... меча... Меч должен находиться в музее!.. - Какуко распрямил плечи и ещё сильнее сжал рукоятку: Но!.. Днём... ты можешь быть всегда при нём... подрабатывая... так сказать.... живым экспонатом... Ну... что скажешь?..
-Соглашайся!!! - Салик хотел хлопнуть Какуко по плечу, но что-то во взгляде самурая, резко брошенном в сторону его руки и, особенно движение правой кисти, которая уже начала вытаскивать клинок из ножен, остановили ладонь блиноокого каряка буквально в трёх миллиметрах от его плеча. Очень медленно и аккуратно Салехард Бейбаклушин вернул свою руку на место, хотя, за это время, она просто окаменела и не хотела слушаться.
"А... ведь... отрубил... бы... незадумываясь!.." - Прошибло его холодным потом, в самую что ни на есть, жару!
"А... почему собственно и нет?.." - Подумал Какуко Нахераку, но не про руку каряка, а про предложение Окулярского.
В этот момент послышалась сирена и во двор на полной скорости влетел "УАЗ" вневедомственной охраны, вызванный тревожной кнопкой. Из машины выскочили два бойца в бронежилетах и касках, но самое главное, с автоматами.
Они мгновенно оценили обстановку. Судя по расположению действующих лиц, один из которых стоял на верхней ступени эволюции, то есть лестницы музея и был воплощением Бога на земле, двое полицейских в штатском контролировали ситуацию из-за машины ДПС и японец при оружии, вероятнее всего, телохранитель Бога, окружали толстого, не-то монгола, не-то корейца, не-то бурята, не-то ещё непонятно кого. Он им сразу же не понравился. Вневедомственные охранники решительно подскочили к Салику, заломили руки за спину и поволокли к "УАЗику"..
Салик с тоской глядел на Какуко, так как не получил ответа на главный вопрос: "Чем он питается... ежели так хорошо сохранился?.."
-Стоете!.. - Закричал самурай.
С верхней ступеньки Окулярский решительно начал спускаться вниз. Ещё не хватало, чтобы самурай обнажил меч перед автоматчиками. мало того, что они его сразу же прикончат на месте, так потом ещё и объясняй следователям, как меч попал к нему в руки и куда подевались средства на сигнализацию:
-Не встревай... пожалуйста!..
-СТОЕТЕ!!! Я вама гаварю!..
Полицейские сперва запихали каряка в "кутузку", а потом повернулись к людям.
Какуко сделал шаг навстречу и начал доставать клинок.
Автоматчики подняли автоматы.
Окулярский, голосом Зевса-громовержца, заорал громче Нагиева в известной рекламе про "тарифище":
-Всем стоять и не двигаться!!!
Но, он опоздал. Самурай уже сделал свой шаг.
Оба автоматчика одновременно взвели затворы и прицелились.
Окулярский схватился за голову. Толстые полицейские в шатском выскочили из-за "Лады-Приоры" и начали тереть глаза. Салик умудрился просунуть нос в отверстие решётки, но дальше голова не пролазила и, с его позиции, лишь один глаз мог наблюдать за происходящим. Глаз не верил своему глазу!!!
Какуко исчез!!!
Сделал шаг вперёд и неожиданно провалился в колодец, крышка которого ещё какое-то время качалась, а потом с грохотом захлопнулась у него над головой.
Окулярский в этой ситуации терял больше всех. Бесценный меч Японских Императоров! Не-то семнадцатого, не-то шестнадцатого века не имел права пропасть в вонючем колодце. Да и почти что уже родственник-самурай тоже мог бы ещё пригодиться. Поэтому, он первым подскочил к колодцу и начал поднимать тяжеленную чугунную крышку, изготовленную ещё по ГОСТу от 1947 года.
Пальцы Исидора Давыдовича не пролазили между крышкой и люком и он приказал им стать плоскими, как один из концов монтировки. Невероятным усилием воли и тренированных мышц, а так же пальцам, послушавшимся своего хозяина, он смог приподнять крышку и откинуть её в сторону.
От натуги рубашка на спине лопнула по всей длине, от воротника и до самого ремня. Хорошо хоть, штаны выдержали.
Когда вся толпа, включая сотрудников вневедомственной охраны и за минусом Салехарда Бейбаклушина, дружно заглянула внутрь, колодец был пуст.
-Не иначе как... в трубу затянуло!.. - Высказал смелую мысль толстый старший лейтенант в штатском. На дне колодца действительно пролегала труба, диаметром чуть толще человеческой руки.
-Какая ужасная смерть!.. Не видать нам честно заработанного вознаграждения... - Толстый просто лейтенант в штатском был безутешен.
Окулярский взглянул на толстых людей в штатском, вспоминая, где он мог их раньше видеть? Секунду подумал, поправил золотые очки, достал из кармана конверт с деньгами, помахал им перед носом у толстых полицейских и спрятал обратно в карман:
-Найдёте меч и самурая... удво... - Директор взглянул на просто лейтенанта в штатском, несчастного, как тающий мартовский снег: ...утро... - Обвёл взглядом обоих полицейских в штатском, в два раза более несчастных: ...упятерю вознаграждение!..
Толстые полицейские в штатском, толкая друг друга, полезли в колодец, но он был рассчитан на одного. Победил старший по званию:
-Куда прёшь?!. Соблюдай субординацию!.. - Толстый старший лейтенант, резво, как мальчик, с разбега спрыгнул в колодец, отбив себе задницу о ступеньки, приделанные к стенкам его. Толстый просто лейтенант в штатском бегал вокруг колодца, как Винни-пух и так же пыхтел:
-Ух... ух... ух... Что там?.. Нашёл чего?..
Толстый старший лейтенант, не смотря на размер талии, умудрился заглянуть даже в трубу, изогнувшись самым невероятным образом. Из трубы дул совсем не свежий ветер, но он попытался даже засунуть в неё руку, в надежде ухватить японца за кимоно. Вытащил клубок спутанных волос, сгнившего тряпья и ещё чего-то, не поддающееся классификации, внимательно осмотрел добытое и перекрестился левой рукой:
-Япона мать!!! Сгинул дедушка ни за грош...
Глава 31.http://www.proza.ru/2016/12/31/321