Сон теряется с самого начала полёта. Стараюсь закрыть глаза, а потом понимаю, что не в моих планах пропускать собственную смерть.
Если подобное случится, то ситуация не из лучших.
Дело вовсе не в том, что умирать обидно. Проблема в другом. Я проснусь в самый ответственный момент, посмотрю по сторонам, а вокруг все орут и рыдают. Меня настигнет отсутствие подготовленности. Треть паникующих успеет войти в образ преждевременного покойника, а я застряну в смятении. Пассажиры успешно оценят половину израсходованной жизни, а я даже не успею досмотреть жиденький сон. Им останется замолчать и дождаться апофеоза в то время, как мне придётся безуспешно обыскивать свой багаж на наличие смирения.
Просто я его не взял.
Не собирался умирать так рано.
Толстый, развалившийся у окна, словно летал уже тысячу раз, спрашивает:
– И чем всё закончилось?
Оценив стабильность атмосферы внутри салона, я отвечаю:
– Нашел её заплаканную в ванной. Она не согласилась вступать со мной в диалог. Попросил парней приглядеть за ней. Пошел на балкон, минут двадцать писал письмо на первом попавшемся листке. Выложил в нём основную суть своего отношения к нашим отношениям. Объяснил всё, что хотел объяснить. Уговорил Марти остаться у неё до следующего дня; попросил его передать ей листок с сентиментальной ерундой, когда она успокоится. Ушел с толстяками.
Я отнюдь не считаю написанное в послании чепухой. Но терять свою непреклонную хладнокровность не собираюсь. Как минимум потому что на этом строится весь мой капитал. Мой пиар менеджер, Карл Маркс, знает, как это устроено.
И всё-таки мне хочется с кем-то поделиться:
– Знаешь, эти отношения, стабильность – они быстро надоедают. Мне хватило трёх месяцев, чтобы она меня заколебала. Сложно каждый день терпеть того, кому постоянно надо напоминать, что любишь его, с кем нельзя переступать какие-то определённые темы, и кому непременно приходится врать во имя великой любви.
Теперь я говорю ему то, что старался скрывать практически от всех:
– Мне хотелось встряски. Спустя три месяца после нашего знакомства я начал прогуливать школу. Чтобы банально уйти от встреч с ней. Вот и в этот раз подумал, если начну именно так, то… – Нужно немного помолчать, чтобы вышло более эмоционально. – … В общем, я, вроде как, сам хотел ссоры. Поэтому начал с того, что я спал с Кирой. Кто же знал, что всё будет так проблематично.
Он недоволен тем, что не узнал о настоящей причине прогулов раньше. Считает, будто наша дружба не принимается всерьёз одним из её участников. Ему мерещится, словно никакие мы не друзья, потому что я смею так нагло скрывать столь необходимые для товарищества факты.
Самое время блеснуть эгоизмом.
Я вообще-то душу изливаю.
Мне трудно доверять ему с пятого класса. В тот год мы ходим в гоночную секцию. Катаемся на машинках с двумя педалями, гордо носящими название «Багги», чтобы затем пересесть на что-то посерьёзнее. Но моё желание постигнуть науку управлением авто начинает гаснуть, когда вместо управления авто мы переключаемся на изучение правил дорожного движения.
В тот день я говорю Толстому, ходящему на занятия вместе со мной, что хочу закончить вставать в такую рань. Потому что проснуться в пять часов утра, дойти до него по ужасному морозу – так как нас возит его мама, – а в шесть прибыть к месту назначения, чтобы в итоге потратить час на нудную болтовню преподавателя в предвкушении нудной школьной болтовни – это не то, на что стоит расходовать родительские деньги.
И ведь ещё специально прошу его никому не рассказывать о моём возможном уходе.
Придя на базу к следующему уроку, меня встречает учитель, который спрашивает:
– Ты что, уходишь?
А я как бы не знаю, что ответить, ведь сегодня монотонная болтовня заменена на увлекательную езду по снегу. У меня некоторые сомнения, в связи с тем, что, может быть, ещё не всё потеряно.
И всё, чем может оправдать себя Толстый, после того, как я спрашиваю его о случившемся, это:
– Не знаю, я ничего ему не говорил. Ну, может, только случайно.
Поэтому сейчас я припоминаю ему этот случай, а также предлагаю больше не вести себя как баба. Мы немного ссоримся. Теперь он обвиняет меня в другом – в том, что я не рассказал ему о нашей ссоре с Дашей: на деле Марти сделал это за меня. Всё в порядке вещей. Тишина немного сковывает нас, когда все обвинения произнесены. А затем он как бы извиняется за неуместное в данный момент самолюбие:
– Ну и что ты написал в этом письме?
Много всего лишнего, но Толстому я говорю:
– Извинения. Много извинений.
Проблема в том, что в конце концов я влюбился в неё. Что-то гадкое включилось внутри, – позволившее симпатии перерасти в сдавливающее чувство, рождающееся при расставании.
Толстый просто не может не показать достоинств своей логики:
– Это ты сам облажался. Кто же начинает откровенничать с таких слов, если нет желания остаться в одиночестве месяца на два?
Как минимум – тот, кто сейчас сидит рядом с ним.
Но не из-за слов о моём сне с Кирой она не хочет видеть меня. На самом деле, всё из-за желания быть честнее. В письме я признался в том же, в чём только что признался Толстому.
Стремление не видеть её несколько месяцев назад.
Полагаю, именно в этом всё дело. Ей нужно что-то вроде возмездия. Чтобы мы были наравне, прежде, чем пробовать начать заново.
Я проигнорировал пару недель, она – два месяца.
В конце-то концов, это нечестно.
Так долго не мстят.
Неприятно это признавать, но, кажется, мы расстались.
После того спектакля она попросила времени. Захотела взять паузу. Отмотала уровень нашего общения до периода, когда между нами не было общения. Дурацкий перерыв длится уже два месяца. Это как если бы клиническую смерть называли всего лишь затянувшимся ударом сердца.
Мы взяли остановку сердца.
Не знаю, как у неё дела, но я не пробовал нормальной жизни уже почти девять недель.
Сдался на третьей.
Не снимал видео с четырнадцатого дня после разрыва. Не гулял с друзьями. Не играл на гитаре.
Даже выпускной пропустил.
Два месяца с сестрой – таков мой приговор на предыдущие шестьдесят с чем-то дней.
Мать заходит домой, а мы вдвоём сидим на кухне и молчим. Не потому что нам не о чем поговорить, просто мы не в настроении портить настроение ей. Кристинино самочувствие страдает из-за слишком большого количества отношений, а моя самооценка падает под давлением одной-единственной привязанности. Почти всё лето мы вдвоём контролируем клуб депрессивного упадка, основанный Кристиной.
Теперь мы учимся понимать друг друга ещё лучше.
Кто же знал, что время разрыва, выбранное не самостоятельно, так сильно грузит.
Толстый видит город в иллюминаторе. Через двадцать минут мы покидаем Домодедово. Спустя час находим парня, у которого собираемся арендовать комнату. Чуть позже негодуем от местных цен на такси. Могли бы проявить возмущение раньше, но лучше поздно, чем никогда.
Сегодня у нас серьёзный разговор в Останкино. Задумка о создании фильма летит в пропасть от того, что у меня просто нет денег на него.
Дело такое. Мать злится на сына по причине его бездействия. Она отрицает брань в адрес дочери и всегда сливает весь скопившийся за день, неделю, месяц, отстой только в его уши. Моя исключительная проблема в том, что: «Это ты у нас мужчина!». Поэтому, подыскав устойчивый довод в моём безделье, она бесцеремонно требует квартиру за мозоли, которые выросли на её руках в тот период, пока она содержала растущего меня.
А за дочь заплатит её жених.
Когда-нибудь.
Потом.
Возможно.
Но всё это неважно. Ведь есть сын, который должен всего добиться сам. Не то чтобы я не люблю её, виню в чём-то, ненавижу, но в этой ситуации что-то явно идёт не по задумке. Моя мечта рушится спустя шестьсот дней кропотливого созидания.
А ещё потому что человек, с которым мы сейчас ведём переговоры, говорит:
– Что вы от меня-то хотите? У нас тут телевещание. Максимум, что мы можем – снять телепередачу. Сериал – такого на нашем канале ещё не было, но, возможно, когда-нибудь, лет через пятьдесят, в ближайших планах – нет. И уж тем более мы не создаём фильмы. Если в ваше творение можно будет вставить водку, то идите в фонд кино. Если нет – можете ткнуться на какой-нибудь канал. Но трэш никто не возьмёт. Кому, к чёрту, захочется тратиться на, пускай даже качественную, но чертовщину. Которую потом можно будет воткнуть только в начало второй половины суток. В интернет вы не хотите, но другого выхода у вас нет.
Один знакомый, точнее блогер, предлагает мне сходить к парню, которого он встретил после телешоу. Этот блогер заявляет, что парень предлагал ему помощь с продвижением фильма, если он решится на такое дело. Но телефон молчит, поэтому мы тратим кучу денег, чтобы провести встречу лицом к лицу. А теперь этот парень не знает, что нам делать:
– Я имел в виду сериал. Интернет сериал. Понимаете? Есть люди, которые делают качественный сериал в интернете. И они заинтересованы в том, чтобы продвигать другие похожие проекты. Ребята пытаются заполнять пустующую нишу. Это хороший бизнес, который только начинает осваиваться. Они организовали свой проект, проталкивающий начинающих киноделов. Вот о чём я ему говорил. Но они не дают никому денег. Не договариваются с прокатчиками. И не имеют дела с телевидением. Всё, что можно ожидать от них – пиар от процента и прав на ваш фильм, выложенный на их канале в интернете. А вы говорите, что вам не интересен интернет. Вы хотите протолкнуть дело на большой экран. Поэтому это не тот офис, в котором вы сейчас должны сидеть. Простите, ребят, но мне пора. Очень жаль, что не смог помочь.
Сказать, что я расстроен – сказать, что я расстроен.
***
Мне удалось немного поразмышлять, и я рассудил, что тебе вполне хватит того видео. Нет, мы продолжим смотреть ролики Киры и дальше, но с первого выпуска уже достаточно. Там отсутствует что-либо интересное. Я тебе отвечаю. Мамой клянусь. Зуб даю. Всё равно они у меня все прогнили.
Хорошо, вкратце доношу происходящее дальше. Ты же уже знаешь, что она снимает забавные моменты. А теперь знай и то, что в плюс к этому она продолжает показывать своих подружек. Причём только три девушки из, примерно, десяти, сверкающих в кадре – это её настоящие подруги. Остальных она навязывает только чтобы набить себе цену. Сечёшь? Она как бы знает себе цену, но цена не знает её, поэтому приходится самостоятельно создавать свою стоимость. Эй, мы это уже обсуждали. Зачем я повторяюсь? Из-за того, что тебе, возможно, хотелось увидеть выпуск полностью? Убейся. Посмотри что-нибудь поинтереснее.
Забудь про эту хрень. Это слишком сложно для тебя. А если не сложно – не забывай. В любом случае мне пофиг, как ты поступишь в этот раз.
Вернись к основной мысли! Хватит уже читать всякую чушь. Я не спорю – это написано мною. Но кто же заставляет тебя сканировать всё подряд? Ты как будто школу не посещал(а). В самом деле! Никогда не слыхал(а) про выуживание основной мысли из кучи хлама?
Сегодня у нас другое видео. Тоже от Киры. Прошло немало времени, поэтому до него она успела снять уже тройку-четвёрку других. Но это в топе на её канале. Вышло совсем недавно. А уже хренова туча просмотров. Бездна разнокалиберных комментариев. Что же там такого? Включай. Не жди. Еда подоспеет потом.
Тут у нас, к слову, появляется изящная вступительная заставка, способная своим качеством пленить любого критика заставок.
– Привееетик. Очень скучала по вам. – Обрезка. – С тех пор, как я начала вести шоу, совсем не остаётся времени на блог. – Обрезка. – С другой стороны, у меня и тем-то нет никаких, чтобы выкладывать видео на этот канал. – Обрезка.
Да сколько же можно! Вы там что, совсем сдурели?! Эй! Неужели нельзя меньше этих дурацких обрезок? Кира, в чём твоя проблема?!
Она смотрит куда-то в сторону.
– Что за шум? Вы слышите? – Она смотрит в камеру. Она пытается прислушаться. – Простите, показалось.
Ух. Что-то я совсем забыл о правилах приличия. Нельзя забыть то, чего не знаешь. Просто теперь постараюсь вести себя сдержаннее.
– Наверняка, вы уже видели это ужасное видео, где двое неизвестных жестоко расправляются с человеком, прикрываясь тем, что он ничем не лучше преступника. – Обрезка. – Сначала они показывают, как он бьёт девушку, а потом… – Её как будто вырвет сейчас. Обрезка. – Я не смогла досмотреть… но все вы наверняка отлично знаете, что происходит потом. – Обрезка. – Так вот. Я бы хотела выразить своё мнение по этому поводу.
Ты же уже понимаешь, что нужно делать? Почему это все в курсе существования того видео, а ты впервые слышишь о нём от какой-то посредственной блогерши? Верно. Выключай эту ерунду. Хватит на сегодня. И так очевидно, что она против насилия. Если конечно не происходит какая-нибудь драка в её честь. Тогда-то она с радостью поддержит её обеими руками.
Ты заходишь в браузер и начинаешь рыскать по интернету в поисках того самого видео. Да тут даже напрягаться не надо – оно выползает первой ссылкой на первый же запрос о недавнем избиении. А под ним ещё куча новостных статей. Прежде чем насладиться едой люди обычно стараются нагулять хороший аппетит, чтобы вкус был насыщеннее. На самом деле так он не станет насыщенным. Тебе просто будет плевать на сколько плоха еда. Ты съешь, что угодно, если голод будет сильнее. Вот и тут та же ситуация. Нам с тобой сначала нужно глянуть какую-нибудь красивую статейку. Чтобы, в случае чего, зрелище не было таким уж разочаровывающим. Поэтому ты тыкаешь на вторую по запрашиваемости ссыль. Там текст. Наверняка написавший его нагло скопировал идею у профессионального журналиста, кропотливо трудящегося над своей статьёй. Но ты не хочешь париться в поисках более красивых слов, поэтому и этого будет достаточно. Посыл к статье сформулирован основной мыслью автора. У него получается что-то вроде:
"Двое неизвестных в такое-то время, по такому-то часовому поясу, в неопределённом месте избили человека до полусмерти. На видео отчетливо видны тяжелейшие увечья на теле избитого, которые демонстрирует сам автор ролика.
Основной же причиной поднятой шумихи данного избиения служит заявление – а также прилагающиеся к нему видеоматериалы с якобы обличающими доказательствами – о том, что избитый сам не гнушался физическими расправами, притом бил он даже девушек".
Это наши мстители. Люди на видео совершают куда более объективную справедливость, нежели те, что летают на большом экране при помощи графических эффектов. Ой, прости, не наши. Существует бесконечное множество реальностей. Смотрел Рика и Морти? Посмотри.
Под написанным ты видишь само видео. Включай уже, хватит ждать, пока я скажу. Ты серьёзно хочешь врубить его без моего разрешения? Может мне вообще уйти? Ты и без меня отлично справишься, так ведь?
Так что же можно найти в том видео?
Никаких излишеств при появлении первого кадра, а также ничего интересного в первые несколько секунд. Поле – загородный простор, где земляные квадраты для засева разделены грунтовыми дорогами. Скудная линия деревьев простирается где-то очень далеко позади сидящего на стуле человека, поперёк курса обзора камеры.
Рот мужчины заклеен, руки – наверняка тоже. Они спрятаны где-то сзади. Ноги приклеены к ножкам стула с помощью скотча. На теле пуховик. Человек выглядит очень обеспокоено, но при этом выглядит так, будто он пьян.
Две незнакомые нам личности выходят из мёртвой зоны. Из той, которую не может снять камера. Сзади. Они облачены в что-то типично сельское. В руках биты. На лицах красуются маски. Не спрашивай у меня их точное описание. Какие хочешь, такие и представляй. Нет у меня времени на то, чтобы грузить тебя своим видением масок.
Один из любителей маскарадов начинает говорить.
– Сейчас вы увидите то, чем данный элемент общества промышляет в свободное время. Промышлял. Думаю, после сегодняшнего у него больше не останется сил, времени и желания на то, чтобы продолжать в том же духе.
Теперь у нас тут видео в видео. Типичная «съёмка из кустов». Она не из кустов, но посыл ведь ясен? Нет? Ладно, если нет, то я поясню. Снимают очень далеко. Как будто из засады. Понимаешь? Надеюсь, да.
На дворе светлый вечер. Если судить по осеннему времени – часов пять. Но если брать во внимание то, что снимать могли ещё летом, так как на подготовку похищения необходимо немало времени, то тогда часов семь, например.
Тут у нас группа, предположительно, алкашей выясняет отношения. Обрезка, и один из представителей мужского пола бьёт представителя женского начала. Конец. И нас с тобой снова возвращают к загородному пейзажу.
Почему я повторяю про нас? Я же тоже должен видеть это. Как мне тогда описывать?
Всё. Не глупи.
Больше нет никаких слов. Двое замахиваются и начинают колотить сидящего битами. Пару ударов прилетает по рукам, ногам, чуть больше достается верху торса. И в конце немножко добивают кулаками по лицу.
Тебе следовало бы насторожиться, так как объект унижения не слишком-то и сопротивлялся. Но ведь лучше поверить, так же интереснее? Потому что ты наверняка знаешь, что в комментариях к этому видео уже куча обличающих доказательств подделки от настоящих профессионалов в области всего. Так что, не будь как все.
Под конец видео один из мстителей снимает камеру с приспособления, обеспечивавшего её устойчивость, и показывает результат работы, предварительно расстегнув пуховик жертвы.
Немного слов напоследок.
– Надеюсь, всем было ясно, что никто из нас не собирался причинять ему смертельный вред, поэтому мы старались действовать как можно мягче. Спасибо за внимание.
Всё, хватит. Можешь теперь переходить к непроизвольным мыслям главного героя.