Фаль Сторк

Александра Болгова
   Обычно меня зовут Фаль, хотя друзья предпочитают кличку Сторк, уж не помню когда прилипшую ко мне.
   Я смотрю за малышами. Может, кто-то думает, что это вообще не работа, так я бы предложил ему поменяться на денёк. Иногда мне от усталости хочется провалиться куда-нибудь, где темно и тихо, и лежать долго-долго... Но вообще-то я люблю свою работу.
    На моем попечении в основном новички. Забавно наблюдать за ними, пусть даже и в тысячный раз видишь одно и то же. Сперва они меня почему-то стесняются. Обходят по дуге. Со всеми вопросами пристают к тем, кто оказался тут раньше. И все как один ищут хоть кого-нибудь знакомого. Если находят – радостный визг и писк слышно издалека!
    Я не учу малышей. Этим занимается Анна. У нее получается замечательно – два-три слова, песенка, картинка – и все всё поняли. А я, наверное, слишком зануден для объяснения простых вещей.
     Зато я умею утешать. И искать варианты. Варианты, разумеется, приходится искать, чтобы утешить. Каждый день приходится что-нибудь придумывать, потому что мелкие скучать мне не дают: то у них одно, то другое! Всегда все срочно, сию минуту. Иные торопыги не выдерживают, бросаются вперед со всех ног, приходится ловить их и тащить обратно.
     Чем мы занимаемся все время? Да чем угодно! Гоняем мяч, валяемся на траве и рассматриваем букашек, плескаемся в ручье, рассказываем сказки, спорим, поем, хохочем. Бывают и ссоры, да такие, что приходтся растаскивать задир по разным этажам.
    Но самое любимое занятие у малышни, конечно, сидеть и пялиться вниз. Бесконечно обсуждая каждого прохожего, каждую птичку, собаку, кошку, дождик, радугу...
- Вон тетя пошла с сумкой...
- Вон дядя плохой, пьяный...
- Вон красная машина...
- Вон белая лошадка...
- А я эту девочку знаю!
- Врешь, не знаешь!
- Нет знаю! Нет знаю!
- А это моя мама!
- Нет, не твоя! Твоя на работе еще!
- Моя, моя! Моя настоящая мама, а не та, которая на работе.
- Вруша! Вруша!
   Приходится вмешиваться.
- Геюшка, я тебе сколько раз говорил – твоя мама на работе...
- Фа-а-аль... – у Геи лукавое личико озорного херувима. И очень внимательные глаза – глубокие, упрямые. – Ну пусть это будет моя мама, а? Тебе что, жалко?
- Мне не жалко, – я качаю головой. Не я выбираю, но я должен предупредить. – Тебе потом будет жалко. Ты должна вырасти, стать ученой, что-то там изобрести....
- Да-да... Ну и ладно, изобрету.
- Да не изобретешь! Потому что для этого с тобой нужно заниматься, учить тебя, уроки с тобой делать. А эта тетя... она хорошая, добрая... но она ленивая и уже очень уставшая. Она заниматься наукой с тобой не будет. Только играть и обниматься.
- Фаль, а может я хочу, чтобы в этот раз меня просто любили? Играли и обнимались?
   Очень серьёзная девочка. Мне часто нечего ей ответить. Потому что выбирает все равно она. Потому что она, возможно, абсолютно права. Разве можно сравнить изобретение – и мамины щекоталки?
   Мы садимся и прямо на полу чертим схему:
- Получается? – глаза у Геи блестят.
- Ну... получается, – нехотя соглашаюсь я. – Только ты заболеешь...
- Ничего... – Гея пожимает плечами. Да, когда смотришь отсюда, разумеется кажется, что ничего. Но ей может хватить мужества и там... она очень славная девочка.
- Эй, подвиньтесь, вы тут всё окошко загородили! – мимо протискивается Ита. Она похожа на пряничного человечка: смуглая, круглая, с глазками-изюминками. Нет, черносливинками – огромными, изумлёнными, смешливыми. Ита сто раз на дню меняет свои решения. На самом деле Аня говорит, что девочка просто еще не готова. Но мне кажется, что Ита хитрит. Что и говорить, как ни вычерчивай, у нее в этот раз будет все сложно. Или...
- Ита! – окликаю я шуструю малышку, уже устроившуюся возле соседнего окошка. – Смотри-ка, что у нас с Геей получается.
   Ита нехотя встает – любит она устроиться поудобнее, помягче – и смотрит на нашу схему. Морщит лоб, кусает кончик косички.
- Ну, и что эти закорючки значат? – Ита тут достаточно давно, конечно, она все понимает, но характер – вещь неизменная. А по характеру она вечно путает все это: знаки, цифры, схемы...
- Мама, – Гея указывает на женщину, садящуюся в машину.
- Ну-у... – Ита изображает кокетливое сомнение. – С тобой, что ли, вместе?
- Угу, – кивает Гея. Они раньше не были знакомы, но удивительно подходят друг другу. Дополняют, не оставляя пустоты, как два кусочка мозаики.
- А Фаль сказал, что ты болеть будешь, – Ита немножко вредничает, но я знаю, что она согласится. Она тоже не раз уже смотрела на эту женщину. Я всегда замечаю такие вещи, мне по штату положено.
- Я буду, а ты – нет, – успокаивает будущую сестру Гея.
- Ну, ладно, – словно речь идет о выборе конфеты, соглашается Ита. – Только давайте поскорее, а? Сколько можно тут сидеть?
   Я не выдерживаю и хохочу. Главное, они обе прекрасно знают, сколько тут сидят... иногда.
- Завтра? – настойчиво дергает меня за подол Ита. – Давай прямо завтра?
- Тебя можно и завтра, – соглашаюсь я. – А вот Гее надо еще несколько недель...
- Ага, – кивает Гея. – Я потом к тебе приду.
- Ну, я пойду, хоть причешусь, – Ита изображает небрежность, но я вижу страх в ее глазах. Разумеется, им страшно. Страшно оказаться там, куда стремились – и забыть зачем. Забыть, что несли они, шагая вниз, раздвигая окошки до размеров реальности. Что хотели выучить сами, чему должны были научить других.
- Сторк, ты опять им потакаешь? – Анна подошла совершенно бесшумно. У нее сейчас вид типичной молодой учительницы. Строгий, немного холодный, с намеком на улыбку где-то под ледяным блеском очков. Впрочем, очки я выдумал. Зачем ей очки?
- Да нет, просто две схемы удачно совпали, – пожимаю я плечами.
- У тебя всегда какие-то совпадения... невероятные, – Анна не сердится, разумеется нет. Она разговаривает со мной ровно и дружелюбно. От ее слов пахнет свежим снегом. Высокогорным, стерильным снегом.
- Что в этом плохого? – я не скрываю эмоций, потому что эмоции нужны для моей работы. Мне они позволительны. – Обе быстрее продвинутся... в обучении. Скажешь нет?
   Анна наклоняет голову к плечу, рассматривая нашу схему, уже полустертую. Потом пожимает плечами. Два-три круга – для нее это не имеет значения. Вроде бы, особых потерь не предвидится. Хотя нельзя сказать, что я как-то сильно продвинул своих подопечных. В среднем все то же. Только меньше потерь, меньше боли, меньше слез, меньше зла... но на такие граны меньше, что Анна может и не заметить этого.
- Получается, что это бабушка… м-м… матери? – спрашивает Анна, скользя пальцем по одной из линий.
- Ну-у... да, бабушка, – соглашаюсь я. - Это же не запрещено.
- Возможно частичное восстановление памяти, – пожимает плечами Анна. – Сам знаешь – расскажут ей про прабабушку, что-то вспомнится...
- Да ладно, постоянно кто-то что-то вспоминает! – рассердился я. – Некоторые даже тебя вспоминают, и меня, и Майкла, и остальных! Это же хорошо! Меньше пустоты, меньше страха! А кто не вспоминает - тот сам придумывает.
- Что-то мне подсказывает, что на этом ты не успокоишься, – Анна разворачивается и исчезает за белой завесой, словно уходит в застывшую в воздухе метель.

   Она оказалась права. Когда я увидел Тусю, я сразу понял, что Анна будет недовольна, но я все равно поступлю по-своему. Это была самая испуганная малышка за последний месяц. Она даже не пыталась задавать вопросы или смотреть в окно, она просто сидела на полу и всхлипывала. Какой-то мальчишка из старшей группы время от времени подходил к ней и гладил по плечу. Но она была безутешна, только мотала головой и смахивала слезы с мокрых щек. Я посмотрел вглубь – нет, не авария, не самолет. Просто сердце. Ночью, во сне. Как жестоко порой плетётся узор!
   Я подошел к ней и некоторое время молча сидел рядом. Наконец, она подняла ко мне заплаканную мордашку и спросила со своим неизменным самоедством:
- Я опять все испортила?
У меня так сжало горло, что я смог только помотать головой. Синдром отличницы в высшей степени. Во всем виновата только она сама. Даже если бы это была катастрофа - она винила бы себя. Мы снова посидели в тишине, потом Туся спросила:
- А можно мне... поскорее вернуться? Я прямо вот даже не знаю, как они там без меня!
- Можно попробовать, – осторожно ответил я. – Но это будет не просто. Ты же будешь маленькая.
- Иногда маленькая может больше, чем большая, – задумчиво ответила она.
- Пойдешь прямо к ним? – уточнил я. Туся всегда была упрямая девочка, неважно, помнила она сама об этом или нет.
- Конечно, – она без сомнения кивнула. – Только надо со здоровьем что-то придумать.
- Да ничего ты не придумаешь, – раздосадовано сказал я.
- Фаль, но что-то же можно сделать! – Туся перебирала белые волокна, текущие по прозрачному полу.
- Тусь, ну что ты как глупенькая, – я старался не впадать в свое обычное занудство. – Здоровье – это то, с чем ты должна справиться сама. Там, а не здесь. Любым способом.
- Ну ладно, – она нехотя кивнула. – Я постараюсь.
- Да уж, если ты и на этот раз все запустишь... – я покачал головой. Потеря круга – это, конечно, ерунда по сравнению с вечностью. Незачем ее пугать. Но все равно как же обидно вышло…
- Я же буду младшая, – с надеждой сказала Туся. – Меня будут все баловать, я привыкну к заботе...
- Ты и в этот раз была младшая, – возразил я. Нет, я видел, что в этот раз все было по-другому. Девочка-помощница, дочка-служанка при обожаемом старшем брате – вот кем она росла в этом круге.
- Как там мама? – Туся все еще не подходила к окнам.
- Ты о ком? – вздохнул я. Мамы и дочки тут менялись местами много кругов подряд, теряя друг друга, становясь сестрами, разлетаясь в разные концы света...
- Я так хотела с ней здесь повидаться... – Туся смотрела в пол, продолжая ловить белые струи тумана.- А ее уже нет...
- Ты с ней там уже повидалась, – ответил я грубовато. – Не узнала?
- Правда? – обрадовалась девочка, внезапно оживая. – Значит, не только имя?
- Ну... – я замялся. В принципе, ничего запретного в этом знании не было. Но Анна меня не одобрила бы. Она на своих уроках никогда не отвечала на такие вопросы. Не отвечала так, что их переставали задавать.
   Мальчишка, утешавший Тусю, поднялся откуда-то снизу. У него был такой отрешенный вид, какой всегда бывает у почти закончивших обучение. Но, если он готов уходить вверх, что он делает тут?
- Па... – Туся обернулась к нему. – Я знаю, где мама.
- Ты только не реви больше, – буркнул тот.
- Фаль, можно мы пойдем вместе? – Туся поймала мальчишку за рукав и притянула к себе.
- Ты его спроси, он вообще хочет ли еще на один круг вниз возвращаться? – удивился я.
- Да я чего, – мальчишка вдруг смутился. – Надо – значит схожу. Если они-то все там...
- Ну, ладно, посмотрим, что получится. Годика два-три вам тут придется посидеть, учтите.
- Ты, главное, Анечке не проболтайся, – Туся уже вскочила на ноги и наставляла мальчишку с забавной суровостью, поправляя ему что-то в одежде. В воображаемой, условной одежде. В только что закончившемся круге он был ее отцом. Когда-то – ее сыном, еще раньше – князем ее народа, потом братом-близнецом, потом мужем... Мне кажется, что все-таки существуют неразрывные узы, судьбы, которые притягивают друг друга как магнит.
- Нашла дурака, – он выглядел скорее довольным, словно это ворчание возвращало ему полноту жизни. – Ты сама у нее на уроках сиди тихо, а то твои два года вечностью обернутся...

- Ну что, Сторк, опять за свое? – Анна возникла возле окошка, спиной ко мне. Я только что сделал так, чтобы до матери Иты и Геи дошла информация о девочке по имени Туся - и об еще одном мальчике.
- Когда же ты поймешь, что все эти привязанности, жалость, запутанные судьбы – лишь путы для идущих вверх! Что с твоей якобы “помощью” они лишь крепче привязываются к кругам рождения! Что половине из них было бы незачем возвращаться – если бы ты не устраивал им эти дурацкие встречи, воспоминания, не помогал составлять эти безумные схемы.
- Выбирают они сами, – пожал я плечами.
- Я уже не уверена в этом, – Анна резкими движениями вычертила на стене новую схему. – Ну, что это? Матери уже 45, куда ей еще двоих?
- Она хочет... – я взял себя в руки и поправился. – Она правильно и направленно выражает свое истинное желание!
- И ты, конечно, готов опять сам с этим возиться? Понесешь их туда, рискуя быть замеченным? – Анна прищурилась. – Клянусь Знанием, ты словно каждый раз забываешь, что их миллиарды, а ты один. Вертишь временем, как ребенок погремушкой, снуешь туда-сюда, хлопаешь крыльями,  придумываешь сказочки! Ты даже не аист, Фаль, ты курица, настоящая наседка!
- Так поэтому-то я здесь, – я широко улыбнулся. – Клянусь Земным Счастьем, Анаэль, поэтому я здесь.
   Анна фыркнула и шагнула от меня в ближайшую синеву. Не подумайте, что мы поссорились. Невозможно поссориться тем, кто занимается каждый своим делом. Просто некоторые иногда думают, что знают лучше, как делать чужое.
   Снизу уже поднимались новички – сразу большая группа, зареванные и перепуганные, многие в купальниках и плавках. Я невольно кинул взгляд в окно – на глаз урагана, плясавший на юге большого материка. Вздохнул и двинулся навстречу малышам. Все становятся детьми, возвращаясь сюда. Неважно, через девяносто лет после рождения приходит за ними Ази или через девяносто минут.
   Через некоторое время, неисчислимое здесь, но краткое по земным меркам, я направлю Тусю и ее брата, отнесу их до самой земли, а там пристрою так, чтобы никакая случайность не помешала сложиться нашей схеме. Я совершенно точно знаю - если души здесь желают чего-либо, это необходимо Вселенной. Каким бы убогим, низменным и примитивным ни казалось это желание иным из моих собратьев. А потом я встречу следующего мечтателя, а потом еще и еще – и так без конца, слава Всевышнему.
   Поэты или сказочники, которым некогда удалось заметить мои крылья в утреннем небе, придумали легенду про аистов, приносящих детей. Мне ни капли не обидно, но я не отказался бы от хоть каких-нибудь помощников. Аисты, орлы, драконы, кто угодно… Мне порой сложно быть сразу повсюду.
   Одновременно я буду здесь утирать носы новичкам, мечтать с теми, кто уже пришел в себя, играть в мяч с принимающими решение, валяться на траве или на облаках с уставшими от всего, рассматривать букашек, пускать по небу пузыри и радуги с обретающими радость...

-  Фальк, –  Ази протягивал мне самого маленького из новичков. – По-моему, эта душа уже завершена.
   Малышка замерла у него на руках как кукла – в ярком мокром летнем костюмчике, с неподвижным, нежно светящимся личиком. В светлых волосах запутались нитки водорослей, но волосы лежали ровной золотой волной до плеч. Их больше никогда не придется расчесывать. Они свободны от материального, телесного, тварного… Они - только образ. Мокрая ярко-розовая футболка на моих глазах заструилася вниз белыми идеальными складками. Я не так часто видел этот процесс - чаще всего Азриэль прилетает снизу рука об руку с новым нашим собратом.
- А куда она хотела отправиться дальше? – спросил я.
- Она хотела остаться здесь, – Ази пожал плечами. – Остаться и помогать. Тебе.

   Я всматриваюсь в светящиеся глаза малышки. В них все еще крутится ревущий столб воды и песка, искажённые лица, сломанные пальмы. Но маленькие пальцы вцепились в мою ладонь, на лице мелькнуло узнавание – и яростная решимость.
- Сторк... – шепчут ее губы.
   Ей было нелегко решиться на этот последний круг. Неудивительно, что она скрыла свой план от меня. Ни разу не подошла, не поделилась. Выждала, сколько смогла, ушла с основным потоком Анечкиных выпускников. Последний круг – чистый и яркий, как искра. И такой же обжигающе краткий, даже по земным меркам. Теперь она свободна... выбирать дальше. Она завершилась. Пришло время ей свершиться.
- Рода, – усмехаюсь я, ощущая невыразимое, прямо-таки человеческое облегчение и благодарность. – Ты пришла помогать мне, как обещала когда-то? Пойдем со мной, девочка. Пойдем, я дам тебе крылья.