А какой? Новый! Вот он уже. Мы с Геной затарились соответственно: он купил ящик водки, я ограничился коньком. Правда, настоящим, марочным. Пять литров в розлив достал у цыган. Женщины наши решили, что на четверых и одной бутылки шампанского уже за глаза. Мол, хватит, голубчики.
Я попытался свою немного остепенить:
—Иногда же можно, Оля…
—У вас каждый день «иногда», — отрезала жёстко. — Хоть на праздник жизнь не испортите!
Но, зная меня, всё же решила подстраховаться:
—К гадалке свожу вас обоих. Пусть закодирует!
Генкина умница с этим вмиг согласилась:
—Лет чтобы на пять. Нет, на десять!
Ольга смотрела на дело кардинальней:
—Чего мелочиться? По гробовую доску обоих! Спасибо ещё скажут.
На следующий день мы предстали пред светлые очи прорицательницы. Солидная была тётка, не бабка с лавочки у подъезда. Сапожки модные, чёрное платье с бахромой. Очки, как у библиотекарши, а нос с кулак Майка Тайсона. На такой только взглянешь — сразу тянет покорно мяукнуть.
И грамоты по стенам, вместо обоев. Сколько же бедолаг она отправила в нокаут…
—Присаживайтесь, молодые люди.
Это она о нас, пенсионерах почти. Деликатничает!
—Что за беда?
—Да вот, — начал я, собираясь пожаловаться на нелёгкую семейную долю.
Досказать мне не дали.
—Понятно, — отрезала специалистка.
—Вы уж построже с ними…, — ласково попросила моя.
—Можно даже подзатыльник, если понадобится, — подсказала сердобольная подружка.
Но гадалка их попросила удалиться.
—Так надёжнее будет, — пояснила она.
Мы тут совсем пали духом. Хорошим не пахло.
—Пьёте, значит, касатики, — спросила старушка.
По-матерински, по-доброму. Почти без издёвки.
—Ну, как…
—Не оправдывайтесь. Скажите-ка лучше — пять лет для вас хватит?
—Нам и недели много, — промямлил Гена.
Дама оказалась ответственной:
—Мне заплатили за пять. Закодирую, как положено!
—Мы доплатим!
—Никто не узнает! — добавил я с жаром.
Тётушка:
—Ой ли…
—Ей-богу!
—А если сорвётесь?
Для убедительности Гена подковырнул большим пальцем зуб и рванул на себе рубаху. Пара пуговиц отстрельнулась с ниток и врезалась в одну из почётных грамот, продырявив её насквозь. На волосатой груди открылась наколка: СТАРШИМ ВРАТЬ ЗАПАДЛО!
—Ладно, — смягчилась колдунья. — А сколько доплатите?
Снял с пальца огромный перстень. Повертела в руке, посмотрела на свет. Зачем-то понюхала.
—Золото! — заверил я с гордостью. — Девятьсот девяносто девятая проба. Там штамп внутри выбит.
Это я с коньяком французским урвал. За бесценок. Продавец дал гарантию: «Цыган не обманет»!
Ударили по рукам.
—Вы только бумажку какую-нибудь черкните, — попросили волшебницу. А то не поверят ведь.
Сказано — сделано. Ещё подарила на прощанье по иконке Божьей матери. На каждой написано: «Неупиваемая чаша».
С подковыркой иконочки. Всё равно, дескать, глотки без дна.
За новогодним столом пили только «Шампанское».
Женщины.
Нам же нельзя. Мы — только воду из-под крана. Специально сходил на кухню, в вазу с цветами налил. Прямо из неё и разливали по рюмкам под радостный смех наших наставниц. Вот до чего, мол, исправились мужики!
И цветы им понравились.
Моя только иногда щёлкала глазками с подозрением:
—Как-то закусываете вы очень естественно.
Я:
—По привычке. От закуски же мы не кодировались.
С утра пили чай с лимоном. Мы с Геной — коричневый, как коньяк, дамы — зелёный.
—Ох, как болит голова…, — стонали обе.
Всё «Шампанское»…
А мы — ничего. После второй чашки чая стали вообще, как огурчики. А после третьей проснулись в палате. Под капельницами.
—Как же вы так? — метались наши.
А что им сказать? Чай, видно, цыганский попался пробы не той. Да и гадалка могла помянуть за это ж недобрым словом.
Не даром бесился всю ночь в телевизоре красный петух. Пропел-таки старые песни о главном…