Детство из 70-х

Детство из 70-х

               
                Глава 1.  Коммунальная квартира.


         Мои  воспоминания  о Ленинграде семидесятых приходятся на мой семилетний возраст, когда я пошла в первый класс. Мы с родителями переехали  из Пушкина в Ленинград на канал  Грибоедова,   в  дом номер  132.  Это был красивый  кирпичный пятиэтажный дом  из красного  с белым кирпича, с эркерами  и орнаментом. Родителям  со мной  и с сестрёнкой дали в этом доме  комнату  двадцати - пятиметровую   в коммунальной  квартире с двумя окнами.

    Поскольку нас было четверо, то одной комнаты нам было маловато. Мой дедушка по маме, Николай  Миронович,  придумал идею перегородить комнату пополам – поперёк. Я помню, как он стал строить из досок  каркас до потолка, с дверным  проёмом,  а потом приколачивал фанерные листы с обеих сторон каркаса.  Я  тогда  очень удивлялась, какие бывают  огромные гвозди. Затем обе  комнаты оклеили обоями.  Первая  комната - для папы и мамы была без окон, а вторая дальняя- для нас с Оленькой с двумя окнами, выходящими  на канал Грибоедова.  В нашей комнате стояли  две деревянные коричневые полированные кровати, составленные вместе, два шкафа из этого же гарнитура, привезённого из Германии. Тут    мы спали с сестрёнкой, а когда болели, то мамочка  ставила нам горчичники, а мы без конца кричали: « Ну, скоро? Нам  уже сильно  щиплет!!!». Мамочка укутывала нас одеялом, а мы открывались , и запах горчицы ударял в нос. Иногда мама  ставила банки, поджигая лучину с намотанной ваткой, смоченной в одеколон,  и как в фокусе засовывала пламя  в банку, а затем банку быстро переворачивала и глухим щелчком приклеивала к нашим спинам. Я видела, как кружок под банкой становился лилово-синим и вздыбливался, и  я  волновалась, что сестрёнке  из-за этого очень больно. В детстве я любила рассказывать сестрёнке сказки. Я выдумывала на ходу всякие небылицы и когда хотела спать, то обещала, что следующая серия будет завтра. Сестрёнка соглашалась и засыпала тоже.


   В квартире проживали ещё две семьи.  Рядом с нами жили пожилые супруги. Её звали Елена Анатольевна. Иногда к ним приезжал сын. А напротив жила большая семья Комиссаровых.  Галина Ивановна-почтальон, её муж дядя Петя и трое детей:  взрослые - Игорь и Надя,  и  моя  ровесница  Нина. Они занимали две полноценных комнаты, с окнами, выходящими во двор. В нашей коммунальной квартире  была небольшая   тёмная кухня с малюсеньким  высоким  окошком, тёмный коридор с вешалками  и двойной  входной тёмно-красной  дверью с огромным полутораметровым чёрным металлическим крючком, соединяющим эти двери. Коридор слева заканчивался  длинным-предлинным туалетом с  алебастровым полом. Ванны не было. Была одна раковина  на кухне на всех, с резиновым чёрным шлангом на носике и  самодельной алюминиевой  ширмой-пластиной в виде прямоугольника с закруглёнными углами,  на двух петлях от брызг воды.  Вода была только холодная. Купала мама Оленьку на кухне:  на две табуретки ставилась белая алюминиевая  ванночка  с  чёрной  резиновой пробкой, в кастрюлях  нагревалась  вода  и  мама купала Оленьку. На голову  ей  одевали  резиновый круг ,чтобы мыло не попадало в глазки, аккуратно  поливая  из ковшика. Я помогала маме.

    Соседка, Елена Анатольевна, проживающая рядом с нами,  была малообщительная, её редко можно было  увидеть на кухне. Она была аккуратна. На  кухонном столе у неё был всегда порядок. Как-то один раз она разрешила зайти мне в её комнату. Там был тоже идеальный порядок,  и даже огромный белый меховой мишка у неё сидел в целлофановом пакете.

    Зато многодетная семья напротив не отличалась аккуратностью.  Иногда мне разрешали заходить и к ним. Там в одной из комнат стоял круглый обеденный стол, на котором  стояли чашки, тарелки, сковорода с остатками пищи. Пол паркет был всегда в жирных пятнах и кровати  не застелены. В многодетной семье трудно было содержать порядок, потому что мама их уставала, работая ещё и на подработках.  Впрочем, у нас тоже особого порядка не было, мама только успевала крутиться. У Комиссаровых были канарейки. На окне стояла клетка с беспрестанно чирикающими птицами.

     Мы с соседской девочкой Ниной играли то у них в комнате, то у нас. Нина показывала пластинки своих старших брата и сестры  с фотографиями  Софии Ротару. Я очень боялась её старшего брата Игоря. Он был строгий, молчаливый, никогда не улыбался и брови у него были сросшимися на переносице. Сестра Надя тоже была строгая. Галина Ивановна часто ругала кого-то из их семьи, часто  из комнаты доносились крики. Дядя  Петя,  похоже ,любил немного выпить, он был  разговорчив  и часто шутил. Если Нину наказывали, меня к ней не пускали. Однажды мы с ней разрезали  в нашей комнате на лоскутки  какой-то дорогой  отрез её матери, тёмного цвета, который она принесла к нам в комнату.  Нину очень сильно наказала  её мать и, похоже,  даже побила за этот поступок. Я тоже была виновата, но мне не досталось, помню,  только что моя мама получила  выговор от Галины Ивановны, что она проглядела. А позже, в Тургеневском садике, когда мы случайно встретились с Галиной Ивановной, они с мамой помирились и та вроде даже извинилась.

    Я помню, как мама часто готовила на кухне, она часто жарила блины и ещё делала печенье « Хворост», а я наблюдала, как из мясорубки вылезали через кружочки соломки теста, которые мама  снимала ложкой и выкладывала на противень. Часто мама пекла кексы в специальных металлических формах.
    Конечно, в каждой  советской  семье был фильмоскоп. Был он и у нас. Мама покупала нам диафильмы в металлических или пластмассовых круглых коробочках. На стену вешалась  белая  простынь. На стол ставился фильмоскоп, подкладывались пару книг под передний край, заправлялась плёнка и просмотр начинался. Я запомнила некоторые любимые диафильмы : « Алёнушка и братец Иванушка», «Битый не битого , везёт», « Волк и семеро козлят», « Теремок», « Красная Шапочка», « Алладин и волшебная лампа». Я подолгу разглядывала Алёнушку, которая лежала на дне реки под водой , с привязанным камнем на шее, злую колдунью, хитрую  лисицу, которая перехитрила деда и сделала дырку в санях и выкинула всю его рыбу, глупого волка, которого перехитрила та же лисица, научив его опустить хвост в прорубь, теремок, из которого в разные стороны торчали разные зверушки и всё помещались и помещались, дворец Алладина со змеями, серого волка, лежащего в очках вместо бабушки.  Это было настолько интересно, что я просила поставить мне диафильмы снова и снова. В такие-то моменты, заняв нас просмотром диафильмов, мама могла уйти на кухню, чтобы приготовить пищу.

    Мама носила нейлоновый голубой халат в мелкие круглые клумбы  из мелких  цветочков  и повязывала поверх  накрученных  резиновых или металлических  бигуди капроновую косынку с четырьмя огромными разноцветными  кругами. Я помню этот процесс накручивания волос на бигуди. Она проворно это делала, деля волосы длинным  кончиком расчёски и смачивая  волосы из пульверизатора водой. Мамочка  наша была модница. Она носила причёску. После, когда она снимала бигуди, она делала начёс. Было забавно смотреть, как её кудряшки превращались в торчащие вверх башни из спутанных волос, из которых она укладывала высокую причёску  и закалывала сзади шпильками. Иногда она держала шпильки во рту, слегка зажав губами. Мама носила клипсы, пользовалась перламутровой помадой, которую нужно было поднимать маленькой пластмассовой кнопкой вдоль желобка. Помада была срезана  всегда с одной стороны. Я до сих пор помню запах этой помады, и даже пластмассовый колпачок белого цвета, гофрированный, слегка расширенный к верху. У мамы был  чёрный карандаш, мама делала стрелки у внешних уголков глаз  вверх. У мамочки была тушь для ресниц в чёрной бумажной коробочке с пластмассовой кисточкой, которую нужно было послюнявить и  потом по- мазюкать по брусочку из туши, чтобы подкрасить ресницы. Я любила наблюдать, как мама наводила красоту и как превращалась в красавицу. Помню, что мама пользовалась духами в красной коробке « Красная Москва». Она любила эти духи.

    У мамы были  три натуральные шубы. Одна серенькая из козлика. Ещё была чёрная  из мерлушки  с коричневым воротником  и тёмно-коричневая, которая висела в шкафу, мама её никогда не одевала.  Помню её две зимние шапки. Одна была коричневая с чёрным каракулевым донышком, которая маме очень шла. Другая коричневая, в виде ведёрка.  У мамы были капроновые чулки со швом сзади, и это было очень модно. Ещё помню её чулки  разноцветные, в виде орнаментов, которые мама называла "змеиными". Женщины в те времена пользовались поясами с резинками и застёжками для чулок.  Однажды, в Гостином Дворе на Невском проспекте, мы с мамой  стояли в очереди за модными  резиновыми сапогами. Это были  разноцветные сапоги на прозрачных резиновых каблуках с тремя такими же прозрачными кнопками по бокам. Импортные товары  «выкидывали» неожиданно и сразу выстраивалась длиннющая очередь. Помню, мама купила сапоги с голубыми веточками. Это была редкость в то время.
Помню, что мои родители закладывали мамины шубы и ковры, привезённые из Германии в ломбард.

         Ещё я помню, как однажды мама принесла туфли, завёрнутые в кусок белой ткани. Это были лакированные чёрные туфли на ребристой платформе и огромном широком каблуке. Помню, у мамы в тот день сильно болела голова, она развернула туфли и легла на кровать, стоная, положив руку тыльной стороной  на  голову, а я  разглядывала,  эти туфли  и жалела маму. Мама очень любила песни Валерия  Ободзинского,  и как-то ходила на его концерт. Потом она рассказывала, как певца ждали поклонницы у чёрного входа, чтобы увидеть его вблизи, она тоже стояла там и видела, как певец, слегка прикрывшись рукой, вышел быстро,  его посадили в машину и быстро увезли от стоявших зевак.

          У родителей был бобинный магнитофон « Астра-2». Он был в коричневом корпусе с металлическими застёжками по бокам. Белая панель и зелёненькие огоньки. У магнитофона был микрофон. Можно было записывать наши голоса. Иногда мама подключала микрофон к магнитофону и настраивала звук, Мы говорили в микрофон, а потом слушали и не узнавали своих голосов, потому что они были не похожи на наши голоса , как нам казалось. Лента у бобин часто рвалась, мама склеивала её. Магнитофон плохо работал и « жевал» ленту.

     Мама часто пришивала бирки с номерами на постельное бельё. Стирать в коммунальной квартире не было возможности,  и бельё носилось в прачечную.


     В родительской комнате, на стене был шкафчик-тайник, ещё со старых времён, видимо задуманный ещё при строительстве дома. В стене было выдолблено глубокое  квадратное отверстие  с металлическими дверцами, оклеенными  обоями. Там родители хранили кое-какие банки, лекарства  и многие другие вещи. Однажды, когда мамы дома не было, отец решил закапать мне нос. Он достал из этого шкафчика - тайника бутылочку с каплями, на которой была аптечная наклейка " Нафтизин", взял пипетку и закапав в одну мою ноздрю  целую пипетку жидкости, попросил вдохнуть. Вдруг я заорала так, что он выронил всё из рук. Что-то обжигающее «прошибло» меня. Отец, схватив меня, кинулся вместе со мной на кухню и начал промывать мне нос. Оказалось, что в баночке из-под «Нафтизина»  был ацетон. Оказывается, мама держала пузырёк с ацетоном для снятия лака в этом шкафчике, но он был не подписан, а папа был уверен, что закапал за мне нос «нафтизином», доверяя аптечной надписи. Позже маме сильно попало от папы.

               
                Глава  2.   Школьные воспоминания.
               
    
     В первый класс меня повели в 1970 году.  232 школа и по сей день находится на Канонерском переулке. Тогда в этой школе был директором мужчина, в очках в чёрной оправе и чёрном костюме.  В тот день меня привели к линейке, которая  проходила на улице. Я вышагивала  в белом фартуке, с большим белым капроновым  бантом на голове , приколотым  невидимкой к моим волосам. Мама  собрала из капроновой  ленты, нанизав  снизу на нитку красивый  белый бант в виде «розочки». У меня была стрижка-каре без чёлки, на косой пробор и бант крепко сидел на моей голове. Мы искали  1 класс  «А». У каждого класса была деревянная табличка. Мою учительницу звали Ангелина Александровна. Фамилия у неё была возможно Максимова, потому что расписывалась она тремя буквами « Мия». Мы с девочками копировали её подпись на промокашках. Тетради  были  тогда с розовыми промокашками и писали мы чернильными ручками. В том году первых класса было два. В  1 « Б» учительницу звали Мира Робертовна. Обе учительницы были в очках. Нас сажали за парты по номерам. Высокие дети сидели сзади, а я была всегда самая маленькая, сидела на первой парте или на второй.

    Запомнила, как в  классе стояли металлические корзинки  с молоком  в треугольных пачках. Молоко давали нам после первого  урока на  перемене. Также нас водили в столовую. Ангелина Александровна говорила: " А сейчас всё убрали в парту и строимся в столовую парами!". Кормили нас часто оладьями с повидлом или макаронами с котлетой, макаронами с сыром или молочным супом с чёрным хлебом, компотом из сухофруктов или  слабым чаем с  ватрушками с творогом или повидлом. Помню, как один раз, я решила совершить "героический" поступок в столовой за столом. Я скатала из фольги достаточно большой шарик и сказала ребятам, что я смогу его съесть. Дети удивились, когда я  начала  его жевать. Мне сразу стало неприятно  ощущать  фольгу  на зубах, я очень испугалась, поэтому  решила её быстро проглотить. Острый комок застрял в горле, но потом проскочил с неприятным ощущением. Это было в первом классе. Конечно,  родителям я об этом не рассказала.


    Помню мой первый букварь. Я с интересом листала его. Первый стишок, который нам надо было выучить, был про снег. Я до сих пор помню его, как рассказывала маме на кухне: «Снег кружится, снег ложится – снег, снег, снег! Рады снегу зверь и птица и конечно человек!»

    Учеников в классе было много. Человек сорок с лишним, почти под пятьдесят. Помню, как под Новый год, Ангелина Александровна украшала класс гирляндами  после  уроков, когда мы дежурили в классе. Она сняла туфли и побежала по партам, но поскользнулась и сильно упала межу  партами, ударившись головой. Ангелина Александровна  быстро встала, и как ни в чём ни бывало, принялась снова  вешать гирлянды. Когда мы дежурили,  учителя заставляли  нас  отчищать крашеные в зелёный цвет  парты с крышками от чернил или рисунков шариковой ручки .Это было очень трудное занятие.


    Во втором классе нас водили в бассейн на уроках физкультуры. Я очень не любила ходить в бассейн, потому что нас заставляли прыгать в глубину, а я была маленького роста и не доставала до дна. Меня столкнули в воду без предупреждения,  и я захлебнулась от страха. С тех пор занятия в бассейне были для меня очень неприятны, я боялась, что меня снова толкнут в воду. Другие дети не боялись воды и глубины, помню, тренер брал длинную металлическую палку, ребёнок,  цепляясь за неё,  прыгал в воду, и тут же тренер вытаскивал палку, с держащимся ребёнком на край бассейна.
Ещё неприятным моментом были походы всем классом к зубному врачу. Нас приводили и мы всем классом ждали, когда выйдет сестра из кабинета и назовёт твою фамилию. Дети боялись. Многие  не давали лечить зубы. Я на всю жизнь запомнила эти ужасные воспоминания и ощущения, особенно предчувствие, что нас скоро снова всем классом поведут к зубному. Коричневые кресла, с подголовниками и поручнями и  площадкой для ног,  по несколько штук  стояли  в кабинете. Звук  бормашин вселял ужас. Квадратные лампы, свёрла, висящие перед глазами, коробочка со свёрлами разной величины и конфигурации на стеклянном столике справа, куда глаза боялись взглянуть, запах пломб, когда их разводили на стёклышке, палочка  с крючком,  которым надавливали, чтобы распознать кариес,  и палочка с круглым зеркальцем  в руках у зубного врача, (так их тогда называли), - всё это тоже вводило в трепет.  Всё это лечение, ещё не совершенное в СССР, причиняющее боль,  было словно пытка для детей. Помню, мне поставили амальгамную  пломбу, она была как из тёмного серебра, простояла очень много лет. Эх, эпоха семидесятых - страшилка в стоматологии, так мне она запомнилась на всю жизнь.

        Этот же обычай массово водить детей к стоматологу распространялся и на детские лагеря, что омрачало пребывание в них. Помню, как в первый день моего приезда в  пионерский лагерь" Ладожец" нам объявили, что нас поведут к в зубной кабинет. Моё дальнейшее пребывание  в лагере на Ладожском озере носило с того момента выжидательный характер этого похода к зубному врачу и я  сразу написала родителям письмо, в котором умоляла их приехать за мной. Помню, на тихом часе я сочиняла такое письмо: " Дорогие мамочка и папочка! Мне тут очень плохо! Приезжайте за мной срочно и заберите меня отсюда! Если вы не приедете, то можете приехать за мной с гробом..." Для пущей важности под хихиканье девочек я побрызгала письмо одеколоном от комаров, будто омочив слезами,  и отправила его родителям. Конечно,  это был откровенный шантаж. Позже, я забыв о письме, я сидела на качелях в тёмных очках и в панамке с полями. Мои бедные родители приехали сразу же, получив письмо. В то время мой папа сломал себе ногу в ступне, выходя из электрички, и у него стоял гипс. Родители на такси приехали за мной,  и папа ковылял в гипсе от такси до проходной лагеря по песку. Когда они подошли ко мне, на маме был повязан голубой мохеровый шарф. С Ладоги дуло, и лето было прохладное. Девочки сказали мне, что ко мне приехали. Я не ожидала увидеть родителей так скоро и очень обрадовалась. Без всяких уговоров они  забрали меня. Сейчас мне очень стыдно за  тот мой  детский жестокий поступок. Мне и в голову не пришло тогда, что я очень напугала их. Бедные мои любимые папочка и мамочка, простите меня! Кстати, дедушка после того случая  был очень не доволен их баловством  по отношению ко мне.


     Это была не первая  моя  поездка  в лагерь. Первый раз меня мама отправила в оздоровительный санаторий в посёлок Вырицу  от городской поликлиники, потому что я видимо часто болела. Это был мой первый раз, когда я жила без родителей. Я очень скучала и плакала, но иногда забывала о родителях, когда с нами занимались воспитатели. В санатории был тихий час, оздоровительные процедуры. Нас водили в какой-то специальный зал, где мы занимались физкультурой, а потом выдували воздух в какой-то специальный агрегат и нам говорили,  кто много выдувал, а кто мало. Я выдувала всегда мало.

      В санатории с девочками  на прогулке мы стали готовить выступление в виде спектакля. В детстве я любила показывать наши выступления с сестрёнкой нашим  родителям и дедушке с бабушкой. Мы готовили номера выступления, надеясь, что всем будет очень интересно. Но взрослые  всегда уныло соглашались, потому что им нужно  было оставить свои дела и высиживать по сорок минут, хлопая в ладоши после каждого нашего номера. В лагере наш спектакль-сказку  про трёх сестёр  посмотрел весь наш отряд с воспитателями и даже хлопали в ладоши.


     Ещё в санатории одна очень старенькая воспитательница собирала нас на улице и рассказывала нам очень интересные истории. Это были такие любимые моменты во время пребывания в  санатории! Нас водили купаться после тихого часа. А вечером на площадке устраивали танцы. Семи-восьми летние дети, некоторые постарше, под музыку, которую нам включали, приглашали друга на танцы и танцевали в середине площадки. Объявляли и белые танцы.  Видимо воспитатели развлекали и нас и сами развлекались, наблюдая за детьми. Со мной в санатории оказались двое из моего класса: Света Воронцова, самая красивая девочка из нашего класса и Миша Робинович. Этот Миша Робинович и приглашал меня на танец и мы, как взрослые: я положив руки ему на плечи, а он мне на талию кружились под музыку ВИА « Цветы» « Школьный бал» : « За собою двери школы тихо затворю…..». В один такой момент приехали мои родители проведать меня, они приезжали после работы часто, чтобы я не скучала сильно, и увидели, как мы танцуем. Мама позвала меня и,  смахнув слезу сказала: « Вот уже мой ребёнок танцует  с мальчиком, ну надо же! Как взрослые!». Её растрогала  не только песня, но и мы, кружащиеся под эту мелодию.

    Моя сестрёнка Оленька была совсем маленькая, ей был только годик. Все очень её любили. Как-то Оленька сосредоточенно пыталась развязать шнурок, растопырив ноздрюшки,  и сложив губки в трубочку, она долго старалась, а мы наблюдали за ней всей семьёй и улыбались. Один раз Оленьку забрали с мамой в больницу. Я очень переживала за неё. Запомнилось, как мамочка ходила с нами в детскую поликлинику. Она была не близко. Мы шли через мостик по Лермонтовскому  проспекту, на улице Декабристов сворачивали налево, проходили мимо института им.П.Ф. Лесгафта и потом шли снова прямо мимо кондитерской фабрики имени Н.К. Крупской. Оттуда всегда пахло тёплым шоколадом. На эту фабрику нас классом водили на экскурсию.  Как-то, идя в поликлинику, какая-то женщина накинулась на мою маму с радостными возгласами. Но мама не знала её. Оказалось, что женщина перепутала мою маму с какой-то своей знакомой, которую не видела давно. Она стала извиняться. В поликлинике было всегда много народу,  и мы вечно сидели в очередях. Я, глядя на свою сестрёнку, умилялась ей: треугольные голубые глазки, розовые щёчки и красные пухлые губки, она была как куколка среди всех других детей. Рядом с кабинетом  в ящике под стеклом висели образцы вещей, которые вынули у детей из уха или из носа. Всякие предметы: пуговицы, монеты, булавки, горошины и  ещё много чего. Я разглядывала эту экспозицию  с огромным интересом.

     Помню такой эпизод. Мне брали кровь из пальца и почему-то очень долго. Я плохо перенесла это и мамочка держала меня во дворе поликлиники на руках, укачивала меня и гладила, успокаивала, и мне было так хорошо  от её любви, что  сразу стало легче.
               
             Гуляли мы во дворе. Двор был  справа от подъезда. Нужно было пройти вдоль дома, пройти красную телефонную будку  и завернуть в  квадратную арку. На арке висела  металлическая решётка с металлической дверью. Двор был небольшой, посередине был не большой скверик  с деревянным зелёным столом посередине и скамейками вокруг этого стола. Вокруг росли подстриженные кусты. В конце скверика стояло небольшое зелёное  квадратное  бомбоубежище  с металлическими решётками. Мы часто заглядывали в эти решётки, пытаясь увидеть  подземный ход. В конце двора были гаражи. Мы бегали через эти гаражи и перелезали через разрушенную стену в другой двор. Наш дом со двора переходил в другой дом,  и там не было прохода на улицу, это был двор "колодец", переходящий в следующий тёмный двор  с тупиком в конце. Туда мы боялись забегать. Но и там были двери с входами в отдельные квартиры, расположенные на первых этажах.

       Со двора в нашем доме было одно высокое  крыльцо с входом в отдельную квартиру. Там жили престарелые бабушка с дедушкой и их внучка Маша Лавренова. Когда я выходила во двор, мы встречались и часто играли у Маши на крыльце в куклы. На крыльце ставились табуретки, выносилась одёжка для пупсиков и мы часами играли. Иногда мне разрешали заходить к ним в гости. Мы играли в комнате её тёти. Диван тёти стоял за коричневой портьерой, так как комната была проходная. Мы играли  за ширмой на её диване. Рядом с портьерой  стояла тумбочка со стёклами. Там за стёклами  сидели фарфоровые куклы, которые трогать было нельзя. А дальняя комната была дедушки и бабушки. Дедушка часто сидел за столом спиной к открытой двери и смотрел газеты. На нём всегда была одета светло-бежевая пижама с коричневым хлястиком на пуговицах. Над столом висела тряпичная лампа с бахромой. Свет падал на стол в виде яркого  круга. Машин дедушка был строгий и молчаливый. Бабушка Маши была приветливой, с улыбающимися глазами и причёской из поседевших волос. Она не была  деревенская, это чувствовалось в её поведении. Машина бабушка  была достаточно,  по-видимому,  образована, культурна и гостеприимна,  она часто кормила нас с Машей обедом, если я заходила к ним после школы. Как-то к ним в гости приходила девочка - француженка по имени Изабель.

      Во дворе я дружила ещё с несколькими детьми. Среди них были: Марина Зуева, Витя Коршунов. Мы играли в разные игры. Тогда было очень популярно играть в « Классики». На асфальте рисовалась сетка из десяти квадратов. Из-  под  гуталина бралась металлическая круглая коробочка,  в которую  набивалась земля . Это была бита. Бита кидалась в первый квадрат, и на одной ножке нужно было перепрыгивать клетки, толкая биту перед собой по асфальту, так, чтобы она не попала на черту. Так обскакивая раз, не сделав ошибку, играющий переходил на второй кон. Ещё мы часто играли в мяч. Очень популярна была игра в « Козла». Об стенку ударяли мяч и затем перепрыгивали через него. Играли  в  игру « Выбивала», тоже у стенки дома, стараясь попасть мячом в кого-нибудь, если попал - тот выходит. Играли в « Городки», в « Али-Баба», когда две группы стояли, держась за руки, и кричали друг другу: « Али-Баба!», « О чём слуга?», « Пятого, десятого, такого-то сюда!», называя имя любого из стоящих ребят напротив.  Вызванный ребёнок  бежал и старался прорвать сцепленные руки, если прорывал, брал с собой кого хотел и вёл к себе в команду, а если не прорывал, оставался в той же команде. Любили играть в « Краски». Дети загадывали цвета красок и сообщали водящему. Выбирался « монах», который приходил за краской со словами: « Я монах, в синих штанах, на голове крышка, в кармане шишка. Пришёл за «краской». « За какой?». « За синей, есть такая?». Если такая краска была, она выходила. « Монах» говорил: « Вот тебе сто рублей и коробочка «соплей». А водящий говорил: « Краска, беги!  Вот мои сто рублей,  ты беги скорей за ней!». « Монах» бежал за « краской» и если  догонял, оставался  снова « монахом»,  а если не догонял, «краска» становилась « монахом».  Много рисовали мелками на асфальте. Рисовали « квартирки», «комнатки» и «домики»,  « обставляли» нарисованные жилища разной мебелью, рисовали дорожки од одного дома к другому и ходили в гости по эти дорожкам. Ещё  дети тех лет делали « Секреты». Брали стёклышко, листочек с дерева, туда клали какой-нибудь «секретик», например фантик или « блёстку» от конфеты,  камушки, прутики всякую мелочь, и сверху закрывали прозрачным стеклом, затем прикрывали всё землёй. А потом искали и раскапывали, доходя до стёклышка, вытирая  его ладошкой  от земли , и любовались « секретом»  под стеклом, где красовалось  что-нибудь интересное. Любили играть в игру с мячом; « Я знаю пять имён», кидая мяч друг другу и называя разные имена девочек, потом мальчиков, потом ещё чего – ни будь :  цветов, мебели, деревьев, еды и так далее. Была популярна игра в « Белое, чёрное» , « да» и « нет» не говорить. Водящий задавал разные провокационные вопросы, на которые нельзя было отвечать эти четыре слова. Ещё была игра, когда двое водящих загадывали платья, придумывали цвет и фасон и потом рассказывали: « Тебе какое платье? Белое в жёлтый цветочек, с золотой брошью или голубое кружевное с белым бантиком на боку?» Если выбирали  первое, то уже эти двое шли загадывать, а третий отгадывал снова. Могли загадывать абсолютно всё, развивая своё воображение. Конечно же, была мода прыгать через резинку. Резинка для вдевания была у каждой девочки в кармане, когда девочка шла гулять, прыгали на скакалке, и со скакалкой было много игр. Играли в " Ручеёк", в " Путаницу", " Три-пятнадцать" играли в " Белки-стрелки", в "Прятки", в " Колечко", " «Съедобное - несъедобное", " В числа", в " Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три - морская фигура замри", в " фанты", позже даже в " кис-кис мяу", когда надо было поцеловать мальчишку или он тебя. Дети любили разные считалки, выбирая водящего.Запомнилась такая: «На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король королевич, сапожник, портной. Кто ты такой, отвечай поскорей не задерживай добрых и честных людей», или « Ехала машина тёмным лесом, за каким-то интересом, инте- , инте- , интерес, выходи на букву « С».

        Мой отец работал тогда в "Интуристе" экскурсоводом для иностранцев.
Он водил англоязычных  туристов  по музеям Ленинграда, по городу и по пригородам. Это были автобусные экскурсии. Однажды отец взял меня с собой на экскурсию в Эрмитаж.  Мама нарядила меня в белую плиссированную юбочку и в нейлоновую блузку на пуговках в голубой и розовый горошек. Американцы аплодировали, когда я вошла в автобус. Папа взял микрофон и начал говорить.  Я была удивлена,  что мой отец  так хорошо говорил  на английском языке, рассказывая  о  нашем городе,  и потом  много рассказывал в Эрмитаже. Мне было интересно видеть,  как папу  внимательно слушали  много людей.

        Я помню, он часто приносил жевательные резинки, которыми иностранцы угощали его. Это  было невероятным дефицитом,  и иметь такое богатство было верхом счастья для детей, пластик можно было делить по - чуть-чуть, вынимать из обёртки и делиться с тем, с кем захочешь, чувствуя своё превосходство над завистливыми попрошайками.

      Детьми мы, конечно же, собирали всех кошек. Как-то во дворе появилась бело-рыжая кошка. Нос у неё был розовый, а шерстка на носике какая-то коричнево-грязная. У кошки была выпуклая пупочная грыжа. Мы таскали эту кошку, пытались очистить ей грязь на носу и «лечили» ей пупочную грыжу. Это было летом. А в сентябре нам делали прививки в школе. В медицинском кабинете, врач обратила внимание на моё яркое круглое пятно на груди. Меня сразу отправили домой. У меня был стригущий лишай. В кожном диспансере нас обязали принести животное на проверку и усыпление. Мы с мамой ловили кошку по двору и повезли её на Коломенскую улицу. Кошку посветили фиолетовой лампой,  и её грязный нос стал светиться фосфором. Животное было заразное. Кошку забрали на усыпление. После меня лишаём заболела Маша Лавренова. А в классах установили карантин.

               
                Глава 3.  Мама и папа.

       
         Помню, как я делала уроки. У меня был свой секретер с выдвижным столом. В нём были полки для книг, тетрадок. Там стояла всякая всячина и краски и пластилин, цветная бумага и канцелярский клей с засохшей кисточкой. Секретер стоял в комнате родителей в углу, напротив их тахты. Первое домашнее задание по рисованию было нарисовать тарелку. Дотянув до вечера, я вспомнила про это домашнее задание.  Мама пожалела меня, потому что я уже устала и сильно расстроилась. Она успокоила меня и сказала, что поможет мне. Утром мама показала мне в альбоме для рисования  нарисованную круглую красивую тарелку. Это был  безукоризненный круг, какой-ребёнок в семь лет сделать никогда бы не смог, разрисованный цветным карандашами: по ободку тарелки были нарисованы  рыбки.  Конечно, учительница сказала мне потом, что это не моя работа, а мамина. Милая моя мамочка, она так старалась для меня. Потом надо было сделать мягкую игрушку. Мамочка сшила ёжика с острой мордочкой, вместо глаз прикрепила две блестящие чёрные пуговки и на носик пришила маленький шарик. А сверху пришила пушок из натурального меха. Получилась очень красивая игрушка, я помню, как я бережно несла её по школе на урок.

         Мама делала  со мной  уроки. Мама проверяла мои задания, потому что я была не особо дисциплинирована с уроками. Позже, когда стали задавать задачи, начались решения этих  задач  мамой и папой. Помню, они спорили над решениями и иногда сами не могли решить эти задачи. В математике я всегда не успевала. Как-то я нахватала двоек по математике. У меня было плохое настроение. Мне сказали, что я должна сделать работу над ошибками и исправить оценки. В тот момент от родителей я узнала, что мы пойдём в цирк. Я так обрадовалась, что подпрыгивала от радости, когда бежала из школы, и не могла дождаться того дня! Это было такое радостное событие для меня, что переполняло всю меня радостным ожиданием. Конечно, просто так совпало - билеты были куплены, не сдавать же их обратно. Меня никогда не наказывали за тройки и двойки. Вспоминаю, как мы с мамой  учили басни Крылова.

       Как-то произошёл со мной такой случай  в классе  продлённого  дня, куда я ходила с первого класса. Преподавательницу «продлёнки» звали Евгения Никифоровна. Она была крашеная брюнетка с накрашенными губами, лет пятидесяти, в красном свитере в чёрную полоску. Она  увидела у моей подружки Люды Комаровой  деньги в спичечном коробке и отняла их у неё. Естественно, Евгения Никифоровна спросила: откуда у неё эти деньги, на что та призналась, что  дала ей их  я - в обмен на медальку. Медальку мне пришлось отдать, а вот деньги остались у Евгении Никифоровны. Когда правда всплыла, я очень испугалась. А дело было так. Нас водили на прогулку в Тургеневский садик. Когда нас  построили парами  на прогулку, я увидела у Люды «серебряную» медальку.  Мне так захотелось её заиметь, что я стала просить Люду  подарить мне её. Но Люда сказала, что согласится, если  поменяется  со мной на что-нибудь. У меня ничего не было, кроме  спичечного коробка с деньгами, которые мама дала мне оплатить  талоны на обеды и на завтраки на всю неделю. Но я  решила не обедать и не завтракать. Это была приличная сумма для ребёнка, около двух рублей. В тот день кто-то  из взрослых сказал, что меня ждёт около школы мама с коляской. Поэтому Евгения Никифоровна  ничего не сказала маме, отпустив меня с продлёнки. Это была пятница- последний день недели. Я была в очень плохом настроении из-за этого случая. Мама ничего не знала, а мне становилось всё хуже. Я ожидала приговора, что Евгения Никифоровна   всё  ещё  расскажет маме. В выходные мы поехали к бабушке. Моя совесть мучила меня. Наконец мама заметила и спросила, что со мной происходит. Я заплакала и всё рассказала маме. Она не стала меня ругать, но просила обязательно завтракать и обедать, что попросит учительницу проследить за мной. Я обещала маме. И мне стало так легко на душе!

         Поначалу я возвращалась со школы одна.  Почему-то в школе  ещё не было продлёнки. Перед самым домом мне попался маньяк. Он стал загораживать мне дорогу средь бела дня, растопырив полы плаща. Я испугалась и отвернулась, вокруг никого не было. Каким-то чудом я вывернулась и побежала вперёд. Тогда для меня это было шоком. Придя домой,  оказалось, что  мамы с сестрёнкой не было. Комната была закрыта. У меня сильно болела голова. В коридоре перед нашей дверью стояла  вешалка с одеждой, а за ней санки. Я легла в тёмном коридоре на эти санки и ждала маму. Вскоре она  пришла с маленькой Оленькой, и очень удивилась, что я так рано пришла.

     Напротив  нашего дома  из окна была видна недействующая тогда церковь  белого цвета, с заколоченными окнами. Это была церковь святого Исидора Юрьевского при православном эстонском братстве. Её открыли намного позже, в 1994 году. Я любила рисовать эту белую церковь, глядя из окна, положив лист бумаги на широкий подоконник. Свято – Исидорская  церковь стояла на другой стороне канала Грибоедова и была видна как на ладони. Я часто подолгу смотрела на неё. Действующая же была Никольская церковь, недалеко от нас.

      Параллельно каналу Грибоедова  шла  улица Римского-Корсакова. Там в 5 минутах от нас жила дедушкина сестра - Нина Мироновна. Она имела комнату в коммунальной квартире. Помню, как  мама говорила, что Нина Мироновна часто болеет, по-моему,  она страдала повышенным давлением. Редко мама оставляла меня у неё. У Нины Мироновны в комнате стоял старинный тёмный высокий буфет с ключиками в ящиках и со стёклами в витринах.Там стояли банки с вареньем , закрытые бумажками и перевязанные нитками. Она сажала меня за круглый стол и  угощала меня  яблочным вареньем  из разетки и горячим чаем. Нина Мироновна  наливала горячий чай  из чашки в блюдце. Показывала мне щипцы для колки  кусков сахара и рассказывала, что так пили чай. Нина Мироновна кормила меня "монастырской лапшой", она сама делала лапшу  из теста, тонко  нарезала  её и опускала в куриный бульон. Подавала суп с мелко покрошенным яйцом. Она была весёлая и немного смешная. Нина Мироновна умерла в 1986 году, последние годы,  живя в нашей семье в Пушкине. Похоронили её на Кузьминском кладбище города Пушкина в 1986
Году.
               
           Мама устроилась в Филармонию уборщицей. Конечно,  из-за нас с сестрёнкой. Вечерами, взяв  меня с собой, она убирала классы. Я бегала по классам и огромным коридорам. В классах стояли огромные конрбассы, стояли подставки для нот, лежали трубы разной величины и конфигурации,  и разные другие инструменты,  стояли рояли и пианино. Я  дотрагивалась до клавиш пианино, но играть не умела. Мама очень уставала от той работы.

        Дома у нас было коричневое пианино, привезённое из Германии, когда отец служил там. Пианино было очень красивое, с четырьмя  золотыми медалями, матовое, сделанное  под орех, с инкрустациями и резными отделками. Сверху открывалась крышка, снизу тоже можно было снять панель. Внутри было обтянуто всё зелёным сукном и струны разной толщины были видны как на ладон. Внизу были две педали. Пианино покупали для меня. Немец проверял  у меня слух  и сказал, что я могу играть на скрипке. Но ни на скрипке, ни на  пианино  играть меня не научили. Поэтому пианино стояло для  нашего с сестрёнкой « трыньканья». Мы дубастили по клавишам, и «сочиняли» музыку. Единственную мелодию « цыганочку» меня научила играть мамина приятельница.  Позже это пианино настроили для Оли. К ней приходила сестра Бориса Штоколова  обучать игре по нотам. Но Оля очень не любила заниматься музыкой и даже забиралась под кровать, когда приходила преподавательница. Так что, с музыкой в нашей семье не получилось.


       Позже она работала няней в детском саду, куда стала ходить Оленька. Когда мы  немного подросли, мама устроилась  работать по специальности инженером-экономистом в  институт «Ленжилпроект». Сначала они находились на Набережной реки Фонтанки, затем переехали на бульвар Профсоюзов, а потом на улицу Белинского. Я иногда приходила к маме на работу. Сотрудницы мамы сидели за столами  и что-то писали, считали, составляли сметы. На столах у каждой было много папок с бумагами. Запомнила, как на бульваре Профсоюзов, мы пришли пообедать в столовую в мамин рабочий обед. Я села за стол, а мама взяла поднос и пошла,  выбрать что-нибудь  из еды. На ней был одет рыжий, вязаный свитер с горлышком, тёмно-синие брюки в « клёш от бедра» и белые  тупоносые туфли на платформе, широком каблуке и с ремешком. На голове у мамы была высокая причёска с начёсом.


          После первого класса мы ездили с мамой и отцом в Тамбов к его отцу. Мой дедушка Илья Никитович был косоглазый с взъерошенными волосами. Он жил со своей второй  женой и детьми,  родными моему папе по отцу. Я  видела дедушку по папе один раз в ту поездку. Дедушка сказал папе про маму: « Хорошая у тебя баба». А ещё он просил маму: « Наведи-ка мне чаю». Все сидели за столом, фотографировались. До сих пор есть эти фотографии. После Тамбова мы поехали в Тульскую область в деревню Прокино,  к сыну сестры папиной мамы. Папина мама умерла, когда ему было всего пять месяцев. Отец хотел найти её могилку. Мы ходили искать дом, в котором родился мой папа и где он жил с бабушкой Катей и дедушкой Никитой, которые воспитывали  трёх сирот после смерти их матери. Мы гостили у Дудиновых : дяди Коли  и  тёти Насти с их двумя дочерьми  Зиной и Валей почти месяц. Эту поездку я хорошо запомнила. В день приезда мне дали ведро с похлёбкой для телёнка Мишки. Телёнок был привязан к колышку за верёвку. Я понесла телёнку  еду. Но он на радостях рванулся ко мне и сбил ведро, потому что я не рассчитала и поставила ведро  очень близко, а надо было на уровне верёвки. Места в деревне Прокино были очень красивые. Мы с мамой и Валей ходили на колхозные поля за земляникой. Набирали много ягоды и потом ели с молоком. Рядом был небольшой пруд. Мы ходили купаться. Там один раз я чуть не захлебнулась, потому  что только училась  плавать, но получалось только  «по-собачьи».

          Вспоминается случай, когда мы с Валей вечером пошли гулять и пришли к кампании девушек и молодых людей, так как Валя была уже взрослая. В тот момент проехала грузовая  машина и задела дерево. Дерево треснуло и  рассыпалось мелкими щепками-гнилушками. Они светились фосфором. Все кинулись собирать гнилушки. Я собрала несколько штук и  принесла домой. Поначалу они светились  в темноте. А потом перестали.

         Мы с Валей ходили по деревне. Однажды увидели перед каким-то домом толпу людей. Все скопились и глазели,  как девочка сильно кричала за забором. Оказалось, она натёрла лицо горьким перцем, и лицо жгло так сильно, что она плакала навзрыд. Другой раз мы видели, что в каком-то доме собралось много народу. Калитка была открыта и туда все шли. Мы тоже юркнули в калитку и вошли в дом. Посередине комнаты стоял гроб. В гробу лежала девушка в белом платье и фате. Кто-то сильно плакал.

        Иногда мы ходили на поля. Там было очень красиво. Колосья развевались на ветру. Валя как-то нарядила меня в цыганку. Одела мне длинное платье, бусы, повязала косынку и накрасила мне глаза и губы. Мы пошли с ней по деревне и мне кричали : « Погадай, цыганочка!»
        Оленька ловила во дворе цыплят, она уже хорошо бегала. Тётя Настя как-то отругала нас всех, что мы плохо смотрим за ребёнком, потому что Оленька, поймав цыплёнка,  кидала его в таз с водой, который стоял там же во дворе. Она хотела, чтобы они плавали как утята. Но, к сожалению, несколько цыплят утонули в тазу. Делала она это настолько быстро, что за ней нужен был глаз да глаз
          Один раз мы ходили  к ангару, где перерабатывали зерно. С машины по конвейеру  зерно собиралось из огромной кучи, куда его ссыпали специальными лопастями. Помню, как  я прыгала по этой куче с зерном.  Хлеб привозили в определённые дни в специальное место на повозке, запряжённой лошадью. Хлеб тёплый и ароматный везли из пекарни в деревянных лотках, сложенный кирпичиками. Нас с Валей  отправляли покупать хлеб.

           Первую половину  пребывания в деревне с нами был отец. Но отпуск у него закончился.  На смену ему приехал дедушка Николай Миронович, чтобы помочь маме с нами. Дедушка любил рыбачить. В деревне Прокино протекала маленькая шумная и быстрая речушка. Дно её было в мелких и крупных камушках. Там дедушка давал мне удочку и учил наблюдать за поплавком. Он учил нанизывать червячка на крючок.

          Как-то мы с ним нашли птенцов, выпавших из гнезда. Они громко пищали и  широко открывали  жёлтые клювики. Мы с дедушкой сделали им тёплое гнёздышко и решили положить их в сарае повыше. Птенцы были ещё голенькие и широко открывали клювы, когда  я их кормила булкой, смоченной в молоке. Но пробыли птенцы в сарае недолго, так как их утащила кошка. Придя в сарай, я увидела их место пустым. Дедушка сказал, что кошка их  съела.

        В Прокино было много брошенных садов. В некоторых  домах никто не жил. Мы собирали вишню с заброшенных вишнёвых деревьев. Потом на крылечке мы вытаскивали косточки и варили варенье. Соседская девочка научила меня делать « лимонад». В стеклянную бутылку из-под лимонада набивалась вишня без косточек и наливалась вода, добавлялось немного сахарного песку, и лимонад был готов. С этой девочкой мы подружились и играли в пупсиков. Она подарила зелёную кофточку с чёрной пуговкой для  моего  пупсика,  и для меня это было большим богатством - у пупсика была одёжка. Возвращались из деревни мы на поезде. На вокзале я очень захотела спать, и меня положили в Оленькину коляску, взяв её на руки. Я поместилась, но ноги остались свешенными наружу. В поезде меня переложили на полку,  и я уснула. Помню, как утром я достала своего пупсика и зелёную кофточку для него и  радовалась этой одёжке и мечтала,  что мама сошьёт ему ещё много тёплых вещей. Домой мы приехали с вёдрами вишнёвого и крыжовничного  варенья, обвязанными марлей.

          После  этой поездки, через  год , пришла телеграмма. Умер папин отец, наш дедушка Илья Никитович. Я смотрела на папу и боялась, что увижу, как  он заплачет. Папа не плакал, но был очень и  очень  расстроен.

               
                Глава 4. Дедушка и бабушка.


        Бабушка с дедушкой по маме жили в Пушкине. Нас с сестрёнкой родители часто возили к ним в гости на выходные или на мои каникулы или когда мы болели. У них была ванна, и мы ездили заодно и помыться. Папа наш ходил в баню. Бабушка к нам не ездила, потому что работала и  вообще, она далеко от дома не уезжала. Работала бабушка в детской поликлинике в боксе медсестрой. Иногда она брала меня к себе на работу. Бабушка сидела за столом в белом халате, давала номерки, на которых была синяя печать «бокс», иногда она брала у детей мазки  в пробирку из носа деревянной палочкой с ватой. Мне казалось, что у бабушки очень важная работа, иногда она сажала меня за свой стол и оставляла  за «главную» , если отлучалась ненадолго. Я выдавал проходные  номерки. Я знала телефон « бабушкиной работы». Часто я любила звонить своей бабушке из телефонной будки рядом с домом. Попадала я в регистратуру и всегда спрашивала: « Позовите, пожалуйста, Валентину Ивановну из бокса!». Добрый женский голос отвечал: « Минуточку….»  и  я ждала подолгу, когда подойдёт бабушка, слушая,  как медрегистраторы  разговаривали с родителями детишек. Бабушка радовалась моему звонку и всегда спрашивала: « Когда приедете?».

      Жили бабушка с дедушкой рядом с  вокзалом,  на Железнодорожной  улице, дом № 30,  в пятиэтажном кирпичном доме с балконом на четвёртом этаже.
Ездили мы к бабушке с дедушкой   на электричке с Витебского вокзала. До вокзала добирались трамваем номер 28.  В трамваях тогда стояли квадратные  железные  кассы с прозрачным оргстеклом, туда кидались монеты на чёрный резиновый конвейер и  ручкой справа откручивался билет. Можно было компостировать билет на проезд в металлических компостерах, вставляя его и дёргая за ручку вниз.  Дырки  продырявливались  в  присвоенной каждому трамваю определённой конфигурации.  Поэтому по использованному билетику в другом трамвае  проехать было нельзя.

У бабушки с дедушкой был всегда порядок.
Посередине комнаты стоял круглый деревянный стол. На  праздники стол раздвигался  и получался  большой овальный.  На столе  была  тёмно-зелёная  плотная скатерть с бахромой,  которую я любила заплетать в косички. Квартирка у дедушки с бабушкой  была крохотная однокомнатная, но нам очень нравилось бывать в гостях у них, нам не было тесно. У бабушки с дедушкой было много цветов в горшках. Они выращивали тысячелистник, денежное дерево, розу и многие другие  цветы. Они любили цветы. На балконе дедушка всегда высаживал цветы: бархатцы  и анютины глазки.
    
       В советскую эпоху почти в каждой семье печатали фотографии. Это было очень увлекательное занятие. У дедушки был фотоаппарат « ФЭД-8».
         Естественно был увеличитель, красная лампа, зелёные эмалированные ванночки для проявителя и закрепителя. Дедушка засовывал фотоаппарат в чёрный рукав и вытаскивал плёнку, наматывая её на катушку в чёрной пластмассовой колбе вслепую. Затем  колба вытаскивалась, и  в неё под крышку заливался проявитель, затем промывка и из-под крана и потом фиксаж. Проявленные плёнки сушились подвешенные за верёвку прищепкой. На плёнке можно было рассматривать кадры, где чёрное было белым и наоборот белое чёрным. В ванной стояла толстая доска, на которую ставился увеличитель.  Включалась красная лампа, чтобы не засветить фотобумагу.  Под специальный металлический  квадрат клалась бумага: матовая или глянцевая. Включался фотоувеличитель, настраивалась резкость. Затем отодвигалось красное стёклышко и на несколько минут изображение попадало на бумагу. Затем стёклышко задвигалось обратно,  и бумагу помещали в проявитель. Интересно было наблюдать, как на белой бумаге начинало проявлять изображение всё ярче и ярче. Затем надо было промыть бумагу и опустить в другую ванночку с закрепителем. А потом вынуть и опустить промываться. Готовые фотографии дедушка наклеивал на оргстекло и  раскатывал резиновым катком. Высохшие фотографии с треском отскакивали от оргстекла. После этого их обрезали резаком или прямо или волнистой линией по краю. Мама тоже любила печатать фотографии. Я  присутствовала при этом действе или с дедушкой или с мамой.
А ещё я вспоминаю кабинки моментальной съёмки. Это было очень увлекательно фотографироваться , ожидая мокрые ленточки фотографий. Мы  с мамой фотографировались в таких кабинках.

    Бабушка  пекла пироги и пирожки. Из остатков теста она разрешала мне лепить колобок и вставляла в него вместо глаз две изюминки.  Разные начинки она добавляла в свои пироги. Были пироги с капустой, с рисом и яйцом, с зелёным луком и яйцом, с яблоками. Она вытаскивала их с противня и укладывала на большую фанерную доску, а потом закрывала чистым льняным полотенцем. Бабушка умела делать вкусный торт « Наполеон». Торт был большой, смазывался кремом и посыпался крошкой. В праздники мы,  конечно же,  приезжали к ним в гости. На  праздники  круглый стол раздвигался  и получался  большой овальный. Накрывали белую скатерть и сервировали стол.  Дедушка любил выпить, но пил не всегда, а запоями. Это были последствия Войны. Как-то раз, мы с бабушкой пошли искать его. Возможно, проследили за ним, и нашли его в привокзальном ресторане. Со стороны платформы через большое низкое окно было видно, что было много людей и свободных столов не было. Был летний вечер. Дедушка  стоял перед круглым накрытым  столом с белой скатертью. За столом сидели люди. Дедушке налили рюмку водки  из графинчика, и он стоя выпил её. Бабушка  тогда сказала: « Какой позор! Он выпросил у них рюмку водки!». Бабушке было тогда очень стыдно за него. Но мы все очень любили дедушку.  И она тоже.  Рассказывали, что как-то дедушка валялся пьяный на Октябрьском бульваре. Ей сказали об этом соседи. Так бабушка вынесла ему подушку и подложила под голову.

     В Великую Отечественную войну дедушка воевал  на Ленинградском фронте. У него было много медалей за Отвагу и два ордена Красной Звезды. Он закончил Академию имени И.В. Сталина и служил танкистом. Дедушка спас тогда всю свою семью и бабушкину маму Ольгу  с братом Анатолием. Их эвакуировали из блокадного Ленинграда. Бабушка была всю жизнь благодарна ему за это. Она конечно же прощала его пристрастие к алкоголю и переживала много тягот из-за этого, но не бросила дедушку. Дедушка служил в Венгрии. Бабушка говорила, что у него был разгульный характер, и он как-то даже  пил с цыганами в таборе. При всём при этом он был хорошим мужем для неё и очень любил бабушку.

         Зимой на балконе дедушка « ловил» синичек. Дедушка любил мастерить. Перед входной дверью у него была мастерская, за дверцей аккуратно сложено на полках было много разного инструмента. Он что-то паял паяльником, выпиливал лобзиком, а ещё любил делать клетки для птиц из оргстекла. Это были настоящие дворцы. Дедушка выравнивал проволоку и вставлял  в пластины из оргстекла, потом склеивал клетки. Он придумывал дверцы-ловушки для синичек и выставлял клетку на балкон с такой дверцей и клал кусочки сала и пшено в клетку. Синички залетали в клетку, но поймать их не удавалось, то ли устройство не срабатывало, то ли не выдавался момент, когда они залетали в клетку. На балконе в зимние дни было красиво. Потому что вокруг росло много деревьев и ветки были все в снегу и в инее. Дедушка часто сидя за столом на краях газет « Правда» рисовал профиль Сталина или делал свою роспись: «Хазов». У него был очень красивый почерк. С дедушкой мы ходили гулять.

    Раньше, ещё,  когда мы все вместе жили на Октябрьском бульваре, он часто  ходил со мной на Ленинские Горы, где я каталась с горки на дощечке. Дедушка специально придумывал для меня дощечку или фанерку. Это было любимое в моём детстве. Пахло снегом и зимой, влажными от снега с приставшими ледышками  шерстяными рейтузами. Можно было часами бегать на горку, стоять в очереди, чтобы скатиться,  но деревянной или по ледяной, специально залитой горке. Катались  с залитой ледяной горы  на фанерках, на салазках , на магазинных металлических сетках из-под молока, и на ногах по одному и паровозиком. Мама тоже ходила с нами на горку, иногда со своими подругами. Тогда эти Ленинские Горы были для меня высокими. А сейчас они настолько пологие, что едва ли можно назвать их горами, какие-то невысокие холмы. Может это я выросла, а может горы сравнялись со временем.
         
         Конечно же, вспоминаются Новогодние ёлки. На первую такую ёлку меня водили по пригласительному билету, которые выдавали взрослым на предприятиях. Хороводы, Дед Мороз, Снегурочка и представление. Всё было таким интересным!  Во время показа спектакля был выставлен домик-декорация. Мне было так интересно, как из домика входили и выходили Лиса и Заяц. В моём воображении с другой стороны домика была уютная комнатка со столиком и посудкой, там стояла мебелька, и было всё-всё-всё! В конце Дед Мороз и Снегурочка раздавали подарки - бумажные сумочки с ручками, в которых лежали разные конфеты.
Дедушка всегда ставил дома настоящие ёлки. Он всегда ходил к переезду и покупал там красивые ёлки с шишками.

       Один раз  летом  на канале Грибоедова, соседский мальчик Витя Коршунов принёс нам кролика. Откуда он его взял я не знаю.  Я стала умолять маму оставить его нам. Мама согласилась. Кролик забился под шкаф и  естественно начал какать мелкими «камешками». Мама не вытерпела этого, и мы решили отвезти его к бабушке с дедушкой. Утром поймали его за уши и посадили в плетёную корзинку. Когда стояли на остановке трамвая, кролик решил пописать, и из корзинки полилось так много, что образовалась целая  лужа. Нам стали делать замечания.  Когда мы приехали,  поставили корзинку  на балкон, чтобы придумать ему домик.  Несмотря  на загородки, кролик  сразу выпрыгнул из корзинки и слетел  с балкона. Мы выскочили  из дома и побежали  за дом, где был балкон. У  кролика  была кровь на носике. Мы с Оленькой стали плакать, а дедушка поднял его за уши и куда-то понёс. Больше кролика мы не видели. Конечно, это была глупая идея оставить  кролика в городских условиях. Дедушка  поругал моих родителей за такой необдуманный поступок.

       Позже дедушка с бабушкой  купили нам  с сестрёнкой  волнистых попугайчиков в зоомагазине. Это были жёлтый и зелёный попугайчики в « золотой» клетке. Папа дал  птицам имена: Жак и Жаклин. Этих попугайчиков на ночь нужно было накрывать, чтобы они не чирикали. Я, конечно же, хотела их увезти домой на канал Грибоедова. Родители согласились, и мы забрали птиц. По какой-то причине в скором времени мы решили отвезти их снова дедушке с бабушкой. Скорее всего, мама боялась, что они улетят в форточку, так как мы с Оленькой их выпускали полетать по комнате.  Мама ловила их на шторах  и запрещала нам их выпускать из клетки.  И вот мне вручили клетку, и отправили  на улицу ждать, пока родители соберутся.  Я пришла во двор, и  чуть –чуть приоткрыла  клетку, чтобы дать им поклевать  веточку с листиками . Птицы не долго думая, одна за другой вылетели  на волю и улетели.

          Ещё помню, как дедушка купил мне  фигурные коньки.  Лезвия подбирались с двойными зубцами, специально  в мастерской мне наточили лезвия, сделав «канавку», а затем «пришюрупили»  к белым ботинкам. В Екатерининском парке при Дворце был каток,  и дедушка меня там первый раз поставил на коньки. Я встала и  поехала. Меня сразу же записали на фигурное катание там же,  при Дворце. Мама или дедушка водили меня на фигурное катание. Нам рисовали большие восьмёрки на льду метлой из прутьев с длинной деревянной палкой,  и учили ездить на внешнем и внутреннем ребре конька . Я  испытывала необъяснимое чувство восторга на катке. Было уже темно, каток освещался прожекторами, шёл снег, он кружился на фоне яркого света  от  прожектора, и играла песня Муслима  Магомаева: « Чёртово колесо». У меня было переполненное чувство гордости оттого, что я, как фигуристы по телевизору  скольжу по льду.  Я очень радовалась, что меня водили на фигурное катание. Коньки  за связанные друг с другом  шнурки  мне вешали на плечо, одним коньком вперёд, другим назад и я, хвастунишка, если видела какого-нибудь мальчишку,  всегда спрашивала маму: « А когда мы пойдём на фигурное катание?». Позже я ещё занималась этим видом спорта,  и у меня даже был 3 юношеский разряд, но прыгать я так и не научилась, умела делать только « перекидной», а разные « тулупы» и  «сальховы», « риттбергеры»",  лутцы", "флипы"-  делать не умела. А ещё позже я  занималась в «Балете на Льду» при Дворце Спорта « Юбилейный».
 
В те годы все любили смотреть фигурное катание. Бабушка с дедушкой часами могли смотреть трансляции и болеть за фигуристов.  Родители часто привозили нас к ним, на каникулы и  когда болели, потому что они работали. Я делала уроки за круглым столом, решала примеры. Когда мне надоедало, я просила дедушку показывать мне фокусы на картах.  Или мы втроём с дедушкой и бабушкой играли в « дурака».
      
       Как-то меня опустили на каток напротив дома. Наблюдали за мной из окошка. На катке я неудачно упала и сломала два пальца на левой руке: безымянный и мизинец. У меня они очень разболелись и опухли. Я пришла с катка, и мне не хотелось рассказывать бабушке с дедушкой, что у меня сильно болела рука.  Я решила немного полежать и уснула. А когда проснулась, моя рука сильно распухла,  и мне пришлось рассказать о падении. Вечером за мной приехал отец и отвёз меня в травматологическую  детскую поликлинику. Мне наложили гипс.

Я помню, что дедушка много курил. Курил всегда  папиросы « Беломор-канал»,  приоткрыв ванную и выпуская туда дым. Он любил смотреть футбол и хоккей по телевизору. Сидел он близко перед экраном телевизора  на  табуретке на их  маленькой кухоньке. Он любил острые щи  из кислой капусты, посыпанные чёрным перцем, ел их горячими и, проглотив,  говорил  от удовольствия: « АААА!». Мы с ним смотрели детский фильм « Бронзовая птица», « Семнадцать мгновений весны», и первый раз в Новый год всей семьёй у них в гостях смотрели премьеру фильма « Ирония судьбы или с лёгким паром!». Дедушка фильмы называл картиной. « Хорошая картина сегодня будет»,- говорил он. Любил дедушка играть в «Спорт-лото». Они с  его братом Валентином, который жил в городе Черновцы, переписывались и даже   высчитывали прогноз вероятностей  выигрышных чисел. Бабушка называла туалет «уборной комнатой», что почему-то раздражало маму.  Бабушка рассказывала, что раньше было всё не так. В их семье никогда никто не ругался. Бабушка рассказывала, что  её папа и мама очень уважали друг друга. Бабушкин папа был краснодеревщиком. А бабушкину маму какая-то барыня подкинула на крыльцо в один из домов. Её воспитали в чужой семье и отдали  на учёбу в какой-то колледж. Она рассказывала, что сам царь посещал воспитанниц и погладив бабушкину маму по голове, сказал: «Хорошая девочка».

Каждый раз дедушка с бабушкой провожали нас до самой электрички. Я всегда волновалась, как мы с коляской сядем в неё. Дедушка помогал. Зимой я любила смотреть на падающий снег освещённый огромной яркой  фарой  приближающего поезда. Снег падал густо и красиво.


     Как-то мы с мамой и Оленькой возвращались из Пушкина. Шли пешком мимо какого - то кафе-ресторана. Из кафе – ресторана доносилась музыка. Было уже темно.  Скорее всего,  была ранняя осень. Вдруг увидели толпу зевак. Рядом с рестораном стоял солдатик в  зелёной форме без головного убора. Голова у него была пробита и вся в крови. Струи крови стекали по лицу и вискам. Он еле стоял  на ногах, шатался и двумя руками держался за перила у кафе. Мама тогда воскликнула: « Кто же его так!?».

Дедушка  умер в 1979 году от инсульта. Бабушка пережила его на 25 лет. Похоронены они оба на Казанском кладбище в городе Пушкине.

               
                Глава 5.  Канал Грибоедова.

         
       В школе  в первом  или  во втором   классе  родители записали  меня  на хореографию. Мы занимались в актовом зале с зеркалами у «станков». Меня похваливала  наша учительница по хореографии и иногда просила показывать движения. Мама  мне даже купила пуанты, но вставать на них было не просто. Деревянные срезанные носики обтянутые атласной тканью не давали сгибаться пальцам, оттого и бегать в них было трудно. Преподавательница по хореографии  посоветовала моим родителям показать  меня в  Вагановское  училище.

          Помню, как  папа водил меня на просмотр. Перед просмотром он решил меня хорошенько покормить. Мы пришли с ним в столовую,  и я наелась макарон с котлетой, запив всё кофе с молоком. Затем мы поехали в  Вагановское училище.  Мама потом долго смеялась над нами, что мы додумались так поступить, и говорила папе: «Ну, ты даёшь! Накормил ребёнка тяжёлой пищей  и повёз на просмотр!». На просмотре нас взвешивали,  измеряли рост, замеряли талию, длину ног  и рук. Тогда мне сказали, что я расположена к полноте и щиколотки у меня достаточно толстые  для балерины. Но всё- таки  пригласили на первый тур в  другой день. Нас по очереди  вызывали в зал перед комиссией, сидящей  за длинным столом, покрытым красной бархатной скатертью. Каждую девочку ставили  на середину  на коврик и один из членов комиссии, взяв  ногу  поступающей  и подняв её вверх, держа  за талию, проверял  на растяжку, гибкость, подъём. После, ко всем ожидающим вышла дама со списком и  продиктовала,  кому явиться в следующий раз.  Моя фамилия не прозвучала.  Так что балерины из меня не получилось. Ученица из нашего класса,  Лена Панкова поступила в Вагановское  училище годом раньше и ушла из класса.  То была высокая хрупкая девочка  со «светящимися»  висками.

        В четвёртом классе  я ходила на хореографию во Дворец пионеров на Невском проспекте. Это были достаточно серьёзные занятия у «станков» в огромном зале с паркетом. По периметру на стенах  висели зеркала. Перед занятиями  паркет сбрызгивался  водой. Мы занимались в балетных тапочках, белых купальниках и коротких белых юбочках в клёш. Преподавала нам Нина  Николаевна, строгая, пожилая дама. Она муштровала нас в оттачивании  разных движений у станков. В зале стоял чёрный рояль. Пианистка  аккомпанировала. Нина Николаевна  показывала нам движения. Она выворотно  вытягивала  носок в  кожаном,  сером туфле на каблуке.  Она оттачивала с нами пурде-бра, малые и большие батманы,  паде-баск, « верёвочку», реверансы .Преподавательница репетировала  нас:  « Руки плавно переходят в кисти, пальчики изящны и вывернуты!  Вы не в бане прикрываетесь!», - строго говорила она. « Живот втянут, попа подобрана! Начали!». « На голове лежит коробок!  Держим голову!»  Мы должны были тянуть подъём, ставить ногу выворотно,  вставать на все пальчики во время первой, второй и пятой позиции. В нашей группе занималась дочь  актёра Кирилла Лаврова - Маша. Девочка была в очках, она не очень успевала и стояла с некоторыми другими девочками, кому Нина Николаевна особо не делала замечаний. Если мы не правильно или плохо старались, Нина Николаевна громко хлопала в ладоши и говорила: « Стоп! Стоп! Стоп! Делаем всё заново!». Затем мы занимались в середине зала. Из Дворца Пионеров  нас приглашали на выступления в Дом офицеров и в Большой  зал Октябрьский. Помню, как  мы выезжали на выступление с танцем « Замечательный вожатый». У нас были оранжевые костюмы и банты, а за спиной детский хор исполнял эту песню. В костюмерной нас одевали в костюмы и заплетали волосы, вплетая банты.  Было волнительно, мы ждали своего номера. Потом бежали по коридорам из костюмерной и стояли за кулисами, ожидая объявления номера. Сцена была ярко освещена прожекторами, и когда заиграл оркестр и хор начал петь,  мы друг за дружкой  паровозиком вышли на сцену. Из «Октябрьского» шла трансляция  этого концерта по телевидению.
Как-то перед занятиями, на которые  меня отводила мама,  на Невском мы увидели актрису Людмилу Чурсину. Она покупала что-то в киоске и женщины стали шептаться ей вслед: «Смотрите! Смотрите!  Чурсина!»
               

             Я помню, что папа много работал. Гуляя во дворе я ждала его и папа, идя домой после работы, заходил в арку с распростёртыми руками, а я, увидев его, бежала к нему в объятия, чтобы поздороваться. Папа забирал меня домой.
Папа много со мной занимался  и заботился во все школьные годы о нас с сестрёнкой. Он  иногда водил меня в школу, так как мама занималась маленькой Оленькой. Помню, как его поразила моя фраза, которую он вспоминает до сих пор, как  я предложила ему: « Давай срежем угол», когда мы шли в школу. Я повела его более коротким путём.

       У меня были две подруги из класса : Света Пучель и  Люда Морозова.  Света жила с мамой и отчимом на Канонерском переулке. Отдельная квартира у них была со входом в арке. Это был бельэтаж, и я, идя в школу, могла пойти не по улице, а двором, чтобы крикнуть её в окошко и вместе идти в школу. Однажды, в этой арке, рядом с их квартирой  у нас украли Оленькину коляску, когда мама с Оленькой на руках зашли на пять минут за мной к  семье Пучель. Коляску мы побежали искать, но так и не нашли. Мама унесла Оленьку домой на руках.


      Другая девочка Люда Морозова  жила с родителями в комнате  в многонаселённой квартире-общежитии с длиннющим коридором. Вход был с канала Грибоедова, через двор колодец. Как-то мы после школы зашли к Люде. Мы были голодны и на столе нашли оставленный Люде салат из солёных огурцов с горошком и со сметаной. В сковороде была жареная картошка. Люда умела зажигать газ на кухне и могла подогреть картошку. Мы готовились вступать в пионеры. На обратной стороне голубой тетради в линейку была торжественная клятва пионера Советского Союза , которую мы должны были выучить наизусть. Она казалась нам трудной, мы стали читать и повторять клятву : «" Я (Имя, Фамилия) вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Свято соблюдать Законы Пионерии Советского Союза."  22 апреля  нас приняли в пионеры в Смольном. Это был долгожданный волнительный момент. Нам повязали алые галстуки. Мы теперь могли отдавать салют.

             Жили мы тогда рядом с кинотеатром « Рекорд». Часто с сестрёнкой ходили на кино утренники одни. Помню, как посмотрели там такие фильмы, как: « Руслан и Людмила», « Слоны, мои друзья», Сказка о потерянном времени», « Жёлтый чемоданчик», « Тайна железной двери», «Вий». Иногда, родители брали нас и на взрослые фильмы. В кинотеатрах внизу были тиры,  и всегда было очень накурено.   «Иван Васильевич меняет профессию», « Джентльмены удачи»-  эти замечательные фильмы  я смотрела с родителями в кинотеатре « Рекорд». То было интересное время, походы  в кинотеатр было событием. Рекламы новых фильмов красовались под стеклом на витрине.
Моя сестра до сих пор вспоминает, как очень расстроилась после просмотра фильма« Слоны, мои друзья», она плакала, а я тащила её  с кино-утренника домой на спине.

      Но не только походы в кинотеатр  тогда были в моде. Как-то  в Ледовый Дворец « Юбилейный» приезжал на гастроли американский Балет на Льду  « Холлидей он Айс». Рекламы пестрили по всему городу. Мы были на этом шоу, на льду. Конечно,  костюмы были невообразимо  красивы. Один номер был просто поразительным. Девушки на коньках изображали «флаконы духов». Каждая из них была   с огромными  перьями на голове. « Флаконы»  врассыпную выехали из «коробки из под духов». А чернокожий танцор был одет в обтягивающий костюм из крупной  белой  сетки. Всё шоу сопровождалось иллюминацией и спецэффектами.
      
        Другой раз мы с мамой ходили на большой концерт в открытый стадион. Там выступали многие певцы и актёры. Запомнились  Владимир Конкин и Эдита Пьеха. Все они после своего выступления проезжали круг почёта на белом открытом  автомобиле,  медленно,  и можно было хорошо рассмотреть их лица, так как сидели мы в  одном из нижних  рядов.  Мама тогда удивилась красоте  Эдиты Пьехи. Она сказала, что в жизни она на много красивее, чем с экрана телевизора.

         Телевизор у нас был металлический « Заря-2». Он стоял в  комнате родителей. Я помню, что часто показывали Леонида Брежнева,  Фиделя Кастро, много показывали про Афганистан, про « Союз- Аполлон», про космонавтов.  Была передача « Клуб кинопутешественников», « А ну-ка, Девушки!»,  « А ну-ка, Парни!», любимая многими передача « Кабачок- 13 стульев», « Огонёк»,  « Будильник», « Служу Советскому Союзу», « Утренняя почта», новостная программа « Время».

        Конечно я запомнила и фильмы тех времён: « Двенадцать месяцев», « Жёлтый чемоданчик», « Золушка»,  мультфильмы: « Ну, Погоди! », « Аленький цветочек», « Дюймовочка», « Золотая Антилопа».  Взрослые фильмы я тоже смотрела вместе с родителями: « Семнадцать мгновений весны»,  « Человек из подворотни», « Три плюс два», « Бриллиантовая рука».  Часто показывали фигуристов. Комментатор рассказывал про цвета костюмов у выступающих пар. Ирина Роднина и Александр Зайцев были тогда лучшими и всегда получали одни шестёрки.

               Помню наши с мамочкой походы продовольственные  в магазины. Колбасу и мясо заворачивали в бумагу. Молоко наливали из больших алюминиевых бидонов узкими  высокими половниками с длинными ручками. Однажды, когда мама с нами собиралась в магазин, Оленька засунула в бидон для молока хвост чернобурки, который вытащила из шкафа и закрыла крышку. Мама,  придя в магазин, отстояв очередь вместе с нами, подала бидон продавщице и та стала наливать в него молоко. Вдруг она неистово закричала в ужасе!  На поверхность бидона всплыл этот мех, он очень напоминал дохлую  крысу. Когда молоко вылили, оказалось, что это «мамин»  меховой хвостик, все стали смеяться. Мама сразу поняла, что это проделки Оленьки.

     В магазинах были очереди. На середине магазинов стояли металлические сетки с бутылками молока, кефира и сливок. Они были закрыты крышками из твёрдой фольги. Обычное молоко  было с серебряной  крышкой, топлёное молоко-с жёлтой, кефир с ярко-зелёной. Ещё продавалась сметана в баночках и сметанные напитки «Юность» и « Здоровье». Сметану  можно было покупать в развес. Продавщица ставила банку на треугольные весы, наливала сметану, край вытирала тряпочкой и клала сверху бумажку. Весы были с гирьками. За прилавком стояла пирамида из банок со сгущённым молоком. Продавались глазированные сырки в серебристой обёртке с синей отделкой - фирменные, сыр « Сливочный» - сладкий  в прямоугольных коробочках.  Масло сливочное разрезалось ниткой и потом взвешивалось брусками. Его нацепляли на длинный нож, клали на весы на бумажку и ставили гирьку. Продавали масло шоколадное. Помню масло селёдочное в  металлических белых эмалированных лотках. Его продавали в рыбных магазинах.

         В овощных магазинах картошку проталкивали по металлическому алюминиевому  жёлобу. Сначала её насыпали в этот конвейер из хранилища, куда её привозили с базы, отмеряли килограммы, а затем деревянной палкой проталкивали в сетку покупателя. Стоял запах сырости от овощей. Продавцы писали на бумажке карандашом вес и отправляли в кассу. Руки у продавцов в овощных отделах были  грязные от земли, на них были одеты синие рабочие халаты  и фартуки, нарукавники и перчатки с «отрезанными  пальцами».
         Считали  в магазинах на счётах. На прилавках или на кассах стояли деревянные большие счеты. Бананы, мандарины были дефицитом в то время. Дефицитом была и туалетная бумага, копчёная колбаса, зелёный горошек, шпроты. На предприятиях родителям давали к праздникам продуктовые наборы.

       В магазинах и кинотеатрах продавали  соки. Их наливали из огромных стеклянных треугольных конусов, открывая краник снизу. Соки были разные: томатный, виноградный, сливовый, берёзовый. Наливали их в гранёные стаканы. Тут же предлагались молочные коктейли. Их взбивали в специальных металлических высоких стаканах и наливали тоже в гранёные стаканы.

      Из  гранёных стаканов  советские люди пили газированный напиток из автоматов « Газированная  вода». Два стакана стояли в мойке перевёрнутыми, и нужно было нажимать на стакан, чтобы его помыть, затем перевернуть и бросить монетку достоинством 1 копейку  за обычную газировку или 3 копейки: 2 плюс 1- за сладкий лимонад.


              Маме на работе давали путёвки в пионерский лагерь « Дружных». Лагерь был в Зеленогорске. Я ездила в тот лагерь три раза. Там мне нравилось. Лагерь состоял их двенадцати отрядов,  и возили нас туда на больших автобусах. Жили мы в каменных корпусах без удобств. Умывальники и туалеты были на улице. На ночь в чемоданной ставили ведро. В середине лагеря был плац. Там устраивались утренние и вечерние линейки. Один из пионеров трубил в горн. Все дружно шагом марш шли на линейку. У каждого отряда был флажконосец, который вносил на линейку флаг отряда. Я была флажконосцем отряда.  Все отряды выстраивались в линейки, и производился расчёт. Поднимался флаг под барабанную дробь. Вечером флаг опускался. Все пионеры были в красных пилотках и в пионерских галстуках. У каждого отряда был свой девиз и речёвка, которые придумывали ребята со своим вожатым. Каждый отряд дежурил  по очереди.  Дежурные ставились  на плац. Охраняли флаг. Я любила дежурить на плацу. Мы играли в шашки,  и время проходило незаметно. Также дежурили в столовой  и на проходных. В лагере  выращивали  клубнику,  и старшие отряды бывали на прополке и на сборе. Ходили в лес за черникой. Вечерами были танцы. Устраивались костры, эстафеты, КВН, выступления, соревнования. Играли в « Зарницу». В лагере были разные кружки: « кружок по шитью мягкой игрушки», по рисованию, по художественной самодеятельности. Помню, родители приехали навестить меня неожиданно. Они приехали из Риги, где отдыхали. Мама была очень загорелой. Она была одета в белоснежную вязаную накидку с завязками на поясе. Они с отцом привезли мне гостинцы, мы сидели на скамейке и мама кормила меня ягодами. В лагере мы часто играли в «Пионербол» через сетку. Я любила «подавать» мяч, потому что у меня хорошо это получалось.

Помимо лагеря,  мама ездила с нами на юг. Отец отправлял нас, а сам зарабатывал деньги. Запомнилась наша с мамой поездка в Крым. Мы ездили в Крымский  Мисхор в пансионат  по курсовке.   Жили мы с мамой в частном секторе, а в столовую ходили в пансионат. Там было очень хорошее питание. В ту поездку я поправилась на целых четыре килограмма. Мама купила нам красивые соломенные шляпы. По дороге с моря мы проходили гористую местность, где росла алыча. Мы собирали  спелую жёлтую алычу. Над  Мисхором возвышалась Ай-Петри. Я любила смотреть на гору и  мне рассказывали, что некоторые люди отваживались забраться на неё. Иногда мы ходили в открытый кинотеатр. По дороге  домой я смотрела на южное небо, всё усыпанное звёздами. Как-то мы не пошли на море, а пришли в какой-то заброшенный сад. Вокруг не было никого. Мама загорала, а я сачком ловила бабочек и стрекоз. Вокруг было много разных цветов. А в другой раз мы на катере решили проехать до Ласточкиного гнезда. Были сильные волны и нас с мамой сильно укачало. Когда мы прибыли, маме стало совсем плохо. Около причала была аллея со скамейками, а за скамейками  рядом с клумбами  лежала куча  скошенной травы. Мама прилегла  в эту кучу сена и  стала приходить в себя.  Больше в волны  на катер мы не садились.

       Когда-то раньше с мамой и отцом  мы отдыхали в Феодосии. Я тогда была совсем маленькая. Запомнилось, как мы отдыхали на пляже с изумрудными камешками. Я сидела на деревянном лежаке и мам кормила меня сметаной из баночки. С тех пор я люблю сметану. В Феодосии я  каталась  на специальных  детских  лошадках. Открытая кабинка с педалями была приделана к лошадкам. Нажимая на педали,  она катилась и лошадки « бежали» деревянными ногами  по площади. Там же я здорово разбила коленки и мне их намазывали зелёнкой, а я сильно плакала, потому что жгло. Питались мы в столовой. Один раз я не хотела,   есть суп, и стала запивать его компотом. А мальчик, сидящий напротив, сказал: « Воду водой запивает!».


                Глава 6. Отдельная квартира.


      В  шестой класс я пошла в другую  школу. Нашей семье дали отдельную  трёхкомнатную квартиру в Купчино,  по подходу очереди. Это было,  конечно же, очень радостное событие! Квартира была на седьмом этаже, без лоджии, две комнаты были смежные, одна изолированная. Дом был новый, поэтому в школе был новый сборный класс:  6 « Г». Ребята с нашего  и  из соседнего домов,  были все в этом классе. Мальчиков было много, а девочек всего восемь.
      На третьем этаже нашей  панельной девятиэтажки поселилась  семья  Столяровых.  Нина Столярова  стала  моей лучшей подругой. Это была полненькая, курносенькая девочка с большими зелёными глазами и двумя тёмными косичками. Нина была маленького роста, как и я. Она жила с мамой и отцом. Мама Нины, Галина Егоровна  была очень маленького роста и носила очки с толстыми стёклами. Она работала на фабрике Бебеля. Мы ходили в один класс и часто бывали друг у друга в гостях. Мама  Нины  часто приходила  за Ниной, она с порога говорила строгим голосом, глядя поверх очков: « Нина! Домой!».

         В школе мы сидели за одной партой.  В классе нам нравился один и тот же мальчик Лёня Симонов. Он жил в соседней девятиэтажке. Мы с Ниной знали его окна на шестом этаже. Из моего окна я часто смотрела на его окна.  Но он никогда не смотрел в окно и шторы были одинаково занавешены. Иногда  мы  с Ниной специально ходили в соседний  двор « шестёрку», чтобы нечаянно встретить Лёню с мальчишками и пройти мимо, глядя в другую сторону, будто это была чистая случайность. А потом спрашивали друг у друга :« Он посмотрел?».Но  Лёня никогда не обращал внимания на нас. Мы с Ниной делились самым сокровенным.
    
       Дружили мы ещё с двумя девочками из нашего класса и двора: Леной Мироновой и Наташей Полетаевой. Они жили в угловом подъезде со двора. Лена на восьмом этаже с мамой и отчимом, а Наташа на девятом этаже с мамой. Мама Наташи была портнихой. Мы с Ниной заходили за ними гулять. Во двор выходили мальчишки. Все были с нашего класса. Мы гурьбой бегали по трубам и плитам, сложенным недалеко от нашего дома. Играли в прятки и догоняли друг друга. Ещё мы залезали в подвал нашего дома со двора, где было открыто окошко. Всей гурьбой, человек по десять мы спрыгивали  в подвал и играли там в прятки. Подвал был чистый, потому что дом был ещё новый. Если нас начинали ругать, мы выскакивали оттуда через окошко врассыпную. Однажды мы забрались ватагой в лифт и застряли в нём. Один мальчик стал громко кричать и  стучать по дверям. У него началась паника. Когда двери открылись, все выбежали, а потом мальчишки дразнили того мальчика : « Выпустите нас ! Выпустите нас!»

     Зимой во дворе  ставили «  коробку» и заливали  через шланг воду. Вода застывала в течении  нескольких часов и можно было выходить на лёд. Мальчишки  играли в хоккей, а мы с Ниной катались на «фигурках». Одевали коньки дома, а потом шли на лезвиях или в чехлах  во двор на лёд. Катались на кусочках  льда, где  не было мальчишек. Один раз вечером, когда мы катались, Нине  шайба попала  в  лицо. Удар был сильный.  Мы сразу ушли с катка, у Нины образовались два огромных синяка под обоими глазами. Она просила меня купить бодягу в аптеке, чтобы синяки быстрее прошли.

       
        Как-то Нинина мама купила ей  набор масок в большой картонной упаковке. Мы  сидели в Нининой  комнате и вырезали детали масок, а потом склеивали их белым клеем. Запах клея, новой типографской краски от картонных листов с макетами придавало нашему увлечению ещё больший азарт. В комнате было светло, в окно светило зимнее солнышко, пробиваясь через занавески, над столом секретера была включена настольная лампа. Было тихо. Было очень интересно. Мы склеили маску Буратино. А потом собирались склеивать маску Хозяйки медной горы. Было какое-то особенное настроение. Предвкушение Нового года. Ожидание чудес, подарков, танцев в школе.

        В Новый год в седьмом классе меня первый раз отпустили на улицу ночью после двенадцати.  Мальчишки кидали нам с Ниной снежки в окна. Ей попадали легко, а до седьмого этажа редко, но всё же снежки долетали. Это было приятно и радостно, когда мальчишки  вызывали  тебя  гулять. Они жгли бенгальские огни.

       Нинин отец взял на своей работе  две путёвки в зимний лагерь. Он работал в порту.  На зимние каникулы мы с Ниной поехали в  зимний лагерь. Это было очень интересное время. Мы катались на катке, строили огромные крепости из снега. Румяные и радостные  мы очень много проводили времени на воздухе.

     В школе нас с Ниной выбрали в редколлегию класса. Мы делали классную стенгазету. Классная руководительница у нас была  Галина Александровна, учительница по физкультуре. Однажды она пригласила нас с Ниной в спортивный  зал что-то обсудить. В зале никого не было. Мы сидели на длинной низкой скамейке. Вдруг Галина Александровна как закричит! Мы с Ниной,  ничего не понимая,  вытаращились на неё. Учительница смотрела вдаль и продолжала неистово кричать. Нам стало страшно оглянуться. Она закричала : « КРЫЫЫЫСА!!!!».  Мы поняли, в чём дело, но крысу не увидели. Она видимо быстро убежала от такого крика.

     В школе на уроке труда нас учили шить на швейной машине. Учительница труда  велела купить материал для блузки. Мы с Ниной решили купить материал в белый горошек. У Нины был чёрный штапель в белый горошек, а у меня оранжевый сатин в белый горошек. Её блузка была на пуговицах, а моя на молнии. Мы сшили на уроке труда блузки и в них пошли на школьный вечер. В спорт зале были танцы в честь Нового года.

         Вокруг домов  застывали огромные лужи и превращались в каток. Мальчишки и там катались на коньках и гоняли шайбу. А часто катались на металлических сетках из-под молока или ставили их вместо ворот.

    С Ниной  мы  тоже печатали фотографии в ванной. Печатали у них.  Делали это уже самостоятельно. Многие  наши фотографии  остались у меня  и по сей день. Вместе мы сделали стрижки, вместе ходили делать маникюр, вместе первый раз шли в школу на каблуках. Читали одни и те же книги: « Хижина дяди Тома», « Джейн Эйр».
   
      В нашем доме было общежитие для студентов из Медицинского института. Они выходили во двор играть в волейбол. Тогда это было очень популярно. Играющие, из взрослых и помладше, собираясь  играть в волейбол, образовывали  огромный круг. Мяч редко попадал кому-то, так как играющих было много, а уж если попадал, то важно было хорошо его «подать» другому, чтобы не выглядеть глупо. Иногда играли в « картошку». Мы с Ниной, Леной и Наташей вставали в круг и участвовали в игре.  Наташа Полетаева была влюблена в Серёжу Кофкова из соседнего дома. Он учился в классе на год  старше. Он тоже приходил играть в волейбол  или проезжал к нам во двор на велосипеде. Наташа, завидев его, начинала следить за ним глазами, но так, чтобы он не заметил.  У девчонок тогда была мода носить  на ногах спортивные тенниски. Я мечтала о теннисках, но мне они были велики, моего размера  не выпускали.

С Ниной мы взяли по котёнку из подвала. Родители разрешили нам. Они взяли серо-белую Мурку, а мы  Катьку, пушистого котёнка тигрового окраса. Оба котёнка были пушистые. Катька  бегала в подвал и рожала котят. Котят мы раздавали. Отец возил  подрощенных котят в  портфеле своим сотрудницам, которые заказывали мальчиков и девочек. Я помню, как папа, взяв котёнка, подняв его и  заглянув под хвост, сажал его в портфель, потом следующего и так по одному.  Они начинали  выпрыгивать, но он снова сажал их. Это было забавное зрелище.

Часто Катька приносила блох. Мы с мамой  посыпали её дустом и заворачивали в тряпку. Блохи бежали на нос, с носа мы смахивали их в таз. Я сама ходила искать Катьку в подвал с фонариком. Жила эта кошка у нас очень долго.
               

          В гостиной комнате жили мама и папа. В  спальне жили мы с сестрой. А детскую комнату родители сдавали  студенту техникума Анатолию. Анатолий жил у нас около двух лет. Это был очень необычный молодой человек. По тем временам он был экстравагантным парнем. Он носил удлинённые волосы,  зелёную куртку с белыми вставками и надписью  U.S.A.  У него были ярко зелёные брюки в клёш. И  туфли на платформе и широком каблуке. В нагрудном  кармашке куртке с прозрачным окошком была вставлена фотография обнажённой девушки по пояс. Куртка висела на вешалке, и мы удивлялись такой смелости. Анатолий был мало - общительным человеком. На кухню он выходил редко, в основном сварить себе кофе в турке. В комнате поначалу у него был идеальный порядок. На подоконнике стоял целый ряд разных  пачек  из- под  импортных сигарет. Он курил и курил в окно. В комнате у него был проигрыватель, и Анатолий слушал пластинки. Он был поклонник Ирины Понаровской. У него сразу же появилась пластинка Давида Тухманова « Из вагантов». Я тоже имела такую же. Изо всех окон слышалась песенка студента. Все песни я могла петь наизусть. Особенно хорошо у меня получалось: « Было душно от жгучего света…., а взгляд его как лучи, я вздрогнула, это, это, может меня приучить…..» Учился Анатолий в автотранспортном техникуме, но потом, похоже,  его бросил. Девушек и друзей он никогда не приводил. Хотя ему нравилась какая-то девушка из дома напротив. Девушка была со стрижкой и накрашенная. Как-то мы видели их вместе на улице.
        Как-то мы с сестрой решили разыграть Анатолия. Мы в его комнате сконструировали человека в рост и уложили его на его кровати. Голову сделали из воздушного шарика,  нарисовали лицо, одели  ему  шапку, его одежду, предварительно напихав в неё тряпок. Ноги манекена свесили на пол, и одели ботинки. Будто кто-то бездыханный ждал в его комнате.  Задумка была напугать его. Когда Анатолий пришёл, он вошёл в  тёмную комнату и слегка вскрикнул от неожиданности, пока не включил свет. Мы, спрятавшись за дверью, следили за происходящим. Когда услышали его реакцию, стали хихикать. Ему не понравилась наша шутка. Он сделал нам выговор и попросил больше никогда не заходить в его комнату. Иногда Оля просила его покатать на спине. Он соглашался и катал её. Оля была очень хулиганистая. Она издевалась над Анатолием следующим образом. Когда ему нужно было войти в ванну, она специально выкидывала из стиральной машины всё бельё. Ему приходилось заталкивать всё обратно в машинку. Это было совсем неприличным занятием, и мама очень ругала Олю. Оля не давала ему проходу, принимая его за старшего брата.
Родителям пришлось попросить его найти себе другое жильё.

          Оля всё-время что-нибудь выкидывала. Её называли бедовой девчонкой. Как-то в классе своей учительнице она сказала, что папа её работает в исполкоме. Зачем она соврала, так никто и не узнал. Учительница её Татьяна Николаевна, была маленького роста, с поседевшими волосами, с обросшей стрижкой. Она носила круглые очки. Она ходила в зелёном  коротком  расклешённом трикотажном платье под пояс, со значком на груди и в белых гольфах на икристых ногах. Пожилая учительница была похожа на девочку, если смотреть сзади. Как-то она пришла пожаловаться на Олино поведение прямо к нам домой. Отцу было неловко, что Оля соврала учительнице про исполком. Он  сказал: « Что с роду там не работал». Тогда Татьяна Николаевна стала грозить Оле указательным пальцем, держа кулак неподвижным, и говорила: « Ой,  ли?  Ой, ли Оля?», строго, пронизывающе глядя на неё поверх очков.
      Оля  всё время попадала во всякие приключения. Однажды она решила скатиться с деревянной горки на велосипеде. Он скатилась неудачно и сильно расшибла себе колено, что отцу пришлось везти её в травматологический пункт зашивать коленку. Другой раз Олю покусала собака породы колли. Ей прописали уколы, отец тоже водил её. А как-то произошёл с ней такой случай. Они с девочками и мальчиками  гуляли на территории детского садика рядом со школой. Это место Оля называла затишьем.  Заведующая детским садиком решила погнать их. Она вышла на крыльцо и стала кричать на них, что сейчас же вызовет милицию. Дети испугались и стали убегать. В тот момент Оля не заметила, как обронила ключи, которые висели у неё на тесёмке, на шее. Выскочив за территорию, она увидела, как заведующая подобрала ключи и держала в руках. Оля и  все ребята стали умолять её отдать ключи. Но заведующая была неподступна. Она сказала, что отдаст только родителям и ещё нажалуется,  как следует. Недолго думая, Оля  подговорила своих  верных друзей, из которых были Дима Шерман и Дима Шиманский, два толстеньких мальчика  и девочек из класса, с которыми, они гуляли в садике,  и они все отправились в отделение милиции жаловаться на заведующую детским садиком, что та не отдаёт ключи. Придя в отделение милиции, они так и сделали. В тот день дежурила женщина. Но дети заметили, что она была изрядно выпившая. Она  сидела  в компании с другими милиционерами. Волосы были слегка растрёпаны, пуговицы на рубашке расстегнуты и косметика размазана. Женщина-участковая выслушала ребят и отправилась с ними вызволять ключи. Ключи заведующая отдала в руки участковой сразу же. Участковая  пошла,  проводить Олю до дома и сдать её в руки родителям. Когда  отец открыл дверь, то был шокирован, что перед ним стояла женщина милиционер в форме в окружении детей, которые  наперебой стали рассказывать что случилось. Среди них стояла Оля. Милиционер отдала ключи отцу и рассказала о происшедшем инциденте.
            Мы с Олей были предоставлены сами себе. Родители работали. Я забирала Олю с продленки. Иногда мне хотелось  навести порядок во всей квартире, чтобы порадовать маму. Я так и делала. Конечно,  уборка  эта была только « по верхам», кучи белья просто заталкивались в шкафы,  не будучи сложенными. Но всё-же вид порядка получался очень внушительный. Когда мама приходила, я вела её по квартире, а она говорила: « Ах!», что было очень приятно для меня.

Мои первые попытки что-то приготовить самой, это был салат « Оливье». В нашей семье мама часто готовила его. Мы  любили мамины салаты. Она готовила рыбный салат с майонезом, мясной. В мясной салат она вместо солёного огурца иногда добавляла квашеную капусту. Мама тушила мясо в сметане, жарила котлеты, блины, варила борщ и щи, компоты. Вообще мамины  суббота и воскресенье проходили в готовке и стирке. Она перестирывала огромные кучи белья в стиральной  круглой машинке «Рига-8». Мама выкручивала бельё через специальное приспособление, состоящее из двух резиновых валиков с металлической ручкой справа. Туда вставлялся кончик  мокрого белья прямо  из бака, и ручкой приводились в движение резиновые валики. На круглую  крышку от машинки вылезало отжатое бельё, которое кидалось в таз. Труднее всего было отжимать пододеяльники и крупные вещи. Требовалось много физических усилий. Отец помогал выкручивать маме бельё. Мама любила переклеивать обои в комнатах. Она выбирала и покупала «весёленькие» обои и мы всей семьёй переклеивали обои. Я намазывала нарезанные кусками обои сваренным клеем, а мама с папой «подгоняли» орнамент и приклеивали, а потом растирали тряпкой.Кухня у нас была покрашена в розовый цвет и на окнах висели белые занавески в розовый горошек с воланами. Мама сама сшила эти занавески. Три окна нашей квартиры смотрели на дом напротив и на простор с ведущей асфальтовой дорожкой, в дальние дома. Мы, сидя на кухне, видели кто идёт из соседнего дома или по той дорожке. Часто из окна можно было увидеть « двух толстяков», ребят постарше, одного из которых звали Сергеем. Это были «продвинутые» по тем временам два молодых человека, которые увлекались западной музыкой. Они доставали «пласты», знали многие зарубежные группы. Сергей  написал мне на листочке в клеточку целый список  западных групп, записи  которых у него были. Этот список я хранила, как зеницу ока. В списке были такие группы, как : « Uriah Heep», « Eagles», « Aerosmith», « Scorpions», « Deep Purple», « The Rolling Stones», « Qween», « Nazareth», « The Who», « Led Zeppelin» и многие другие. Сергей почему то решил, что я смахиваю на Suzi Quatro.  Конечно я вовсе не была похожа на неё. Разве, что причёской. Тогда была в моде причёска « шведский домик».   Но он  всегда говорил, что это так. Сергей подарил мне  чёрно-белое фото с изображением рок певицы, переснятое  с какого-то диска, которую я хранила в дневнике. А позже принёс  нам с Ниной записи её концерта 1973 года на бобине. Мы включали эти записи и не могли наслушаться, понимая, что  это очень редкие записи, которые было не достать. Позже я выпросила у родителей магнитфон  с двумя акустическими  колонками. Записи « Qween» : Мустафа-Ибрагим, Suzi Quatro, «Pink Floyd» я слушала через колонки, расставленные по углам. Стерео звук придавал звучанию отличный эффект. По радиоприёмнику на коротких волнах можно было попасть на волну, где транслировалась западная музыка. Конечно, она заглушалась и нужно было крутить  медную проволочину, из которой я делала самодельную  антенну, чтобы снова попасть на волну. В 70-х   на  радио « Маяк»  транслировалась замечательная передача: « Запишите на Ваши магнитофоны ». В доступной форме была возможность записывать некоторые альбомы. Помню, как в моей коллекции появлялись альбомы таких групп, как : «Smokie», « Abba», « Boney M». Для мамы  и отца я записывала тоже. Demis Roussos  и  Ricchi E Poveri были любимы моими родителями. О! И конечно же легендарная « Машина времени» переписывалась друг у друга. Это была смелая и популярная группа, набирающая обороты.
     Вообще, я хотела стиляжничать. Я носила короткое школьное платье, в которое вшила спереди молнию, на которой висело кольцо. Молния спереди была расстегнута. Причёска напоминала тот самый « шведский домик». Грудка из школьного передника была выпорота. Я носила туфли на каблуках и светло-бежевую прямоугольную сумку на молнии через плечо. На сумке у меня была надпись на английском языке сине-красными буквами шариковой ручкой, даже не зная, что обозначающая. На переменах я небрежно ставила сумку рядом с классом, считая, что она у меня не обычный портфель, а очень даже крутая.

В 70-е было очень модно иметь «пакет». Это были обыкновенные полиэтиленовые  пакеты с фотографиями импортных пачек сигарет или джинсами популярных фирм производителей. Джинса  была в моде, и джинсы и куртки из потёртой ткани считалось верх мечты. Помню, как мы с мамой и Олей отдыхали в Анапе. Там мы познакомились с двумя братьями из Коми АССР. Один из них посылал мне почтовым переводом 5 рублей, чтобы я купила ему и переслала по почте фирменный пакет. Пакеты продавали в переходах метро. В то лето мама мне позволила сделать химическую завивку, и я пошла в восьмой класс с новой причёской.
В те годы были модными и вельветовые джинсы. Их можно было достать через знакомых, переплатив  втридорога. У меня появились такие светлые вельветовые  джинсы, как их тогда называли. На так называемых сабантуях, которые устраивались там, где родителей не было, мы собирались компаниями и  устраивали застолья. Это были безобидные сборища, которые ничем плохим не заканчивались. 70-годы были для молодёжи ещё не опасны в плане наркотиков или алкоголя. Не помнится никаких скверных эпизодов. Всё это будет опасно для молодёжи позже. А пока мы массово ездили кататься на финских санях, валялись в сугробах, играли в «колдуны-разбойники».

После окончания восьмого класса мы с Ниной перешли в соседнюю  444 школу, в которой проучились два последних года. У нас появились новые подруги. Одной из моих новых подруг стала Инна Куликова. Это была довольно взрослая, со своим мнением девушка. Она жила с мамой в однокомнатной квартире, а её отчим ходил в море на рыболовецком траулере заграницу. Инна была очень хорошо одета и понимала в моде. Её отчим получал зарплату чеками. Тогда были магазины « Берёзка». В  таких магазинах отоваривалась элита: дипломаты, руководство, шишки, моряки из загранки, контрактники, в общем все, кто работал заграницей. Расплачивались там сертификатами, своеобразными чеками, бонами. А в портовых городах были магазины « Альбатрос». Там продавались: одежда, электроника, обувь, сигареты, алкоголь, конфеты, кофе, парфюмерия. Простых смертных в эти магазины не пускали. Рядом с валютными  магазинами всегда толкались фарцовщики и спекулянты. У них можно было достать, например  японскую куртку « Аляска», джинсовые куртку или джинсы « Монтана», сигареты, двухкассетник « Панасоник».
Импортные вещи можно было купить и в универмагах. Если выстраивалась очередь в три километра, значит, что-то выкинут. Также можно было что-то импортное купить в коммисионных магазинах. В « комки» сдавали не плохие вещи. Мы с мамой ездили в коммисионный магазин в Апраксин двор, повыбирать мне наряды.
        Инна была слегка высокомерна, но с чувством юмора. Нас как-то притянуло друг к другу, а с Ниной мы немного отдалились. Инна, конечно же, влияла на меня. На весенние каникулы её мама пригласила меня с ними в Севастополь. Наши родители договорились, и я поехала с ними к Инниной бабушке. Там, мы конечно же ходили на дискотеки  в Дом Офицеров. Дискотеки  были очень популярны в те годы.
         Мама Инны, Людмила Александровна была очень красивой женщиной, абсолютно уверенной, что её дочь должна выйти замуж только за морского офицера, так как её бывший муж был выпускником Высшего Военно-Морского училища им. Фрунзе. Она говорила, что очень престижно стать женой офицера, но для этого надо не упустить момент и знакомиться ещё с курсантами. Я усвоила это  правило, и мы с Инной мечтали только о курсантах. Возвращаясь из Севастополя,  мы познакомились в поезде с курсантами Нахимовского училища. Среди них был очень заметный молодой человек, который отдал мне предпочтение, имя я его забыла, а фамилия у него была Оленик. У него была яркая бумажная ветровка с иностранными надписями и рисунками на белом фоне. Он держался с достоинством и похоже был сыном какого-то высокопоставленного военного  начальника. Когда мы подходили к вокзалу в Севастополе, то Инна обратила внимание на двух шикарно-одетых женщин. Обе они были одеты в тёмно-синие велюровые пальто с опушкой, в красивые лакированные сапоги, у обеих были дорогие сумки.  Инна тогда сказала: « Из Альбатроса одеты». Обогнав их, мы оглянулись и увидели, что это были мать и дочь. Позже мы видели, как на перроне  они прощались с тем курсантом по фамилии Оленик. Приехав в Ленинград, мы с Инной решили проехаться к Нахимовскому училищу. Мы решили, что никто не должен нас узнать. Мы нарядились в длинные платья наших мам. Одели на себя бусы, одели тёмные очки и даже накрасились. Волосы закололи во взрослые причёски и отправились в этом маскараде на разведку. Приехав к территории училища, мы стали глазеть за забор и увидели территорию училища, плац, и снующих, туда -сюда, курсантиков. Но самое интересное, что мы увидели идущего по плацу того самого Оленика, он шёл в той самой яркой бумажной куртке. Я потеряла дар речи, и сердце бешено заколотилось. Инна предложила окликнуть его, но я не разрешила, потому что жутко растерялась. Он казался каким-то недосягаемым.  Мы уехали домой и больше никогда не видели тех ребят из поезда.

В последнем классе многие девочки из нашей школы  стали ездить на танцы в Военно-Морское училище им. В.И. Ленина, в  город Пушкин. Среди них были и мы с Инной и Ниной. Было очень модным и престижным стать женой будущего морского офицера. Курсанты были очень высокомерны, познакомиться с ними было очень непросто. Но мы танцевали быстрые танцы  в кругу под  живую музыку и стреляли глазами по сторонам. Позже, я буду работать в том самом училище имени В.И. Ленина лаборанткой на кафедре иностранных языков. А ещё позже выйду замуж за курсанта из Военно-Морского училища им. Фрунзе. Нина тоже выйдет замуж за курсанта того же училища и наша соседка по подъезду за  их- же одногруппника. А Инна уедет учиться в техникум в Севастополь и выйдет замуж за курсанта училища Нахимова из Севастополя. К сожалению, никто из нас четверых не сохранили брака, развелись после распределения, пожив, кто в Северодвинске,  кто на Камчатке, кто во Владивостоке. Всё это произойдёт  в следующие годы и это отдельная страница истории моей жизни.

       Я постаралась описать десятилетний период «застойного» времени,  в котором росла. Оно запомнилось первомайскими демонстрациями, молодёжными движениями, повальной модой на всё джинсовое, пионерскими лагерями, дискотеками, дефицитом и блатом. То было интересное и спокойное время. В СССР  производили практически всё : от ракетоносителей, до нижнего белья. Хотя одежда была неказистой, и советские люди гонялись за всем импортным,  люди были уверены в завтрашнем дне.

       Такое детство было у меня  в 70-е годы. Моё детство было счастливым: меня любили родители, я жила в сильном государстве. Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь,  как наша страна могла стать такой,
ведь после войны прошло всего  каких-то  25-30 лет.