А ПУШКИ ВСЕ СТРЕЛЯЛИ...
Как часты в молодости мгновенья счастья.
Радует буквально все: погожий солнечный день и теплый летний дождь, успешно сданная сессия и письмо из дома. Даже простая минута отдыха частенько приравнивается к неземному блаженству.
После пятого курса в июне 1981-го наш взвод отправили на корабельную стажировку в Североморск. Нам выдали денежное довольствие на два месяца вперед, командировочные предписания, билеты на поезд, проинструктировали и пожелали "семь футов под килем". А наставник сказал:
- Вы уже не "караси", добирайтесь до места сами. А я решу кое-какие личные вопросы и прилечу к вам самолетом.
До Ленинграда мы доехали без происшествий. Если не считать объявлений начальника поезда, транслируемые по всему составу: "Товарищи пассажиры, будьте осторожны: в девятом вагоне едут пьяные курсанты!"
В северную столицу мы прибыли утром, а поезд на Мурманск отправлялся поздно вечером. Сдав вещи в камеру хранения, и разбившись на группы по четыре-пять человек, мы бросились изучать местные красоты и достопримечательности.
На выходе из первого же пивного бара, нашу ватагу остановил патруль:
- Ваши документы, - строго спросил невысокий полноватый старлей, приблизительно наш ровесник.
- Приехали! – подумали мы.
Однако когда выяснилось, что мы из Горького, старшего патруля, как будто подменили.
- Земляки!.. – пропел он елейным голоском. – Я там училище тыла закончил два года назад. Ну, и как вам наш Ленинград?
- Еще не разобрались, мы только час, как с поезда.
- Братцы, тогда я сам вам все покажу, - затараторил старлей, - Меня зовут Женей. Первым делом мы топаем в Русский музей, потом в сауну – там у меня все схвачено, а вечерком где-нибудь хорошо посидим. Подходит такая программа?
- Еще бы!
И отпустив двух патрульных на свидание к каким-то девочкам, мы пустились во все тяжкие…
Как ни странно, но на поезд из двадцати пяти человек никто не опоздал, хотя некоторые доставлялись сердобольными ленинградцами под белые ручки в очень задумчивом состоянии.
Дорогу до Мурманска мы провели в вагоне-ресторане, поэтому впечатления от нее остались очень смутными. Помню, мы сильно удивлялись: на часах уже два часа ночи, а в окошко все еще светит солнце.
В конечном пункте следования мы кое-как растрясли беспробудно спящих товарищей и высыпались из вагона. Всех здорово штормило, чемоданы падали из рук, а из формы одежды на нас были одни тельняшки. На перроне нас встречал наставник - подполковник Широких. Видимо со стороны наш натюрморт выглядел очень красноречиво, потому что он спросил только одно:
- Командир, потери есть?
- Никак нет, - ответил сержант Попов, - просто мы немного устали с дороги.
Нас погрузили в автобус и повезли в Североморск. Меня очень поразило, что в те годы на каждом углу города продавались апельсины, бананы и другие дефициты, которых в центральной России было не достать днем с огнем.
Меня и еще пятерых слушателей распределили на образцовый корабль Краснознаменного Северного флота – артиллерийский крейсер "Мурманск". Поселили нас в изоляторе медицинского пункта.
Первый же выход на верхнюю палубу не обошелся без недоразумений. Послонявшись немного без дела, мы достали сигареты и только собрались закурить, как услышали раздраженный голос из матюгальника (так называли громкоговоритель), эхом разносившийся по всему рейду:
- Эй, студенты! Место курения на корабле: шкафут - левый борт!
Кое-как отыскав указанное место, мы стали самозабвенно затягиваться сладковатым дымком и по-кошачьи жмуриться, глядя на играющих в морской ряби солнечных зайчиков.
Вдруг опять послышался грозный голос:
- Студенты! У нас на леера не облокачиваются!
- Тьфу! – мы побросали окурки и с позором вернулись в свой кубрик, зарекаясь по дороге, целый месяц не подниматься наверх. Да, пошутить на флоте любят и умеют.
Корабль был воистину огромным. На нем служило около тысячи человек. Рассказывали, что как-то прибыли сюда два паренька из одной деревни, но за три года службы они так ни разу и не встретились.
Помнится, изучая устройство корабля, мы однажды совершенно заблудились. Дошло да того, что уже не понимали, в какой мы находимся части корабля и на каком уровне. На просьбы о помощи, матросы отвечали дружным смехом и показывали совершенно в другую сторону.
В другой раз врач-стоматолог с заговорщицким видом предложил нам посмотреть, как пушки главного калибра стреляют по наземным мишеням. Мы, естественно, с радостью согласились.
В это время, крейсер проходил мимо острова-полигона (если моя память мне ни с кем не изменяет, то это был - Рыбачий), где и предстояло выполнять зачетные стрельбы. Тайком мы выбрались на безлюдную верхнюю палубу и стали ждать. День был ясным и приветливым. Скупое северное солнышко обхаживало нас своими ласковыми лучами. Наш поводырь, сославшись на какое-то важное дело, с озабоченным лицом спустился назад в медицинский блок, а мы остались млеть и нежиться на свежем воздухе.
И тут пушки главного калибра выстрелили!!!
Словно острым горячим шампуром проткнуло нам оба уха насквозь, будто трехпудовым кулаком ударило под дых и повалило на карачки. Трехэтажно матерясь, оглохшие и контуженные, мы кубарем скатились по трапу вниз.
А пушки все стреляли и стреляли…
Чуть позже мы стали свидетелями глобальной корабельной травли тараканов. Дезинсекция выглядела так. Сначала о ее проведении неоднократно объявлялось по громкой связи. Команда задраивала все иллюминаторы, выходила на верхнюю палубу и ждала начала.
Затем химики в противогазах и защитных комплектах спускались вниз и зажигали свои ядовитые, курящиеся тяжелым бурым дымом шашки. В это время обязательно начинали слышаться дикие крики и наверх выскакивал кто-нибудь из зазевавшихся матросов.
Экспозиция занимала около часа, после чего включалась вентиляция, и начиналось проветривание помещений. По команде с мостика все бросались в свои заведования: сметать и выбрасывать за борт обалдевших тараканов, персидским ковром устилавших палубу. Как оказалось, главное в этом деле - быстрота: ведь если таракан глотнет свежего воздуха, он переворачивается на ножки и убегает, а в следующий раз ему ваша отрава уже не страшна. Не поверите, но матросы на спор наметали по полведра этих мерзких насекомых!
Хочу рассказать вам, что такое шторм и качка. Откровенно говоря, я очень опасался, что окажусь подверженным морской болезни. К слову, даже великий адмирал Нельсон страдал от нее всю свою славную жизнь.
А вот, наконец, и долгожданный шторм.
Мы молча лежим на койках и прислушиваемся к своим ощущениям. Крутая волна ставит нас то на ноги, то на голову, поворачивает с правого бока на левый и обратно.
Грызем белые сухари: кто-то сказал, что это помогает при качке. Через час во рту появляется противная солоноватая слюна и первые признаки тошноты. Но тут в наш изолятор врывается начмед и орет:
-А-а-а! Разлеглись, салаги! Кому - война, а кому - мать родная! Живо все в перевязочную - туда сейчас раненые будут поступать!
Спотыкаясь, мы побежали в перевязочную. Палуба под ногами вставала дыбом, потом проваливалась вниз, а когда мы на мгновение отрывались от нее и зависали, словно сопли в невесомости, она могла сдвинуться вправо или влево, так что приземлялись мы совсем в другом месте, а не в том от которого только что отделились. Двигаться приходилось по стеночке, цепляясь за поручни.
Перевязочная. Все флаконы и инструменты находятся в специальных углублениях, чтобы их не разбросала болтанка. А вот и первый пострадавший – матрос-первогодок, такой же моряк, как и мы. Упал в люк: небольшая рана, ушибы, ссадины – ничего серьезного. Начинаем зашивать, мазать и бинтовать, а для удобства пристегиваемся ремнями к перевязочному столу.
К нашему удивлению, все симптомы морской болезни сразу же исчезают. Исчезает и страх ею заболеть. Ура! Мы нашли верное лекарство от коварного недуга!