Этой ночью здесь был пожар. Здание церкви вспыхнуло внезапно, и говорят, мол в него попала молния. Объяснения этому феномену никто дать не потрудился, вероятно, оттого, что никто его просто напросто не знал. В воздухе теперь царил запах гари. Ветер разносил по округе мимолётно подхваченный пепел. Небольшая деревенька, затерянная среди пустоши переживала свои не лучшие деньки. Было начало июня, на редкость холодного для летнего месяца. Весна не радовала засухой, но теперь местность постоянно одолевали дожди. Выращивать урожай было невозможно, голодал даже скот. Помимо всех этих несчастий в деревню пробралась эпидемия гриппа, очень успешно подкосившая добрую треть населения. Округа прибывала в неизменно угнетенном состоянии. Жизнь словно приостановилась.
По воле рока судьбы именно в эту затхлую деревеньку и забрела Халльбера. Да, она всё-таки до неё добралась. Было раннее утро, когда девушка оказалась у первых окраинных строений. В округе стоял душный смрад. Деревню окружали болота. Мокрая и грязная, изголодавшая и уставшая девушка брела средь каких-то закоулков. Что она намеревалась делать? Да если бы она сама это знала… Для начала не плохо было бы согреться, отмыться и поесть, да вот только откуда взяться такой роскоши? Денег у девушки не было, да и ничего другого, чем она могла бы расплатиться хоть за какой-то приют. Спустя относительное время скитаний, девушка уселась около какого-то деревянного забора, решив перевести дух. Она не чувствовала брезгливости в отношении грязи, скорее сама уже походила на грязевое изваяние. Вокруг царила тишина. Спали ли жители деревни? Или просто боялись лишний раз выглянуть из дому? «Что средь мертвых, что средь живых…одна тоска. Зачем вообще искать отличие между теми, кто уже не встанет, и тем, кто просто не хочет встать? До ужаса иронично… что скажут мне эти люди, назови я их трусами? Скорее всего не примут этой прямолинейной истины. А как ещё рассуждать? Безысходность приходит лишь тогда, когда ты мёртв. А если ты жив, зачем загонять себя в клетку? Неужто кто-то видит в этом безопасность? Наивное заблуждение… смерть возьмет то, что ей полагается.» Переведя дух, Халльбера вновь поднялась на ноги. В голову ей пришла мысль, вслед за которой последовало легкое приободрение. «И впрямь… зачем искать помощи у кого-то, если я могу сама её себе оказать?» - с такими размышлениями она двинулась вдоль улицы. На счастье, бродить ей пришлось не долго. Девушка быстро нашла то, что было ей нужно. Колодец – вот, что она искала. Общая деревенская вода, чистая, не как в лужах. За неё не нужно было платить, но ею можно было умыться. Так девушка и поступила. Опустила в колодец деревянное ведро, заранее к нему прикрепленное, а услышав всплеск воды, стала крутить ручку, поднимая его назад. Признаться… донышко у ведёрка было ветхим и вода через него порядком просачивалась. Однако Халльбере не нужно было куда-то эту воду нести. Она поставила ведёрко на землю и в первую очередь отмыла свое лицо и руки. Вода быстро стала грязной, и мыть в ней что-то ещё не было возможности. Пришлось вылить её в ближайшую канаву, по счастью, находившуюся всего в паре метров от самого колодца. Затем девушка повторила процедуру и набрала ещё воды. Она отмыла свои ноги ровно до стоп, которые оголенные стояли на мокрой земле, затем вновь избавилась от грязной воды. Стирать платье она не стала. Оно и без того было мокрым и грязным. «Пусть пока… мне бы найти приют» - отступившись от колодца, девушка побрела дальше. Внешний вид особо не заботил её, но она понимала, что замарашкам будут доверять куда меньше, ведь такие люди вызывают подозрения. Солнце постепенно поднималось, в деревне начало появляться движение. Пару раз где-то хрипло прогорланил петух. Халльбера шла в среднем темпе, теперь ей было некуда торопиться, да и не зачем. Она притормозила лишь когда приблизилась к недавно сгоревшей обители. Некогда старая деревянная церковь… теперь от неё осталось лишь основание, и оттого по-прежнему исходил дым. Все было серым и невзрачным. В округе был пустырь, лишь поодаль от него была небольшая россыпь домиков. Халльбера какое-то время постояла на месте, всматриваясь в серую дымку. Пожар потушили, но атмосфера, царившая здесь, никуда не делась. Казалось, из пепла могло что-то восстать, а затем броситься на свою добычу. Разумеется, так только казалось, однако, исходящий от развалин дым время от времени принимал очень странные формы. Воображение девушки начинало рисовать образы хтонических чудовищ, при жизни которых, она, разумеется, не видела. Откуда она знала, как они выглядят? Она не знала. Образы всплывали сами по себе, самые разные, от простых до сложных, заставляя Халльберу концентрировать своё внимание на парящей мгле. Она уселась на какой-то камень, решив дать одежде немного просохнуть. Нужно было решать, куда идти дальше. Какое-то время девушка ждала… может думала, что появится знак судьбы или воля случая даст ей направление, но ничего не происходило. «Ну вот, и что теперь? Куда мне идти? Что делать? Я совсем одна… они все ушли, умерли, кинули меня. Предатели…» Ответ нашёлся сам собой. Желудок начало жутко сводить, он требовал пищи. Решив, что дурного не будет, если она попросит у кого-нибудь кусок хлеба, Халльбера направилась к ближайшим домам. Ожидания себя не оправдали. Ни в первом, ни во втором, ни в третьем доме никто не открыл дверь.
- Проклятье! – выругалась девушка, пиная придорожный камень. Она пристально вглядывалась в окна домов. Судя по всему, хозяева были там. Почему же они не открывают? «Я знаю почему… страх дерёт им глотку, - думала Халльбера, - все люди такие… эгоисты. Хотя в чем понятие эгоизма? Нет… сейчас эгоизмом страдаю я. То, что они заботятся о своем благе – вполне разумно. Они не обязаны думать о ком-то ещё, тем более о таких, как я. Самолюбие… вот и вся суть человечности. Как будто кому-то есть дело до окружения. А кто считает иначе, тот слеп или глуп. А может и то и другое. Мы никого не обязаны понимать.» Предполагая, что картина не изменится и с четвертого раза, девушка подошла к очередному дому. Нет, она вовсе не хотела стучать в дверь, возможно, испытывала какое-то презрение к живущим в нём людям. Но голод мучил её…постепенно начинал сбивать с мыслей, а Халльбера не могла этого допустить. «Все, что у меня есть – это мой разум. Если я лишусь его, я умру.» И она вновь позволила себе постучать в дверь. Она постучала дважды и постучала настойчиво. Как в предыдущие разы, царила полная тишина. С томным взглядом полным равнодушия, Халльбера уже собралась уйти, как вдруг послышался щелчок и дверь позади слегка приоткрылась.
- Чего тебе нужно? – послышался раздраженный мужской голос. Говорил он практически шепотом, но девушка слышала предельно ясно. Она не ожидала, что ей откроют, потому растерялась при вопросе. Просто застыла на пороге, всматриваясь в небольшой дверной разъём. Отчего-то ей захотелось рассмотреть говорившего человека, но внутри дома царил мрак, и мужчина был едва виден.
- У вас не найдётся кусочка хлеба? – спросила она спокойно, как будто просто интересовалась наличием продукта, а не просила подачки.
- Попрошаек не кормим. Откуда ты взялась? Не видел тебя раньше … пришла поди с болот. Небось инфекцию за собой притащила. Пошла прочь!
- Извольте мистер… я с пустоши, - всё так же ровно ответила Халльбера, - позвольте вас заверить, я ничем не больна.
- Мистер? Это кто тебя научил так обращаться? Или ты росла среди знати? По внешнему виду не скажешь… выглядишь хуже моей умирающей сестры.
- Вам не нравится обращение «мистер»? – на лице девчонки взыграла злорадная улыбка, - а кто же вы? Пастух? Разводчик свиней? Земледелец? О нет, извольте…рука, коей вы придерживаете дверь, не видела работы на полях. Вы стало быть дровосек. Какой не выгодный род деятельности для такой-то местности…
- Пошла прочь! – буркнул мужчина и тут же поспешил захлопнуть дверь.
- Ну и ну… - протянула девушка, стоя у порога и над чем-то размышляя. Она услышала удаляющиеся шаги… мужчина скрылся в соседних комнатах. Более ловить здесь было нечего. Халльбера вернулась на дорогу и продолжила свои скитания. По мере того, как девушка обходила деревню, это место казалось ей все более ужасающим. Она уже не знала, где было бы сгинуть лучше: в пустоши, где никого нет, и ты просто осознаешь, что выход закрывается, или же в людном месте, где приходит отчетливое осознание – никто помогать не собирается. Наверное, Халльбера предпочла бы сгинуть в пустоши, отнюдь гроза минувшей ночи не погребла её. В груди проснулось лёгкое сожаление того, что она не ушла с серо-синим существом, ведь тогда ей не пришлось бы унижаться и что-то у кого-то просить. Время постепенно близилось к полудню. Ноги уже едва держали девушку, но она все равно переставляла их, делая всё новые и новые шаги. Она уже даже не останавливалась, боялась, что не сможет пойти дальше. В горле пересохло, но возвращаться к колодцу не хотелось. Искать спасения Халльбера тоже более не желала. Она бесцельно брела по улицам, дожидаясь момента, когда колени подкосятся, и она свалится в какую-нибудь лужу, где и проведёт остаток своего времени. Внимание девушки привлёк чей-то плач. Она осмотрелась, быстро вычислив источник звука. Он исходил из маленького дворика, мимо которого шла скиталица. Там, прислонившись к деревянной входной двери, стояла пожилая женщина. Правой рукой она держалась за грудь, а левой периодически прикрывала рот. Голову её покрывал черный платок, да и сами одеяния были старыми на вид и невзрачными. Она была худа и бледна. Щеки обвисали, сплошь и всюду были морщины. Текущие из глаз слезы то и дело скатывались к выпуклому подбородку, откуда падали подобно дождевым каплям. «Не моё это дело» - решила Халльбера, а сама направилась к незнакомой женщине. Она без препятствий пересекла пустой двор, его никто не охранял. Практически неслышно она приблизилась к старушке и встала напротив неё, так, что даже сквозь слезную пелену силуэт её можно было различить. Та продолжала плакать, словно ничего не изменилось. Девушка молча за этим наблюдала, словно чего-то ждала. Шли минуты, но ничего не происходило.
- Слёзы одна из самых бесполезных вещей на земле, - сказала Халльбера позже, решив всё-таки привлечь к себе внимание. Старушка уже давно заметила её, но всхлипывания мешали ей говорить. Девушка продолжала молча наблюдать, выжидая, пока приступ закончится. Ни один человек не может плакать вечно. И впрямь… уже через пару минут плачь старушки стал более тихим. Она утёрла глаза каким-то старым платком, и подняла голову.
- Слезы помогают выплеснуть эмоции. Держать всё в себе порой не выносимо.
- А зачем же в себе что-то держать? Ничего не воспринимайте, и выплескивать будет нечего.
- Да как же так? Ведь мы живые существа… мы всё чувствуем, - старушка продолжала всхлипывать.
- И что вы чувствуете? – удивилась Халльбера.
- Боль, дитя моё, жуткую боль.
- Вы больны? Или чем-то ранены?
- Нет дитятко, я не больна… да ведь и вовсе не о физической боли. Уж лучше бы я была ранена, поверь. Такую боль сносить куда проще, чем ту, что поедает нас изнутри.
- От чего так происходит?
- От жизни… она ужасно несправедлива по отношению ко всем нам, - старушка высморкалась в платок, - и ты такая вся мокрая и грязная… чего же бродишь так? Сейчас такая эпидемия! Подхватишь грипп и понять не успеешь. Вон…моя внучка уже на последнем воздыхании держится, огнём вся горит и стонет. Мать то её две недели, как в мир предков отошла…А я одна с нею осталась. Не могу смотреть на детские мучения. Я стара, уже свой срок отжила, и больно ведь, больно наблюдать, как уходят молодые.
- Одни уходят, другие приходят, - смиренно заметила девушка. Старушка удивлённо на неё посмотрела, боясь, что не понимает смысла этих слов. На них она ничего и не ответила.
- Ты вся бледна, дитя моё… что с тобою случилось? – спросила она заботливо, заметив, что Халльбера стоит босиком.
- Я попала под ливень, тётя.
- Какое несчастье! – воскликнула та, - Зайди ко мне в дом, обогрейся. Совсем озябла и поди изголодала…
- Мне тепло и я сыта, - холодно, но с какой-то потаённой жалостью солгала девушка. Она пристально смотрела на старушку, что говорила с ней столь вежливо и дивилась тому, что та её до сих пор не погнала.
- Ах, не шути! Входи скорее! – та вновь утёрла нос и приоткрыла входную дверь. Халльбера не раздумывая шагнула за порог, тут же осмотревшись и давая оценку старому домишке. Впереди был ровный коридор темный и ничем не заставленный. По правую сторону находилось две комнаты: одна совсем маленькая, в ней стояла лишь печь, дверь во вторую же была закрыта. По левую сторону была небольшая кухня, ассортимент которой заканчивался на единственном шкафу, старом столе и парочке стульях. Пахло древесиной и какой-то неприятной смесью. На печи что-то кипятили.
- Заходи в комнату, садись… сейчас сыщу тебе чего-нибудь. Снимай своё мокрое платье.
Халльбера прошла на кухню с лёгкой осторожностью. Приятно было вновь ощутить тепло. Пусть на улице и было лето… а девушка порядком замерзла. Она скинула с себя платье, как ей велела старуха. Невольно заметила, что похудела, на ногах появились новые синяки. Избавившись от мокрой тряпки, девушка почувствовала себя комфортней. Вскоре старушка принесла какую-то шаль и Халльбера в неё закуталась. Она села на стул, чувствуя, что уже валится с ног. К счастью в неприметном доме оказался хлеб. Черствый на первый взгляд, но голодному человеку всё ни по чём. Несмотря на свой голод, девушка не глотала всё, что ей давали. Она ела размеренно, чуть ли не крошками, лишь постепенно насыщая себя. Затем выпила немного воды и почувствовала, что трезвость сознания наконец возвращается.
- Можно мне переночевать у вас, тетя? – поинтересовалась она, зная, что ей сегодня будет трудно найти иной ночлег. Старушка тут же согласилась, ничего не упоминая про цену. Видимо…она воспринимала Халльберу, как собственное дитя. Девушке это было чуждо, но она старалась держаться уважительно со старой дамой. Немного позже старушка вскипятила воду, и Халльбера наконец отмылась от всей оставшейся грязи. Она помыла свои покоцаные волосы, постирала своё платье, позже почувствовала, что её клонит в сон. Старушка тем временем скрылась во второй комнатушке и долго пробыла там. Халльбера туда не заглядывала, но предполагала, что знает, кто там находится. Периодически из комнаты слышался кашель, ещё реже беспокойное бормотание. «Наверное…там её больная внучка» - думала она, но выяснять этого не хотела. Это было не её дело…
Устроившись в дальнем уголке неподалеку от печки, девушка погрузилась в сон. Снилось ей что-то беспокойное, и к вечеру она проснулась. «Дурные сны вестники? Или всё это лишь предрассудки? Неужто я так утомилась, что сознание моё рисует страшные образы везде и всюду?» Старушка всё ещё прибывала со своей больной внучкой, потому Халльбера решила не мешаться и вернулась к расположению сна. Ночью ей не приснилось ничего.