Когда мне было восемь, в Новый год мой дядя поехал в магазин за гирляндой. Этой ночью у нас сломалась единственная гирлянда в доме. Точнее, пока ы были на кухне, а гирлянды, елочные игрушки и мишура лежали в коробке на полу возле елки, наш пес перегрыз гирлянду. А без гирлянды Новый год – не Новый год. Лично в нашей семье.
Папа ставил елку, моя старшая сестра начала украшать ее, а мама готовила на кухне новогодний ужин. Я же сидела на подоконнике, смотрела на дорогу и ждала приезда дяди. Он обещал купить гирлянду в ближайшем открытом в эту ночь магазине и тут же вернуться, чтобы рассказать мне сказку, которую он придумал сам специально для меня.
Я ждала его. Но его все не было видно. Мама уже накрывала на стол, сестра украсила елку, но дяди все не было. Тогда мы все начали волноваться.
Было уже почти двенадцать, но дядя до сих пор не появился. Он не брал трубку, и его не было уже два с половиной часа.
Я думаю, теперь понятно, почему я ненавижу Новый год. Именно с тех пор я всей душой ненавижу этот праздник и не праздную его. В особенности я просто сижу в своей комнате, слушая альбомы Nirvana и перелистывая различные журналы.
Восемь лет назад в ту роковую ночь мой дядя не вернулся домой. Не было ни гирлянды, ни его самого. Хотя мне тогда было плевать на эту гирлянду. Я была бы согласна и на то, что он вернется без гирлянды, скажет, что все магазины уже были закрыты, а я обниму его крепко-крепко и скажу, что главное то, что он рядом со мной в Новый год. К сожалению, это жизнь, а не ванильный сериал, где все хорошо и все будет только лучше.
В ту ночь не было ни метели, ни снегопада, на улицах горели фонари, дорога была прекрасно видна, но я не знаю, по каким причинам случилась авария. Полиция утверждала, что дядя сам врезался в грузовик, но я в это не верила. На самом деле мой дядя был очень внимателен на дорогах, с ним всегда было безопасно ездить.
С той ночи я ненавижу Новый год и все, что с ним связано. Я не дарю подарки и не получаю их, я не поздравляю никого, и никто не поздравляет меня. Для меня этот день – просто обычный понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота или воскресенье. На самом деле мне глубоко плевать и на дни недели.
Так в один миг уютный и домашний праздник превратился в самый адовый и ненавистный день.
Каждый год с приходом декабря все начинают суетиться: бегать по магазинам в поисках идеальной елки, подарков и еды. Эта суета так раздражает меня.
Каждый год меня пытались усадить за новогодний стол, отпраздновать этот чертов праздник, говоря: «Дорогая, прошло уже пять/шесть/семь лет», но ничего они не понимали. Я перенесла эту потерю болезненнее, чем все они вместе взятые. Никто из них, казалось, не был настолько близок дяде, как я.
В последние дни декабря я всегда ходила мрачной, печальной и ко всему равнодушной. Родителей это немного раздражало, да и всех остальных, кто виделся со мной тоже.
Иногда я действительно думала о том, что, может, хватит упрямиться и отпустить прошлое? Но, увы, я не могла.
Как-то в канун Нового года меня оставили дома с сестрой. Она была старше меня на два года, ей было восемнадцать. Она должна была украсить елку к приходу родителей домой. Естественно, я сидела в своей комнате, пялясь на свои плакаты, висевшие на стене, и голос Кобейна орал не то, что на все комнату, а на весь дом. В этот момент дверь в мою комнату открылась. Там стояла моя сестра. Она что-то говорила, но из-за музыки я ничего не разобрала. Я решила, что она просит сделать музыку тише, поэтому я убавила ее. Но она стояла у двери и продолжала смотреть на меня.
– Что? – спросила я, уже выходя из себя.
– Поможешь мне украсить елку? – с наивной улыбкой сказала она мне.
«Опять двадцать пять», – подумала я.
– Оставь меня в покое, прошу, – ответила я.
– Слушай, Ви, тебе еще не надоело сидеть у себя в комнате и слушать отстойную музыку?
– Что ты имеешь против Nirvana? – спросила я, уже раздражаясь на нее. Ненавижу, когда оскорбляют мои вкусы.
– Ничего, просто понимаешь, это Новый год, такой великолепный праздник…
– Знаешь что! – Я вскочила с кровати, так, что стояла напротив своей сестры, - не надо мне говорить о том, какой это «великолепный» праздник, ясно? Для меня это еще один дурацкий день.
– Ви, мне кажется, пора тебе уже повзрослеть, – спокойно ответила сестра.
– Так ты это называешь? Ты хочешь, чтобы я так просто забыла его, да? ЕГО! Моего дядю?
– Ты ведешь себя как упрямый ребенок!
– Упрямый ребенок? Упрямый ребенок, Лидия? Ты никогда не сможешь понять то, что я чувствую. Ты не любила его так, как его любила я.
– Да, упрямый ребенок и есть! – Теперь кричала она. – Я думаю, Ви, что тебе просто нравится стоить из себя жертву. Ты привыкла быть глубоко несчастной, жить только прошлым, будто каждый день ты выживаешь, проходить круги Ада снова и снова изо дня в день. Ты живешь в прошлом, каждый день для тебя – не шанс изменить что-то, не шанс стать лучше, а очередное испытание. Ви, прошло уже восемь лет. Я знаю, мы все ужасно переживали и тебе, я знаю, было хуже всех. Но послушай, сестренка, нельзя так жить. Отпусти прошлое. Отпусти его. Я оставлю тебя наедине. Если хочешь, можешь выйти и помочь мне с подготовкой к Новому году.
И она закрыла дверь, оставив меня наедине со своими мыслями.
Я повалилась на кровать, играла очередная песня моей любимой группы. Я смотрела в потолок и размышляла обо всем, что только что мне сказала моя сестра. Отчасти она была права. Но как мне перешагнуть через это? Я не знаю.
– Ви? – Лидия подняла на меня глаза, когда увидела, что я стою у входа в зал, где она пытается украшать ель.
Я ухмыльнулась ей:
– Я могу помочь?
Лидия подошла ко мне и крепко обняла меня.
– Я помогу тебе, – тихо прошептала она. И мы обе знали, что она говорила это не об украшении елки.
Следующие несколько часов мы вместе украшали елку. Сначала вешали елочные шары, а затем мишуру. Гирлянду мы не вешали уже восемь лет: ни на елку, ни не украшали ею дом. Лидия готовила салаты на кухне, когда я откапала в шкафу коробку с гирляндами. Я посмотрела на нее и слезы полились из моих глаз. Мы купили их на следующий год после смерти дяди, но так и не повесили. И так восемь лет. Я вышла из комнаты и повесила одну гирлянду на елку, а другую на окно. Родители увидят – вот обрадуются. Лидия одобрительно покачала головой. Я улыбнулась ей.
Было почти десять вечера, а родителей до сих пор не было. Мы с Лидией устроились на диване, и, выключив свет, смотрели сериалы на ноутбуке.
Позже на мобильный Лидии кто-то позвонил. Она вскочила, потому что ждала звонка от своей подруги. Я поставила сериал на паузы и смотрела на свет гирлянды. Удивительно красиво. Удивительная атмосфера, я чувствовала волшебство. И как я могла жить без всего этого? Как я могла от всего этого отказаться?
Лидия вернулась в зал, я посмотрела на нее. На ней лица не было. Она выглядела мертвой, совершенная противоположность моей веселой сестре. Мне стало ужасно страшно от этого лица. Или она просто шутила? Она выглядела жутко бледной, ее руки дрожали. Она не плакала, она была мрачна и ее взгляд был пустым.
– Ви, – ее голос дрожал.
Она молчала. Я взглянула на нее, не посмев ничего сказать ей.
– Ви… - повторила она. – Наши родители… они погибли в автокатастрофе. Пару часов назад.
Внутри меня что-то лопнуло. Лидия продолжала стоять, держа в руках свой мобильник, и смотрела на меня, но ни слова не говорила.
Я медленно поднялась с дивана, подошла к окну. Посмотрела на улицу, там горели фонари. И звезды.
Затем я быстро сорвала гирлянду с окна, и с криками кинула их на пол, затем сильно толкнула елку так, что та упала на пол и стеклянные шары разбились вдребезги. Я кричала, уже больше не могла держать себя в руках. Рухнула на пол к осколкам стекла и не могла ни плакать, уже ничего не чувствовала. Лидия подбежала ко мне и крепко обняла меня. Она плакала, я слышала, как горько она плакала и крепче обнимала меня. Она была разбита, сломлена. Мы единственные остались друг друга. Больше у нас нет никого. Мы одни.