Означающее нехватки русской литературы. Послеслови

Олег Кошмило
Послесловие


Пользуясь детально описанной у Владимира Набокова зеркальной метафорой сознания, можно заключить четыре главных полюса русской литературы в единую схему оптических координат, позволяющей увидеть все эти позиции систематически замкнутыми ключом всегда одного и того же зеркала сознания, искривление которого изменяет и реальность. В случае с Достоевским, Толстым, Платоновым и Набоковым мы имеем дело с четырьмя совершенно разными стекольно-зеркальными поверхностями, генетически следующими одна из другой при «нулевой» оригинальности стилистики Н.В. Гоголя. Если позиции трех авторов – зеркальны и полностью отражательны, то позиция Достоевского характеризуется определенной прозрачностью стекла.
               
Его положение в поэтической системе русской литературы определяется оппозицией стекло/зеркало, где простая прозрачность стекла оттеняется непрозрачностью зеркала, рефлексивность которого к тому же строго центрирована тремя типами фокусов – срединным, мнимым и действительным. В смысле и свете этой оптической системы поэтика Достоевского характеризуется неотражающимся рассеиванием чвета сквозь несколько «тусклое» стекло сознания писателя, точечная полицентричность которого определяет его «полифоничность». Дальнейшее затемнение стекла обращает его в простое зеркало реалистичной поэтики Толстого со срединным фокусом.

Далее в поэтике Андрея Платонова происходит  вгибание зеркала сознания, что децентрируется относительно трансцендентного фокуса реальности, называемого в оптике «мнимым». Оптика обратной перспективы такого вгибания коррелирует с поэтикой  метафоры, переносящей смысл по радиальной оси  сгущения. У Владимира Набокова, наоборот, происходит выгибание зеркала сознания, которое децентрируется относительно имманентного фокуса сознания, определяемого также как действительный. Такой имманентный фокус выстраивает прямую перспективу отражения, которое иллюстрирует ход метонимии как смещения по тангенциальной линии горизонта.

Системная корреляция пяти ключевых позиций модернистской поэтики русской литературы внутри единой статической и одновременно историко-генетической схемы позволяет сопоставить её с системой метафизических координат европейской философии модернизма от Ницше и Маркса до Хайдеггера и Гуссерля, центрированной относительно матричной философии Гегеля.               
 
Такая аналогия позволяет выявить не только системно-поэтические и идеологические позиции русских писателей, но и уточнить онтологические характеристики фундаментальных схем европейской метафизики. В то же время эти системы как будто бы являются более оригинальными, сохраняя свою первичность по отношению к их российскому литературному «отражению», если таковое вообще могло иметь место. Однако с определенной степенью убедительности можно утверждать, что история русской литературы представляет собой полную альтернативу истории философского модернизма Запада, причем последствия русской литературы оказываются неожиданно более глубокими как по своим имманентно - феноменологическим, так и по своим трансцендентно - онтологическим результатам.

Глубинное смещение русской литературы относительно западной метафизики обусловлено традиционной непредвзятостью литературного образа в пику предвзятости метафизического концепта, которой существенно замыкает субъекта на себя, ограничивая открытость его трансцендентных связей, или же даже попросту прекращая их. Основой таких связей выступает тот структурообразующий крест, на осях которой обретается русская литература, стремясь исполнить ту же миссию, какую взял Распятый на нём. Крестное пере-сечение и является тем «золотым сечением», который содержит в себе фундаментальный код-ключ, который замыкает всю реальность в тотальную систему сознания и одновременно размыкает его обратно. Однако код этот, имеющий числовое выражение, отнюдь не позволяет заключить к тому, что Бог – это число. Напротив, именно число, что содержит соотношение «золотого сечения», соразмеряя вертикаль и горизонталь креста, указывает на место и факт покушения на убийство Бога.