Вначале я не хотел убивать. Не мыслил убийство, клянусь. Мне кажется, что в тот момент я думал только о мести, которая могла бы прямо соответствовать наличным событиям. Тогда я даже не рассуждал о смерти. Не сознавал всей её полной бесповоротной простоты, принципиальной неизбежности, недоступной канутости. Сейчас только знаю, какую букву в "бесповоротности" изменить следует... Впрочем, начну по порядку.
У меня - семья. Жена беременная и дочь. Моя должность - заместитель руководителя технической лабораторией Дорожного института, что на ленинградке. Технический спирт, метил, был доступен мне в течении всего рабочего дня, реже чем условный поцелуй супруги, уходящей утром на работу в школу. Она у меня - математичка. Замечательный, любимый всеми педагог на службе, но ужасно придирчивая жена и мать дома. Вероятно, из-за характера своего пополнеть не может: худая,как смерть.
Опять я - не о том. Ладно, начну с того, с чего всё началось.
Я возвращался из продуктового магазина с покупками: цыплёнок свежий, булка белая, подмятый прямоугольник сливочного масла, трёхсотграммовая нарезка варёной колбасы, шоколадка и чипсы картофельные со вкусом краба. Последние два пункта ждала дочка моя золотая.
В повседневном фарватере своих передвижений я не знал и не мог предвидеть, что в глубине пышных зарослей бесплодного орешника пряталась обсиженная ими беседка. И вот: приближаясь к месту их временной дислокации, я увидел издалека как мне на встречу вышел клин треликий. Я сразу понял, что это - засада. Угроза, будучи пока дистанционной, была отмечена мною с полной ответственностью. Я сразу понял, что это - не игра в партизаны...
Парни стали размашисто поперёк пути. А когда я попытался пройти мимо, то самый худой высокий и смуглый выхухоль, лет на двадцать моложе меня, крабово вытянул свою крупноладонную клешню, уверенно захватил в неё пакет с продуктами и плавным движением вытянул его из моих рук. Не спеша, стал в нём рыться, отсеивая ненужное. Два других зашли зашли со стороны спины. Самым неожиданным и страшным было для меня в тот момент именно молчание всех участников предпологаемого конфликта.
Я, бывший спортсмен-борец, кандидат по вольной, попытался неуверенно вознегодовать:
- Не понял, парни. Это беспредел!
При этом, неуклюже, попытался быть твёрдым и уверенным в себе: взмахнул открытой ладонью в направлении тыла, откуда уже ожидал нападения. И предательски-судорожно обернулся обратно, в сторону ожидаемой атаки во фронт. За что и получил пинок под зад с предложением валить, пока не наваляли.
Предполагаемые усилия по стабилизации ситуации были явно не равными. Справиться с нападающими не хватило бы сил, даже если бы я был не кандидатом, - а мастером спорта.
Короче. Потупив голову, спортсмен ретировался. Иными словами, я, пробурчав себе под нос какие-то проклятия, побрёл дальше своею дорогой. Зассал. Повалил, пока не наваляли. А, возвращаясь домой, - сомневался, размышляя о том: был ли мой ответ наезду - разумной рефлексией перед воочую нависшей казнью, или - пошлой, низкой бытовой трусостью. Трогал свои упругие бицепсы и ощущал себя твёрдо и бесповоротно униженным...
Возвращаясь на шаг назад, укажу на психотип напавших: отняли булку белого, колбасу, плитку шоколада и чипсы. Сырую курицу и масло коровье благосклонно оставили. Вероятно, у них не было мангала. Новое поколение,блин, не способное изжарить курицу на земле. Нью эйдж. Тупая бычка, усиленная полной неспособностью осознать хотя бы минимальную возможность возмездия со стороны предполагаемой жертвы. Тем более, если она непреклонна в принятии своих принципиальных решений...
Когда добрёл до дома, было унизительно врать жене и ребёнку о том, что часть запланированных к покупке продуктов я просто запамятовал приобрести. Но соврал. Иначе, мне пришлось бы сознаться в своём унижении. Именно тогда формула неизбежной мести загнездилась и стала созревать в моей воспалённой ненавистью голове. Или - душе. Или - сознании. Теперь не желаю разбираться...
Сначала я мыслил просто устроить драку при встрече с ними. Затем возобладал разум: я понимал, что, победи я одного, за ним тут же последует следующий претендент на победу. И это - в лучшем случае. В худшем - все вместе. Мне кажется, что именно с этого места я стал рассуждать более радикально...
Я много чего передумал... Вот, Господь наш Иисус Христос заповедовал подставить брату и другую щёку. Но какие они мне братья? - Враги скорее. Ведь так: враги, а не братья?
Далее. Жизнь, которой мы живём и которую знаем по ежедневному опыту, ведь пронизана она насквозь, сука, злом и всевозможными видами несовершенства. И если не противиться злу, не обрубать его когтистые щупальца, значит, - потакать ему, соучаствовать, содействовать. Брать часть вины на себя в его безнаказанном распространении. Быть частью зла. Принимать в нём участие своим непротивлением. Не ответить громкому хаму. Не заступиться за поругаемую девушку. Не плюнуть вслед полицейскому, прогнавшего бабулю, торгующую сплетёнными ею носочками. Камень положить в протянутую руку.
Примерно так я мыслил, когда вливал в бутылку из-под водки - метиловый спирт, взятый в моей лаборатории. Закупорка была пробковая. Мне оставалось только укрепить её тонкой клеящейся лентой, которую я купил в соседнем книжном магазине. Через дорогу приобрёл дешёвые китайские очки с нулевыми диоптриями. И фуфырь, и очки заложил с боковой стороны дома, куда не выходят окна.Чуть дальше от мусорных баков. Я дрожал от предчувствия.
Ближе к вечеру, в начале седьмого, выторговал у жены выход в магазин. Дочь напомнила о том, о чём будто забыл прошлый раз. А я впервые плевал на её пожелания. Вышел, натужно улыбаясь.
Придя в супермаркет, купил двушку "Очаковского" для затравки предполагаемых бестий и себе - тёмный полулитровый "Эль" для храбрости. Выпил залпом. Очки напялил. Пошёл...
Так и иду, хмельной мститель... И вот, мне бы экстрасенсом на каналах телевизионных выступать: те же лица выплывают на встречу поперёк моего пути. И - гоблин рукастый, и те же оруженосцы, за спину зашедшие. Приёмов не изменили, жертвы.
- Оп, стоп! - Остановил меня главный из них, вытянув к пакету свою омаровую клешню.
- Гоп-стоп? - Попытался я поиграть звуком первой буквы и растянул лицо заготовленной улыбкой труса.
- Стопэ! - Он положил мне правую руку на плечо, а левой, не спеша и плавно, отнял пакет с пивом и зельем. Я возликовал.
- Пиво хоть оставьте. - Слицемерил я. За что получил пинок под зад, очень похожий на прежний.
- Тусуйся, гондон! - Это были последние слова, которые я услышал разборчиво, ретируясь дальше, молча торжествуя.
О смерти четырёх человек я узнал через день из уст всех центральных телевизионных каналов. Правительством немедленно намечены меры по борьбе с фальсифицированным спиртом. Идут тотальные проверки. Я, незримо, верхом сижу на части государственной политики. Кощей-Анищенко мечет молнии. Громоотвод-Медведев предлагает ему прежнюю должность. А я - продолжу. В Сокольники загляну...