Изверги

Стас Тимофеев
После ужина и выкуренной на балконе сигареты, Александр Алексеевич прилёг на диван, так что в поле его зрения был и телевизор и жена, сидящая за компьютером. Обычный вечерний распорядок устоявшейся за многие годы жизни. Разве что, компьютер с не давних пор втесался в интерьер их скромной малогабаритной квартиры и стал одновременно соперником телевизора и лучшим другом. Только не Александра, а жены Лены. К таким вещам он не питал особого расположения. Ему каменщику пятого разряда всю жизнь проработавшему на стройке привычнее иметь дело с раствором, лопатой, кирпичами, мастерком, чем с не понятно, откуда берущимся интернетом. Отключись он завтра, он и не заметил бы. Жена пыталась завлечь его в эти сети, но он прогрыз тем, что сказал, сидеть за экраном глаза только портить и на здоровье, наверное, сильно влияет излучение, так что и до пенсии можно не дожить.   
 Поэтому не было предела его удивлению, когда навещавшие по выходным дням шестилетний внук и четырех с половиной от роду внучка, еще не научившись толком говорить без посторонней помощи, ловко и споро, управлялись с родительскими планшетником, телефонами и бабушкиным компьютером.  Александр обращаясь к дочке и зятю, даже шутливо заметил: «Сколько бы им детских игрушек не покупали, а им подавай игрушки для взрослых». 
А на работе спрашивал во время перекура товарищей по бригаде: «Как это маленькие дети так быстро все схватывают?»
Все мужики согласно кивали головами, старые с восхищением поминали внуков, а те, что помоложе, с улыбкой рассказывали о продвинутых в электронике своих детях. И все вместе приходили к заключению: нынешние дети уже рождаются такими умными, что ни молодым, ни тем более старым, и не снилось.
После рабочего дня проведенного на холоде в теплой квартире и сытного ужина, Александра потянуло на сон. И он начал уже безмятежно засыпать под красивый и мягкий голос диктора и бережное щелканье клавишей, как жена с ужасом окликнула его:
- Саня, ты чё спишь…!?  О, господи, что творится…
- Что там стряслось, опять где-то взорвали? – не открывая глаз размякшим, сонным голосом спросил он жену.
- Люди совсем с ума сошли. Слушай, что пишут: «В Караганде 34-летняя женщина и 37-летний мужчина арестованы. Известно, что у супругов осталось еще двое детей - общая дочь и сын женщины от первого брака. Молодая женщина призналась в убийстве собственной дочери. По версии следствия, в январе этого года выйдя ночью в сильный мороз в дорогу, мать и отчим оставили ребёнка на трассе между Карагандой и посёлком Уштобе. И только под утро пара вернулась за малышкой. Окоченевшее тело решили не хоронить, ребёнка просто сожгли…».  Это же не люди, а звери, таких самих надо растерзать и выкинуть на съедение собакам…! – оборачиваясь к мужу и снимая очки негодующе сказала Лена. 
Александр живо представил голую степь, огромные сугробы и по ним пробирающихся мужчину, женщину и ребёнка. И вспомнил, что и с ним это уже было сорок с гаком лет назад. Сон, как рукой сняло.
- Ты куда? – спросила Лена.
- Пойду покурю – и направился было к балкону, но жена остановила.
- Да там холодно. Саня, подыми уж на кухне. И так на морозе весь день….

…Почти полвека миновало с той ночи с 31 декабря на первое января, а память все сохранила в таких мелких деталях, что о некоторых можно и не упоминать. Чересчур не понятны они будут для нынешнего продвинутого, на интернете сдвинутого поколения.
Жили мы тогда в большом селе в 80-ти километрах от областного центра. Отец ветврач Алексей Яковлевич, мать завхоз детсада Мария Степановна, сестра ученица восьмого класса Вера и я младший первоклассник семилетний Александр, тогда еще просто Сашка. И решили родители Новый год отметить в городе, где жили бабушка с дедушкой. Погода стояла морозная, но ясная восьмиместный ГАЗ-69 или проще «бобик» всегда был под задницей у отца и коль надумали, на том родители и остановились. Веру оставить на хозяйстве, девчонка взрослая, умная, работящая, почти отличница, справится. А они втроем махнут в город и утром второго января вернуться назад. 

Днем хотя и была суббота, тогда уже день не рабочий, выехать не удалось. Отца то и дело кто-нибудь из сельчан выдергивал. Одному поросёнка приспичило кастрировать, могарыч ставили, у другого корова плохо доиться стала, «Яковлевич глянь, что с этой скотиной делать» – стакан первача наливали, третьему – справку надо было выписать, что забитый бычок получал свою дозу прививок и мясо можно сдать на мясокомбинат, а так как отец взяток не брал ему снаряжали кошелку с тем же мясом молодого бычка и бутылкой водки, а то и, армянского коньяка. И таких просителей, как, на зло, был не один, а чуть ли не с десяток.
Я весь божий день провел в ожидании, когда наконец-то отец объявится дома. Все окна просмотрел, к малейшему шуму проезжающих машин прислушивался. И только когда на улице стемнело и начинало вьюжить и поднимался буран, отец таки заявился домой. Деятельный, весёлый и хмельной.  Мать уже и не хотела ехать ни в какой город и сестра вся настороже, ей тоже не улыбалось одной оставаться на хозяйстве, да к тому же погас свет и пришлось зажигать керосиновую лампу. Но отец был не преклонен. Выпившему человеку, не только море по колено, но и буран обычный снегопад.
- Не куксись, мы туда и обратно – успокаивал он дочь, а нам с матерью сказал голосом не требующим возражений– Давайте собирайтесь, поехали…! 

По дороге змеилась подзёмка и густая темень приближающегося чего-то грозного и неотвратимого с каждой минутой все шире и гостеприимнее открывала свой страшный зев. Деревенские дома тонули в непроглядном мраке и лишь жалкие подрагивающие искорки ламп напоминали о живущих за их стенами людях. Даже собаки перестали брехать перед надвигающейся снежной стихией.   
На самом выезде из села догнали, согнувшегося в три погибели идущего человека. Отец узнал в нем начальника электростанции Павла Александровича Дубровина, его дочь красавица Элла училась со мной в одном классе,  и остановил «бобик».
- Чё, Паша на электростанцию, подбросить? – открыв пассажирскую дверь спросил склонившись на материнские колени отец.
- Да вот прямо из райкома, домой забежал когти прихватил и попёрся, не знаю, что там случилось, наверное, провода оборвало ветром – сидя на заднем сиденье, напротив меня, сообщил причину своего снежного похода дядя Паша, вытирая с лица тающие снежинки и укладывая на пол тяжелые стальные электрические когти.
- А что в райкоме потерял? – беззаботно спросил отец.
- На ковер наш второй секретарь Осадчий вызывал. Рвал и метал, почему света нету. У людей Новый год, а они при керосинках сидят, как мыши, поднимай всех и чтобы через два, максимум три часа свет дали! Не будет сделано, пеняй на себя! – печально и как-то обреченно ответил дядя Паша.         
По пути оставив главного электрика села у его подстанции наш «бобик» выскочил на местами уже заметенную снегом трассу. Преодолев перемёта три, отец видя грустное и задумчивое лицо матери, подбадривал её:
- Это же не машина, амфибия!
- Амфибия по воде передвигается, а тут снег – заметила мать.
- Ну и не амфибия, а вездеход! – не унимался хвалить достоинства «бобика» отец. – Настоящая военная машина! Два моста ведущих, любой перемёт ей не нипочем, как чайка пролетит.
Дорога незаметно и плавно уходила в низину, где в километрах трех от неё начинались солёные озёра. А затем она и вовсе пошла в две колеи и ту, что выбрал отец для своего вездехода-«бобика» была менее пробитой. За все время пути лишь одна встречная – машина, кругом белая стена разыгравшегося не на шутку бурана. «Бобик» с включенными двумя ведущими мостами трудолюбиво урча, сумел пробиться метров на сто и забуксовал. Отец вышел и припал на колено, а потом и вовсе лёг плашмя, встал, отряхнул снег с полушубка и с досадой произнес:
- Сели на «пузо»! – и сразу же скомандовал, - Маша давай, что там валяется в машине из одежды, под колеса задние подложим, и выходи толкать будем, а ты Саша судись за руль и дави на газ.
Сколько прошло времени, как мы втроем пытались вызволить из снежного заноса «бобик» я не знаю. И не мог тогда еще знать и понимать, какой счет нашим жизням отмеривает судьба или бог. Глаза слипались, я сквозь пелену видел силуэт отца и как будто он издалека кричал мне:
- Саня, дави до полика! Дави, сынок не жалей движок….
А я и не жалел, мне было уже все равно. Мотор, в который раз взвывал, готовый срезая крепежные болты выскочить на волю зарыться вдребезги в холодном снегу колючим радиатором, не успевавшим его остужать и медленно зашипеть остывающим блоком цилиндров, назло затянутым в снежную тину колёсам.
Но быстрее мотора, устали мать с отцом. Они раскрасневшиеся, тяжело переводящие дыхания сели в машину и уже отрезвевший отец сказал:
- Так, хана не вытащим мы это корыто. Сделаем так, я пойду в Таволжан, здесь километров десять до него, у меня там знакомый завгар он даст машину и я, приеду за вами.Выдернем и поедем дальше. Там уже не будет таких перемётов. Это здесь такое гиблое место. Двигатель пусть работает, пока бензин не кончится.
Мать пересела ко мне на заднюю скамью мы всей одеждой, что была под рукой, укутались, и провались в сладкий безмятежный сон….
Мне как никогда раньше не хотелось просыпаться, но кто-то сильно тормошил меня за плечо, кое-как открыв глаза, я увидел, в сонной дымке расплывающееся лицо отца.
- Саня, Саня, просыпайся, не спи…!   
Мать он тоже растолкал и мы, скорее всего, одновременно открыли глаза, чтобы снова увидеть этот свет.
Буран немного успокоился под придавившим его морозом.
Потом мы шли и отец заставлял идти на пятках, которых я не чувствовал, несколько раз приходилось бежать навстречу, грубому, как наждачная бумага,ветру, размахивать руками, как будто мы спортсмены, которые вышли на обычную тренировку. Через километра три вдали засверкали переливаясь огоньки.
- Это Таволжан – сказал отец. – А если бы я не вернулся... Правильно я сделал, а то бы замерзли….
Я не понимал, почему мы должны были замерзнуть, если мне так было тепло и хорошо спать, что не хотелось просыпаться….
Только на следующий день новенький ЗИЛ-130 привез нас домой, где нас встретила зареванная сестра, все повторявшая, как заклинание:
- Я же вам говорила, не едьте, не едьте, нет поехали….
А к вечеру соседка баба Кристина принесла скорбную весть:
- А ты Мария знаешь, что Пашка Дубровин повесился…!? Не выдержал. Райком говорят, бабы довел его до самоубийства.

…Александр Алексеевич туша окурок в стеклянной  пепельнице, тихо и понятно о ком, а может обо всех сразу только и промолвил:
- Изверги.

29-30 декабря 2016 г.