Последний экспресс

Дмитрий Фака Факовский
Последний экспресс
Околоспортивная повесть Алекса Керви и Дмитрия Факовского
 
«Удача – это тонкая проволока между выживанием и гибелью, и очень немногим удается балансировать на ней».
(Хантер С. Томпсон, «Наших бьют!»)
«Правда, что выигрывает из сотни один. Но – какое мне до того дело?»
(Фёдор Михайлович Достоевский, «Игрок»)
«Человек может всю жизнь прожить в одиночестве. А что, может! Но всё-таки, кто-то ему нужен, кто бы его зарыл, хотя могилу он себе может выкопать сам».
(Джеймс Джойс, «Улисс»)
Содержание:
Часть первая. Чёртов Джои Бартон!
Часть вторая. Катехизис игры
Часть третья. Химия в моей голове
Часть четвёртая. Новый порядок для ниггеров
Часть пятая. Boxing Day
Часть шестая. Первая кровь
Часть седьмая. Решающий бой
Часть первая. Чёртов Джои Бартон!
Изначально матч казался делом верным. Вот я и бросил на него последние десять штук, полученные от издательства как часть гонорара за очередной перевод. Объясняя, какого чёрта денег до сих пор нет, эти ублюдки продолжали оправдываться кризисом, затягивая с выплатами по несколько месяцев. Книги же разлетались, словно горячие пирожки. 
Иногда я представлял, как прихожу к ним в офис и грозно спрашиваю одного из тамошних кретинов: «Где мои деньги, ****ь?» А потом – плещу ему в лицо кислотой. Чтобы посмотреть, как ему будет больно. Может быть, хоть тогда кто-то из них попытался бы меня понять?
Они всегда перекладывают решение вопроса друг на друга. Чёртовы трусы! Нужно будет завтра обязательно к ним зайти и забрать свои деньги. Пока без кислоты.
В конечном итоге у меня осталась только какая-то мелочь – на хлеб. Плюс – резервная заначка. Но я рассчитывал, что грядущий матч поправит моё шаткое финансовое положение.
К счастью, дома у меня всегда солидный запас сигарет. Конечно, хорошо было бы ещё и выпить, но алкоголь сегодня был для меня роскошью. 
Не считая опорожнённых бутылок, в квартире было пусто и тоскливо. За окном собирались тучи. Осень в Москве с самого начала задавалась холодной и мокрой. С этим нужно было что-то делать. Разогнать облака в духе барона Мюнхгаузена.
Матч начинался в 17:00, и я планировал успеть купить несколько бутылок коньяка с выигрыша. 
Деньги я ставил по соседству. В «Торнадо» можно было посмотреть спортивные трансляции, выпить кофе, опохмелиться и даже поужинать. 
Каждый раз с выигрыша я оставлял девочке на кассе и бармену Тимуру по сто рублей, плюс платил по кредиту. 
За кофе и выпивку с меня брали только после очередного выигрыша – золотое правило, незыблемая традиция. Да будет так всегда! 
Здешний персонал состоял, в основном, из казахов, киргизов и других народностей солнечной Азии. Бармен Тимур, его новенький коллега Нурбек, боявшийся на первых порах наливать мне в кредит – шайтан, должно быть, попутал, – и милая молодая официантка Жанна вели себя обходительно и скромно. 
Ислам, вопреки устоявшемуся стереотипу, исповедовали далеко не все. Бармен Тимур, например, вообще играл на досуге рок-н-ролл и верил в каких-то своих языческих богов, почитая духов предков. 
Да и официантка Жанна была очень милой. Во всяком случае – весьма скромной с виду. Хотя, может быть, она просто притворялась. Но я всё равно подумывал пригласить её на свидание. С выигрыша. Куда-нибудь за пределы «Торнадо», чтобы сменить обстановку. Там бы я её и раскусил. На данном этапе её вероисповедание мне было совершенно безразлично.
«Торнадо» охраняли чеченцы. Всё официально – времена крышевания и братвы остались в прошлом. Больше никакого криминала. 
Для Беляево, где мы обитали, в «Торнадо» всё было ещё весьма консервативно. Например, вместо вежливых азиатов тут вполне могли работать ниггеры, заполонившие всё вокруг и пребывающие иногда в реальном численном большинстве даже в сердце нашего бытия – непосредственно в «Торнадо». К счастью, лишь в качестве посетителей. 
Русские девушки трудились только на кассах – в отдельном бронированном боксе, занимавшем один из углов огромного помещения «Торнадо». Как раз напротив барной стойки. Заказывать напитки можно было прямо оттуда. 
Единственные, кто пугал меня в «Торнадо», это чёрная смена кассы. Работали всё те же русские девушки, даже не брюнетки, но лично для меня они были настоящим проклятием. В чёрную смену я проигрывал практически стопроцентно. Не знаю, на что я рассчитывал. Внутри меня продолжалась борьба, и я хотел рано или поздно преодолеть их проклятие. Иногда я всё же выигрывал даже у них, но это были жалкие слёзы по сравнению с деньгами, которые поглотила их чёрная дыра. Где-то подсознательно я, конечно, понимал, что минус в нашем противостоянии уже слишком большой, чтобы всерьёз рассчитывать отыграться. Но из-за русского оловянного упорства, непонятного большинству национальностей, я не мог сдаться. 
К счастью, чёрная смена, отработав в пятницу, когда с их злой помощью вечером не сумели выиграть ПСЖ и дортмундская «Боруссия», должна была выйти на работу не раньше понедельника.
Я собирался накатить в «Торнадо». Бармен Тимур обязательно, хвала его предкам, налил бы мне в кредит. Наверное, его религия запрещала ему отказывать постоянным клиентам в таких случаях. Когда очень нужно выпить. Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти.
Конечно, идеальным вариантом было бы смотреть футбол, не отходя от кассы, попивая там же кофе с коньяком. Для пива было уже прохладно. Впрочем, и от пива я бы тоже не отказался.
Но дело было не в погоде. Нужно было работать. Издатель загнал меня в жесткие условия, принудив к очередной мировой сделке, заявив, что оставшиеся 15 штук гонорара за прошлый перевод я получу только после сдачи чернового варианта следующей книги. Они продолжали печатать и продавать их, несмотря на кризис и рост цен, не оставляя мне выбора. Благодетели. ***вы.
Впрочем, радовался я, перевод был практически готов ещё несколько лет назад и начитан на диктофон за десять прекрасных январских дней. Москва опустела – все наконец-то свалили нахрен. Кто куда – мне плевать. Главное, что свалили! Я ликовал. Накануне мне удалось достать десять грамм амфетамина, которые я разделил на десять равных частей и методично принимал с семи утра до семи вечера с тёплой водой. Часов в девять вечера я ужинал чем-то лёгким – сыром и салатом из консервированных овощей, например, после чего выпивал грамм двести коньяка и шёл спать. Книга была надиктована ровно за десять дней. Чувствовал я себя как никогда здорово. Просто отлично. Даже сердце не болело.; 
Осталось расшифровать все эти часы и мегабайты. Сроки поджимали – перевод нужно было показать уже через неделю, а работы было ещё предостаточно. 
По поводу матча я был спокоен. «Рейнджерс» принимал «Селтик» в Кубке Шотландии.
Не так давно, несколько недель назад, католики отымели протестантов со счётом 5:1. Сегодня же на гостевую победу «Селтика» в основное время неожиданно давали сразу 1,8 к 1, поэтому нужно было ставить сразу много. Всё что было. 
Да и вообще, в шотландской Премьер-лиге я всегда поддерживал именно «Селтик», пускай они и были католиками. Католики, протестанты – вся эта модификация талмудической иудейской ереси для меня, закоренелого язычника, не имела сегодня никакого значения. Я рассчитывал, что протестантам повторно надерут задницу, а я поимею деньжат.; 
Как я и подозревал, гости вышли на матч в несколько ослабленном составе, решив поберечь силы перед очередным матчем Лиги чемпионов. В отличие от Шотландии, там у «Селтика» не было никаких шансов. Но, снова в отличие от долбанной Шотландии, там платили деньги. Без денег за Лигу чемпионов их ждала бы полная задница. За выход из группы они не боролись, но несколько очков вместе с призовыми поиметь были весьма не прочь, что и проделали в матче с педиками из «Манчестер Сити», сыграв дома феерические 3:3, зарубив мне, да и не только, годный экспресс. 
Впрочем, всё это я предвидел. Несмотря на облегчённый состав, «Селтик» всё равно выглядел безусловным фаворитом. 
Однако всё как-то сразу пошло не так. Команды начали неспешно. Хотя в Глазго было совсем не +30, как могло показаться со стороны, глядя на этих ленивых сонных мух, летающих вокруг мяча, словно это кусок дерьма. 
Я продолжал работать, будучи уверенным, что класс в итоге возьмёт своё, к тому же, особого порядка в рядках «Рейнджерс» тоже не наблюдалось, и «Селтик» один гол как-то да отгрузит. Больше мне было и не нужно. На тотал я не ставил. 
Наверное, всё так бы и было, если бы не участие в истории одного персонажа – Джои Бартона. 
Я долго смеялся, когда «Рейнджерс» подписали этого клоуна. Он никогда не был так уж хорош, а в 34 года не мог быть таким априори. Хотя, конечно, для нынешних рейнджеров даже Джои Бартон был крутым усилением. Как раз после поражения от «Селтика» он повздорил с партнёрами по команде – кто-то вроде напомнил парню, что в детстве тот глорил за католиков, и, как я понял из новостей, был отчислен из команды. За судьбой Джои Бартона я не следил и, откровенно говоря, совсем забыл о его существовании, лишь подумав, что парень лет через десять превратится в такого же грязного вонючего алкаша, как Газза. 
Поэтому, я и не заметил, что он в стартовом составе. Да и что бы это изменило, если бы заметил? Конечно, Джои Бартон ничего бы не смог сделать с «Селтиком» в одиночку даже в свои лучшие времена. Но игра была слишком уж равна, чтобы перелом в неё мог внести даже такой престарелый пропойца. 
Команды даже не пытались бегать. И мне было абсолютно фиолетово, кто из них не хотел, а кто не мог! Чёртовы неудачники! Чёртов Глазго! 
Ближе к перерыву на меня начала накатывать паранойя. Проблему можно было бы решить стаканом коньяка или двумя таблетками циклодола. А ещё лучше – голешником католиков, которые с каждой уходящей минутой матча бесили меня своим неумением и наплевательским – я был уверен! – нежеланием забивать в этой встрече всё больше.
Я уже не мог думать о работе. В последние минуты первого тайма эти уроды просто перекатывали мяч поперёк поля! Возмутительно! Конечно, я бы мог разнести свою плазму пустой бутылкой из-под коньяка, убрать которую мне было недосуг, если не ошибаюсь, уже четвёртый день. Но плазма оставалась на чёрный день. Её всегда можно было толкнуть барыгам в комиссионке, а бармен Тимур предлагал мне организовать у знакомых лучшую цену. Не знаю, на сколько бы она потянула. Штук на десять? 
Я не хотел думать о втором шансе и продаже плазмы, хотя этот момент неумолимо приближался, несмотря на все отсрочки. 
К чёрту плазму! Мне нужен был гол! Но арбитр не стал добавлять к первому тайму ни минуты. Судья, в общем-то, был прав. Всё это было невыносимо. Это было для меня too much. 
В перерыве матча, наспех накинув куртку, я бросился в «Торнадо». Контора находилась в соседнем дворе. У дверей курили примелькавшиеся ребята. Кто-то пил кофе. Все молчали. Должно быть, «Селтик» подводил не только меня. Наверняка многие включили победу или хотя бы 2Х в экспрессы и системы. Впереди был ещё целый тайм, но игра была настолько убога, что в наших сердцах уже начала зарождаться тревога. 
Мы понимали друг друга без слов. Нам становилось страшно.
Я не знал, как зовут этих ребят, мы просто виделись тут время от времени, лишь коротко кивали друг другу при встрече. Иногда могли перекинуться парой фраз о матчах во время перекура. Не более того. Мне не нужны были имена, было достаточно и того, что в их глазах сейчас таилась тревога. 
Ужасно хотелось выпить. Взять коньяк. И пиво. Но мешать так сразу я не решился. Несмотря на имеющийся кредит, бармен Тимур вежливо мне улыбнулся и предложил налить. 
Зал «Торнадо» находился в подвале. Тут всегда царил полумрак. 
Отлично было всё – кухня, выпивка и милые официантки. К тому же, всегда рядом была касса. Были бы деньги – в «Торнадо» вообще можно было бы жить. 
Одно плохо – власти запретили курить в общественных местах. А «Торнадо» – это, ****ь, чёртово общественное место. От новых правил все плюются. В первую очередь – ребята на баре и официантки. Из-за новых ограничений мы стали меньше пить, хотя и трезвели на свежем воздухе. Вот такой вот парадокс «Торнадо». 
Сегодня они просто запретили нам курить там, где мы пьём и ставим свои деньги. И мы стерпели. Помяните мои слова: скоро эти ублюдки придут к вам домой – сжигать книги и насиловать ваших женщин во имя чёртовой стабильности.
С моим тромбозом мне приходилось бегать вверх-вниз по лестнице, словно какому-то пацану, каждые десять-пятнадцать минут. Это выматывало и бесило.
Сейчас в «Торнадо» почти никого не было – ещё слишком рано, чтобы тут засиживаться. Основательно бухать или отдыхать с кальяном, который предпочитали местные негры. 
Негров тут у нас в Беляево было действительно очень много даже для Москвы. Я к ним уже привык, но их концентрации, бывало, удивлялись даже привыкшие ко многому жители других районов разрастающейся раковой опухолью столицы нашей любимой Родины, для которой все мы, что русский, что чеченец, что этот негр, если у него, конечно, имеется наш паспорт, – дорогие россияне.; 
Одинокий негр присосался к кальяну и смотрел на большом экране без звука какой-то теннис. Никогда не любил на него ставить. Теннис – ниггерская тема. Они чувствуют себя в «Торнадо» настолько расслабленными, что даже не обижаются, когда кто-то за соседним столиком, например я, показывая своим гостям «Торнадо», говорю громко о них именно как о неграх или ниггерах, изредка даже добавляя нецензурные эпитеты для красоты речи. Их это абсолютно не волнует, хотя они всё прекрасно слышат, потому что столики тут стоят слишком близко. К счастью, здешние азиатские официантки тоненькие, словно веточки чёртовых сакур. Да и я постоянно изъясняюсь слишком громко, чтобы негры могли не услышать. 
До начала второго тайма оставалось ещё несколько минут. Игроки уже выходили на газон «Айброкса». 
Подумав, почему бы и нет, я выпил пятьдесят грамм коньяка. Он вспыхнул и растёкся по продрогшим венам и жилам благодатным огнём. Я улыбнулся и попросил бармена Тимура повторить.
От выпитого сразу стало веселее. Победа «Селтика» уже не была под вопросом. Мне уже не было страшно. Выигрыш казался делом решенным. Какие могли быть сомнения? «Селтик» обязательно забьёт!
Я подмигнул девушке-кассирше за зарешёченным окошком, но та продолжала с серьёзным видом рассматривать что-то в мониторе. Хрен с ней. Хотя она была очень милой. Можно как-нибудь пригласить её на кофе. Главное, чтобы не узнала Жанна. Такие девушки ревнивые. Наверное.
Я взял себе третью порцию алкоголя. Да будет гол!
Но начало второго тайма превратило нашу тревогу в тихий ужас. У нас не было сил даже выдавить из себя немой мунковский крик. Мы были раздавлены и уничтожены. 
Чёртов Джои Бартон! А ведь я вообще думал, что его отчислили, и этот ублюдок уже катит доигрывать куда-нибудь в Индию. Я вообще о нём забыл, но именно он испортил всё!
Мы сначала даже не успели сообразить, что произошло. 
На поле завязалась драка. С трибун полетели файера. Часть стадиона заволокло чёрным дымом. За воротами «Рейнджерс» во втором тайме, где находились болельщики «Селтика», забегали весёлые жёлтенькие копы. Кто-то из них попытался схватить за капюшон куртки одного из фанатов, но к полицейскому тут же устремились десятки рук. Бурлящая злая толпа в изумрудно-белых футболках стремительно поглотила его. Копы бросились отбивать у народа своего собрата по развитию. Завязалось побоище. 
Когда камера показала трибуну с болельщиками «Рейнджерс» за воротами гостей, возмущение католиков стало понятным: протестанты растянули огромный баннер с изображением Римского папы, удовлетворяющего свою страсть с несовершеннолетним прихожанином неестественным путём. Я думал, что католиков таким уже не удивить, но фанатов «Селтика» это действительно вывело из себя. 
Полицейские же возле домашней трибуны лишь зубы скалили – никто не собирался вмешиваться. 
На «Айброкс» – свои законы. Клубу, конечно, потом влетит, но всем сейчас – и болельщикам в пьяном угаре на трибуне, и продолжавшим нагло ухмыляться в телевизионные камеры копам – на клуб было плевать. 
В этом сезоне рейнджеры никак не могли бороться в Шотландии за титул, поэтому, если очередные иностранные инвесторы выплатят кругленькую сумму штрафа – почему бы и не повеселиться? Даже если с клуба снимут очки – не беда. В турнирной таблице «Рейнджерс» всё равно предстоит болтаться позади «Селтика». В чистилище. Так какая разница, на три очка у тебя больше или меньше? Ведь ублюдки из «Абердина» продолжали сосать. К тому же, когда можно было реально круто оторваться.
Страсти разгорались и на поле. Кто-то из игроков «Селтика» попытался сломать арбитру нос. Или мне показалось? В любом случае, предчувствие было очень плохим. 
Чтобы унять побоище, потребовалось почти пять минут. Всё это время я метался по «Торнадо». Остальные просто уставились в экран, где во всех цветах и красках транслировали творящуюся на «Айброксе» вакханалию, не обращая на меня никакого внимания. Они бы хоть рекламу пустили!
Подумав, я взял себе пиво. Мне стало душно. Мне нечем было дышать! Вновь нахлынула паранойя. Я судорожно выпил залпом почти весь бокал. Немного полегчало, но совсем чуть-чуть. Хотелось выйти на улицу, как сделали некоторые, но я боялся, что матч возобновится без меня. Боялся, что пропущу это. Я не знал, что. Но уже знал, что что-то очень хреновое. Мне снова хотелось курить.
Так и случилось. Когда игроков на поле удалось разогнать по разные стороны центрального круга, чёрный дым развеялся, а копы наконец-то смогли выловить из изумрудно-белого океана гостевого сектора своего изувеченного товарища и, подхватив валявшихся под трибуной и мазавших кровью рекламные баннера транснациональных корпораций тяжело раненных, ретировались, а хозяева наконец-то соизволили спрятать свой оскорбительный для католиков плакат, матч возобновился. 
И арбитр вынес свой приговор. Как показал потом видео-повтор, чёртов Джои Бартон симулировал! Но, даже смотря всё это вместе со мной из-за своей решётки, девушка-букмекер, которой, в случае выигрыша, я был готов оставить не сто, а сразу пятьсот рублей, никогда не вернула бы мне мои деньги. Ставка уплывала! 
Арбитр повёлся на трюк рухнувшего в штрафной площадке гостей Джои Бартона и поставил пенальти, удалив, к тому же, футболиста, нарушившего, по его мнению, правила. Слепая сволочь выписала защитнику «Селтика» вторую жёлтую карточку! По мотивам же побоища на поле решили никого не удалять. Видимо, по роже арбитру так никто и не съездил. Или не попал. Очень жаль.
А этот мерзавец Джои Бартон лишь ухмылялся! Я желал ему умереть мучительной смертью. 
«Сдохни, Джои Бартон, сдохни», – зло шептал я. 
В груди сдавило. Интересно, а если это инфаркт? Или оторвался тромб. Умирать было совершенно не страшно. Просто нужно было ещё немного выпить.
Все в «Торнадо» уставились на экран и пребывали в полном шоке. Джои Бартон подошёл к одиннадцатиметровой отметке и спокойно реализовал пенальти.
Всю оставшуюся часть матча на поле продолжалась та же тягомотина. Поведя в счёте и получив численный перевес, игроки «Рейнджерс» откровенно остановились и только и делали, что перекатывали мяч туда-сюда, нарабатывая себе КПД. 
Наставник же «Селтика» работяга Брендан Роджерс решил лишний раз не рисковать перед Лигой чемпионов и снял последних игроков основы, выпустив молодняк. 
Невыносимо хотелось выпить. Ещё больше – курить. Умом я понимал, что пора остановиться. Но выйти из «Торнадо» я до сих пор не решался, веря в чудо – два забитых мяча за полчаса футбольного штиля. 
К чёрту! Я взял себе ещё пятьдесят грамм коньяка. Через пару минут «Рейнджерс» вдруг лениво пошёл вперед и забил второй гол. 
В желудке замутило – коньяк и пиво встретили друг друга. Я быстро вышел в туалет. Меня вырвало. Хорошо, что я был один. В голове оставалась одна пульсирующая мысль: скорее бы домой. Я устал.
Чем дольше я блевал, тем сильнее лил дождь по ту сторону стены. Их Господь будто издевался надо мной.
Выйдя из туалета, я бросился к выходу из «Торнадо» и рванул дверь. Снаружи моросило – мелко и злобно. Осень стремительно съедала остатки вечера. Тяжелая серая туча, нависшая над нами, казалось, вращалась против собственной оси, собираясь вот-вот проглотить всех нас.
Я в ужасе отпрянул назад. Внутри было теплее. И сухо. От мысли о спиртном снова начало тошнить. 
У меня было ещё немного денег. Заначка на такой случай. Мой резервный пул. Целых шесть сотен. Не так уж и мало. Деньги, спрятанные на игру, для такой вот кризисной ситуации. Я не имел права пропить их или, ещё чего хуже, потратить на еду. 
Стало как-то радостнее. Тем более, в холодильнике ещё был плов и котлеты. Поесть я люблю. Нужен только хлеб. Иначе, как есть плов и котлеты?
Но сейчас мне было не до еды. 
Достав из паспорта шесть сторублёвых бумажек, я пересчитал мелочь – на буханку хватало. Я подошёл к распечатанной и вывешенной час назад линии. Матчей на вечер хватало. Ещё можно было успеть поставить на хоккей и баскетбол. 
После дождя запотели очки, из-за чего видимость сократилась до минимума. Нужно сконцентрироваться. Некоторые матчи начинались уже через десять минут. Медлить было нельзя! И не нужно нервничать. 
Я старался держать себя в руках. Хотя мне было хреново. Очень хреново. Даже руки дрожали.
Мне снова стало жарко. Я расстегнул куртку и протёр очки футболкой. Нужно научиться носить с собой специальную салфетку. Где её купить-то? Тем более что я уже сломал, таким образом, предыдущую пару очков. И тоже в «Торнадо». В них было ещё более-менее удобно. Как я и предполагал, футболка лишь размазала разводы по стёклам. Я надел их снова. Видно стало лучше, но всё равно видимость была отстойной. Да и освещение возле кассы всегда слишком тусклое. Будто специально, чтобы кто-то наверняка ошибся и поставил свои деньги не туда. 
Я категорически ничего не видел! Принявшись возиться с очками, я едва не сломал и их. Последняя запасная оправа была неудобной, а линзы – слишком слабые. Я носил их ещё лет десять назад. Денег на новые очки у меня не было. И если при работе в Word я продолжал писать привычным четырнадцатым шрифтом Times New Roman, то здесь, в конторе, я не мог ничего разобрать. Всё было слишком мелко, а вокруг – темно! 
Собравшись с силами, мне всё же удалось разобраться с очками и кое-как протереть их. Наконец-то я мог разобрать всю линию! Время поджимало. Я схватил лист бумаги и принялся быстро составлять на ней три экспресса, включив в каждый из них по десять событий, скомпоновав матчи немецкой Бундеслиги, игры Евробаскета и КХЛ. Плюс – небольшая нарезка европейских чемпионатов. Я не стал ничего выдумывать, стандартный набор: Италия, Испания. Плюс – тоталы на несколько игр в Турции, Португалии и Франции. Коктейль получился взрывоопасным!
Я поменял местами несколько матчей и, ещё раз бросив взгляд на все три экспресса, подошёл к кассе. Девушка по ту сторону решётки всё так же равнодушно скучала, но на это раз слегка улыбнулась после моего приветствия. Я зарядил на каждый экспресс по двести рублей. Каждый мог принести мне примерно по 20-30 штук.
Часть вторая. Катехизис игры
Конечно, играть подобным образом – не лучшее решение. Я это прекрасно понимал. 
Профессионалы так не играют. Для того чтобы выигрывать, или хотя бы пытаться делать это более-менее регулярно, чтобы быть в плюсе, лучше всего брать ординары. Люди с моим уровнем понимания игры угадывают, как минимум четыре исхода из пяти, что при среднем коэффициенте ставки 1,8-2,2 к 1 даёт весьма неплохой профит. Но я слишком люблю экспрессы, чтобы отказываться от них.
Я начинаю играть максимально эффективно, имея на руках порядка 10 штук. Тогда можно развернуться. Поставить тысяч пять на пять отдельных матчей. Ещё четыре тысячи – на восемь-десять экспрессов с коэффициентом 10-15 к 1. И последнюю тысячу разбить на четыре части и зарядить душевно, чтобы максимально бил адреналин, с коэффициентом от 50 к 1 и выше.
О, да! Это был бы весёлый вечерок! Можно было бы выпить пару таблеток циклодола для стимуляции работы сердца и мозгов, а потом принимать понемногу коньяк, запивая его кофе и куря сигареты. 
Циклодол – спиды для бедных. Я прикалываюсь – для белых. Ха-ха. Ничего особенного. Он просто тебя стимулирует, а алкоголь наоборот – расслабляет. В итоге, чувствуешь себя просто охуительно. Получаешь настоящий кайф и от работы, и от игры. 
Изначально циклодол – это корректор при приёме тяжелых психотропных веществ, типа галоперидола или аминазина. Из той же оперы – сиднокарб, который я попробовал ещё четверть века назад на обломках империи. Тяжелую химию, впрочем, я давно не употреблял.
Да, у меня не было 10 штук, чтобы осуществить свои мечты. У меня не было коньяка. О нём пока даже противно было думать. Зато был циклодол, кофе и сигареты. Прорвёмся!
Помимо глобальных планов есть и чисто житейские заботы. Дочь Мелисса, например. Ей всего четыре годика. Она живёт с бывшей женой и тёщей. Решением суда они добились, чтобы мы виделись только с их разрешения и нечасто. Очень нечасто, потому что буквально каждый день я безумно скучаю. И в плане ставок у меня есть железное правило: с каждого выигрыша я высылаю ей больше половины суммы. 
Я заканчиваю со ставками и иду через двор в небольшой продуктовый магазин. Дождь так и не перестал и борзо сечёт по лицу. Но у меня нет времени ждать. Матчи уже начались, и я испытываю реальную ломку – нужно узнать текущие результаты. 
Едва не перейдя на бег, я быстро миную тёмный двор и врываюсь в магазин. Внутри никого. Все нормальные люди сидят дома. Я беру буханку хлеба. Азиат на кассе очень медленно пересчитывает мои монетки. Очень медленно! 
Мелочи остаётся ещё на банку «Балтики 7». В жопу «Балтику 7»! 
Взяв себя в руки, я решаю приберечь её и поехать завтра в издательство. Нужно выбить из этих ублюдков мои деньги! Хотя бы их часть. Хотя я не уверен, что очередной аванс меня устроит. Нужно выбивать из этих гадов всё! И даже больше.
Забрав хлеб, я иду домой. 
В квартире всё так же тихо и тоскливо. С чего бы чему-то было меняться?
Смотрю результаты – уже летит один из экспрессов. «Барселона» без Лео Месси проигрывает дома в чемпионате какой-то херне. Я не слежу за Испанией. И ведь коэффициент на победу хозяев был всего 1,17 к 1! И чёрт меня дёрнул включить каталонцев в экспресс. Вот так, как правило, всё и накрывается медным тазом.
Из тех, с кем не тошнит сейчас общаться, онлайн только мой киевский приятель Фака. 
После революции в Киеве три года назад он принял окончательное решение не работать.
«Алекс, я **** вкалывать на капиталистов. Баста. Тем более, на больных на голову», – объяснил он.
«Понимаю», – поддержал его я.
«Это ведь реальная Смута. И всё, что у нас есть, это наша сила духа. Что нам остаётся, кроме как наблюдать за тем, как людишки копошатся аки букашки? Только православное терпение и моя толстовская добродетель спасают моё сердце от презрения и ненависти к людям, которые, конечно же, заслуживают самых адских, ****ь, кар. Но моё сердце плачет по этим людишкам от вселенской жалости. Я бы хотел поделиться с ними своей добродетелью, но они предпочитают копошиться в дерьме», – или прикалывается, или всерьёз пишет мой приятель – иногда его хрен разберёшь. 
Я не православный, но в данном вопросе позиции наших верований сходятся. 
Люди сами не хотят ничего менять. Сами изначально соглашаются на малое. Что-то не так сегодня с пассионарностью нашего народа. Люди готовы работать за гроши. Практически за еду. И в РФ ситуация не намного лучше – не стоит обольщаться. 
Я согласен с Факой: лучше уж пойти кого-то ограбить, чем позволять так унижать себя. На *** работу за копейки! На хуй чёртовых капиталистов! Капитализм претит самому жизненному укладу русского человека.
Фака сам рассуждает, как настоящий левак. Впрочем, социализм – это и есть наивысшая форма экономического развития православия, так что – ничего удивительного.
Мой приятель любит прикалываться по поводу моих дворянских корней в Москве и Петербурге, уходящих обеими линиями к Рюриковичам. Одному из моих предков, которые строили и воевали плечом к плечу с Петром Великим, Александр Сергеевич Пушкин посвятил стихотворение «Не пугай нас, милый друг, гроба близким новосельем: право, нам таким бездельем заниматься недосуг».
Последнее особо веселит Факу. Он нагло смеётся и заявляет на всё это, что тоже гордится своим происхождением. По отцовской линии у него всё донбасские шахтёры, а по материнской – киевские рабочие да подмосковные крестьяне. Чёртов люмпен!
Впрочем, я не знаю, смог бы выжить такой суперпассионарий, как он, в условиях жёсткой советской дисциплины. Когда слово «надо» обозначает именно «надо» – прямо здесь и сейчас, а не «когда у меня будет вдохновение». 
Хотя, конечно, главное тут – внутренняя дисциплина. И самоцензура. Теперешняя же молодая поросль – это обыкновенные отморозки, пытающиеся играться в панк. В литературе они заняты исключительно вонючим постмодерным пережёвыванием классики, гонзо или битников. 
Меня тянет блевать от этих глупых напыщенных мудаков, считающих, что они, мать их, новые Владимиры Набоковы, Бреты Истоны Эллисы или ещё *** знает кто. На деле все эти клоуны больше занимаются дешёвыми понтами, чем реально что-то пишут. 
Практически всё, что они делают – мишура. От неё нет никакого смысла. Все эти литературные высеры, выходящие из-под пера молодых и уже не очень отечественных литераторов последние четверть века, – это не литература. Это, в лучшем случае, второй или третий сорт пережёванной классики. 
Исключения, конечно, бывают. Некоторые уже не с нами. Егор Летов или Илья Кормильцев, например. Большинство из тех, кого стоило почитать и послушать, уже отошли в мир иной. Оставив нас со своей прозой и поэзией. Мы будем помнить их всегда.
Толстые литературные журналы, издающиеся сегодня в РФ, – отдельная тема.
Тут в унылое говно скатились практически все, даже когда-то хорошие советские «толстяки». Из изданий консервативного толка остался разве что «Наш современник» поэта-почвенника Станислава Юрьевича Куняева. Да и всё, наверное.
Если литературный журнал издаётся за бюджетные средства – тогда всё совсем глухо. Если же «толстяк» не принадлежит государству, его выпускают за счёт каких-то откровенных иудео-либералов, проповедующих среди своих читателей русофобию, страх и ненависть. К своей Родине и её гражданам – презрительному населению, которое повсюду. Внушая, что или из этой страны можно было сбежать, или её нужно было разрушить.
Основной контент российских «толстяков» был классическим унылым графоманским говном или слишком рьяных малолеток, или никому на *** не нужных старых козлов. Всё это было затхлой, скучной и никому не нужной макулатурой.
Авторы подобных изданий с годами костенели, образуя единый монолитный слой окаменевшего дерьма, взорвать которое изнутри можно было лишь одиночными снайперскими выстрелами литературных диверсий.
Фака рассылал свою короткую прозу по списку «толстяков» раз в полгода, предлагая, в частности, рассказ о православном джихаде в Москве, когда молодые смелые ребята устроили теракт в одном из ночных клубов. Получилось задорно!
Ему даже удалось издать несколько своих текстов. Иногда приходилось идти на компромиссы: ленинградский «толстяк», согласившийся опубликовать его короткую повесть о последних днях революции в Киеве, когда в центре города неизвестные расстреливали митингующих и силовиков, поставил условие – сменить название. «Русские люди», должно быть, показались уважаемому изданию слишком великодержавными и шовинистическими? Ну, что же, бывает. В итоге, повесть вышла под нейтральным названием «Заканчивался февраль». И на том спасибо.
Российские «толстяки» и их авторы варились в собственном болоте, иногда даже устраивая слёты где-нибудь в тихом уголке нашей необъятной Родины за бюджетный или спонсорский счёт. Одним словом, за народные деньги.
На один такой симпозиум Факу даже попытались затянуть прошлой весной, но он обломался. Ездил его товарищ – нижегородский нацбол Осип Бес. С трудом выдержав пару дней, он сбежал. От тамошней атмосферы можно было спятить, несмотря на красоты Подмосковья и томность тамошних вечеров.
Бедному Осе оставалось только пить. В одном номере с ним поселился какой-то нацик, или парень, пытавшийся казаться нациком. Пропив с ним два дня, он сбежал домой.
Вокруг не имелось даже красивых девок. Более-менее симпатичные прозаики и поэтессы были лишь из дружественных азиатских республик. Азиатки – это, конечно, хорошо. Но хорошего тоже должно быть в меру, да и русская душа тосковала по другой.
Когда Фака сбрасывает мне свои новые тексты, а пишет он всё реже – стареет, я всегда требую с него по полной программе. В первую очередь – стремиться к чему-то новому. В каждом новом тексте. Да, именно так! Каждый новый текст обязательно должен быть другим – неожиданным. Даже если, на первый взгляд, это выглядит настоящим безумием. Иначе вы просто будете кормить читателя халтурой. Будто второй сезон стандартного американского кабельного ситкома. Полнейшее дерьмо! Как и все ситкомы в принципе.
Безумие – единственное, что спасёт русскую литературу. Но быть по-настоящему безумными и честными с читателями у всех этих молодых ****ских выкормков правительственных и иностранных фондов, занимающихся самолюбованием и графоманством, банально не хватает мужества. 
Безумие не берётся из ничего – его нужно взрастить. Все же эти маменькины сынки из Москвы или Питера, обеспеченные и сытые, все эти тупые ****ы, вообразившие себя поэтессами и с восторгом безмозглых щенков рифмующие самые извращённые и нерифмуемые формы, называя это дерьмо поэзией, в повседневной жизни не употребляют ничего, крепче крафтового пива, или вовсе выступают за ЗОЖ. Для них целое событие, вызывающее неслабый саспенс, – покурить камень где-нибудь на вечеринке, слушая дебильный современный транс. В то время как за те годы, пока они вообще живут на это чёртовом свете, мы неоднократно пропустили через свои организмы всю долбанную таблицу Дмитрия Ивановича Менделеева. 
Единственным же мерилом самоцензуры тут может служить лишь одно – православное, языческое или нигилистское, но наше, русское, мироощущение, которое не позволит даже на пике этого безумства переступить невидимые границы нашей вековой морали и этики. Можно остаться человеком, даже если в вашей повести убивают детей. Смотря, как и для чего всё это делается.
Должно быть, Фака уже в хлам. Но я его полностью поддерживаю. Хоть и не верю в его Бога, да и к толстовцам отношусь с недоверием. Его снобизм был классово справедлив, в нём присутствовала яростная жажда социального равенства. Это звучало правильно. 
На *** работать на этих толстосумов! Пока вы вкалываете в офисе, они нюхают кокс и ебут шлюх. Помните это, плебеи! 
А вот в ставках у Факи совсем всё было плохо. Он уверял, что не играл целых два года. С тех пор, как проиграл за месяц штуку у.е., дойдя до состояния помешательства и ставя из Киева онлайн даже на турнир среди аматорских коллективов Ленинградской области.
Но теперь мой приятель снова в деле.
Фака рассказывает, что на днях на фарт сменил контору и перешёл с государственной национальной сети на иностранную франшизу. 
У них там вообще ставить – сплошной кайф. Если вносишь деньги через кассу – можно даже паспорт не предъявлять. 
По словам моего приятеля, дело не в том, что в новой конторе большие коэффициенты – особой разницы тут не было. Просто старая госконтора за несколько лет своей работы превратилась в настоящий притон. 
Принимали ставки тут не милые девушки, а злые тётки старой закалки, норовящие нахамить и всячески сбить тебя с мысли. В игре на контору эти фригидные суки не брезговали даже самыми грязными методами – иногда их даже приходилось уговаривать перепечатать чек, ошибка в котором была допущена по вине самих горгон. Неслыханная наглость! 
За такое следовало бы бить в рожу, но Фака был слишком хорошо воспитан, чтобы бить слабый пол даже в столь отвратительном деградированном асексуальном виде. Да и в одном помещении с конторой предусмотрительно открыли окошко ломбарда, куда потерявшие берега игроки могли сдать последние материальные ценности, чтобы переставить решающие и самые безумные экспрессы. В помещении всегда дежурил вооруженный охранник. Возможно, ещё один был в помещении ломбарда за всегда затворённой бронированной дверью. Фака туда не заглядывал, но прекрасно понимал, что эта контора – не лучшее место, чтобы начинать слишком рьяно качать права и выходить из себя. 
Контингент, по его словам, тут тоже был соответствующий – куча подвыпивших и уже откровенно пьяных персонажей. Многие просто приходили сюда скоротать время – погреться или посмотреть трансляцию какого-нибудь матча. 
Такие черти всегда ставят по маленькой. В «Торнадо» они тоже не редкость. Они действуют на нервы, потому что я пришёл сюда играть всерьёз, но вместо этого вынужден сталкиваться с пропитыми старыми козлами, которые так и норовят влезть прямо перед тобой, чтобы максимально испортить настроение и вывести из себя перед тем, как сделать ставки.
Я понимаю, о чём он говорит. К сожалению, старые добрые конторы, в которые приходили настоящие ценители игры, любящие ставить с размахом, от души, потихоньку канули в лету, превратившись в своём большинстве в какие-то зловонные забегаловки. Заходить туда стало просто тошно. 
«Торнадо», где я играю уже пять лет, едва ли не последний оплот. Тут можно и поставить, и выпить, и поужинать, наслаждаясь трансляцией. Тут всё, как нужно. Но многие конторы, которые и конторами язык назвать не поворачивается, сегодня превратились едва ли не в ларьки, в которых раньше в Москве продавали разную дребедень. 
Фака говорит, в Киеве ничего в данном вопросе не меняется – власти сносят ларьки точечным методом, но на их месте с ошеломляющей скоростью и ещё в большем количестве появляются новые постройки. Зато у них на каждом шагу можно купить сигареты и выпить кофе.
Увы, букмекерские конторы сегодня скатываются до уровня ларьков, где за высокими пластиковыми стойками толпятся смердящие злобные людишки, от которых воротит дух.
Новая же контора по иностранной франшизе, куда перешёл играть Фака, и название которой, возможно, мы опубликуем, если собьём с этих ребят немного – впрочем, много! – бабла, была совершенно иной. 
Во-первых, она располагалась на первом этаже сталинки. В советское время тут был гастроном, потом – аптека, пиццерия и парикмахерская. Наконец, под здешними высокими сводами поселились букмекеры.
Во-вторых, в новой конторе всё просто было иначе: новенькие компьютеры и мебель, милые девушки-кассирши вместо старых кикимор через дорогу и прочие приятные мелочи. 
Фака рассказывает, что зашёл в контору днём накануне матчей Лиги чемпионов поставить два экспресса – за стеклянной, словно в аэропорту, стойкой сидела новенькая девушка – приятная блондинка. Когда мой приятель протянул бумажки со ставками по линии, она опешила, принявшись спрашивать, что такое 1 (0), 2 (-1) и 1Х. Разбирались они со ставками минут пятнадцать. Как оказалось, девушка реально работала первый день! И у букмекеров хватило ума бросить её одну без поддержки в самое пекло – в день матчей Лиги чемпионов – форменное безумие!
Благо, за всё это время в контору так никто и не зашёл, поэтому девушка справилась со своей работой ещё достаточно быстро. 
На прощание Фака посочувствовал ей, предупредив, что вечером, когда начнутся матчи Лиги чемпионов, сюда нагрянет толпа нервных и преимущественно подвыпивших людей, которые будут отнюдь не так же хорошо воспитаны и обходительны, как он. Но девушка подумала, что мой приятель шутит, и лишь рассмеялась в ответ.
Тезис о том, что новички – это к удаче, сработал вновь. И оба экспресса Факи сыграли. 
Раньше, лет десять назад, Фака наверняка завёл бы песню о том, что влюбился, и прочую чушь. Наверное, он даже попытался бы её склеить. Но Фака состарился. Вместо того чтобы пригласить девушку на свидание или, хотя бы, дать ей денег, мой приятель решил ограничиться шоколадкой, заявив, что развращать молодую девушку деньгами – кальвинизм и пошлость. 
Но когда Фака пришёл в контору, милой девушки там не оказалось. За стойкой кассы сидела угрюмая женщина средних лет. Она ему даже ни разу не улыбнулась. Фака сделал пару ставок и благополучно их проиграл. А милая девушка в конторе больше так и не появлялась. Должно быть, не справилась в свой первый же день. 
В отличие от Факи, я не играю онлайн. Когда на улице погода получше, и меня не одолевает лень и не валит болезнь, я могу сходить в «Торнадо» во время перерыва и переставить какое-то событие, чтобы подстраховаться. Но для этого у меня, во-первых, должны быть деньги. Денег у меня не было. Так что всё остальное было уже не столь важным. 
Тут свой кайф и расчёт. После выигрыша я иду в «Торнадо», пью там кофе и коньяк, или пиво, получаю на руки бабло, раздаю чаевые и гашу кредит, и только потом, иногда полдня спустя, уже с остывшей головой и тщательно всё взвесив, делаю новые ставки. 
Фака же просаживает всё подчистую, сколько бы он ни выигрывал. Соблазн поставить онлайн ещё раз, а потом ещё – слишком велик, чтобы удержаться и не сделать ставку напоследок. Чтобы просто пойти в контору и обналичить свой счёт.
Сейчас вообще многие ставят прямо через смартфоны. Я этого не понимаю. Да и телефон у меня самый обычный – кнопочный Alcatel. Там даже интернета нет. Да и на кой он мне нужен? У меня его и в квартире хватает. Иногда от него даже начинает тошнить. Оставьте мне право выйти из четырёх стен. На улицу – пускай в ночь и под дождь. Но я дойду до родного «Торнадо», поставлю свою ставку, получу нормальную, пахнущую краской свежеотпечатанную квитанцию, после чего бармен Тимур или, в крайнем случае, Нурбек, нальёт мне выпивку. Так что, идите-ка вы на *** с вашими ставками онлайн!
Не так давно Фака заявил, что снова вернулся к игре. К серьёзной игре. Пока он в минусе, но продолжает упорствовать. Фака утверждает, что сделал выводы из ошибок. На ***вой туче ошибок. На этих ошибках за почти двадцать лет игры он просадил немало. 
Наверное, на эти бабки можно было бы купить подержанный авто – Украину сейчас как раз наводнили дешёвыми тачками из Европы. Но Фака говорит, что машина ему на *** не нужна. Ему дешевле передвигаться на такси – на большие расстояния, через весь Киев можно проехать за пять-шесть баксов в эквиваленте. Или пройтись пешком, если цель находится в радиусе пары-тройки километров. Ходить полезно. 
Деньги он предпочитал сливать на ставках, получая какое-то извращённое удовольствие от каждого нового проигрыша. 
Теперь Фака утверждает, что все эти годы занимался анализом, и наконец-то понял, как нужно действовать. Чтобы было наверняка. И хотя все прекрасно понимают, что наверняка в этом деле не бывает, мой приятель делает вид, что в конкретной ситуации это не так.
Это был очень дорогой и охуенно долгий мастер-класс, но Фака утверждал, что ради будущих побед через это стоило пройти. Он проигрывал и ставил, и так раз за разом, набивая, словно молодой боксёр, непривыкшее к мордобою лицо.; 
Да, сейчас он был в минусе, но этот минус был ещё очень невелик. Фака пока играл по маленькой, ставя по десятке баксов на экспресс, пытаясь нащупать равновесие. Боги его ему в помощь. 
Он даже собирается когда-нибудь, как только окончательно бросит пить, написать об этом целую брошюру. Философско-прикладной трактат. О своих опытах и схемах. Пролить людям свет на игры с букмекерами, чтобы привести их к победе. 
Встречал я таких умников немало, но Фака ведёт себя слишком самоуверенно, утверждая, что продолжит гнуть линию до конца. Бабки у него в загашнике ещё были. Он был уверен, что совершит невозможное для подавляющего большинства игроков – кроме меня, разумеется – окажется в плюсе в долгосрочной перспективе. 
Он вкратце излагает мне основные тезисы – свой катехизис игры.
Во-первых, Фака наконец-то завязал со ставками онлайн – только чеки. Хватило ума!
Во-вторых, он перестал ставить на украинский футбол – коэффициенты тут были просто ничтожные. 
В-третьих, Фака не ставил на явных фаворитов, отказываясь брать разные «Реалы» и «Барселоны» против местного сброда за 1,05 к 1. Вообще – к чёрту Испанию! После этого мой приятель отказался от Германии – доверять там можно было только «Баварии», да и та в последнее время хромала на обе ноги, периодически круто обламывая любителей экспрессов. Да и ставки на неё принимали, как и на властелинов Испании, весьма мизерные. Следующими Фака отцепил Голландию и Бельгию, Грецию, Турцию и прочий мелкий шлак – несмотря на формальное наличие лидеров, не владея никакой информацией, тут всегда был риск нарваться на договорняки. Или плохую форму и травмы престарелых лидеров. Так, в последнем туре лидирующий «Олимпиакос» умудрился проиграть дома какому-то деревенскому дерьму. Рисковать на таких матчах не было смысла.
Наконец, мой приятель отказался от фор. 
«Зенит» вообще умудрялся выигрывать с минимальным перевесом даже у самых захудалых соперников, принося, нередко не без помощи судей, Алексею Миллеру и прочим чинушам, присосавшимся к «народному достоянию», 20% профита. Не самый ***вый вариант, чтобы делать деньги быстро и много. Посчитайте сами, сколько денег можно поднять за месяц, если команда сыграет 5-6 матчей. 
Да, форы были делом неблагодарным, а букмекеры – слишком щепетильны и извращённо, по-иудейски расчётливы в данном вопросе. Как правило, на победу в национальных турнирах с покупкой в один мяч таких команд как «Реал», «Барселона» или долбанный «Селтик» давали сверху смешные +0,05. Бывало – ещё меньше. Эпическая сатанинская жадность! Когда же футболисты-миллионеры, такие как питерцы, например, решали, что напрягаться лишний раз не имеет смысла, они просто катали классические 1:0 или 2:1. 
С другой стороны, думали отдельные вконец отчаявшиеся игроки, и несли в кассу последние деньги, желая сорвать большой куш, что мешало постоянно ставить на 1:0 или 2:1 на «Зенит»? 
Как правило, такие нервные срывы наступали после того, как вы рисковали и брали не привычные «минус один», а сразу «минус два» на одного из фаворита – «Зенит», «Реал» или «Барселону», не суть, пускай даже чёртов «Селтик», когда они играли с самым откровенным говном. Настолько откровенным, что сама мысль о победе над ними с разницей всего в один мяч казалась кощунством. Форменным издевательством! 
На чистую победу в таких случаях давали до 1,15. Покупать один мяч, как был сказано выше, смысла не было, и получить более-менее серьёзный коэффициент, если вы собирались делать крупный ординар или экспрессы из четырёх-пяти событий, хотя бы от 1,25, можно было, только продав букмекеру сразу два мяча. После чего, если вы всё же окончательно сошли с ума и рискнули, вам можно только посочувствовать. Потому что вы попались на их нехитрую наёбку. И пока газпромовские ублюдки радостно делят свои 20%, вы снова остались ни с чем. 
Подобные матчи всегда развиваются по схожим сценариям. 
В начале встречи команды занимаются форменной суходрочкой. Вернее, суходрочкой занимаются фавориты, чёртовы миллионеры, на которых вы поставили последние кровные. Андердоги же, наперекор прогнозам и статистике, опасно контратакуют, подавая один угловой за другим, отчего у вас каждый раз душа уходила в пятки. И не зря. Потому что к середине первого тайма, как правило, случался внезапный – комментаторы ведь твердили, что наши, в смысле – «Зенит» или кто-то из грандов – просто пытаются нащупать свою игру, не нанеся ни одного удара в створ ворот за двадцать стартовых минут, – финт ушами, и фаворит пропускал. Или после очередной контратаки, когда никто из ушедших далеко вперёд защитников не соизволил вернуться на свою позицию, или с углового удара – в таких случаях, как правило, соперника вообще никто не держал: дескать, много чести.
После этого и начиналось самое интересное. Те, кто играл онлайн или жил рядом с конторой, начинали судорожно переставлять – на двойной исход, победу с «нулём» или же, в надежде озолотиться, на победу в один или сразу два мяча. Все надеялись, что как минимум сравнять счёт удастся ещё до свистка на перерыв, и жадно ждали атак. Но их не следовало. Зажравшиеся толстосумы продолжали вальяжно катать мячик поперёк поля, самонадеянно пытаясь пройти в штрафную соперника через центр. Всё безрезультатно! Зато андердоги продолжали опасно контратаковать и подавать угловые. 
В перерыве градус ставок поднимался до предела, после чего, во второй половине матча, наступала развязка. 
Вариантов, как правило, было два. Один драматичнее другого. 
Если вы, конечно, всё же поставили на этих ублюдков. Вполне могло случиться и так, что ваша команда минимально выигрывала. Если вы успевали поставить онлайн, и эти черти всё же проявляли характер – мои поздравления. Вы могли снять коэффициент до 2,5 к 1. Это действительно круто! Впрочем, у вас всё равно летели экспрессы, где вы ставили на победу, продавая конторе полтора или два мяча. Всем ведь хочется получить чуть-чуть больше, чем 1,15 к 1. 
Но, что бывало куда чаще, унылое говно на поле продолжалось и во втором тайме. И фавориты играли вничью или вовсе позорно сливались. 
Причём подобные сюрпризы могут преподносить не только «Зенит» или «Олимпиакос», но и «Манчестер Сити» с «Баварией», чем эти ублюдки и занимаются последние пару месяцев, запарывая один экспресс за другим по всему миру, вызывая миллионы проклятий, которые, возможно, ещё аукнутся всем причастным в будущем. И боги покарают их.
И каждый раз после таких матчей проигравшиеся бедолаги мучились вопросом: почему мы снова не поставили, хотя бы чуть-чуть, на андердога?
Фака заявлял, что предпочёл сосредоточиться на нескольких в чемпионатах, например, на английском Чемпионшипе. По его словам, большинство игроков в их конторах в такие футбольные глубины не погружались, отчего контора давала тут большие коэффициенты по сравнению с другими турнирами. Он даже меня уламывал ставить на «Ньюкасл» и «Норвич», уверяя, что это – стопроцентный верняк. 
Не знаю как «Ньюкасл», но, предрекаю: «Норвич» проиграет в ближайших трёх домашних поединках. Есть такое чувство. Фака смеётся – не верит. Ничего, полетит его схема – очнётся.
На жизнь Фака зарабатывал, перебиваясь писательством и какими-то мутными схемами в рекламе. Денег от неё, жаловался он, с каждым годом становилось все меньше. 
Да, сорвать банк сегодня – едва ли не единственный выход.
Я бы сам послал к чёртовой матери всех этих ублюдочных издателей. Плевать они хотели на литературу. В загашнике у меня было ещё больше десятка переводов разной степени готовности и предварительные договорённости на издание книг. 
Нужны были деньги. Но денег у меня не было. Надежда сегодня была одна – на верный исход. Выигрыш. Один большой или несколько маленьких. 
По моим расчётам, исправить ситуацию могли два миллиона рублей. С учётом того, что половина уйдёт Мелиссе, то все четыре. 
Если разобраться – сущие копейки. Разные толстомордые козлы сливали больше на своих собачек и шлюх. А ведь эти деньги помогли бы совершить новый литературный прорыв в этой стране! Да и не только в этой. Но таких денег ни у меня, ни у Факи, ни у читателей не было. 
В РФ за переводы платили раз в десять меньше, чем на Западе. Да и вообще, в последние годы литература никому на *** была не нужна. Не только издателям. 
Энтузиастов – пишущих, переводящих, редактирующих и пытающихся издавать другую, альтернативную литературу, вообще – людей, пытающихся донести до русскоязычной молодёжи хотя бы часть этого гигантского пласта, были считанные единицы. И они тоже были никому не нужны. Хорошо хоть находились благодарные читатели, готовые угостить выпивкой или куревом. Спасибо и на этом.
Фака предлагает написать повесть. Перевести её на английский язык и продать где-то на Западе. Ведь иностранцы любят истории о «крейзи русских».
«Например, где два товарища собираются наебать букмекерскую контору», – предлагает он.
Интересно, у них на Украине там все такие – наёбщики? Впрочем, сам Фака говорит, наёбками не занимается и просто возвращает себе своё. 
На Западе за повесть могли бы заплатить 10 штук у.е., а не рублей. Деньги эти, конечно, не позволили бы реализовать задуманную литературную революцию, но их можно было бы быстро удвоить. Всего за месяц. Если играть очень аккуратно – дело будет верное. 
Я обещаю подумать о повести и говорю ему начинать писать. Идея мне нравится. Наебать букмекера мечтают многие, но как показывает практика игры – сделать это практически нереально, и лучше не надеяться на какой-то хитроумный план, а просто играть по своей системе. 
Фака начинает набрасывать мне идеи. Но говорит, что с публикацией текста можно и повременить – он собирается наведаться в Москву, а за такое искусство гражданина братского народа легко могут принять в свои объятия наши родные спецслужбы, очень рьяно относящихся к работе в вопросах морали и выдуманной ими же этики. 
Да и с публикацией подобного сегодня в РФ однозначно возникнут проблемы. Разве что в интернете. 
Сегодня весь издательский бизнес в нашей стране оккупирован либералами и моральными уродами самого гнусного разлива. И они – хуже ростовщиков, потому что высасывают не только ваши деньги, но душу.
Одна из их любимых тем – антисемитизм. Они находят его везде на своё усмотрение, провоцируя ненависть к самим евреям, с которыми большинство из них ассоциируются. Из-за таких козлов и случился Холокост. 
Для них мы с Факой – самые отъявленные антисемиты и враги, что в нынешних практических партизанских условиях для искусства – наивысший комплимент.
Что касается еврейского вопроса, то я отделяю понятие еврей от понятия жид, а под семитами так и вовсе понимаю вообще всех носителей семитской языковой ветви. 
По своей сути антисемитизм, пламя истерики вокруг которого искусственно раздувается уже многие годы, – это подмена понятий. Мне ближе русское слово жидовство. Это этно-конфессиональная качественная категория. Как система ценностей и убеждений, а не народ или ментальность.
Что же касается обвинений в антисемитизме, я просто отвечаю недалёким и трусливым, набравшимся смелости предъявить мне это в интернете, что половина людей, работавших у меня, – евреи. Половина авторов, которых я издавал – тоже евреи. 
И если бы у тех, кого уничтожили во время Холокоста, была бы храбрость, – они бы сами убивали нацистов голыми руками, как это было в Варшавском гетто, что дало неистовую пассионарность во время образования Государства Израиль. И этой пассионарности можно только позавидовать.
Для меня понятие жид эквивалентно слову говнюк – shit. В берроузовском понимании этого слова. Иначе говоря, я живу по принципу Johnsons против Shits. Когда Джонсон знает своё дело и не лезет в чужие, никому не мешает, оказывает помощь, когда необходимо. Говнюк же – постоянно лезет в чужие дела и заражен вирусом правоты. Уверенность в собственной правоте – первый признак говнюка. Хотя, чаще всего, такой говнюк ни *** не прав, но даже не понимает этого. 
Никаких проблем, я могу подготовить и издать книгу еврея, если она хорошо написана, и одновременно начать подготовку запрещенного на Западе «Аушвица страны Оз» Дэвида Бриттона, от которого выли все сионистские организации.
Ну, уж так получилось, что большинство людей, которые меня кинули, тоже евреи. Вот они как раз евреи-shits, настоящие жиды-говнюки.
Вообще, если разобраться, так называемый капитализм западного образца, к которому пытаются толкать нас, – дикий, олигархический подвид рыночных отношений, – является по своей сути абсолютным воплощением фашизма. Капитализм – это и есть идеальный фашизм. Сегодня по заветам Бенито Муссолини, называвшего всё это суперкапитализмом, он воплощён в незыблемый союз имеющего эксклюзивное право на насилие государства и монополизировавшего орудия производства и ресурсы крупного капитала. 
В теории, даже если у вас есть ствол, да не один, а целый арсенал, как у меня, вы всё равно рано или поздно проиграете. Этих ублюдков просто больше. Вы можете, словно в чёртовой GTA, хоть целый день бегать от копов и замочить их целую сотню. Вы можете быть даже самим Андерсом Брейвиком, но в одиночку вы всё равно никогда не победите. Ублюдков просто больше. И победить их можно только сообща, пройдясь по земле священной войной. Устроить чёртов суд Божий. Других вариантов, увы, сегодняшний сорт людей для истории уже не оставляет. 
Часть третья. Химия в моей голове
«Ты давай там, поосторожнее со своим циклодолом», – начинает вдруг переживать за моё здоровье Фака.
Какая радость! Он выучил название моих таблеток. С 88-й попытки.
Что касается подобной заботливости, то с ним это иногда случается. Бывает, мне действует это на нервы. 
«Впрочем, если один из авторов повести скончается во время её написания от передозировки – это будет охуенный пиар, друг мой ситный!» – подъёбывает Фака.
«Конечно, если бы ты наконец-то прокурил мозги и отдал своему христианскому Хозяину грешную душу, повесть от этого только выиграла бы», – отвечаю я. 
«Если бы мозги можно было прокурить, это бы давным-давно случилось. Да не прокуриваются. Порой даже не знаю, куда от них деться», – сетует Фака.
«У тебя ещё все впереди», – успокаиваю его я.
Я вспоминаю о дочери. Сегодня встреча с Мелиссой снова перенеслась. Ни бывшая жена, ни тёща не смогли найти для этого несколько часов своего чёртового драгоценного времени. Они очень заняты. У меня нет ни желания, ни даже прав согласно решению суда спрашивать, почему. Не смогут и завтра. А вот в понедельник – обещали подумать.
«Если я помру, позаботишься о Мелиссе», – пишу я, но Фака думает, что это какая-то долбанная шутка, и шлёт в ответ смайлы.
О Мелиссе я уже позаботился и давно написал завещание, назначив доверенным лицом своего литературного душеприказчика Максима Барсукова из «Циолковского». Мы познакомились, когда он ещё был простым продавцом в «Фаланстере» и одним из первых взялся помогать мне с продажей книг в РФ. 
Я доверил ему все права на книги, квартиру и будущие большие выигрыши. Если вдруг я не успею их обналичить. Всё это должно отойти не к бывшей жене с тёщей, а к Мелиссе. 
Но всё это будет лишь после моей смерти, а сегодня, пока я всё ещё жив, нужно было думать, где взять деньги. Чёртовы деньги!
Я проголодался и хвастаюсь Факе, что сейчас буду есть плов и котлеты. Фака утверждает, что плов и котлеты – вещи несовместимые. Но я думаю, что он просто мне завидует, потому что ни плова, ни котлет у Факи нет. И жрать ему снова придётся сосиски с хлебом.
Выпить хотелось ещё сильнее, но мне нужно было крепиться. К счастью, дома ещё был кофе. 
Как я и думал! Фака отвечает, что из еды у него только сосиски да хлеб. Дескать, если бы имелась ещё и картошка, было бы вообще замечательно. Но чистить картошку Фака не умел. Ну как так можно? 
Фака хвастается, что сегодня чудом избежал приступа паранойи, начавшей подкрадываться к нему ещё вчера. 
Накануне он жаловался, что никак не может связаться со своим ботаником. Тот снабжал его мелеными шишками в достаточном количестве, чтобы Фака забывал о паранойе как минимум на пару недель. Единственный напряг, говорил он, был в том, что в десяти метрах от места их встреч не так давно грохнули очередного известного журналиста. Его белобрысая рожа с пустыми глазами примелькалась по ТВ ещё с 1990-х, да фамилию запамятовал. Короче, какой-то пидорас. 
«В доме через дорогу и так живёт секретарь горсовета, так теперь ещё к охране этого петуха присоединились копы и даже приглашённые агенты ФБР. Последние особо доставляют. Короче, вокруг одни упыри», – жалуется Фака.
Ботаник же как свалил неделю назад на какой-то джазовый фестиваль, так и не брал с тех пор трубку. Вызов шёл, но звучал он угрожающе. 
«Все вдруг резко полюбили джаз!» – злился Фака. 
Я чувствовал, как его липкий страх буквально просачивается через стекло монитора, преодолев сотни километров расстояния между двумя братскими народами и столицами.
Помог ему младший товарищ Ваня. Молодёжь на этот раз удивила и не подвела. Несмотря на то, что его жена лежала в роддоме с двумя неделям задержки, Ваня примчался с самого утра, привезя траву и амфетамин. Трава была мягкой даже после шишки. Фака на радостях подогнал ему раритетное издание с моим переводом «Эйсид Хауса». Ваня сказал, что обязательно передаст книгу жене в роддом. Она как раз любила альтернативную литературу. 
А ведь это уже третье поколение читателей. От этой мысли на душе пускай и коротким мигом, но стало лучше и светлей.
Читать Ване было некогда. Как и большинство ровесников украинских ровесников, он мечтал об одном – свалить из страны. 
Куда-нибудь, но только не в РФ. 
Нет, РФ он не ненавидел, о ней он просто не думал. Как и для большинства украинских сверстников, продуктов нынешней эпохи, выбор между Западом и Востоком для Вани был очевиден. Для него это было аксиомой. Всё это вкладывали в его голову все двадцать пять лет жизни. Думать иначе он не умел. Могло ли быть иначе?
Перспективы не было не только у Вани, её не было ни у кого в принципе. Единственный выход – наёбывать. Хоть Фака и утверждает, что это не наёбка. Не суть. 
Сегодня в Киеве после обвала национальной валюты потолком зарплаты для такой молодёжи без высшего образования было 150–200 у.е. в эквиваленте, если повезёт, с переработками и премиями – все 250–300 у.е. в месяц. В регионах ситуация была ещё хуже: платили там раза в два меньше, а работы на всех всё равно не хватало. 
Ваня занимался всем: работал оператором в такси, продавал лотерейные билеты и развозил суши. Заказов было хоть отбавляй. Все вдруг резко полюбили суши! Но платили за одну доставку всего полтора бакса. Сотню рублей. Проще было украсть или просто застрелиться, чем заниматься этим дерьмом всерьёз!
Киевские бизнесмены быстро смекнули, что остальная Украина за пределами столицы – это неиссякаемый источник рабов, готовых работать, по сути, за еду и крышу над головой. Как Африка для США когда-то. Поэтому в Киев со всей страны потянулись не только беженцы, добровольные переселенцы и аферисты всех мастей, но и сотни тысяч молодых неприкаянных сердец. За пару лет Киев превратился из матери городов русских в жуткий Вавилон. 
Трудовые новобранцы, призванные заменить и оставить без работы молодых киевлян, сперва расселялись по общежитиям. Со временем их поток стал слишком велик и неконтролируем. Реальное население Киева выросло в два раза. Город принялся разрастаться, многоэтажными железобетонными монстрами покрылись вчерашние леса, поля и сёла. 
Свалить из страны, конечно же, хотели если не все, то многие. Держать на Родине могла разве что семья. Но свалить из общей массы удавалось очень немногим. 
И дело тут было даже не в войне, которая, конечно же, ударила по экономике. Обвал национальной украинской валюты позволил богатым стать ещё богаче, превратив всех остальных в бедняков, а бедняков – в бесправных рабов, вынужденных вкалывать за установленный ООН для стран третьего мира минимум в день. Работать за еду – что может быть хуже? 
Когда-то давно мы рассуждали с Факой о дудке. Он тогда заявил, что трава, шишки, гаш и прочие дары природы аккуратно убивают нашу память, уничтожая в мозгу воспоминания. Курево помогает не воспринимать всё это говно вокруг слишком всерьёз, чтобы не свихнуться по-настоящему. Действительно, иногда забыться и не замечать происходящее – недосягаемая благодать.
Тем временем, «Барселона» всё так же позорно сливает: один из экспрессов уже проигран. Параллельно не выигрывает и «Реал». Не припомню, когда такое бывало вообще. И вроде не чёрная смена ведь сегодня!
От мысли о дудке мне снова становится тоскливо. Хотя, где-то среди винила Джонни Кэша, помнится, была припрятана плюха. Но одна плюха мне не поможет. Будет только хуже. Лишь раззадорю себя, чтобы потом страдать, как последний идиот. Чтобы всё было правильно, мне нужно как минимум десять плюх. Сначала пять, потом хороший крепкий кофе, потом ещё пять. Хотя, нет, всё равно не складывается, ведь через полчаса я снова захочу курить, а курить уже будет нечего. 
Параллельно смотрю результаты: летят оба оставшихся экспресса. 
«Эвертон» проигрывает дома в Кубке Англии «Норвичу». «Норвичу»! Чёртов Фака будто что-то предчувствовал.
Впервые я попробовал кислоту именно там, в Норвиче, в 1994 году. Я уже даже не вспомню, какого хрена меня туда вообще занесло. Должно быть, на очередной подпольный рок-концерт или рейв-вечеринку. Хотя какой может быть рейв в этой дыре? Жаль, что немецкая авиация не разбомбила этот городок ещё во время налёта 1940 года! Хотя тогда, четверть века назад, всё было не так уж и плохо: мы принимали жидкий ЛСД-25, вкалывая его в мышцу. Я был моложе, да и вообще чувствовал себя замечательно. 
«Ириски» выпустили второй состав, всем своим напыщенным видом демонстрируя, что плевать хотели на Кубок – у Рональда Кумана были большие надежды на АПЛ. В принципе, я его понимаю. Это, конечно, мой прокол. Я мог бы и догадаться, что «Эвертон» выйдет на матч резервным составом. Но дома! «Норвичу»! Срань святая, да никто, даже боги, не способны предвидеть такое!
В КХЛ же летит «Спартак». Я ставлю на «Спартак» всегда и везде – в футболе и хоккее. Раньше, пока клубы не расформировали, ставил даже в мужском и женском баскетболе. 
Мы даже забились с Факой, что в Премьер-лиге «Спартак» в этом сезоне станет чемпионом. 
Мы всегда спорим на бутылку виски. Спорим мы редко: за последние несколько лет это лишь пятое пари. Все четыре предыдущих мой приятель мне проиграл. Учитывая отличный старт, думаю, проиграет Фака и сейчас. Главное, чтобы в дело всерьёз не вмешался «Газпром». Кто знает, что на уме у этих ублюдков?
Хоккейная команда, порадовав меня шайбой в гостевом матче против «Локомотива», посыпалась и уже летит 1:4. А ведь перед этой встречей у Ярославля было четыре поражения. Какого же чёрта? В итоге, пятое поражение получили именно мы. Хотя, конечно, не нужно было включать «Спартак» в экспресс, но денег на нормальный ординар, хотя бы штуки, у меня не было. 
От меня уходили последние деньги.
Я достал новый блок сигарет и, распечатав пачку, принялся курить, одновременно заваривая кофе и разогревая еду. Ужинал я под одну из пластинок Джонни Кэша – должно быть, я подсознательно искал запрятанную плюху. Стараясь не думать о том, насколько сильно мне на самом деле хочется сейчас выпить, сохраняя абсолютное спокойствие, я вымыл посуду и приготовил себе ещё кофе. Всё было под контролем. Разве что ещё сильнее болела голова. 
Мысли об алкоголе уже не вызывали у меня отвращения и желание блевануть. Наверное, это плохо. Это было потенциальной проблемой.
Но я знал, что делать. У меня был козырь в рукаве. Целый козырный туз. Ха-ха.
Фака хвастается, что по совету доктора Хантера пьёт колу с аспирином. Расширяет сосуды и повышает работоспособность. Какой-то детский сад, честное слово. Да и знаю я, как он расширяет сосуды – бухает каждый вечер коньяк. И сейчас, должно быть, тоже пьёт. Грузинский коньяк в Киеве стоит в два раза дешевле, чем в Москве. От этой мысли мне каждый раз становится грустно.
Однако у меня было кое-что посерьёзнее. Тем более что ни колы, ни аспирина у меня не осталось. 
Но прежде нужно было сбить головную боль. Я не хотел портить себе удовольствие. Именно удовольствие – нескольких часов, до трёх-четырёх ночи мне предстояло работать над переводом. На этот случай у меня было припасено несколько таблеток анальгина. Впрочем, хватит и одной.
Я открыл настежь окно на кухне, позволяя осени ворваться в мою огромную трёхкомнатную затаившуюся квартиру. 
На улице окончательно стемнело. Холодный дождь падал сплошной стеной и, похоже, перерастал в град. Ветер звонко завыл меж соседними домами, светящимися из темноты хаотичными пятнами окон. 
Я принялся жадно курить. Из холодного мрака с новой силой рванул ветер, едва не выдернув у меня из рук оконную раму. Стало зябко. Я с грохотом её захлопнул.
Вернувшись к компьютеру, я узнал, что «Спартак» влетел 3-6, а «Эвертон» не смог даже забить. После плотного ужина и кофе с сигаретами у меня не было сил даже злиться.
Фака был уже в курсе моего проигрыша, отслеживая результаты онлайн. Он следил за моими ставками даже раньше, когда сам держался и не играл. Фака просто наблюдал за тем, как играю я. Делал себе небольшие инъекции кайфа игры, думая, что сумеет не сорваться вновь. Но даже тогда он знал, что всё равно рано или поздно не удержится. 
Я бы с удовольствием сходил в «Торнадо» и сейчас. Выпил бы там немного коньяка. Но играть больше было не на что. А просто так пить в кредит я не привык и не собирался.
К тому же, пора было садиться за работу. Я собирался расшифровать ещё несколько глав и завтра пораньше отправиться в издательство и выбить из этих ублюдков свои деньги.
Я достал циклодол. Теперь всё будет иначе. Я выпил две таблетки и достал сигарету. Нужно работать.
Фака попрощался и ушёл в офлайн. Сказал, что поедет с утра по своим делишкам. Я предупреждаю его, что когда-нибудь он доиграется. 
Тогда я ещё не знал, что общались мы в последний раз.
Обычно, когда Фака наконец-то сваливает, я могу не только отвлечься от матчей и немного поработать, но ко мне приходит и удача. Бывает, как только Фака уйдёт спать, ставки начинают играть одна за другой. Однажды ночью я выиграл на баскетболе и хоккее шесть ординаров по штуке из шести, удвоив бабки и выпив в «Торнадо» сразу двенадцать бокалов пива. К рассвету чувствовал я себя отвратительно, и спал до обеда. Зато, по пробуждению, у меня были и деньги, и замечательное настроение. 
Но сегодня ночью играть было не на что.
Я взялся работать. Матчи продолжали играться. Соблазн каждый раз поглядывать на текущие результаты был слишком велик. Несмотря на то, что при всём желании мне уже нечего было ставить. А так, если бы у меня завалялась хотя бы пара сотен, я бы обязательно сбегал в «Торнадо» и поставил экспресс из десяти событий с общим коэффициентом под сотню к одному. Ночью как раз игрался панамский баскетбол и куча товарищеских матчей. Игрались предсезонные встречи НБА и НХЛ. Был и кое-какой футбол, не только южноамериканский – рубились азиаты. Тут было, где развернуться!;; 
На некоторое время я забываю о работе. Я поглощен новой навязчивой идеей – поднять денег до утра. Хотя бы пять штук. Если повезёт – все десять. В голове я быстро начинаю складывать экспресс – тоталы на баскетбол, забитые голы и победы в футболе. Всё вырисовывалось очень даже симпатично.
Я схватил отложенную на утро мелочь, и бросился собирать по квартире монеты. Я надеялся, что где-то в брюках или в прихожей заваляется и пара мелких купюр. Но их не было – только мелочь. Но всё равно, вышло даже больше, чем двести рублей. 
Всё могло сложиться восхитительно. К тому же, в «Торнадо» я мог выпить коньяк. Сейчас алкоголь всё равно не подействует. Но мне станет ещё лучше. Хотя, благодаря циклодолу, ну и кофе с сигаретами, которые я продолжал жадно курить, насыщая жаждущий организм никотином, я и так чувствовал себя охуительно.
Я уже собирался бежать в «Торнадо», где-то подсознательно всё же понимая, что если я проиграю, мой насыщенный график, запланированный на грядущий день, может оказаться под угрозой. 
Сотня к одному – это, как ни крути, сотня к одному. Я понимал это даже под таблетками. 
Притяжение будущей игры, кайф, если повезёт, и не подведут первые матчи, начинавшиеся ближе к часу ночи, до самого утра, – всё это было чересчур соблазнительным. 
Меня уже бил озноб. Дома было действительно холодно. Я достал шерстяной джемпер. Так-то лучше.
Пока я одевался, мой мозг на секунду отвлёкся от ставок, и я вспомнил, что мне, чёрт побери, нужно работать. 
Завтра я собирался хорошенько поживиться деньгами в издательстве. Хвала яйцам, ублюдки работали в воскресенье. Тем хуже для них. Я не собирался уходить с пустыми руками. Из нынешнего перевода я сделал достаточно, чтобы требовать своё, но мне нужно было закончить ещё несколько глав. Так будет лучше. Я сам для себя так решил. Поэтому нужно было держать данное самому себе слово.
Я снова берусь работать, но мысли мои по-прежнему в «Торнадо». Курю сигарету за сигаретой, но всё равно, вместо того чтобы смотреть в открытый файл документа Word, я продолжаю пялиться на мерцающие результаты матчей в браузере. 
Решить проблему очень просто. Нужно всего лишь вырубить интернет. Где тут у меня был модем? Я заглядываю под стол, и некоторое время таращусь на клубки проводов, среди которых перемигивались разнокалиберные лампочки и датчики. Слишком темно. Моё зрение обострено благодаря циклодолу, но всё равно – ничего не разобрать. Где тут этот чёртов модем? 
Я принимаюсь рассуждать, что интернет мне, по большому счёту, и не нужен. Поэтому от меня всего-то и требуется найти модем и вырубить его. Но как в таком случае я буду знать результаты проходящих поединков? Конечно, я бы мог узнать их позже. После работы, даже утром. Я ведь всё равно ничего не ставил. Пока что. 
Пока меня терзали сомнения и соблазн схватить деньги и всё же броситься в «Торнадо»,; произошло невероятное! Хвала славянским богам и небесам! У меня отрубили интернет. Он вдруг взял и исчез. Такое случалось и раньше, но нечасто. В таких случаях я просто шёл в «Торнадо». Но сейчас отключение интернета было иным – это было знамением. Знаком свыше. Мысли о ставках и выпивке вдруг показались мне постыдными. К тому же, циклодол уже основательно прочистил мне мозги. Работа уже не казалась обузой, наоборот, записывая слова и составляя из них предложения, я ощущал настоящий кайф.
Поработав до трёх ночи, я лёг спать с чистой совестью.
Проснулся я к девяти утра. Мне вернули интернет – тут же смотрю ночные результаты и с облегчением понимаю, что проиграл бы последнюю мелочь, если бы поставил так, как собирался. Значит, всё это действительно было не зря.
С утра первым делом хочется курить и кофе. В моей крови ещё остался циклодол. За шесть часов я вполне выспался, но всё равно чувствую себя разбитым. Разряженным. 
Ну да, всё это я веду к тому, что мне нужна подзарядка. Конечно, я бы мог обойтись без таблеток и выехать в город просто так – с сигаретами наперевес. Я бы справился. Всё бы было хорошо. Тут я уверен. Однако вместе со всем обязательным утренним дерьмом по расписанию приходит и паранойя. Она приходит всерьёз и надолго. Пока я буду ездить по Москве, она немного отступит, спрячется и притупится. Но всё это будет лишь уловкой. Она будет накрывать мой мозг мерзкими холодными приливами каждый раз, как только я попытаюсь расслабиться, наивно понадеявшись, что она ушла. Она вернётся в самый неподходящий момент. Представляю, как мне вдруг резко станет хреново где-нибудь в метро. В замкнутом пространстве. Среди этих гнусных чёрно-серых людишек. 
*****! Будто в фильме ужасов! Лучше пресечь всё это на корню. Я выпиваю кофе, выкуриваю пару сигарет и выпиваю две таблетки циклодола. Так-то лучше! Я готов к труду и обороне. Где-то валялся значок ГТО.
Я никогда не пью больше трёх таблеток циклодола за раз. После пяти появляются галлюцинации. Галлюцинации мне не нравятся. Я предпочитаю контролировать своё тело и свой разум. Принимая что-то, я собираюсь расширить своё сознание и заполнять его новыми знаниями и гранями смыслов, а не отдавать его в аренду химии. Чтобы элементы из таблицы Дмитрия Менделеева позабавились с ним. 
По этой же причине я не очень люблю ЛСД. С другой стороны, человек, принимающий ЛСД, хотя бы не будет голосовать за «Единую Россию». Он вообще не пойдёт на эти ****ские выборы, а лучше вскроет горло какому-нибудь козлу по-тихому. Для равновесия добра и зла в природе. Ножичком по горлу – чик-чик. Уносите готовенького, товарищи санитары! 
Я всегда ношу с собой не только нож, но и ствол. Ничего такого – обычный ТТ, подаренный дедом перед смертью со словами «он тебе пригодится». Дед принёс ствол с Ленинградского фронта. Не знаю, доводилось ли ему из него стрелять – дед воевал на танке. 
В моей жизни приключились две по-своему отвратительные истории, повлиявшие на решение всегда иметь с собой оружие. Теперь лезвие и ствол всегда при мне. Пока что, только для самообороны.
Начнём с ножа. Разнообразных отличных ножей у меня прилично. 
Нож с собой я начал носить просто потому, что тогда были такие времена. 
На фестивале «металла» на Миклухо-Маклая в 1993-м году на меня напала толпа гопников. Я был выше всех и мог бы легко справиться с каждым из них по-отдельности, но тогда мне преподнесли жестокий урок – эти твари атаковали толпой, и один из них воткнул мне перо прямо в бок. На память с того случая мне остался огромный шрам. Я истекал кровью и думал, что наконец-то умру. Тогда ещё было модно думать, что смерть – это освобождение. Единственное, чего мне действительно хотелось в тот момент, это забрать на тот свет как можно больше этих мелких трусливых уродцев. 
Это было давно, но давайте я попытаюсь описать свои ощущения. Когда я вырвал у нападавшего только что побывавший у меня в боку нож, и через секунду всадил его в живот врага, это было весьма приятно. 
На суде потом всё это дело признали самообороной. Так оно и было, конечно же. 
Вообще-то, я выступаю против насилия. Но когда я разрывал его плоть лезвием ножа, то испытывал что-то, похожее на радость. Оттого, что хотя бы один ублюдок мёртв и мир стал лучше. 
Я убил бы ещё кого-нибудь, но нож увяз в его кишках. Я дёрнул несколько раз. Моя кровь по сравнению с его казалась не такой горячей. Даже холодной. Интересно, почему так? Нож не поддавался. А через секунду меня задел один из проносившихся мимо дико сигналящих нам автомобилей. Я даже не замечал их, пока не получил мощный удар, опрокинувший на асфальт меня и кровоточащий труп. Больше никто не пострадал. Только я и мой покойник. 
Суд меня оправдал, но отморозки решили объявить мне настоящую вендетту, после чего я был вынужден временно бежать в Англию.
Теперь, что касается ствола. Вернее, стволов. Кроме ТТ дома у меня хранилось ещё три единицы оружия – двуствольный немецкий Sauer, двустволка «ижевка» и карабин, с которым ещё мой дед ходил на кабана. 
После войны мой дед был председателем Московского общества охотников и собаководов. Сам я не охотился. Как вам уже известно, я не люблю насилие. 
Но всё было легально. Кроме ТТ – его приходилось прятать. Фака уговаривал меня спрятать его где-нибудь за пределами квартиры.
Но меня ни разу не проверяли менты. Я гипнотизировал их взглядом, и они предпочитали обходить меня стороной. Ха-ха.
Пистолет я носил с собой и раньше, не всегда, но часто. Я понимал, что если уж достал его, то надо использовать, равно как и нож, иначе ты гандон. Без шуток. 
Применять ТТ мне пришлось всего один раз, когда рядом с моим домом в пять утра какой-то пьяный урюк-азер собирался отрезать головы моим загулявшим соседям-подросткам, среди которых были две четырнадцатилетние девчонки. Я вышел случайно – за сигаретами – с початой бутылкой виски и столкнулся с этим безумием. Получив пулю в жопу, этот мудак оставил детей в покое. Почувствовав магическую силу огнестрела, эта тварь потом даже огрызнуться побоялась.
Впрочем, я не исключаю, что тот случай применения оружия был не последним. Вопреки моему пацифизму, жизнь настойчиво склоняла меня к насилию.
Оружие в доме должно быть всегда под рукой на случай непредвиденных обстоятельств. Оружие я люблю с детства. Владение им и умение применять облагораживает и одновременно способствует тому, чтобы вы всегда избегали бессмысленного насилия. Человек должен уметь постоять за себя, и я считаю, что иметь оружие просто необходимо. Аминь.
Что касается циклодола, то позабавиться с моими мозгами таблетки могли лишь в долгосрочной перспективе. Но и без всякой химии, от старческого маразма никто не застрахован. Так что игра однозначно стоит свеч. Во всяком случае, это уж лучше, чем жрать водку. 
Циклодол у меня идёт чётко по рецепту – по две таблетки. Это позволяет мне не чувствовать сонливости и максимально энергично работать. За день у меня никогда и не выходит больше трёх-четырёх таблеток.
Увы, моё здоровье уже не позволяет принимать тяжелую химию, поэтому я использую циклодол для стимуляции сердечной активности. Принимаю таблетки я только в том случае, если мне необходимо не спать и работать всю ночь. Или когда плохое физическое состояние и надо взбодриться. Сердце моё уже порядком барахлит, но всё ещё – пламенный мотор.
К счастью, проблему таблеток мне удалось частично решить ещё в конце 1990-х. Всё гениальное – просто. Всего то и нужно было – встать на учёт в психоневрологический диспансер. 
Помог случай. 
В 1999 году меня призвали на кавказскую войну, которую я, как русский державник, изначально считал братоубийственной. Вообще в пределах СССР все национальные конфликты для меня считаются братоубийственными. 
Хотя чеченцы для меня не братья. Просто я тогда основал свое издательство, решил издавать книги. Нужно было выбирать: либо издавать книги, либо – отправляться на войну против граждан собственной страны.
Чтобы не участвовать в этой мерзости, я встал на психиатрический учёт.
Мне поставили официальный диагноз – маниакально-депрессивный психоз или биполярное аффективное расстройство. 
Хорошо, что врачи не знали о ножах и стволах. Вот была бы потеха! 
Обмануть врачей не составило труда, ведь порог нормальности в современном обществе, да и раньше тоже – сплошное шарлатанство, если не сказать больше – наебательство. Эти мудаки в белых халатах берутся решать, нормален ли человек, пытаясь объять своим скудным умишкой необъятное – человеческую природу. 
Эпические идиоты! К тому же, в отличие от этих маменькиных сосунков, на своём веку я видел настоящих безумцев, а некоторых мне даже посчастливилось переводить и публиковать. Думаю, многим из них наши врачи тоже поставили бы схожий диагноз. 
Поэтому, когда меня исследовала комиссия, а делала это она вполне равнодушно, я заранее знал, о чём они меня будут спрашивать и что ожидают услышать в ответ. И от психа, и от наглого симулянта. Я просто сыграл свою роль. Обвести этих ослов вокруг пальца было проще простого!
Оказалось, мне было положено сто таблеток циклодола, за которыми я аккуратно заезжал раз в три месяца. Как мило!
Плюс к этому – бесплатный проезд в общественном транспорте, в том числе – в метро. Невиданная по нынешним временам щедрость!
К тому же, государство заботливо определило мне пенсию. Платили почти регулярно, но в этом месяце почему-то задерживали. 
Прошло столько лет, и свой диагноз я подтверждал перед всевозможными комиссиями умников неоднократно, но сейчас у меня начиналась паранойя по поводу того, что что-то пошло не так. Что эти уроды что-то вскрыли в моей долбанной медицинской карте и решили закрысить пенсию. 
Мне никто не звонил и не писал. Меня никуда не вызвали, хищно выжидая, что я сам являюсь к ним на поклон с повинной. Но я предпочитал гордо ждать. Хотя эти деньги – 19 штук – сейчас бы мне очень пригодились.; 
Я рассуждал так: если ничего не произошло, и это просто техническая задержка, нет смысла поднимать шум; если же что-то действительно пошло не так, и ситуация настолько хреновая, что об этом мне даже не сообщают, лучше всего не высовываться и выждать. Пускай первый шаг сделает система. 
Хотя деньги мне действительно были очень нужны для ставок. С каждым днём обоюдного молчания желание сорваться к ним было всё сильнее. 
Но, во-первых, я понимал, что если это не задержка, денег просто так, да ещё и в кратчайшие сроки, мне никто точно не даст. 
Во-вторых, я твёрдо знал, что именно этого государство и его чёртовы сатрапы в облике чиновников и врачей, решивших сыграть со мной в эту игру, от меня и ждут.
Таблеток циклодола, которые выдавали врачи, катастрофически не хватало. Дни после того, как он заканчивался, были самыми отвратительными. Хорошо, если старые друзья-товарищи подгоняли немного амфетамина или какие-нибудь схожие корректоры. Но зачастую бывало так, что ничего этого не было. Ни чёртового амфетамина, ни чёртовых корректоров. Всё это можно было бы купить – были бы деньги. Но денег в такие дни тоже не было. Как назло! 
Я старался разобраться со всей серьёзной работой, пока был циклодол. Когда он заканчивался, мне оставалось только пить и ждать. Работа стопорилась. Иногда эти чёрные дни слагались в недели. Я не сходил с ума. Во всяком случае, пытался убеждать себя в этом каждое хмурое утро. Я просто пил и ждал.
В официальном диагнозе был и один существенный минус – мне не давали кредиты. Разве что под очень большие проценты и через какие-то мутные чёрные кассы и полулегальные конторы. Но с такими людьми я предпочитал не связываться. К тому же официально я сейчас нигде не работал, а вся моя литературная деятельность не имела для ростовщиков абсолютно никакого значения. Им нужны были справки с места работы и прочая бюрократическая хрень. Психов ростовщики попросту боялись.
Впрочем, год назад мне всё же удалось взять деньги в кредит. Ситуация была безвыходной. Моя справка не имела для ростовщиков никакого значения – они просто повесили на меня людоедский процент.
Тогда меня в очередной раз кинули партнёры. Кидать партнёров у нас вообще едва ли не новая национальная забава. Не гнушаются этим, в том числе, и в издательском бизнесе. Иногда у меня складывается впечатление, что он сегодня только и живёт за счёт тотального кидалова. Потому что бабки нужны всем, но абсолютно все члены цепочки издательской цепи, кроме самых главных боссов-ростовщиков, получают жалкие крохи от общего пирога.
Меня тогда кинули партнеры из одного издательства, не расплатившись до конца за перевод Берреса Фредерика Скиннера «Наука и человеческое поведение», отдав вместо 200 тысяч – 156. В итоге, я не получил на руки чистыми 44 тысячи, которые уже были потрачены – на новые книжные проекты и на Мелиссу. 
Ситуация была безвыходной. Полученный гонорар сразу же ушёл на погашение долгов – тогда я не рискнул бросить все деньги на ставки. Хотя, наверное, стоило бы. Но идея с кредитом на тот момент почему-то показалась мне более подходящей. У меня были в работе новые проекты, и я рассчитывал получить за них гонорары. 
Однако тогда всё навалилось за один раз – ублюдки до последнего тянули с выплатой моих денег, а мои ординары и экспрессы не заходили с тошнотворной регулярностью. 
Конечно, такие чёрные полосы случаются у всех, и нужно было просто перетерпеть. В случае со ставками – просто пробить череду нефарта. Ведь если тебе всего-навсего не везёт – это ведь не повод просто опустить руки и ничего не делать. Поэтому я продолжал упорно ставить и проигрывать.
Денег катастрофически не было, но я умудрялся погашать кредит с его безумными процентами.
Кредит, вообще-то, был микроскопический. Мне не хватало всего 15 штук, которые я взял на двадцать дней, по истечению которых должен был вернуть 21 тысячу. Когда двадцать дней прошли, денег у меня не было, я был на нуле. Всё это дерьмо продолжалось два месяца. Я трижды продлевал проклятый кредит, выплачивая раз в 20 дней по шесть штук. Потом мои нервы лопнули, и я послал их на ***. Не знаю, на что я рассчитывал. Я просто хотел, чтобы они от меня отъебались, потому что нависший надо мной фатум уже становился невыносимым, и я на полном серьёзе подумывал о том, чтобы пойти и ограбить барыгу-негра. Но случилось чудо – эти мудаки исчезли. 
Я наивно поверил, что навсегда. И вообще, у меня было слишком много работы и важных дел, чтобы думать о них!
Но они объявились менее чем через полгода, прислав мне уведомление, что я должен им уже 118 штук. Я, конечно же, повторно послал их на ***. Однако на этот раз в ответ ростовщики решили перейти от слов к силовому варианту, наняв коллекторов из «Primo Collect», которые принялись толкать в мой адрес угрозы, названивая домой и оставляя письма. В ответ я обещаю отстрелить им яйца. А ещё лучше – прострелить коленные чашечки. Пускай помучаются, ублюдки, а я на всё это посмотрю. 
Потому что коллекторы – это даже ещё худшее отребье, чем охранники в супермаркетах. Этих шакалов нужно отстреливать, чем я займусь, если они посмеют вторгнуться на мою территорию или попытаются атаковать на улице. 
Несколько раз я замечал, как под моими окнами трутся какие-то гопники. Они только и могут, что вешать лапшу на уши по телефону или писать свои гневные письма, а так называемые выездные бригады смелые только в общении с матерями-одиночками или старыми алкашами. Я же обязательно дам им отпор. Пускай только попробуют ко мне заявиться!
Хотя, конечно, тема с кредитом была вкусной. Я сразу прикинул, что даже при самой плохой игре я с лихвой могу покрыть проценты этих мошенников. Жаль, нельзя было сразу взять миллион и заняться большой игрой. 
Система, всё наше нынешнее трусливое жизнеустройство, все эти козлы просто не любят, до жути боятся ярких ходов и нестандартных решений. 
Подбить же кого-то на кредит для игры было идеей изначально бесперспективной. Перевелись сегодня авантюристы. Даже Фака не хотел в этом участвовать. Разговаривать на эту тему с родителями тоже не было смысла. 
Больше просить мне было не у кого. У моего друга Максима Барсукова в связи с кризисом лишних денег не было априори – всё уходило на магазин и издательство, а все остальные были жалкими трусами, привыкшими ходить на свои работки и жить в уютных клетках, абстрагировавшись от реальной жизни – яростной, злой, поэтичной. Их ущербные сердца уже не понимали поэзии улиц. Мне было их очень жаль. 
Воевать за олигархов на антирусскую войну в Чечню я не поехал, но война же всё равно меня нашла. Вернее – её нашел я сам, хоть и был пацифистом. Но иногда просто так нужно. Нужно ли это было мне? 
По зову сердца, руководствуясь примером русских патриотов 1876–1877 годов, как и многие патриоты в то время, я уехал в Югославию. 
На тот момент мне уже удалось наладить издательский бизнес и запустить в печать несколько важных переводов. И я снова почувствовал необходимость уехать хотя бы на время. 
Однако всё завершилось для меня быстро и весьма печально – во время бомбёжки Белграда я получил контузию. Ничего героического. 
Рядом валялись трупы и просто пурпурные куски мяса. Так что, всё могло быть куда хуже, а я всего лишь две недели провалялся в больнице.
Но к чёрту прошлое. Пару чашек кофе и полпачки сигарет вместе с тёплым душем приводят меня в порядок. Сегодня у меня большой день.
Часть четвёртая. Новый порядок для ниггеров
Я живу рядом с Лумумбарием – Университетом Дружбы народов имени Патриса Лумумбы. 
Беляево ещё называют московским Гарлемом. Конечно, всё не настолько мрачно. Просто у нас тут действительно полно чёрных. Не кавказцев и прочих нацменов, а именно чёртовых негров. Много, если сравнивать с другими районами Москвы, разумеется. 
Короче говоря, мне посчастливилось родиться и жить в самом международном, как бы сказали сегодня либеральные мудаки – космополитном районе Москве. 
Хвала Перуну, за 43 года я так и не стал вежливым козлом, сродни большинству этих мальчиков и девочек вокруг. Чёртовы выродки не ведают, что творят со своей глупой терпимостью, и дорога у них одна – в Ад! Да будет так!
Полное название Беляево – Беляево-Богородское. 
Я предпочитаю называть его не районом, а княжеством. Так звучит намного лучше и вообще – исторически справедливо. 
Мой сосед, покойный поэт Дмитрий Александрович Пригов, бывало, вступал в диалектические споры, и называл Беляево герцогством, но сам то и дело вдруг оговаривался, и признавал, что мысленно тоже называет его княжеством, с которого может хотя бы мысленно и сакрально пойти возрождение Руси.
Параллельно Беляево расположена станция «Чертановская», отделенная Битцевским парком, который известен не только своим маньяком. Тут есть места, известные издревле, с дохристианских времен – Лысая Гора, Лес Оборотней. 
В древности это было место славянских языческих святилищ, и вообще считалось священной землей, местом силы. 
После развала Союза, в 1990-е, отдельные энтузиасты возвели недалеко от моего дома в Битцевском парке капище Перуна, которое стало местом поклонения всевозможных неформалов. Позже всю эту красоту снесли православные фанатики, но со временем капище вновь восстановили. 
Есть рядом Тропарево, и так называемый Огненный Ручей, обладавший целительной силой, внесенный в справочники Сакральной Психогеографии, один из которых с моей подачи издал покойный Илья Кормильцев в «Ультра.Культуре». 
Недавно, когда в размеренный ритм игры вновь вторглась чёрная полоса, и я даже не отбивал на ординарах проигрыши по экспрессам, я был вынужден продать эту блестящую работу всего за полторы тонны дерева. Чтобы тут же проиграть их на экспрессе баскетбольной Евролиги из четырёх событий – в этот проклятый вечер все ублюдки будто сговорились против меня и напрочь отказывались бросать. Нонсенс, но ни в одном из матчей ни в одной из четвертей команды не набросали больше сорока очков на двоих! Неслыханное долбоёбство! Перун явно разгневался на меня за продажу книги, и покарал играющие команды аномальной криворукостью и убогостью. Да и работала в тот проклятый вечер чёрная смена.
Расшифровывалось название нашей местности как Белое Богородское. Или место, где по древним пророчествам и преданиям, в том числе более поздним Василия Блаженного, которого страшился сам Иван Грозный, будет или был рожден Белый Бог. Или же появится Всадник, он же князь Михаил, стоящий за сынов народа своего.
Когда-то усатый мудила Дмитрий Песков заявил, что Всадник, или Белый Бог – это лично Владимир Путин. Не знаю, зачёлся ли ему этот изощрённый прогиб, но мы тут все знатно посмеялись. Дебил, ****ь.;; 
Со здешними неграми у меня сложились свои отношения. И они отнюдь не тёплые. Они – односторонние. 
В Лумумбарии негры торгуют героином. Они тут вообще много чем торгуют. 
В 1990-е случалось всякое разное. Иногда, когда денег не было, а для работы и вообще жизнедеятельности нужен был амфетамин или гашиш, я просто брал нож, иногда ствол, и шёл забирать у этих черножопых ублюдков положенный моему мозгу стафф. 
В отличие от киношного Гарлема, негры в Беляево были мелкими. На контрасте с моим ростом и весом – даже очень мелкими. Справиться с ними не представляло никакого труда. 
Да, как правило, эти ублюдки передвигались группами или минимум парочками, словно какие-то гомики. Но я знал, что так происходит не всегда. Я достаточно насмотрелся на них – я видел их насквозь. И здешние негры не были так уж умны. 
Я просто выслеживал одного из них, когда они наконец-то расходились. Это обязательно случалось хотя бы несколько раз в день. Когда какой-нибудь ниггер думал сходить пожрать или поссать, например. Я действовал жестко – бил его под дых и пугал ножом, обещая выпотрошить его к чертовой матери, после чего трусливый гад всё быстренько мне отдавал. 
Разного дерьма у них было навалом, рентабельность бизнеса исчислялась тысячами процентов, поэтому подставлять свою задницу за небольшую партию товара никто не решался. 
Бабло я тоже забирал. Впрочем, как правило, у них никогда не было с собой серьёзной наличности – к барыгам по несколько раз день подъезжали смотрящие, и увозили кэш от греха подальше.
Решался я на подобное всего несколько раз с периодичность в несколько месяцев. 
Экспроприированного мне хватало надолго. Я оптом обменивал ненужную мне дрянь на порошок и курево. Ниггеры, должно быть, даже не догадывались, что против них действует всего один человек, объясняя беспредел против своих братьев по разуму исключительно ментальными особенностями Беляево. Мало ли кому в здешних краях придёт в голову ограбить беззащитного негра? 
Между нападениями проходило достаточно времени, чтобы эти идиоты могли успокоиться, утратить бдительность. 
Конечно, сейчас я такими делами не промышляю. Но раньше всякое случалось. Особенно после Югославии. Денег не хватало. Здоровье пошатнулось. 
Ещё и книги нужно было издавать. Как правило – за свой счёт. Уже потом, с продаж, деньги отбивались. Но показательно: несмотря на растущее в РФ книгопечатанье в начале нашего большого пути, в первые годы прорыва альтернативной литературы к постсоветскому читателю, ни одна тварь не соизволила вложить в это дело деньги. Я имею в виду все эти огромные издательские дома. Эти монстры-монополисты наводнили своей продукцией всё вокруг. Все книжные полки, все топы интернет-магазинов. Они обеспечили широчайший спектр продукции: от карманных вариантов в мягком переплёте до элитных изданий в натуральной коже с чёртовыми стразами. Это многомиллиардный бизнес, но из этих миллиардов ничего не было направлено на ту литературу, которой я отдал свою жизнь. Этим ублюдкам было не просто плевать. Они целенаправленно противились тому, чтобы в ваши умы попало ещё что-то кроме производимого ими дерьма.
Конечно, если бы в мире что-то перевернулось, и к власти вместо нынешних сатанистов-отморозков вернулись старые-добрые белые расисты, пускай и протестанты, хотя бы такой умеренный парень, как Дональд Трамп, – это всё равно было бы лучше, – тогда с неграми можно было бы снова иметь дело. Как с товаром. Мы бы просто легализовали нынешнюю ситуацию и чётко прописали правила игры. Но всё это лишь мечты.
Накануне Фака скидывал прикольную новость: в одном из азербайджанских клубов всплыл 40-летний нигериец, которому по паспорту оказалось всего 23 года. Футбольные чиновники и наука начали биться над установлением истины, а сам негр продолжает твёрдо стоять на своём: документы настоящие, он реально молод и полон сил. Просто так хреново выглядит. 
Как-то мой приятель рассказывал забавную историю десятилетней давности, когда они с товарищем пытались продать в клуб второй лиги из Киевской области какого-то африканца, нелегально приехавшего в украинскую столицу в поисках лучшей жизни, и торговавшего на Шулявке – киевском побратиме Беляево, крупнейшем рынке секонд-хэнда. 
В документы они к нему даже не заглядывали. А смысл? Парень уверял, что ему нет ещё и 25 лет. Дескать, играть ему ещё и играть. Они поверили ему на слово, взяв в долю за процент от будущей прибыли и пообещав негру десять штук за годовой контракт, после чего попытались выбить себе за его трансфер столько же. 
Всё это происходило до кризиса 2008 года и лишние, жгущие карманы деньги были у многих. Дело казалось плёвым. К тому же, бросив однажды негру мяч, они убедились, что тот кое-что действительно умеет. 
Негра нашёл Беня. Беня не был евреем, он просто был Беней. Он даже не жил в Одессе. Но именно он с ниггером и познакомился. 
Чтобы не терять время зря, ребята принялись зондировать сразу несколько клубов второй лиги и аматоров. Как правило, организовать встречу с одним из нужных тренеров из системы клуба можно было через местных журналистов или пресс-атташе за бутылку бухла или блок сигарет. 
Однако переговоры затягивались. Всё протекало очень вяло и нудно. 
Да и вообще, конечно же, всё это было скорее лихой кавалерийской атакой, изначально обречённой на провал, потому что такие схемы даже в маленьких клубах давным-давно отработаны своими людьми, и чужакам в этих раскладах не место. Но ребята решили попытать счастья, веря, что всё выгорит, они вытянут свой счастливый билет и сумеют сбагрить негра за хороший кэш. 
Сейчас уже Фака признавал, что нужно было искать не в Киевской области, а отправлять ниггера на Донбасс – там и с деньгами было ещё лучше, и спрос на такой товар, судя по конъюнктуре рынка, весьма большой. 
В итоге, негру удалось организовать несколько матчей. Но во время первой же двухсторонки тренер команды, просматривавший их товар, обматерил и ниггера, и ребят, выгнав их с базы ещё в середине первого тайма. 
Чёртов негр будто разучился бегать! 
«Беги, негр, беги!» – кричал ему Беня с кромки поля, но тот будто ничего не слышал и не соображал.
Потом он сказал, что попросту переволновался и пообещал отдать за этот косяк штуку баксов с будущей зарплаты. 
Поиски продолжались. Ребята проявляли удивительную настойчивость, да как-то посчитали, что за два месяца волокиты, не считая убитого времени, на бензин, бухло и прочие сопутствующие расходы они потратили почти штуку баксов. 
Негр обходился им слишком дорого, а брать его никто не хотел. С этим нужно было что-то делать. 
Неожиданно им повезло – один клуб из аматоров, заполучив нового спонсора из местных крупных латифундистов и зачем-то стремясь во вторую лигу, предложил ниггеру по две сотни долларов за матч. Не считая призовых! Для аматоров это было очень даже неплохо. Даже в некоторых клубах второй лиги столько не платили! Ребята заявили негру, что сдадут его в аренду до конца сезона – а это добрых два десятка матчей, и будут забирать все его деньги, пока не возместят расходы и не получат хотя бы ещё по штуке у.е. сверху за потраченные силы и растраченные надежды.
Ниггер ничего не ответил, и исчез на следующий день. В клубе он тоже так и не объявился. 
Другие негры с рынка врали, что не знают, где их товарищ и что с ним. Дескать, давно его не видели. Да и не товарищ он им вовсе, вообще. Хрен их разберёшь.
«Нужно было забрать у него паспорт. Хотя, должно быть, у черномазого их было несколько», – сетовал Фака, расписываясь в провале.
После чего предлагал мне попытаться реализовать эту схему в РФ. Учитывая опыт его проб и ошибок.
«Ты же сам говорил, что в этом бизнесе всё схвачено, и дело изначально безнадёжное», – сомневался я, думая, что и с законами у нас будет пожёстче, да ещё и придётся платить ментам. 
Когда с футболом не срослось, ребята решили переключиться на большой теннис. Большой теннис – большие бабки. В те годы на Украине появились перспективные восемнадцатилетние сестрички, ещё не успевшие свалить в США. Ребята пробили по своим источникам, что официального агента у девочек не было, а его функции на себя самовольно взял их тренер. 
Под видом журналиста Беня посетил тренировку и познакомился с девушками, договорившись с ними об эксклюзивном интервью. Однако тренер – мужик лет сорока – оказался тёртым калачом и, должно быть, сразу смекнул, что дело тут нечисто, потому что сразу же выдвинул условие – интервью состоится только в его присутствии. Он-то им как раз на *** был не нужен. 
Ребята поступили хитрее, и связались с девочками через социальные сети – туда-то этот цербер ещё не добрался. Они тогда вообще только появлялись. В итоге, они уговорили одну из сестричек на тайную вечерю. 
Сестрички были блондинкой и брюнеткой. Брюнетка была так себе, но если бы им удалось продать их оптом – тоже вполне подошла бы для общего образа будущих чемпионок. 
На встречу пришла блондинка. Не Мария Шарапова, признавался Фака, но тоже очень даже фотогеничная. К тому же – намного моложе россиянки. Эх, с ней было ещё работать и работать!
Возможно, всё бы прошло удачно, но было два субъективных фактора, предопределивших их провал. Несмотря на зиму, теннисистка пришла на встречу в модный клуб в центре Киева в открытом мини-платье. Перед встречей же ребята употребили четверть грамма амфетамина на двоих и были на полном взводе. Могу представить их похотливые взгляды, полёт мыслей и разнузданную красноречивость. Их нездоровый матовый блеск в глазах, который бедная девушка не могла не заметить. 
В итоге сестрички уже через месяц свалили навсегда в США. Впрочем, Фака предпочитает не проводить тут параллели. 
У нас же тут сложился чёртов интернационал, которому позавидовали бы даже в Союзе. Негры не трогают нас – мы не трогаем негров. 
Перевес в «Торнадо» сегодня, к сожалению, явно не в нашу пользу. Несмотря на слаженную работу чеченцев из местной охраны, если бы негры вдруг подняли бунт и решили устроить тут побоище, мы бы даже сообща вряд ли сумели сдержать их массированный натиск. 
Иногда, гуляя по Беляево, заходя в «Ашан» возле метро, мне казалось, что негров здесь – большинство по сравнению не только с азиатами или кавказцами, но и с русскими. 
Один парень как-то сказал, что терпеть можно только ниггера, который суппортит за «Челси». Подозреваю, большинству чёрных в «Торнадо» на мой любимый – единственный! – лондонский клуб было совершенно наплевать. Наверняка кое-кто из них ещё и ставил против бесподобной сегодня команды Антонио Конте, злобно надеясь на внезапный облом его ребят, но все их ставки, хвала «Челси», в последнее время широко шли по ****е. И это радовало.
Несмотря на все внутренние противоречия, мы просто не конфликтовали. Между нами бетонной стеной повис негласный пакт о ненападении. Пока никто из сторон не решался устроить знатную бойню и пролить большую кровь.
Однажды же негры едва не устроили тут международный скандал. В «Торнадо» завалилась толпа из восьми чуваков – прямо кирзовых. Разобрать возраст в таких случаях весьма сложно. Взяв среднее число между двадцатью и пятидесятью, я прикинул, что им, должно быть, что-то около тридцати пяти лет. 
Чёртовы молодые мажоры. Они начали приезжать учиться в лучшие вузы нашей страны ещё в советское время. Но если тогда африканцы хотя бы были нашими геополитическими партнёрами, то сегодня РФ от них вообще не было никакого толку. Кроме бабла, разумеется, идущего в конкретные карманы. 
После развала страны ничего не изменилось. Когда же дело встало на капиталистические рейки, и заплатить за учёбу можно было прямо в кассу, африканские страны, несмотря на общую нищету населения, терпящего лишения ради стабильности, без проблем нашли нужные суммы в своих бюджетах, отправив к нам ещё больше своих лучших детей, отдавая в обмен на знания и технологии зелёные бумажки. 
Приехав учиться в Москву или Питер, такие ребята чувствовали себя весьма неплохо, имея даже по нашим меркам очень солидное денежное обеспечение от своих правительств. Потом из этих ребят получатся инженеры, химики и военные эксперты. Африка, конечно, лучше жить не станет, но новый класс, как сказали бы у нас – новые ниггеры, уже считающие себя белыми, – сумеет окончательно зацементировать ситуацию в своих странах.
Хуже всего было то, что некоторым из них настолько нравилось у нас, что они предпочитали остаться. Ну, или жить на два дома.
Я сразу понял, что ребята прибыли откуда-то с Западного побережья. Я никогда не стремился разбираться в сортах негров, но жизнь в Беляево сделала это сама, записав нужную информацию в мой мозг на уровне подсознания. 
Как потом оказалось, я не ошибся. 
Взяв себе сразу четыре кальяна и расположившись на центральном диване, они достали свои бумажники и принялись сваливать на огромный стол купюры по пять тысяч вперемешку с мелочью по тысяче и пятьсот рублей. Когда куча денег была достаточно большой, один из негров собрал банкноты, и принялся их пересчитывать. Остальные молча курили кальяны.
Кроме меня, не считая персонала, в «Торнадо» было ещё два или три человека, но они располагались в другой части зала возле окошка кассы, играя на казённых компьютерах онлайн. Кроме меня на ниггеров никто не пялился. Они же, видя, что привлекли моё внимание, лишь иногда якобы дружелюбно, но весьма жутко скалились мне гиенами в ответ. 
Когда деньги были сосчитаны, негры накрыли их меню и сделали заказ. Официантка принесли им чай и какую-то еду. Чёртовы ниггеры не бухали, что настораживало само по себе. 
Сменили кальяны. Негры собирались зависнуть в «Торнадо» надолго. Продолжая курить, есть и пить, один из них достал планшет, после чего они принялись едва ли не ежеминутно в него заглядывать, иногда довольно вздрагивая и начиная смеяться, всё так же хищно посматривая на меня.
Мы так и продолжали глазеть друг на друга да ждать ещё минут пятнадцать. После чего я понял, что время пришло. Ниггеры по очереди посмотрели в планшет особенно внимательно. Буквально на полминуты они перестали улыбаться и принялись о чём-то перешёптываться с серьёзными кирзовыми лицами, поглядывая на меня уже без своих улыбочек и даже с какой-то тревогой. Но, было видно, что причина их короткого беспокойства – отнюдь не я. С таким же успехом они могли бы уставиться на дверь запасного выхода у меня за спиной. Негры напряженно смотрели сквозь меня. 
Наконец, консенсус был найден, и они на какое-то время замолкли, переваривая всё в себе. Один из них быстро встал, достал из-под меню толстую пачку денег и двинулся к кассе. Ещё один чёрный тоже попытался встать, чтобы идти следом, но негры усадили его обратно на диван. 
Они принялись ждать. Курить кальян, есть и пить, будто ничего и не случилось.
Я глянул на очередь к кассе – сегодня негров там не было. Лишь парочка азиатов да какой-то местный алкаш, пришедший сделать минимальную ставку в двести рублей на тотал тенниса или баскетбола, чтобы заработать себе на полноценные пол-литра. 
Ниггер покорно встал в очередь. Насколько мне было видно из-за своего столика – негр стоял хоть и в профиль, но достаточно далеко, чтобы я мог различить его эмоции, – выглядел он невозмутимым. Его эмоции мне были и не нужны. Чёрный в своей абсолютно беззаботной стойке уже выглядел невозмутимым. Будто при нём не было целой уймы денег.
Уставившись на него, я забыл, что за мной продолжают наблюдать его собратья. Переведя взгляд, я наткнулся на одного из них – он смотрел на меня со злобой. Затаившейся, но готовой вот-вот выплеснуться наружу, если с моей стороны будет достаточная для этого угроза. 
С собой у меня были ствол и нож. Но негров было сразу восемь штук, и я совсем не был уверен в том, что они не вооружены. 
Даже если у них не было оружия, противостоять этой толпе в условиях ограниченного пространства «Торнадо» было практически невыполнимой задачей. Ствол, наверное, позволил бы мне просто не ввязаться в бойню и уйти. Только вот я сомневался, что негры, если бы посчитали меня опасным, а при виде ТТ они наверняка так бы и сделали, позволили бы мне просто так это сделать. 
Время тянулось бесконечной нервирующей жвачкой. Ниггеры начинали всё чаще поглядывать на часы и своего собрата. Тревога нарастала. 
Было без пяти четыре, когда негр вплотную подошёл к кассе и уже был готов сделать ставку. Иначе, зачем ему было туда отправляться? 
Учитывая, как долго ниггеры следили за событиями в интернете через планшет, скорее всего, это был футбольный поединок. Значит, стартовал он в четыре часа, а вторая половина должна была начаться в пять – через шесть минут. Время ещё было, но местный алкаш – последнее препятствие на пути к кассе – что-то совсем замешкался, делая свою мизерную ставку. Должно быть, его карточка игрока – затёртая и засаленная, вечно болтающаяся в заднем кармане штанов, не читалась сканером. Или ещё что-то. Негры готовы были уже отмудохать этого старого козла. Или дать ему его долбанные двести рублей сверху. Ведь именно столько он собирался выиграть? 
Я начинал подсознательно переживать за них. За то, что так и не узнаю, чем завершится эта история. Потому что старый алкаш решил сыграть на двести рублей. И у него там что-то застопорилось. У таких мудаков так постоянно – что-то по жизни стопорится. Я даже подумал, что хорошо было бы поднять минимальную ставку хотя бы до пятисот рублей, чтобы отвадить от «Торнадо» – приличного места! – всякий сброд. И чтобы у меня не было внезапных соблазнов срываться сюда среди ночи ставить последнюю мелочь. Хотя, должно быть, минимальные ставки в своей массе приносили конторе очень хороший кусок чистой прибыли. 
Но, наконец, случилось чудо – алкаш получил свой игровой чек и отвалил в сторону, после чего уже порядком нервничающий, аж приплясывающий на месте ниггер вывалил в кассу ворох денег и протянул девушке по ту сторону зарешёченного пуленепробиваемого стекла бумажку со ставкой. 
Карточки игрока у него не было. Девушка смотрела внимательно – я не видел этого, но явственно чувствовал, после чего забрала деньги и закрыла окошко. Негр у кассы принялся что-то тараторить. Ниггеры за столом переполошились. Кто-то снова попытался встать, но его насильно усадили на место.
Ситуация постепенно накалялась. Было уже без двух минут пять. Хорошо, ещё пару минут накинут на рекламу и добавленное к первому тайму время. 
Должно быть, ставка была не только крупной, но и достаточно экзотической, из-за чего милая кассирша перешла к экстренному плану Б. У букмекеров наверняка всегда есть план Б.
Из комнаты охраны к ней вышел начальник службы безопасности. Он скрылся за бронированной дверью блока с кассовыми аппаратами и кучей денег, после чего окошко снова приоткрылось. 
Время таяло. Начальник охраны и кассирша о чём-то коротко переговаривались с негром. Снова проверили его паспорт. Должно быть, принялся размышлять я, рисуя происходящий между ними разговор, они уламывали его открыть карточку игрока, желая, таким образом, лишний раз обезопаситься перед начальством в случае непредвиденной ситуации. Но негр отказывался. Он спешил. И всё было по правилам. Контора, конечно, могла бы отказать в приёме ставки на своё усмотрение, но это был бы удар по имиджу и отнюдь не лучшее решение в эпоху тотальной конкуренции, когда на рынке появлялись новые букмекерские сети – отечественные и международные франшизы. 
Да и соблазн принять крупную ставку был слишком велик.
Раньше, ещё каких-то пару лет назад, всё было намного проще. Можно было ставить даже без паспорта. Ограничения по сумме и дополнительные налоги с выигрыша в таком случае, конечно, присутствовали, но для большинства игроков всё было действительно намного проще и быстрее. 
Как рассказывает Фака, у них до сих пор можно играть без паспорта, делая ставку через кассу и получая деньги по квитанции, причём – без всяких лишних комиссий в пользу конторы. Но, думается, подобные вольности – лишь вопрос времени и явная недоработка системы, до сих пор до конца не въехавшей в то, какие деньги можно зарабатывать на букмекерском бизнесе. Ну, или, возможно, учитывая украинские реалии неофеодальной раздробленности, у данного рынка уже был хозяин – единоличный или коллективный, который успешно лоббировал упрощённые, льготные условия для ведения данного бизнеса.
Но вот, когда матч уже должен был начаться, ставку негров наконец-то принимают. И тут начинается самое интересное. 
Сначала негры делали вид, что ничего такого не происходило. Они продолжали курить кальяны, жрать и пить. Поглядывая всё это время в свой чёртов планшет. Минут через пятнадцать негры начали радоваться. Должно быть, их команда забила гол. Ещё минут через десять они уже едва сдерживали восторг. 
Я увидел, как вышел из блока кассы начальник охраны, и начал о чём-то переговариваться по мобильному телефону, должно быть, размышлял я, с высшим руководством.; 
Наконец, ещё через пять минут ниггеры едва не пустились в настоящий пляс. 
Как потом оказалось, черти поставили на матч родного чемпионата Ганы на победу гостей при счёте 2:0 в пользу хозяев после первого тайма. В итоге гости выиграли со счётом 3:2. 
Поставив двести штук рублей, негры должны были получить почти полтора миллиона. Но когда они двинулись к кассе – на этот раз всей компанией, небрежно бросив по дороге на стойку бармену Тимуру несколько крупных купюр за прошедший банкет, им дорогу преградил начальник охраны. 
Потом рассказывали, что на этот матч делали крупные ставки не только в «Торнадо», но и ещё в нескольких городах РФ и даже с других континентов. Смекнув, что дело нечисто, одновременно с финальным свистком руководство конторы отдало распоряжение заблокировать ставку, о чём и сообщили неграм. 
Сначала я подумал, что вот уж сейчас они точно достанут стволы и перья, чтобы выбить из конторы причитающийся куш, и уже было приготовился к знатному замесу на стороне «Торнадо». Однако ниггеры повели себя достаточно цивилизовано, не став чинить разборки, а просто позвонив послу Ганы в Москве. Парень приехал буквально через полчаса – будто ждал. Я прикинул, что ему тоже было что-то около 35 лет. Возможно, дипломат был в доле, потому что действовал он быстро и профессионально. 
Начальник охраны снова кому-то звонил, потом в «Торнадо» приехали какие-то люди, я так понял – от хозяев конторы, они что-то тёрли с послом и ниггерами. После чего, как рассказали по секрету девушки-кассирши, «во избежание международного скандала», неграм отдали их выигрыш – деньги подвезли в банковском картонном пакете буквально через пятнадцать минут. 
Ниггеры взяли вверх, а мы так и не подрались. Весьма обидно.
Ставки на договорные матчи практиковались и раньше. Контора могла забанить и просто так – на своё усмотрение. 
Однажды один мой знакомый пришел с 150 тысячами рублей, за месяц выиграл миллион, после чего ему закрыли карту и сказали, что играть с ним больше не будут. Но деньги отдали.
С деньгами контора предпочитала не тянуть. Проще было отдать выигрыш, чем портить себе репутацию. Ведь то, что договорной матч стоял в линии – это не вина игрока, а недоработка конторы. 
Над вычислением подобных поединков трудился целый аналитический отдел, но на кону по всему миру в этом бизнесе крутились слишком большие барыши, чтобы футбольных коррупционеров сумели предвидеть даже всеведущие букмекеры. 
Барыги всё равно оставались в плюсе, а инсайды по чуть-чуть, по крупицам, через социальные сети и сарафанное радио, закрытые чаты и форумы добиралась до самых отдалённых уголков планеты. И Москва, конечно же, не была исключением. 
При этом даже сегодня, когда казалось, что людей уже невозможно обмануть столь банально, находились те, кто продолжал верить разным прогнозистам из интернета, рассылавшим предложения купить прогноз на стопроцентный, по их словам, договорной матч за весьма символическую плату. Находились идиоты, и немало, которые велись на эту чушь и отдавали жуликам свои деньги. 
Главная приманка для таких лохов заключалась в том, что часть из них, как правило, чуть меньше половины или около того, действительно получали выигрышные прогнозы. Но ничего удивительного для любого здравомыслящего игрока тут нет. Если вы дадите мне баскетбольный тур где-нибудь в Германии или Франции, или даже в Южной Корее с Японией – не суть, я тоже угадаю как минимум три-четыре тотала из восьми с коэффициентом около 1,9 к 1. Я сделаю это с закрытыми глазами и даже не глядя в таблицу их чёртовых чемпионатов. И что с того? 
Но части лохов сначала повезёт. И я знаю, что будет дальше – они поставят вновь, заплатив за новый прогноз, не учтя одного – чисто математически их шанс проиграть на этот раз был выше, чем выиграть в прошлый раз. 
Если таким идиотам везло больше двух раз кряду – случалось и такое, с высокой долей вероятности они потом проигрывались в пух и прах, спуская все деньги со своих электронных кошельков и банковских карт.
Что касается договорных матчей, глобальная проблема для контор заключалась в том, что массовость футбола стала сегодня абсолютной, а жадность букмекеров и игроков – безграничной. 
Футбол уникален тем, что в него можно играть и банкой из-под газировки на пустыре. И обязательно найдутся желающие поставить деньги даже на зарубу босоногих негритят. 
Футбол стал тотальным – в него играли даже на чёртовых льдинах на Северном полюсе. Букмекеры не могли контролировать всё, несмотря на все потуги.
Имея сверхприбыли с общего потока ставок, конторы были вынуждены принимать на себя и риски, связанные с договорными матчами. Отсюда и такая жадность в коэффициентах. 
И тот факт, что букмекеры включали тот или иной матч в свою линию, целиком и полностью возлагал ответственность на их плечи. Потому чт в случае не выплат выигрыша по подозрительному матчу, если речь шла о серьёзной сети в более-менее цивилизованной стране, это принесло бы конторе куда большие потери в плане репутации, которые, в условиях жёсткой конкуренции, привели бы к оттоку игроков. Если бы даже букмекеры решили довести дело до суда, скорее всего, они бы проиграли. 
В реальности, из сотен и тысяч договорных матчей официальную юридическую оценку получают считанные единицы. Само понятие договорного матча изначально несёт в себе приличную долю субъективизма. Ведь даже если игрок преднамеренно забьёт гол в свои ворота при счёте 0:0 на последних секундах поединка, и признается, что ему за это заплатили, вам ещё нужно будет доказать, что это – не самооговор очередного поехавшего психа. Или не провокация. Подобные процессы могут тянуться в судах годами и так ничем и не завершиться. 
Чувствуя свою безнаказанность, на договорные матчи у нас ставили преимущественно негры. Всех здешних ниггеров мы прекрасно знали. Тех, кто однажды попался на подозрительных поединках, контора навсегда вносила в чёрный список. Хоть и отдавали деньги.
Эти негры и любили посасывать кальяны в «Торнадо» ближе к вечеру, следя за нужными поединками. В том, что букмекеры заблокировали их игровые карточки, для умников не было никакой проблемы. Ниггеры просто сбрасывались наличкой перед нужным поединком и подсылали к кассе «жучка» – так называли у нас курьера, через которого делали подобные ставки. 
Впрочем, тот случай с выигрышем полутора миллионов был едва ли не аномальным – наши негры предпочитали играть не так крупно. Во всяком случае, не в «Торнадо», где они уже были своими. Чтобы не привлекать лишний раз внимание конторы и администрации заведения. 
И даже если бы очередного чёрта поймали на игре в договорные матчи, контора всё равно ничего не смогла бы поделать. И не захотела бы. И негры всё равно получили бы свой кэш.
Безнаказанность же рождала только безнаказанность, и ниггеры хоть и продолжали ставить не слишком большие суммы до ста тысяч рублей, но делали это с регулярностью непуганых отморозков, которым букмекеры предпочитали платить своеобразную дань.
Часть пятая. Boxing Day
Прежде чем ехать в издательство, мне всё же нужно было разжиться какой-то наличностью. Хотя бы несколькими тоннами дерева. 
Не знаю, как там мои миллионы, но уже завтра, в понедельник, я всё же планирую встретиться с Мелиссой. Надеюсь, бывшая тёща на этот раз будет дома. Если она перенесёт встречу с дочерью ещё раз, клянусь богами, я сверну ей шею! 
Я задолжал дочери подарок. Настоящий подарок, а не какие-то конфеты или куклу. 
Вообще-то у неё две мечты – велосипед и собака. Точнее, шпиц. Я ничего не имею против шпицев – вполне себе симпатичные зверушки. Только жаль, у меня на собак аллергия. Как и на котов. Но коты не стоят сто тысяч рублей! Именно столько, как мне сказали, стоит хороший чистокровный шпиц. Мир сошёл с ума! Надеюсь, хоть кошки стоят дешевле. И вообще, у нас во дворе каждое лето котят – завались. Люди себе потихоньку разбирают. Там возле теплотрассы ещё остались. Очень даже милые котята, хоть и порядком подросли. Жаль только, что Мелисса хочет не котёнка, а шпица. 
Впрочем, у меня самого отношения с котами – не очень. После изобилия тещиных тварей, в окружении которых я прожил полгода, у меня выработалась на них аллергия, и теперь я вообще не переношу их на нюх! Помнится, больше всех меня любил кот Ричи – мерзавец от меня ни на шаг не отходил, чем откровенно сводил с ума. Бедолага помер не так давно.
Но собаки всё равно не будет. Не завтра. В любом случае, даже если я сумею увеличить выигрыш в пятьдесят раз и раздобуду нужную сумму, деньги будут у меня, в лучшем случае, только ночью. Если ночью в «Торнадо» будет столько наличности. Может и не быть. Меня могут попросить подождать до утра. Где я успею раздобыть шпица? 
Чтобы получить сто штук, нужно ставить два экспресса по 50 к 1, а это дело очень рисковое. На две тысячи я хотя бы смогу купить Мелиссе конфеты и куклу. 
На *** эти соблазны! Нужно быть рациональным. Тем более, пару штук уйдут на чаевые и погашение кредита. Значит, это уже 51 к 1. Именно такие ставки принимают на откровенных лузеров любого турнира – хоть в футболе, хоть в бобслее. На аутсайдеров, у которых нет никаких шансов, только слепая надежда на чудо. 
Конечно, ещё год назад на «Лестер» ставки вообще принимали по 5001 к 1, но всё это уже легенда – красивая история. И мне сейчас не до «Лестера». Мои экспрессы и будут коллективным «Лестером», где вероятность ошибки возрастает с геометрической прогрессией. 
Нужно ставить не больше, чем 15-20 к 1. Как-то так.
Я собираюсь провернуть небольшую схему и отправляюсь к своему бывшему помощнику по издательскому бизнесу, имя которого я не стану сообщать назло следствию. Из дома я прихватываю целый пакет книг, чтобы обменять их на гашиш, который употребляет мой приятель. Денег у него, увы, тоже нет.
Я созваниваюсь с ним, и тот соглашается дать мне пару грамм гашиша за последние издания эссе доктора Хантера и Ноама Хомского. 
Ехать к нему всего пару станций по прямой ветке. Мы встречаемся прямо на перроне. Вокруг мусора и даже собаки. Овчарки выглядят вполне дружелюбно и даже виляют мне хвостами, глубоко дыша, жизнерадостно вывалив слюнявые розовые языки, но я стараюсь не подходить к ним слишком близко, чтоб звери не учуяли гашиш, и увожу своего приятеля на другой край станции. 
После этого я отправляюсь к товарищу Факи – киевскому эмигранту Антону, свалившему из Украины в разгар мобилизации. Никто не хочет умирать. 
Мы встречаемся в невзрачном кафе в районе Шоссе Энтузиастов. Впрочем, тут наливают. И на том спасибо. 
Главное же – у Антона есть деньги. Я перепродаю ему камень и два раритетных тома Фридриха Ницше. За всё это богатство я получаю две штуки рублей. Если бы у меня было время, книги можно было бы двинуть вдвое дороже. Но времени у меня нет. Нужно спешить. Антон угощает меня пивом, но книги берёт неохотно, говорит, что предпочитает Льва Толстого и всё в том же духе. Чёртова молодёжь!
Едва получив на руки две тысячи, я тут же снова думаю, что неплохо было бы их поставить. Эта мысль поглощает меня. Сейчас как раз начинается уйма матчей. С утра я мельком глянул сегодняшнюю линию – там было много чего интересного. 
Тут где-то наверняка должна быть контора! У Антона красивый смартфон, он постоянно что-то щёлкает в нём по экрану. Он может легко узнать, где тут обитают букмекеры. 
Я уже хочу задать ему вопрос, но Антон предлагает выпить ещё, и я беру себя в руки, понимая, что для большой игры мне нужны большие деньги. Как я и планировал. Поэтому сперва нужно посетить издателя – выбить из него по максимуму. А потом уже поставить – с чувством, толком, расстановкой. 
В конце концов, матчи играются круглые сутки, и под вечер в линии стоит достаточно событий, чтобы сконструировать из них ряд вкусных экспрессов и засунуть несколько штук по ординарам. 
Конечно, пока мы тут прохлаждаемся, мои денежки могли бы работать в начинавшихся в ближайший час встречах. Но с таким же успехом они могут и сгореть. Не нужно спешить. Это ни к чему.
Мы выпиваем по второму пиву, и я замечаю, что Антон явно хочет мне что-то сказать, но будто стесняется. Или боится. Его глаза начинают бегать. Я предлагаю ему циклодол – я всегда вожу с собой пару таблеток. Антон мои таблетки никогда не пробовал, поэтому на первых порах смущается. Он берёт по третьему пиву и после некоторых колебаний принимает одну таблетку, после чего молчит минуту, ожидая, когда его вот-вот вставит. На что я лишь смеюсь и, чтобы подбодрить его, сам с удовольствием принимаю оставшуюся таблетку. На лице Антона проскальзывает лучик облегчения.
Наконец, Антон наклоняется ко мне как можно ближе и с максимальной деликатностью спрашивает, не нужна ли мне граната. Обычная граната, ничего такого – РГД-5. 
Некоторое время я размышляю: нужна ли мне граната? Граната, конечно, штука полезная сама по себе. На учениях с моим ростом и размахом рук я метал 600-граммовые муляжи за 50 метров. Да я бы легко мог устроить чёртов теракт. Ха-ха!
Только вот, учитывая слабое зрение, я всё же предпочёл бы проверенные методы войны – нож или ствол. Если стрелять с близкого расстояния, разумеется. Но, думаю я, граната, конечно, тоже всегда пригодится. Как же без гранаты-то?
Антон совсем разнервничался. А ему бы следовало расслабиться и получать удовольствие. Тем более что пиво максимально сглаживало эффект неожиданности от циклодола. Чего дёргаться? Он же предлагает сходить к нему и увидеть всё собственным глазами.
Как и все эмигранты, Антон часто менял квартиры, перебираясь с одного пригорода Москвы в другой. Тащиться за МКАД мне не хотелось, даже несмотря на то, что у Антона был камень, и я был не прочь убить пяток плюх. А лучше сразу десять. 
К тому же, у меня были дела. 
Я принялся отнекиваться и собрался свалить. Но Антон успокаивает меня – он снова сменил место обитания и теперь живёт не в жопе, а сразу тут, недалеко, возле Шоссе Энтузиастов. 
Смотрю на часы – время ещё есть. К тому же, если я ещё немного выпью и покурю, Земля не сойдёт с орбиты. 
Меня это дерьмо не возьмёт. А желание обладать гранатой потихоньку становится невыносимым, поэтому мы берём ещё по кружке пива, выпиваем его залпом и отправляемся к Антону.
Снова начинается дождь. Снаружи, в отличие от уютной хоть и бюджетной пивной не так хорошо. Тут отвратительно. 
Мне становится холодно и грустно. Антон идёт быстро. В здешних местах я не разбираюсь и мне только и остаётся, что следовать за ним. 
Как по мне – это тоже жопа. Хоть до МКАДа ещё несколько километров. Вокруг хрущёвки и остатки промзоны. Поэт написал краской на куске разломанного бетона:
Евреи плачут у стены,
Стена рыдает без расстрелов.
Так вылечим рукой умелой
Два горя маленькой страны!
Символично. Внизу подпись – Т. Краснов. А это ещё что за чёртов Прометей? Провокатор какой-то, наверное. Правда сегодня была никому не нужна. Нужно крепиться и сплачиваться. Сплачиваться и крепиться. 
Я трогаю в кармане куртки ТТ. Многие недоумевают: как это я не боюсь шастать по Москве со стволом? Подозреваю, большинство глупых хомячков, задающихся этим вопросом, видели полицию только в сериалах от НТВ, поэтому и начинают писаться при первом упоминании о ней. В жизни, конечно, полиция ещё хуже киношной. Но дело не в этом. Полиция никогда не остановит никого из них, потому что они на *** никому не нужны. Как бы страшно им ни было. У полиции в Москве хватает забот и дел, в смысле doing business. А с хомячков кроме позапрошлогоднего айфона и взять нечего. 
Ну а что касается меня – менты сами обходят меня стороной. Эта карма.
Чувствую, сегодня у меня будет настоящий Boxing Day. Придётся изрядно повозиться. 
Циклодол начинает понемногу отпускать. Хочется ещё. Я уже жалею, что отдал Антону вторую таблетку. Он всё равно ничего не понял. А мне бы та таблеточка сейчас очень пригодилась. 
Я стараюсь отвлечься, чтобы меня не накрыла паранойя, и начинаю курить. Антон тоже курит сигарету за сигаретой. Его прёт, но под пивом, похоже, он даже не осознаёт этого. Печально. У него-то паранойи сейчас точно нет. Идёт и тихо веселится себе. Но я знаю, что этот прилив радости – явление временное. Скоро ему станет не так хорошо. И захочется ещё. Впрочем, судя по всему, Антон вряд ли станет принимать циклодол во второй раз. Очень-очень жаль!
Спрашиваю про гранату. Вокруг никого нет. Только гаражи да кривые бетонные стены. Но я всё равно стараюсь говорить тихо. Всё это звучит таинственно. Я снова трогаю ТТ. Стрелять мне совершенно не хочется.
Антон быстро и с энтузиазмом рассказывает, что нашел гранату совершенно случайно пару недель назад в электричке на 47-й километр. Он ехал с работы на предыдущую съёмную квартиру, чтобы собрать остаток вещей. Был уже поздний вечер, почти стемнело. В электричке было немноголюдно, зато живописно. Кроме нескольких бабок и уставших мужиков в вагоне находились ещё какие-то религиозные фанатики. Баптисты, как разобрался по ходу дела Антон. 
Они сразу присели ему на уши, решив затащить в свою секту. Ехать было долго, делать было нечего, поэтому Антон уже собрался непринуждённо поболтать и выслушать их теорию мироздания, когда на одной из станций ситуация изменилась самым кардинальным образом. 
Из вагона вышли бабки и уставшие мужики. Потом Антон думал, мог ли оставить гранату кто-то из них? Вряд ли. Подозрительный пакет он увидел уже в самом конце сцены – когда всю эту вакханалию прекратили полицейские. 
Вместо бабок и уставших мужиков в вагон зашла парочка бомжей. Появился соответствующий кислый запах. На них никто не обращал внимания. Старался не обращать – для этого даже не нужно было сговариваться. Это было понятно и без слов.
Баптисты продолжали свою доверительную проповедь и уже вложили в руки Антона брошюры с адресами и телефонами – куда жертвовать свои деньги, тело и душу. 
Они продолжали стараться не смотреть на бомжей. А чего на них смотреть? Смотреть на бомжей – потенциально самая большая ошибка в подобной ситуации, потому что ваше внимание наверняка будет расценено, как приглашение к диалогу. Вы ведь точно не хотите этого?
Вообще, конечно, бомжи тоже бывают разные – борзые и не очень. Как правило – не очень. Но эти были исключением – очень борзыми. Даже чересчур. И вместо того чтобы просто пройти мимо, как мысленно, тоже не сговариваясь, надеялись Антон и баптисты, бомжи встали прямо над ними, нависнув густо дымящимися зловонным паром массивными фигурами. 
Антон признался, что в тот момент у него буквально перехватило дыхание. Он начал задыхаться. Ему было нечем дышать! 
Я подумал, что вот тут бы точно пригодился ТТ – самый подходящий аргумент для общения с бомжами, противостояние с которыми само по себе носит достаточно специфический характер из-за всплывающих вопросов гигиены. Бить бомжей без аргументов руками или даже ногами – брезгливо. Прямой контакт с ними вообще казался плохой идеей. Даже дышать с ними одним воздухом было опасно! 
Вот и Антон попытался не дышать, но его хватило всего на пятнадцать секунд, после чего он тяжело, как старый добрый курильщик со стажем, закашлялся, и глубоко вдохнул мутный отравленный воздух. Бедолагу чуть не вырвало. 
Тем временем баптисты уже переключили своё внимание на бомжей – они испуганно смотрели на огромных пришельцев снизу-вверх, должно быть, впервые в жизни осознавая, что их Бог и Мессия, или в кого они там, чёрт побери, верят, им сейчас никак не помогут. 
Баптисты принялись что-то лепетать. Должно быть, молились. Антон не мог разобрать ни слова. Да и бомжи их не слушали. В одно мгновение Антона осенило, что эти отбросы были не просто пьяны, а пребывали под кайфом. Бомжи были буквально пропитаны каким-то дерьмом. Им будто ввели вакцину ярости. Антон смотрел в их чёрные разбухающие звериные морды, тихо молясь, чтобы они не посмотрели на него в ответ. 
Через мгновенье бомжи обрушили всю свою смрадную мощь на баптистов. Они дрались два на два. Баптисты тоже были парни не самые маленькие, но на стороне бомжей была решительность и сила адского духа. Дерьмо, которое они разогнали себе по венам, оказалось сильнее всей чёртовой Баптистской церкви. 
Бомжи месили фанатиков уже с полминуты, когда с Антона сошло оцепенение, и он атаковал их с тыла. Он не помнил, сколько они дрались. Судя по расписанию – до следующей станции было ещё пять минут ходу. 
Там в вагон ворвались полицейские – ещё более огромные, чем бомжи. К тому моменту Антон и баптисты были практически сокрушены. Схватив бомжей за шкирки, менты с грохотом вытащили их на свежий воздух. Следом бросились баптисты. Антон остался один. 
Когда поезд тронулся, он лишь проводил взглядом перрон, пустоту которого разбавляли избивающие валявшихся у них в ногах бомжей полицейские, да смиренно взирающие на это баптисты. 
После этого Антон и увидел тот самый пакет – обычный, бумажный, словно из фаст-фуда, куда засовывают буррито и прочую дрянь. Внутри была граната.
Первой мыслью Антона было гранату не брать и даже вообще не трогать. Действительно, подумал он, на кой хрен ему граната? Но через пару секунд, оглянувшись и убедившись, что в вагоне кроме него никого не было – только он, один одинёшенек, любопытство взяло в нём вверх над осторожностью, и Антон таки достал её – это была РГД-5. 
В гранатах Антон не разбирался, но её сразу узнал. Сначала он подумал пойти и сдать гранату полиции у себя на станции. Объяснить им, как всё было. Но потом Антон вспомнил огромных злых ментов, буквально смявших не менее ужасных бомжей, и резонно решил, что его никто и слушать не станет. 
Бомжи? Но откуда бы у бомжей взялась граната? Да и разыскивать их он тем более не собирался. 
Оставались ещё баптисты, тем более, у него имелись контакты. Антон глянул брошюры – их церковь базировалась где-то в Раменском. Но, думал он, если пакет оставили баптисты – это было, пожалуй, хуже всего. Кто знает, что на уме у этих психов и во что реально они веруют? И что принимают? Слишком уж проникновенно и внимательно они смотрели на него во время беседы. Во всяком случае, сейчас ему казалось, что так оно и было. Они будто не просто обрабатывали своей псевдорелигиозной хренью, а изучали его. 
Изучали! Антону вдруг стало страшно. В Раменском его будет легко вычислить. Да, он оттуда съехал, но следы всё равно остались. Потянут баптисты за ниточки, и клубочек сам приведёт к нему.
Антон уже даже подумал положить гранату на место, но вспомнил, что оставил на ней свои опечатки пальцев. 
Электричка прибыла на перрон. Конечная станция. За грязным стеклом мелькали огни и тени. Двери с шумом отворились. Из динамика хмуро попросили покинуть вагон. Поезд дальше не шёл. Антону показалось, что кто-то настойчиво заглянул в окно. Он судорожно сунул гранату в карман куртки и бросился прочь из вагона.
В первые дни его мучила паранойя. Каждый раз, ездя в электричке или проходя в районе вокзала, Антон в панике искал знакомых баптистов, бросаясь прочь при виде любых полицейских или бомжей. Он вёл себя странно, ещё больше привлекая внимание. Да уж, гашиш был ему очень нужен. Но прошла неделя, пошла вторая – и ничего не происходило. Антон даже начал думать, что граната в бумажном пакете была оставлена четвёртой, неведомой ему стороной. Она так и ехала на скамейке, пока он болтал с баптистами, просто они не обращали на неё никакого внимания. Так оно и было! 
Внушив себе эту версию событий, Антон успокоился. Но желание избавиться от гранаты стало ещё сильнее. Оно стало навязчивым и казалось жизненно необходимым. 
Взять просто и выбросить её он не решался. На всякий случай Антон стёр с РГД-5 вымоченной в водке ватой отпечатки пальцев и вообще сделал гранату девственно чистой, после чего сунул её в одноразовый целлофановый пакет. 
Пока Антон рассказывал все эти охуительные истории, мы, наконец, дошли до его дома. Прикинув, что мне предстоит столько же идти до метро обратно, я приуныл. Но вспомнив о камне, вновь приободрился. Жизнь переменчива. 
Соседей Антона в квартире не было. По-быстрому сообразив пустую пластиковую бутылку из-под минеральной воды, я принялся лепить плюшки. Увидев, что я леплю от души и много, Антон поспешно заявил, что с него, дескать, хватит и двух штук. На что я ответил, что всё это несерьёзно, и лучше бы он принёс пива. 
У Антона было только два литра «Охоты». Спасибо, хоть не крепкой. 
Мы принялись убивать плюхи. Одну за другой. После первых двух Антон снова попытался сопротивляться, но я убедил его продолжить. Между плюхами мы делали перерыв, покуривая сигареты и попивая пиво. 
Курили мы на балконе. За стеклом снова начал моросить мелкий дождь. Выходить из тепла не хотелось.
Пока мы курили, из-под раковины напротив отворённой двери выполз сначала один таракан, а потом второй с третьим. Они были достаточно жирными, чтобы я смог их увидеть даже с такого расстояния. К тому же, моё зрение до сих пор было обострено благодаря циклодолу, а на кухне, несмотря на день, горел свет. 
Антон говорит, что здешнее подмосковное электричество слишком дешёвое, и он жжёт его из чувства противоречия назло системе днями напролёт. Поэтому я вижу тараканов во всей красе. Они почти чёрные, с чуть зеленоватым оттенком. Это хорошо. 
Чем светлее таракан – тем он отвратительнее. Однажды мы закусывали жареными тараканами густое крафтовое пиво в одном из лондонских пабов с Джеймсом Хэвоком, в миру – Джеймсом Уильямсоном, автором «Мясной Лавки в Раю» и основателем издательства «Creation Books». 
Уже в те времена, два десятка лет назад, тараканами никого нельзя было удивить. Тараканы и тараканы, под пиво сойдёт. К тому же, те тараканы были куда крупнее этих, выползших из-под раковины. Наши гости были крупными, но те – куда крупнее. Жирнее. 
Вообще съесть из живых существ можно многое. Наверняка даже всё. Китайцы едят даже медуз, называя их «хрустальным мясом». Весьма поэтично, а вы ещё обвиняете китайцев в черствости. Впрочем, до таких крайностей я не опускался, ограничившись поеданием змей и крокодилов – этого добра в Лондоне было полно. 
Появившиеся же гости вели себя нагло. Они принялись быстро бегать по плиточной стенке, прячась за грязными чайными стаканами и хлебной доской. 
Я толкнул Антона. От гашиша его основательно прибило, отчего сперва он даже не сообразил, что происходит. Но я ткнул ему в тараканов прямо пальцем. Антон не смог их не увидеть и просто обомлел в немом ужасе. К тараканам он относился более предосудительно, чем я. Попытавшись рассмешить Антона, я заверил его, что есть их нам не обязательно. Но, похоже, он был слишком накурен, чтобы понять мою тонкую иронию. 
За окном всё собирались тучи. На балконе почти совсем стемнело. Стёкла частично закрывали сплошные пыльные жалюзи. На другом конце до потолка громоздились наслоения хлама. Гашиш мерцал таинственным огоньком в дымной бутылке, словно звезда Млечного пути.
У нас осталось по последней плюхе. Антона уже порядком развезло, несмотря на циклодол. Оно и неудивительно – отсутствие опыта. Да и легче он меня раза в полтора. 
Прежде чем убивать остатки, чтобы отстрочить свой уход в эту мокрую серость, я говорю Антону принести гранату. Он тащит её прямо в пакете. Когда я доставал её, он выглядит встревоженным, но я прикидываюсь, что этого не замечаю. 
РГД-5 приятно ложилась в ладонь, была тяжелой и прохладной. Я продолжал вертеть её в руках, догадываясь, что Антон наверняка хочет мне её отдать. Но первое предложение должен был сделать он. Однако Антон не решался. 
Я положил гранату на подоконник и вытянул нам через сигарету по последней плюхе. Антон зевнул. Его откровенно рубило. Алкоголь, гашиш и долгая пешая прогулка победили циклодол. Усталость взяла своё, и он ненавязчиво поинтересовался, не хотел бы я её приобрести.
«Я гуглил – могу отдать за сто баксов», – предложил Антон.
«У меня нет ста баксов», – ответил я.
«Ну, хотя бы пять тысяч», – сказал он.
Платить за гранату не хотелось. Разве что удастся сорвать большой куш. Вот тогда – другое дело. Тогда можно закупить не только РГД-5, но и целый арсенал к имеющимся у меня стволам. 
Я хмуро подумал, что желающих прийти ко мне, чтобы спросить денег, если гипотетический выигрыш станет достоянием общественности, а так оно, ****ь-колотить, и случится, будет предостаточно. 
Ещё не выигранные миллионы уже жгли и плавили мне мозг. Чёртовы миллионы! Чёртовы алчные мудаки!
Антон понял, что я не собираюсь платить. А я, что он слишком устал, чтобы спорить со мной и вообще сам хочет поскорее избавиться от гранаты. Это сразу было понятно. 
Я снисходительно предлагаю ему взять её на время, и если большой выигрыш всё же случится – пока мы курили, я успел поделиться с Антоном своими грандиозными планами, не боясь сглазить удачу, а наоборот считая, что играть нужно именно так, не боясь, с открытым забралом, – я обязательно отдам ему пять штук. 
Ну, или отдам гашишем и книгами. 
Несмотря на то, что мои книги Антону откровенно на *** не нужны, гашиш в Москве – валюта твёрдая. Книги же пойдут довеском. Тем более, я вижу, что мрачно лежащая на подоконнике РГД-5 уже наводит на него ужас, и Антон искренне хочет сплавить её мне. Если бы я продолжал осаду, он бы и сам доплатил, чтобы я забрал её поскорее.
Пиво начинает подпирать. Захожу облегчиться в туалет. После циклодола моча привычно пахла адской серой.
Я кладу гранату в карман куртки. В другом кармане у меня ТТ. За поясом – нож. Пора ехать в издательство. Я залпом допиваю пиво, одеваюсь и выхожу за порог.
Антон уже почти спит. О моей победе он так и не узнает. Мы прощаемся с ним навсегда.
Часть шестая. Первая кровь
С издательствами у меня отношения долгие и нервные. 
Сперва, когда альтернативная литература только появлялась на российском рынке, заполняя свою, до сих пор абсолютно не занятую нишу, эти ублюдки, конечно, держали нос по ветру. Мы издавали книги с завидной регулярностью, основав целую серию «Альтернатива». 
Повторюсь, по европейским меркам платили за переводы в Москве даже тогда, во времена застоя, задолго до кризиса 2008 года, раз в десять меньше. Но и этих денег для более-менее сносной жизни всё равно хватало. Я тут же монетизировал свои гонорары, делая ставки, в среднем, умножая вдвое имевшиеся деньги. Пока у меня не было дочери, на привычное существование мне хватало.
Но с каждым годом заказов на новые переводы становилось все меньше. Эти козлы вовремя просекли, что можно рубить больше капусты, переиздавая книги, уже ставшие бестселлерами. В том числе – в дорогом переплёте, по тысячи рублей за штуку и дороже. Книжки для пафосных хомячков. Они ведь ведь ничего не поймут! Но стервятники знают – желающие купить книгу втридорога всё равно найдутся. Чёртовы потребители! Со временем, они откровенно забили на выпуск новых книг.
Сегодня в издательстве должен был быть Алёша. Престарелый педик. Он был одним из тех, кто очень сильно лажанулся тогда – в 1990-е, когда на русском языке вышел перевод «Trainspotting». 
У меня были неплохие отношения с покойным Ильёй Кормильцевым, но я должен поведать, как всё было на самом деле. 
Когда в 1997 году я вернулся из Англии в РФ с уже готовым переводом, издатели быстренько подписали со мной контракт о сотрудничестве. Я пребывал в абсолютной уверенности, что перевод никуда не денется и его вскоре издадут.; 
Они вообще вели себя достаточно хищно, покупая с моей подачи права на ведущих западных авторов альтернативы – Ирвина Уэлша, Чака Паланика и Нила Геймана. Ребята просто гребли всё под себя, будто собака на сене, после чего большинство переводов просто ложились в долгий ящик. 
Всего этого тогда, в первые месяцы сотрудничества, я не знал, сосредоточившись на подготовке издательского пакета из совершенно неизвестных тогда у нас авторов, выходивших в основном в независимых небольших британских и американских издательствах – Стюарта Хоума и Тони Уайта, Стива Айлетта и Джона Кинга. Только в серии «Альтернатива» удалось издать 84 книги. 
Поэтому, разумеется, для меня стало неприятным сюрпризом узнать, что Илья Кормильцев подписал контракт с моим издательством на перевод «Трейнспоттинга», и поделать с этой ситуацией я уже ничего не мог. 
Но весь прикол в том, что он лично не переводил роман как «На игле», это издательство поставило такое название, пойдя на поводу у наших безмозглых и безграмотных кинопиратов. 
Сегодня роман под названием «На игле» запрещён к продаже, и издательство на него, к счастью, больше не претендует. 
Выиграю свои миллионы – обязательно издам «Трейнспоттинг» в своём собственном переводе. Тем более что прямой выход на самого Ирвина Уэлша, чей «Эйсид Хаус», обозванный прокатчиками-дегенератами «Кислотным домом», я также переводил на энергии ненависти к переводу «На игле», у меня сохранился. 
Илья же в плане продвижения подобной литературы сделал много хорошего, и за это ему можно сказать только спасибо. На самом деле его сейчас очень не хватает. Он моментально понимал ценность той или иной книги, был способен принять решение или просто помочь, как соиздатель, редактор или переводчик. Символично, что его детище, «Ультра.Культура», фактически погибло вместе с ним, тоже став нашим проёбанным прошлым. 
Теперь на этом бренде, равно как и на «У-Фактории», бывшей спонсором «Ультра.Культура», блаженно паразитируют издательства-стервятники.
Алёша был как раз среди тех, кто наебал меня с переводом «Трейнспоттинга». Многие уже отвалили в более выгодный бизнес или лучший мир, а этот бездарь крепко присосался к паразитированию на чужом труде, двадцать лет обманывая переводчиков и авторов. Так и сидит Алёша на подсосе, довольствуясь отнюдь не малым. 
При этом этот козёл категорически отказывается выплатить мне долбаные 15 штук за уже практически распроданную книгу!
Пока бреду от Антона к метро, я прокручиваю всё это у себя в голове, закипая от чёртовой ярости.
Возле метро трутся менты. Стёкла моих очков темны – им не увидеть моего испепеляющего взгляда.
Поезд пустой. Я плюхаюсь на свободное сидение. Людей почти нет. Сотни тысяч местных обитателей сидят по своим коробкам. Квасят или убиваются чем покрепче. Или просто тихо доживают очередной день. Как будто у них есть выбор. 
Я выхожу в центре и шагаю к издательству. Вокруг – сплошь иностранцы. Москвичи отсюда словно свалили навсегда. Я бы точно свалил!
На проходной бизнес-центра, на одном из этажей которого обитает издательство, скучают вежливые охранники. На меня срабатывает металлоискатель, но чтобы не выворачивать карманы, я показываю им перевод – будто для этих дуболомов это что-то значило, и называю номер Алёши.
«Звоните Алёше», – говорю я им, и они начинают ему звонить, уже полностью позабыв о моих карманах.
Идиоты!
Наверное, Алёша меня не очень ждёт. И точно совершенно мне не рад. Но отвертеться ему никак не удастся, он сам это прекрасно понимает. Да и выглядело бы это весьма смешно. Даже перед этими недалёкими мужиками в камуфляжной форме. Ведь я принёс ему чёртов перевод! Поэтому Алёша тяжело там у себя вздыхает и велит охране меня пропустить.
Поднимаюсь к нему на лифте и, идя по коридору, подмечаю, что вокруг нет людей. Подмечаю как бы между прочим – без злого умысла. Хотя, кому какая разница?
Алёша встречает меня достаточно радушно, но я-то вижу, что глаза его холодны и пусты. 
Ублюдок явно не настроен на конструктивный диалог.
Я показываю ему перевод и вкратце объясняю, когда будет всё остальное, после чего прошу свои деньги. Не прошу, а требую! 
Но до Алёши не доходит – он принимается монотонно бубнить, что ему нужен весь текст, и тогда мы сможем поговорить о деньгах. Сможем, мать его, поговорить!
Как же хочется принять циклодол. Две таблетки, а лучше сразу три. Плевать на возможные побочные эффекты. И курить. Нестерпимо хочется курить. И пива. У меня вообще во рту всё пересохло. Чего же мне хочется больше? Всего и сразу!
И нервы на пределе. Кажется, Алёша перестал бубнить свою чушь и заглох. Он смотрит на меня и быстро моргает. Престарелый трусливый педик. Похоже, ему больше нечего сказать. Как же он действует мне на нервы. Даже сейчас, когда молчит. Тем более, сейчас!
«Значит, денег не будет», – говорю я спокойно.
Я не собираюсь выказывать свои эмоции. 
Этот мудак ничего не ответил, только закачал своей маленькой плешивой головой на тонкой шее.
Алёша так и не дослужился до персональной секретарши. В коридоре никого не было. 
Видят боги, он не оставил мне выбора. И себе шанса. Я сжал кулаки в карманах, размышляя, что бы достать – ТТ или РГД-5? Граната, конечно, была бы эффектнее. 
Но Алёша попытался встать из-за стола, чем предопределил мой выбор, и я просто коротко ударил его ладонью в нос, отчего заморыш так и грохнулся на пол, переворачивая и стул, и стол с монитором. Устраивая охуенный беспорядок. Засранец!
Впрочем, несмотря на учинённый бардак, падал и переворачивал всё вокруг себя Алёша достаточно тихо. Теперь же он просто лежал среди бюджетной мебели IKEA и техники, не шевелясь. Притихнув. Алёша больше ничего не говорил. Как жаль!
На всякий случай я выглянул в коридор – всё было так же тихо. Алёша был на *** никому не нужен. 
Я давно заприметил в углу его кабинета массивный стальной сейф. Его хозяин продолжал прикидываться мёртвым. Чёртов мертвец! Я подошёл к сейфу и глянул, сперва на электронный замок, а после снова на Алёшу – тот казался спящим. И, кажется, не дышал. Я сделал к нему шаг и осторожно пнул носком ботинка в бок – Алёша никак не отреагировал.
Как же хочется принять циклодол, курить и пива. Я чувствую себя совершенно разбитым и уставшим. 
К тому же Алёша так и не отдал мои деньги. Я снова пнул его, но он не отвечал. Я пошарил по его карманам – почти ничего интересного, разве что бумажник. Не буду же я снимать с него часы, словно какой-то мародёр на поле боя. Хотя их можно было бы неплохо толкнуть. 
Да только времени у меня, судя по всему, было уже немного.
Я достал деньги из бумажника – всего несколько сотен. Ублюдок предпочитал доверять кэш ростовщикам из банков. 
Я принялся выдвигать ящики его стола. Так и есть! Как я и подозревал, в одном из них лежали подписанные конверты с чьими-то чёрными гонорарами. Но моего имени там не было! Сука!
Я забираю себе всё. На самом деле, тут не так уж и много – чуть больше двадцати штук. Пускай считают, что это набежавшие проценты за задержку.
Угрызения совести меня не мучают. Если кто-то из этих ублюдков останется без денег – не беда. Их бы тут вообще не было, если бы не я!
Забрав все деньги, я ещё раз подхожу к сейфу и оцениваю его – слишком большой. Я пробую хотя бы приподнять его – безрезультатно. От мысли выбросить его в окно мне становится смешно. И я даже смеюсь. Вот это был бы грохот!
Перед уходом я зашёл в туалет облегчиться и освежиться. В зеркале я казался уставшим, но отдыхать времени не было. Мне просто нужен циклодол. И выпить. И курить. Я умылся холодной водой и вышел. Направляясь к лифту, я достал сигарету.
На проходной было пусто. Только из-за двери комнаты охраны вглубь здания по коридору доносится шум и голоса. Я посмотрел на огромные пластиковые часы над выходом – начало четвёртого. ЦСКА как раз начал играть в Питере. На матч мне плевать, но нужно было ставить на «Зенит». Впрочем, я всё равно опоздал. Подавив в себе желание заглянуть к охранникам и узнать счёт, я выхожу на улицу. 
Дождь прекратился, и будто даже попыталось выглянуть солнце. В осенней Москве распогоживалось! Звучит, будто какая-то фантастика. Такая же, как и затея сделать за ночь несколько миллионов из двадцати тысяч. Мне нужно было спешить.
В другой раз я бы ограничился тем, что осторожно удвоил деньги за ночь в «Торнадо». Их хватило бы на подарок Мелиссе. На велосипед. Она активная спортивная девочка. Но, вспоминая оглушенного, как мне до сих пор хотелось бы верить, Алёшу, в глубине души я понимал, что сегодня мне нужно выиграть намного больше, чем деньги на велосипед. 
Сегодня я был вынужден играть, как в последний раз.
Я закурил, глубоко затягиваясь и задерживая дыхания, словно курил не сигареты, а гашиш. Мне стало намного лучше. Даже хорошо. Я на секунду прикрыл глаза от удовольствия, щурясь в скупом солнечном луче.
Я полон решимости. Пришло время рисковать!
Сначала я подумал поехать к Антону. Идея покурить гашиш на мгновение показалась мне неплохой. Я даже набрал его номер, но Антон не брал трубку. Должно быть, спал. Тем лучше для него. 
Да и мне нужно было поторапливаться. К счастью, от издательства до меня было ехать по прямой ветке. Редкое везение, ниспосланное сверху богами. На четырёхчасовые матчи я уже не успевал, но зато с 17:00 я рассчитывал быть в «Торнадо» и делать ставки. 
Неожиданно я почувствовал в себе небывалую энергию. Будто принял пару дорог спидов. Даже мурашки по коже побежали, до того вдруг стало хорошо. Вполне возможно, что после душных коридоров и кабинетов издательства на свежем воздухе меня просто нагнал второй волной скопившийся в крови циклодол. 
Но главное другое – я переполнен охуенной уверенности, что сегодня вечером всё будет без ненужных сюрпризов от андердогов. Что сегодня всё сойдётся так, как и должно сойтись. 
Сегодня боги будут играть на моей стороне.
В метро уже полно людей. После обеда все валят из центра в свои спальные районы и дальше – за МКАД, в пригороды. К темноте, если повезёт, доберутся. Сесть не получается, и я встаю спиной к противоположной двери. 
«Не прислоняться!» – написано на стекле. 
«Да ну на ***!» – мысленно отвечаю я метрополитену. 
Вместе с остальным – пенсионерами и люмпенами, в метро едет стайка футбольных фанатов. Парни совсем юные – начальные курсы. И все трезвые. Во всяком случае, ведут себя спокойно и даже тихо. Не вызывающе, что приятно. Ребята без опознавательных цветов, но точно – не мои, «Спартак» играет завтра. Футбольные функционеры – сущие идиоты. Как ещё объяснить тот факт, что матч впихнули на 18:00 понедельника?
Слева от меня у поручня сидит один из молодняка. Парень весь на моде – бомбер Merc, кепочка Fred Perry. Он достаёт из-за пазухи «Фабрику футбола» в мягком обтрёпанном переплёте и начинает её серьёзно и внимательно читать.
«Где ты её достал, парень?» – думаю я и уже хочу открыть рот на ближайшей станции, воспользовавшись относительной тишиной, чтобы не пришлось перекрикивать грохот состава, и задать ему этот вопрос.
Мне действительно любопытно! Но вспоминаю, что сегодня изрядно перебрал с пивом и разит от меня, наверное, за чёртову милю. Ребята же такие серьёзные – просто жуть. Должно быть, за ЗОЖ. Эх, молодёжь!
Прекрасно, что в моём возрасте уже не нужно шататься с подозрительными молодыми людьми.
Я вспоминаю, когда, при каких обстоятельствах и под воздействием каких веществ переводил её – одну из шести книг Джона Кинга, которые я редактировал и помогал издавать в РФ.
Должно быть, парень, тебя тогда даже в проекте не было. И, возможно, после очередной джазовой вечеринки мы зажимались именно с твоей матерью. 
Чтобы отвлечься, я начинаю готовиться к будущим ставкам, прокручивая в голове вечернюю линию. Основные события у меня всегда в голове. Из имевшихся денег я решил купить себе бутылку коньяка. Вечер будет долгим и тяжёлым. Мне будет необходима подзарядка. Несколько сотен ничего не решат. Да и двадцать одна штука – очень даже фартовое число. И вообще, на руках у меня было гораздо больше, чем я планировал иметь сегодня утром, отправляясь в свою Великую Одиссею, словно ублюдочный Улисс. 
Можно считать, я уже выиграл. Лишние шесть штук. Их можно влепить на самые сумасшедшие экспрессы. Отличная идея! 
В «Торнадо» же я продолжу пить в кредит. Заплачу, как принято, с выигрыша. 
От метро до «Торнадо» рукой подать. Дождь так и не возобновился. Я смотрю на часы – начало пятого. Просто отлично! По дороге я выкуриваю две сигареты, чтобы накачать себя никотином впрок.
В «Торнадо» не протолкнуться. Желающих поставить, как и выпить у барной стойки, хоть отбавляй. Я коротко здороваюсь с собравшимися игроками кивком головы и устремляюсь выпить. Первым делом нужно выпить. Хорошо бы ещё принять циклодол, но заходить домой за таблетками нет времени. Вот-вот начнутся матчи. А мне нужно ещё выпить. Лучше коньяка. Пора повышать градус.
Я вспоминаю, что ничего не ел с самого утра. Но дома полно еды. Нужно потерпеть ещё полчаса. Я стискиваю зубы и встаю в очередь в бар.
С дороги я не прочь освежиться и пивом, но помня о своём вчерашнем конфузе, решаю, что пива с меня пока хватит. 
Очередь движется быстро, бармен Тимур работает ловко, и уже через пару минут я беру себе в кредит сто грамм коньяка и кофе. Он учтиво не напоминает мне сумму кредита. Не хочу даже забивать себе голову этой мелочью! Забрав кофе и коньяк, я выхожу на улицу. 
Близится тьма вечера – на небе снова сгущаются тучи. Я не придал этому никакого значения, выпил коньяк и закурил. Кофе приятно обжёг горло.
Допиваю кофе, делаю последнюю затяжку и возвращаюсь в «Торнадо». Когда я иду ставить, душа моя поёт и адреналин зашкаливает. Это поле брани!
Кажется, очередь к окошку кассы только выросла. Девочка за решёткой зашивается, не поднимая головы от монитора. Когда выиграю, приглашу её на свидание. Почему бы и нет? Про себя я отмечаю, что уже говорю о будущем выигрыше не «если», а «когда». А это большая разница. 
Смотрю на часы – на матчи, начинавшиеся в 16:30, поставить я уже не успеваю. Ничего. Спешка мне ни к чему. Самое интересное начинается через полчаса. И до самой ночи. Мне хватит событий, чтобы сыграть сегодня по-крупному. 
Очередь движется медленно, но я не переживаю. Время до пяти часов у меня ещё есть. Времени ещё предостаточно. Я начинаю внимательно изучать распечатанные линии, делая пометки карандашом на нарезанном маленькими квадратиками листке бумаги. У меня получалось с десяток экспрессов и столько же ординаров разной степени сложности и крупности сумм ставок. 
В этом легко можно было бы запутаться. Но только не мне. Все эти шпаргалки были лишь суфлёрами – все события аккуратно выстроились в моей голове в ожидании того прекрасного момента, когда спрятанная за решёткой прекрасная девушка внесёт их в систему. После чего начнётся поистине большая игра.
Я полностью сосредоточен, словно футболист перед выходом на поле. Ну, я имею в виду нормальных профессионалов из клубов первой европейской пятёрки, а не наших клоунов-миллионеров или ребят из каких-то экзотических чемпионатов типа Аргентины или Бразилии, где полно не только диких обезьян и шлюх, но и футбольных коррупционеров. Ставить на футбол там, где процветают договорные матчи и прочее подобное дерьмо, не владея нужным инсайдом, – безумие. 
То же самое касается Голландии и Бельгии. Стран, где балом правят агенты и барыги, везущие со всего света черномазых едва ли не с пелёнок. Или же подделывая паспорта тридцатилетним мужикам, выдавая их за восемнадцатилетних атлетов, после чего эти рабы исправно отрабатывают свой хлеб, делая для своих реальных хозяев, в руках которых всё ещё находилась большая часть их прав – их чёртовы души, – нужный результат на контору. По этой же причине я предпочитаю не связываться и с низшими лигами. 
До кассы оставалось всего ничего – два человека, когда сзади раздался шум. Я услышал, как кто-то пытался пролезть без очереди, что-то неразборчиво каркая в своё оправдание с противным акцентом. Наконец он оказался у меня за спиной. Я не видел, но чувствовал чужака. Он попытался пролезть передо мной.
«Мужчыны, мнэ очэн-очэн срочно нужно!» – промямлил незнакомец, жутко коверкая русские слова, снова пытаясь пролезть у меня под локтем.
Я глянул на него сверху вниз: какой-то азиат, не кавказец. Не факт, что он вообще был гражданином РФ – одним из сотни кластеров провозглашённого властью российского народа. Таджик, что ли? Так и не научился я их различать, хоть и живу последние полтора десятка лет в Москве фактически безвылазно. Беляевские негры замылили мне глаза. 
Он был меньше меня раза в два. Я бы мог вырубить его с одного удара. Но драться мне не хотелось. Будто почувствовав это, наглец предпринял новые попытки прорваться к кассе в обход меня. 
*** тебе! Я блокировал его за шею, чувствуя, что мог бы сломать её одним коротким движением. Вместо этого я взял чёрта за ворот куртки и запустил его через весь зал «Торнадо», словно шар по дорожке в боулинге. Но это не страйк. Тело цепляется за стулья и не долетает до барной стойки всего метр. А было бы очень эффектно. Почти как в кино про ковбоев. 
Мутный азиат поднялся и ошалело глянул на меня. Все вокруг так и взорвались со смеху. Девушка-кассирша тихонько хихикала, а я улыбался. Конечно, это подействовало ему на нервы! Он начал затравленно озираться, после чего зло уставился на меня.
«Не нужно лезть поперед людей», – сказал я нравоучительно, делая ударение на последнем слове.
Кто-то за моей спиной так и прыснул со смеху. Хотя я и не шутил. Я был абсолютно серьёзен. Ненавижу, когда кто-то пытается считать себя умнее других. Да ещё, при этом, иметь наглость пытаться прошмыгнуть передо мной в кассу, когда я сосредоточен и спешу!
«Пошли, выйдем!» – начал вдруг вопить мой оппонент.
Ведёт себя как истеричная баба.
«Сейчас я сделаю ставку, а ты подожди меня на улице», – сказал я, возвращаясь к окошку кассы – подошла моя очередь.
Милая девушка принимала мои ставки почти десять минут. Очередь за моей спиной нетерпеливо роптала, но ждала своего часа. Никто никуда не лез. 
Среди прочего я составил несколько поистине эпических экспрессов по триста-пятьсот рублей на каждый с коэффициентами за сотню, и некоторые даже за две сотни к одному. Когда кассирша перешла к ним, она таинственно мне подмигнула, давая понять, что понимает, насколько крутая игра нас ждёт сегодня. 
Наконец, я получил свои игровые квитанции, проверил их и отдал деньги. Чеков было много – целая пачка. Я спрятал их в нагрудный карман. Потенциальная сумма выигрыша, как я прикинул в уме, под миллион. Но миллиона, конечно, с первой попытки не будет. И миллиона – не достаточно. 
«Я ещё вернусь чуть позже, переставлю», – пообещал я, не сомневаясь, что мне будет что переставлять, и будет немало.
О злобном маленьком госте столицы я уже и позабыл, однако столкнулся с ним на улице возле «Торнадо».
«Ты хочешь разборок?» – зашипел он.
Кричать он уже перестал – это хорошо. Не люблю весь этот шум.
Было бы, конечно, прикольно устроить тут столкновение стенка на стенку. Я бы подтянул знакомых ещё с 1980-х ребят, с которыми мы болели за «Спартак» и дома, и на выезде. Хотя на стадион я не хожу с 1995 года.
Самый жестокий выезд случился в 1987 году в Киев. Мы выиграли 1:0, решающий мяч забил Федя Черенков. Ничего весёлого в Киеве, вопреки глупым домыслам, не было. Ещё песня есть такая про сотню нас и целый стадион врагов. Да, именно Киев для нас был главным врагом. ЦСКА и остальных мы не считали соперниками. Зато с Питером дружили активно, в отличие от нынешних времён. Да, это правда – нас гоняли по Киеву очень жёстко. Мне было 14 лет, у меня были длинные волосы, но, что смешно, я тогда ходил в люберецких клетчатых штанах. Такой вот парадокс. А вообще, меня спасло то, что я не носил цветов своего клуба. А ещё, это были первые околофутбольные беспорядки, которые показали по советскому телевидению.
Фака тогда ещё в детский сад, наверное, ходил. Он вообще увлёкся футболом уже после того, как я с ним завязал. К тридцатке мой приятель пошёл тем же путём, предпочитая смотреть матчи любимой команды в тепле по телевизору, делая попутно ставки, зарекаясь каждый раз ставить на своих, но срываясь вновь и вновь. 
По былым временам он ностальгирует. Тогда они ходили на стадион даже не столько на первую команду или, как большинство сейчас, на именитых соперников. Ходили на молодёжные команды. Ходили и в снег, и в дождь в те времена, когда стадионы ещё не были крытыми и едва ли не с чёртовым микроклиматом, как сейчас. Ходили даже на товарищеские матчи, спасаясь от морозов и осадков разбавленной в кока-коле водкой. 
Ходить на матчи молодёжных команд родного клуба или сборной страны – особый кайф. Тут своя атмосфера. Случайные люди попадают сюда крайне редко. Тут все свои. На таких матчах нередко можно встретить ветеранов – и тех, за кого ты болел в детстве, и кумиров наших отцов и даже дедов. Да и на поле, как правило, была настоящая рубка. 
Фака хвастался, что в своё время видел живьём в Киеве Тьерри Анри, Давида Трезеге и Фернандо Торреса. Никто из них, по его словам, украинской молодёжке тогда так и не забил.
Самый же угарный матч, по словам моего приятеля, состоялся 11 сентября 2001 года. Стадион в Киеве тогда знатно троллил американцев. Эх, старые-добрые не толерантные времена нашей молодости! Судьба игры до последнего оставалась в подвешенном состоянии – трусливые чиновники УЕФА, ссылаясь на вопросы безопасности, собирались сорвать людям праздник. Алко-марафон продолжался весь день, после чего матч всё же состоялся – весёлая перестрелка с дортмундской «Боруссией» завершилась со счётом 2:2, хотя Киев вёл 2:0. На воротах у «Динамо» тогда, кстати, наш Сашка Филимонов стоял. 
После игры стотысячная толпа, подогретая слухами о том, что доллар обвалился по отношению к гривне до курса 1 к 1, продолжила кутить дальше. Взрывоопасная ситуация не вылилась в погром лишь по причине миролюбивости киевлян того разлива.
Мой же оппонент явно не собирается отставать. Но старых спартаковских фанатов не будет. Я собирался сделать всё по-тихому. Зачем поднимать лишний шум рядом с родным «Торнадо» перед людьми, которые меня знают? Я предложил чёрту разобраться один на один. Поговорить по душам. Ему моя затея не понравилась, и он начал оглядываться. Конечно, разговаривать со мной под прикрытием собратьев ему было бы спокойнее. Но отступать уже поздно. Не знаю, как у них там с понятиями, но он это понял.
Я же вёл себя достаточно добродушно, и он, пускай и нехотя, согласился.
Я спешил. Пятичасовые матчи должны были вот-вот начаться. Мне было пора принимать циклодол. Безмозглой упорностью в своём желании доказать мне какую-то лишь ему одному понятную хрень этот чёрт действовал мне на нервы. Нужно было поторапливаться. 
Мы пошли через двор к овощной базе. Шагали вровень, я не рискнул подставлять этому нацмену спину, но всё равно выходило так, что вёл его я, а он был ведомым. 
Мы зашли за угол. Повсюду были навалены ящики и стояли огромные железные клетки с остатками урожая. Гнилыми овощами и фруктами пахло тут всегда. Запах, знакомый людям моего поколения с детства. 
Мысленно я почему-то прикинул, что здесь явно не лучшее место, чтобы шуметь. Хотя шуметь я и не собирался. 
Мы остановились посреди огромного пыльного двора. Пыль набухла от дождя и прилипала к подошвам. Придётся мыть обувь. 
Он смотрел на меня в упор, но сохранял дистанцию в пару метров. Чтобы можно было удрать. Я устало смотрел на него с полминуты, а потом вдруг понял, что ублюдок меня просто провоцирует. На душе стало легче. Даже захотелось рассмеяться. Я сдержался и просто улыбнулся. Но даже моей короткой улыбки было достаточно, чтобы спровоцировать его. И он сделал шаг в мою сторону. Всего один шаг, но он стал для него роковым. 
В последнюю секунду мне просто подумалось, что я абсолютно не держу на него зла. Никакой злобы в моем сердце не было и в помине. Где-нибудь в США адвокаты оправдывали бы произошедшее состоянием аффекта, назвав это самообороной. Ведь именно жертва сделала первое движение, которое могло быть трактовано мной, как потенциальная угроза агрессии. Не знаю, существуют ли такие прецеденты за океаном. Но мы жили в РФ, а я был русским. 
И всего того, на чём могли бы построить свою громкую победу ушлые американские юристы, в реальности не было. Никакого аффекта. Я абсолютно чётко осознавал всё, что делал. 
Меня это не радовало и не огорчало. Тем более не было никакой скрытой угрозы со стороны азиата. Мне ли бояться этого недомерка? Даже если у него с собой тоже было оружие, его нахальный, но трусливый взгляд выдавал в нём собаку, которая много лает, но редко кусает. Разве что – сзади за пятки. Но мы стояли с ним лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза – и он каждый раз норовил отвести взгляд. 
Нет, тут было кое-что другое. Вернее, тут ничего и не было. Анализировать мои тогдашние мысли или переживания тоже не было смысла. Я ничего не чувствовал и ни о чём не переживал. Просто этот парень сам нарушил нейтральное пространство, остававшееся между нами. Всего-то и было – два метра. Но вместо того, чтобы извиниться и уйти, или просто попытаться убежать – я бы точно не стал за ним гнаться, и уж тем более – стрелять, ублюдок сам сделал свой выбор. Это был шаг не в ту сторону. 
Моя куртка была расстёгнута. Мне хотелось дышать сырой осенью полной грудью. Московский воздух с запахами гнилых овощей и фруктов вперемешку с грязью бодрил меня позабористей циклодола. 
Мне давно было пора принять мои волшебные таблетки.
Сделав шаг, он остановился и посмотрел на меня снизу вверх почти в упор. Должно быть, в последнее мгновение он всё же осознал, что зря сократил расстояние и уменьшил угол пересечения наших взглядов. 
Единственное, о чём я подумал в ту секунду: верит ли моя жертва в Аллаха? Жертвой, конечно, я его не считал. Как и себя палачом. Это было похоже на честный уговор, в котором одна сторона вдруг вздумала нарушить правила. Такую сторону нужно наказывать. 
Любопытство моё носило не философско-теологический, а праздный характер. Как люди, бывает, зазевавшись, глазеют на что-то рассеяно несколько секунд, словно отрешенные от всего белого света. Так и я замер на какой-то миг от этой бессмысленной мысли. Какая разница? Его вероисповедание, даже если оно и подразумевало уничтожение таких неверных, как я, во что я не верил, было тут ни при чём. Ведь любое знание имеет смысл лишь в том случае, когда его можно применить на практике. Что мне с того, мусульманин он, язычник или даже атеист? Экстремизм мне пришить не удастся! 
Наверное, какой-нибудь молодой бездарь, считающий себя натурой творческой и обязательно патриотом, сравнил бы поведение азиата, определившее ход моих мыслей, спровоцировав последовавшие действия, как иностранное вторжение. Ведь когда враг нарушает границу, что было сделано, его уничтожают. Ну, при нормальных политических режимах. Я не беру случай со сбитым над Сирией турками самолётом. Но подобное сравнение – это пошлость. Азиат был слишком жалок, чтобы я мог его бояться и уж тем более считать своим врагом. Какое на *** вторжение?
Наверное, его сбили с толку мои очки – на улице они ещё больше затемнились, полностью спрятав в подкравшихся сумерках мои глаза. Если бы он взглянул в них, возможно, он бы что-то понял. Хотя, вряд ли.
Но, повторюсь в очередной раз для истории: я абсолютно контролировал свои действия и не испытывал к нему никакой межнациональной ненависти или расовой нетерпимости. Не было никакой вспышки гнева или аффекта. Даже если бы суд состоялся, им бы не удалось упрятать меня в психушку!
Да, я бы мог, например, попытаться всё предотвратить, рассказав этому мелкому хаму, который пытался играть со мной в крутого гангстера, как отказался ехать воевать в Чечню, предпочтя стать официальным шизофреником. Проблема в том, что этот парень не был чеченцем. 
Вместо этого я просто быстро достал нож и вонзил клинок ему под ребро – в самое сердце.
Часть седьмая. Решающий бой
Я прихожу домой и тщательно мою руки. Хорошо было бы принять душ, но времени на душ у меня нет. Уже пять. Уже начались матчи.
Завариваю себе кофе, попутно выкуривая две сигареты. Наливаю в стакан коньяк. Думаю, сколько таблеток циклодола принять – две или три? Лучше две. Плюс, приму ещё две ближе к полуночи. Так будет надёжнее. Эта ночь будет долгой. Очень долгой. Самой долгой в моей жизни.
Факи нет онлайн. Должно быть, загулял. В такое время он обычно в сети. Следить за результатами онлайн с ним интереснее. За мои ставки он болел, словно за свои. Даже когда сам не играл. Это как курильщики в завязке любят постаять рядом с чьей-то дымящейся сигареткой. Ставки, как и никотин, попадают в вашу кровь навсегда. С этим уже ничего не поделать. 
Думать о плохом категорически не хочется. Надеюсь, он просто где-то бухает. Что он здоров или хотя бы жив.
Я с младых лет терпеть не могу киевское «Динамо», что безумно Факу бесит. Ему же на российский футбол, судя по всему, вообще фиолетово. 
В украинском футболе сегодня кризис. Киев распродал почти всех легионеров и, сделав ставку на молодёжь, очень неровно начал сезон, дважды проиграв дома непонятно кому. Фака бился головой о стену, обещая наконец-то убиться, если это случится в третий раз. Жду не дождусь этого.
Ради смеха я поставил пять сотен на проигрыш Киева дома, даже не посмотрев, с кем тот играет, о чём пишу Факе в офлайн. Точно не с Донецком. Других конкурентных команд из-за отсутствия денег в тамошнем футболе не осталось. 
Уже сегодня украинский футбол пошёл по пути хорватского – лучшие молодые футболисты едва ли не с подросткового возраста уезжают за рубеж. Как правило, в Германию или РФ, наплевав на дурной политический тон. Чтобы удерживать доморощенных звёзд, у большинства украинских клубов попросту нет денег. 
Однако динамовская молодёжь выносит гостей со счётом 4:0. 
Дальше дела тоже идут не очень. 
Один экспресс на штуку сразу зависает из-за чёртового «Наполи», пропустившего на выезде от «Аталанты» и нанёсшего в створ ворот хозяев за весь первый тайм всего два удара при владении мячом 72% на 28%! Как, мать вашу, такое вообще может быть? Я бы с радостью понаблюдал за этим цирком, да ни один канал его не показывал. Смотреть же стрим в интернете с опозданием на несколько минут – это какое-то извращение. 
У меня логика простая: если «Наполи» реально собирается бороться с «Ювентусом» за Скудетто, они должны дрючить плетущуюся на предпоследнем месте «Аталанту» как минимум в два мяча. Именно столько они пропускают в среднем за матч. Это же долбаное решето, а не защита! «Наполи» в каждом матче забивал даже больше двух штук. Так какого *** всего два удара в створ за половину матча, спрашиваю я вас? 
В «Торнадо» почти все включали в свои экспрессы «Наполи» даже с форой в один мяч. Хорошо хоть я от продаж мячей вновь принципиально воздержался. 
Параллельным курсом завершаются первые поединки в КХЛ, где я ставил на тоталы: у меня сыграло три ставки из четырёх, и я уже в плюсе! 
На радостях хочется снова принять циклодол, но я сдерживаюсь. Прошло только два часа. Чуть больше. Но, всё равно, недостаточно, чтобы пить таблетки ещё раз. Это будет перебор. Вместо этого, я наливаю себе ещё коньяк и закуриваю очередную сигарету, комкая пустую пачку.
У меня играются уже около двадцати матчей онлайн – футбол, хоккей, баскетбол. Уследить за всем этим непросто, но я старательно делаю пометки карандашом на квитанциях, откладывая в сторону победные, и выбрасывая не сыгравшие. Свой баланс я суммирую в голове. Я в плюсе, и плюс этот растёт. Мне снова хочется принять циклодол, но я держусь, хотя мысль о нём становится навязчивой. Пью коньяк, курю сигарету за сигаретой.
За окном совсем стемнело. Увижу ли я рассвет? Хотелось бы. Неожиданно от мысли, что я могу больше никогда не увидеть солнечный свет, мне становится тоскливо. Даже циклодол не помогает. Даже если принять сейчас ещё две таблетки – не поможет. 
Не только солнечный свет, но и ещё много вещей. И Мелиссу. 
И я снова пью и курю. Снова и снова. Мысль о циклодоле стала невыносимой, но в том, чтобы держаться, я нахожу своё болезненное удовольствие. 
Вообще к смерти я отношусь спокойно. Я даже жду её. И, чувствую, наша встреча будет весьма скорой. Лучше всего, конечно, было бы умереть не от сердечного приступа или чёртового инсульта, а в бою. Прикончить напоследок побольше негодяев. Благо, негодяев вокруг полно. Стреляй – не промахнёшься. Очистишь себе карму перед смертью.
Но мне всё равно весьма хреново. 
Чтобы развеяться и отвлечься от вала результатов, число которых безудержно росло с разгаром воскресного вечера – самого лакомого времени для телевизионщиков, когда можно продавать массам самую дорогую рекламу, я решил проверить своё оружие.
Ружья хранились в шкафу. С ними всё было в порядке. Я вернулся к компьютеру, положив рядом на стол для самоуспокоения ТТ и РГД-5. 
Я приготовился ждать. Я предпочитал не задумываться о том, кого именно и почему я жду. И сколько трупов было на самом деле. Я вообще впервые за всё время мысленно произнёс это слово. Один или два? Или трупов вообще не было? Наверное, последний вариант – самый ***вый.
Число выигрышных для меня матчей стремительно росло. Всё было бы просто отлично, если бы не женский баскетбол чемпионата Филиппин, где я поставил двести рублей на пять матчей – везде на тотал больше. Но везде сыграло меньше. 
Я каждый раз зарекаюсь ставить не только на женский баскетбол, но и вообще – на женский командный спорт, считая это извращением во всех смыслах. Девушки – существа эмоционально нестабильные, какие уж тут ставки? Но в этот раз я почему-то наивно поверил, что моя будущая удача распространится на филиппинок. 
Время летит стремительно. Уже десятый час вечера. Факи до сих пор нет в сети. На него это не похоже. Ожидание неизвестно кого и чего начинает меня утомлять, и я чувствую, как к горлу комом подкатывает паранойя, словно умоляя меня – прими ещё циклодол. Сразу две таблетки. Но я всё ещё держусь. Не дождётесь!
Вместо этого я ещё наливаю себе коньяк. Бутылка пустеет. Закуриваю очередную сигарету. Пепельница переполнена. Идти на кухню лень. Выпиваю коньяк, докуриваю сигарету в несколько глубоких затяжек и тушу её прямо в бокале. 
Я немного успокаиваюсь, но снова думаю о Мелиссе. Если я умру сегодня ночью, кто о ней позаботится? Не Фака же. Сначала я думаю написать ему в офлайн письмо, попытаться изложить суть событий и объяснить возможные последствия, но понимаю, что всё это слишком сложно. Я попросту не готов и не хочу обо всём этом говорить. 
Сверяя букмекерские чеки, я вдруг обнаруживаю, что один из моих чудесных экспрессов – гремучая смесь из двадцати событий в четырёх видах спорта – старого доброго мужского спорта, а не филиппинского женского баскетбола! – с общим коэффициентом 123 с копейками, на который я зарядил пять сотен, благополучно сыграл. Мой выигрыш посчитайте сами. 
Я беру выигрышные чеки – тут уже больше ста тысяч. Аккуратно складываю их в пачку и прячу в куртку. Мне нужно обязательно идти в «Торнадо». Пока ещё не поздно. Хотя относительно того, поздно уже или ещё нет, объективно рассуждать я не мог. Об этом я мог лишь догадываться. Надеяться. Я просто верил.
Решаю сразу отправить через банкомат сионистского «Сбербанка» в метро сто тысяч Мелиссе, а остальные деньги – это больше двадцати штук – поставить по той же схеме, как и накануне. К тому же у меня уже закончился коньяк. Я вылил остатки в чистый стакан, высыпал окурки в мусорное ведро, бросил следом пустую бутылку и залпом выпил. Циклодол в моей крови не даст мне опьянеть. Можно продолжать дальше.
У меня ещё хватает играющих ставок. Я подхожу к окну и закуриваю, вдыхая попеременно с никотином свежий влажный воздух. Если всё будет продолжаться в том же духе, к полуночи у меня будет ещё, как минимум, сто тысяч. Это очень мало. К тому же, не факт, что я доживу до понедельника.
Большинство матчей начинаются через двадцать минут – без четверти десять. Нужно поспешить. 
Но меня кое-что беспокоит. Выиграю я, если буду играть в таком же темпе, всего сто штук. Я бы мог поставить деньги, которые собрался отправить Мелиссе, чтобы сорвать сразу больший банк, но тут я безумно боюсь рисковать. Это её деньги. 
Я не придумываю ничего лучшего, кроме как повысить ставки. Добавить в каждый экспресс ещё по одному или даже по два события. Почему бы и нет? К тому же, большого выбора у меня всё равно нет.
Одновременно с этим я думаю о том, сможет ли забрать деньги у букмекеров третья сторона, если я умру? 
Я задавал этот вопрос нотариусу при составлении завещания. Мой вопрос показался ему смешным. Никакой, ****ь, тактичности. Но я смолчал. Вмешался присутствовавший рядом Максим Барсуков, заверивший быдло, завладевшее печатью нотариуса ещё в начале 1990-х, сев на золотую и, по сути, монопольную жилу, что вопрос с наследством не обналиченных ставок – очень серьёзный. И не *** тут улыбаться. Нотариус наконец внял, что я не шучу, убрал с пропитой рожи дебильную улыбочку и растолковал мне, что деньги Мелисса получит в любом случае. А если какие-то ублюдки, третья сторона, те же чёртовы коллекторы вместе с тёщей, попытаются снять деньги у букмекеров вместо меня, или контора попытается зажать выигрыш – у них ничего не получится. 
Мы всё вернём. Вернее, они всё вернут. Для меня это было крайне важно.
Хорошенько подумав, я пишу сообщение Факе в офлайн, где даю краткую инструкцию к дальнейшим действиям, оставляю телефоны бывшей жены и тёщи, чтобы те забрали выигрыш для Мелиссы и контакты Максима Барсукова. Я чищу историю сообщений. Надеюсь, мои враги не станут подключать ФСБ и отслеживать мои удалённые переписки. Я уже начал идентифицировать их, как врагов.
Теперь я чувствую себя намного спокойнее. Подумав, отказываюсь от идеи спрятать под курткой дробовик – это лишнее. Достаточно и ТТ. Одолженную у Антона в пользование РГД-5 я бережно накрываю файлом с неоконченным переводом. Похоже, моя работа пропадёт даром, и биография Уильяма Берроуза «Call Me Burroughs» так и останется моим последним и, увы, незавершённым трудом. 
Неожиданно я понимаю, что незавершённых дел – намного больше. Не только ставки и деньги для Мелиссы или непереведённая рукопись. Незавершённым было много чего. Всё. Вся моя жизнь. 
Я выглядываю в окно, но двор хоть и освещён электрическим светом соседних окон и фонарных столбов, просматривался плохо. Им – моим врагам – ничего не стоило поджидать меня под подъездом. Но выбора у меня не было. Нужно было идти и ставить дальше. Я спрятал ТТ в карман куртки.
Я быстро вышел из квартиры и, спустившись вниз по лестнице, выскочил на улицу. Грозовые тучи висели густым массивным слоем, будто свежая сочная земля на гробовой доске, полностью закрыв собой небо. Если бы кто-то дёрнул за главный рубильник, и в нашем районе враз отключили всё электричество, мы погрузились бы в кромешную тьму, до того тотальную, что в ней остановилось бы даже время. 
На улице никого нет. Двор пуст. Только на другом его конце, кажется, метнулась в сторону чья-то тень. Но, скорее всего, это просто разыгралось моё воображение. Мне показалось. Дождя так и не было, с неба лишь падала едва заметная, приятно освежающая морось. Но вот-вот должен был начаться ливень. И без того тёмные небеса продолжали наливаться чёрной краской. Сжав, на всякий случай, пистолет в кармане, я быстро зашагал к «Торнадо».
За всю дорогу я не встретил ни души. Лишь у входа в «Торнадо» курили два показавшихся мне знакомыми мужика. Я видел их тут раньше. Мне так казалось. Всё было под контролем. 
Внутри было малолюдно. Лишь несколько молодых парней играли за компьютерами. 
Завтра понедельник – большинство людей уже спит. 
Возле кассы пусто. Девушка за решёткой видит меня и улыбается. Она не удивляется моему появлению. В столько поздний час я нередкий гость в «Торнадо». К тому же я обещал вернуться. Я подмигиваю ей, и она подмигивает мне в ответ. Искренне, ещё не зная, что я собираюсь оставить ей на чай для начала тысячу. И, если переживу эту ночь, приглашу её поужинать. Хотя бы тут – в «Торнадо». Тут неплохая кухня. Да и что нам скрывать?
«Как и обещал, я вернулся», – улыбаюсь я в зарешеченное окошко и протягиваю девушке стопку квитанций и карту игрока. 
Мне кажется, она искренне радуется за меня.
«Ничего себе!» – говорит она, щурясь от удовольствия.
Я подношу палец к губам, показывая, чтобы она не шумела. Должно быть, милая девушка думает, что я шучу или уже флиртую с ней, и смеётся ещё громче. Мне кажется, что парни, играющие онлайн, стараются незаметно оглянуться в мою сторону, но я не собираюсь подавать вид, что нервничаю, и смотрю на кассиршу в упор, продолжая вежливо улыбаться.
Наконец, она успокаивается, и начинает работать с моими ставками. Я смотрю на часы – время поджимает. Милой девушке стоит поторопиться, если она хочет, чтобы я успел поставить снова и дать ей очередные чаевые. Если доберусь до «Торнадо» ещё раз, конечно.
Пока она проверяет мои ставки, я записываю новые на листках бумаги карандашом. Они рождаются в моей голове, словно музыка. Я протягиваю бумажки с ординарами и экспрессами до того, как она успела проверить последнюю выигрышную ставку, и прошу выдать мне разницу. Милая девушка принимается за новую работу. 
Когда она начала выдавать мне деньги и новые чеки, я заметил у барной стойки незнакомого мужика. Выглядел он слишком обычно, даже буднично, и оттого странно. К тому же я никогда его раньше здесь не видел. С такого расстояния мне трудно было разглядеть его лицо в деталях, но оно казалось настолько обыденным и бесцветным, сливающимся с общим фоном бара, что я сразу понял, что это мент или, что ещё хуже, фсбшник. 
Если бы это был всего лишь коллектор – я бы искренне рассмеялся. Эти шакалы никогда не ходят поодиночке и вряд ли в принципе способны на подобную конспирацию.
Он что-то пил из чашки. Должно быть, чай или кофе. Какая к чёрту разница? 
Я разозлился сам на себя за бессмысленные и оттого вредные в данной ситуации вопросы. Пока я занимался ерундой и размышлял, что пьёт в баре, куда я собирался отправиться, человек, явно пришедший за мной, он, как мне показалось, сначала принялся поглядывать в мою сторону, после чего и вовсе уставился на меня нагло – в упор. Он был слишком далеко, и я не мог дать стопроцентную гарантию, что так оно и было, к тому же под вечер мои глаза очень устали, неудобные очки давили, и я уже практически ничего не видел. 
Циклодол должен был обострить моё зрение. Но он будет после. А пока мне нужно было попасть в бар, где сидел этот ужасный во всех отношения человек – мой враг. Врагов принято уничтожать, но, в самом деле, не устраивать же перестрелку прямо в «Торнадо»?
Подойти же к барной стойке мне нужно. 
Ещё нет 23:00 и, в принципе, алкоголь купить ещё можно. Власти решили ограничить моё право пить в удобное мне время, посчитав, что в ночное время суток в пьяном виде я более опасен, чем при свете дня. *** с ними. Я всегда с легкостью решал этот вопрос у барной стойки «Торнадо». Сейчас же я планировал попросить у бармена Тимура целую бутылку коньяка. Пускай откроет прямо на стойке, чтобы не нарушать другой долбанный закон. На счету каждая секунда. У меня нет времени заходить в магазин. 
К тому же мне нужно было погасить кредит и оставить ему тысячу сверху. Для начала. Но подозрительный тип, который, казалось, не сводил с меня глаз, откровенно меня напрягал. Даже если он не из органов и пришёл не за мной, а в том, что это так, я не сомневался, решать свои финансовые вопросы в его присутствии я не собирался. Уже только за это стоило прострелить ему хотя бы одно колено. Этому козлу под прикрытием очень повезло, что я пацифист.
Я оставляю милой девушке тысячерублёвую купюру. Она краснеет и очень приятно улыбается. Я снова обещаю вернуться, и мы дружно смеёмся – каждый о своём.
Деньги выдали купюрами разного достоинства. Не отходя от кассы, я быстро отсчитываю оставшуюся мелочь – несколько тонн – на резервные ставки и вообще, деньги мне сейчас могут пригодиться, и прячу сто штук для Мелиссы, после чего чеканю твёрдым шагом к бару.
Пришедший за мной ублюдок делает вид, что ему до меня нет никакого дела, и продолжает пить из своей чашки то ли чай, то ли кофе. Я тоже стараюсь его не разглядывать и не замечать. Пошёл он в задницу.
Бармен Тимур мне рад. Я сообщаю ему, что наконец-то немного выиграл, решив умолчать из-за этого мудака о масштабах сегодняшней удачи и своих грандиозных планах – выиграть ещё больше. Я бы обязательно с ним поделился, даже если бы рядом сидели другие игроки – все мы с ними братья по крови. Но не с этим козлом под прикрытием. Я решил называть его именно так.
Мне нужен коньяк, и этот чёрт меня не остановит. Я прошу продать мне бутылку, на что бармен Тимур отвечает, что никаких проблем – он просто мне её откроет, а я отвечаю, что это просто отлично. Потом он наливает мне ещё пятьдесят грамм – за счёт «Торнадо» и делает кофе. Я расплачиваюсь по кредиту и оставляю бармену Тимуру ещё штуку сверху – он очень рад.
Всё это время козёл под прикрытием ведёт себя так, будто ему всё так же плевать на меня. Ну, ладно.
Я допиваю кофе с коньяком, прощаюсь с барменом Тимуром и девушкой-кассиршей, которая как раз обслуживает заглянувшего в столь поздний час клиента – мне кажется, что я тоже вижу его здесь впервые, коротко киваю парням за компьютерами и навсегда ухожу из «Торнадо».
Банкомат находится прямо на станции метро «Беляево». Я отправился туда быстрым шагом, несколько раз оглянувшись по пути – мне показалось, что козёл под прикрытием вышел за мной следом. Впрочем, было достаточно далеко, так что я не совсем уверен, что это был именно он.
Во время моей прогулки странные тени появлялись то тут, то там, водя вокруг меня хоровод смерти. Но я прорвался.
Возле станции метро, несмотря на поздний вечер, всё бурлило. Толпы людей мигрировали туда-сюда, шумя и толкаясь. Я прыгнул в их мутные воды.
Когда я засовываю в банкомат последнюю купюру и нажимаю кнопку, чтобы отправить деньги Мелиссе, то замечаю полицейского, с любопытством меня разглядывающего. 
Я забираю чек и иду прочь, замечая боковым зрением, что тот следует за мной. Я выхожу из станции метро на улицу и думаю слиться с мелькающими туда-сюда людьми, но мент, как мне кажется, ускоряет шаг и уже едва ли не бежит в мою сторону, стремительно сокращая метры между нами. Я судорожно сжимаю ТТ в кармане, едва сдерживаясь от соблазна выхватить его прямо здесь и сейчас, и, быстро пройдя в сторону своего дома, прыгаю в одну из знакомых подворотен, где мы прятались от мусоров ещё зелёными советскими юношами, распивая первый в жизни нелегальный алкоголь в эпоху сухого закона. 
Ещё я думаю: почему полицейский ходит один? Ведь им же предписано передвигаться стадом, ну, как минимум, по двое. Значит, я не просто привлёк его внимание. Не просто показался ему подозрительным. Значит, этот мент, или человек в форме – ещё один козёл под прикрытием. Только сейчас это оборотень в погонах, я не исключал и такого варианта, целенаправленно пришёл за мной и сейчас мчался следом. 
Я не выдержал и достал пистолет, стараясь прикрыть кисть руки со стволом рукавом куртки. Дворы были пусты. Ни души. Только раздробленная мёртвым светом московских окон и фонарей мгла.
Через полминуты я оглянулся и увидел его – полицейский, или человек, пытавшийся им казаться, шёл за мной мерным шагом метрах в тридцати.
«Уважаемый!» – окликнул он меня – больше никого тут и не было.
Я не стал ускорять шаг и обернулся.
«Да?» – спросил я спокойно, стараясь улыбаться – так голос звучит доброжелательнее даже со спины. 
«Одну минуту!» – сказал он.
Его голос звучит механически. Мне было трудно разобрать в нём хоть какие-то интонации.
Я поворачиваюсь к нему, пряча руку с ТТ за спину, и иду навстречу, отсчитывая шаги. Человек в полицейской форме продолжался двигаться ко мне, ускоряя темп.
«Стойте!» – не прекратив своё движение, он резко выбросил левую руку параллельно земле, подняв ладонь, словно попытавшись поймать на лету теннисный мячик, другая его рука полезла под форму.
Я сделал два размашистых шага. Вблизи мой визави оказался молодым и щуплым. 
«Предъявите ваши документы!» – едва не сорвался он на крик.
Я сделал последний шаг – мы стояли почти в упор друг к другу. Посмотрев на него сверху вниз, я ткнул ствол ему в форменную куртку, прямо в живот, и сделал два показавшихся мне почти бесшумными выстрела. Два лёгких хлопка, и его тело упало в осеннюю грязь, растворившись на тёмной земле. Я развернулся и быстро пошёл прочь.
Перед подъездом мне снова померещилась тень. Открыв дверь, я глянул на лестницу – всё было чисто. К счастью, лифт стоял на первом этаже – я быстро юркнул в него, поднялся на свой этаж и, отперев дверь, заперся в квартире на все замки. Напоследок я посмотрел в глазок – на лестничной площадке никого не было. Только пустота.
Уже почти одиннадцать вечера. Фака до сих пор не появлялся, зато уже сыграли некоторые новые ставки. Но идти в «Торнадо» я не решаюсь. Слишком поздно. Они уже рядом. Счёт пошёл на минуты.
Первым делом, нужно привести себя в порядок. Я иду в ванную и умываюсь, после чего наливаю себе полный стакан коньяка и выпиваю его залпом. Так намного лучше. Я закуриваю, приготавливаю новую пачку сигарет, чтобы лишний раз не бегать, засовывая её в карман брюк.
Вдалеке раздаётся вой полицейской сирены. Но всё это где-то в другом микрорайоне. Да и вряд ли меня станут брать с таким шумом. Иначе, они бы не стали меня выслеживать.
Я почти готов. Дело осталось за малым. Я принимаю циклодол. Сразу три таблетки. На сей раз я не сомневаюсь. Я закуриваю новую сигарету и делаю себе кофе. 
Мои ставки продолжают играть. Я выигрываю всё!
Я достаю стволы из шкафа, и переношу их в кабинет. Хотя, конечно, вряд ли я буду отстреливаться из всех орудий сразу, я же не чёртов Шива. Я кладу ружья и карабин на стол и сую гранату в другой от ТТ карман брюк.
Циклодол начинает действовать, и я чувствую, что полон сил для дальнейшей игры и борьбы.
Уже начало двенадцатого. Я не знаю, сколько ещё придётся ждать. Я думаю о своей работе – документах на переводы, самих переводах, аудио-плёнках, оцифрованных файлах с моими диктовками, флэшках и распечатанных текстах. 
Моя последняя книга. Последний перевод. Как жаль, что раньше я не позаботился о том, чтобы сделать копии. Это заняло бы много времени, но зато сейчас всё было бы в безопасности. Впрочем, я надеюсь, что у этих упырей всё же не поднимется рука на литературу, и они не станут всё изымать или, что ещё хуже, уничтожать оставшееся после меня. Мои переводы и книги. 
К счастью, многое я успел отдать Максиму Барсукову. Но не всё, далеко не всё. Я был чертовски самонадеян.
Ловлю себя на мысли, что даже сейчас не думаю о бегстве и рассматриваю будущее столкновение почти со стопроцентным фатализмом. 
Раздаётся звонок в дверь, и я слышу как меня громко, но невнятно зовут по имени-отчеству. Ничего не разобрать. Я беру ТТ и подхожу к двери. Смотрю в глазок: на лестничной клетке тьма людей – и в форме, и без формы. Они продолжают звонить и стучать в мою дверь, крича ещё громче – аж в ушах звенит. 
Я отошёл в конец коридора к двери в комнату, приготовившись ждать. 
Это только в кино двери взламывают за считанные секунды – иногда в реальной жизни эти бараны возятся с замками битый час! Конечно, было бы забавно, если бы они потратили столько времени и сейчас – я бы успел увидеть, как выиграю ещё пару сотен тысяч. Но я уже настолько на взводе, что предпочёл бы разобраться со сложившейся ситуацией поскорее. 
Если уж нам предстало сразиться друг с другом, давайте сделаем это прямо сейчас!
С дверью они справляются достаточно быстро, уничтожив замки всего за десять минут. Едва ли не рекорд! 
За это время я успел сходить в свой кабинет и в последний раз посмотреть результаты онлайн – у меня сыграл ещё один мега-экспресс из двух десятков событий на общую сумму почти сто двадцать штук.
У меня ещё оставался коньяк, и я допил его двумя небольшими глотками, после чего вновь закурил и вернулся в коридор. 
И как раз вовремя. Через пару минут в распахнутую дверь ввалились несколько говорящих наперебой людей, но, увидев в моей руке пистолет, они замерли, едва переступив порог.
«Вы Александр Александрович?» – выдохнул один из них.
«Он самый. А ты ещё что за дерьмо?» – спросил я его презрительно, после чего бросил им под ноги РГД-5 и зашёл в комнату, затворив за собой дверь.
Дом сотрясло от взрыва, вырвав дверь в комнату и обрушив часть стены в коридоре, но на меня даже пылинка не упала! 
Я быстро зашёл в кабинет и заперся. За моей спиной кричали от ужаса и стонали от боли мои враги.
Я подошел к столу и заглянул в монитор. У меня сыграл последний экспресс! 20 событий на 243 тысячи! Вот это да! 
Чёртов Фака всё ещё офлайн. Надеюсь, что он просто бухает или спит. Что он жив и на свободе.
Система жаждала нашей крови.
Враги начинают ломиться в дверь. Раздаются выстрелы. Пули прошивают дверь навылет, едва не задевая меня.
«Ах вы, сукины дети!» – кричу я им.
В ответ мне следуют ещё несколько выстрелов. Они всерьёз решили меня подстрелить!
«Хорошо!» – кричу я, хватаю со стола карабин, с которым мой дед ходил на кабана, и палю из него прямо в дверь на уровне живота пару раз. 
В смежной комнате всё стихает. Там не горит свет. Отверстия от выстрелов похожи на чёрные дыры. 
«Эй, ублюдки!» – кричу я, но в ответ мне слышны лишь стоны и невнятный шум.
Я ещё раз палю, целясь в уже пробитую дыру, и отхожу с линии обстрела в угол кабинета. Я жду, пока они ввалятся ко мне. Пауза затягивается.
«Эй!» – кричу я.
Наконец, в другой комнате вновь слышны крики и дверь после небольшой возни слетает с петель. В мой кабинет вваливаются люди в форме с автоматами наперевес.
«Чёртовы ублюдки!» – кричу я им и стреляю одному из упырей прямо в голову, разнося её, словно ****ский арбуз.
В ответ другой козёл стреляет в меня короткой очередью. Пули пробивают грудь. Мне совершенно не больно. Просто очень тепло и смешно. Я знаю, что скоро станет холодно и всё равно. Нужно пользоваться моментом.
«На ***!» – кричу я ему и делаю выстрел от бедра, пробивая врагу грудную клетку, снося его с ног с одного выстрела. Бинго!
В комнату вбегают ещё какие-то люди. Я уже не могу разобрать, во что они одеты и чем вооружены. Я просто делаю последний выстрел в их сторону, слыша в ответ новый крик боли и ужаса, после чего лечу в чёртову преисподнюю. Йо-хо-хо!
(Киев–Москва, сентябрь–декабрь 2016)