Глава 6. Пробил час

Жозе Дале
Прыщи сошли через две недели, но окончательно лица девчонок стали чистыми, когда Ирья снова щелкнула пальцами, видимо решив, что с них довольно. Лие даже заплохело, но потом она отлежалась, и уже к вечеру чувствовала себя хорошо, а Ирья заперлась в своем кабинете и занялась научной работой. Судя по тому, что за закрытой дверью время от времени что-то взрывалось, булькало и отчаянно воняло, эксперимент шел успешно. На следующий день сразу после завтрака ведьма снова убежала к себе, предоставив девчонок самим себе – это был прекрасный шанс что-нибудь учудить, и Лия задумалась над тем, что именно.
- Слушай, а если мы вдвоем сходим на кладбище и поспрашиваем местных покойничков?

- Ненавижу покойников. – Вид у Мими был, как будто она масла обожралась. – Ты же знаешь, с меня толку мало, я их почти не вижу.

- Да их невозможно не увидеть, они там везде как дома шляются.

Лия подумала, что это должно быть ужасно скучно – постоянно болтаться в одном месте, наблюдая как время уходит, а для тебя ничего не меняется.
- Знаешь, когда я умру, я насовсем умру.

- Чё? – Мими была не готова к философским беседам.

- Я не стану призраком, я пойду дальше. Как бы ни было страшно.


Солнце уже почти скрылось за пеленой облаков, укутавших горизонт, когда Лия вышла в огород. Золотистые вечерние тени стали длиннее и протянулись вдоль забора, указывая направление трехжильным муравьям, без устали таскавшим что-то своими тайными тропами. Ребятишек уже загнали с улицы, и теперь звонкие детские голоса редкими всплесками тонули в наступающих сумерках. Где-то звенела поварешка, ударяя в медный таз – квартальный сторож проснулся раньше обычного, в соседнем саду раздавались взрывы смеха – приехали родственники из Ферсанга. Обычная, тихая, ничем не примечательная жизнь текла над Касабласом, оставляя ввечеру горько-сладкий привкус рябиновой настойки.

Лия сжимала пальцами маленькую рюмочку толстого зеленого стекла – Ирья налила им по капельке в честь удачного дня, и теперь яркий, насыщенный ягодный дух плыл в редеющем воздухе, дразнил ноздри и напоминал о таких днях, когда за окнами бушевала непогода, бросая в стекло горсти мокрых листьев, а они сидели внутри и любовались пламенем камина, наслаждаясь теплом и безопасностью.

Трррррр…. Ранний сверчок затянул свою песню, Лия вздохнула и пригубила густую янтарную жидкость – вот и еще один день растаял в сумерках. А сколько их еще будет, этих дней? Тишина, теплота и спокойствие сиреневого вечера действовали на нее успокаивающе, глушили меланхолию, часто овладевавшую ею в последние дни. На прошлой неделе она ездила домой, к Змею, много разговаривала с отцом и гуляла. К своему изумлению, она вдруг поняла, что выросла, а Змей – постарел. Весь уклад его жизни оставался прежним, он жил так, словно Лие было по-прежнему семь лет, и за ней надо было присматривать: он убирался в детской, тщательно протирал и расставлял по местам ее игрушки, перевешивал ее платьица в нелепом шкафу, сделанном Рыцарем. Каждое утро вставал в шесть часов и шел готовить завтрак, даже если хотелось поспать, перечитывал детские книжки с неослабевающим интересом. Вот только стекла в его очках становились все толще.

Василиса по-прежнему хлопотала по хозяйству с утра до вечера, слушая байки мужа о походах и странствиях в стотысячный раз – и не надоедало же! Она стала приземистее и кряжистее, и белокурые жидкие волосы ее подернулись сединой. А Рыцарь еще сильнее облысел – линия волос его отодвинулась на полголовы, сделав и без того высокий лоб еще больше. Он, в отличие от жены, как-то высох и теперь напоминал лесного эльфа – сухонького, маленького, с большой головой. Но красноречие его не истощилось, а взгляд только помягчел. Маленький рыцарь стал мудрым и счастливым, полюбил себя, свою жизнь и мир вокруг.

Время словно остановилось в Дремучем лесу, отрезав его обитателей от внешнего мира с его проблемами, хаосом и движением. И сейчас, глядя на свой дом и родных, Лия чувствовала себя чужим, оторванным куском, случайно занесенным ветром в эту тихую гавань. Сердце ее щемило, ей мучительно хотелось снова стать пятилетней и остаться здесь, никогда не выходить из леса, никогда не знать города, его тревожной и стремительной жизни, словно стеной вставшей между ней и такими любимыми до сих пор людьми.

Разве она их разлюбила? Нет, нет и нет. Но она стала им чужой, душа ее напиталась тревогами, надеждами и стремлениями, а они шли в другую сторону – к покою и тишине, находя радость в колыхании паутинок, шелесте падающих листьев, редких дождевых каплях. Их жизнь была невыносимо бедна на впечатления, но они считали себя богатыми, и не хотели ничего другого, отгородившись от жизни непроходимой чащей.

А жизнь становилась густой, как настойка в рюмке – замерла в ожидании чего-то, что скоро должно было случиться и навсегда изменить мир:
- Может, я и экзальтированная дурочка, но что-то скоро будет. Вот увидите… - Лия залпом хлопнула рюмашку и зажмурилась от спиртовой горечи, волной прокатившейся по горлу.

- Интересно… - сзади подошла Ирья и присела с ней рядом. – Что ты имеешь в виду?

- Тишина вокруг, как перед грозой. Я просто чувствую, что скоро что-то случится.
Ведьма молчала, потягивая из своей рюмочки, и смотрела куда-то вдаль.

- Отец, Василиса и Рыцарь… - голос девочки задрожал, - они какие-то старые стали, суетливые. Я приехала, а они мечутся: «Пирожки, пирожки…» - можно подумать, я туда пирожки жрать приехала! Ни поговорить нормально, ничего…

- А ты бы хотела видеть их вечно молодыми, сильными и мудрыми. О, как это знакомо! Знаешь, когда я отработала здесь первые два года безвылазно, я наконец отвлеклась и пошла проведать свою мать. Так вот, в ее спальне я увидела новый ковер – какой-то отвратительный, серый, старушечий ковер, и тут до меня дошло, что мама стала старенькой. Это было невыносимо – моя мама, Ираида ДеГрассо, гранд-дама королевского двора и вдруг старушка! Я очень мучительно это переживала, не могла расстаться со своими представлениями о ней, а между тем все люди меняются, стареют, наконец. И никто не обязан соответствовать моим стереотипам, даже мама. Самое главное – понимать, что жизнь непрерывна, что все в ней происходит логично, и что каждый из нас – совсем не пуп земли. Надо поменьше носиться со своими переживаниями.

Ирья приобняла девочку за плечи и улыбнулась своей неповторимой улыбкой:
- У тебя замечательные родные, самые лучшие в мире. Люби их такими, какие они есть – они-то тебя любят. Думаешь, им легко видеть, как из девочки-ромашечки, лапочки, маргариточки вырос угрюмый, неуклюжий подросток, который забивает себе голову всякой хренью и постоянно дуется, как мышь на крупу.

Это было неожиданно. Лия никогда не думала о себе в таком качестве, а ведьма только хохотнула и сверкнула мефистофельским глазом. – Ладно, пойдем спать, утро вечера мудренее.


Спустившись за умывальной водой рано утром, Лия застала Ирью в кухне за уборкой какой-то ярко-желтой гадости.
- Ты смотри, опять ее стошнило. Четвертый день подряд убираю. Не нравится мне это.

- Мне бы тоже не понравилось начинать день с блевотины. – Лия покосилась на кошку, сидевшую на стуле. Брынза выглядела взъерошенной, и с остервенением вычищала с шерстки последствия конфуза.

- Да причем здесь блевотина! Меня ее здоровье беспокоит, это не нормально, что кошку тошнит четвертый день подряд. Может ты крысу какую-нибудь съела? – Ирья уставилась на животину так, словно та могла ей ответить. – Я же тебе тыщу раз говорила: не смей жрать крыс, это ходячая зараза! Я тебя и так кормлю как на убой, зачем всякие какашки по подворотням собирать?

Брынза вздохнула и отвернулась, так и не сознавшись. Лия забрала свой кувшин и двинулась наверх, по дороге размышляя, сколько же ей лет. Как ни крути, а выходило, что 17 – она появилась в доме Ирьи где-то за год - полтора до гибели короля Ибрагима. Старая уже, но никто почему-то не задумывался об этом, потому что она всегда была солидной дамой, не любившей потакать своим слабостям. Выглядела она всегда замечательно – толстая, чистая, ухоженная, с яркими изумрудными глазами, двигалась легко, несмотря на солидный вес. Лия сама видела, как на прошлой неделе  она с пола взлетела на самый верх серванта - никому бы не пришло в голову назвать ее старушкой. А уж когти у нее были – на зависть многим молодым.

- Образуется. – Подумала Лия и заулыбалась, вспомнив, как они с Мими пытались приручить своенравную кошку, строили хитроумные планы, но так ничего и не добились. Хитрая кошка только свысока посмеивалась над ними, да исправно подъедала все лакомые кусочки, не соизволив даже помурлыкать в ответ.

- Тебя только за смертью посылать! – сварливо встретила ее Мими, заждавшаяся умывания.

- Там это, Брынзу стошнило.

- А я уж думала тебя, – выхватив у нее кувшин из рук, Мими резко повернулась и стала как-то преувеличенно энергично умываться. Лицо ее словно окаменело.

- Что ты бесишься-то? Не нравится – сама ходи за водой, я тебе не служанка.

Мими не ответила, она насухо вытерлась, расчесала волосы, присела на кровать и вдруг сказала неожиданно тихо:
- Болеет она.

Лия даже не поняла, про кого это она. А потом дошло, и испугало гораздо больше, чем Ирьины причитания.
- Что-то серьезное?

- Ирья говорит – поджелудочная шалит, но мне кажется, что все намного хуже. – Мими подняла на подругу глаза, серьезные и печальные, - у нее даже шерстка потускнела. Ты не заметила?

Лия присела рядом, пытаясь собраться с мыслями и осознать, что в их маленьком, налаженном мирке происходит что-то неладное.
- Мне показалось, она линять стала сильно, но я не замечала каких-то особых изменений. Давай не будем нагонять тоску, все с ней будет в порядке. Брынза – всем кошкам кошка, она еще нас с тобой переживет. Пойдем завтракать.

Мими ничего не ответила, но спустившись вниз, Лия непроизвольно посмотрела на Брынзу, сидящую на стуле, и ей показалось, что кошка опустила голову и как-то сгорбилась.


Впрочем, спустя несколько дней даже Лия уже не сомневалась в том, что Брынза заболела – аппетит у нее пропал, шерсть сделалась тусклая и клочковатая. Если раньше она с удовольствием кушала четыре раза в день из всех своих семи плошек, то теперь даже рыбный пирог оставлял ее безучастной. Целыми днями она сидела на диване, равнодушно глядя перед собой, оживляясь, только когда Ирья садилась рядом и начинала с ней разговаривать.

Странно, но заболев, Брынза словно сделалась мягче – неприступная броня, окружавшая ее всю жизнь, потихоньку таяла. Она с видимым удовольствием подставляла голову под руку ведьмы, и, пусть не мурлыкала, но жмурилась и тихонько кивала. Даже девчонки теперь могли ее спокойно погладить, не опасаясь быть поцарапанными.

Ирья всерьез забеспокоилась, стала внимательно наблюдать за ней, варила разные микстурки, которые не без скандала спаивала кошке с ложечки, но видимого улучшения не наступало.

- Матушка моя, ты не болей, нельзя тебе болеть. Ты обо мне подумай, как я без тебя? – Брынза слушала ее и только кивала головой, словно говоря «ну прости уж, что могу, то делаю». – Давай выздоравливай, нам еще девчонок выпускать надо в большую жизнь. Кто, если не мы?

Изумрудные глаза кошки тускло поблескивали, отражая ровные огоньки свечей – дверь в огород теперь закрывали на ночь, Брынза больше не ходила гулять на улицу. В такие вечера, если не было посетителей, Лия любила сидеть вместе с Мими на диване и что-нибудь читать. Они уже давно выросли, и не помещались вдвоем на коротком диване, но это их не смущало: обложившись книжками, набрав тазик кислых яблок, они устраивались валетом и читали вечера напролет, успевая перепинываться и переругиваться время от времени.

Ирья обычно сидела в кресле, внимательно перечитывая утреннюю газету, или делая пометки в своих многочисленных блокнотах. Она много занималась химией, и иногда ей необходимо бывало привести свои наблюдения в порядок.

Сейчас она сидела справа от стола, развернув к себе подсвечник, и перебирала кучу самых разных бумажек, накопившихся за неделю.
- Ботинки… Лия, ты отдала ботинки в починку?

- Угу.

- А мои?

- Ваши и отдала. И забрала уже – вон они на полке стоят.

- Спасибо. Так, выбрасываем. – Скомканная бумажка полетела в корзину. – «Параглюк жир.» Кто-нибудь знает, что это и зачем я это записала?

Мими ухмыльнулась, Лия пожала плечами, не отрываясь от книжки.

- Параглюк – это микстура от хандры, жир… какой жир? А-а-а-а, вспомнила! – Ирья хлопнула себя по лбу, - это же я аптекарше обещала! Надо налить, пока не забыла.

Она поднялась, мелкие бумажки с ее колен рассыпались веером, запорхали по всей гостиной легкими птичками. Брынза подняла голову, но проводила их только взглядом, в котором смешались тоска и безразличие.

- А почему жир? Аптекарша же тощая, как палка. – Шепотом спросила Мими, когда ведьма исчезла в кабинете.

- Потому что Жирафа, - улыбнулась Лия.

- Что-то новенькое. Она, что приходила вчера?

- Не знаю, не видела. Может, они на улице встретились.

Хлопнула дверь кабинета. Появилась Ирья с бутылочкой параглюка и еще какой-то чеплашкой, увидев которую Брынза повела носом, а потом поднялась с дивана с явным намерением удрать. Но ведьма оказалась проворнее.
- Правильно, моя рыбонька, - подхватывая кошку под мышку, проворковала она, - пойдем лекарство пить, ты уже знаешь все.

Усадив ее на колени, обмотав полотенцем, Ирья дождалась, когда яростно лупивший хвост немного поутихнет, и ловко сунула ложку кошке в пасть.

- Мя-а-а-а-аууууу! Рррррррр!!!!

- Давай, за маму…

- Уау-у-у-у!!!

- За папу…

- Пшшшш-ш-ш-ш-ш…

- Вот молодец, вот умница… Все бы так.

Обиженная Брынза потащилась в кухню дуться, а Ирья пособирала бумажки и снова принялась разгадывать свои собственные каракули. Шелестели страницы, потрескивали оплывающие свечи, по углам шушукались пугливые тени, да громко тикали старые часы с кукушкой.


Ирья была великой ведьмой, но даже величайшая из ведьм не может творить чудеса – несмотря на все ее старания и добрый десяток микстур, Брынзе становилось все хуже. Она почти совсем перестала есть и за две недели исхудала так, что остались только кожа и кости. Каждый раз при взгляде на нее у Лии сжималось сердце – слишком велик был контраст между гордой, независимой красавицей и этим облезлым, костлявым зверьком, еле переставлявшим лапы.

Она теперь все больше сидела, тихонько постанывая, видимо ее беспокоили боли где-то внутри. Стон на вдох, стон на выдох – девочки начали привыкать к этому ритмичному страданию. Ирья ничего не говорила, делала вид, что все в порядке, только глаза у нее провалились, да в волосах прибавилось седины. Через 100 дней девчонкам предстоял экзамен на право заниматься профессией, поэтому ведьма стала особо желчной и требовательной, не спуская ни малейшего промаха, и это создавало в доме нервозную обстановку.

Мими до одури зубрила учебную программу, ночи напролет пучила глаза в стену в надежде наконец увидеть хоть какого-нибудь призрака, и по утрам клевала носом над завтраком. А Лия жила в каком-то тревожном ожидании, она смирилась с тем, что целительницей ей не быть, и перестала думать о предстоящем экзамене. Он словно исчез для нее, растворился в долгих сиреневых сумерках, которые окутали Касаблас с приходом нового года.

В садах жгли листья, и едкий дым стелился по земле, распространяя запах гари, наполняя душу тревогой и сожалениями. Ирья тоже нагребла большую кучу, положила под низ угля и подожгла, наблюдая как из-под листьев тонкими струйками пробивается фиолетовый дымок.

- Может, лучше было их в компостную яму сложить? И так глаза режет целую неделю, да во рту постоянно сохнет – я пью, как утка.

Ирья стояла, опершись на грабли, и смотрела вдаль, на серое небо, в котором черными пятнышками кружили вечно недовольные птицы.
- Ты думаешь, что листья жгут, потому что их девать некуда? Эх, милочка, чему я только тебя учила десять лет… Дым окуривает растения, убивает вредителей. Кроме того, дым дает проход ночным гончим, поэтому листья жгут по ночам и все одновременно. А теперь-то они уже догорают, зря ты морщишься.

Лия что-то припомнила из ведьминых рассказов: ночная гончая это призрачная сущность, которая образуется, если в скопление некротической энергии попадает животное. Гончая обладает примитивным разумом и может нападать на живых существ, но в дыму или тумане она перемещается к месту своего упокоения, где и рассеивается. Точно, точно, она еще вспомнила книжку, в которой была нарисована эта гончая – в виде облезлой, полусгнившей собаки, воющей на луну.

- Все приметы, ритуалы и традиции, даже кажущиеся нам пережитками, имеют под собой практическую пользу. Когда они действительно перестают быть нужны, они умирают. – Ведьма поворошила кучу, - К ночи разгорится. Только не вздумай сегодня ночью выйти погулять, а то у тебя ума хватит.

Лия махнула рукой и пошла в дом. Было бы любопытно, конечно, посмотреть вживую на ночных гончих, но овчинка не стоит выделки. В кухне пахло куриным супом, чайник на плите уже вскипел и глухо стучал крышкой.

- Чайник поставили, а снимать кто будет? – прокричала в пустоту Лия, и, подхватив полотенце, ловко перенесла посудину на деревянную подставку. От тепла запотели стекла, сразу захотелось налить горячего чаю и сидеть возле плиты, упершись веревочными подошвами домашних туфель в ее жаркий, беленый бок. Скрипнула дверь и в кухню вошла Брынза, тихонько, по стеночке, словно боясь упасть. Зачем она пришла? Скорее по старой привычке, потому что уже несколько дней она совсем ничего не ела, но видимо ей было приятно сделать что-то, что она всегда делала, и почувствовать себя на своем месте.

Лия скинула кофту и взяла кошку на руки. Она обнаружила, что если положить ее животом на руку, чтобы ножки свисали вниз, ей становится легче – в такой позе, когда боль наконец утихала, измученная Брынза засыпала и переставала стонать. Лия часами носила ее на руках, чтобы дать ей возможность отдохнуть от страданий.

Вот и сейчас, стрелки часов уже два раза обернулись вокруг циферблата, день поредел, а она все ходила по кухне взад-вперед. В огороде копошилась Ирья, в гостиной Мими перебирала свои тетрадки, а на руке девочки тихонько посапывала ставшая совсем невесомой белая кошка с серыми пятнами, хозяйка и хранительница этого дома. В первый раз Лия видела как трудно заканчивается жизнь. И пусть Ирья говорит, что все это естественно, что все мы умрем, и что Брынза прожила хорошую жизнь, но сейчас ей было нестерпимо больно. Время от времени тщательно скрываемые слезы словно всплывали на поверхность, оставляя после себя трудный комок и покрасневшие глаза. Лия не могла представить себе этого дома без Брынзы.

Пробило семь. Кошка проснулась, подняла мордочку и посмотрела в окно. Повинуясь внутреннему голосу, девочка вышла с ней на крыльцо и встала, рассматривая очертания соседских заборов, тонувшие в дыму. Брынза тоже смотрела по сторонам, принюхивалась, жмурилась от едкой гари, потом вдруг посмотрела на Лию и беззвучно мяукнула, хватит, мол, пойдем домой.

Уложив ее на привычное место, Лия налила себе большую кружку чая и призадумалась: надо бы позаниматься, что ли? Не хотелось, чего уж там, но глядя на Мими, решившую измором взять ясновидение, ей становилось стыдно.

- Ты глаза в кучу не делай, окосеешь почем зря. Призраков и так видно, когда они рядом есть.

- Это тебе видно, а мне хоть бы какого-нибудь завалященького увидеть!

- Их просто сейчас нет, и ничего ты не увидишь. Попей лучше чаю. – Лия плюхнулась рядом и прислонилась головой к плечу Мими.

- Спасибо, я сегодня ведра три уже выпила, у меня внутри лягушки квакают. Смотри, я тут интересную штуку нашла, - Мими порылась в книжках и вытащила тоненький журнальчик приблизительно тридцатилетней давности, - Ночная гончая – вред или польза? Так, вот тут написано: сущность ночной гончей состоит в поглощении умертвием живого существа, соответственно, результирующая сущность несет в себе черты первоначального носителя. Бла-бла-бла…, вот – если гончая была собакой, она может признать в ведьме свою новую хозяйку и служить ей так же преданно, как служат обычные, живые собаки. Известны случаи, когда ведьмы приручали ночных гончих и с их помощью укрепляли свое положение и авторитет. Прикинь, а если попробовать приручить гончую?

Мими захлопнула журнальчик, отобрала кружку у Лии, и залпом, не отрываясь, выпила ее.

- Что, квакухи, приуныли? – она похлопала себя по животу, - там дальше написано, что в ночь прохода гончих надо выйти на пустую дорогу, взять кусок хлеба и ждать. Как завидишь ее, бери краюху и ложи на ладонь – если гончая съест хлеб, а ты выдержишь и не наложишь в штаны, то она твоя.

- А если нет?

- Ну тогда как там их гасят, факелом и костяной мукой.

- Наоборот. Сначала посыпать костяной мукой, потом поджечь факелом. Интересно, - Лия вытянула ноги и окончательно разместилась на коленях у подруги, - я понимаю, если гончая при жизни была собакой, тогда ты получишь себе вполне инфернального помощника. Но она же может быть любым зверем, вообще любым… И соблазниться на твою корку может например… ночной бурундучок. Что потом с ним делать?

- Какой еще бурундучок? Что ты несешь?

- Ну вот представь себе: забрела ночью на поганое кладбище блудная корова, напиталась некротической энергией и превратилась в ночную гончую. И вот трусит она в дыму и видит: КОРКА! Какая корова от корки отказывалась, даже дохлая? И вот, вуаля – у тебя завелась адская корова, скачет вокруг, ушами прядает, огонь из ноздрей пускает. Интересно, она сено жрет, или ей кровушку подавай?

- Мясцо она любит, молодое и глупое, – неожиданно раздалось из кухни. – Надо вас свозить до Яблонивки, там лет двадцать назад был парнишка, которого гончая покусала.

- И что с ним стало?

- Как что? Сожгли его на костре, когда он стал потихоньку трансформироваться, а вы что думали? – Ирья налила себе горячей воды в кувшин. – Я мыться и спать, чего и вам желаю. Двери я закрыла, окна тоже. Поздно не сидите, и глупостям всяким из желтой прессы не верьте, целее будете.

Она прошлепала подошвами веревочных туфель в свою комнату, и в доме наступила тишина. Лия перечитывала абзац про болеутоляющий эликсир уже в пятый раз, но так и не могла уразуметь, о чем же в нем написано. Снаружи поднялся ветер, захлопал ветками по окнам, взвыл в дымоходе – близок темный час, когда ночные гончие пойдут своей дорогой. Хотела бы она иметь такую зверушку? Пожалуй, нет. Нехорошо это – живую душу мучить, животное же не виновато, что превратилось в такую пакость. Самое лучшее, что можно сделать для ночной гончей, это дать ей уйти в дымном облаке, как сейчас. Тяжело как-то было на душе.

Буммм!!! Звякнули часы на стене, и от неожиданности Лия вздрогнула, потому что вместе с боем часов на пороге появилась Брынза. Посмотрела ей прямо в глаза несколько секунд, а потом поковыляла в угол, туда, где стоял ее горшок. Ходила она с большим трудом, шатаясь из стороны в сторону, как пьяная, но свои дела делала четко в положенное место. Вот и теперь она кое-как взгромоздилась поверх лотка и старательно исполнила моцион, но сил совсем не было, и она почти плюхнулась в собственную лужу.

- Ох ты, черт. Мими, принеси водички, она испачкалась. – Лия бросилась и подхватила кошку на руки, положила в тазик и отодвинула горшок подальше – потом уберу.

Мими метнулась за водой, и они вдвоем аккуратно вымыли костлявое тельце. Брынза дышала с большим трудом, постанывая на выдохе, и совсем не сопротивлялась манипуляциям. Лия вытерла ей ножки чистым полотенцем и тут вдруг увидела, что глаза у кошки закатились, розовый обычно носик посинел.

- Брынза! Что с тобой? Брынза! – Лия перенесла ее на подстилку рядом с печкой, там где было тепло и сухо. – Маленькая моя, держись, скажи мне что-нибудь… Мими, ей плохо!

Никто не отвечал, а спустя секунду позади раздались торопливые шаги ведьмы:
- Брынзушка, ласточка моя, что же ты… - Ирья опустилась на колени, взяла голову зверька в ладони, гладила ее, приговаривала что-то, но кошка не шевелилась, только время от времени по ногам ее пробегала судорога.

Лия сидела на полу, не чувствуя того, что в плечо ей уткнулась Мими и горько плачет, она смотрела на Брынзу, не в силах поверить, что это все-таки случится. Кошка лежала неподвижно, глаза ее были открыты, и нельзя было понять – жива она еще или нет, но вдруг в какой-то момент Ирья убрала руку с ее головы:
- Вот и все… Прощай, матушка. Спасибо тебе за все.

Голос ведьмы предательски дрогнул, она поднялась и вышла в комнату, плотно прикрыв за собой дверь, Мими плакала, уткнувшись лицом в стену, а Лия все смотрела на кошачье тельце, пока глаза не заволокло горькой пеленой. Все расплывалось, как сквозь испорченную линзу, слезы текли по лицу и капали на пол, а Лия вертела головой по сторонам – где-то здесь, наверное наверху она сейчас летает над нами. Взгляд девочки перебегал с мебели на стены и потолок:
- Где же ты? Почему я тебя не вижу. Брынзушка моя, я тебя очень люблю…


Остаток ночи прошел как в бреду. Ей снились какие-то кошки, ночные гончие, люди в черном. А может и не снились, она не была уверена, что смогла хоть на секунду заснуть. Когда белый утренний свет окрасил комнату, Лия открыла глаза с жуткой головной болью и ощущением слушившегося несчастья. Липкое, гадкое ощущение чего-то отвратительного, то ли приснившегося, то ли навеянного.

Девочка прислушалась – было тихо, только стрекотали ходики в гостиной. По улице прогромыхала телега, подкованная железом, и взвыл соседский кобель. Брынза! Лия села на кровати, пытаясь сообразить, что же произошло. Вчера умерла Брынза. Нет, этого не может быть, это был просто гадкий сон. Она накинула халат и вышла на лестницу – нужно только спуститься на кухню, подойти к подстилке и погладить кошку, которая по утрам всегда греется возле печки, и все станет хорошо. Кошмар развеется.

Но с каждой ступенькой, на которую ступала ее нога, Лию охватывало ощущение пустоты и утраты. Спустившись до половины, она с замиранием сердца выглянула в гостиную и увидела, что на диване лежит нечто, закрытое чистенькой тряпочкой. В том углу, где всегда лежала Брынза, теперь лежит это, распространяющее вокруг себя могильный холод.

Подойдя к дивану, она долго не решалась откинуть тряпочку, а когда увидела привычную мордочку, уже скованную смертью, то неожиданно для самой себя вдруг заплакала навзрыд, громко, по-детски. Так больно и жалко было ей – и Брынзу, и себя, и ту жизнь, которая навсегда ушла вместе с ней.

Из кухни вышла Ирья, обняла ее за плечи, увела и долго говорила что-то ласковое. Лия не понимала слов, но музыка ее речи, тихая и горестная, действовала успокаивающе.

-…что и говорить, она держалась молодцом, а ведь как трудно ей было. Сколько смогла, столько и была с нами – думаешь, дай ей волю, она бы нас покинула? Нет, моя девочка, Брынзушке надо спасибо сказать… И то, хоть мучения ее кончились, теперь у нее больше ничего не болит…

Лицо ведьмы было опухшим. Плакала ли она? Лия с изумлением вдруг подумала, что не представляет себе Ирью плачущей. И тут же подумала, что это неправильно, но все равно при мысли о том, что такая сильная женщина может плакать, стало как-то неловко.

- Что же мы теперь делать будем? – Лия доплакалась до рези в глазах и полной пустоты внутри. Больше она не могла выжать из себя ни слезинки, как ни старалась. Глаза опухли и превратились в два перепелиных яйца, разве что без крапинок.

- А что делать… похороним ее и будем жить дальше. Она теперь свободна, но нас-то никто не отпускал.

Ведьма смотрела в окно, но взгляд ее был отсутствующим. Тихо, бочком, в кухню вошла Мими, села за стол и сцепила руки в замок. Тонкие пальчики ее дрожали, губы опухли, нос и глаза были красными.
- Как мы теперь без кошки… Надо, наверное, котеночка взять. У Скавронских вроде кошка родила на той неделе.

- Э-эх ты, не успели еще Брынзу похоронить, как она уже за котеночком собралась! Разве так друзей ценят?

- Я не в том смысле, - робко запротестовала Мими, - я про то, что нам же…ну, нам все равно нужна кошка. Можно и потом взять…

Ирья высморкалась в не очень чистую салфетку.
- Вот что: давайте похороним Брынзу в ограде. Вон там, возле забора, где она любила лежать на солнышке. Ей будет приятно.

Сгорбившись, ведьма вышла из кухни. Она не привыкла показывать свои переживания, но девочки чувствовали, что она по-настоящему скорбит. Шутка ли – Брынза была ее другом, стражем и помощником целых 17 лет, это кое-что да значит.

К обеду вроде распогодилось, выглянуло солнце. Дым от горелых листьев отнесло ветром далеко на окраину, затуманив горизонт. Стало тепло и грустно. Лия взяла лопату и пошла копать яму, стараясь физически выплеснуть свое пока что самое большое горе в жизни. Никто не видел ее лица, поэтому она копала и плакала, роняя слезы в жирную, холодную землю – ей было тяжело представить, что сейчас они положат сюда кошку и больше никогда, никогда ее не увидят. Никогда – это самое страшное слово.

- Копай глубже. Не меньше, чем на метр, а то вымоет дождями.

Это оказалось не так просто: сначала Лия копала ямку ровно по размеру тела, но потом поняла, что надо ее расширить, иначе она просто не сможет выкопать достаточно глубоко. Наконец, могилка была готова, и она выбралась наверх, отряхивая с подола землю. Ирья и Мими сидели рядом на бревнышке, держа на коленях кошку, поглаживая ее сквозь тряпочку, словно она могла это чувствовать. Неловко качнувшись, Лия подошла и взяла спеленутое тельце, прижала к себе в последний раз и снова заплакала. Давясь слезами, она положила Брынзу в могилу и снова выбралась, чтобы бросить туда горсть земли и навсегда оставить ее одну.

Вернувшись в дом, все трое, не сговариваясь, посмотрели друг на друга – дом был пуст. Трудно передать словами, но они сразу это почувствовали, что-то ушло из дома, что-то навсегда изменилось, даже часы в гостиной тикали как-то по-другому.

- Вот мы остались без хозяйки, без защитницы, – полувсхлипнула Ирья. – Заходите люди добрые, берите, что хотите…

Она плюхнулась на стул и обхватила голову руками. Девочки испуганно замерли на пороге, не зная, как ее утешить.

- Может, правда, сходим к Скавронским? – просипела Мими Лие в ухо, - Она поворчит сначала, а потом привыкнет, будет о новом котеночке заботиться.

Но Ирья подняла голову и сказала раздельно, не глядя на них:
- Все случается в свое время. Кошка сама нас найдет, коли будет в том нужда. Брынза была моей помощницей долгое время, она пришла в этот мир, чтобы помогать мне, и она честно исполнила свой долг, за что я ей благодарна, вы даже не представляете как. - Она вздохнула – Давайте жить дальше, там будет видно.


Со смертью Брынзы покой и радость покинули их дом, гармония, царившая в нем долгие годы, была нарушена. Лия никак не могла привыкнуть к тому, что кошки больше нет: ей все казалось, что она сейчас войдет в комнату и запрыгнет на сервант, чтобы наблюдать оттуда за всем происходящим в доме. Ее уход словно провел черту, отделившую одну часть жизни от другой – скоро им предстояло сдать экзамен и покинуть свою наставницу.

Лия часто думала о том, что же делать дальше. Ну сдаст она экзамен… нельзя, конечно, быть такой самоуверенной, но все же сдаст. И что потом? Очередь на место, некоторое время ожидания, а потом многолетняя честная служба в каком-нибудь Мордоплюйске до самой смерти. Все, как у Ирьи, все как у всех. Хотя нет, у Мими будет по-другому: ей подыщут козырное место где-нибудь в столице, и она будет вести веселую светскую жизнь, иногда пользуя кого-нибудь из приятелей по старой памяти. Если Ингрид, преемница Заремы, не заживется уж очень долго, то Мими вполне сможет претендовать на Базилевскую улицу.

Лия не завидовала ей, нет. Представляя себя на месте Мими, даже на Базилевской улице, она чувствовала внутри такую же пустоту, как и при мысли о скромной доле в какой-нибудь деревне. Все чаще перед ней вставал неприятный и пугающий вопрос: «А так ли я хочу быть ведьмой?».

Но если ответ на него Лия себе более-менее представляла, то следующий логичный вопрос начисто ставил ее в тупик: «А кем я хочу быть, если не ведьмой?» Получалось, что никем. Все, о чем она любила думать и мечтать, в применении к практической жизни оказывалось романтической чепухой, и Лия решительно не могла представить себе дела, которое ее бы настолько увлекло, чтобы посвятить этому всю жизнь. Хотелось чего-то яркого, большого, героического, с приключениями и подвигами, но, насколько она знала, профессии «герой» не существует.

Еще в детстве, по рассказам Рыцаря, она поняла, что даже в дальних странствиях такого неисправимого идеалиста было очень мало увлекательного. Рассказывал он красиво, но за его словами скрывалась истина, что это был каторжный и совершенно бесцельный труд. Никому не было пользы от его скитаний, ничего он не создал, не построил и даже не прославился. Одно хорошо – под старость лет встретил тетю Василису, но ведь не каждому так везет.

Сколько ни задумывалась Лия, ничего конкретного ей в голову не приходило. Один день она мечтала стать путешественницей, открывать новые земли, другой – знаменитой певицей, покоряющей всех своим талантом. Да, певицей она, пожалуй, хотела бы стать, но, к несчастью, у нее не было ни слуха, ни голоса.

Ей бы доброго коня, да дальнюю дорогу в ночи, с ветром и дождем, да побольше приключений, опасных и захватывающих. Она попыталась поделиться с Мими своими сомнениями, но та только фыркнула:
- Хочешь быть бичихой? Ты не забывай, что «искатель приключений» это литературное наименование бича, как раз для таких дурочек, как ты.

- Надо же, а то у тебя цель великая и призвание в медный таз стучит!

- Я и без великой цели найду чем заняться, и тебя озадачу.

- Щас!!! – От возмущения Лию передернуло. Она хлопнула дверью и пошла вниз, завтракать. Мими только улыбнулась себе под нос:

- Куда ты денешься…


Завтрак сегодня готовила Ирья, поэтому пахло вкусно. Лия накидала себе оладушков на тарелку и потянулась за кофейником. Вошла Мими, сладко улыбаясь и мурлыкая себе под нос. Ведьма выглянула из-за утренней газеты и пробурчала:
- Наконец-то, и года не прошло.

Последнее время у нее портилось настроение после прочтения новостей, с каждым днем она все больше мрачнела, читая утренние газеты. Больше всего ее интересовало дело барона Беккенбауэра, которое не сходило со страниц газет уже довольно долго, все обрастая и обрастая подробностями. Барон умер в своем прекрасном особняке с парком два месяца назад – новость печальная, но обыденная, даже уже как бы и не новость вовсе. Его лечила ведьма, местный специалист по имени Монтсеррат, и вот теперь все газеты наперебой смаковали подробности лечения и смерти барона, словно в этом было что-то предумышленное.

- Знаю я ее, она нормальная ведьма. И уж точно не следователю обсуждать ее назначения.

- Опять? – поинтересовалась Лия, намазывая джем на оладушку.

- Теперь они говорят, что Монтсеррат давала ему пролоферрум – и это при водянке! Вот, на полторы страницы развезли. А если у него аллергия была на хризопрасты? Никто об этом не подумал? Лечащему специалисту всегда виднее, куда они лезут со своими комментариями!

Мими осторожно вставила:
- Но ведь она могла и ошибиться? Никто не безгрешен.

- Могла. Но дело не в этом. Вы не находите, что это дело уж как-то слишком усиленно обсуждается? Полтора месяца мы читаем каждое утро о новых подробностях дела Беккенбауэра, и среди комментирующих нет ни одной ведьмы!

Лия призадумалась, а Ирья встала и подошла к кухонному шкафу, откуда извлекла банку варенья, аккуратно завернутую в газетку.
- Помните это варенье, которое мне из Арпентера прислали? Оно завернуто в местную газету. – Ведьма развернула грязный листок. - И что мы видим? На первой полосе горячий репортаж из Семелле «Ведьма-убийца»! О ведьме, которая так плохо принимала роды, что младенцы у нее мерли пачками.

- М-да, бывают же криворукие создания… - пробежав статью глазами, промямлила Лия. – Но это всего лишь глупая попытка раздуть сенсацию на пустом месте, зря вы так переживаете.

Ирья села, скрестила руки на груди, и задумалась.
- А вам не кажется, что информация в газетах подается …мммм… однонаправленно? И что это неспроста?

Девчонки испуганно притихли. Остаток завтрака прошел в молчании.

Подкрепившись, Ирья вспомнила, что давно собиралась на Гречневую улицу, к торговцу Джаббсу, у которого частенько бывали всякие интересные и не вполне законные штуки.
- У него привоз сегодня. А ну, собираемся, пока самое вкусное не расхватали!

Но Мими внезапно отказалась от похода в лавку, сославшись на то, что дома неубрано, да и вообще, чего она там не видела. Ирья искренне удивилась:
- Ты хочешь сказать, что у тебя большой опыт по выбору качественных жужелиц, и ты с первого взгляда можешь отличить настоящую волчью шерсть от поддельной? Ладно, тогда сиди дома, мы и без тебя управимся. Только чтобы к нашему приходу здесь все блестело! Поняла?

Мими кивнула, взяла тряпку и потащилась вдоль серванта. Ирья только плечами пожала – куда катится этот мир…


Лавка Джаббса располагалась на первом этаже грязного, кривобокого здания в самом затрапезном углу Халидада. Вывески на ней не было, все, кому мог понадобиться его товар, и так знали, куда идти. Темные, подслеповатые окошки никогда не мылись, и уже совершенно перестали пропускать солнечный свет. Пыль летала клубами в низеньком помещении, но все равно – это было самое чудесное место во всей Амаранте.

Товар Джаббса, казалось, был просто свален огромными кучами на старых прилавках, лежал в больших корзинах вперемешку, и каждый покупатель мог сам рыться в этих залежах, отыскивая сокровища. А они попадались! Например, русалочьи волосы – тоненькая, грустная прядь безжизненных волос сероватого оттенка. Интересно, настоящие ли?

- У меня все настоящее! Отвечаю своей репутацией! – изредка каркал господин Джаббс на неудобные вопросы. Правда или нет, но репутацией своей он действительно дорожил, потому что сейчас он был бледен, тихо разговаривая с Ирьей.

- Ты меня знаешь, я тебе врать не стану даже ради твоего спокойствия. Это фальшивка.

- Ты уверена?

- Уверена. Проверяй своих поставщиков. – Ирья протянула ему какой-то камушек, который тут же исчез под прилавком.

- Ладно, он свое получит. Что ж, могу предложить тогда… - торговец наклоннился к ведьме и что-то зашептал ей на ухо. Брови Ирьи радостно взметнулись, она сделала Лие знак оставаться на месте, а сама проследовала за Джаббсом в маленькую дверь.

Лия воспользовалась ситуацией и бросилась пощупать маленькие головы, издалека напоминавшие кукольные. Вблизи они оказались засушенными головками каких-то уродливых младенцев, и трогать их не хотелось. В большом шкафу в банках со спиртом плавали непонятные создания, целая батарея баночек с засушенными растениями предназначалась для любителей зелий. Ирья говорила, что некоторые из этих цветочков стоят целое состояние, а некоторые вообще запрещены к ввозу и продаже.

Слева от шкафа находилась самая чудная витрина, которую Лия когда-либо видела в своей жизни – она представляла собой стол со стеклянной крышкой, под которой было множество мелких ящичков-отделений, и в каждом из них ползали живые насекомые. Они тоже продавались, но было неприятно думать о том, что кто-то их покупает.

Пока Лия разглядывала лавку, появилась Ирья вместе с Джаббсом – лицо у нее было озабоченное. Она попрощалась с торговцем и велела Лие следовать за ней. Интересно, что за незаконную редкость она купила у него на сей раз?

На улицах Халидада было как всегда многолюдно. Жизнь здесь не останавливалась ни на минуту. Лия спешила за своей наставницей, стараясь не отставать, и еще успевала вертеть головой по сторонам, потому что вокруг было так много интересного, что только успевай впечатляться. Например, глазом она выхватила, что торговец каштанами предлагает какую-то интересную новинку, похожую на засахаренные орехи - надо будет попробовать вместе с Мими. Открылся новый магазинчик дамских товаров на углу Гречневой, сюда Мими и без нее доберется. Да и вообще всегда можно было найти что-то новое в хитросплетениях халидадских улиц.

По дороге домой они зашли на базар – Ирья решила купить фруктов подешевле к концу рабочего дня. Она часто так делала, хоть ей и приходилось тщательно выбирать среди порченого товара. Мими все время удивлялась, почему она экономит, ведь она знатная и богатая женщина, но ведьма как-то сказала, что уже давно отказалась от наследства в пользу своего брата, потому что предпочитает жить своим трудом. Это дало Лие повод надолго задуматься, а Мими – повод покрутить пальцем у виска. Но, кто бы что ни думал, Ирья всегда сама решала как поступить, и сейчас она оживленно перебирала помятые сливы.

- Слушай, что ты ковыряешься там, как свинья! Бери все подряд! – знойный торговец фруктами, явно из приезжих, видимо не знал, кто перед ним. Ирья подняла глаза и спокойно заметила:
- Все подряд только свиньи жрут. Что захочу, то и возьму.

- Нет, ты в моем товаре не ковыряйся! – маленький человечек потерял терпение, - иди отсюда! Иди! Проваливай!

Он замахал руками, выхватил у ведьмы кулек и стал теснить ее от прилавка. Лия обомлела – вот дурак! Сейчас ему мигом объяснят, с кем он имеет дело. Но, как ни странно, никто не спешил заступиться за великую ведьму. Лия видела, как торговцы, знакомые им с детства, отворачивали лица, делая вид, что ничего не происходит. А кое-кто и злорадно посмеивался.

- Эй, ты что, маму потерял? – пришлось самой вмешиваться. – Ты хоть знаешь, кто это? Это Ирья, великая ведьма, она лишь пальцами щелкнет, и ты будешь квакать в канаве до конца дней своих, ублюдок!

- А ты кто такая? Что ты вмешиваешься? – Багровое лицо торговца с маленькими черными усиками казалось сейчас треснет от злости. – Ведьма она? Она не ведьма, она убийца! Эти ведьмы честных людей убивают, проваливай, говорю!

Ирья схватила ее за руку, но Лия вырвалась и кинулась на хама. Схватив гнилые сливы, она начала швырять их прямо в потную физиономию:

- А вы то что, честной народ? Или память отшибло? Забыли, кто вас лечит? Уроды вы все, такие же как он! – Особо склизкий экземпляр впечатался торговцу в лоб, но чьи-то сильные руки уже схватили девочку за плечи и вывели из ряда.

- Ступайте лучше подобру-поздорову. Нечего вам тут делать.

- Вот и я говорю, пошли. – Ирья потащила брыкающуюся Лию прочь, - Остынь. На кого ты злишься?

- На хама и урода! На всех этих ублюдков, которые и пальцем не пошевелили, чтобы защитить вас.

- Когда ты злишься, ты делаешь их равными себе. – Ирья остановилась и перевела дух. – Они не изменились, это все те же люди, просто газеты делают свое дело. Вспомни утрешнюю статью.

- Но зачем? Зачем? – Возмущение все еще бродило в крови, заставляя Лию почти кричать. – Ведьмы лечат людей, помогают во всем. Кому нужно их очернять?

- Всякое возможно, - загадочно ответила Ирья и нахмурилась.


Они вернулись домой в молчании, усталые и подавленные. Дома преувеличенно старательно убиралась Мими, громко распевая популярную песенку. Щеки ее пламенели. Но Лия, расстроенная и опустошенная инцидентом на базаре, даже не взглянула на нее, а Ирья заметила, но подумала, что девчонка, как всегда, читала что-нибудь неподходящее и ленилась, а за уборку принялась в самый последний момент.

Она скрылась в кабинете со своими сумками, и оттуда раздался шелест оберточной бумаги. Значит, напокупала чего-то интересного. Но Ирья на самом деле купила только маленький кусочек безоара, сейчас она пересматривала свои запасы минеральных добавок, ибо были они дороги и редки, а времена предстояли трудные.
Развернув безоар, она кинула его в коробочку, скатала оберточную бумагу в шарик и привычно кинула на пол – Брынзе побаловаться. Бумажный шарик прокатился по комнате и затих, никому не нужный. Сердце кольнуло.
- Когда ж я отвыкну-то?

Хлопнула форточка, сквозняк прокатился по полу и подхватил игрушку. Ирья грустно ухмыльнулась – как будто душа Брынзы заскочила на минутку в пустой дом, утешить свою хозяйку. Ерунда это, конечно, но думать так было приятно.

Помимо прочих неприятностей, Ирью сильно беспокоил тот факт, что прошло уже два месяца со смерти Брынзы, а новая хранительница никак не объявлялась. Никогда еще она не была одна так долго, и это ее беспокоило.
- Я слишком страдаю по Брынзе, это нехорошо. Надо ее отпустить, а то новая кошка думает, что место занято и не приходит.

Она убрала все вещи Брынзы, старалась не думать о ней, с надеждой смотрела на каждую встреченную кошку, а вдруг приблудится к ее порогу? Но все встреченные зверьки, даже голодные и блохастые, спешили по своим делам, аккуратно обходя стороной несчастную ведьму. Всех бездомных кошек в округе словно убило бомбой. Все было как-то зыбко и непонятно: через три месяца заканчивалось обучение девчонок, и Ирья должна была остаться совсем одна. В первый раз в жизни ее это пугало.


Субботним утром она поднялась засветло, намеренная купить свежих овощей первого привоза еще до того момента, когда на рынке станет слишком людно. Да, жизнь изменилась настолько, что теперь она старалась без необходимости из дома не выходить, потому что всегда могла нарваться на хамство какого-нибудь придурка. Верная себе и клятве «не навреди», она не наказывала дураков за глупость, а те считали ее бездействие признаком слабости и все больше наглели. Пока, правда, не опускались до прямых оскорблений, но в спину отпускали весьма неприятные реплики.
Холодило. Дойдя до рынка в утреннем тумане, она не нашла на привычном месте лотка с зеленью, да и рыбный прилавок не появился там, где должен был быть. Ирья огляделась вокруг – что-то произошло со знакомым местом, торговые ряды опустели, однако площадь была полна народу. Молчаливые люди, словно призраки в тумане, неподвижно стояли у стены ратуши – неприятное ощущение, Ирья словно очутилась в своем любимом кошмаре.

Аккуратно огибая людей, она наконец-то увидела знакомое лицо – жену сапожника Войтеха, со страхом смотревшую все на ту же стену. Поймав женщину за локоть, Ирья одними губами, почему-то боясь нарушить тишину, спросила, что случилось. Но та не ответила, только взрыднула, прижимая платок к губам и растворилась в тумане.

Делать нечего, пришлось идти вперед, рискуя нарваться на хамство. Пробираясь между застывшими словно в столбняке людьми, ведьма наконец добралась до стены, на которой в аккуратной рамочке висело объявление, скрепленное большой королевской печатью – официальней некуда:

«Жители Страны Вечной Осени! Наши деды и прадеды проливали свою кровь, помогая братьям из Тридесятого царства победить неприятеля, и завоевали они великую славу. Короли Тридесятого царства свято соблюдали договор и чтили долг благодарности. Но жадность ослепила короля Драгомила, он нарушил договор и обманул нас, так вернем же принадлежащее нам по праву! Побережье Полуденного моря будет нашим! Властью, данной мне законом, я призываю вас к оружию – накажем клятвопреступника и вернем себе наши земли! Да будет так.
Правитель Орландо»

Слова коротенького манифеста упали на сердце тяжелыми камнями. С окаменевшим лицом ведьма протолкалась обратно и быстрым шагом поспешила домой. Покупки, завтрак, домашние дела – все было начисто забыто. Целый вихрь мыслей и чувств крутился в ее голове, как будто пелена с глаз спала, теперь она видела то, что долгое время ускользало от ее внутреннего взора: Орландо шел к этому давно, с первого момента своего появления здесь. Вся его деятельность была не более, чем подготовкой к одному решительному удару, и вот наконец свершилось.

Вопреки логике вещей, туман не только не рассеивался, а сгущался все сильнее. Выйдя на родную улицу, Ирья даже не сразу узнала свой дом, то исчезавший, то появляющийся в сером сумраке. Ручка двери была холодной и мокрой – туман оседал липкими каплями. Она постояла немного с бьющимся сердцем, не решаясь войти и сообщить эту новость своим девочкам, пальцы замерзли и покраснели, и она все-таки выдохнула и толкнула дверь.

Пройдя несколько шагов, и услышав, как за спиной захлопнулся засов, Ирья произнесла в пространство дома упавшим голосом:
- Война, девочки…

С плаща капало на пол, и это была единственная драматическая деталь обстановки. Лии не было видно, Мими выглянула с кухни и удивленно воззрилась на пустую кошелку:
- А где продукты?

- Какие продукты???!!! Ты слышала, что я сказала – война началась!

Но Мими пробормотала что-то вроде:
- Война войной, а обед по расписанию, и я давно об этом знала…

И все. Ирья осталась стоять в гостиной, капая грязью на чисто вымытый пол. Мими часто слышала салонные сплетни в доме своих родителей, когда ездила их навещать, и поэтому считала себя самым осведомленным человеком в королевстве, но чтобы реагировать вот так на известие о войне...
- Знала она! – рявкнула Ирья, снимая башмаки, - Где Лия?

Мими кивнула на потолок, набирая воду в чайник:
- В туалете, ей что-то нехорошо. А что мы есть-то будем?

Ирья сплюнула и хлопнула дверью кабинета, ей было необходимо привести свои мысли в порядок.

Лия появилась через полчасика, немного бледненькая. Узнав о случившемся, она притихла и стала еще бледнее – ведьма подумала, что она, видимо, правильно оценила значимость известия, но девочка вдруг согнулась и быстрым шагом вышла из комнаты, а спустя секунду ее шаги застучали по лестнице, ведущей наверх.

Похоже, она действительно приболела, в течение дня ей пришлось побегать, так что Ирья даже дала ей укрепляющую микстуру. Это был самый сумбурный и скомканный день из всех, которые случались с Ирьей за последние лет двадцать. На дворе война, Лия не слазит с горшка, Мими ходит, как будто кочергу проглотила, и даже кошки нет! Караул какой-то!

Сидя вечером в кухне, Ирья прислушивалась к пульсирующей боли в собственном виске и размышляла, почему все так получается. Никто из девчонок по-настоящему не понял важности случившегося – но они еще маленькие, в силу возраста не способны оценить, насколько это страшно. А она-то, она! Два раза она промолчала, когда обязана была говорить, и даже думала, что все к лучшему, и вот теперь прочитала манифест об объявлении войны.

Есть ли в этом доля ее вины? Вроде бы есть, но ведь она не знала, что так получится! Никто не знал и не предполагал… Ох, Орландо… Одно преступление, потом другое, а теперь им уже и счета нет. Но грех жаловаться – каждый вносит свою лепту, и она промолчала, а ведь самые страшные вещи происходят под молчание окружающих.

Было тихо, сверчки стрекотали в саду, Ирья держала в руках чашку с остывшим кофе. И вдруг ей показалось, что она слышит царапанье снаружи. Подскочив, как ужаленная, она выбежала наружу:
– Брынзушка, матушка моя, вернулась?

Но все было тихо, только где-то вдали кричала ночная птица, нагоняя тоску. Ирья почувствовала себя одинокой и беспомощной.