ОБРАЗНОЕ ВСТУПЛЕНИЕ
– Слушай, я не понимаю, зачем ты всё пытаешься разоблачать заблуждения? Я вообще не хочу с этим разбираться, для меня главное чтобы люди спасались. Лучше бы и ты благовествовал грешникам, чем спорить о всяких маловажных учениях. Почему ты не подойдёшь вон к тем ребятам и не расскажешь им о Христе? И если ты видишь в нашей церкви какие-то заблуждения, то взял бы и открыл свою церковь и учил бы неверующих. К нам приходит много людей и получают спасение, а ты кому помог спастись, где твои плоды?
Так говорил мне один мой брат во Христе. Что тут возразишь на такие веские доводы? Ведь вроде бы всё правильно: самая главная задача церкви – спасение грешников, а всё остальное не столь важно. Не нужны никакие поиски истины, споры или реформы, лишь бы люди получали новую жизнь. Церковь – это как родильный дом, в котором младенцы начинают свой жизненный путь...
* * *
...Однажды в один из городских роддомов пришёл человек. Он тоже изучал медицину и имел в ней большие познания, но пока ещё не работал ни в каком роддоме, хотя и желал этого. Однако во всех заведениях, которые он посещал, он видел какие-то недостатки, с которыми не мог смириться. И когда после многих бесед и споров с начальством и сотрудниками ему не удавалось добиться каких-либо изменений в лучшую сторону, он был вынужден покинуть их дом и искать другой. И вот теперь судьба привела его сюда. Посмотрел он на работу врачей-акушеров, на их методы и результаты, и как обычно пришёл в состояние, в котором смешивались скорбь и желание помочь. И пошёл он к заведующему и после краткого знакомства начал говорить на волнующую его тему.
– Послушайте, у вас в роддоме используется неправильная методика принятия родов!
– Чем же она неправильная?
– Ваши врачи так тащат младенца, что у него ломаются обе ноги.
– Это вам только кажется, у наших младенцев самые нормальные ноги.
– Но вы посмотрите, как они неестественно искривлены!
– Вы заблуждаетесь, на самом деле это их правильная естественная форма.
– Ну, откройте медицинскую Энциклопедию и прочитайте, что там написано на этот счёт.
– А вот смотрите сами: видите, на этой странице сказано как раз о таких ногах.
– Но здесь же речь идёт о родовых травмах и патологиях!
– С чего вы это взяли? Вы что, видите здесь какой-то заголовок?
– Да тут же в контексте ясно об этом говорится.
– Я ничего такого не вижу. Скорее всего, вы сами чего-то не понимаете.
– Ну, посмотрите на ваших подросших детей – они же ходят на костылях.
– Да ведь именно так и нужно ходить, об этом написано в нашем специальном руководстве.
– Ваше руководство в этом вопросе не соответствует Энциклопедии.
– Слушайте, этому руководству уже несколько сотен лет, и им пользуются миллионы врачей, среди которых много выдающихся, которые дали жизнь огромному числу младенцев. А вы тут приходите с улицы и говорите, что все они неправы. Не кажется ли вам, что это вы, скорее всего, ошибаетесь?
– Но ведь я свободно хожу безо всяких костылей!
– Так это как раз и есть ваша беда, а мы все обладаем способностью ходить на костылях и делаем это постоянно, нам так гораздо удобнее. Вы лучше поучитесь у наших специалистов – глядишь, и сами начнёте пользоваться костылями.
– Да мне же совсем не нужны костыли, я прекрасно обхожусь без них.
– Просто вы ещё не испытали, как это замечательно – ходить на костылях, а когда узнаете, ваша жизнь станет намного счастливее и успешнее.
– А вы не могли бы всё-таки показать в Энциклопедии, на чём основано ваше убеждение о необходимости костылей?
– А вот, пожалуйста, здесь описан случай, когда явно абсолютно здоровые люди ходили на костылях.
– Но здесь же говорится не о костылях! «Длинные деревянные подпорки для преодоления труднопроходимых участков» – это же ходули!
– Вы думаете так, а мы придерживаемся другого толкования.
– Ну а у вас разве не встречаются дети, которые ходят без костылей?
– Да, такие случаи бывают, и даже довольно часто. Но мы проводим с ними специальные занятия, в результате которых они тоже получают способность хождения на костылях.
– А есть такие, которые всё равно продолжают ходить по-прежнему?
– Да, есть и такие, но мы не теряем надежды, что у них всё ещё получится. Мы их всё равно любим, только пока не можем поручить им ответственную работу.
– Ну а что вы скажете о детях из других роддомов? Там ведь пользуются этой же Энциклопедией, но их дети ходят без костылей. Почему же вы думаете, что правы вы, а не они?
– Потому что мы исполняем всё, что написано в Энциклопедии, а они какую-то часть отбрасывают.
– А может, эта часть не относится к нашей современной практике?
– Нет, мы уверены, что вся Энциклопедия написана для нас и в нашей жизни должны соблюдаться все её предписания.
– А вы изучали методики других роддомов, проводили диспуты с их врачами?
– А зачем? У нас есть более важные задачи. Мы ведём очень большую работу, и нам некогда заниматься несущественными делами.
– Но ведь если вы всё-таки заблуждаетесь, то когда к вам придёт главный Врач, он выскажет вам порицание и урежет часть вашей зарплаты.
– Вот когда он придёт, тогда и будет видно, а гадать не наше дело. Мы пока трудимся как можем и не боимся дать за себя отчёт.
– Но если вы исправите свою методику и будете выпускать здоровых детей, то главный Врач похвалит вас и увеличит ваше вознаграждение.
– Мы ничего не собираемся менять. Наша методика проверена временем и приносит хорошие результаты. Вы же не будете отрицать, что мы выпускаем в свет живых детей?
– Нет, конечно, все они живые, но только имеют физический недостаток.
– Это вы так считаете, а мы думаем наоборот.
– Я всё-таки очень хотел бы поговорить с вашими сотрудниками, рассказать о методике, которую я считаю правильной. Пускай они подумают над ней и при желании проверят её на практике. Я уверен, что это может принести огромную пользу вашему роддому.
– Не стоит, нам это не нужно. Лучше бы вы влились в наши ряды и помогали нам давать детям жизнь.
– Я бы рад вам помочь, только я не могу соблюдать правила, по которым детям ломают ноги. Хотите – примите меня так, с моими методами.
– Нет, мы не можем принять вас на таких условиях. Лучше поищите другой роддом, где пользуются вашей методикой.
– Да вся беда в том, что такого поблизости нет. А в других роддомах дети тоже получаются с разными недостатками: у одних парализована рука, другие не слышат одним ухом, у третьих искривлён позвоночник и так далее.
– Ну, если вам везде не нравится, откройте свой роддом и работайте в нём как хотите.
– К сожалению, я не имею возможности сделать это: у меня нет ни помещения, ни денег, ни сотрудников.
– Тогда хотя бы подходите к людям на улице и помогайте им.
– А куда я их приведу? Им же всё равно нужно будет прийти в какой-нибудь роддом, а там их детей сделают калеками или изгоями, такими как я.
– Да что вы на этом так зацикливаетесь? Главное чтобы рождались живые младенцы, разве не так?
– Да, но ведь также очень важно, чтобы дети были здоровыми.
– Это уже не наша забота, мы спасаем детям жизнь, а всё остальное главный Врач сам усмотрит. Вы сами подумайте, если бы он был нами недоволен, то разве к нам приходили бы люди с направлением от него?
– Это ещё ни о чём не говорит, ведь он направляет людей и в другие роддома, с которыми у вас расхождения в методах.
– Значит для него это неважно, лишь бы дети были живы.
– Но я уверен, что если вы введёте у себя правильную методику, то главный Врач наверняка станет присылать к вам гораздо больше людей и вы сможете принести городу намного большую пользу.
– Я ещё раз повторяю: нам это не нужно, мы и так вполне успешно трудимся и расширяем нашу деятельность в городе.
– Но ваши дети не могут жить полноценной здоровой жизнью, им нужно исцеление от их травм.
– Наши дети абсолютно здоровы и довольны своей жизнью. Они общаются друг с другом, веселятся, учатся, принимают участие в делах роддома, вступают в ряды сотрудников. Это уж скорее вам требуется исцеление, ведь вы всё никак не можете найти себе место для работы.
– А вы думаете, это моя вина?
– Ну а чья же? Всё зависит от вас. Почему вы не хотите присоединиться к нам?
– Я хочу, только не могу отказаться от моей методики. Но в Энциклопедии ведь сказано, что это не является причиной для отказа в приёме на работу. Так что в моём неустроенном положении виновато начальство роддомов.
– Но как же мы вас примем, если вы не согласны с нашими методами? Разве мы сможем работать вместе?
– Ну а почему бы нет? Я бы мог выполнять у вас работу, которая не требует от меня поступать против моей совести. Я ведь вовсе не прошу предоставить мне кабинет для моей личной практики и согласен говорить о своей методике лишь тем людям, которые сами будут обращаться ко мне за помощью.
– Нет, мы не можем допустить, чтобы вы распространяли у нас свои методы. Если вы примете все наши правила, то мы зачислим вас в штат, а если нет, то не обижайтесь, ведь лично против вас мы ничего не имеем...
1. ЗАБЛУЖДЕНИЯ
Ну так что же, действительно ли для Бога важно лишь спасение людей, а их знание истины – это уже нечто незначительное и необязательное? Пускай в церквах рождаются христиане с разными заблуждениями – духовно хромые, слепые, глухие, немые, расслабленные, скрюченные, дистрофические – это всё нормально, да? Им не нужно лечение, избавление от ошибочных убеждений; пускай живут так и плодят себе подобных, лишь бы спаслось как можно больше людей. А если кто-то вдруг познает неведомую другим истину, то его нужно изолировать от остальных верующих, чтобы он никого из них не учил и, упаси Боже, не сделал бы духовно здоровыми. Если Бог захочет, то Сам откроет истину кому следует, а всех самодеятельных просветителей и обличителей надо обуздывать или вообще гнать подальше от довольного своим состоянием церковного большинства. Так что ли, народ Божий? Кто скажет на это аминь?
Кажется, все молчат. Тогда пускай скажет Господь через Своё Слово. Пусть напомнит всем забывчивым христианам, какие главные цели Он поставил когда-то перед Своими учениками. Приклоните своё ухо, дети Божьи, и послушайте ещё раз Великое Поручение Иисуса Христа:
«Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам» (Матф.28:19-20).
Имеющие уши слышать должны были заметить, что Иисус назвал здесь не одну задачу, а две. Первая выражена словами «крестя их» и подразумевает спасение грешников и присоединение их к Церкви. А вторая сформулирована фразой «уча их соблюдать всё, что Я повелел вам», что означает познание Божьей истины во всех сферах христианской жизни. Значит Богу недостаточно, если христиане будут всего лишь приводить людей ко спасению; Он также не менее сильно желает, чтобы все верующие имели правильное мировоззрение и были свободны от всяких заблуждений. И если церковь занята лишь проповедью Евангелия, но мало заботится о просвещении и духовном росте своих членов, то она пренебрегает поручением Господа и не исполняет своего предназначения.
Первая церковь в этом отношении является для нас прекрасным образцом. Вот как она совершала своё служение, начиная от первой проповеди апостола Петра:
«И другими многими словами он свидетельствовал и увещавал, говоря: спасайтесь от рода сего развращённого. Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трёх тысяч; и они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах. ... Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви» (Деян.2:40-42,47).
Как мы видим, о первых верующих, которые приняли спасение и образовали церковь в Иерусалиме, написано, что они постоянно учились у апостолов. Писание не говорит, что они постоянно благовествовали, проповедовали народу, призывали грешников к покаянию. Конечно, они делали и это, но Лука почему-то не счёл нужным упомянуть об этом, а отметил именно их личное обучение христианским истинам. И результатом их прилежности в познании было то, что Бог каждый день присоединял к ним всё новых и новых последователей. И если бы современные церкви уделяли больше внимания возрастанию верующих в истине и усердно старались бы разрушить заблуждения, разделяющие христиан на различные обособленные течения, то действие Божьей благодати на мир могло бы принять поистине огромные масштабы.
Давайте ещё послушаем самого великого благовестника в истории Церкви – апостола Павла. Он основал огромное множество церквей, распространил христианство на обширнейшей территории, благодаря ему евангельская весть достигла в конце концов и нашей страны. Что же он думал о Божьих целях и желаниях в отношении людей? Мы можем увидеть это в высказывании Павла, когда он призывает верующих молиться за всех правителей:
«Ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1Тим.2:3-4).
Таким образом, апостол Павел здесь тоже выделяет две главнейшие цели в Божьем плане: спасение грешников и просвещение спасённых. А современные христиане, к сожалению, зачастую ставят точку после слов «чтобы все люди спаслись» и заботятся лишь о количественном росте церкви. Как это не похоже на служение Павла, который однажды мог сказать своим сотрудникам: «я три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас» (Деян.20:31). Ну и как, повернётся ли язык у кого-либо из нынешних верующих сказать в адрес Павла: «Зачем он занимался такими несущественными делами? Лучше бы он больше благовествовал и спасал грешников»? Нет, сегодня апостола всё-таки уважают за результаты его трудов, хотя некоторые его подопечные относились к нему с пренебрежением. Теперь это кажется нам абсурдным, но разве не так же абсурдно пренебрегать примером Павла и гнаться за числом привлечённых в церковь людей в ущерб совершенству христиан в познании? Если бы Павел поступал так же, если бы он не учил верующих глубоким истинам и не написал бы таких объёмных и содержательных посланий, ставших основой учения о Церкви и христианской жизни, то вполне возможно, что сегодняшние христиане находились бы в жалком состоянии раздробленности, духовной темноты и немощи. Именно к такому состоянию подталкивают верующих многочисленные заблуждения, с которыми почему-то почти никто не стремится бороться. Так что служителям следовало бы радоваться, когда кто-то из христиан возвышает голос за возвращение к истине, а не затыкать им рот и не втаптывать их в грязь.
Для чего вообще в Церкви поставлены Богом служители? Апостол Павел даёт ясный ответ: «И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придём в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения» (Еф.4:11-14). Самой первой целью служителей Павел назвал совершенствование верующих, то есть их наставление в истине, а уже после этого следуют служение (добрые дела) и созидание Тела Христова, то есть спасение новых душ и их вливание в деятельность Церкви. Так что первейшей задачей настоящего служителя является обучение христиан истине и избавление их от заблуждений, а конечной целью – единство веры всех детей Божьих. Но стремится ли сегодня кто-нибудь достичь этого единства? Кому довелось побывать на беседе служителей разных течений, в ходе которой они старались прийти к единству взглядов на разделяющие их вопросы учения? Увы, таких общений почему-то не бывает. Умудрённые опытом и ведущие большую работу христиане не желают рассматривать убеждения своих соседей на Божьей ниве и не пытаются прийти к согласию с ними – ну конечно, зачем тратить на это время, ведь у них так много гораздо более важных дел...
В первой церкви было совсем иначе. В Писании есть яркий пример того, как апостолы относились к разногласиям, возникавшим среди верующих. Вот что написал Лука об истории одного из ложных учений:
«Некоторые, пришедшие из Иудеи, учили братьев: если не обрежетесь по обряду Моисееву, не можете спастись. Когда же произошло разногласие и не малое состязание у Павла и Варнавы с ними, то положили Павлу и Варнаве и некоторым другим из них отправиться по сему делу к Апостолам и пресвитерам в Иерусалим. ... По прибытии же в Иерусалим они были приняты церковью, Апостолами и пресвитерами, и возвестили всё, что Бог сотворил с ними, и как отверз дверь веры язычникам. Тогда восстали некоторые из фарисейской ереси уверовавшие и говорили, что должно обрезывать язычников и заповедывать соблюдать закон Моисеев. Апостолы и пресвитеры собрались для рассмотрения сего дела» (Деян.15:1-2,4-6).
Как мы видим, когда некоторая часть христиан впала в заблуждение по поводу необходимости соблюдения Моисеева закона, апостол Павел и его сотрудники вначале сами приложили большие усилия для разоблачения неверных взглядов, а потом ввиду продолжающихся споров вынесли этот вопрос на рассмотрение собора апостолов и пресвитеров. И на этом соборе присутствовали не только приверженцы здравого учения, но и христиане с ошибочными убеждениями, сторонники ереси, которые тоже могли свободно излагать свою точку зрения. Результатом же этого обсуждения стало единое одобренное всеми решение, которое было разослано по всем церквам и не только сохранило христиан от раскола, но и обеспечило быстрое распространение Евангелия среди язычников.
В некоторых сложных случаях апостолы пользовались своим авторитетом, чтобы сохранить верующих от лжеучений. Так, апостол Иоанн предостерегал христиан от учения, названного впоследствии гностицизмом, представители которого отрицали телесное воплощение Христа. Вряд ли было возможно опровергнуть Писанием голословные утверждения гностицизма, так что Иоанн просто сказал: «Ибо многие обольстители вошли в мир, не исповедующие Иисуса Христа, пришедшего во плоти: такой человек есть обольститель и антихрист» (2Иоан.7). Таким образом, апостол Иоанн не оставил без внимания проблему заблуждений, но нашёл для неё достаточно действенное решение.
Поэтому можно не сомневаться, что если бы в первой церкви вдруг начали выделяться обособленные группы верующих типа баптистов, пятидесятников, адвентистов и т.п., то апостолы не смотрели бы на это сквозь пальцы, занимаясь лишь спасением грешников. Нет, они наверняка посвятили бы немалую часть своего времени и сил для разъяснения христианам истины, чтобы предотвратить разделение церкви или восстановить уже расколовшиеся общины. Да и в более поздние времена служители церквей не раз съезжались на Вселенские Соборы для достижения согласия по важным догматическим вопросам, которые грозили разрушить единство вероучения христиан.
К сожалению, с течением времени христиане подпадали под влияние всё большего числа заблуждений, с которыми мало кто пытался бороться методами анализа и убеждения. А апостолов уже не было в живых, так что никто не мог утвердить верующих в истине своим непререкаемым авторитетом. И вместо того чтобы приложить все силы для достижения взаимопонимания и согласия, христиане начали организационно отделяться друг от друга и создавать общины единомышленников. Так в Церкви возникла проблема разделений.
2. РАЗДЕЛЕНИЯ
Современное христианство делится на три большие самостоятельные ветви – православие, католичество и протестантизм. Большинство верующих знают, что сначала произошло разделение единой христианской церкви на православную и католическую. Эта так называемая «Великая схизма» стала результатом долгих религиозных и политических конфликтов между восточной и западной частями некогда единой Римской Империи. А уже впоследствии из католичества вышли христиане-протестанты, ратовавшие за возвращение церкви к библейскому учению. Это движение было названо Реформацией и положило начало сразу нескольким течениям протестантизма (лютеране, реформаты, кальвинисты), которые затем в свою очередь делились на множество деноминаций (баптисты, методисты, квакеры, пресвитериане и т.д.). Позднее появились адвентисты, пятидесятники, харизматы, и этот процесс дробления продолжается до сих пор. Не избежали разделений и ортодоксальные ветви: от католичества отделилась англиканская церковь, от православия – армянская, старообрядцы, духоборы, молокане, обновленческая церковь и др. Таким образом, нынешние христиане оказались разделёнными на множество церквей, различающихся по вероучению или принадлежности к какому-либо объединению.
Большинство верующих привыкло к такому положению вещей и считает это нормальным. Даже многие служители говорят, что наличие разных церквей позволяет Богу спасать больше грешников, которые могут выбрать себе церковь по душе. Но вот интересно, что бы сказали эти служители, если бы в их семье вдруг возникли такие обособленные группировки, не общающиеся между собой и временами даже противоборствующие, враждующие и поносящие друг друга? Вряд ли глава семьи был бы доволен этим и не стремился бы устранить все разделения между своими домочадцами. Так и Бог желает, чтобы все Его дети были едины, как молился об этом Иисус: «да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Иоан.17:21).
В чём же заключалось единство первых христиан? Думается, здесь можно выделить три основных момента:
1) Отсутствие межнациональных разделений. Первые церкви не обособлялись по национально-государственному признаку и не были закрытыми для людей другой нации. В тогдашнем обществе существовали глубокие разделения между иудеями, самарянами и язычниками, однако Бог не допустил раскола Церкви, даровав верующим из этих разных этнических групп одинаковые знамения при получении ими Святого Духа (Деян.2:4; 8:17; 10:46; 19:6). И впоследствии апостол Павел говорил, что в Церкви «нет ни Еллина, ни Иудея, ... варвара, Скифа, ... но всё и во всём Христос» (Кол.3:11).
2) Отсутствие доктринальных разделений. Апостол Павел писал: «Только живите достойно благовествования Христова, ... подвизаясь единодушно за веру Евангельскую» (Фил.1:27). Отсюда видно, что христиан объединяет вера в Евангелие – благую весть об искуплении грехов смертью Иисуса Христа. Лишь принятие этой истины позволяет человеку получить прощение грехов и стать возрождённым чадом Божьим, то есть членом Церкви Христовой. Все же остальные вопросы учения, не влияющие на получение спасения, допускали существование разномыслий: «если же вы о чём иначе мыслите, то и это Бог вам откроет. Впрочем, до чего мы достигли, так и должны мыслить и по тому правилу жить» (Фил.3:15-16).
3) Отсутствие структурных (групповых) разделений. Когда среди верующих стали возникать споры по поводу авторитета разных учителей, апостол Павел написал им: «у вас говорят: «я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Кифин»; «а я Христов». Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились?» (1Кор.1:12-13), «Кто Павел? кто Аполлос? Они только служители, через которых вы уверовали, и притом поскольку каждому дал Господь. ... Итак никто не хвались человеками» (1Кор.3:5,21). Таким образом, апостолы предостерегали христиан против раскольнических настроений и создания культа или обособленного объединения вокруг какого-либо духовного лидера.
А что же мы видим в настоящее время? Увы, между сегодняшними церквами существуют многочисленные разделения по всем трём названным пунктам:
1) Многие ортодоксальные христиане считают веру принадлежностью страны или народа. Кому не доводилось слышать выражения «православная Россия», «исконно русская вера» или ещё абсурднее: «Я родился в православной вере»? Как будто человек уже от рождения является верующим и принадлежащим к определённой церкви. И даже безбожники и люди, ничего не знающие о Христе, зачастую заявляют: «Я православный, я свою веру не брошу». А русских христиан-протестантов сплошь и рядом укоряют: «Ты предал нашу веру», «Ты перешёл в американскую веру», «У вас еврейская вера» и т.п. Хорошо хоть протестанты понимают, что вера – это мировоззрение человека, а не какие-то географические или культурные характеристики его среды обитания.
2) Гораздо хуже обстоит дело с доктринальными расхождениями, потому что каждая деноминация придерживается своего особого учения. Почти все церкви принимают в свои члены только тех верующих, которые полностью разделяют церковное вероучение, в том числе порой и по таким незначительным вопросам как взгляды на десятину, исцеление или омовение ног. К инакомыслящим же относятся одним из двух образов с разной степенью дискриминации. Ортодоксы обычно считают христиан другого вероисповедания еретиками и грешниками, нуждающимися в покаянии и переходе в «истинную веру». Протестанты же как правило признают верующих других протестантских течений своими братьями во Христе, имеющими спасение, однако не принимают их в свою церковь и не дают им нести какое-либо служение, а порой даже не разрешают им участвовать в причастии.
3) Что же касается структурных разделений, то они могут иметь место даже среди церквей с одинаковым вероучением. В рамках одной деноминации церкви нередко подразделяются на регистрированные и отделённые, консервативные и либеральные, а то и просто основанные разными людьми. Многие служители и миссионеры (Йонги Чо, Вочман Ни, Уильям Бранхам, Сандей Аделаджа, Ледяев, Мунтян и др.) создали свои церкви, носящие теперь имена их организаторов или какие-либо звучные названия, так что со стороны трудно даже определить, к какому вероисповеданию они относятся.
Следствием всех этих разделений является почти полная изоляция одной группы христиан от других, находящихся в той же местности. Поместная церковь обычно никак не взаимодействует с соседними церквами других течений или объединений: не проводит с ними общих служений, не участвует в их нуждах, не оказывает им молитвенную или заступническую поддержку, не приглашает в них людей из мира и т.д.
Если смотреть на деятельность Церкви как на духовную войну против сил зла (Еф.6:11-12), то получается такая картина: христиане разбились на маленькие отряды и вразнобой сражаются с многочисленной и организованной вражеской армией. Порой эти отряды мешают друг другу, стремясь первыми напасть на врага невзирая на наличие или отсутствие должной подготовки и вооружения. А иногда наоборот уклоняются от сражения – дескать, пускай на этом участке дерутся другие, которым охота связываться с такими противниками. При этом отряды почти никогда не помогают друг другу и зачастую ведут агитацию с целью переманить к себе побольше чужих бойцов. Внутри крупных отрядов то и дело происходят расколы, а насильственно объединённые не могут договориться об общем командовании и почти постоянно заняты спорами и конфликтами. Оружие у многих отрядов пришло в негодность, устарело или поломалось, однако им продолжают пользоваться и не желают его сменить, починить или взять хорошее у соседей. Новобранцев мало чему обучают: дадут винтовку в руки – и вперёд на мины. Ну и как, сможет ли такая армия успешно выполнять свою миссию и будет ли Верховный Главнокомандующий доволен ею?
Ответ очевиден, и многие христиане сознают неправильность и трагичность наличия разделений между верующими. А знаете, по чему это видно? Потому что существует множество придуманных христианами анекдотов на эту тему. Ведь хорошие люди никогда не смеются над тем, что праведно и благоразумно, а высмеивают лишь плохое и нелепое. Так, в качестве отрицательного примера взаимоотношений между верующими проповедники часто приводят рассказ о двух христианах из разных церквей, которые при встрече первым делом начали выяснять, правильная ли вера у собеседника. И вот они уже установили, что их церкви имеют одинаковые взгляды на спасение, освящение и другие важнейшие вопросы учения. Им оставалось лишь по-братски поприветствовать друг друга, но тут одному из них пришло в голову задать ещё один вопрос: «А какая у вас чаша для Вечери – металлическая или из стекла?» Второй ответил: «Из стекла». Тогда первый отстранился, махнул рукой и осуждающе сказал: «Еретики!»
Конечно, подобная мелочная нетерпимость нелепа и смешна, но разве не столь же абсурдны и смехотворны реальные непримиримые разногласия между современными церквами? Например, два больших протестантских течения по сути отличаются взглядами лишь на один-единственный вопрос: когда человек получает возрождение – до крещения или после? Другое глобальное разделение существует между деноминациями, спорящими о том, кто сегодня должен уметь говорить на иных языках – все христиане, не все или вообще никто. Если бы верующие пришли к единству мнений всего по двум этим маленьким вопросам, то почти все протестантские церкви за незначительным исключением могли бы стать едиными или по крайней мере братскими и взаимодействующими. Разве это не изумительное и ужасное состояние, когда из-за таких мелочей христиане становятся противниками и даже врагами друг другу? Это весьма напоминает войны лилипутов из «Путешествий Гулливера», причиной которых были споры о том, с какого конца следует разбивать варёное яйцо – с острого или с тупого. Трудно даже представить, с каким сожалением Господь смотрит на нынешнюю раздробленную Церковь, которая по Его замыслу должна быть единым телом, дружной семьёй, организованной армией, стройным храмом. Неужели идея единства Церкви не вмещается в умы служителей, которые ревностно сторожат границы своих общин или наоборот раскалывают их на части?
По всей видимости, коренной причиной разделений между церквами является ложная догма о том, что единомыслие первично по отношению к единству. Хотя в Новом Завете ясно видно, что единство – это естественное состояние христиан, а единомыслие – это желаемое благословение, к которому следует стремиться. Апостол Павел сказал: «Так мы, многие, составляем одно тело во Христе» (Рим.12:5), а уже намного дальше, почти в конце длинного списка наставлений, написал: «Будьте единомысленны между собою» (Рим.12:16). Большинство же современных верующих всё переворачивают с ног на голову и считают, что именно единомыслие ведёт церковь к единству, а любые разногласия это единство разрушают. Поэтому они и принимают в свою церковь лишь тех христиан, которые соглашаются со всеми её доктринами.
По идее, такая политика должна приводить к тому, чтобы среди членов церкви не было людей, находящихся в каком-либо заблуждении. Однако, как это ни парадоксально, на самом деле она ведёт к прямо противоположному результату. Ведь если в церковном вероучении имеются допущенные его составителями ошибки, то их разделяют все члены церкви поголовно и среди них нет ни одного человека, знающего и исповедующего истину по этим вопросам. Таким образом получается, что во всякой «единомысленной» поместной церкви группируются верующие с одинаковыми заблуждениями.
Эта ситуация напоминает один из «законов Мэрфи», согласно которому во всякой организации сотрудник достигает уровня своей некомпетентности. То есть эффективного работника повышают по служебной лестнице до тех пор, пока он не начинает плохо справляться со своими обязанностями. Тогда его карьерный рост прекращается, и в результате он остаётся на должности, которая не соответствует его талантам и склонностям и не даёт ему успешно трудиться. Так и в поместной церкви: новообращённого учат всем её доктринам до тех пор, пока он с ними не согласится, и тогда он тоже оказывается в плену церковных заблуждений вместе со всеми её членами. Если же он будет придерживаться других взглядов, являющихся на самом деле истинными, то в члены церкви его не примут и не дадут возможности совершать соответствующее его призванию служение, в котором он мог бы принести огромную пользу Божьему делу.
Так стоит ли церкви стремиться к искусственному «единству веры» ценой риска оказаться в тотальном заблуждении? Будет ли такая церковь успешнее и благословеннее чем та, в которой имеется некоторый процент инакомыслящих? Не лучше ли принимать в церковь и людей с другими взглядами на различные второстепенные вопросы учения, чтобы в любом случае хоть какая-то часть прихожан была на стороне истины? А главное, при такой практике верующие не станут гонителями своих братьев и не окажутся в положении разрушителей единой Божьей Церкви.
Разделения между церквами, усугублённые нетерпимостью к чужому мнению, автоматически приводят к появлению ещё одной проблемы сегодняшней Церкви – нарушению евангельских заповедей и принципов взаимоотношений между верующими (особенно по отношению к инакомыслящим). Это проявляется в таких отрицательных явлениях как формализм, лицеприятие и лицемерие. Иисус Христос когда-то предостерегал Своих учеников от подобной опасности, говоря: «Берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лук.12:1). Поэтому третью глобальную проблему современного христианства можно обобщённо назвать проблемой фарисейства.
3. ФАРИСЕЙСТВО
Во времена Иисуса Христа в израильском народе существовала особая группа людей, называемых фарисеями. Они тщательно изучали священные писания и старались в точности исполнять все Божьи заповеди. За такую набожность и учёность они были в большом авторитете у народа, и многие из них занимали высокие религиозные и политические должности, например в верховном суде – синедрионе. Однако их в общем-то похвальное желание угодить Богу, как ни странно, зачастую приводило к обратному результату, так что Иисус много раз обличал их в нарушении Божьих заповедей. В чём же была причина этого?
А всё дело в том, что фарисеи были слишком уверены в правильности своих толкований Писания. Они написали огромное число разъяснений к заповедям закона Моисеева и ввели множество собственных правил, которые стали считать соответствующими Божьей воле и обязательными для исполнения. Однако многие из их предписаний на самом деле были ошибочными, излишними, а то и вовсе противоречили Слову Божьему. Например, они отдавали десятину даже с пряных трав – «мяты, аниса и тмина» (Матф.23:23), хотя Бог заповедал давать её только «из семян земли и из плодов дерева» (Лев.27:30). Примером лишних правил может служить их непреложный обычай «наблюдать омовение чаш, кружек, котлов и скамей» (Мар.7:4). А их правило «корван» (отказ в помощи родителям якобы ради служения Богу) являлось прямым нарушением заповеди «почитай отца своего и мать свою» (Мар.7:10-13). Поэтому Иисус порицал их за пустую внешнюю религиозность, а они придирались к Нему по малейшему поводу – то Его ученики не постились (Матф.9:14), то ели неумытыми руками (Мар.7:5), то рвали в субботу колосья (Лук.6:1-2), то Он Сам исцелял людей в субботу (Мар.3:2-6, Лук.13:14, Иоан.9:14-16). Таким образом, фарисеи зачастую оказывались противниками Бога по причине своего формализма.
К сожалению, эта закваска оказалась весьма живучей и проникла в Церковь несмотря на все предостережения Иисуса Христа и наставления апостолов. А начиналось всё вроде бы нормально и невинно. Ведь в церковной практике периодически требуется совершать многочисленные разнообразные действия – проводить служения, учить прихожан, крестить новообращённых, назначать служителей, совершать причастие, свадьбы, похороны, собирать и расходовать пожертвования, рассматривать согрешения и конфликты, применять наказания и многое другое. И чтобы каждый раз не выискивать в Библии, каким образом всё это нужно делать, христиане начали на основе евангельского учения составлять вспомогательные правила для различных случаев жизни. В послеапостольский период сначала появилось руководство по церковной практике – «Дидахе» («Учение двенадцати апостолов»), затем послания апостольских учеников (Игнатий и др.), потом пришёл черёд книг Отцов Церкви (Тертуллиан, Ириней, Ориген). А когда христианство стало государственной религией Римской Империи, этот бумажный ком начал нарастать всё быстрее: деяния Соборов, молитвенники, служебники, книги христианских мыслителей, философов и историков, жития святых и т.д. Всё это стало называться Священным Преданием и подлежало обязательному изучению в духовных семинариях, так что будущие служители церкви тратили на это гораздо больше времени, чем на изучение самой Библии. И постепенно церковь превратилась в обрядовую организацию, состоящую из людей, в большинстве своём почти не сведущих в Библии, и связанную многочисленными человеческими правилами и предписаниями.
Православная и католическая церкви находятся в таком состоянии и поныне. Выделим в них несколько основных проявлений закваски фарисейской:
1) Ритуальные одежды – всякие рясы, ризы, сутаны, стихари, епитрахили, власяницы, хламиды, мантии, митры, омофоры, кресты и прочие религиозные аксессуары, используемые исключительно для обрядовых целей или в качестве демонстрации принадлежности к церкви. Нечто похожее было и у фарисеев, о которых Иисус говорил, что они «увеличивают воскрилия одежд своих» (Матф.23:5). При этом церковнослужители прекрасно знают, что у ранних христиан не было никаких ритуальных одеяний, иначе их всех легко переловили бы во времена гонений. Так что эта традиция не соответствует практике первой Церкви, а хуже всего то, что многие верующие полагают, будто эти одежды делают человека более святым и приближают его к Богу.
2) Разделение верующих на духовенство и мирян. О фарисеях Иисус сказал: «также любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах и приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: «учитель! учитель!» А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель – Христос, все же вы – братья; и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах» (Матф.23:6-9). Подобно этому и сегодня священники считаются особой группой более приближённых к Богу людей и их называют множеством титулов, не имеющихся в Библии: ваша святость, священство, преосвященство, высокопреосвященство, святейшество; архиерей, архимандрит, архиепископ, митрополит, патриарх, владыка и т.д. А прихожане обращаются к ним со словами «отец ...» (это официальный титул!), «святой отец» или просто «батюшка», что прямо противоречит указанному наставлению Иисуса Христа. И уж вряд ли кто-либо искренне считает, что самый высший священнослужитель равен самому наименьшему члену церкви и является для него просто духовным братом, а не «отцом» или господином.
3) Доктрина избранности своей церкви. Как православные, так и католики утверждают, что только их церковь является единственной истинной Церковью, берущей начало от апостолов, и лишь в ней человек может получить спасение. Поэтому они убеждают людей не идти в протестантские церкви, хотя именно там грешники становятся настоящими возрождёнными христианами. Так что к таким учителям вполне можно отнести слова Христа: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете» (Матф.23:13).
4) Взимание платы за различные действия богослужебного характера – крещения, венчания, панихиды, поминальные и заздравные молитвы, освящение пищи и имущества и т.п. К данной ситуации подходят слова Христа: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов» (Матф.23:14). Именно так и происходит: чтобы похоронить своего умершего мужа «по всем правилам», вдова должна заплатить за «отпевание усопшего» и всякие якобы необходимые ритуальные вещи. В первой Церкви подобное было немыслимо, там богатые христиане жертвовали общине свои деньги, а бедные наоборот получали от неё материальную помощь. И апостолы находились на содержании церкви и не брали ни с кого дополнительную плату за какое-либо служение. Ведь церковь – это духовная семья, а со своих родных никогда не берут денег за помощь или какие-то услуги. Поэтому платные служения свидетельствуют о том, что церковь относится к духовному родству верующих формально.
5) Посты и праздники. В календарях ортодоксальных церквей около половины всего года занимают различные особые дни – праздники, памятные дни и посты. Само по себе это ещё не плохо, однако плохо то, что многие верующие считают соблюдение этих дней добродетелью, а несоблюдение – грехом. Причём они и других людей наставляют, как нужно отмечать эти дни: в одни праздники нельзя работать, в другие – веселиться, в третьи обязательно нужно идти в церковь или на кладбище, есть особую пищу, совершать определённые действия и т.д. При всём этом большинство людей толком не понимают, зачем нужны все эти дела и какой вообще смысл имеет тот или иной праздник. Например, Преображение Господне в народе называют «яблочный Спас», и многие считают, что лишь после этого дня Бог разрешает есть яблоки. Есть ещё и какие-то другие Спасы, а также масленица, мясопустная суббота и много всякой всячины, духовного значения которой почти никто не разумеет (если оно там вообще есть). Так что большинство религиозных праздников люди отмечают лишь внешне, обрядово.
Ещё хуже обстоит дело с постами. Во-первых, само понятие поста было извращено: в Библии пост означает полный отказ от всякой пищи, а ортодоксы стали называть этим словом воздержание от некоторых продуктов (обычно мясных). И если библейские праведники изнуряли постом душу свою (Пс.34:12), то нынешние священники могут со спокойной совестью поститься, «обходясь» всего лишь фруктами, овощами, грибами, орехами, мёдом, кашами, блинами, булками, а иногда ещё и рыбой, икрой и прочей «смиряющей плоть» снедью. Многие малоимущие люди грустно шутят, что хотели бы так поститься всю свою жизнь. Ну а во-вторых, для большинства людей календарные посты как правило сводятся лишь к ограничениям в пище и не несут никакого духовного смысла – разве что кроме загадочного «очистить свою душу». О подобных неосмысленных постах Бог говорил: «вы не поститесь в это время так, чтобы голос ваш был услышан на высоте» (Ис.58:4). Кроме того, Иисус учил, что не следует поститься, когда у человека на сердце радость и веселье (Матф.9:15). Так неужели у людей не бывает радостных дней во время церковных постов? Выходит, верующие должны треть года проводить в скорби и печали? Однако апостол Павел призывал христиан всегда радоваться (Фил.4:4, 1Фес.5:16). Можно поститься, когда молишься за какую-либо нужду или в воспоминание страданий Христа и других печальных событий, а все остальные календарные посты – это всего лишь «бремена тяжёлые и неудобоносимые» (Матф.23:4), которые современные фарисеи взваливают на плечи верующих.
Таковы основные проявления религиозного формализма в ортодоксальных церквах. Перейдём теперь к протестантским церквам, в которых всех этих отрицательных явлений вроде бы нет. Но так ли это на самом деле? Нет ли и в среде евангельских верующих чего-либо подобного, пускай и не в такой явной форме? Давайте попробуем произвести проверку по тем же самым пунктам.
1) Протестанты не носят ритуальных одежд, если не причислять сюда форму для хористов, которой пользуются в некоторых церквах. Однако что можно сказать об их взглядах на покрытие головы женщиной? Апостол Павел писал: «И всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову... Жена есть слава мужа... Посему жена и должна иметь на голове своей знак власти над нею, для Ангелов» (1Кор.11:5,7,10). То есть замужняя христианка, совершающая публичное служение словом, должна покрывать свою голову. Это прямое толкование безо всяких добавлений.
Однако во многих евангельских церквах даже незамужние девушки должны покрывать голову со времени своего крещения. Это же требование относится и к пожилым одиноким женщинам, и к вдовам, причём независимо от того, говорят они что-нибудь вслух всего собрания или молчат. Более того, христианкам предписывают даже вне церкви всегда ходить с покрытой головой и уж как минимум молиться непременно с покрывалом. А в некоторых церквах принято надевать платочки вообще всем девочкам начиная с младенческого возраста. Разве всё это не те же самые ритуальные одежды, якобы угождающие Богу? Всё в лучших традициях фарисеев: расширить Божье повеление до максимальных размеров и объявить это истиной и нормой. Формализм чистейшей воды.
2) Протестанты сознают своё равенство пред Богом и называют друг друга братьями. Но это как правило лишь на словах, а на деле относятся к собратьям как к чужим. Если кто-то попытается узнать о делах и переживаниях ближнего, дать ему совет, предостеречь от чего-либо, то запросто может услышать в ответ: «Кто ты такой, что лезешь в мою жизнь?» или «Я буду разговаривать об этом только со служителем». Хотя родным братьям мы можем рассказать обо всём и не оказываем им в праве участвовать в нашей жизни. Вот и получается, что верующие формально относятся к своему родству во Христе, которое по сути является даже более важным, чем кровные узы.
То же самое можно сказать и о равенстве. Да, титулов и званий у служителей нет, но есть особые права, не имеющие обоснования в Библии. Например, может ли простой член церкви проводить причастие? Как бы не так, это прерогатива служителя. Порой наблюдается такая картина: в маленькой дочерней церкви нет рукоположенного служителя, и для совершения причастия туда ездит служитель из материнской церкви. Причём зачастую заранее неизвестно, когда он туда приедет, и некоторые члены церкви узнают об этом лишь придя на служение. Кто-то не взял с собой деньги и спешно старается занять их у знакомых, так как причастие обычно сопровождается сбором пожертвований, а кто-то считает себя не готовым к причастию из-за каких-либо незаглаженных конфликтов или согрешений. Зачем всё это нужно? Почему нельзя разрешить брату, ведущему служения, регулярно проводить причастие в один день со всем братством? Никаких библейских запретов на этот счёт нет, мешает лишь одно – церковный стереотип «что можно пресвитеру, того нельзя братку».
3) Что касается уверенности в избранности своей церкви, то она в той или иной степени свойственна всем верующим. Ведь каждый искренне считает, что его церковь придерживается истинного библейского учения, а значит все другие деноминации в чём-то заблуждаются и являются не вполне правильными. Но иногда такая убеждённость принимает уродливые формы. Например, некоторые учителя заявляют, что первым баптистом был Иоанн Креститель (по-гречески «Иоаннес о баптистес») или что апостолы были по сути пятидесятниками. По всей видимости, это вызвано желанием что-нибудь противопоставить догме об апостольской преемственности священства, о которой часто говорят ортодоксы. Хотя это совершенно излишнее стремление, так как учение о преемственности не имеет основы в Библии и появилось лишь в конце II века в трудах Иринея. Человека делает членом Церкви Христовой не родословная возложений рук, берущая начало от апостолов, а его личная вера в Евангелие, проявленная в крещении и исповедании Господа Иисуса Христа. Поэтому возраст или история какой-либо деноминации вовсе не является показателем её правильности.
Ещё одно проявление позиции избранности – отношение к христианам другого исповедания, желающим стать членами церкви. Бывают случаи, когда к ним предъявляют требование креститься заново, несмотря на то что первое крещение было совершено ими при соблюдении всех обязательных условий – покаяния в грехах и наличия веры в Евангелие. Однако служители по каким-то причинам доктринального рода объявляют их крещение недействительным, тем самым показывая, что не считают их принадлежащими к Божьей Церкви, а значит и всю их деноминацию. Равным образом о том же самом свидетельствует и отказ в причастии гостям из другой церкви.
4) Протестанты не берут с людей плату ни за какие обрядовые действия или духовные услуги, но и у них можно увидеть некоторый формализм в отношении к деньгам. В частности, немалое число церквей проповедуют учение о десятине. Его общая суть заключается в утверждении, будто десятая часть дохода людей является долей Бога, которую нужно отдать церкви. На самом же деле заповедь о десятине являлась частью ветхозаветного обрядового служения и представляла собой ритуальное посвящение Богу десятой части плодов земли и скота, а вовсе не денег (Лев.27:30,32). Деньги же на нужды церкви поступают из доброхотных пожертвований верующих (2Кор.9:7). Поэтому когда христиане вычисляют размер своей десятины, считают её святыней и боятся потратить её часть на личные неотложные нужды или какие-либо добрые дела, то они находятся под влиянием ложных фарисейских предрассудков.
5) В календаре протестантов праздников немного – всего около десяти, и отмечают их довольно просто. Как правило в эти дни проводятся праздничные богослужения, иногда с застольем, а в остальном не предписывается никаких обрядов или особых действий. В этом отношении у протестантов вроде бы всё в порядке, и единственное проявление формализма наблюдается разве что во взглядах довольно многих верующих на соблюдение воскресного дня. А именно они считают, что в этот день христианин не должен работать (по крайней мере для своих личных нужд). Не будем относить сюда экстремистские воззрения адвентистов на обязательность соблюдения ветхозаветной заповеди о субботе как дне покоя (Исх.20:8-11), которая на самом деле относится лишь к Израилю (Исх.31:13-17). Обычные же почитатели воскресенья всего лишь думают, что в этот день нехорошо заниматься каким-либо излишним трудом помимо своих неотложных рабочих обязанностей и минимально необходимой заботы о семье и хозяйстве. А некоторые вдобавок считают недопустимыми различные светские дела, позволительные в другие дни (нерелигиозная литература, музыка, фильмы, развлечения). И в христианской литературе попадается немало примеров, порой весьма трогательных, когда верующие переносили страдания от окружающих за то, что желали посвятить воскресный день одному лишь Богу. Конечно, такая верность и стойкость похвальна и заслуживает уважения, но лучше бы в этих назидательных сюжетах речь шла о более существенных делах веры, в которых действительно недопустимо никакое отклонение или послабление. А насчёт особых дней апостол Павел писал: «Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. Всякий поступай по удостоверению своего ума. Кто различает дни, для Господа различает; и кто не различает дней, для Господа не различает» (Рим.14:5-6). Поэтому нет такого дела, которое было бы позволено в будни, но являлось бы запретным в воскресенье или праздник, и думать иначе значит идти по стопам фарисеев.
Ну и наконец коснёмся вопроса дополнительных авторитетных писаний. У протестантов нет Священного Предания, но зачастую его роль с тем же успехом исполняют руководящие церковные документы – вероучение и устав церкви. Призванные облегчить и упорядочить деятельность церкви, они становятся для неё бременем и тормозом, когда к ним начинают относиться как к бесспорной истине и обязательным правилам. Абсолютно истинно только Слово Божие, а все человеческие писания могут содержать ошибки, поэтому на них нельзя смотреть как на нечто совершенное, законченное, неизменное и несомненное. И если в какой-то спорной ситуации кто-либо из верующих ссылается на Библию, то его нельзя опровергнуть или отмахнуться от его доводов путём указания на то, что так написано в церковном вероучении или уставе. Эти документы носят исключительно вспомогательный характер и не могут быть использованы в качестве единственного обоснования для принуждения или наказания. Члены церкви не обязаны соглашаться со всем написанным в вероучении и исполнять все предписания устава церкви, если что-то кажется им противоречащим Библии или осуждается их совестью, так как «всё, что не по вере, грех» (Рим.14:23). Так что если служители хотят от прихожан послушания, то прежде должны позаботиться об их просвещении и наставлении в истине Божьего Слова.
Рассмотрим теперь и другие проявления религиозного формализма. Начнём, пожалуй, с причастия – весьма урожайная в этом отношении область. Очень часто служители, напоминая о предстоящем причастии, говорят членам церкви, чтобы они «готовились». Что же имеется в виду под этой подготовкой? Да всё очень просто – «примириться с Богом и с людьми». То есть верующие должны до дня причастия успеть исповедать свои грехи и наладить отношения с другими прихожанами и людьми из мира. Предписание вполне похвальное, непонятно только, почему это нужно делать именно перед причастием. Ведь гораздо проще и правильнее исповедовать грехи сразу же после их совершения, при первых обличениях совести, и мириться с людьми не откладывая в долгий ящик. Тогда и бремя вины не будет долго отягощать верующих, и никакой особой подготовки к причастию им не понадобится. Первые христиане вообще причащались каждый день, хотя вряд ли они жили без грехов и конфликтов. Думается, они с большим недоумением взирали бы на эту сегодняшнюю «подготовку».
Далее, служители обычно делают примерно такое объявление: «Принимать причастие могут члены церкви, которые не на замечании, не на отлучении, находятся в мире с Богом и друг с другом, кого не осуждает совесть. Остальным просьба воздержаться». А где в Библии это написано? Нет ни единого текста, который запрещал бы каким-либо христианам участвовать в причастии. Это символ единства всех членов Церкви Христовой: «Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1Кор.10:17). Поэтому любой крещённый по вере человек, принадлежащий к любой церкви, имеет право принимать причастие независимо ни от каких обстоятельств. Кстати, это относится и к членам церкви, поставленным на замечание. Ведь о них апостол Павел писал: «Но не считайте его за врага, а вразумляйте, как брата» (2Фес.3:15). То есть такой человек остаётся братом во Христе и членом Церкви, а значит имеет полное право на причастие, однако в подавляющем большинстве церквей ему в этом праве отказывают. Это явное фарисейство, возведённое в закон. Ведь только отлучение отделяет человека от Тела Церкви, в результате чего он становится для христиан «как язычник и мытарь» (Матф.18:17).
В качестве объяснения ограничений на круг лиц, допускаемых к причастию, служители часто зачитывают слова апостола Павла: «Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьёт из чаши сей. Ибо, кто ест и пьёт недостойно, тот ест и пьёт осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем» (1Кор.11:27-29). На основании этого отрывка они говорят, что верующие, находящиеся на замечании или не в мире с кем-то, не достойны принимать причастие, а остальные должны испытывать себя и сами решать, участвовать им в причастии или воздержаться. Это просто потрясающе извращённое толкование, достойное золотой медали за формализм. Во-первых, из контекста очевидно, что слово «недостойно» вовсе не означает «не будучи достойным», а имеет смысл «неподобающим образом» – то есть механически, не думая об Иисусе Христе и Церкви. Так что христиане не делятся на достойных и недостойных причастия: все имеют право причащаться и все должны делать это с должным внутренним настроем. Во-вторых, ясно видно, что испытывать себя должен сам человек, принимающий причастие, так что служители не имеют никакого права запрещать кому-либо причащаться. И в-третьих, испытывать себя человек должен для того, чтобы принять причастие, а не для того чтобы воздержаться от него. Написано: «пусть ест», а не «пусть решает, что делать». Библия не даёт христианам никакого права отказаться от причастия, и это вполне понятно: пища должна приниматься всеми членами тела, иначе они отомрут. «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Иоан.6:53).
Поэтому крайне неразумно поступают те христиане, которые воздерживаются от причастия из опасения навлечь на себя Божье осуждение за неподобающее внутреннее состояние. Это полнейший абсурд: они отрывают себя от Церкви, отходят от Бога, чтобы Он не наказывал их за какие-то мелкие согрешения. Можно уподобить их ребёнку, который провинился в школе и решил не идти домой, чтобы избежать родительского наказания. Вполне очевидно, что его теперь постигнет двойное наказание, причём за неявку домой гораздо большее. Поэтому причастие в любом случае является неким «промежуточным судом» для верующих, неявка на который обойдётся им намного дороже, чем отчёт перед Богом о своём духовном состоянии. Всем христианам следует усвоить одно очень простое правило: ОТ ПРИЧАСТИЯ ОТКАЗЫВАТЬСЯ НЕЛЬЗЯ!!! Аминь. Помнить и исполнять.
Существует лишь одно исключение, когда христианин может уклониться от причастия – это когда оно совершается с использованием алкогольного вина. К сожалению, многие протестанты до сих пор следуют этой традиции ортодоксов, хотя немалое число церквей уже вернулись к безалкогольной практике первых христиан и используют виноградный сок. Мы не будем здесь разбирать эту больную тему; стремящиеся к истине могут изучить книгу Самуэля Баккиоки «Вино в Библии». Ограничимся лишь практическим советом: если вы уверены, что пить вино грешно, то не пейте его на причастии, можете съесть только хлеб. А как быть, если вы сомневаетесь, что вправе отказаться от причастия, но при этом не уверены, что можно пить вино? В этом случае лучше всё равно не пейте, так как грех действием тяжелее греха бездействием. Не надо при этом быть демонстративным, но и не следует «ради приличия» подносить чашу к губам, чтобы это не выглядело поощрением использования вина.
Стоит рассмотреть практические отрицательные стороны причащения вином. Во-первых, для неверующих свидетелей это может послужить оправданием их пьянства: «Вы ведь тоже пьёте вино! Значит и нам можно». Такие люди, глядя на ритуал причастия, могут в мыслях планировать и предвкушать, как они дома напьются. Таким образом верующие становятся соблазном для окружающих. Во-вторых, многим христианам вино противно на вкус. Бывали случаи, когда оно оказывалось настолько отвратительным, что человек не знал, как ему быть: и проглотить невозможно, и выплюнуть страшно. Вот верующие и давятся, и стараются преодолеть отвращение, и нередко со страхом ожидают приближения чаши, так что ни о каких страданиях Христа уже и не размышляют. В-третьих, для бывших алкоголиков этот глоток вина зачастую является сильнейшим искушением, и после причастия они долгое время испытывают соблазн выпить спиртного. Естественно, их духовное состояние на причастии также весьма далеко от подобающего. И в-четвёртых, для убеждённых трезвенников, никогда не употреблявших спиртного, необходимость принимать вино становится очень большим преткновением. Всю жизнь они ненавидели пьянство и хранили своё тело от осквернения алкоголем, а теперь, став святыми и праведными чадами Божьими, почему-то должны начать пить вино. Представляют ли защитники алкогольного причастия, как больно этим людям переламывать свою совесть, и возможно ли им вообще полностью успокоить её? Лично я убеждён, что это совершенно невозможно, и думать иначе, как мне кажется, могут лишь те, кто сам не знал абсолютной трезвости. Кстати, во времена апостолов существовало несколько категорий людей, полностью отказавшихся от хмельных напитков: назореи (Чис.6:3), рехавиты (Иер.35:6), ученики Иоанна Крестителя (Лук.1:15) и не упомянутые в Библии ессеи. Поэтому если бы в первой церкви для причастия использовалось вино, то для всех этих людей переход в христианство был бы практически закрыт. Слава Богу, что ранние христиане ещё не были связаны нынешними фарисейскими догмами и пили на причастии не противное, вонючее и вредное вино, а приятный, ароматный и полезный виноградный сок или даже просто чистую воду.
Напоследок упомянем ещё один широко распространённый стереотип, будто на причастии верующие должны быть печальными и петь грустные песни, так как они вспоминают страдания и смерть Христа: «Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьёте чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придёт» (1Кор.11:26). Однако история свидетельствует, что у первых христиан причастие было временем радости, как и в Библии написано: «И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца» (Деян.2:46). Это было связано с тем, что они вспоминали не только смерть Иисуса, но главным образом обетование о Его пришествии, которое современные верующие не замечают за словами «доколе Он придёт», а также за не столь часто читаемой последней записанной Матфеем фразой Христа на Вечере: «Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего» (Матф.26:29). Первые же христиане жили в ожидании самого скорейшего возвращения Иисуса за Церковью, поэтому и о смерти Христа вспоминали как о Его плате за их предстоящее вознесение на небеса и радостное общение с Господом в вечности. Может, стоит и нам вернуться к их практике, тем более что мы уже вполне можем дожить до восхищения Церкви.
Ну вот, с причастием мы более-менее разобрались, теперь перейдём к другим формализованным обычаям нынешних церквей, одним из которых является так называемое «обновление покаяния». Выглядит оно так: во многих церквах служители обращают призыв к покаянию не только к неверующим людям, но и ко всем христианам, «которых побуждает к этому совесть». И многие верующие откликаются на этот призыв и вместе с грешниками произносят «молитву покаяния», в которой зачастую есть фразы типа «Духом Святым войди в моё сердце», «сделай меня новым творением», «отныне Ты мой Бог, а я Твоё дитя». Но ведь в жизни всякого возрождённого христианина всё это уже совершилось и не могло быть разрушено никакими его мелкими повседневными согрешениями, не доходящими до богоотступничества. Поэтому подобными словоизлияниями христианин фактически отрицает всю спасительную работу, которую Бог ранее совершил в его душе. И такое нерассудительное и неосмысленное «обновление покаяния» превращается в фарисейский религиозный фарс, оскорбляющий Бога. И как же горько и печально, что это извращение стало привычным во множестве современных церквей. Неужели ни служители, ни сами молящиеся не замечают порочности такой практики? Это тем более удивительно, что в церквах есть прихожане, которые видят эту ошибку и сами не повторяют за служителем бездумных богохульных фраз, молясь вместо этого своими словами. Но то ли они пассивно относятся к данному заблуждению, то ли церковное большинство просто пренебрегает их обличениями.
Да и вообще само понятие «обновить покаяние» в современной трактовке является совершенно небиблейским. Ведь покаяние в его евангельском смысле – это вовсе не просьба о прощении грехов, а перемена образа мыслей, переворот в сознании. И самое интересное в том, что на словах это проповедуют почти все служители, но на деле они относят этот термин к молитве. Такое впечатление, будто они просто-напросто подлаживаются к привычным понятиям несведущих прихожан. И ведь в Библии ясно сказано, что праведники (каковыми являются по определению все христиане) не имеют нужды в покаянии (Лук.15:7). Даже согрешив, они не лишаются правильного мировоззрения, поэтому для очищения и восстановления нарушенных отношений с Богом им нужно лишь исповедание грехов (1Иоан.1:9). Покаяние же необходимо лишь тогда, когда христианин утратил познание истины и отступил от веры (2Тим.2:25, Отк.2:20-21). Но такие случаи как правило крайне редки и потому никак не могут оправдать практику массовых покаяний членов церкви. Так что обычай «обновлять покаяние» не соответствует здравому учению и является просто формальным обрядом.
Но и с правильной практикой исповедания грехов также имеются проблемы, опять-таки связанные с подменой этого понятия. Ведь исповедать грех значит прежде всего конкретно назвать его по имени. Однако верующие очень часто просто молятся фразами типа «Господи, прости мне все мои грехи», «Боже, Ты знаешь, в чём я согрешил, прости меня», а то и вообще «Прости меня за всё». Это не исповедание! Нет такого греха – «всё», и Бог никого не обвиняет во «всём». И если бы Господь был формалистом (или каламбуристом), то мог бы ответить такому просителю примерно следующим образом: «Хорошо, Я за всё тебя прощаю. А вот за то, что ты злословил товарища, завидовал соседу, солгал начальнику и за всё прочее, чего ты не назвал, Я тебя простить никак не могу». В качестве более наглядной и яркой иллюстрации давайте представим себе, как выглядел бы разговор отца с маленьким сыном в подобном стиле:
– Папочка, прости меня за все мои проступки.
– Какие проступки, сынок?
– Вольные и невольные, явные и тайные.
– А какие именно?
– За всё плохое, что я сегодня сделал.
– А что же ты сделал плохого?
– Ну, что не так сказал, не так помыслил, что отметило твоё око.
– А в чём конкретно ты провинился?
– Ах, папа, ты сам всё знаешь.
– Ну, ты можешь прямо назвать свои проступки?
– Я всё делаю неправильно.
– Что значит всё? Ешь, спишь, дышишь?
– Я постоянно нарушаю твою волю.
– Так расскажи, что ты сегодня нарушил.
– В общем, прости меня за всё.
– Ты хоть какую-нибудь вину знаешь за собой?
– Папа, я очень сожалею, я каюсь.
– Да в чём же ты каешься?
– Во всём! (плачет) Прости меня, я больше не буду!
Вот такой предметный и содержательный диалог. Ну и как вы думаете, будет ли отец доволен таким «смиренным» сыном? Сможет ли он сказать: «Мой сын всегда сознаётся в своих проступках»? Как мы видим, никакого признания здесь и близко нет – одно лишь голословное самоуничижение. Подобным образом и многие христиане каждый день «на всякий случай» просят Бога о прощении грехов без осознания вины и обличений совести. Но такие моления не нужны ни Богу, ни самим просителям, так как не приносят им ни малейшей пользы. Пора бы уже христианам перестать уподобляться несмышлёным детям и научиться правильно исповедовать свои грехи. К сожалению, даже опытные служители нередко используют в своих молитвах подобные религиозные штампы и служат плохим примером для прихожан. И крайне редко кто-нибудь из служителей объясняет молящимся их ошибки и учит библейскому пониманию исповедания, обязательными составляющими которого являются осознание греха, сожаление о грехе и название греха по имени. А если и говорят проповеди на эту тему, то зачастую дальше теории дело не идёт: прихожане послушали, покивали головой и молятся по-прежнему, не слыша больше обличений от «исполнивших свой долг» или «деликатных» служителей.
А вообще сам обычай ежедневно просить у Бога прощения за свои грехи (как правило перед сном) является следствием невежества верующих в вопросе сохранения спасения. Многие думают, что без этой просьбы могут попасть в ад, если ночью умрут или Христос придёт за Церковью. Странно только, почему они не боятся этого днём и вполне спокойно дожидаются вечерней молитвы. Разве их смерть или пришествие Христа возможны только ночью или Божье наказание меняется в зависимости от времени суток? Они просто ошибочно думают, что всякий грех лишает их спасения, которое якобы нужно возвращать путём исповедания греха. Хотя согласно Библии в ад попадут лишь те, кто умер в состоянии неверия: «а кто не будет веровать, осуждён будет» (Мар.16:16). Правда, вера христианина может быть разрушена множеством его грехов, но для этого ему нужно очень сильно «постараться», а не просто заснуть без молитвы.
Раз уж речь зашла о молитве, рассмотрим ещё один часто встречающийся пример формализма. Вот типичная ситуация: христианин хочет попросить Бога о разрешении какой-либо нужды. И как вы думаете, с чего верующие чаще всего начинают? Может, с описания проблемы («Боже, Ты видишь мою ситуацию...») или сразу с просьбы («Господи, прошу Тебя...»)? А вот и нет! В большинстве случаев их первая фраза начинается так: «Господь, благодарю Тебя за...» – и дальше идёт длинное перечисление различных Божьих благословений: милость, любовь, дар спасения, вечную жизнь, за то что Бог нашёл, поднял, освободил, поставил на добрый путь, ведёт к небесам, заботится, восполняет нужды и т.д. Зачем нужно такое предисловие – непонятно; видимо, молящиеся считают это исполнением наставления апостола Павла: «всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом» (Фил.4:6). Однако здесь даже без богословских рассуждений видно, что в данном случае просьба предшествует благодарению, а не наоборот. А если чуть углубиться в область разумных предположений, то можно заключить, что благодарность должна ещё и соответствовать теме прошения, а не быть отвлечённой «на тему вообще».
Ну ладно, пускай поблагодарил христианин Бога в течение 5-10 минут, но вот наконец он говорит: «И я прошу Тебя, Господи...» И подуставшие окружающие вновь навостряют слух: ну уж теперь-то он наверняка должен рассказать суть своей проблемы. Но не тут-то было – с его уст слетает другая шаблонная фраза: «прости меня за...» А дальше следует обширный реестр всевозможных грехов, большая часть из которых копирует знакомый нам диалог отца с сыном. Как же можно обойтись без этого, если Бог слушает лишь праведников, а все христиане таковыми вряд ли являются по причине своих постоянных согрешений? Мало ли что нашей праведностью является Христос (1Кор.1:30), а вдруг этого окажется недостаточно для покрытия свежих грехов? Нет, гораздо надёжнее попросить у Бога прощения за всё на свете, и лишь потом, пока ещё не успели нагрешить опять, принести Ему свою просьбу. Похоже, именно такими рассуждениями и руководствуются многословные молитвенники, предваряющие свои прошения обязательным «раскаянием в грехах», которое на самом деле является всего лишь бесплодной фарисейской попыткой добиться Божьего благоволения.
И в результате получается, что простая просьба о Божьей помощи выливается в долгое и объёмистое «показательное выступление» молящегося. Некоторые христиане проделывают такое превращение даже с обычной молитвой перед едой. Они ещё присовокупят к ней большую кучу разнообразных прошений, переберут всех своих родных и знакомых, пройдутся по всем городам и странам, благословят всех людей на свете и пошлют к ним миссионеров, припомнят всех правителей и начальников, будут придумывать всё новые и новые просьбы до тех пор, пока иссякнет их фантазия или устанет язык. Только тогда попавшие под этот молитвенный тайфун гости смогут наконец плюхнуться на свои стулья перед остывшими тарелками, причём некоторым, возможно, будет уже не до еды – их впору уложить на койку и отпаивать лекарствами или проводить сеанс психотерапии для вывода из стрессового состояния. Это не слишком большое преувеличение, так что христиане должны помнить о двух главных качествах публичной молитвы – краткости и конкретности. Об этом и Христос говорил ученикам: «А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своём будут услышаны» (Матф.6:7). Пусть наша просьба будет просьбой, а не универсальным набором всепланетного молитвенника.
Похожая проблема суесловия наблюдается и в сфере проповеди. Во многих церквах, особенно консервативных, принято давать каждому брату возможность время от времени проповедовать на служении. Такая практика якобы помогает им всем развить способности проповедника. Однако в действительности отнюдь не все братья имеют дар проповедовать, и у многих это получается плоховато. Некоторые отбывают эту обязанность без затей: прочитают из Библии какой-нибудь псалом или небольшой рассказ, скажут «аминь» и сядут на своё место. Но обычно так поступают лишь самые молодые братья на начальном этапе служения проповедника. Польза от их выступления как правило не превышает пользы от обычного самостоятельного бессистемного и поверхностного чтения Библии, да и то если они читали текст правильно, без запинок и с выражением. И максимум что могут слушатели – с умилением смотреть на это подрастающее новое поколение, видя в этих юношах будущих служителей церкви.
На последующем же этапе взрослые слабые проповедники обычно избирают другую тактику и принимаются тянуть время до какого-либо кажущегося им достаточным предела. Для этой цели они применяют разнообразные способы, например, то и дело вставляют в свою речь разные ненужные дополнения типа «в этот воскресный день», «собравшись пред лицом Господним», «на сём месте» и т.п. Также весьма часто используют искусственно удлинённые наименования: Библию постоянно называют Священным Писанием, имя Иисуса непременно растягивают до торжественного титула «Господа нашего Иисуса Христа», вместо краткой ссылки «Римлянам» говорят: «Послание святого апостола Павла к Римлянам». Такие речи утомляют слушателей, которые в большинстве своём прекрасно понимают, что проповедующему просто нечего сказать. А иногда проповедник каждый раз говорит настолько однообразными штампованными фразами, что иные из молодых слушателей заранее предсказывают, какую фразу он скажет следующей, и покатываются со смеху, когда их прогнозы сбываются. А если на служении говорится несколько проповедей, то говорящий последним нередко делает обзор сказанного другими примерно в таком глубокомысленном ключе: «Я заметил, что сегодня Дух Святой как-то так особенным образом ведёт служение, что все проповеди получаются на одну тему. Первый брат говорил о том-то. Второй брат проповедовал о том-то. Третий брат говорил на тему того-то. Мы не договаривались друг с другом, это Бог Сам так устроил». И благодаря такому совершенно излишнему ретроанализу он на несколько минут удлиняет свою проповедь, которая без этого была бы слишком короткой. Причём ему абсолютно неважно, если темы предыдущих проповедей различались как небо и земля – при некоторой бойкости ума можно любые проповеди пришить белыми нитками к какой-нибудь общей библейской теме, хватило бы только совести.
Ну и зачем церкви нужны такие проповеди? Для чего заставлять всех братьев без разбора нести служение, к которому многие из них толком не способны? Да, бывали редкие случаи, когда через слабые проповеди Бог неожиданно касался сердец грешников и приводил их к покаянию. Господь однажды говорил и через ослицу, но это же не значит, что надо привести в церковь стадо ослов и ждать от них Божьих откровений. Проповедников нужно учить, разбирать их ошибки, давать полезные советы, чтобы их проповеди приносили церкви назидание. Если же это им не удаётся, то и не стоит поручать им проповедовать, и они сами не должны домогаться этого или обижаться. Подготовят они хорошую проповедь – тогда пускай и скажут её, а так нагонять на церковь скуку и зевоту не надо.
У некоторых проповедников есть ещё одна довольно утомительная манера – заставлять слушателей самим искать в Библии и зачитывать называемые им тексты Писания. И верующим приходится долго листать страницы, пока кто-нибудь из них наконец найдёт нужный стих и начнёт его читать зачастую тихим голосом, который мало кто в собрании может расслышать. И зачем только проповедники это делают? Почему они не хотят сами прочитать эти отрывки – без долгих поисков и в микрофон? Неужели они думают, что таким образом вовлекают слушателей в диалог или приносят им больше пользы, помогая им лучше изучить Библию? Подобная практика может быть полезной разве что в небольших группах христиан, слабо знакомых с Писанием. Да и то при таком методе внимание аудитории в любом случае неизбежно рассеивается из-за всех этих поисков и подготовки к чтению вслух, так что многие в это время не воспринимают того, о чём говорит проповедник или другие чтецы. И никакого диалога при этом не получается, выходит лишь механическое озвучивание чужих мыслей, без всякой нужды удлиняющее проповедь и отвлекающее слушателей от её смысла. Поэтому на обычных церковных служениях лучше такого не делать, а проповедовать без помощи аудитории и поисковых пауз, связно и в нормальном темпе.
Не всё благополучно и в церковном песенном служении. Можно выделить два типа прославления: традиционный и харизматический (названия условны). Традиционный стиль характерен для консервативных церквей, там верующие все вместе поют псалмы из церковного сборника песен, а также слушают их в исполнении хора. Обычно цель пения служители озвучивают двояким образом: в начале служения – «чтобы приготовить сердца к слышанию Слова Божия», а после проповедей – «для нашего ободрения». Однако беда в том, что многие церковные песни совершенно не годятся для этих целей. Возможно, когда-то они и были популярны, но «времена меняются, и мы меняемся вместе с ними». Так, в период гонений верующие были рады уже тому, что могут собираться и петь вместе, и им были не столь важны музыкальные достоинства песен. Но в наше время многим христианам хочется, чтобы псалмы были ещё и красивыми и приносили удовольствие слуху, чтобы их можно было петь от души с радостью и любовью к Господу. Думается, вряд ли у кого повернётся язык назвать такое желание неугодным Богу. И тем не менее в церкви верующих часто принуждают петь устаревшие и лишённые красоты песни. Каким образом это должно помочь им ободриться или настроиться на слушание проповеди – тайна сия велика.
Выделим основные недостатки церковных песен, из-за которых у верующих может сильно понизиться или вообще исчезнуть желание их петь:
1) Наличие ошибок и отклонений от библейского учения. Вот некоторые наиболее типичные погрешности:
– слова «Дух Святой» склоняются неправильно, как будто это не личность;
– к молитве применяется глагол «твердить»;
– верующие называются грешниками;
– христианская жизнь представляется состоящей из одних страданий;
– единственным плодом верующих объявляются спасённые ими люди;
– неправильно трактуются или оцениваются некоторые понятия – «тернистый путь», «нищие духом», «мудрые девы», «нуждаться в Боге» и т.д.
Христиане, вдумывающиеся в текст песен, не хотят петь псалмы с подобными «ляпами», противоречащими их убеждениям и моральным нормам.
2) Неподходящий темп. Многие песни зачастую поют на слишком медленный мотив, особенно когда нет музыкального сопровождения или ведущую роль исполняют пожилые сёстры. Всякая песня имеет свой оптимальный темп, при котором она лучше всего поётся и звучит, а при значительном замедлении пение становится заунывным, и тогда многие слушатели с нетерпением дожидаются, когда же наконец эта тягомотина закончится. А самое странное то, что многие псалмы содержат искусственно вставленные удлинения отдельных гласных. Примером может служить хотя бы самый первый псалом из сборника «Песнь возрождения» – «Слушайте повесть любви в простоте». В этой строке четвёртый и последний слоги тянутся намного длиннее остальных, что увеличивает время её пения в полтора раза. Похоже, подобные длинноты предназначены лишь для того, чтобы сломать песенный ритм, который иначе может показаться кому-то слишком бодрым или похожим на танцевальный. Но такое лекарство гораздо хуже болезни, и более ритмичные и быстрые песни были бы лучше занудных.
3) Пустота содержания. Немалое число песен представляют собой мешанину из разных религиозных фраз, не имеющую сюжетной линии и ясного смысла. Как будто их составляли по рецепту Остапа Бендера с его «торжественным комплектом», только христианского толка: существительные – благодать, свет, лицо, сердце, дух, правда, слово; прилагательные – небесный, дивный, чудный, вечный, святой, живой; глаголы – осенять, изливать, наполнять, возгреть, узреть, вознестись и т.д. Подобные песни не несут никакого эмоционального заряда, поэтому их невозможно петь от души. Тогда для чего вообще их петь – неужели только для заполнения отведённого времени? Если так, то привет фарисеям.
Теперь о харизматическом стиле, свойственном либеральным церквам. В этом случае ведущая роль отдана группе прославления, состоящей из нескольких музыкантов и певцов, а остальная церковь ей подпевает. Особенностью данного стиля песнопения является его полная непредсказуемость: любой куплет или припев может повторяться сколько угодно раз по усмотрению ведущего, также в любой момент может вклиниться музыкальная пауза, во время которой кто-либо из группы молится в микрофон или произносит различные призывы к церкви. Всё это объявляется направленным на достижение главной цели прославления – «помочь верующим войти в Божье присутствие», то есть достичь некоего возвышенного и благодатного духовного состояния, при котором возможно получение откровений от Бога. Что ж, возможно, кому-то это и удаётся, однако хорошо ли себя при этом чувствуют остальные прихожане? Очень сомнительно, что им нравится десять минут подряд твердить четыре строчки и выслушивать в течение получаса всего лишь пяток куплетов. Нередко можно наблюдать такую картину: на сцене вовсю «зажигает» группа прославления, а в зале большинство людей стоят не открывая рта. Кто-то обвинит их, что они мало любят Бога, раз не желают Его славить, что они находятся в недолжном духовном состоянии, что их мысли заняты суетой или грехом, что они не имеют близких отношений с Богом и не умеют поклоняться Ему и т.д. Однако этим обличителям почему-то не приходит в голову настоящее и самое естественное объяснение молчаливости слушателей: им просто не нравятся песни, которые поёт группа. И они не хотят насиловать свою совесть и механически повторять примитивные припевки, не выражающие их любви, благодарности, восхищения и преклонения перед Богом. И их молчание может быть более угодным Господу поклонением, чем пение и восклицания тех, кто старается славить Бога «как должно».
К сожалению, большинству так называемых песен прославления и поклонения присущи недостатки, из-за которых многим людям не хочется их ни петь, ни даже слушать. В продолжение списка изъянов помимо ранее перечисленных можно выделить ещё и следующие:
4) Отсутствие рифмы. Почему-то очень многие песни прославления состоят из нерифмованных строчек. Такое впечатление, что они прямолинейно переведены с иностранных песен неумелыми переводчиками, не имеющими поэтических способностей. Или же их авторы считают рифмы излишней роскошью – судить трудно. Неужели так сложно выразить смысл песни с помощью рифмованных строф, чтобы она стала намного приятнее для слушателей и певцов? Пожалуй, единственное исключение можно сделать для песен с прямым цитированием библейских текстов, так как неискажённое Слово Божье всегда действует на верующих благотворно.
5) Нарушение ритма (стихотворного размера). Зачастую песенные строки, поющиеся на одинаковый лад, различаются по числу слогов, из-за чего певцам приходится то и дело изменять скорость произнесения текста. Вот, например, один из подобных куплетов:
Не буду плакать, не буду горевать
И не позволю духу в моей жизни унывать.
Не для того мне дан он, чтоб дьяволу служить,
Но чтобы сердце Иисуса в своей жизни воплотить.
Как мы видим, здесь во всех строках разное число слогов – 11, 14, 13 и 15, что вынуждает поющих постоянно отклоняться от нормального ритма, втискивая по два или три слога в один. Это не только снижает привлекательность песни, но и может даже негативно влиять на физиологию организма, особенно у пожилых людей: сбивается дыхание, учащается сердцебиение, повышается давление и т.д. Петь такие песни бывает довольно затруднительно и потому малоприятно.
6) Отсутствие темы. Многие песни прославления не имеют ясной тематики и представляют собой «песни ни о чём». В них произвольно чередуются просьбы к Богу, описание Его дел, выражение чувств поющего, мысли о будущем и т.п. Практически любую строку подобной песни можно заменить на какую угодно другую с совершенно непохожим смыслом, и это не будет выглядеть ошибкой. В нормальных тематических песнях такая замена невозможна, это вам не кубик Рубика. Именно по причине такого свободного строения песен поклонения их куплеты можно повторять много раз в произвольном порядке, так как они не имеют смысловых связей между собой. Другим же отрицательным следствием является плохая запоминаемость таких песен. Лично у меня, например, никак не получалось пропеть по памяти строчку из несвязанных глаголов: «Я перейду, я устою, не убоюсь, я состоюсь». Я не мог два раза подряд произнести эту фразу с лёгкостью, что называется «на автомате», – мне приходилось в процессе пения напрягаться и вспоминать, какое слово должно идти следующим. И вообще, для меня загадка, как эта нескладная строчка вкупе со словами апостола Павла «Всё могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Фил.4:11) оказалась припевом к двум стихам из песни восхождения Давида «... очи мои к горам, откуда придёт помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю» (Пс.120:1-2). Что это за странный винегрет новой христианской музыкальной кухни? Подобные разномастные «блюда» приносят большинству верующих мало удовольствия и назидания.
Однако несмотря на эти многочисленные недостатки, церковные группы прославления всё с тем же постоянством продолжают петь подобные песни. Можно ли считать это нормальным и угодным Богу? Однозначно нет, и это вполне можно подтвердить Библией. Ведь христианские песнопения являются новозаветными духовными жертвами Богу, как об этом написано: «Итак будем чрез Него непрестанно приносить Богу жертву хвалы, то есть плод уст, прославляющих имя Его» (Евр.13:15). Таким образом, песни прославления представляют собой аналог и замену ветхозаветных жертв, а потому к ним должны быть применимы и требования, подобные требованиям к жертвенным животным. Бог не принимал от людей жертвы, имеющие какие-либо изъяны, и пророки обличали подобных поклонников: «И когда приносите в жертву слепое, не худо ли это? или когда приносите хромое и больное, не худо ли это? Поднеси это твоему князю! будет ли он доволен тобою и благосклонно ли примет тебя? говорит Господь Саваоф» (Мал.1:8). А сегодня верующие приносят Богу песенные дары с разными пороками: хромое – без ритма, глухое – без рифмы, слепое – без сюжетной линии, параличное – замедленное, больное – с ошибками и т.д. Ну и как, не худо ли это? Попробовали бы они спеть десяток таких песен своим неверующим знакомым – те наверняка не вынесли бы этого и изругали бы их распоследними словами. А ведь есть много хороших псалмов, которые нравятся большинству людей – как христианам, так и неверующим. Вот такие песни и следовало бы петь для Божьей славы и назидания церкви. Иначе можно заслужить не благосклонность Бога, а гнев, как об этом предупреждал пророк: «Проклят лживый, у которого в стаде есть неиспорченный самец, и он дал обет, а приносит в жертву Господу повреждённое» (Мал.1:14). Бог достоин самой лучшей жертвы от нас, поэтому не надо петь для Него худые песни, которые раздражают слух даже непривередливым людям.
Что же можно посоветовать для улучшения песенного служения? Ну, прежде всего руководителям прославления следует наблюдать за реакцией церкви на исполняемые песни. И если значительная часть прихожан систематически не поддерживает пение какого-либо псалма, то лучше впредь не включать его в программу. Помимо этого было бы желательно создать специальную комиссию из духовно зрелых людей с хорошим музыкальным вкусом, которая могла бы сформировать для церкви подходящий песенный репертуар – очистить его от дефектных песен (даже если они нравятся многим христианам) и содействовать его пополнению красивыми песнями. Помощь в этом им могут оказывать и члены группы прославления, и знатоки старых псалмов, и следящие за новыми песнями Интернет-пользователи. Неплохо бы также периодически устраивать в церкви специальные вечера песнопений и молитв для желающих, причём даже в церквах харизматического направления один из таких вечеров стоит проводить с традиционными песнями, которые – чего уж тут скрывать – старшее поколение верующих поёт гораздо охотнее. Так пускай у них будет возможность спеть и послушать любимые псалмы своих времён, да и молодёжи не следует забывать наследие своих предшественников. Наконец, нужно при любой благоприятной возможности включать в программу служения сольное пение, которое звучит как правило гораздо красивее группового и хорового. А то иногда солистам препятствуют по каким-либо формальным причинам – «чтобы не возгордились» или «надо учить побольше певцов». Так что пусть в церквах звучат лишь самые хорошие песни, приближающие всех слушателей к Богу и небесам.
Теперь перейдём в область межличностных отношений и коснёмся вопроса о церковных наказаниях за грех. Основных наказаний всего два – постановка на замечание и отлучение от церкви. О первом написано в единственном стихе: «Если же кто не послушает слова нашего в сём послании, того имейте на замечании и не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его» (2Фес.3:14). Для правильного понимания смысла данного наставления нужно прочитать всю главу, и тогда станет ясно, что апостол Павел советовал так поступать с теми верующими, которые не желали работать и питались за счёт гостеприимства других христиан.
А можно ли расширить границы применения этого правила? Думается да, и если держаться логики Павла, то определяющим критерием для наложения наказания должно являться сознательное непослушание Слову Божьему. То есть на замечание можно ставить тех верующих, которые не желают исполнять какие-либо библейские заповеди и повеления, не допускающие отклонений или иного толкования. Последняя часть очень важна: если христианин понимает какую-то заповедь по-своему и однозначно доказать Писанием его неправоту невозможно, то наказывать его нельзя, так как он искренне желает следовать Божьему Слову и жить по доброй совести. Поэтому ставить на замечание можно лишь того, кто не находит в Библии оправдания своим поступкам и сознаёт неправильность своего поведения, но не хочет изменить свой образ действий.
Наиболее же строгим наказанием является отлучение от церкви, по поводу которого апостол Павел написал следующее: «Но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остаётся блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе. ... Итак, извергните развращённого из среды вас» (1Кор.5:11,13). Таким образом, христианин может быть отлучён от церкви за некоторые особо тяжкие грехи. Однако достаточно отчётливо видно, что здесь речь идёт не об одиночном факте греха, а о греховном образе жизни, который свидетельствует о развращённости верующего. Кроме того, Павел ограничил круг наказуемых отлучением грехов, перечислив всего шесть их видов: половая распущенность, нечестная нажива, поклонение иным богам, злые (бранные) слова, скверные непотребства (алкоголь, курение, наркотики) и воровство. Все упомянутые в Новом Завете случаи отлучения могут быть отнесены к одной из этих сфер; например, богохульство (1Тим.1:20) и отрицание воплощения Христа (2Иоан.7,10) можно без особой натяжки приравнять к идолопоклонству.
В современной же практике верующего могут поставить на замечание или отлучить от церкви практически за любой единичный грех или даже мнимую провинность. Вот реальный пример: христианин совершил любодеяние, пришёл к служителю и исповедался, а на членском собрании его отлучили. Это вообще предел формализма – отлучать раскаявшегося человека за исповеданный грех. А ведь в некоторых церквах такая практика даже введена в систему и называется служением освящения. Суть его такова: периодически проводятся обязательные беседы служителей с каждым членом церкви на предмет выявления его грехов, этакие добровольно-принудительные исповеди. И обычно искренние христиане честно сознаются в своих тайных согрешениях, а в результате запросто могут оказаться отлучёнными или поставленными на замечание. Это так же абсурдно, как очищать тело от грязи путём отсекания его запачканных частей. Неужели церковь забывает Божье повеление: «если покается, прости ему» (Лук.17:3)?
Самое нелепое из слышанных мной обоснований подобной практики было следующим: «А как это будет, если Бог его не прощает, а мы простим?» Вот это высочайшая сияющая вершина формализма, зарывающая в землю всех фарисеев вместе взятых. Оказывается, члены церкви чувствуют себя обязанными угадать Божьи мысли и ни в коем случае не оказаться менее строгими к греху, чем Он. Странно только, почему они не задаются противоположным вопросом: «А что если Бог его прощает, а мы не простим?» Такая ошибка выглядит гораздо хуже предыдущей, не так ли? Что лучше с точки зрения правосудия – отпустить виновного или осудить невинного? Любой юридически грамотный или просто здравомыслящий человек скажет, что наказывать невиновного ни в коем случае нельзя, уж лучше по ошибке проявить милость к преступнику. Поэтому апостол Павел и писал: «не судите никак прежде времени, пока не приидет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения» (1Кор.4:5). Только Бог может вынести окончательный приговор согрешившему, а наше дело точно следовать Его Слову, записанному для нас в Библии. И если оно говорит «прости», значит надо простить не мудрствуя лукаво.
Иногда христиане пытаются оправдать суровость церковного наказания путём подтасовки библейских текстов, искусственно увеличивающей тяжесть греха. Типовой пример: в чём-то не согласного со служителем верующего обвиняют в непослушании и зачитывают стих: «ибо непокорность есть такой же грех, что волшебство, и противление то же, что идолопоклонство» (1Цар.15:23). И на основании этого текста человека признают виновным в идолопоклонстве, наказанием за которое является отлучение. Этот известный приём софистики называется «подмена понятия» и маскирует логически необоснованные выводы. Таким же способом можно извратить и слова Христа: «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём» (Матф.5:28) и на основании закона о прелюбодеянии (Лев.20:10) предать смерти мужчину, который посмотрел страстным взглядом на чужую жену (а в нашем случае тоже отлучить его от церкви). Чтобы подобного беззакония не случалось в церквах, верующие должны неукоснительно держаться основополагающего правила правосудия: наказывать человека можно лишь за проступок, прямо и ясно описанный в законе. Апостол Павел сформулировал этот принцип так: «грех не вменяется, когда нет закона» (Рим.5:13). Поэтому нельзя судить христиан на основании аналогий, аллегорий, метафор и прочих текстов Библии, не имеющих статуса заповеди или повеления.
Ещё один странный обычай, нередко встречающийся в церковной практике, – это наказание на определённый срок. То есть согрешившему говорят: «Мы тебя отлучаем на полгода, и если ты будешь хорошо себя вести, то примем обратно». В таком случае смысл наказания как исправительного средства полностью теряется и оно превращается в пустую формальность. Ведь отлучению подлежит лишь развращённый христианин, который никак не может «вести себя хорошо», а если человеку это удаётся, значит его отлучение было ошибочным. Наказание должно сниматься с согрешившего не по календарю, а по факту исправления: при замечании – когда человек оставил неподобающий для христианина образ действий, а при отлучении – когда он раскаялся и возвратился к праведной жизни, по возможности загладив последствия своих грехов. Конечно, при этом верующим нужно быть достаточно мудрыми, чтобы отличать раскаяние от словесного сожаления, не требуя однако от человека слишком многого.
Похожий формальный подход видится и в обычае некоторых церквей отлучать верующих за неявку на служения в течение определённого периода времени. Тамошние служители считают, что если христианин без уважительной причины не приходит на церковные служения в продолжение трёх-шести месяцев, то он автоматически отпадает от Бога и сам себя отлучает от церкви. Это утверждение весьма спорное, так как не имеет прямого подтверждения в Библии. На эту тему есть лишь одно место в Новом Завете: «Не будем оставлять собрания своего, как есть у некоторых обычай» (Евр.10:25), и дальше говорится об опасности отступления от веры. Вряд ли отсюда можно сделать вывод, что длительное непосещение служений отделяет христианина от Тела Христова; оно скорее может стать лишь началом охлаждения веры, способным привести к разрыву с Богом. Всё-таки человек – это не мобильная сим-карта или электронный адрес, которые автоматически блокируются в случае неиспользования. Поэтому не стоит отлучать верующего от церкви лишь по факту его долгого отсутствия на служениях, а тем более делать это заочно. Ведь смысл отлучения – удалить развращённого из общества святых, а если человек не приходит в это общество, то нет и смысла официально объявлять его изгоем. Вот когда он придёт в церковь, тогда служители могут расспросить его о причинах такого поведения и в случае изобличения его в греховном образе жизни поставить вопрос о его отлучении. А то мало ли какие у него могут быть причины для непосещения церкви – от духовных исканий до эмоционального срыва. Верующим не нужно пытаться делать то, что может лишь сердцеведец Бог, поэтому и налагать церковное наказание следует на основании твёрдо установленных фактов, а не предположений о внутреннем состоянии человека.
Зачастую наказания налагают за мнимые грехи, как правило на основании недоказуемых обвинений в гордости, непослушании, упрямстве, бесчинстве, подрывании авторитета служителя, стремлении разделить церковь, нежелании соглашаться с истиной или принимать обличение и т.п. При этом обвинители не только не могут найти в Библии тексты о наказании за эти «преступления», но даже не в состоянии правильно объяснить смысл данных терминов, толкуя их по своему произволу без обращения к словарям. Вполне очевидно, что таким образом можно на ровном месте с лёгкостью засудить любого христианина. Достаточно задать парочку провокационных вопросов типа «А разве в тебе нет гордости?» или «А ты что, всегда слушаешься пастора?» – и любой ответ будет выглядеть либо признанием вины, либо запирательством. Чаще всего подобный метод пустопорожних обвинений применяют по отношению к инакомыслящим или обличителям, то есть к христианам, которые отстаивают свою точку зрения.
Следствием формального подхода к наложению наказаний является то, что человека, отлучённого в одной церкви, могут свободно принять в другую без каких-либо исправительных мер. Фактически отлучение почти полностью утратило свой изначальный смысл – «предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасён» (1Кор.5:5), то есть призвать на человека Божий суд для его исправления. Вместо этого в современной практике отлучение обычно является всего-навсего исключением христианина из членов поместной церкви. И если в апостольской церкви на отлучённого смотрели как на развращённого вероотступника, то сегодня таковые нередко воспринимаются другими церквами как изгнанные за правду, что соответствует истине в случае вышеуказанных мнимых прегрешений.
Пожалуй, примеров формализма мы уже разобрали вполне достаточно и можем перейти к рассмотрению двух других проявлений закваски фарисейской – лицеприятия и лицемерия. Как уже было сказано, наиболее ярко они видны в отношении церкви к инакомыслящим. Чтобы не показаться голословным, я приведу реальные примеры из своей жизни, так как мне «посчастливилось» находиться в разных церквах на положении еретика и изгоя почти с момента моего покаяния. И каких только специфических запретов не налагали на меня усердные служители! О многих я уже писал в своих работах «Переписка со служителями» и «История любви», а также на моей странице социальной сети «Вконтакте», так что постараюсь всё это творчески обработать и дополнить.
Итак, после покаяния я стал приближённым, то есть верующим, готовящимся к крещению и приёму в члены церкви. В той церкви приближённые имели право участвовать в служении стихами и пением, что я и делал время от времени. Между тем у меня возникли разногласия с учением церкви о крещении, которое я считал условием для получения спасения, а церковь – заветом спасённого человека с Богом. Я много раз беседовал на эту тему с пресвитером, но не смог его переубедить, равно как и он меня. И вот однажды он вдруг запретил мне рассказывать стихи и петь песни на служении. Это был явно лицеприятный запрет, не обоснованный какими-либо моими грехами. Причём в церкви мало кто знал о моих убеждениях и почти все прихожане относились ко мне как к обычному приближённому. Поэтому моё участие в служении могло вызвать недовольство максимум у пяти человек, а остальным оно было только в радость. Да и вообще, даже для соблюдения хотя бы видимости законности пресвитер должен был предоставить решение этого вопроса членскому собранию.
Сам пресвитер объяснил причину своего запрета тем, что, в соответствии с моими же взглядами, я ещё невозрождённый и не имею Духа Святого. Но ведь если он таким образом соглашается с моей теорией возрождения при крещении, то уже не может обвинять меня в заблуждении и применять ко мне наказания. Если же он со мной не согласен, то и основываться должен не на моих взглядах, а на своём учении, согласно которому я должен был получить возрождение при покаянии. Поэтому его ответ являлся самой настоящей лицемерной отговоркой.
Но и это ещё не всё, я со своей стороны спросил его, почему же в таком случае он разрешает невозрождённым подросткам петь в хоре. Его ответ был просто убойным: «Потому что они покаялись. Может быть и формально, но покаялись». Это вообще невероятно: служитель прямым текстом заявил, что относится к подросткам из верующих семей формально. То есть он понимает, что они по сути ещё никакие не верующие, но поступает с ними так, будто они являются христианами. Так что в рассмотренном случае одновременно встретились все три проявления закваски фарисейской: лицеприятие, лицемерие и формализм.
Далее, все приближённые по окончании краткого курса занятий вызывались на личную беседу с пресвитером с целью выявления неоставленных грехов. Я же так и не дождался этого вызова и за два дня до испытания крещаемых спросил пресвитера, когда же он будет беседовать со мной. А он ответил, что вообще не собирался со мной разговаривать, потому что с такими убеждениями крестить меня всё равно не будут. То есть он опять-таки не отнёсся ко мне как к человеку, судьбу которого должно решить членское собрание, и по своему произволу заранее вынес мне приговор. Это тоже было нарушением принятых церковью правил и проявлением лицеприятия.
На испытании пресвитер дал мне две минуты на то, чтобы рассказать о моих взглядах на крещение. Естественно, за такое смехотворно малое время я почти ничего не смог объяснить членам церкви. Ни о каком анализе библейских текстов не могло быть и речи, и в дальнейшей беседе преобладали голословные обвинения в мой адрес и не обоснованные Писанием заявления о правильности церковного учения. В результате мои взгляды были признаны заблуждениями и мне предложили отречься от них, чтобы меня крестили и приняли в церковь.
Для рассудительного человека совершенно очевидно, что данное требование является абсурдным и невыполнимым. Ведь если я считаю свои убеждения истинными, то никак не могу от них отречься, а если даже поступлю по велению церкви и признаю их неправильными, то это будет ложь с моей стороны. Позже в похожей ситуации одна сестра даже заступилась за меня, сказав: «Как же ему каяться, если он так думает? Он что, лицемерить будет?» Понимали это члены церкви или нет, но выходит, что они принуждали меня совершить лицемерный поступок. Интересно, неужели они тогда действительно приняли бы меня в свои ряды, прекрасно сознавая, что я остаюсь при своём мнении? Нельзя избавиться от ложных убеждений путём отречения, их можно лишь изменить в результате познания истины. А вот этого церковь как раз и не попыталась достичь в случае со мной, ограничившись лицемерным по сути требованием.
Поскольку я, разумеется, отказался отречься от своих взглядов, члены церкви приняли решение не преподавать мне крещение и не приветствовать меня. А ещё через три недели (почему так поздно?) пресвитер сказал мне, что в собрании я должен сидеть на задней скамейке, как это делают все несущие церковное наказание. Однако отказ в крещении не является церковным наказанием, и никто из не допущенных до крещения приближённых не был обязан сидеть на «скамье штрафников». В церкви был также приближённый, с которым тоже не приветствовались из-за каких-то его проблем с грехами, но несмотря на это он всегда сидел вместе с братьями. Таким образом, повеление пресвитера не имело обоснования в церковной практике и потому было лицеприятным.
Вскоре вопрос об отношении ко мне рассматривался в дочерней церкви, куда ходили мои родные. При этом служитель так извратил мои слова и поступки, выставил меня в таком чёрном свете, что вызвал протест у моей мамы. Она предложила позвать меня из соседней комнаты, чтобы послушать мой рассказ о тех случаях. Но служитель этого не сделал и не предоставил мне возможности ответить на обвинения. Хотя такое право предоставляется даже отлучаемым от церкви за тяжкие грехи да и вообще является неотъемлемой частью правосудия. Трудно понять, говорил ли служитель сознательную ложь или просто плохо помнил события и принимал свои фантазии за правду, но в любом случае он нарушил принципы законности и беспристрастия.
Чтобы не возвращаться к этой теме, сразу скажу, что так было в подавляющем большинстве ситуаций, когда на меня налагали какие-либо запреты: всё решали без моего присутствия или не позволяли мне защищаться от обвинений. Самым поразительным объяснением такого отношения ко мне стали слова одного брата, который в ответ на мою просьбу предоставить мне слово сказал: «А зачем? У тебя высшее образование, мы не сможем тебе ничего возразить – зачем нам тебя слушать?» Это вообще невиданное правило – разрешать оправдываться только людям с образованием не выше среднего, не умеющим приводить неоспоримые доводы. Думаю, этот случай вполне заслуживает звания рекорда лицеприятия.
В следующем году я ожидал очередного испытания, чтобы вновь предстать перед членским собранием с просьбой о крещении. Однако пресвитер вообще не собирался допускать меня до испытания и заявил, что мой вопрос уже был решён в прошлом году. Но ведь всякий приближённый, которому было отказано в крещении, через год снова приходил на испытание, и церковь вновь проверяла, готов ли он к принятию крещения. Поэтому отказ пресвитера опять шёл вразрез с обычной практикой церкви. Пытаясь оправдаться, пресвитер сказал, что я не приближённый. В таком случае когда же я перестал им быть и кто я вообще? Церковь не присвоила мне другого статуса, так что я по-прежнему оставался приближённым и обращаться со мной следовало соответствующим образом, описанным в уставе церкви, столь почитаемом в братстве.
Не добившись от служителей праведного отношения, я крестился вместе со своим другом в иногородней церкви, разделявшей мои взгляды на крещение. Друг вступил в её члены, а я продолжал ходить в отвергающую меня церковь. Наше крещение служитель объявил недействительным, заявив: «Их просто окунули». Однако когда его спрашивали, будут ли нас перекрещивать в случае нашего покаяния и желания присоединиться к братству, он не давал ясного ответа. А когда по этому поводу к нему впоследствии обратился мой друг, служитель сказал, что вопрос о необходимости для него повторного крещения будет отдан на усмотрение церкви. Таким образом, неуверенность служителя в своём поспешном и излишне категоричном заявлении стала очевидной. Его слова были продиктованы не ясным пониманием библейского учения, а личным отрицательным отношением ко мне и моим убеждениям. Кроме того, он даже не посоветовался с другими служителями и не провёл никакого исследования по факту нашего крещения, поэтому его вердикт был безосновательным.
В результате крещения я получил законное моральное право участвовать в Вечере Господней. Поэтому с того времени на традиционный вопрос «Все ли желающие участвовали в хлебе?» я всегда отвечал: «Я ещё желал участвовать». Обычно служители молча игнорировали мои слова, но однажды пресвитер мне возразил: «Ты не являешься членом Церкви, тебе участвовать в Вечере – грех». Вполне очевидно, что он имел в виду Вселенскую Церковь, а не поместную, то есть вообще отрицал мою принадлежность Христу. По какому же праву он это сделал? Я ведь крестился не в какой-нибудь еретической церкви из списка деструктивных сект и культов, а в принадлежащей к родственной ветви некогда единого союза. И на членском собрании меня не отлучали и не изобличали ни в каких грехах, а пресвитер не является подобным Богу всезнающим сердцеведом, так что его заявление было ничем не обоснованным.
К тому времени у меня появились новые серьёзные доказательства правоты моих взглядов. И я попросил пресвитера рассмотреть на членском собрании мою просьбу о приёме в церковь, так как теперь уже многое изменилось: я принял крещение и добыл дополнительные факты. Ведь в любой системе правосудия при выявлении новых обстоятельств дело подлежит пересмотру. К тому же вопрос о моём приёме в члены церкви без дополнительного крещения коренным образом отличался от испытания приближённого и ещё не рассматривался верующими. Это была по сути типичная ситуация перехода человека из другой церкви, а такие случаи всегда подлежали рассмотрению на членском собрании. Но пресвитер отказался выносить моё прошение на обсуждение церкви, тем самым опять уклонившись от предписаний церковного устава.
Убедившись, что церковное руководство не намерено ничего предпринимать для решения моего вопроса, я попросил областного служителя передать моё дело в вышестоящую инстанцию, но нарвался на очередной немотивированный отказ. А на вопрос о том, кто над ним главный, служитель ответил, что на земле главнее всех поместная церковь, поэтому разбираться я могу только с ней. Но это лишь на словах церковь имеет власть над служителем, а на деле именно он созывает членское собрание, выносит вопросы на его рассмотрение и ведёт их обсуждение. И когда он предлагает разбираться с церковью, но отказывается созвать членское собрание, то с его стороны это самое натуральное лицемерие.
Вскоре на молодёжном общении пресвитер увидел, как я отвечаю верующим на вопросы о моей жизни и убеждениях. Видимо, это вызвало у него некоторое беспокойство, и он попросил меня никому не рассказывать о моих взглядах. Непонятно, как он это себе представлял – вот заинтересованные люди меня расспрашивают, а я молчу или твержу: «Не будем говорить об этом»? Картина в высшей степени нелепая. И вообще, если он считал меня волком, опасным для его овец, то с его стороны было абсурдно просить меня о содействии. Поэтому я ответил, что не могу вести себя подобным образом, пусть лучше он скажет всем прихожанам, чтобы они не разговаривали со мной. Но пресвитер отнёсся к моему предложению без особого энтузиазма и не стал принимать никаких мер.
Добавлю, что адресованный мне запрет высказывать свои убеждения являлся лицеприятным, так как не распространялся на других людей, не согласных с учением церкви. Пресвитер почему-то не запрещал этого ни гостям из других церквей, ни людям из мира, которые свободно могли говорить в церкви о своём неверии в Бога. Кстати, это косвенным образом свидетельствует об истинности моих взглядов, которым служители не могли противопоставить убедительных возражений, вследствие чего и препятствовали мне беседовать с прихожанами. А самое главное, данный запрет нарушает конституционную статью о свободе совести, на которую сами христиане часто ссылались во времена гонений. Все люди имеют право исповедовать свои убеждения, если их высказывания не содержат запрещённой законом пропаганды насилия, межнациональной розни и т.п. Так что если члены церкви могут излагать мне свои взгляды, то равным образом это могу делать и я. Но почему-то многие верующие этого не понимают и зачастую посягают на чужую свободу слова. Так и мне один взрослый брат во время моей беседы с молодёжью сказал: «Ты не имеешь права говорить ни с кем, кроме служителей». Вот вам лицеприятие в самом чистом виде.
Я хотел поехать с молодёжью на ежегодное общение в Курске, но пресвитер не разрешил мне сесть в церковный автобус под тем предлогом, что я «не успел договориться с водителем». Хотя раньше меня брали туда без всяких договоров, да и непонятно, почему тогда пресвитер ничего не сказал мне за те три часа, что я провёл в ожидании в доме молитвы. А на мои уговоры он выдвинул и другие причины – будто я хочу там выступать и вообще я «другого духа» (вот какой он ясновидящий). Тогда я спросил, почему же они берут с собой неверующих, а он ответил: «Потому что они могут покаяться». Значит, по его мнению, я покаяться уже не могу и мне прямая дорога в ад – так что ли? Потом он, похоже, немного пожалел о своём решении и предложил мне самому договориться с водителями, хотя выразил своё неверие в то, что они теперь меня возьмут. И конечно, никто не решился везти меня без указания пресвитера, которого он так и не сделал. Так что его совет был лишь формальным послаблением лицеприятного запрета.
В конце концов я решился написать главному служителю братства письмо с просьбой разобраться в моём деле. Я изложил в письме все основные факты из моих отношений с церковью и содержание моих бесед со служителями. Через полгода, не дождавшись ответа, я послал и второе письмо с дополнительными объяснениями моих взглядов. Лишь после этого мне пришёл ответ, но не от главного служителя, а от другого, в адрес одной из книг которого я высказал критическое замечание. Хотя мне это кажется странным – поручать разобраться в моём деле тому, у кого я нашёл ошибки и таким образом задел его авторское самолюбие. Вряд ли от него можно было ожидать вдумчивого беспристрастного анализа. К тому же он слабовато владел русским языком, ему были гораздо ближе украинский и немецкий, переводы Библии на которые он и цитировал. И он очень плохо разобрался в моих убеждениях, приписал мне кучу ошибочных воззрений, которые и постарался опровергнуть, посчитав на этом свою миссию выполненной. Он не прочитал упомянутые мной книги, содержащие мою точку зрения, и не просил прислать мои собственные сочинения, так что большинство его доводов пропало впустую. В числе его аргументов против моих взглядов были и следующие явно лицеприятные: я ещё начинающий (а разве это влияет на истину?); у меня были предшественники во втором веке (но это же наоборот довод в мою пользу – об учении братства не было написано ни слова до самой Реформации); наконец, над вероучением братства работали опытные служители и оно было принято на съезде (как будто это гарантирует его правильность). А по фактам притеснений и запретов в мой адрес он не написал ничего, словно всё это было нормальным делом. В заключение он сказал, что не намерен вести переписку со мной, так как больше ему добавить нечего. То есть мои возможные возражения и объяснения его не интересовали. В общем, его письмо показалось мне смесью невежества, формализма и ленивого равнодушия.
Всё же я отослал ему ответное письмо, в котором опроверг все его ошибочные высказывания и доказательно изложил свои взгляды. В конце я просил, чтобы он разбирал моё дело не в одиночку, а с другими служителями братства, а также чтобы кто-нибудь из них приехал в наш город для лучшего ознакомления со всеми фактами. Три месяца я ждал от него ответа, но так и не дождался. Тогда я решил поехать на братский съезд, чтобы лично поговорить с ним и главным служителем. И там перед началом съезда я узнал, что получившие моё письмо местные братья почему-то не передали его адресату. Это вопиющая халатность, наверняка основанная на лицеприятии – с письмом пресвитера такое вряд ли случилось бы. И если бы я не приехал на этот съезд безо всякого приглашения, то моё дело так бы и заглохло.
У меня была с собой копия моего письма, так что я отдал его служителю с просьбой поскорее прочесть, чтобы потом более предметно побеседовать со мной. И он ушёл на съезд, а я остался ждать во дворе церкви. Однако вскоре ко мне вышел другой служитель и велел мне уезжать домой – дескать, на съезд меня не пустят и разговаривать со мной никто не будет. Я объяснил, что приехал для беседы с двумя служителями и могу уйти лишь в том случае, если они оба откажутся со мной говорить. Он же заявил, что запрещает мне находиться на церковной территории, и приказал молодым братьям силой вывести меня за ворота. Это опять-таки было проявлением лицеприятия, так как рядом со мной стояли и другие братья, не приглашённые на съезд, но им никто не предъявлял требования покинуть территорию церкви.
Домой я всё равно не уехал, а перешёл через дорогу на остановку автобуса и продолжал стоять там в течение всех двух дней съезда. Ко мне подходили некоторые служители, спрашивали о моих целях, и я просил их рассмотреть на съезде вопрос о значении водного крещения, а также отдал мои трактаты на эту тему. Но вопрос о крещении так и не был вынесен на обсуждение, а главный служитель не пожелал побеседовать со мной. Также и мой адресат не прочёл моё письмо, так что и говорить с ним не было смысла. А самое интересное то, что на съезде не решалось никаких вопросов, как я вскоре узнал из рассказа пресвитера. Лишь в конце обсуждался вопрос о регистрации, а всё остальное время заняло слушание отчётов и проповедей. Так неужели служители не могли вместо этих несущественных формальностей (– вот даже так! –) уделить время моему вопросу, раз уж Бог допустил мне приехать на съезд? Ведь это была самая подходящая возможность очистить учение братства от заблуждений и прийти к единству взглядов на крещение, которого в церквах на самом деле нет. Апостолы в такой ситуации наверняка рассмотрели бы неожиданно возникший проблемный вопрос, но нынешним служителям, видимо, до них далеко.
Расскажу и ещё об одном из ряда вон выходящем случае. В первый день моего стояния один взрослый брат с двумя молодыми ребятами подъехали ко мне на машине и предложили отвезти меня на вокзал. Когда же их уговоры ни к чему не привели, они вдруг схватили меня и попытались запихнуть в машину. Я начал упираться, а они всё старались справиться со мной, и всё это как бы не вполне всерьёз, с улыбками и смешками. Но у них так ничего и не вышло, и они наконец оставили меня в покое. Шутки шутками, а один из парней расковырял мне ключом палец до крови; я потом нарисовал ею на остановке христианскую рыбку в качестве памятного знака. До какой же степени нужно быть фарисейски нетерпимым, чтобы пойти на настоящее хулиганство в отношении верующего человека? Ладно если бы это были неразумные подростки, но как мог это делать взрослый и ответственный христианин? Он что, решил таким образом творчески развить пример выставившего меня служителя? Кстати, спустя немного лет тот служитель погиб в аварии, а молитвенный дом взорвали местные злопыхатели. Возможно, это не больше чем совпадение, однако я считаю весьма вероятной причинную связь этих событий с тем, что сделали на съезде со мной.
На следующем воскресном собрании пресвитер рассказывал церкви о съезде и упомянул обо мне, не избежав при этом явной неправды. Так, он заявил, будто дома я пожаловался матери на не принявших меня христиан, какие они плохие. И с чего он это взял? Он же не слышал моего разговора с родными, в котором я на самом деле изложил только факты безо всяких жалоб и осуждения. И он почему-то не предложил мне подтвердить или оспорить его рассказ, не задал ни одного вопроса. Это явно некорректный поступок – сообщать о человеке дурные сведения и не дать ему возможности возразить и оправдаться. А ещё он сказал, что никто из верующих других течений не пришёл на съезд со своим учением, «потому что у них совесть есть». Это неприкрытое и почти по-детски наивное поношение при всей невесёлости ситуации вызвало у меня улыбку, да и моих родных тоже впоследствии рассмешило. Но ведь вполне возможен был и другой взгляд на события: никого из христиан иного исповедания Бог не побудил прийти на съезд, а позволил приехать только мне. Хотя, конечно, вряд ли можно было ожидать от предубеждённых против меня служителей, что они всерьёз подумают над этим вариантом и будут искренне искать Божьей воли.
А через месяц я получил второе письмо от моего адресата, которое меня очень сильно удивило и разочаровало. Он не попытался опровергнуть мои доводы и не ответил ни на один из заданных мной вопросов. Вместо этого он привёл мне два отрывка из книг других авторов, полные запутанных рассуждений, которые я большей частью уже опроверг в предыдущем письме. Причём первый автор пришёл к таким диковинным выводам, которые в братстве никто не разделял, а итоговый вывод второго автора совпадал с моей точкой зрения и противоречил учению братства. И я не мог понять, зачем служитель написал мне всё это – неужели он надеялся таким странным образом переубедить меня? Это весьма сомнительно, тем более что в заключение он сказал: «Я почти уверен, что это письмо не произведёт у тебя никакой перемены. На все аргументы у тебя будет в запасе куча контраргументов». Скорее всего, его письмо было просто-напросто формальной отпиской для очистки совести, что косвенно подтверждалось его фразой: «Я... не был совсем спокоен, не написав тебе ответ». И судя по всему, он вопреки моим просьбам не разбирал моё письмо с другими служителями братства, да и никто из них не приезжал к нам для рассмотрения моего дела. Таким образом я убедился, что мой оппонент не способен к аналитической работе, требующей рассудительности и логического мышления, и относится к порученному ему делу формально и безответственно.
Тогда я решил снова съездить в ту церковь, чтобы лично поговорить с главным служителем братства. Я надеялся, что он будет на первом воскресном служении месяца (с Вечерей Господней) или хотя бы в следующий день на Рождестве. Но ни на одном из трёх прошедших в эти дни собраний он так и не появился. И я всерьёз подозреваю, что он просто хотел избежать беседы со мной, узнав о моём вечернем приезде. Но более всего я хочу отметить тот факт, что пресвитер не разрешил мне переночевать в молитвенном доме даже в рождественскую ночь. Это кажется мне просто дикостью и верхом фарисейства. Ведь в христианской литературе так много рассказов о том, как в ночь перед Рождеством верующие предоставляли в своих домах приют для самых разных посторонних людей – бродяг, бездомных, нищих, больных и даже преступников. А тут в церковь приехал уже знакомый им христианин, чтобы побыть на их богослужениях, и его выставили на зимнюю морозную улицу. Так что мне пришлось ночевать в близлежащих подъездах, в одном из которых мимо меня ходили кошки, а в другом нередко собирались наркоманы, как мне потом сказал кто-то из членов церкви (той ночью я как раз слышал внизу чьи-то голоса). Может быть, этим верующим ещё доведётся услышать в свой адрес обличительные слова Господа: «Я... был странником, и не приняли Меня» (Матф.25:42-43). Да будет Бог милостив к их неразумию и жестокосердию.
Вскоре служители придумали для меня новое притеснение: они требовали, чтобы по окончании служения я сразу же уходил из молитвенного дома. Хотя все остальные люди, верующие и неверующие, могли свободно оставаться внутри дома вплоть до самого его закрытия или начала членского собрания, когда всех посторонних просили выйти на улицу. Поэтому, естественно, данный запрет также был лицеприятным, а кроме того являлся посягательством на мою личную свободу. Ведь я не нарушал общепринятых правил поведения и не совершал никаких противоправных или бесчинных действий. Поэтому я не согласился подчиняться этому запрету и по возможности игнорировал его, что порой приводило к спорам со служителями.
Расскажу ещё о нескольких показательных случаях, которые можно назвать курьёзными. Так, одна добрая пожилая сестра, услышав о моих проблемах с крещением, захотела объяснить мне его значение и изложила мою собственную точку зрения на крещение. Я сказал, что именно это я и говорю служителям, и она очень удивилась и спросила, чему же тогда учат они. Я кратко рассказал об их учении, а она по наивности даже не увидела никакой разницы и сказала, что это тоже правильно. Когда же я объяснил ей отличия взглядов служителей от моих, она сказала, что не понимает, за что со мной так поступают. Эта беседа доказала моё предположение о том, что в братстве есть верующие, разделяющие мою точку зрения. Однако служители почему-то не применяли к ним никаких мер и запретов, не налагали наказаний, не требовали «покаяться в заблуждении» и согласиться с церковным учением. В чём же дело? Ведь если это ересь, как они неоднократно заявляли мне, то разве можно терпеть её носителей в церкви? Скорее всего, служители просто не обращают внимания на этих прихожан, так как те не доставляют им никаких хлопот, не обличают в отступлении от истины и порой даже не знают официального учения братства о крещении. В любом случае, наличие в церкви таких людей однозначно доказывает неправедность отношения служителей ко мне и изобличает их лицеприятие.
Ещё более ярко это проявилось в случае с проповедником, приехавшим из одной далёкой церкви. Он был верным и уважаемым в братстве служителем и миссионером, и ему предоставили слово на служении. И в своей проповеди он коснулся темы водного крещения и довольно долго рассказывал о его важном спасительном значении. Фактически он открыто говорил с кафедры то же самое, что и я, так что я с особым интересом следил за реакцией прихожан, и в первую очередь служителей и моих оппонентов по спорам. А они сидели как на иголках, порой делая нервные движения руками или головой, и старались не глядеть на проповедующего, прятали от него свои глаза, смотрели кто в пол, кто в сторону, и со мной тоже избегали встречаться взглядом. Я даже немного сочувствовал им, примерно представляя, как им нелегко и неловко слушать такие чуть ли не прямые обличения в свой адрес. Самое интересное то, что никто потом в своей проповеди не сделал попытки в чём-либо поправить гостя, сказать хоть слово в защиту учения братства о крещении. Служители просто молча всё проглотили и не стали ничего предпринимать. А когда впоследствии я в беседах с братьями ссылался на слова этого проповедника, они мне говорили: «Он имел в виду не это». Факт остаётся фактом: человек с моей точкой зрения мог быть служителем и проповедовать в церквах братства, а меня за те же слова гнали вон. Парадокс.
А на одном из крещений областной служитель сказал, что крещённые стали членами тела Христова, то есть Церкви. После собрания я спросил его, когда же всё-таки происходит присоединение человека к телу Христову – при крещении или при покаянии, как он говорил мне раньше. А он ответил, что это тайна, которую нельзя понять, и когда это происходит – неизвестно. Ответ просто отпадный: оказывается, глава областного объединения церквей не знает, что нужно сделать человеку, чтобы стать членом Божьей Церкви. Что может быть абсурднее этого? Я почему-то эту «тайну» прекрасно знаю и могу хоть среди ночи объяснить кому угодно с цитатами из Библии, а вот служитель в смирении склоняется перед непостижимостью Божьего промысла. Однако это нисколько не мешает ему уверенно и безапелляционно заявлять, что я заблуждаюсь. Как он может быть таким незнающим всезнайкой – я не знаю.
Но самая интересная и знаменательная эпопея связана со словами апостола Петра: «Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, – и получите дар Святого Духа» (Деян.2:38). Как-то один из братьев в своей проповеди на тему этого стиха несколько раз сказал, что для получения дара Святого Духа человеку нужно покаяться и креститься. А следом за ним проповедовал служитель и, призывая неверующих к покаянию, сказал: «Вы слышали, предыдущий проповедник говорил, что нужно сделать человеку для получения дара Святого Духа: покаяться». Это было самое откровенное лицемерие и хула на истину. Ведь если бы служитель просто хотел «исправить ошибку» этого брата, то должен был прямо сказать, что тот допустил неточность и на самом деле для получения Духа достаточно покаяния. Но вместо этого он специально сослался на предыдущего брата и сознательно извратил его слова, чтобы навязать прихожанам впечатление, будто тот вообще ничего не говорил о спасительном значении крещении. Поэтому я решил не оставлять этого дерзкого обмана без обличения, и когда пресвитер спросил церковь о нуждах, я заявил, что у меня есть нужда: «Я хочу получить дар Святого Духа». Пресвитер ответил, что для этого мне нужно покаяться, а я возразил: «Я уже покаялся, теперь мне недостаёт только крещения». Он поспешно перебил меня, но прихожане поняли, что я имел в виду, и впоследствии мои оппоненты неловко мялись, когда я напоминал им об этом случае.
А через некоторое время и сам пресвитер коснулся в проповеди этого же стиха и сказал, что для получения Святого Духа «человек должен покаяться», – тут он сделал маленькую паузу, а потом добавил: «и креститься». Видимо, споры со мной всё же произвели перемены в его сознании и совесть не позволила ему исказить библейский текст и дать ему лживое истолкование. Хотя это никак не отразилось на его отношении ко мне, и впоследствии он до самой своей смерти по-прежнему упрекал меня за упрямство и неразумие моих попыток изменить учение братства. Так я и не узнал, понял ли он в конце концов мою правоту и переменил ли свои взгляды на крещение или нет.
С областным же служителем вышла вообще беспримерная история. Когда мои родные спрашивали его о значении слов Петра, он сначала пытался уклониться от ответа. Наконец мама всё-таки вынудила его отвечать, и он сказал, что Пётр говорил не о самом Духе, а о духовном даре, который человек получает после крещения. А когда позднее мой брат спросил его о том же, он сказал, глядя в Библию: «Вот что нужно: покайтесь... (короткая пауза) для прощения грехов, и получите дар Святого Духа». Брат понял, что служитель косит под дурачка, и не стал продолжать разговор. Наверно, оно и правильно – какой смысл слушать человека, который одним людям говорит одно, а другим совершенно другое? Причины такого поведения служителя вполне понятны: мою маму он ещё мог попытаться заморочить своим толкованием, однако сам он наверняка прекрасно понимал его ошибочность, просто не мог предложить лучшего объяснения. Но моего брата ему вряд ли удалось бы провести, так что он предпочёл пропустить в исходном тексте слова о крещении. Почему бы ему не признаться честно, что он не знает, как объяснить этот стих? Скорее всего, он опасался, что подобное признание повлечёт за собой необходимость пересмотра моего дела, и это показалось ему страшнее, чем грех неправды. И от такого вот человека зависела моя судьба, а также и будущее всех присоединяющихся к церкви людей. Разве это не самое натуральное фарисейство, забравшее ключи разумения?
В целом же по братству мне доводилось выслушивать три разных толкования слов Петра. Кратко опишу их суть и ошибки:
1) Пётр говорил о духовном даре, а самого Святого Духа человек получает до крещения. Но из контекста видно, что слушатели Петра ещё не верили в Христа и не имели Духа, так что им было обещано получение не особого дарования, а именно Духа Святого, Которого только что на их глазах приняли апостолы.
2) Пётр неточно выразил свою мысль и не к месту присовокупил предписание о крещении. Получается, вдохновлённый Духом апостол просто ошибся, а Лука, писавший книгу Деяний тоже по вдохновению от Бога, не пожелал исправить его оплошность. Разумеется, это невозможно и в Библии ошибок нет.
3) Слова Петра были адресованы только иудеям, а для язычников установлен другой порядок спасения. Однако сам Пётр сказал позднее о язычниках так: «Сердцеведец Бог дал им свидетельство, даровав им Духа Святого, как и нам, и не положил никакого различия между нами и ими» (Деян.15:8-9). Поэтому никаких разных способов получения Духа для иудеев и язычников нет.
Главное же в том, что братья, предлагавшие мне свои объяснения, при этом отвергали другие истолкования, сознавая их ошибочность. То есть всё братство можно было условно разделить на три группы верующих, каждая из которых убедительно опровергала толкования двух других групп и искренне считала свои взгляды выражением точки зрения братства. Так что если бы на съезде служители решили исследовать исходный стих, то наверняка начали бы спорить между собой, как изучавшие слона слепые мудрецы. Тогда бы они убедились, что у христиан братства нет единого объяснения слов Петра, и даже более того, нет ни одного приемлемого толкования. Таким образом, верующие, будучи сами не согласны друг с другом, тем не менее дружно обвиняли меня в заблуждении и прогоняли из церкви. Как-то это нелогично, уж гнали бы тогда и друг дружку, чтобы не давать оснований для обвинения их в лицеприятии.
Непорядок наблюдался и в литературе братства, так как некоторые фразы авторов противоречили официальному учению. Например, в одной книге было написано, что возрождённая девушка ещё не стала членом Церкви Христовой и потому хотела креститься. Также один из служителей в письме к своим детям сказал, что они, заявив о желании принять крещение, впервые связали себя с Церковью Христовой. Хотя согласно учению братства человек при покаянии получает возрождение и таким образом присоединяется ко Вселенской Церкви. Однако этих авторов не обвиняли в ереси и не изымали из обращения их книги, как это было принято по отношению к книжкам, содержащим заблуждения. В братстве были весьма популярны и книги Джоша Макдауэлла, несмотря на то что в одной из них я обнаружил прямое подтверждение того, что он разделял мою точку зрения на возрождение при крещении. Но служители почему-то всё равно не назвали его еретиком и не запретили верующим читать его сочинения; такую «честь» они оказали только мне, говорившему абсолютно то же самое. Наконец, в журнале братства была напечатана проповедь главного служителя, в которой он сказал, что Бог «через купель крещения приобщает нас к членам Тела Его и делает храмом Духа Святого». Эта фраза неизменно ставила в тупик моих гонителей, которые никак не могли объяснить, почему меня за такие же самые убеждения обвиняют в ереси. Сам невероятный факт появления этого высказывания в центральном печатном издании братства можно было расценить как знамение от Бога, подтверждающее правоту моих взглядов.
Многие из этих фактов я изложил в своём новом письме, на сей раз уделив основное внимание проблеме неправедного отношения церкви ко мне. Письмо я адресовал главному служителю и просил его никому не перепоручать написание ответа. В конце я задал ему несколько вопросов, на которые служители отвечали всяк по-своему, заодно спросил и о смысле его фразы из журнала, а также вновь повторил свою просьбу о приезде кого-нибудь из мудрых служителей братства. И через четыре месяца мне пришёл ответ... от моего первого адресата. Моё письмо почему-то опять отдали ему, и он накропал пару абзацев текста, во многом повторив уже опровергнутые мной доводы. Даже моя мама возмущённо сказала: «Как ему не стыдно писать такую чушь?!» А в качестве обоснования ненужности споров о крещении он выдвинул следующее соображение: «Ты наверно согласен с тем, что по обеим сторонам спорящих есть спасённые. А к чему тогда вся эта полемика?» Но если это не важно, тогда пускай меня примут в члены церкви. Если бы глава братства дал служителям такое указание, то основная проблема была бы решена. А так всё это лишь фарисейские отговорки, доказывающие полнейшее безразличие к моей судьбе. В конце служитель прямо написал: «Ответа я не жду», так что больше я не стал посылать никаких писем. А через некоторое время он умер, и главный служитель тоже – один до, а другой после гибели служителя, прогнавшего меня со съезда. Так они и не оказали мне никакой помощи и духовного попечения, тем самым наверняка подпортив себе кончину жизни, в остальном достойной уважения и похвалы.
В церкви же со мной приключилось ещё одно невообразимое происшествие. Я часто брал на служения свой фотоальбом и однажды, оставив его на скамейке, отошёл поприветствовать своего друга. Когда же я вернулся на место, альбома там не было. Я огляделся вокруг и увидел, что сидящий на сцене молодой брат вытаскивает из моего альбома фотографии, на которых были запечатлены его сёстры. Я потребовал у него вернуть мне эти снимки, но он отказался на том основании, будто я фотографировал его сестёр против их воли. Он передал мой альбом служителю, услышавшему наш спор, и повторил своё обвинение, а тот сказал, что забирает у меня эти фото. Я пытался настоять на их возвращении мне, но добился лишь его согласия на разбор этого дела членским собранием.
Однако и это собрание превратилось в фарс. Служитель прежде всего зачем-то рассказал обо мне много негатива, никак не относящегося к делу: что я несу в церковь лжеучение, нарушаю порядок, не слушаюсь служителей и т.д. Такое настраивание аудитории против обвиняемого является грубейшим нарушением судебных правил. Затем он обвинил меня в том, что я сфотографировал сестёр без их разрешения. Я возразил, что они сами попросили меня об этом. Однако они, к моему удивлению и сожалению, не подтвердили моих слов: одни сказали, что считали мой фотоаппарат принадлежащим кому-то другому (хотя спутать мой советский агрегат с обычными «мыльницами» было невозможно); другие – что я снимал их, пока они позировали другому фотографу; а остальные просто промолчали, видимо, не желая опровергать слова брата. Я предложил церкви посмотреть фотографии и убедиться, что там все девушки глядят в мой объектив и улыбаются, а такие снимки сделать насильно невозможно. Но служитель не стал меня слушать и объявил церкви о своём решении изъять у меня эти фото, на что ему никто не возразил. Хотя согласно закону никто из гражданских лиц не имеет права отобрать у человека принадлежащее ему имущество, это может сделать только судебный исполнитель по решению гражданского суда.
Поэтому действия служителя и церкви против меня в этом случае можно было квалифицировать в соответствии с уголовным кодексом как «грабёж (открытое хищение чужого имущества), совершённый группой лиц». И хотя впоследствии служитель, похоже, поверил моим объяснениям, однако снимков мне он так и не вернул, и они затерялись среди других служителей братства. А тот молодой брат так и не понял своей вины и даже предложил мне денег в качестве компенсации, которые я конечно же не взял, так как не собирался продавать эти фото и не считал деньги равноценной заменой им. И никто из участников этих событий даже не извинился передо мной за совершённое в отношении меня беззаконие. Таким образом в данной ситуации буквально исполнились слова Христа к фарисеям: «Не написано ли: дом Мой домом молитвы наречётся для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников» (Мар.11:17).
А на очередном крещении служитель запретил мне фотографировать. Я же возразил, что это моё законное право. Я специально просмотрел в Интернете множество юридических сведений об этом и потому был уверен в своих правах. Служитель не стал спорить со мной, а просто сказал, что предупредил меня. Когда же я в ходе служения попытался сделать снимки, некоторые братья стали мне мешать, упрекая меня в нарушении запрета и нарушая своими действиями чинность богослужения. Хотя служители не поручали им охрану порядка и не говорили никакого порицания в мой адрес. Поэтому неумеренная ревность этих добровольных блюстителей была явно неразумна. Их действия можно было уподобить поступку медведя из басни, который, охраняя сон путника, убил большим камнем муху на его лице, тем самым отправив его на вечный покой. Чтобы прекратить эту беспорядочную катавасию, я пообещал сделать лишь один снимок себе на память, после чего остальная часть служения прошла спокойно.
По возвращении же к церкви служитель поразил меня заявлением, что за моё непослушание его запрету меня больше не будут пускать в молитвенный дом. Чтобы хоть как-то обличить его в нарушении справедливости, я спросил, кто это решил – церковь или он сам. Он ответил, что это его решение и что он скажет об этом на членском собрании. Опять получилось, что приговор мне был вынесен заранее и приведён в исполнение ещё до суда. Да и самого суда как такового не было, так как меня на него не позвали и никаких моих показаний не выслушали. Причём некоторые братья, видимо, сознавали мои права и потому говорили, что меня наказывают не за фотографии, а за распространение моих заблуждений. Но ведь до сих пор меня не прогоняли из собрания несмотря на мои убеждения, а значит причиной запрета стало моё сегодняшнее поведение, в котором не было ничего противозаконного. Так что решение церкви было явно лицеприятным, не говоря уже о том, что противоречило всем евангельским принципам.
Но самое смешное было через два года, когда я решился попросить служителя пускать меня на собрания, пообещав не говорить прихожанам о моих взглядах. И он сначала поговорил о моём состоянии, о церковных порядках, а в конце сказал: «Ну а насчёт тебя что? Мы никому не запрещаем посещать собрания». То есть он не выдвинул никаких требований или условий, а просто сделал вид, как будто никакого запрета никогда и не было. Словно он не помнил, как ставил у церкви сторожей, как я устроил концерт перед закрытыми воротами, как меня неохотно пускали на открытые праздники Жатвы. Ну ничего, такое маленькое лицемерие я считал простительным, главное что этот дикий запрет был отменён и с тех пор на меня больше не налагали новых индивидуальных ограничений.
Такова история моих взаимоотношений с первой в моей жизни церковью, где я против всех своих ожиданий встретил много лицеприятия и лицемерия. Я даже стал полушутя-полусерьёзно называть себя индикатором закваски фарисейской. Но можно ли считать обнаруженные мной проблемы типичными для многих протестантских церквей или же такое могло случиться лишь в очень строгой консервативной церкви? Увы, к сожалению, подобные проявления фарисейства свойственны и более свободным либеральным церквам, как я вскоре убедился на личном опыте в церкви другого евангельского течения.
Эта церковь находилась гораздо ближе к моему дому – в пределах получаса ходьбы. Правда, в её учении было намного больше моментов, которые я считал заблуждениями. Зато мне нравилась её гостеприимная атмосфера и радушные дружелюбные прихожане. Также очень большим для меня плюсом было то, что в ней для причастия использовалось не вино, а виноградный сок, и что мне тоже разрешали участвовать в Вечере Господней. Поэтому где-то по прошествии года после открытия её молитвенного дома я окончательно расстался с предыдущей церковью и стал постоянным прихожанином этой церкви.
В скором времени я выразил пастору своё желание стать членом церкви. Он сказал, что всякий желающий присоединиться к церкви должен разделять её видение и пройти курс занятий для начинающих, но так как я придерживаюсь другого учения, принять меня в церковь они не смогут. Всё же я стал посещать эти занятия и полностью прошёл их курс (а впоследствии даже ещё раз).
И вот тут-то мне впервые встретилось лицеприятие, которое я, правда, понял гораздо позже. Дело в том, что в соответствии с правилами церкви по окончании начального курса его участники получали от пастора бланк заявления о приёме в члены церкви и заполняли его, после чего духовный совет рассматривал их просьбу. Но мне пастор об этом не сказал и не предложил заполнить заявление. Он лишь повторял, что без согласия с вероучением церкви меня не примут в её члены. Хотя если бы он относился ко мне без лицеприятия, то был бы должен вынести и моё прошение на рассмотрение духовного совета. Ведь официально я ничем не отличался от христиан, желающих перейти из другой церкви.
А так я продолжал посещать церковные собрания и молодёжную домашнюю группу. Пастор даже разрешал мне участвовать в песенном служении: я не раз пел и сольные песни (как правило на праздниках), и вместе с молодёжью, и в сопровождении подпевавшей мне взрослой группы. Но однажды пастор сказал, что некоторые члены церкви выразили ему своё недовольство тем, что он даёт мне петь на собраниях, в то время как я не соглашаюсь с церковным учением. И хотя сам он ничего не имеет против моего пения, но должен уважать желания прихожан, поэтому больше не может разрешать мне участвовать в служении.
Что ж, я понимал затруднительность его положения и не осуждал его за этот запрет. Но вот позицию этих неизвестных ревнителей я считал неправедной и лицеприятной. Ну, какое им дело до моих убеждений? Большинству прихожан нравились мои песни, так зачем было лишать их этого удовольствия из-за каких-то иллюзорных опасений за учение церкви? Если уж на то пошло, то пускай бы они поставили этот вопрос на членском собрании, чтобы все верующие могли выразить своё мнение и прийти к общему решению. Да и пастор как мудрый руководитель мог бы отдать решение этого вопроса на усмотрение церкви, а не пойти на поводу у группы особо нетерпимых прихожан. А то всё получилось как в тоталитарные времена, когда по анонимному доносу принимали крутые меры.
Ну как, пока знакомые запреты? Но сейчас будет нечто новое и невиданное. Однажды ко мне подошёл молодёжный лидер и с некоторой неловкостью попросил меня, чтобы я... не смотрел на молодых сестёр. Как он мне объяснил, некоторые девушки сказали ему, что часто замечали на себе мои взгляды и такое моё пристальное внимание их смущает. Вот уж никогда бы не подумал, что мне доведётся услышать такую невероятную претензию. Нечто подобное было разве что в жизни гроссмейстера Эдуарда Гуфельда, когда на одном из турниров судьи письменным постановлением запретили ему подходить к шахматистке, которая накануне смутилась от его влюблённого взгляда и зевнула ферзя. Но в отличие от него я ни на какую из сестёр не смотрел взглядом, который можно было бы назвать влюблённым, нежным, страстным, романтическим или откровенным. Мне было просто приятно видеть их знакомые милые лица, и я старался никому не уделять исключительного внимания, а уж тем более пристального. В конце концов, я же не могу вообще не смотреть ни на кого в церкви, поэтому пускай сёстры не думают лишнего и не требуют от меня полного отсутствия внимания. Так я и объяснил лидеру, попросив его успокоить сестёр на этот счёт. А вообще-то сейчас я уже могу сознаться, что любил тогда одну девушку, однако старался скрывать свои чувства, так что сделанное мной через несколько лет признание стало для неё большой неожиданностью. Думаю, этот факт является хорошим подтверждением правдивости моего ответа лидеру.
А ещё одна невесёлая история произошла тогда, когда я из желания помочь церкви в деле спасения грешников предложил пастору устроить мой сольный концерт. Я просил лишь предоставить мне время, музыкальную аппаратуру и помочь пригласить людей из мира. Он дал своё согласие, и я напечатал афиши и 250 приглашений, после чего пастор на нескольких служениях объявлял церкви о предстоящем концерте и предлагал верующим звать на него своих знакомых и приходить самим. А за двое суток до назначенной даты я обнаружил, что стопка приглашений лежит почти нетронутой – в ней оставалось порядка 150 карточек, и это при том, что я сам взял из неё немалую долю. Конечно, такая пассивность церкви меня очень огорчила. Пришлось мне самому раздавать все оставшиеся приглашения, и я два дня делал это на заводских проходных и в супермаркете.
Когда же я наконец пришёл на концерт, то увидел, что в зале нет никого из членов церкви кроме нескольких молодых людей, в основном задержавшихся после своей репетиции. А так было только с десяток человек из ребцентра, мой брат с женой да два приглашённых мной знакомых. Больше всего меня поразило то, что не пришёл ни один взрослый служитель. Но ведь евангелизационный концерт для того и устраивается, чтобы пришедшие на него неверующие люди могли познакомиться с церковью, подружиться с прихожанами и побеседовать со служителями о важных христианских и жизненных вопросах. И в конечном итоге эти гости, по идее, должны стать христианами и присоединиться к церкви. Ну и каким же чудесным образом служители надеялись достичь этой цели без своего участия? Неужели они считали, что я в одиночку должен сделать всё для спасения этих людей – спеть песни, рассказать о Боге, привести их к покаянию и пробудить в них любовь к этой церкви? Со стороны служителей это самый бездумный фарисейский формализм. Я свою часть выполнил добросовестно, и один из моих знакомых потом очень хвалил меня за мои песни. Но я не мог с позиции опыта поговорить с пришедшими даже об освобождении от алкоголя, а занимавшиеся этим служением лидеры в это время сидели дома и отдыхали.
Поэтому я, неожиданно столкнувшись с таким равнодушием верующих, потом довольно долгое время ходил в расстроенном состоянии. А некоторые члены церкви обвиняли меня за это в гордости – мол, я переживаю из-за оскорблённого самолюбия, потому что на мой концерт пришло мало народа. Но я всего лишь снова оказался в роли индикатора лицеприятия, проявленного в этом случае христианами. Ведь когда их собственная группа прославления устраивала свои концерты, на них приходили и служители, и множество активных верующих, которые заводили знакомство с новичками и помогали им освоиться. Так что опыт проведения таких служений у церкви уже был, и лишь к моему концерту прихожане отнеслись с вопиющей безответственностью. Из-за этого у меня почти полностью пропала охота приглашать людей в эту церковь, где они могут встретиться не только с множеством заблуждений, но и с тупым равнодушием. Хотя я всё равно искренне считал, что лучшей церкви в нашем городе нет.
К своему 40-летнему юбилею я наконец закончил писать мой самый главный труд – книгу «История христианского крещения». Я очень надеялся, что она поможет верующим избавиться от застарелых заблуждений. Ведь когда-нибудь должно же произойти возвращение христиан к истине, так почему бы Богу не начать это дело с самой близкой мне церкви, где у меня есть много друзей? И я попросил пастора прочитать мою книгу и высказать по ней своё суждение, которое для меня очень важно. Он согласился, и я переслал ему на телефон свой файл, кратко объяснив, как его открыть. Через несколько недель я спросил его, читал ли он мою книгу, но пастор сказал, что не смог сбросить её на компьютер. Я посоветовал ему обратиться за помощью к кому-нибудь из его старших детей, которые хорошо разбирались в таких делах. А через некоторое время я послал этот файл на его страницу, о чём и сообщил ему. Однако он сказал, что у него нет ни времени, ни желания читать мою книгу. Я был просто поражён такой переменчивостью и спросил, почему же он тогда обещал мне прочитать её. А он сказал в ответ: «Чего ты хочешь? Чтобы я изменил свои взгляды? Я не буду этого делать». Но это же не было единственно возможным результатом, хоть я и надеялся на такой исход. Тем не менее пастор мог бы попытаться найти ошибки в моих доводах и дать приемлемые ответы на мои вопросы, если он был уверен в правоте своего учения и стремился помочь мне избавиться от заблуждений. Но он, похоже, не имел никакого желания сделать для меня хоть что-то входящее в обычные обязанности пастора и учителя. Формально у него была отговорка – я не член его церкви. Однако это и называется лицеприятием, когда христиан делят на «своих» и «чужих», до которых церкви якобы нет никакого дела.
Далее у меня произошла размолвка с молодёжным лидером. Однажды я вдруг обнаружил, что он стал очень часто в молитве обращаться не к Богу, а к Святому Духу. Раньше он делал это гораздо реже, а теперь я всякий раз замечал, как он просит, благодарит и прославляет Духа вперемешку с обращениями к Богу Отцу и Христу. Я уже давно думал о том, является ли такая практика нормальной и угодной Богу, и на основании Библии пришёл к однозначно отрицательному ответу. Этому вопросу я посвятил большую главу в начатой мною книжке «Не говорите лишнего». Поэтому теперь молитвы лидера очень сильно резали мне слух, и я даже не хотел отвечать на них «аминь», так как не знал, кого он просит и восхваляет – царствующего Господа или исполняющего Его волю посланника. И я сначала послал ему свою книжку, а потом попросил его не молиться Духу хотя бы в моём присутствии, чтобы не становиться для меня преткновением.
Книжку лидер прочитал, но исполнить мою просьбу отказался, хотя моих доводов опровергнуть не мог. Его единственным возражением была сентенция «Дух Святой – это Бог», что вовсе не равнозначно формулировке «Бог – это Дух Святой», которая ещё могла бы служить оправданием молитв Духу, не имеющих примера в Библии. Тогда я решил вторично обличить его уже при свидетелях согласно Матф.18:15-16, что и сделал после очередного молодёжного служения. Он же всё равно в итоге сказал: «Я буду молиться так, как меня побуждает Бог». Однако я абсолютно уверен, что если бы его попросил о том же самом пастор, то он наверняка проявил бы послушание и не ссылался бы на своё «вдохновение от Бога». Так что причиной его отказа, по всей вероятности, было предубеждённое отношение ко мне, как будто Бог может действовать только через пастора и авторитетных служителей и не может использовать в качестве вестника истины простого христианина, да ещё и отвергаемого поместной церковью.
О нашей беседе стало известно пастору, и в следующий раз он предъявил мне новое обвинение, с которым я ещё не сталкивался: «Ты подрываешь авторитет моего служителя». Ну и каким же загадочным образом я это делал? Неужели высказать лидеру свою точку зрения на его поступки и попросить библейского обоснования его действий означает подрывать его авторитет? Что-то я не нашёл в Писании ни единого упоминания о подобных «преступлениях». После беседы с пастором я специально спросил лидера, считает ли он, что я согрешил против него. Он без колебаний ответил, что конечно же нет, вот разве только кому-либо из свидетелей могло не понравиться такое моё поведение. Но в таком случае им следовало бы просто поговорить с лидером, чтобы убедиться в отсутствии криминала в моих действиях и словах. Поэтому обвинение пастора в мой адрес было явно необоснованным.
Пастор же сказал, что не рекомендует мне ходить на молодёжные общения – и из-за моего не вполне молодого возраста, и по причине трений с лидером. Ну, насчёт трений я только что всё объяснил, а что касается молодости, то никаких ограничений на этот счёт не было – лидер призывал приходить людей любого возраста. Я передал ему буквальные слова пастора: «Это не запрет, но я не рекомендую», – и спросил, можно ли мне посещать молодёжные служения. Он ответил, что не возражает, и даже добавил: «Лично я желаю, чтобы ты ходил, да и другие, наверно, тоже». Так что я со спокойной совестью игнорировал совет пастора как неразумный и лицеприятный.
Вскоре мне пришла мысль вместо устного прошения написать заявление о приёме меня в члены церкви. И на сей раз пастор всё-таки вынес этот вопрос на рассмотрение духовного совета. На обсуждении он прежде всего обвинил меня в том, что я не послушался трёх его просьб: 1) оставить молодёжное служение, 2) «не бунтовать, когда молятся в духе на языках» (хотя я возражал лишь против молитв Святому Духу) и 3) вообще уйти из их церкви в другую. Вот это третье требование является просто невероятным по своей дикости, хотя многие вполне зрелые христиане этого не понимают. Ведь оно никоим образом не содействует созиданию церкви, над которым должны трудиться служители да и все без исключения верующие. Пастор призван помогать посещающим служения людям присоединиться к поместной церкви, а не отправлять их в свободное плавание по принципу «пойди туда – не знаю куда». Невозможно представить, чтобы он советовал такое неверующим гостям или ещё не наученным истине прихожанам, к которым он со своей точки зрения должен был отнести и меня.
Более того, совет искать себе другую церковь является по сути лицемерным. Его официальная мотивировка имеет вид заботы о моём благе: «В нашей церкви тебе будет трудно из-за разногласий с нашим учением, поэтому найди церковь, где разделяют твои взгляды и где ты сможешь войти в служение». Однако при этом служители в душе считают, что их церковь придерживается правильного вероучения, а я ошибаюсь. И таким образом, они фактически советуют мне примкнуть к заблуждающейся церкви, находящейся в плену ложных доктрин, которые они иногда прямо называют ересью. Неужели они и вправду думают, что в духовном плане мне там будет лучше? И разве нормальный христианин может посылать человека туда, где проповедуется явная неправда? Я уверен, что если бы в собрание пришли люди, разделяющие учение Свидетелей Иеговы, то пастор ни за что не предложил бы им искать общину иеговистов, а постарался бы помочь им познать истину и примкнуть к поместной церкви. Почему же мне многие служители из разных церквей давали такой смертоубийственный совет?
То же самое можно сказать и о другой типичной рекомендации – «создай свою церковь с твоим учением». Но ведь на самом деле эти советчики и в страшном сне не хотели бы, чтобы я организовал еретическую с их точки зрения церковь и привлекал в неё их знакомых, друзей и тем более родных. Пастор в ответ на мой вопрос по поводу родственников сказал: «Упаси Господь». Но если он не будет считать мою церковь братской, угодной Богу, содействующей распространению Евангелия и спасению грешников, тогда зачем он предлагает мне создавать её? Чтобы я учил людей заблуждениям, совращал их с истинного пути, превращал их в нарушителей Божьих заповедей, калечил их судьбы и в итоге вместе с ними отправился в ад? Я не могу себе представить, чтобы он порекомендовал такое какому-либо деятелю, проповедующему человеческие жертвоприношения, самоистязания, развратные оргии, многожёнство, затворническое ожидание конца света, признание кого-то воплощённым Христом, отдачу руководству общины личного имущества и другие извращения, имевшие место в различных деструктивных сектах и культах. Возможны лишь два варианта: либо члены церкви признают мои взгляды правильными и меняют своё вероучение, либо не желают возникновения церкви с моим учением. Поэтому совет создать свою церковь является ещё одной лицемерной отговоркой служителей, не желающих исполнять свой долг пастора и учителя по отношению к инакомыслящим.
Причём я ещё спросил пастора, а дал бы он мне такой совет, если бы я был каким-нибудь явным еретиком – иеговистом, мормоном или последователем Бранхама. Он же своим ответом переплюнул все рекорды фарисейства: «Стань им, затем выслушаешь совет». Ну как мог Божий служитель сказануть такую несусветную чушь? Его что – Дух Святой вдохновил, мудрость свыше осенила или светлый интеллект подсказал ему эффективное решение моей проблемы? Увы, своей откровенно тупой фразой он лишь явно показал своё полнейшее равнодушие к моей судьбе и непреодолимое нежелание сделать хоть что-нибудь для меня. Фактически его слова означали: «Да иди ты хоть к дьяволу, только не приставай ко мне со своими вопросами». Мне весьма интересно, как бы он вёл себя, если бы на моём месте оказалась его жена. Неужели он поставил бы вопрос о её отлучении от церкви за несогласие с официальным учением и послал бы её искать церковь, где её примут? Неужели точно так же не стал бы вместе с ней разбирать Библию, не искал бы убедительных книжек, не подключил бы других сведущих в Писании братьев? Что-то мне не верится в такую беспристрастность.
Итогом духовного совета стало решение служителей не принимать меня в члены церкви из-за того, что я не разделяю её учения. Однако в церковных правилах для такой ситуации требование согласия с вероучением отсутствовало, а было лишь сказано, что членом церкви может стать любой крещённый по вере христианин, разделяющий её видение – краткую формулировку её главных целей и принципов. А поскольку я выражал своё согласие с видением церкви, то у служителей не было никакого законного основания отказывать мне в приёме. Хотя они и ссылались на устав церкви (который мне почему-то так и не дали прочитать), но я совершенно уверен, что в нём не было пункта о необходимости для новичка полного согласия с вероучением. Во всяком случае, в документах, которые читались вслух на собраниях или вывешивались на доске объявлений, об этом не было ни слова. Да и наверняка новообращённых невозможно за четыре месяца начального курса подготовки наставить во всех без исключения вопросах церковного учения. Так что служители по своему произволу добавили для меня это требование, не имеющее основы ни в Библии, ни в церковном уставе, и сделали это лишь из чисто умозрительных соображений – стремления к искусственному единомыслию. И получилось, что на бумаге верующие говорят одно, а на деле поступают по-другому, то есть опять-таки проявляют лицемерие.
Скажу также пару ласковых слов по поводу упомянутого «видения церкви». В этой церкви оно было сформулировано в виде трёх пунктов:
– Личные отношения с Богом
– Служение друг другу в церкви
– Служение людям в мире
Ну как, есть ли в этой декларации что-нибудь исключительное и трудное для понимания? Думается, всё просто и очевидно: перечислены основные сферы христианской жизни и деятельности в порядке их важности. А теперь вопрос: зачем же тогда спрашивать кандидатов в члены церкви, согласны ли они с этим видением? Разве может хотя бы один нормальный верующий заявить, что он не согласен с каким-либо из этих пунктов? Наверняка ещё никому из соискателей не приходило в голову отрицать или оспаривать эти сами собой разумеющиеся положения. Пожалуй, то же самое можно сказать и о любом другом «видении», например: «Приводить далёких от Бога людей к полному посвящению Господу». Поэтому требование от новообращённых согласия с видением церкви является чистейшей воды формальностью. Это всё равно что спрашивать у человека, согласен ли он дышать воздухом и питаться продуктами. И такой вот формализм на полном серьёзе официально прописывается в церковных правилах и читается с кафедры. Стоит ли потом удивляться, что эти правила сами служители и не пытаются соблюдать, а выдумывают другие, более удобные для себя?
Через несколько дней после духовного совета, придя на молодёжное общение, я вдруг узнал от братьев из группы порядка, что пастор приказал им не пускать меня на эти служения. Почему же он не установил этот запрет в разговорах со мной, а лишь «просил» и «рекомендовал»? На мой взгляд, это тоже скрытное лицемерие. Если бы он сказал прямо, что запрещает мне, то хоть не был бы виновен в криводушии. Конечно, я тогда сразу же попытался бы оспорить этот запрет как лицеприятный, но для пастора это всё равно было бы лучше, хотя и хлопотнее. А так он лишил меня возможности отстоять мои права. Впрочем, в тот день я всё же прошёл на молодёжное служение, поскольку оно было заранее объявлено пастором как особенное и открытое для людей любого возраста.
Кстати, на духовном совете я записал на диктофон обсуждение моего вопроса, а на неделе выложил на свою сетевую страницу эту запись вместе со сделанной мной стенограммой, к которой я добавил свои комментарии. За это некоторые прихожане порицали меня – мол, я не имел права рассказывать об этом. Однако в разборе моего дела не затрагивалось никаких церковных тайн, поэтому мой поступок не нарушал норм закона и морали. Гораздо более странно выглядит желание служителей скрывать от церкви то, как они обращаются со мной и что мне говорят. А потом прихожане задают мне абсурдные вопросы типа «Почему ты не хочешь стать членом нашей церкви?» или «А почему ты не поговоришь с пастором?» Вот я и пишу на своей странице правду, чтобы её могли знать все.
Интереснее же всего то, что в следующее воскресенье на доске объявлений было вывешено запрещение на аудиозапись, фотографирование и видеосъёмку в церкви без согласования с администрацией. Эта мера наверняка была вызвана моим поступком и имела одну-единственную цель – ограничить мою свободу. Невозможно поверить, будто служители всерьёз собирались давать личное разрешение всем, кто пожелал бы сфотографировать какое-либо событие в церкви – например, пение группы прославления, молодёжную конференцию, праздник, помолвку или тем более свадьбу. И впоследствии я ни разу не видел, чтобы члены группы порядка сделали хоть кому-нибудь из прихожан замечание по поводу запрещённой съёмки, а также не слышал, чтобы хоть кто-то просил у служителей такого разрешения. На любых собраниях все кому не лень снимали всё что хотели, так что этот пугающий запрет был однозначно лицеприятным и адресованным исключительно мне. Более того, он является незаконным, так как согласно закону о религиозных объединениях деятельность церкви должна соответствовать официальному документу – её уставу. Я уверен, что в уставе церкви не было пункта о запрете съёмки, а самовольно внести в него изменения служители не имеют права – для этого они должны представить эти поправки в орган надзора, заплатив госпошлину, и получить его разрешение. Конечно, они не успели бы за три дня сделать это, да и разрешения им наверняка не дали бы, поскольку данный запрет противоречит закону об информации. Так что им было бы лучше убрать со стенда эту филькину грамоту, пока их не наказали.
Спустя две недели я написал пастору заявление с просьбой отменить запрет на посещение молодёжных служений. После собрания я ожидал возможности отдать это прошение и втянулся в разговор с секретаршей. Она обвинила меня в разделении церкви, а я ответил так: «Нет, это вы делаете разделение, когда не принимаете в церковь баптистов». Находившийся поблизости администратор церкви вдруг заявил: «Я больше не собираюсь это слушать!», а потом стал меня толкать по полу до выхода как лыжника и, выдворив меня на улицу, сказал, что отныне запрещает мне заходить на церковную территорию.
Конечно же, это был однозначно беззаконный поступок. В обязанности и полномочия администратора и дьякона не входит ни пресечение неугодных ему частных бесед, ни насильственные меры против людей, не угрожающих жизни, здоровью или имуществу окружающих. Даже если он считал, что мои слова нарушают порядок в церкви, то ему следовало сделать мне замечание, а в случае моего непослушания вызвать сотрудников правоохранительных органов. Сам же он не имел никакого права силой выставлять меня из дома, принадлежащего религиозной организации. С его стороны это была дискриминация, то есть нарушение моих законных прав и свобод из ненависти к моим убеждениям.
Также и запрет заходить в дом молитвы является незаконным, поскольку не имеет основания в уставе церкви, утверждённом государственной властью. Здание церкви не имеет статуса режимного объекта, в нём не введена система пропусков, фейс-контроль, дресс-код и т.п., а действуют обычные правила поведения в общественном месте, не ограничивающие конституционных свобод граждан. Поэтому прийти на церковное служение имеют полное право все люди за исключением некоторых оговорённых законом категорий (с запрещёнными предметами, заразные больные, в сильно загрязнённой одежде, испускающие зловонный запах и т.д.). Ну и, конечно, даже с чисто христианской точки зрения дом молитвы должен быть открытым «для всех народов» (Мар.11:17), т.е. для людей с любым образом мыслей, манерами поведения и жизненным укладом. В Иерусалимский храм могли войти даже мытари, ненавидимые всем обществом (Лук.18:10). А тут один вспыльчивый человек в порыве раздражения из чувства личной неприязни запретил своему брату во Христе приходить в церковь, тем самым нарушив евангельские, правовые и моральные нормы.
А хуже всего то, что пастор поддержал этот запрет, причём даже не поговорив со мной и не исследовав случившегося инцидента. Когда я дождался его на улице, он отказался беседовать со мной, отверг мои просьбы о рассмотрении этого дела и не дал мне возможности оправдаться (или извиниться, если бы я действительно был нарушителем порядка). Он лишь подтвердил, что меня не будут пускать на служения, и повторил свой совет искать себе другую церковь. Разумеется, это был лицеприятный поступок: если бы дело касалось кого-нибудь из членов церкви, приезжих христиан, новообращённых или неверующих, то он наверняка действовал бы по-другому.
На неделе я отправил пастору через Интернет письмо с объяснением моего конфликта с администратором и просьбой об отмене запрета на вход в церковь. Но в воскресенье мне не дали осуществить моё желание побыть на служении и побеседовать с пастором. И я три часа ожидал его на улице, время от времени исполняя христианские песни, – всё как и в первой моей церкви. Пастор же всё равно отказался говорить со мной и даже не ответил, за что меня не пускают на служения. Вот так он единолично назначил мне наказание без обвинения, суда и следствия – не иначе как по закону джунглей.
Тогда я решил временно подчиниться этому запрету и попытаться всё же добиться его отмены мирным путём. Я сделал плакат с надписью «Братья мои, за что меня не пускают в церковь?» и стоял с ним за церковными воротами во время каждого воскресного служения, назначив предельным сроком этой акции 40 дней (6 недель) – по примеру проповеди пророка Ионы. Но за всё это время пастор так и не ответил на мой вопрос ни мне, ни церкви. Хотя мне и говорили, будто церкви он всё объяснил, однако почему тогда ко мне до последнего дня подходили с расспросами многие верующие, ничего не знавшие ни об этом запрете, ни тем более о его причинах? И лишь однажды я услышал, как пастор ответил маленькой девочке, что меня не пускают за ересь и бесчинство. Тут уж я подошёл к ним и сказал, чтобы он не говорил детям неправду. Ведь предыдущие семь лет я свободно ходил на собрания, несмотря на разногласия с церковью, и никакого нового учения к моменту изгнания не придумал, а также не нарушал благочинность служения. Поэтому попытка объявить причиной этого запрета моё бесчинное поведение или распространение еретического учения являлась лицемерием с целью оправдать беззаконные действия администратора.
По прошествии отмеренного срока всё оставалось по-прежнему. Служители никак не отреагировали на мои демонстрации и посланные им обличительные письма и не предприняли никаких шагов для рассмотрения и разрешения этой проблемы. И тогда в следующее воскресенье я просто прошёл в молитвенный дом, как будто запрета на вход в него для меня нет. К моему удивлению и радости, меня никто не попытался остановить и не сказал ни слова против. Служители молча проигнорировали факт нарушения мной церковной границы и лишь не дали мне принять причастие. И на все последующие служения меня также пускали безо всяких препятствий. Но самое интересное было через три месяца, когда пастор обвинил меня в «стремлении к публичности» и, припомнив мою акцию протеста, заявил: «Тебе никто не запрещал входить в церковь, но ты стоял с плакатом». Вот это финт ушами! Я даже не мог всерьёз отвечать на это обличение по причине его очевидной и беспримерной вздорности. Это было лицемерие похлеще чем в аналогичном случае в предыдущей церкви. И я никак не мог понять, что же такое случилось с пастором: то ли у него неимоверные провалы в памяти, то ли он тронулся рассудком, то ли чудовищно изолгался, что мне казалось невероятным по причине его честности в отношениях со всеми другими людьми. Ну разве можно было за такое короткое время забыть, как он самолично запрещал мне входить в церковь и объяснял прихожанам причины этого? А если запрета не было, то как могло получиться, что он за всё время моего пикетирования церкви не подошёл ко мне или не подослал кого-нибудь сказать, что мне можно пройти на служение? Вот до какой степени криводушия может докатиться верный Богу служитель из-за желания показаться правее человека, с которым он поступил неправедно.
Итак, запрет на вход в церковь благополучно с меня свалился и сменился недопуском к причастию. При этом никакого библейского обоснования пастор не привёл, а лишь сказал мне вслух собрания: «Я не хочу участвовать вместе с тобой». Ну, здесь уже и слепому видна лицеприятность этого беспардонного заявления. Любой здравомыслящий человек мог бы сказать в ответ: «Не хочешь – не участвуй». Согласно церковным правилам (которые пастор сам озвучивал), причастие могли принимать все христиане, крещённые в сознательном возрасте через полное погружение, в том числе и гости из других церквей (естественно, протестантского направления). И поскольку я относился к этой категории и не находился на церковном взыскании, то имел полное право участвовать в Вечере Господней. А теперь мне приходилось приносить на причастие свой кусочек батона и компот, чтобы всё же исполнять постановление Иисуса вместе со всеми членами церкви.
Через три месяца в нашу церковь приехал служитель из соседней области, и я хотел поговорить с ним о моей проблеме с причастием. После собрания я сидел в холле и ожидал, когда он освободится. Но тут ко мне подошёл администратор и сказал, чтобы я вышел на улицу и ждал там. Это ещё один яркий пример неприкрытого лицеприятия, граничащего с издевательством. Ведь в правилах церкви не было прописано требования ожидать аудиенции служителя за дверями молитвенного дома, да и ни в одной общественной организации таких порядков не бывает. И если бы на моём месте сидел президент России, то администратор ни за что не повелел бы ему подождать на улице, хотя правила порядка должны быть одинаковыми для всех людей (в данном случае посторонних). Поэтому очевидно, что служитель просто придрался ко мне под влиянием неприязни.
Я отказался исполнить это требование администратора, сославшись на своё законное право находиться в общественном месте. И тогда он опять попытался силой выставить меня на улицу – схватил меня за куртку и потащил к дверям вместе со стулом, за который я держался. Потом он опрокинул меня на пол, так что я ударился головой о кафель, и затем стал выпихивать за двери. Я упирался и говорил: «У вас нет права применять ко мне насилие, вызовите милицию». Ему не удалось справиться со мной, а проходивший мимо пастор сказал что-то шутливое в ответ на моё предложение. Я вернулся на свой стул, но вскоре продолжавший настаивать на моём уходе администратор вновь вскипел от одного из моих возражений и начал второй раунд, в ходе которого разорвал мою куртку. На помощь ему пришёл другой служитель, и вдвоём они в конце концов вынесли меня на улицу за руки и за ноги (так подростки из первой церкви однажды бросили меня в реку). Итогом их усилий стали мои лёгкие телесные повреждения – несколько ушибов, кровь из пальца и большая шишка на лбу. Поэтому в соответствии с законом действия служителей квалифицируются как «нанесение побоев» и влекут за собой уголовную ответственность – штраф или арест, а при мотиве религиозной ненависти – до двух лет лишения свободы.
Это просто невообразимо: люди, призванные поддерживать в церкви порядок, совершили самое настоящее уголовное преступление, причём на глазах у многих свидетелей – женщин и детей. Как видите, и эта церковь стараниями отдельных верующих превратилась в вертеп разбойников. Судя по всему, беззаконие – это логически неизбежный результат лицеприятия, не остановленного на ранней стадии. Причём в ситуациях со мной совершённые против меня преступления были абсолютно бессмысленными и бесплодными: в первом случае с отнятыми фотографиями у меня остались их копии на компьютере, а во втором я всё равно зашёл в церковь сразу же вслед за администратором, сказав, что он ничего не может мне сделать, – и сел на тот же стул. И всё, больше никто не приставал ко мне и я дождался возможности поговорить с приезжим служителем.
Гость же прежде всего попросил у меня прощения от лица всего братства за действия моих обидчиков. Но что им пользы от высказанного мной прощения, если сами они так и не исповедали свою вину передо мной? Хотя администратор во время этой беседы сидел рядом со мной и слышал порицание в свой адрес, а много месяцев спустя даже повинился перед церковью на вечерней молитве, когда меня не было. Однако мне он не сказал впоследствии ни слова, так что его «раскаяние» было весьма сомнительным и явно не доведённым до конца. А пастор почему-то не предлагал ему и второму служителю примириться со мной и как ни в чём не бывало разрешал им разносить причастие, хотя их руки всё ещё были в моей крови. На мой взгляд, это просто дикость, разве не так?
Что же касается вопроса моего участия в Вечере Господней, то в конце концов я решил его самостоятельно – стал принимать причастие вопреки пасторскому запрету. Он же, видя это, начал добавлять к своей обычной предварительной речи персональную просьбу в мой адрес воздержаться от участия. Но я лишь отрицательно качал головой и всё равно брал хлеб и сок, и служители никак не препятствовали мне, разве что напоминали о словах пастора. Только однажды один из разносящих попытался помешать мне взять стаканчик, в результате чего несколько капель пролилось на пол. Ну, этого я вообще не понимаю, ради чего нужно было доводить дело до такого, тем более что перед этим я уже съел хлеб. Хорошо хоть больше подобных неблаговидных случаев не бывало.
Однако не стоит думать, будто ситуация с причастием пришла в норму – пасторский запрет всё же продолжал оказывать на меня давление. Я никогда не был уверен, что служители не обнесут меня, поэтому на Вечере старался занять место на краю ряда, чтобы за мной оказался хотя бы один из принимающих причастие членов церкви. Если же места рядом со мной занимали прихожане, которые ещё не присоединились к церкви или почему-то воздерживались от причастия, то опасение оказаться обойдённым вынуждало меня пристроиться к какому-либо другому ряду, порой даже на проходе. Ну а если мне вообще не доставалось крайнего места, то я испытывал беспокойство и напряжение до тех пор, пока кто-нибудь из вновь пришедших не садился дальше меня. Поэтому я всё равно очень хотел бы, чтобы пастор отменил свой несуразный запрет, иначе он вполне может услышать однажды Божье осуждение «за то, что вы ложью опечаливаете сердце праведника, которое Я не хотел опечаливать» (Иез.13:22).
Ещё раз пастор «отличился» на молодёжном праздновании в честь 8 марта. К этому дню я сочинил песню для наших сестёр и с согласия молодёжного лидера хотел её спеть. Однако буквально за пару минут до моего выступления приехал пастор и запретил лидеру пускать меня на сцену. И это при том, что сам пастор признавал у меня большой творческий талант и не раз очень высоко оценивал мои песни, даже посвящал их своей жене. Ну и ради чего он лишил девушек удовольствия послушать хорошую песню? Похоже, что только ради своих амбиций он зарубил моё участие в программе, хотя это было разрешено даже неверующим ребятам. Вот вам очередное лицеприятие чистой воды.
А ещё через какое-то время я выложил на своей сетевой странице заметку с анализом двух ошибок из недавней проповеди пастора. И вскоре мне пришло сообщение от молодёжного лидера, где он заявил, что разрывает со мной все отношения и удаляется из списка моих друзей за то, что я «очерняю Божьего служителя». Он даже пригрозил, что будет советовать церковной молодёжи жаловаться на мою страницу, чтобы её заблокировали. В ответ я написал большой комментарий, в котором подверг анализу поступок лидера и обличил его в неправедном поведении, в том числе и в лицеприятии. Ведь если бы я не упомянул конкретно пастора как автора ошибок, то лидер наверняка не стал бы обвинять меня в каких-то там нападках на безымянного проповедника. А его выход из числа моих друзей являлся по сути чистой формальностью, так как если бы он действительно был моим другом, то попытался бы хоть что-нибудь сделать для того, чтобы меня не притесняли семь лет и приняли в члены церкви. Ну и в заключение я прямо обвинил служителей в многочисленных проявлениях лицемерия, написав следующий перечень их криводушия:
«Вы призываете прихожан выбрать себе домашнюю группу по душе, а меня туда не пускаете. Вы заявляете, что все верующие должны быть членами какой-либо поместной церкви, а меня не принимаете. Вы говорите, что каждый христианин должен иметь над собой служителя, а сами отказываетесь быть моими служителями. Вы объявляете, что гости из других церквей могут принимать с вами причастие, а мне тут же запрещаете это. Вы учите, что члены церкви должны во всём поступать в соответствии с Библией, а от меня требуете согласия с вашим извращённым вероучением. На словах вы поощряете тех, кто указывает вам на ваши ошибки, а сами потом называете это очернением, бесчинством и бунтарством. Кто же вы после всего этого, если не лицемеры?»
Ко всем этим видам скрытного лицемерия я хочу добавить ещё один, иногда встречавшийся мне в отдельных церквах. Дело касается так называемого «символа веры» – краткого изложения основных догматов христианства. В разные времена таких символов веры было составлено несколько, и их целью была защита Церкви от различных ересей: человека, не разделяющего все пункты символа веры не считали истинным христианином и не принимали в церковь. Наиболее полным и распространённым является Никео-Царьградский символ веры, на его основе был также составлен гимн «Верую», который поют и в евангельских церквах. И вот некоторые церкви говорят, что придерживаются этого символа веры, и нередко вывешивают его на церковных плакатах, однако при этом немножко извращают его текст в одном месте. В оригинале есть такое заявление: «Исповедуем единое крещение в отпущение грехов», а современные церкви вместо этого обычно пишут: «Веруем в единое крещение, в прощение грехов». Таким образом искажается смысл исходного текста: в нём крещение являлось условием для прощения грехов, а в изменённом варианте прощение уже как бы не связано с крещением. Но в таком случае не надо лицемерно заявлять, будто церковь исповедует Никео-Царьградский символ веры, и писать на плакатах такой заголовок. А вдобавок стоило бы задуматься, правильно ли церковное учение о крещении, если лишь оно одно не соответствует исконному символу веры и не позволило бы нынешним христианам присоединиться к ранней Церкви, успешно разоблачившей многие заблуждения.
С крещением связан и новый пример из моей жизни – образец уже открытого лицемерия. Однажды пастор в своей проповеди на стихи Рим.6:3-4 сказал, что при крещении человек умирает для греха. Поскольку мне он всегда говорил совсем другое, я после служения при авторитетном свидетеле спросил его, когда же человек становится мёртвым для греха. И пастор ответил, что в момент... покаяния. Я в удивлении спросил, почему же он с кафедры заявил, что это происходит во время крещения. Он же ничего мне не ответил, лишь попросил его отпустить – и ушёл. Получилось как в старой песне: «Одни слова для кухонь, другие для улиц», то есть вслух всей церкви пастор говорил нечто ясно вытекающее из библейского текста, а мне сказал иную трактовку из вероучения деноминации. И в одном из этих случаев он, к сожалению, явно лицемерил.
Думаю, встретившихся мне примеров лицеприятия и лицемерия уже вполне достаточно. Я рассказал обо всём этом не для саморекламы и не с целью кого-либо принизить, а только из желания принести пользу Церкви Божией. Пусть мой личный опыт послужит читателям предостережением против религиозной нетерпимости, неправедного осуждения, всякого криводушия и пристрастного отношения к братьям во Христе и вообще ко всем приходящим в церковь людям. А те, кто отстаивает свои искренние убеждения и подвергается за это притеснениям и гонениям, пускай получат от истории моей жизни ободрение, вдохновение и поддержку. Вряд ли кто-либо из них столкнулся с проблемой, не имеющей в моём рассказе соответствующего примера или близкого аналога. Как я уже отмечал, проявления закваски фарисейской встречаются сегодня в самых различных церквах и носят практически одинаковый характер. В принципе это и не удивительно, так как мы живём в последний Лаодикийский период, когда церкви находятся в состоянии духовной слепоты, самодовольства и равнодушия. Но это не значит, что христиане должны мириться с таким положением дел. Мы призваны быть побеждающими (Отк.3:21) и споспешниками истине (3Иоан.8).
ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В поместную церковь пришёл инакомыслящий... Что это – головная боль для служителей или возможность для улучшения церкви? Атака дьявола или Божье благословение? Что делать прихожанам – отталкивать такого как лжебрата, сторониться как неполноценного христианина или всё же принять как равного? От решения этого вопроса зависит ни много ни мало судьба данной церкви – будет ли она творить Божью волю и содействовать исполнению Его планов или пойдёт путём человеческих представлений и станет помехой в распространении Божьего Царства.
В данной ситуации первым делом обнажается проблема заблуждений. Кто-то из двух сторон явно не прав – либо церковь, либо пришелец. Конечно, легче всего посчитать незваного гостя несведущим в истине и не предпринимать никаких серьёзных действий, кроме как предложить ему выбор: согласиться с учением церкви или уйти «в свободный поиск». Но это в любом случае никуда не годный вариант, ведь нельзя оставлять человека в плену заблуждений и не постараться помочь ему познать истину. А кроме того стоит помнить, что во Вселенской Церкви заблуждения существуют издавна и потому могут оказаться в учении любой нынешней церкви. Каким же образом Бог будет избавлять её от них? Разве Он сможет сделать это через тех людей, которые во всём согласны с вероучением церкви? Разумеется нет. Совершенно очевидно, что очищение церкви от заблуждений может прийти только через инакомыслящих – либо пришельцев со стороны, либо членов церкви, переменивших свои взгляды. Поэтому когда в церкви появляются такие люди, то остальные прихожане и в первую очередь служители должны серьёзно и вдумчиво отнестись к данной ситуации, не исключая вероятности того, что Бог желает освободить церковь от каких-то ложных доктрин.
В идеале возможны лишь два праведных варианта развития событий:
1) Служители беседуют с пришельцем, выясняют сущность его убеждений, доказывают по Библии их ошибочность, объясняют ему свою точку зрения, подкрепляя её ясными текстами Писания, в результате чего он осознаёт свои заблуждения, соглашается с учением церкви, и его принимают в её члены.
2) В ходе бесед служители оказываются не в состоянии опровергнуть взгляды пришельца и доказать своё учение, но наоборот, он убедительно обличает их в уклонении от Библии, разбивая все их доводы и ставя вопросы, на которые они не могут дать приемлемые обоснованные Писанием ответы. В итоге служители признают его правоту, вносят поправки в церковное вероучение и рассказывают прихожанам об этих изменениях, а пришелец, естественно, также становится членом церкви.
Так бы всё и происходило, если бы все христиане были мудрыми и честными. Реальность же, увы, весьма далека от этого идеала, поэтому афоризм «в споре рождается истина» редко исполняется на деле. Например, может получиться, что ни одна из сторон не смогла представить убедительных доводов в пользу своей точки зрения и все остались при своём мнении. Это ещё нормальный вариант, но нередко случается и другое: кто-то осознаёт слабость своей позиции, однако не соглашается с оппонентом из каких-либо недостойных побуждений – стремления оправдать свои поступки, желания не уронить свой авторитет, опасения навлечь на себя неприятности, боязни перемен и т.п. И более склонны впасть в такое искушение не пришельцы, а уважаемые церковью служители.
Как бы там ни было, споры с пришельцем и существование разногласий могут продолжаться неопределённо длительное время. И тогда на передний план выступает проблема разделений. Что делать служителям – держать пришельца в стороне от церкви до достижения единомыслия или же принять его в члены церкви невзирая на различия в убеждениях? Если следовать Писанию, то тут нечего и раздумывать – христиане должны принимать в свою среду всех, кого принял Господь: «принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию» (Рим.15:7). Поэтому служителям достаточно убедиться, что пришелец верует в Евангелие и не пребывает в грехах, наказанием за которые является отлучение (1Кор.5:11). И если не обнаружится явных доказательств его неверия или нечестия, то служители и все члены церкви просто обязаны пред Богом принять такового как полноправного брата во Христе.
На следующем этапе после официального приёма пришельца в члены церкви (а зачастую ещё до разрешения данного вопроса) возникает третья проблема – лицеприятия. Она связана с прерогативой служителей допускать прихожан к какому-либо публичному служению. Естественным основанием для этого являются дары и способности христиан, указывающие на их призвание от Бога. И долг служителей – помочь всем верующим состояться в их предназначении. Поэтому если пришелец наделён какими-нибудь талантами и может хорошо выполнять какое-то полезное для созидания церкви дело, то служители должны предоставить ему равную с другими прихожанами возможность заниматься этим служением. Имеет он певческий талант – разрешите ему петь, наделён даром благовестника – используйте его в евангелизациях, хорошо объясняет Писание – пустите его проповедовать. В последнем случае можно договориться с ним, чтобы он не излагал с кафедры того, что противоречит вероучению церкви. Однако нельзя запрещать ему высказывать свою точку зрения в личных беседах с любыми приходящими в церковь людьми – это не только его законное право человека, но и прямой долг христианина перед Богом, как написано: «будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчёта в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1Пет.3:15).
При всём этом не следует оставлять попыток достичь единомыслия в учении. Для этого пастор и служители должны использовать все доступные способы:
– исследовать Писание совместно с инакомыслящим;
– предоставить ему учительные книги, разъясняющие точку зрения церкви;
– составить критический анализ литературы, где изложены его взгляды;
– подключить к беседам других членов церкви, разбирающихся в Библии;
– призвать на помощь служителей из других церквей;
– сообщить о проблеме вышестоящим служителям деноминации;
– ходатайствовать о рассмотрении разногласий на общем братском съезде с обязательным участием инакомыслящего (и его идейных учителей).
А что могут делать простые прихожане? Ну, хотя бы по-братски общаться с инакомыслящим, ходатайствовать за него перед служителями, протестовать против притеснений в его адрес, не позволять его делу заглохнуть нерешённым, а также участвовать в перечисленных выше действиях. Лишь активная позиция христиан в стремлении к истине способна помочь очищению и предохранению церкви от этих трёх зол – заблуждений, разделений и закваски фарисейской (сокращённо ЗАРАЗА). Да будет Церковь Божия столпом и утверждением истины во всех вопросах христианского учения и практики. Аминь.