Неправильные слёзы

Ольга Романеева
Нина застыла перед огромной витриной магазина, торгующего дисками. Пёстрая мозаика, выложенная из ярких обложек, блестела на весеннем солнце и вызывала желание немедленно войти и сделать покупку. Нина поставила ногу на нижнюю ступеньку, но, заметив в отражении стекла недовольное лицо сестры, подхватила стоявшие у ног пакеты и поспешила к припаркованной на обочине машине.

– Дались тебе эти слёзодавилки, – ворчала Валентина, укладывая покупки в багажник. – Поражаюсь я тебе! Не, ну правда – ты и все эти мелодрамы, вообще в голове не укладывается. Слушай, а ты их точно сама смотришь? – подозрительно взглянув на мелькавший затылок сестры, которая уже сидела на заднем сиденье и чем-то увлечённо шуршала, Валентина укоризненно покачала головой, захлопнула багажник и села за руль.

– Соседке таскаю, – весело отозвалась Нина, с силой заталкивая подальше в сумку торчащий краешек коробки с диском, приобретённый украдкой от сестры. – Делать мне больше нечего. Лучше скажи, что ты решила? Неужели поедешь?
– Поеду, – подтвердила Валя, – вот тебя отвезу и поеду.
– Может, с мужем вначале переговоришь?
– А что это даст? Вот урод! – неожиданно прокричала Валя, вцепившись в руль и сбавляя скорость перед резко затормозившей машиной. – А вдруг он выберет не меня, а её, и что тогда делать? И почему я должна соглашаться на развод, меня всё устраивает. Ладно, если бы мы постоянно ругались, так ведь нету у нас такого. Наоборот, ржём, как кони, целыми днями, иногда даже щёки от смеха болеть начинают. И быть такого не может, чтобы я ему надоела, мы женаты всего ничего.

Поправив зеркальце на лобовом стекле, Валя мрачно в него уставилась:
– Не понимаю я, чего ему не хватает? Что он нашёл в ней такого, чего нет у меня?
–Ну, дорогая, на этот вопрос никто ещё не нашёл ответа, а знаешь, сколько желающих было узнать!
Валя обернулась и почти прокричала в лицо сестры:
– А я найду!
Машину повело в сторону и Нина вцепилась в спинку переднего сиденья:
– За дорогой следи!
– У него сейчас футбол, а после наверняка к ней рванёт, – продолжала накручивать себя Валя, явно уже просматривая в голове картины с изменой супруга. – Я в подъезде подожду и посмотрю, в какую он квартиру войдёт, а потом, как только уйдёт, найду предлог, чтобы зайти. Да и не обязательно входить, мне лишь бы она дверь открыла, лишь бы одним глазком на неё посмотреть!
– Да зачем тебе это надо, нервы лучше побереги, не вечные.
– Тебе легко говорить, у тебя брак долгий был и счастливый. А я у Бори четвёртая. Четвёртая, понимаешь ты это? Меня так все и называют – четвёртой женой, словно ждут пятую. А я хочу быть последней!

Неожиданно Валентина всхлипнула и зашмыгала носом. Кинув взгляд на пустое пассажирское сиденье, она уставилась на дорогу и, хлюпая носом, словно маленькая девочка, попросила у сестры:
– Там в боковом кармашке платочек лежит, достань!
Передав сестре платочек, Нина покачала головой:
– Зря ты это задумала. Поговори лучше с мужем, выясни всё, может, ты ошибаешься? Хочешь, я с ним поговорю?

Валя в ответ лишь фыркнула и, остановив машину у дома, угрюмо уставилась в окно, давая понять, что разговор окончен и своего решения она менять не будет.
Неодобрительно покачав головой, Нина выбралась из салона и, подхватив тяжёлые сумки, зашла в подъезд. В квартире, сменив тесные туфли на мягкие тапочки, она сразу же прошла на кухню и занялась продуктами, аккуратно раскладывая их по местам. Когда на столе не осталось ничего, кроме двух коробок с дисками, она бережно взяла их и направилась в зал, на ходу просматривая аннотации. Убрав один диск на полочку, с трудом втиснув его в тесный ряд, другой она оставила на диване и вернулась на кухню, спеша приготовить обед.

Дочь Даша пришла как раз в тот момент, когда суп был почти готов, а котлеты уже лежали на большой тарелке, украшенные веточками свежей петрушки. Восхитительные ароматы носились по квартире, но вскоре им становилось тесно, и они вылетали в открытую форточку. Глубоко втягивая воздух носами, и задирая головы вверх, прохожие с интересом рассматривали окна, гадая, откуда идут такие аппетитные запахи.

Даша кивнула матери и, придерживая Мишутку, сидевшего в сумке-кенгуру, быстро прошла в свою бывшую комнату. Сидевшие на полочке мягкие игрушки терпеливо ждали свою хозяйку и не позволяли забыть о детстве. Достав из сумки небольшого рыжего медвежонка, Даша усадила его рядом с друзьями и щёлкнула по носу синего зайца. Тот чудом не упал, когда радостно наклонил голову вперёд. Мишутка довольно загукал.

– Ты надолго? – заглянула в комнату Нина. – Обедать будешь?
– Нет, я Мишку только покормить. Если уснёт, кофейку выпью.
– Что врач сказал?
– Да что он может сказать! – раздражённо махнула рукой Даша, устраиваясь с сыном в кресле. – Живот мягкий, ребёнок довольный. Значит, молоко хорошо усваивается.
– Тогда чем ты недовольна? – удивлённо спросила Нина.
Даша вздохнула и закатила глаза:
– Мама, ребёнок не какал уже шесть дней. Шесть! А врач даже анализов никаких не взял, живот помял и решил, что всё в порядке. А если что серьёзное, а если он болен?
– Доча, не накручивай себя. Врач в этом лучше разбирается, чем мы. И если он сказал, что всё нормально, значит, так оно и есть. И раз уж мне его Ритка посоветовала, значит, он хороший специалист. Ну не зря же она мед заканчивала, знает, что к чему.
– Мама, тебе его совсем не жалко, да? – бросив мрачный взгляд, поинтересовалась Даша. – Как можно быть такой равнодушной, когда твой внук болен.
– Да чем же он болен? Ты что выдумываешь?– уставилась на дочь Нина, замерев в дверях. – Ты же ничего, кроме груди, и не даёшь ему. Был бы он на искусственном вскармливании, тогда да, но ведь он ничего не ест, кроме твоего молока. Что ты такое говоришь, дочь?

Даша, еле сдерживая слёзы, слегка покачивала Мишутку. Поправив упавшую на лоб жиденькую прядку волос, она неожиданно зло посмотрела на мать и с упрёком повторила, глядя прямо в глаза:
– Даже пожалеть не умеешь!
– Да зачем же мне вас жалеть-то? – Нина тяжко вздохнула. – Что же, вы ничего, кроме жалости, не заслуживаете? А как же любовь? Мне кажется, любовь намного лучше, чем жалость. А вас всех я люблю, даже не сомневайся.
Даша оставила слова матери без внимания. Прижимая сынишку к груди, она грустно гладила его пухлые щёки, размазывая упавшие слёзы.
– Ну, хорошо, если не доверяешь этому врачу, давай я вечером позвоню Рите и она посоветует другого. Только мне уже неудобно ей надоедать. Ну и паникёрша ты у меня! Бросай придумывать всякие ужасы, корми ребёнка и пошли пить кофе, я чайник пока вскипячу. – Нина нежно посмотрела на дочь и поспешила на кухню.

Не успела она расставить на столе приборы, как требовательный и настойчивый звонок оповестил о приходе гостей. Нина распахнула дверь и сразу же отпрянула от густого запаха мочи и лекарств. Прямо напротив неё, на холодных квадратах плитки, сидел, привалившись спиной к стене, мужик. Он так низко опустил голову, что не видно было лица. Волосы скрывала чёрная сальная вязаная шапка, а тело старая, заляпанная грязью и разодранная на плече олимпийка. Такие давно уже никто не носил. На светлых вставках рукава виднелись бурые пятна, о происхождении которых не хотелось даже думать, а на серых штанинах хорошо были заметны засохшие подтёки и налипшая паутина. И даже когда он поднял голову и медленно посмотрел на Нину, даже тогда не признала она в нём своего сына. Усмехнувшись, он попытался встать, уперев руки в заляпанный подошвами пол. Под задранной брючиной мелькнули жуткие раны и Нина, схватившись за горло, прислонилась к дверному косяку. Ромка, немного постояв на шатающихся ногах, вскоре сполз по стеночке вниз и грустно улыбнулся матери:
– Привет!

Слишком много времени прошло с тех пор, как она видела эту, такую родную улыбку. Нина не сводила взгляда с бледного худого лица, на котором из той картинки, что она так трепетно хранила в памяти, сохранились лишь только глаза. По-прежнему немного смешливые и печальные одновременно. И улыбка, которая не раз  выручала его и частенько позволяла избежать наказания за свои детские шалости.

– А я вот решил зайти. – Голос совсем не изменился и Нина, всего лишь моргнув, неожиданно вновь увидела перед собой прежнего Ромку. Она сделала шаг вперёд, но её остановил и заставил отпрянуть мгновенно ставший жёстким и чужим взгляд серых глаз. Немного подумав, она всё же вышла на площадку и осторожно прикрыла за собой дверь:
– Как у тебя дела?
– Грустно у меня дела, – Ромка усмехнулся и принялся усердно чесать шею. – Сегодня чуток получше, вот, решил дойти до тебя. Кто его знает, будет ли ещё такая возможность.
– Почему ты не пришёл в больницу? Я договорилась, тебя ждали.
– Мам, да ладно тебе, какая больница, ты сама веришь во всё это? Я не их пациент, зачем я им? Прожить остаток дней в четырёх стенах? Мамуль, ты же прекрасно знаешь, что это не по мне. И какая разница, где умирать, в больнице или на улице? Да нормально всё у меня, ты не думай.

Увидев взгляд матери, быстро добавил:
– Ну, относительно нормально. Натка заботится обо мне, как может. Так что всё океюшки у меня, не дрейфь!
– Может, тебе что нужно? – Нина мельком взглянула на ногу сына, – лекарства там какие-нибудь?
– Да какие лекарства, мать, ты о чём? Ведь прекрасно знаешь, всё равно продам. Ну, не я, так Натаха на опохмел. Да, и когда она придёт, ты уж её не обижай, а то я ей обещал. Только денег ей сразу не давай, сначала убедись, что я того. А то мало ли. Я ей сказал, что деньги получит только в обмен на мой труп. Так что проверь вначале. Она, когда выпить хочет, что только не придумает, лишь бы денег добыть. А так пусть хоть помянет меня, как сможет. Других способов она и не знает.

Нина молчала и не сводила взгляда с его рук, с остервенением расчёсывавших ранки между пальцами. Ромка словно и не замечал, что делает, а сидел, прикрыв глаза.
– Дашка с Мишуткой в гости пришла, – тихо произнесла она.
– Мальчика, значит, родила? – расплылся в беззубой улыбке Ромка. – Как они там?
– Да нормально. Позвать?
– Нет, ты что, не надо, – он сразу встрепенулся и чуть было не упал. – Она же обниматься начнёт и соплями меня всего перемажет. Глупая, у неё ребёнок уже, а она совсем не думает о нём. У меня медкомиссия, между прочим, не пройдена, – попытался он пошутить, но, увидев, что мать помрачнела, вдруг разом сник и поёжился. – Не надо, мам. Она ведь рыдать будет, что, я её не знаю, что ли. Я ведь поэтому и не заходил к ней все эти месяцы. Она как уставится своими глазищами, сил нет терпеть. Я, ведь, не каменный. Она всё болтает, а я закрою глаза и чувство такое мерзкое накатывает, будто помер уже, в гробу лежу, а она склонилась надо мной и плачет, плачет. А я и сказать ей ничего не могу, приободрить мне её нечем. Да и что тут скажешь. Не могу я её видеть, и меня чтобы таким видела, не хочу. Незачем ей меня видеть.

Ромка замолчал, зажмурил глаза, а затем быстро опустил голову. Нина не знала, что сказать, но и слушать тяжёлое дыхание тишины, что начало окутывать её, была не в силах:
– Она обидится, не поймёт.
– Да пусть лучше так. Потом поймёт, когда вырастит. Глупая она ещё, хоть и старше меня, а всё равно глупая. – На губах заиграла улыбка и медленно поползла к ушам, моментально делая худое и бледное лицо моложе. – И ты это, не говори ей, что я скоро умру. И вообще, лучше не говори, что приходил. Расстроится. Она ведь ещё надеется меня перевоспитать, думает, что всё образуется. Пусть помечтает, не надо её разочаровывать, не сейчас. Может, я ещё и протяну пару месяцев.  – Опираясь на стену, он медленно поднялся и его слегка качнуло в сторону. Остановив жестом руки шагнувшую было к нему мать, он громко выдохнул:

– Пойду я, пока силы есть. Там Натаха ждёт за углом, дойдём потихоньку. – Нажав локтем на кнопку вызова лифта, Ромка зашёл в практически сразу раскрывшиеся двери и грустно улыбнулся:
– Нормалёк всё! – взмахнул рукой и лифт шумно заработал, заставляя сердце Нины колотиться так, словно оно падало в бездонную шахту.
Она, наверное, так и стояла бы, разглядывая облезлые двери лифта, если бы из глубины квартиры не услышала голос дочери. Испуганно покрутила головой по сторонам, но бездушные стены молчали.

На кухне Даша ловко намазывала масло на ломтик батона:
– Мишка, пока ел, уснул. Но проснуться может в любую минуту. Кто приходил?
– Да соседка. – Нина присела на краешек табуретки, отрешённо наблюдая за дочерью.
– А чего смурная такая? Случилось что?
– Да нет, что могло случиться, устала просто.
Щедро посыпав бутерброд сахаром, Даша откусила от него и подошла к окну, разглядывая неторопливых прохожих. Почти сразу довольная улыбка сменилась на недоверчиво-удивлённую, и Дашка, отбросив бутерброд на стол, распахнула створку. Быстро глотая непрожёванный кусок, она закричала:
– Ромка! – Замерев у открытого окна, долго смотрела вниз, и лицо её постепенно принимало недоумённое выражение. Тогда, высунув голову подальше, она закричала теперь уже что есть мочи:
– Ромка, ты куда? Подожди!

Нина молча сидела и смотрела, как дочь заметалась по квартире:
– Мама, там Ромка внизу! Его надо привести домой. Присмотри за Мишкой, я догоню его, он не мог далеко уйти!
Наконец, Нина решилась и, схватив дочь за руку, встала в дверях:
– Не надо, не ходи.
Дашка смотрела на мать, хлопая ресницами:
– Как это? Мама, я успею его догнать! – Неожиданно тень пробежала по лицу, глаза округлились, и она уставилась на мать. – Это он приходил, да? Говори же, это был он? Почему ты мне ничего не сказала, почему не впустила его в квартиру?
– Даша, успокойся, ты разбудишь сына, – обречённо проговорила Нина, с грустью рассматривая раскрасневшееся лицо дочери.
– Тебе что, его совсем не жаль? Он ведь пропадёт без нас, ему помочь надо.
– Даже если он не хочет, чтобы его спасали?
– Как он может не хотеть этого, о чём ты вообще говоришь? Он ведь мальчишка ещё, у него вся жизнь впереди, а ты уже крест на нём поставила? Его срочно спасать надо, а ты его даже в квартиру пустить боишься, - зло усмехнулась она, рукавом вытирая выступившие слёзы. – Мама, ты что, стесняешься своего сына? Он просто запутался, ему нужно помочь, подсказать.
– Да не нужна ему наша помощь, пойми! Ты что, забыла, какой он в детстве был? Всё сам, да сам. Вот сам и выбрал, по какой дороге ему идти. И советы ему наши тоже не нужны, он прекрасно знал, к чему всё это приведёт, и его это не остановило. Яркие эмоции ему, видишь ли, подавай. Он хотел взять от жизни всё и слишком торопился жить, хотел всё успеть. И поверь, того, что он испытал, на десять жизней хватит.
– Какая же ты жестокая, мама! – Даша, не в силах больше слушать мать, рыдая, выскочила из кухни.
 
Нина долго сидела, не двигаясь, у окна, пока не услышала короткий детский плач, а вскоре и хлопок входной двери. Только тогда она словно очнулась, медленно поднялась с табуретки и прошла в зал. Повертев в руках коробочку, она, наконец, вытащила диск и вставила в дисковод.

Почти тот час в коридоре зазвучала весёлая мелодия и Нина, немного подумав, всё же пошла на звук и, достав из сумочки телефон, ответила на звонок с незнакомого номера. Недовольный писклявый голос сообщил, что Валентина в данный момент находится в больнице после аварии. Не дождавшись никакой реакции на своё сообщение, женщина фыркнула и добавила, что всё обошлось, пострадавшую уже прооперировали, и сбросила звонок. Некоторое время Нина так и простояла, прижимая молчащий телефон к уху, а потом, быстро собравшись, выскочила из квартиры.

Валька лежала на кровати, одна среди аккуратно заправленных коек, бледная и несчастная. Одеяло, закрывавшее её до самого подбородка, мешало Нине понять, насколько сильно та пострадала. Сама же виновница аварии уверяла, что с ней всё будет нормально. Невооружённым взглядом было заметно, что она страдает, поэтому тем более странно было слышать, как она пытается успокоить сестру:

– Да ничего со мной не случилось. Да точно, точно! Блин, как же мне всё это надоело! Говорю же тебе, на руке порез небольшой, но пришлось зашить. Ну и ушибов полно, всё тело ломит, но переломов нет. Сотрясение небольшое, таблетками какими-то накормили и уколов наставили, голова болит, но уже не так сильно. Всё хорошо у меня.

Неожиданно, в противовес своим же словам, она тихо расплакалась. Нина хотела сесть на кровать, но, испугавшись, что причинит боль своими действиями, отскочила от сестры и завертела головой, оглядывая палату. Не обнаружив нигде стула, она всё же осторожно присела на самый край и погладила Валю по голове, приглаживая растрёпанные белокурые пряди. Но та вдруг взвыла ещё громче.

– Не плачь, всё будет хорошо, ты же сама сказала. Всё заживёт, ты даже и не заметишь, не стоит из-за этого плакать!
– Да я не поэтому плачу.
– И из-за машины переживать так не стоит! Подумаешь, железяка!
– Ты не понимаешь! – уже захлёбываясь слезами, с ненавистью бросила Валя. – Он разведётся со мной, уйдёт к ней. Нет, нет, – увидев, что Нина не верит, заговорила быстро, забыв про слёзы, – я знаю, что говорю. Я ничего не выдумываю. Видела я его пассию. Красивая, стерва! На последнем месяце уже. Идёт так гордо, живот впереди себя на километр выставила. Из подъезда вышли, и он в машину её усадил, за локоток бережно поддерживая. Обо мне никогда так не заботился, как о ней. А она ещё так посмотрела, так улыбнулась, ты бы их видела. Сели в машину и укатили. А я как дура там стояла за деревом, не знала, куда бежать и что делать, чуть про машину не забыла, что на ней приехала. Очнулась на лавке у соседнего дома, хорошо, хоть, недалеко ушла. Что мне делать? – Валя смотрела испуганно и вместе с тем с надеждой. – Он ведь разведётся со мной. А я-то думаю, чего это он к ней зачастил, а она беременна.

– Поговори с Борей, – твёрдо заявила Нина, – пусть всё сам объяснит.
– Ага, а если я всё испорчу? Ведь не ушёл он к ней до сих пор, значит, держит его у меня что-то. Может, не разведётся, – жалобно проскулила Валя, кусая краешек одеяла,  – как ты думаешь?
– Я тебе своё мнение высказала. Зачем гадать? Поговори и всё выяснишь. А теперь давай, говори, что тебе привезти, и я пойду, а то не обедала даже сегодня с вами. – Достав из кармана платочек, она хотела вытереть сестре слёзы, но та высунула из-под одеяла забинтованную руку и выхватила его у сестры:
– Там, в ящике, листочек лежит, я медсестре надиктовала, сама не могу пока писать. Ключи там же лежат. До Борьки медсестра не смогла дозвониться, да и не надо. И не торопись, я вздремну пока, вечером приходи, тебя пропустят, я узнавала. Просто скажи, что вещи привезла.


Дверной звонок выманил Нину из комнаты. Пробегая мимо зеркала, она замедлила шаг, мельком взглянула на своё отражение и, поспешно промакнув глаза уголком манжеты, распахнула дверь.

Мрачная Дашка, не глядя на мать, сразу же прошла в свою бывшую комнату:
– Я игрушку забыла, а Мишук без неё капризничать будет, – раздражённо буркнула она, поднимая лежавшего за диваном медвежонка. – Как там тётя Валя?
– Нормально, недельку поваляется в больнице и будет как новенькая.
Внимательно посмотрев на мать, Даша неожиданно замерла:
– Мама, ты плакала? Что случилось? Ты меня обманываешь, с тётей Валей что-то серьёзное, да?
– Да с чего ты взяла?
– С чего я взяла? Да с того, что я ни разу не видела, чтобы ты плакала! Даже когда отец умер, ты и то не одной слезинки не пролила. Я думала, ты умом двинулась, сидела целыми днями на табуретке на кухне, ничего не говорила, а только лишь раскачивалась взад-вперёд. Мама, что случилось? – Неожиданно она глотнула воздух, глаза широко распахнулись, лицо вначале стало красным, затем зелёным с белыми крапинками, а после все краски разом схлынули, и Дашка ухватилась за стену. – С Ромкой что-то случилось?

Увидев, что дочь вот-вот лишится чувств, Нина бросилась к ней и успела подхватить. Усадив на диван, она быстро-быстро заговорила, торопясь успокоить:
– Да ни с кем ничего не случилось. Ну что ты ужасы всякие придумываешь, молоко ещё уйдёт, Мишутка голодный будет. Всё нормально. Я просто фильм грустный смотрела, не удержалась вот, разревелась. Тебе надо обязательно его посмотреть, не пожалеешь! Герои прямо за душу берут и наизнанку её выворачивают.
– Ты плакала, потому что тебе стало жаль выдуманных героев? – уточнила Даша.
– Да, – Нина чувствовала себя неловко, словно её застали за постыдным занятием, – и не вижу в этом ничего плохого, – пытаясь оправдаться, заявила она. – Просто иногда, когда нет настроения, ставлю какую-нибудь мелодраму, и смотрю в одиночестве. А поплачу, мне и легче становиться.

Нина взъерошила непослушные кудряшки дочери и улыбнулась ей:
– Ну, вот, раскрыла тебе свой секрет. А то ты и вправду, наверное, решила, что я не умею плакать. Поверь, дочь, любому человеку иногда хочется взять и выплеснуть из себя все проблемы, а через слёзы они быстрее уходят. Не понимаю, чего ты так удивлена, сама же рыдаешь по любому поводу!
– Мама, тебе жаль придуманных персонажей, которых не существует? Ты плачешь, наблюдая за их страданиями, но не можешь выдавить из себя ни одной слезинки, когда страдают твои дети? – Даша возмущённо уставилась на мать, которая явно ничего не понимала. Затем неожиданно резко вскочила и встала посреди комнаты. – Ты не плакала, когда умер папа, когда я лежала в больнице и целые сутки не могла родить, когда начались проблемы с Ромкой. Я думала, что ты вообще не способна на такое! И вдруг, оказывается, ты рыдаешь, наблюдая за нереальными, выдуманными героями. Мама, ведь это всё не на самом деле, это выдумка!
– Но я знаю об этом, – удивлённо наблюдая за Дашей, тихо произнесла Нина,  – в том-то и дело, что я знаю это.
– Знаешь, что всё это выдумка, и тебе всё равно всех их жалко? – не могла успокоиться Даша. – А нас тебе, значит, не жалко? Меня, Ромку, тётю Валю?
– Зачем вам нужна моя жалость? Ведь у вас есть нечто, гораздо более ценное, чем жалость – моя любовь. Дашка, как же я вас буду жалеть, если вы все такие замечательные, если вы добиваетесь всего, чего хотите, вы не жалкие, я вас всех люблю, ценю и уважаю. А слёзы мои и жалость пусть достанутся тем, вымышленным, они им не помешают.
– Это ужасно, как это всё ужасно! – прижав к груди игрушку, Даша выскочила из комнаты. Нина поспешила за ней:
– Я не понимаю, что в этом такого ужасного?

Не отвечая, глядя себе под ноги, Даша обулась и выбежала из квартиры. Дверь, прикрытая не до конца, жалобно заскрипела и медленно распахнулась.
– Что в этом плохого? – прошептала Нина и толкнула дверь. Щёлкнул замок и наступила тишина.

Нина прошла в зал, где всё ещё работал телевизор, и рухнула на диван, закрыв ладонями лицо. В голове гудело, в уши врывался плач героини, узнавшей о смерти брата, и весёлая песня. Бросив равнодушный взгляд на телефон, Нина сидела, надеясь, что он замолкнет, затем нехотя встала и побрела к столу. Но едва лишь она взглянула на экран, вся апатия мигом исчезла, и она поспешно ответила на вызов:
– Да, Боря, что случилось?
– Привет, Нинок! Слушай, я сейчас в больнице, Валя ждёт тебя, сказала, что ты будешь скоро.
– Да, Боря, я уже выхожу, через десять минут буду, – схватив сумку и забросив на плечо, Нина пыталась натянуть туфлю на отёкшую ногу. Отбросив неудобную обувь в сторону, она достала старенькие лодочки.
– Хорошо, тогда я дождусь тебя. Мне надо с тобой поговорить, – заявил Борис и сбросил вызов.

Преодолев расстояние до больницы за довольно короткое время, она поднялась на третий этаж, и направилась было по пустому длинному коридору к палате сестры, но заметила на диванчике в холле Бориса с журналом в руке. Завидев её, он сразу вскочил и отбросил журнал в сторону:

– Идём сюда, – ухватив за рукав, он увлёк её за собой к холодильнику, стоявшему у высокого окна. Подоконник был сплошь заставлен фиолетовыми горшками с необыкновенно красивой геранью, огромные цветки которой поражали воображение. Забыв, где она и зачем сюда пришла, Нина потянулась было к особенно пышному кустику, желая отломать веточку, но Борис неожиданно встал между ней и цветком. Стыдясь возникшему порыву, она всё же сделала шаг чуть в сторону, и украдкой смотрела на диковинку.

– Слушай, я чё хотел сказать, – переминаясь с ноги на ногу, начал Борис. – Вернее, не сказать, а попросить. Не могла бы ты помочь с хорошим акушером. Не, ну а чё, – заметив, как вытянулось её лицо, спешно продолжил он, – я же в курсе, что у тебя одноклассница имеется со связями.
– А тебе зачем?
– Да для знакомой одной, не для себя же. – От одной этой мысли Борис загоготал, но, вспомнив, где находится, перешёл на шёпот. – Была у меня одна, по малолетству встречались, да не срослось. Она замужем уже давно, детей у них двое, а сейчас вон третьего ждут. Только напугали её в поликлинике, что-то им там не понравилось, часть ребёнка, говорят, отстаёт в развитии. Голова и туловище вроде как нормальные, а руки и ноги намного меньше, чем положено. Ну, она сразу в слёзы, да мне звонить. Помоги, а?
– А с чего это она тебя попросила? – недоверчиво уставилась на него Нина, – больше некого? А муж где?
– Да в командировке её мужик, на роды даже не приедет. – Оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, Боря зашептал ей прямо в ухо:
– Ладно, так и быть, скажу тебе. Видишь ли, какое дело, старшенький её пацан – это мой сын. Только Вальке ничего не говори. Она меня из-за трёх жён запилила, а тут вроде и не жена, а с ребёнком. Ну как я ей всё объясню?
– Боря, я не знаю, как, но поговорить надо. – Нина внимательно посмотрела на Бориса и уверенно повторила:
– Поговори с женой!

Борис вздохнул и произнёс, рассматривая холодильник:
– Ну как ты не поймёшь, не могу я Вальке такое сказать. Всё одно, не поверит. Она же ревнивая, а то ты не знаешь. Да она как услышит про сына, то такого себе напридумывает, что фантастов без работы оставит. Ей не на финансиста надо было идти, а книжки писать или сценарии, озолотилась бы, с такой буйной фантазией. И главное, она уверена, что я ей изменяю, я уже устал оправдываться. И ведь так доходчиво и убедительно доказывает, что я сам иногда ей верю. Нет, я, конечно, гулял в прежние времена, но когда это было. К тому же я хоть и изменял, но так всё обделывал, такое себе алиби устраивал, что не подкопаешься. И всегда знал, что сказать в ответ на упрёки жён. А сейчас что у нас происходит? Нет, ты только подумай – она напридумывает там всяких ужасов, а потом сама же во всё это поверит и рыдает. Как так можно? Сама выдумает, а потом сидит, слезами обливается.

Нина не смогла сдержать улыбки, и Боря это сразу заметил:
– Тебе смешно, а мне как-то не очень. Цирк какой-то!
– Боря, а ты давно водил жену в кино? – вдруг спросила она.
– Нин, какое кино, ты что? У меня на работе завалы, домой прихожу иногда не вечером, а уже ночью. Тут не до кино.
– Знаешь, я помогу тебе с врачом, но взамен ты пообещаешь мне купить три билета на какой-нибудь душещипательный фильм. И не возражай, как только Вальку выпишут, мы пойдём в кино! А то и правда, развели тут цирк какой-то. Да не волнуйся ты так, – успокоила она попытавшегося возразить Бориса, – мы без тебя пойдём. Есть у меня ещё один человечек, который явно давно не был в кинотеатре.
– Да без вопросов! – выдохнул Борис, уяснив, что поход в кино ему не светит, но, заметив, что Нина прыснула от смеха, вопросительно уставился на неё.
– Да нет, я просто вспомнила кое-кого, – Нина кончиком пальца потёрла уголок глаза. Борис выжидающе молчал, и ей пришлось пояснить:
– Пушкина, Боря, Александра Сергеевича! И если не хочешь, чтобы дома был цирк, почаще води жену в кино!